”Пижма”

По следам одной легенды

Жил-был первопроходец русский,
Любитель северных широт.
По имени его – Челюскин
Был назван мыс и пароход.

Мыс до сих пор в порядке, Вот он,
Хранится в холоде давно,
А пароход в тридцать четвёртом
Пробитый льдом ушёл на дно.

Но люди спасены и грузы,
Подмога мчит с Большой земли.
«Герой Советского Союза» -
Тогда же звание ввели.

Газеты, книги, киноленты
Те яркие воспели дни...
Но истины, как и легенды,
Сюрпризам каверзным сродни.

А сзади без оваций пышных
Плелась во тьме полярных дней
«Челюскину» в кильватер «Пижма»,
И зэков тыщи две на ней.

Священники, рецидивисты,
Троцкисты, люди из мещан
И радиоспециалисты –
Их рвеньем Коминтерн вещал.

В стальных решётчатых пеналах,
Внимая скрипу льдин о борт,
Не ведали они, что ждал их
Заснеженный чукотский порт.



А дальше – рудник оловянный,
Забоев пыльных тупики...
Но ледокола к каравану
Не выслали большевики.

«Челюскин» тонет льдом расплющен,
И «Пижме» льдину не взломать.
Тут из Москвы приказ был спущен:
- Взорвать с людьми, в такую мать!

Кандыба, командир конвоя,
С бойцами средь февральской мглы
Заряды, те, что для забоя,
На «Пижме» заложил в углы.

Бикфордов шнур зажжён и – к чёрту!
Чекистам плакать не к лицу.
В Москве – награды, круг почёта
Вдоль по Садовому кольцу.

Конвой и Шмидт, и пассажиры
«Челюскина»
домой летят.
Почти здоровы, в общем живы,
Не до утопших работяг.

Однако же, осечка вышла, -
Заряды взорвались не все,
И с медленно тонувшей «Пижмы»
Спаслось народу сотен семь.

Долой от полыньи смертельной
Они бежали кто куда.
И лишь радисты Коминтерна
Тянуть остались провода.

От пижминской радиорубки
Детали с треском оторвав,
Металлом обжигали руки
И смастерили телеграф.


-Крути динаму!» И морзянка
Даётся из последних сил:
На льдине холодно и зябко.
Лети, Америка, спаси!..

И нёсся шопот благодарный
В больничной белой тишине
К той авиации полярной,
В чужой, но доброй стороне.

Да, шопот, только шопот, ибо
Мертвы для родины они.
Расстрелян был «герой» Кандыба
Во избежанье болтовни...

Звонить в Россию стало просто
Лишь в перестроечные дни:
-Я твой отец, мне девяносто.
Не верь, всё врали вам они...

Я, вспомнив прошлого детали,
Подумал, что в свои года
И мы в Америку взлетали,
Дав позывной, хоть не со льда.