Пир во время чумы

Глубокий сон, морок, кошмар, что наваждение
Опутывает сетью душ людских, ревёт и мечет,
Ширится в весь мир, всё заслоняет, пеной с уст пылит,
Пудовым кулаком о грудь охватом с горизонт со звоном долбит,
Глазами яростно испепеляет всех.
Чрез земли мёртвые рекою люди льются
В лохмотьях, в голоде, иссохшие, в грязи,
С детьми, и стариками, взор проплакав,
В мольбе все руки изломав и поседев.
С плетьми из кожи в серебре и в злате погонщики бескрайних рек людских.
Чрез сотни лет, чрез тысяч километров
В одной упряжке, в острых кандалах, с шипами, что впиваются под кожу,
Всё проклиная, тащут за собою великий замок из костей живых.
Где вечно пир, и празднество сверкает, лучится миллионами огней.
Из самых верхних окон холодно взирает, на этот всё бесцветный глаз один.
И нет конца безумной вакханалье, рабы рабов рождают средь помоев.
И слепы все, и радостно вкушают, с корыт сколоченных невольную рукою.
Чрез каждый голос, каждый дикий вой, яд проникает в души, в печень, в сердце
Потоком ненависти всех людей ко всем...
Вы сумасшедшие, утратившие злато себя самих, но бесконечен день,
Нет времени, нет смерти и страданий. Все декорации в мгновенье возникают
И опадает в пустоту бездушный тлен
Мы Боги древние, мы дети, что играют, в своё безумье.
Иллюзорен плен. Мы дирижёр, мы сценарист, актёры,
Мы альфам и омега тоже мы.
А из окна, что холодно взирает,
Взираешь ты, уснув собой другим.