У заброшенной реки

Как-то утром на поляне
У заброшенной реки
Средь высокого бурьяна
Появились стебельки.

Их могла ещё вначале
Ненароком съесть овца.
Но они росли, крепчали,
Превращаясь в деревца.

Миновала и угроза
Быть костром для горожан.
Первой выросла Берёза.
Уж потом расцвёл Каштан.

Иногда они шептались
С дуновеньем ветерка,
То листвой чуть-чуть касались,
Ветви гладили слегка.

Через пару лет обнялись.
Говорили о любви,
В своей верности поклялись,
И цвели, цвели, цвели!

Жили рядом душа в душу.
Верен был он ей одной.
Вместе выдержали стужу,
Ветер, дождь, палящий зной.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Дрогнули однажды кроны,
И раздался жуткий скрип.
Вверх поднялись все вороны,
Издавая дикий крик.

Так, раскинув свои ветки
В растопыренный капкан,
О берёзовые ветви
Тёр безжалостно Каштан.

Три ствола его толстели
Не по дням, а по часам!
Её стоны прочь летели,
Вторя птичьим голосам.

И заплакала Берёза,
Стало ей невмоготу –
Хуже всякого мороза
Ветви близкого в боку!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Что бы с ними приключилось?
Как терпела б она боль?
Неизвестно. Так случилось,
Что подкрался к ним огонь.

Опалил он куст прибрежный,
Спал немного у реки,
С новой силой, жаром прежним
Взялся жечь их стебельки.

И не плакала Берёза,
А рыдала, гнулся стан.
Нет листвы, иссякли слёзы.
Весь обуглился Каштан!

Спас их жизни дождь внезапный,
Ливнем пал – огонь угас.
Над поляною несчастной
Дыма едкого лишь власть.

Стал Каштан к земле крениться
И чуть было не упал.
Но Берёза чёрной спицей
Поддержала свой Каштан.

Так стоят они доселе
У заброшенной реки,
И хотя не в прежнем теле,
Но пока что – не пеньки!