Государыня Елизавета 5

Дело в мягком подбое для слов и времён,
Здесь наяривать глупо.
Маркитантская скорбь абордажных знамён —
Только саван остывшего трупа
И услада для душ, остающихся вне
Домовины по сходной цене.

Триколор или тот же андреевский крест —
Сумасбродство эпохи,
Племенная проказа насиженных мест,
Оголтелые страсти и боги.
Патриот патриоту всегда визави
Дележа от щедрот на крови.

Всё имеет конечную плотность строки,
Завещание точки.
Уходящие в бой на закланье полки
Будут выбиты поодиночке,
Возвращая в исходную плоскость объём
И в слепое ничто окоём.

Диалектика формы — естественный фон
Хода замкнутых стрелок.
На святых Dolorosa бушует неон,
Невозможный для адских горелок.
Нас спекут в термоядерных взрывах зари,
Не спросив: где твои снегири?

Не приходится больше рассчитывать тьму
На исход или позже,
Но швырять валуны всё равно одному,
Равно, как и выделывать кожи
Всех потерянных при Фермопилах судьбы
И для них же мастырить гробы.

Ах, дубы мои, сосны, в дугу и в тую,
Лесосплавщики-годы!
Только щепы набралось с Голгофу твою,
А глазета — на два парохода.
И всё радостней жить, разгоняя часы
До причастия точки росы.

Был бы клёш, прошагал бы, смещая акцент
С импозантности денди
До фиглярства пирата немых кинолент,
Подогретого крепостью бренди
Или рома с Ямайки, из недорогих
Подавителей мыслей благих.

Biarritz, Биарриц... Но в двенадцатом сне
Город смерти пророков.
И всё ближе они подступают ко мне,
Прирастая кликушей сорокой,
На хвосте у которой блаженный Егор
(И.о. Бога) сверстал приговор

Или весть всеблагую заблудшей овце,
Персоналии чуда,
С разъяснением истин, пусть в самом конце:
Что мы есть, кто, куда и откуда,
И что самое важное — смысл-то был в чём,
Если бог и душа ни при чём?

Вот такой парадокс, то ли Пушкина друг,
То ли деверь Эйнштейна,
С относительной вечностью встреч и разлук,
Жизнь, по ходу, одна и смертельна,
Независимо от волхвований жреца,
Подловившего Вас на живца,

Вроде глупой надежды на жизнь, после Вас,
Вне вот этого тела,
Будто бренное тело — тюрьма Алькатрас
Для души, что свой срок отсидела
В скорлупе, в оболочке; та — есть ерунда
И запчасть для Страстного суда.

Нет, не страшного, здесь всё гораздо страшней,
Чем рассказки поэта,
Да ещё с этой памятью вечной о ней,
О тебе, Донна Елизавета.
Да у каждого в памяти дремлет фантом,
Чтобы было молиться о ком.

Что начертано ручкой, уже не сгорит
В этом хаосе песен.
Но у каждого свой дорогой кондуит
И чужой ему не интересен.
Восприятие чувства иного тепла
На осколках души, как стекла,

Невозможно по нынешним нормам тоски
Разобщённости века.
Никому, вхолостую горят светляки —
Не дождавшиеся человека —
Человеческие же светильники, бра,
Воспалённые с позавчера.

О каких возвращеньях молчат алтари,
Секунданты успеха?
А куда улетели твои снегири,
Государыня, люди и эхо?..
На прощённых скрижалях заветное: Лги!
С наставлением: Помни долги!

Не блажи, не бла-жи... Кто-то будет всегда
Богом и Беатриче,
И у каждого года свои холода
И законы волхвов и циничек,
Утвердивших начальную сущность вины
От рождения до седины.

Ибо, ты сам-один есть на этой земле,
Землепашец-добытчик,
А обязан сам-три, чтобы сдохнуть в шале
Первым, тут уж без всяких кавычек,
Воспитав, посадив и отдав подлецам-
Бюрократам сам-треть и жрецам.

Здесь о гендерном равенстве кто-то шумит
И стучит каблучками.
Уступить вам дорогу под мёрзлый гранит —
Нет, увольте, мы сами с усами.
Молодые, красивые вдовы на час —
Ради Вас всё, мадам, ради Вас...

Ветер южных широт окончательно сник,
Холодает. Паскудно.
Дождь нахально целует аж за воротник,
А на площади спрятаться трудно.
Так и мокнем, две статуи: я и вождя
Под косой пеленою дождя.

В этом городе роз — помнишь? — снова весна,
Время солнца и неги,
Или нежности новой к другой, но она
(Да хранят её все обереги!)
Никогда не узнает. Я так постою
И опять возвращусь в колею.

Всё устроится как-то, довольно легко,
Без излишнего стресса.
И амур, и убийца пульнут в «молоко»
Свои дротики, бомбы и мессы.
Мы отпляшем ещё и за наши грехи,
И, куда же без них? – за долги

Боса-нову и южное танго-марти
На террасах у моря,
В лёгком флёре муссона и нотках Коти,
Символичных, как плёс аллегорий
Самых лучших стихов, что напишем не мы
В окружении русской зимы...

Я однажды расстанусь с тобой, но когда?
Окончательно, Лизка.
Может, девочка Мира и Мира-звезда,
И букет неживой тамариска,
И, наверное, ты, что-то скажете мне,
Потому что... зачем-то... зане...
11,15 мая 2012