Зеркало века.

Грозный век, отразившийся в памяти
Поколения, как в зеркалах –
Разобраться бы в заверти, замяти –
Людях, датах, событьях, делах.
Может, к десятилетию каждому
Обернуться на несколько строк,
Чтоб увидели, правды возжаждав, мы
В чем он был – его миф иль урок.

Нулевые.

Викторианская эпоха отошла,
Но в мирном воздухе висит, как запах роз,
Взлетели братья Райт, но мысль не пришла
Покуда в голову ничью про бомбовоз,
И дум властители –Марк Твен и Лев Толстой -
Покуда живы, и новинкою – кино,
И как позднее кто-то вспомнит про застой
И умилится – это вспомнить суждено.

Десятые.

Век двадцатый лишь тут начинается
Бесконечной Великой Войной,
По траншеям пехота валяется,
Под снарядом уйдет в перегной,
И в пустые дома возвращение
Ампутацией меченых туш
Балерин оттеняет вращение
И тоску очарованных душ.

Двадцатые.

Проба пера. Модернизм ищет пути
На киноэкраны и музейные стены,
Одно поколение хочет себя найти,
Другое – сходит с исторической сцены.
Молодежь на корте перебрасывается мячом,
В подворотнях Мюнхена тихо копится злоба,
И безумный Гарин пишет по стали лучом:
“Проба пера. Проба пера. Проба.”

Тридцатые.

Из голов переживших депрессию
Все мечты на экраны ушли,
Лига Наций собралась на сессию,
Размышляя о судьбах Земли.
Говорите – чего еще больше-то
Остается до взмаха меча
Что вначале расправится с Польшей –до
Всех грядущих забав палача.


Сороковые.

Работа для мужчин – стрелять и убивать,
И ей тогда пришлось заняться миллионам,
Остались где-то мать, уют, жена, кровать-
На фронте жизнь шла по фронтовым законам.
Хотя бы знаем мы, благодарить кого
За то, что из печей наш пепел не тянулся,
И тех, кто Бомбу сплел почти из ничего,
Чтобы от бездны мир повторно отшатнулся.

Пятидесятые.

Перенесшее ад поколение
Открывает экран голубой
Для себя, и цветет потребление,
И детишек рожают гурьбой.
Расцветает над бомбоубежищем
Клумба, радует взоры балет…
Для скольких это станет прибежищем
Драгоценных для памяти лет.

Шестидесятые

Дети цветов, что пытались вы принести
Миру – любовь, надежду, дурман, покой?
Все-таки что-то смогло потом прорасти,
Если остался мир после вас – не такой,
Каким хотели видеть его старики,
Каким привыкли видеть его отцы.
Все мы теперь на другой стороне реки
Времени, старым баржам отдав концы.

Семидесятые.

Расцветавших надежд пятилетие-
“Глянь-ка, в небе –“Союз-Апполон!”
Слилось в переговоров бесцветие
И афганский капкан за углом.
Но пружины какие-то тайные
Человечество все же влекли
В те грядущие, необычайные,
Переломные годы Земли.

Восьмидесятые.

Сколько нужно было сбитых самолетов
И команд на предпоследнюю атаку,
Чтобы сдвинулось в умах в итоге что-то,
Чтоб понять, что свет и вправду лучше мрака.
И над шкурою убитого медведя,
Над поверженной берлинскою стеною
Повстречались настороженно соседи,
Что друг друга обходили стороною.


Девяностые.

Растворились врата интернетные,
Затянули счастливцев в трубу,
И реляции мира победные
Прозвучали с высоких трибун
Под покуда стоявшими башнями
Над Гудзоном, да и над Москвой:
Век двадцатый, страстями вчерашними
Нас пугавший – век кончился твой…

Эпилог.

Тяжки были пути наши – но легки
Списки добрых о прошлом вестей.
Отыграли мы в крестики-нолики
С этим веком жестоких страстей.
Вслед нам крикнет: -“Несите свой крест, ноли,
До последних пределов Земли!”
Зеркала нашей памяти треснули –
И осколки в сердца нам вошли.