Дядя Ваня

Ах, дядя Ваня, дядя Ваня!
Меня из прошлого покличь.
Тридцатилетний дядя.
Ваня.
Моряк. Потомственный москвич.

Лежат на полке клёши-брюки.
Тельняшка.
Боцманский свисток.
У самого -- как ноги,
руки,
поскольку служат вместо ног.

Но он печалится не очень.
Иной гораздо б чаще мог.
-- Что занесло тебя в Сорочинск?
-- А, вишь, нельзя в Москву.
Без ног…

Сто грамм по-русски выпить любит.
А кто не любит? Эхе-хе-э!..
Татуировка «Что нас губит» --
синеет на одной руке.
А на другой, конечно, якорь.
Военный якорь –
со звездой.
И, видя это, знает всякий –
пред ним
боец с передовой.
Хлебнувший соли.
Ветра.
Горя.
Вцепившись в леденящий трос
над гребнем Баренцева моря,
он нам,
сюда
Победу нёс.
А сколько там нашло могилу!..
Ему известно одному,
как их не водка погубила –
торпеда
с лодки типа «U».


И тётя Шура по секрету:
-- Ой, бабы, раньше-т как орал!
Во сне. Всю ночь.
Почти до света.
Всё больше матом,
да «Аврал!»

Кивали тётки головой,
смотря с сочувствием и смыслом.
Им в такт качались коромысла
и вёдра с ледяной водой.

Я только вышел из ворот,
гляжу – у дома дяди Вани
разнокалиберный народ.
Ну, прямо майское гулянье!

Проткнулся между взрослых тел –
и обалдел:
вот это сказки! –
дядь-Ваня царственно сидел
в новёхонькой мотоколяске.

Нахмурясь, книжку изучал
под говор и обрывки смеха.
Нажал на что-то невзначай –
и, тарахтя, вперёд поехал.

Мы было кинулись –
да нет!
Куда за техникой угнаться!
А он вильнул --
и сполз в кювет.
И начал быстро наклоняться.

Я, добежав, увидел сам,
как завалился он на спину,
и как, задрав три колеса,
упала на него машина.

Купаясь в солнечных лучах,
катили технику накатом.
А следом на чужих плечах
катил Иван, ругаясь матом.

Коляску битую во двор
соседи дружно затащили –
и про оказию с тех пор
навеки, кажется, забыли.

Но вот в один из выходных
раздался в воздухе прохладном
и запах газов выхлопных,
и аппарата рёв надсадный.

Понабежали мужики
и увидали в изумленье:
летит дядь-Ваня вопреки
всему земному притяженью.

Он на пределе совершает
за пируэтом пируэт.
А тут пари уж заключают –
перевернётся или нет –
среди соседей и знакомых…
Но он спираль ещё загнул.
Остановился возле дома –
и тут же накрепко заснул.

Отныне вся округа знала:
коль на коляске держит путь
наш «краснофлотец, крепкий малый» --
то, значит, принял он «на грудь».

И, если мимо проезжает,
бывало, всяк ему кричит:
-- А скорость у неё какая?
-- А сколько выпьешь! – говорит.