Память о блокаде

В блокаду было мне шесть лет.
Оставила Блокада жуткий след!
Я помню ясно это время,
В душе осталось до сих пор то семя.

И породило ужас навсегда!
Ужасные военные года…
Этаж я помню пятый четко.
А также – в платке тетку…
Что рядом с нами там жила.
И память страшная о ней жива.
И сына её, мальчика лет десяти.
Пересекались наши с ним пути.

Он надо мною шефство взял!
Когда одна была, он помогал!
А бабушка в очередях стояла.
…А долю хлеба – уменьшали…
А мать на службе на военной занята.
Беду переживала вся страна.
А я – одна дома лежала…
Вернется ли бабуся, я не знала…

Дежурство Славик вел на крыше.
А тетка зыркала, как мышка,
С покойников, снимая все подряд..
И не стеснялась тех ребят,
Дежурство что вели, её же и спасая.
О жизни о своей, конечно, забывая.
Работала та тетка Управдомом.
Ходила по квартирам и по дому.

Была сыта всегда, бодра…
И посещала тех, кто жив был лишь вчера…
И вещи их к себе сносила
Полна уже была ее квартира.
Но мало ей! Еще хотела.
И – драгоценности имела,
Тащила и картины, и – рояль!
Жестоко-твердою была, как сталь.

Все вещи, ценность, что имели,
Уж перебраться к ней сумели.
О Сыне не вспоминала.
Самостоятелен он, - знала!
Не по годам дети взрослели.
Отдать были готовы все, что имели.
Ответственность на них лежала.
И старым, немощным и малым детям помогали.

Налет немецкий был однажды.
И Славик забежал к нам дважды.
А бабушка еще домой не возвращалась.
И сердце болью у меня сжималось.
–Или кусочек хлебца принесет?
Или – не дойдет, сама умрет…
Но Славик меня успокоил,
И сам на редкость был он стоек.

И тут снаряд попал в соседнюю квартиру.
Камин наш развалился, и увидела в стене я дыру.
Стены, почти что нет! Там до обстрела был сосед:
Хороший, добрый старый дед!
Остались от него лишь ноги….
А – дальше голова торчала на пороге…
С остекленевшими глазами. – Где же были Боги?

И жутко стало мне от той картины…
А мне осколок повредил ботинок.
Нога почти не пострадала.
Перевязал ее мне Слава.
И – улица в дыре виднелась ясно.
А в небе солнце уж почти погасло.
И – след крови на снегу…
А я лежу и не пойму…

Покойников тогда по улицам везли,
Зашитых в белые простынки.
И трупы собирали до зари,
Не справить было нам по ним поминки.
В Неву бросали. И там могила их!
Хотя б спасти еще живых!
…А бабушки все нет! Я знала, что умру!
НО бабушка пришла к утру.

Три ночи и три дня за хлебом простояла.
И, наконец, пришла! Но принесла так мало…
И – холод лютый на дворе! Ведь стенки нет!
Принес мне Славик старый плед,
Два одеяла и– матрац! Накрыл меня.
… А голова – как из огня…
Но выжила все ж я тогда!
И помню Славика всегда!

Убит от взрыва бомбы был!
Других спасал, себя забыл.
Фугаску не успел столкнуть он вниз.
Та зацепилась за карниз.
И взрыв потряс весь дом.
И он погиб при взрыве том.
… А тетка смерти сына не заметила.
Жилье и шмотки продавала. Была весела.

Мы в бомбоубежище переселились.
До лета там и приютились.
А там пошла трава, крапива…
И жить стало не так тоскливо.
Варили суп! Немного ожили…
Хотя мы с мертвецами были схожими.
Но все ж – живые! Солнце в жизни помогает!
Ведь вся природа оживает!

Юлия Шенкман.