Тверская

Чистая, светлая, дивная,
Идола
Ты для меня равносильная пламени,
Девочка с фиолетовым знаменем
На арках ночных мегаполиса
В объятиях Пушкина с Лермонтовым
Как МКАДа коричневым поясом
С точкою синею первою;
С огнями, горящими пламенем
Глаз поэта бродячего,
Стоящего
У прошлого и настоящего,
С грошами в руках за творение
Из снов чужих
Стихотворения.
Девочка в шахматных партиях,
Но шахмат совсем не любящая,
И в неведенья рельсовых мантиях
По проспекту Тверскому скользящая
Как в воротах меж этим и тамошним
В километры мои расстояния
От скандала
До покаяния
В золоте холода млечного
Осени бега игрального,
На крыльце филологии здания,
Дождем омытого, вечного
На фоне обросшего в черное
И девочки с книгами белыми,
Временем ждущим истертые,
Жаждущим плакать по телу их;
Жаждущим выдвинуть знаменем
В руках музыканта Арбатского
Локтей профессорских лацканы
Студентам своим в подаяние,
Студентам своим в растерзание
Гомера дающего слепости;
Знающего
Их возлияния,
Лишающие детской верности
Дому. Так дождь разливается
По рельсам трамвайным, и катится,
Долгий, как каракатица,
Мимо вокзала по площади
В Юго-восточной направленности
По циферблату,- ах, точны бы!-
Парковых душными пряностями,
В парк впадая Измайловский,
Становясь подобием шарфа той
Девочки с тайной слезой,
Но дикого зверя в поверхности
Отношений на расстоянии,
Учитывающих чувство верности
И ласк неземных подаяния;
Девочки с синими ногтями
И черной подводкой для глаз,
С помеченными лацканами локтями
И очками,- заметны в анфас,
Как заметны терзания в трубку лишь
Эхом придуманной партии
Измен под тончайшею мантией
Пастели в постельных тонах,-
Такой и прохладной, и праведной,
Как ветер в Сокольниках утренних;
В изгибе линии маленькой
Улыбки, вчера еще пудренной,
Девочки, верной до ужаса,
Но забывающей прошлое,
В землю корнями проросшее
Через рассветы общажные,
Через игры полночные
И книги карманные,
Спряжные
С тем, что читать их и проще же,
И чтить и уместней, и ласковей
На привокзальной площади
Со справками, словно подвязками
К тому, что, за пять лет учения,
Обложенных книгами разными,
Глаза перестанут быть красными
От полного истощения,
И слезы покажутся глупостью,
Случавшейся в комнатах маленьких
В дали от подружек лукавеньких
И жаждущих ночи без сна
Всех тех, кто по осени кружится
В растерзанных душ этих лужицах,
Посеяв три доли зерна,
Одно из которых – сознание
Свободы полнейшей от робости;
Второе – неистовой гордости
В неистовых тел истязании;
А третье – сознание нагости
Прекрасного тела под лампочкой
И чьи-то легкие тапочки,
Одетые в пристальной наглости
Растерзать все, что было их собственностью;
Совершить нападенье на собственность;
И жить, ощущая их родственность
С своей опрокинутой гордостью.
Так девочка, в шарфе из белого
И черного, кружится, катится
В ритме танго несмелого
К тому, кто однажды поплатится
За честность и буйность любовную,
Которая идолом свалится
На душу бездонно-бездомную,
Отделив воду от окислителя
Сердца, горящего пламенем,
Подобным девочки с знаменем
Тайного
Небожителя.