ПИИТ

Опять зарубкой на стакане,
на самой "машкиной" на грани,
там, где оставлен поясок,
не знаю кем, но видит Бог
не даром он оставлен там
и отмеряет двести грамм,
так строго, что не надерёшь
друзей своих и не нальёшь
чуть меньше. Зорок глаз у них,
нальёшь поменьше и слетишь
с высокой должности раздачи,
да с синяком ещё впридачу.
Так вот, на этом пояске,
зарубкой ногтя, не в тоске,
а в кураже паров хмельных
я ставлю точку на ночных,
безумных грёзах... Пью до дна
стакан игристого вина.
И хоть обратный ход дало
вина хмельное тожество,
его с блаженством поглощаю
и маму тут же вспоминаю,
да не свою - чужую мать,
пытаясь пойло затолкать
в желудок порченный селёдкой,
да обработанный той водкой,
что с ацетоном вперемешку
налил в бутыль барыга... Спешка ль,
иль жажда верх взяла - не знаю...
Наивность - так я полагаю!
Ну впрочем дело здесь не в этом.
Ночные грёзы в мной воспетом
сонете,- вот о чём тут я.
Зарубкой ногтя колея
святого чувства притупилась
и муза, где-то, в дымке, скрылась...
Давлюсь "семёрками" в стакане.
Борюсь с портвейном... На татами
такой борьбы не видел с роду.
Не пьянства ради, а в угоду,
какой-то прихоти... Не я,
а кто-то там, внутри меня
лишает воли... Мать твою!
Опять я пойло это пью.
Как воду лью в себя его,
забыв зачем и для чего
рождён на свете человек.
Вам всё смешки, а мне вовек
не видеть музы дорогой.
Да что ж я право! Ой-ёй-ёй!
Какие чувства посетили!
Сентиментален стал, не в стиле ль
Шекспира эти выкрутасы
здесь вывожу? Не мимо ль кассы
промчался в поисках чего-то...

Расфилософствовался что-то.

Мдаааа, многословием замучил
наверно вас. Уже наскучил
мой слоган костноязыкатый.
Ну что ж, засуньте в ухи ваты,
что б не вникать в дурные мысли.
Меня пытались тут зачислить
в враги народа. Так и быть -
не стану никого винить...
Вновь отступление от темы.
Зачем мне эти перемены?
Зачем скачу туда-сюда,
как безрассудная блоха?
О музе я хотел сказать.
О музе непрестало лгать.
Она крылатая не станет
терпеть обман и больно ранит
своим уходом... Как обычно
о ней мы говорим прилично.
Коль есть она, то свет в окошко
льёт лучики, сверкает брошкой
на пробке терпкого вина.
Она, признаться всем нужна.
Не для того, что б голосить
и на луну надсадно выть,
стихами мерзость называя,
а для того, что б не зевая
прекрасной рифмою слагать
поэмы... Вот едрёна мать,
какая мысля посетила.
А говорят, что в мысле сила.
За это надо выпить срочно,
хоть тяга к зелью и порочна.
По"машкин" поясок налив,
вкушаю я аперетив.
Блажен кто верует, кто в силе
держать себя во трезвом стиле.
Кто мудрость познаёт не спьяну
и не подвержен кто изъяну
хмельных паров... Ночные грёзы
я удаляю, как занозы...
А муза... Господи, прости.
С похмелья лучше лопать щи.

Как много слов во мне возникло
под возлиянием... Притихла
седая ночь. Бутыль пуста.
Пора бы мне в объятья сна.
Морфея, если поэтично.
В моём сознании лиричном
рождается, не рифма - нет,
к ней я привил иммунитет
совокуплением с хмелящим,
к себе настойчиво манящим,
дурманящим любого кстати,
портвейном... Двигаюсь к кровати
пытаясь скинуть на ходу
и обувь и одежду всю...
Так вот, рождается в сознании
мысля о новом возлиянии.
Какая тут простите муза?
Я до пролива Лаперуза
готов дойти... До Магадана
готов слетать из за стакана
нектара этого... Поэт!
Поэт во мне давненько свет
повыключал везде и в сад
отправил зябнувших зевак,
пусть там послушают сонеты,
пичугам сыплют комплименты.
Они, пичуги, славно так
про всё поют, а здесь антракт
и занавес давно упал...

Короче так - окончен бал!

Зарубкой ногтя колея
святого чувства притупилась
и муза, где-то, в дымке, скрылась...