Кладбище смыслов

Гоголева «Шинель» - это кладбище смыслов,
на котором никто не решился спраздновать «воскресение мертвых».
Слишком трогателен и запределен Акакий Акакиевич,
чтобы увидеть в нем «царственный» лик.
Ни ранний Розанов, идеалист и проныра,
ни хитроумный Набоков, разыгравший читателя «таинственным мстителем»,
разгневанным духом, срывающим шинели с ночных прохожих,
не увидели в Башмачкине ничего, кроме «моралистики-мистики-игры».
Несколько зим назад, посмотрев матерьялы Норштейна
и удивясь убожливости замысла –
а представал Акакий Акакиевич все тем же «зародышем»,
коий как только родился насильственно в мир,
так и помер, став не то душиком, не то укорливым,
плаксивым личиком, напоминающим людям
о той немудреной истине, что «жить на свете плёхо и одиноко» -
подумал я, что не худо бы, вникнув духом в «Шинель»,
перечесть ее еще раз после детства.
И меня унесло. В результате родился текст
«Сны Акакия Акакиевича», где из обмолвок,
намеков, редких ремарок автора
на меня поплыли те самые «сны», и я их увидел:
«Так вполне могло быть».
Наверное, начать стоит именно с них
и уже потом подойти к главному озарению:
я вдруг увидел в образе Акакия Акакиевича
точный список самого Николая Второго.
И, если предсуществование душ, да и самого Оригена,
явственно об этом учившего,
предали отлучению на Пятом Вселенском Соборе,
то предузнание облика, характера и судьбы
имеющих родиться в будущем
исторических и прочих деятелей
писателями, художниками и поэтами
вроде бы, никто
и никогда анафеме не предавал…

30.4.09