16+
Лайт-версия сайта

Грации и грешники

Литература / Стихи / Грации и грешники
Просмотр работы:
02 декабря ’2020   19:51
Просмотров: 7401

Александр Шмонин


Грации и грешники




Москва
2020












Автор,дети,Сваслейка,велосипед






***

Люблю я тёплый летний вечер
В деревне маленькой моей,
Когда, мой друг, с тобой бывало
Мы оставались средь полей.

Люблю с тобой лесной дорогой,
Люблю тропинкой полевой.
И где бы только не бывал я,
Всегда и всюду ты со мной.

Люблю, когда восторг и вечность
Уже сливались для меня
И уносили в бесконечность
У безымянного ручья.

Люблю когда мы к лесу мчались
И он синел, как полоса,
И быстро-бешено вращались
Твои, мой друг, два колеса.










Предисловие 1

Некоторые модераторы и цензоры (не все) запрещают мои тексты: мол, слишком вульгарные, грубые, непристойные, откровенно циничные, скабрёзные, режут нежный слух книгофилам. Мол, на нашей площадке без регистрации про это могут прочесть дети, а это недопустимо, и, по их мнению, недоросли до 18 лет не должны про это знать, а должны верить, что детей приносит аист и их находят в капусте. Но уже опубликован «Лука М...дищев» И.Баркова.Опубликован,экранизирован роман В.Набокова «Лолита» и даже есть опера.Напечатана и сделано кино по книге Г.Аполлинера «Подвиги юного Донжуана».И ничего.Единственный критерий оценки таких творений — насколько интересно и остроумно раскрыта тема «запретной» любви,которой покорны все возрасты,хоть плюс 18,хоть минус 18.
А вот мои племянники совершенно равнодушны к противоположному полу, не знакомятся, чтобы заняться этим; хотя им уже под тридцать, о женитьбе и речи нет. Сутками смотрят в мониторы, планшеты и мерцающие экраны. Чувствуя, что правнуков не дождусь, решил вспомнить своё послевоенное детство и написать нарративы о том времени, об интим-курьёзах, об интим-героях того времени. Сумрачно надеясь пробудить хоть какой-то интерес хотя бы у некоторых нынешних отроков к этому и внести посильный вклад в улучшении демографии.
В те годы на селе не стало мужчин, одни вдовы всех возрастов: доярки, свинарки, скотницы, жницы, полеводки, хлеборобки.

Вот и кончилась война,
И осталась я одна:

Я и лошадь, я и бык,
Я и баба, и мужик.

Отроки рано взрослели, приобретали первый опыт и становились мужчинами сразу по окончании школы: средней, а иногда и начальной. Одинокие тётушки охотно инициировали их в мужчины: первый раз юноша должен заниматься этим с женщиной, а не через рукоблудство, чтобы почувствовать разницу между натуральностью и паллиативом и закрепить это в голове.
Первые контакты тогда у нас на селе чаще бывали не на пуховой перине всю ночь, а кратко, спонтанно, случайно, на природе, в зарослях шиповника, в высокой траве, в лопухах, в крапиве, в хлеву, в сарае, на гумне, на «задах», на сене, на соломе, на рогоже, на попоне, на мешках.
И особенно в бане или на печи с дальними родственниками.
Юный ловелас,как правило,хвастался потом перед сверстниками своими подвигами,а его партнёрша-милашка всё отрицала: всё же была постарше раза в три-четыре и посолиднее в два-три раза.Разные возрастные и весовые катеории,да к тому же оказывается хоть и дальние,а
родственники: сразу три нарушения общепринятых норм,
но это только усиливает взаимное желание,но в этом как раз и пикантность и прелесть запретного интима.
Вот Ванюша хвастает:вчера на лугах у речки Нуча всю ночь мою крестную,бабу Марфушу,"жарил".
Только поутру расстались,кругом помятая трава,камыш шумел,ветви гнулись,а нам всё нипочём.Главное:всё без слов,без обещаний, без поцелуев,без предварительных ласк,сразу-только это и понеслось на всю ночь.Главное:взаимное притяжение и услаждение и тогда никак не можем остановиться.

А Марфа всё отрицала:не выдумывай,Антипьевна,не было с крестником ничего,фантазирует он,мал он ещё для этого,не шалила я с ним,тем более всю ночь,ну может потискал он меня по свойски,позволила титьки помять,ляжки погладить,дитя ведь,но не решилась я ему дать,стрёмно и стыдно,а может и грешно как-то с крестником и сейчас ты меня в краску вгоняешь,уймись
А Антипьевна гнёт своё:не скажи,Марфа,чего тут стыдного и греховного,раз тискает,значит хочет тебя,вон баба Дуся, тётя Груня и кума Анфиса по секрету мне хвалили Ванюшу:очень довольны им,в этом деле,говорят, он-уже большой мастак,хорошо им сикель пощекотал,а нравы на селе одобряют, когда это случается с крестником:кто же еще лишит его невинности,как не крёстная,коль ещё молода и охоча до этого.
- Ох,Антипьевна,развратила ты меня,может и позволю мальчонке поласкать меня всю,но не сегодня, а ведь он сегодня опять меня вечером на речку купаться приглашал,ой:

искупаться вместе с милым
очень даже можно,
а попросит: дай еб...ть,
это невозможно!.

(Это была отговорка для подружки,а про себя думала:-будет он спрашивать,наверняка овладеет мной прямо в воде,и
забурлит вода и побегут волны кругами,а как он нежно меня любит,как истово еб...т, как страдает,когда говорю:приходи завтра,сегодня- никак,как нам волнительно и упоительно от наслаждения и сладкой страсти, и я,взрослая баба-дурёха
и грешница, еб...сь украдкой,тайком от всей родни, с таким молоденьким, вся таю и улетаю на облака,в нирвану,нет выше удовольствия,чем соитие зрелости и юности…ах,какое блаженство,когда член- совершенство,а манда - идеал.) Так

думала Марфа,зрелая повеса, летя на крыльях любви на верное свидание...
О времена,о,нравы.
Марфута даже подружке не призналась,что прежде чем Ванюша поимел трёх сельских тётушек,она у него
была первой женщиной.Как почувствовала,что повзрослел,
школу закончил, и посматривает на неё мужским недвусмысленным взглядом,к руке прикоснулся,а между пальцев заискрило,но о близости прямо стесняется попросить.
Тогда она взяла инициативу на себя,в одной ночнушке прыг
к нему на печку под бочок,прижалась,окатила жаром тела,тут самый ленивый и недогадливый не устоит.Легко овладела его мужской силой и лишила невинности, молча, без слов,зато активно говорили их интимные инструменты..
И хотя Ванюша не очень хранил ей верность,но не раз
они уединялись в камышах у речки Нуча.Всегда приходили и уходили поврозь и никто ни разу их не застукал.Марфа так никогда и не призналась,что у неё было с крестником,в отличие от её тёзки из стиха поэта "От всеношной
вечор идя".Как видим,эта традиция была и триста лет назад.
Об этих неправильных запретных, постыдных любовях я, как добросовестный летописец, и рассказываю в своих романах «О времени и о себе» и «Грации и грешники».
Впрочем, мои рассказы несут не только назидательный и наставнический, но и развлекательно-познавательный смысл. Эта книга-роман про бабника имеет единого главного сквозного героя,-прототипом которого послужил мой приятель детства и юности,- и которого я представляю под разными именами по разным причинам,в частности,чтобы показать,что он не один такой. И разумеется роман содержит немало лирических отступлений интимного толка,ну куда ж без этого.


Предисловие 2

Видно, пришло время, и мне захотелось поделиться курьёзными случаями из интимного опыта, не только моего и в основном не моего. Свои же курьёзы я шифрую и, не моргнув глазом, пишу: это как-то случилось с одним моим приятелем.
Есть и такие якобы мемуарные рассказы, где я выступаю как крутой любовник, а на самом деле возвожу напраслину — попросту клевещу — на добропорядочную даму, которая когда-то давно мне не дала, а уж как просил, как умолял (уж я к ней и так, и эдак: со словами и без слов… «Нет и нет, таким молодым не даю, общаюсь только с седовласыми партнёрами, отдаюсь только по большой взаимной любви, а тебе следует попытать счастья с Неточкой Кочетковой: предпочитает кувыркаться с малолетками без всякой любви. Удачи тебе...»). И я отомстил ей, изобразив развратной шлюхой, которую якобы поимел через жопу; в клевете раскаиваюсь, но хотя бы имя её изменил.
Не я первый, кто так поступил. К примеру, даже Данте в «Божественной комедии» поместил всех своих обидчиков в ад. Понятие недоступности иной дамы весьма относительно.
Вот поэт сетует:

Я знал трёх граций недоступных,
Холодных, чистых, как зима,
Неумолимых, неподкупных,
Непостижимых для ума.
И, признаюсь, от них бежал,
Поскольку в их глазах читал:
Оставь надежду навсегда!


Однако эти грации холодны не всегда, а иногда очень даже горячи... Вот и граф Нулин из одноименной поэмы попытался ночью пое…ать чужую жену, графиню Натали, на халяву, с кондачка, но получил от неё по морде, и над ним:

Смеялся больше всех сосед,
Помещик двадцати трёх лет...

Потому что он е…ал Наташу, юную барыню-соседку, средь бела дня, без препятствий и ограничений, и, пока муж её «поспешает в отъезжие поля с охотою своей», он успевал бросить Наталье две-три «палки», а муж по возвращении — ни одной, зато приносил с охоты трёх зайцев: Jedem das Seine.


Бабники


Д. Волкогонов в своих книгах про Вождей иногда вставляет реплики про себя. Вот он пишет, что во время учебы в институте к нему был приставлен тайный сотрудник известной спецслужбы для превентивного присмотра. В годы перестройки этот сотрудник, он же однокурсник, признался щелкопёру в оном деянии, но заверил, что писал про него в доносах - туда, куда следует, - только хорошее. Полагаю, что будь иначе, Волкогонову не позволили бы издать столько книг.
Как ни странно, но даже ко мне в 1962г. , т.е. сразу по поступлении в институт, был приставлен такой соглядатай, но думаю он был внештатник. Можно усомниться: да кто я такой, чтоб присматривать за мной - первокурсником - «козерогом» ? Мания величия? Паранойя? Мания преследования?
Всё очень просто. Это было время, когда число шпионов и антисоветчиков становилось всё меньше, а штаты спецслужбы по инерции все раздувались и разростались и надо было сотрудников чем-то занять, а объектов для слежки на всех не хватало; вот и пристраивали оставшихся не у дел приглядывать за самыми разными людьми, иногда просто случайными. Но я всё же входил в категорию потенциально подозрительных: первокурсник, а уже кандидат в члены партии. Приставили ко мне такого же первокурсника, как и я, но возможно уже внештатного сотрудника спецслужбы, назовём его Д. , чтобы не разглашать государственную тайну. Но с чего это я решил, что он тайный сотрудник-сексот. Он помер 15 лет назад, но так и не признался в этом. А я и не догадывался, пока он был рядом. И только много позже, сопоставляя его слова и поступки, я пришёл к такому выводу. Судите сами.
Нас только что зачислили, мы получили корочки студбилетов и вот мы уже на уборке картошки. Дождь, грязь,

на картофельной борозде я знакомлюсь с Таней Г. , вечерами мы распеваем только что сочинённые песни.

Будем мы вместе учиться
В жизнь претворим мы мечту,
Именем будем гордиться
Бауманец, эмвэтэу.

Но моего Д. с нами нет, он почему-то освобождён.
На втором курсе мы едем в Казахстан, стройотряд, работаем чернорабочими, грузчиками в каменоломне, строим кошары - жильё для овец.
Я увлечён Наташей Е. и сочиняю патриотические стихи.

Нас трясло в кузовах самосвалов
По ухабам целинных трасс,
Создавали мы буту славу
«Карьеристами» звали нас.

(Это- про работников каменного карьера)
Но Д. опять не с нами, его командируют в Целиноград в качестве снабженца. Опять освобождён. Мы заканчиваем учёбу, нас распределяют тянуть лямку в НИИ или на завод. Я работаю младшим сотрудником, изобретаю велосипед и мечтаю дослужиться до старшего клерка. А мой Д. сразу назначен зам. главы областного комитета народного контроля, т.е. на хлебную должность.
Но немножко назад и немножко про меня, хотя рассказ будет про Д. , да и то только про одну сторону его биографии. Вот я - абитуриент. Получаю три балла по физике, а знаю школьный курс на пять. Принимающий зкзамен поставил меня на место за то, что я высунулся, хотел похвастать, что знаю чуть больше школьной программы, и назвал g (ускорение свободного падения) - как напряжённость поля земного тяготения. Преподаватель предложил мне обратиться к председателю комиссии с жалобой, я отказался. Ибо был уверен, всё равно зачислят: поступаю по квоте от завода. Но пепел обиды до сих пор стучит в моём сердце.


Так что, абитуриенты не высовывайтесь, не умничайте, отвечайте строго по школьной программе. Признаю, что ничего плохого от сексота моего Д. не было, наоборот он трижды пытался помочь мне с карьерой, заодно демонстрируя возможности, недоступные простому студенту. Действительно, не успел он поступить, как его уже кооптировали в комитет комсомола института, где он первым делом начал волочиться за хорошенькой машинисткой. Желая приобщить меня к общественной работе, он и меня пригласил на кастинг в комитет. Комитетчик спросил меня, какая моя фамилия, я ответил: моё фамилиё такое-то. На этом моя карьера в комсомоле закончилась. Дело в том, что я до 18 лет жил в деревенской среде, где сильны привычки сокращать или искажать слова. В городской среде я в основном исправил свои пробелы в лексике. Однако сокращения слов в деревенском творчестве меня до сих пор умиляют.

Эт чия идёт такая,
Чёрна юбочка на ней:
Она мною занятая,
Не гуляй, товарищ, с ней!

Тем не менее через пару лет, когда я уже был в первых рядах строителей светлого будущего, комитет предложил мне быть комиссаром в стройотряде, конечно же предложение донёс до меня Д. Я отказался по двум причинам. Во-первых, речи комсомольских вожаков мне казались словесным поносом. Во-вторых, в Моральном кодексе строителей светлого будущего был пункт «облико морале» , в быту этот пункт называется «до женитьбы ни-ни, боже упаси» и этот пункт был мне не по нраву. Старшие товарищи строго спрашивали с рядовых строителей правильного будущего по этому пункту, а уж с комиссаров-то спрос был вдвойне.
Так что комиссаром был назначен другой студент, который вошёл в историю насмешливой эпиграммой, сочинённой сердитыми девчонками:

-Комиссар-затейник, ути, боже мой,

- Сжёг все автошины, не оставил ни одной,

поскольку он занимался только разведением костров по вечерам.
На заре перестройки я увидел его в телевизоре, он дослужился аж до 3-го секретаря райкома. Эх, с горечью подумал я, а ведь на его месте мог бы быть я…
В третий раз Д. пытался вмешаться в мою судьбу уже в конце учёбы, когда сказал мне: вчера на заседании кафедры решали вопрос об оставлении меня в аспирантуре при кафедре, но против один преподаватель, можно сходить к завкафедрой проф. Баландину для прояснения вопроса. Я отказался по двум причинам. Во-первых, после шести лет жизни на студенческую стипендию (45р.) предстояло ещё шесть лет жить на аспирантскую стипендию (60р.), во-вторых, в это время я был сильно озабочен своей свадьбой-женитьбой с Ириной Ш.
Все эти три случая были во время нашей учёбы, но был ещё один случай годы спустя, когда мой дорогой Д. , по его словам, начал посещать Америку. А поскольку дорога из Липецка, где он проживал, в Америку лежала через моё Чертаново, то он дважды навещал меня и ещё раз попытался сподвигнуть меня на большие дела.
Я угощал его рыбным супом (в Америке-то, небось, первое не подают!), он морщился и ворчал: какой же это рыбный, это суп из консервов. Я-то всего раз был за границей, в Стамбуле, в качестве «челнока» и был поражен, что у них там нет первого.
Там ко мне прицепился местный сексот, склонял заняться контробандой, мол, у них якобы есть дефицит по ниппелям для автокамер, в следующий раз привези, мол, горстку в кармане, они махонькие, таможня не заметит. Но и этот ушлый сексот так и не смог решить вопрос с первым.
Так вот, мой Д. говорит, мол, американцы очень любопытствуют нашей перестройкой, я мог бы взять тебя в Америку, чтоб я прочёл им лекцию на эту тему, но сможешь ли ты. И смотрел на меня испытующе, ожидая реакциии, мол, да я, да не беспокойся, в лепёшку расшибусь.


Но я отказался. Ибо двенадцать лет я слушал и конспектировал лекциии ,это мне так обрыдло, что я написал пародию на лекции с такими крепкими выражениями, что ни одно издательство не решалось их опубликовать. Ни за какие деньги. Портал «Проза» настолько труслив, что одна буква «х» с тремя точками приводит их цензуру в ступор. Караул, это-мат! Наконец, издательство «Триумф» решилося. Спасибо. Облегчили душу, я хоть чуть отплатил лекторам за все мои унижения. Теперь, когда я слышу слово «лекции» , моя рука снимает пистолет с предохранителя.
Шли годы, мой Д. всё реже звонил, потом попал в автоаварию, сотрясение мозга, всё равно звонил, но уже говорил сумбурно, заговаривался. А ведь ещё недавно поправлял меня, правильно говорить полячка, но никак не полька, или спрашивал моё мнение об антисионисте Д. Драгунском, что меня немного насторожило, уж не подсел ли он на еврейский вопрос. Вскоре мне сообщили, что Д. помер. Царствие небесное. И ныне и присно и во веки веков.
Теперь пора вернуться во времена нашей юности и поговорить о том, ради чего собственно и затеено данное повествование. Речь пойдёт о неутомимых бабниках, ярким представителем которых как раз и был наш герой. Бабники были всегда, наравне с силачами, мыслителями и художниками, иногда одно другому не мешало.
Самым известным бабником древности был князь Владимир. Князь, по свидетельству летописца, «был ненасытен в блуде» и не терпел отказа, поэтому даже сильничал непокорную княжну Рогнеду, но был прощён и оправдан потомками за то, что первым вступил в партию единобожия и привлёк в неё много новых членов (прошу простить неточность, мол, первой-то была его бабушка, подмена сознательна).
Из современных бабников можно отметить Б. Немцова. Губернатор Б. Немцов обрюхатил столько девиц, что никак не удаётся сосчитать число наследников покойного. Но ему всё же далеко до губернатора города Глупова, о котором поведал нам М. Салтыков-Щедрин, тот «увеличил население города вдвое».


Даже в тяжёлые пуританские времена у нас не переводились бабники. Как-то Вождю донесли, что один крупный военный чин не пропустил ни одной юбки в своём гарнизоне. -Что будем делать, товарищ С. - спросил доносчик. -Что будем делать? - что будем делать... Завидовать будем. Вождь-то и сам не был монахом и по молодости пользовал 14-летнюю сибирячку в далёкой Курейке.
Про бабников написано немало романов и поэм. Н. Некрасов в своей великой поэме «Кому на Руси...» мимоходом упоминает о бабнике, который прикинулся учителем пения и подрядился обучить вокалу незамужних селянок в одном крупном поселении. Конечно, он провёл кастинг и набрал труппу из подходящих кандидаток.

-Всю зиму девки красные с ним в риге запиралися.
-Оттуда пенье слышалось, а чаще визг и смех.
-Но чем же всё закончилось?
-Он петь-то их не выучил, а перепортил всех.

Этот бабник отличался тем, что ему даже лютый мороз не был помехой.
Но конечно самым известным бабником был Евгений из одноимённого романа в стихах нашего первого поэта. Евгений отличался тем, что избирал для осады только труднодоступных кандидаток, замужних-незамужних, без разницы. Главным для него был не результат, а длительный подготовительный процесс, для чего у него была специальная научная методика:

-Была наука страсти нежной,
-Которую воспел Назон...

Специалисты не могут понять, почему он отверг красотку Ларину, которая сама шла в руки, сама вешалась на шею. Потому и отверг. В этих делах причин может быть много. Тут и банальное «не в моём вкусе» (грубиян скажет, «у меня на неё не встаёт»). Тут и пресыщение от побед в 23 года. Ещё его не устраивала легкодоступность, любил трудную и долгую осаду. Но главное-у него к этому времени сменились


приоритеты:

-Им овладело беспокойство,
-Охота к перемене мест…






























На фото: Бассейн "Москва". Ларина и Онегин: -
Женя пытается уговорить Танечку:не может оторвать глаз от её пятого номера.- Нет ,Женя,и ещё раз нет, это невозможно,даже и не мечтай,хотя
я всё ещё хочу тебя,к чему лукавить,но
замужем я уже,за генералом Грёминым,и только он по ночам меня ласкает,по- грубому е@ёт...не смотри так,пятого номера не видел,в краску вогнал...очень хочешь пое@ать меня вместо мужа? когда -нибудь?
когда-нибудь -нет ,а вот если только... прямо сейчас... в бассейне...тогда может быть и дам...ой,что ты со



мной делаешь… прямо в воде...а говорил,что любишь меня только как сестру...

Интеллигенты, конечно, будут рассуждать о благородстве, мол, в этот раз он хотел взять её только после венчания. Заметим, что правило: «не в моём вкусе» относится не только к представителям сильного пола. Вот поэт негодует:

Я знал красавиц равнодушных,
Холодных, чистых, как зима,
Неумолимых, неподкупных
Непостижимых для ума.
И признаюсь, от них бежал
И мниться с ужасом читал
Над их бровями надпись ада:
Оставь надежду навсегда.

Увы, здесь поэт ошибается, эти красотки равнодушны и холодны не всегда, а только, ежели объект не в их вкусе. Любопытно, что лермонтовский Печорин не только не стремился к финалу, но даже сам предварительный процесс его не очень занимал. «Я часто спрашиваю себя, зачем я так упорно добиваюсь любви несчастной княжны Мэри, которую соблазнить я не хочу...» Вот те раз. Здрасте. Что это, спрошу я Вас, -как не разновидность извращения; ну уж разновидность отклонения- точно. Дамы должны такого возненавидеть.

Наш герой Д. отличался тем, что предварительный процесс его совершенно не занимал и нередко сокращался до нуля. Никаких тебе цветов, стихов, анекдотов и эпиграмм, тем более- денег. Казалось бы, что он имел дело только с легкодоступными объектами. Но оказывается в каждом приличном городе имеется такой вид, как озабоченные девицы, которые сами ищут приключений. Они-то и были его добычей. Таких он легко выделял в толпе намётанным глазом.

Вот он идёт после нудных лекций к метро Бауманская, чтобы отправиться домой в Измайлово и видит у входа такой
объект. Ему достаточно встретиться глазами, родственные души поняли друг друга без слов и вместе отправились на
подземке в Измайловский парк, чтобы послушать пение щеглов и не только, скамейки там всегда есть. Эх...

Я бывало, всем давала
Только на скамеечке,
Не подумайте чего-то:
Из кармана семечки!

Озабоченные встречались даже среди студенток нашего чопорного целомудренного вуза. Так ему покорилась даже дочка самого... не, не профессора... , не, не декана, даже не проректора, а самого замминистра М. В виде исключения он занимался ею не один вечер, а был принят в её огромной квартире, играл с её папой в шахматы. -Чего б не жениться? - вопрошал я. -Время ещё не пришло, -отвечал.
Мы жили вдвоём в вузовском общежитии. Едва ли не на каждую ночь он приводил на свою койку юных измайловских красоток, всегда разных, -и занимался с ними любовью до утра. Нравы у нас были либеральные, никто никому не мешал: завтра сам можешь оказаться в такой же ситуации, дело молодое. Разнообразия поз не было: он лежал на девице всю ночь молча, она не издавала стонов и не орала, - и возможно не вынимал. Иногда его простыня была в красных пятнах и он утром шёл её отстирывать.
Как-то просыпаюсь средь ночи, она шепчет ему: очень хочу дать твоему соседу,если он проснулся,как он,бедняга,страдает, как ему тяжело,как ему тоже хочется, можно я нырну к нему под одеяло, -нет, не будем его будить. И усилил активность, так, что она наконец тихонько застонала: -ой-ой-о-о-о, мы его не разбудим, -да не бойся ты, если даже проснётся, виду не подаст, как и я не подаю при случае.
Если у других студентов ЭТО случалось один-два раза за семместр, а то - и ни разу, к нему словно выстроилась


очередь. На самом деле он знал на районе места, приходил туда на вечерний моцион, встречал юное создание, которая
тоже не могла заснуть, договаривался без слов, глазами. Тут главное не лапать, надо выдержать, чтобы она первая начала
прикасаться и совсем уж хорошо, если невзначай потрогает тебя за ширинку.
На пятом курсе мы отправились на военные сборы в брянские леса в воинскую часть, которая только что вернулась из командировки во Вьетнам, где защищала небо атакованной страны от американских F-16.

-Кто тебя сбил?
-Вьетнамец по имени Фуй-Ну.
-Как ты догадался?
-Он кричал по рации: Вася, прикрой, я - фуйну!

В/ч была огорожена высоким забором из стальных прутьев, бабнику не перелезть, но он и тут приловчился: красотка прижималась с той стороны забора, он прижимался- с этой стороны и они оба оставались довольны. Как тут не вспомнить детскую шутку:

Однажды Жанна дала Жаку
В бараке новом через... двери,
Но это оказалась... Мэри:
Не доверяй ночному мраку!

А мы тем временем усмиряли свою плоть спортивными состязаниями и метанием муляжа гранаты. Слава богу, никто не додумался подражать в этом деле отцу Сергию из одноимённой повести Л. Толстого.
Раза два он перепоручал отработанных красоток мне и я радостно отправлялся на свидание, вместо него, в филармонию или в бассейн «Москва». Всегда зря. Девицы мерили меня презрительным взглядом-«ботаник» - и молча уходили.
Вот наконец учёба закончилась, он возвращается в родной Липецк и вскоре жениться, по его словам, на самой крутобёдрой липчанке. Такой критерий женской красоты не

встречается у первого поэта. Его больше занимают ножки.

Дианы грудь, ланиты Флоры
Прелестны, милые друзья,
Но всё же ножки Терпсихоры
Милее чем-то для меня.

И поэт сетует на нехватку стройных ног:
.... едва ль
Найдёте Вы в России целой
Две пары стройных женских ног.
Ах, долго я забыть не мог
Две ножки...
Но народное творчество уделяет этому критерию заслуженное внимание.
Как-то Анка, Петька и В. И. занимались помывкой в бане.
Баню окружили враги. Спасение было только через трубу-дымоход.
Петька и В. И. быстро оказались на крыше, но Анка замешкалась.
-Ты чего там, давай живее!
-В. И. , не получается, таз не пролазит.
-Да брось ты его к чёрту этот таз и скорее сюда!
Редко, но такой типаж вдохновляет и поэтов:
-Крутая линия бедра
-И к горлу подступает ком. (Е. Винокуров)

Или вот ещё:
-О, «начерталка» , где ты ныне,
-Прямые и et cetera?
-Но мне милей всех линий в мире
-Крутая линия бедра. (автор не известен)
Женившись, наш Д. остепенился, стал грузным, вальяжным,
утратил гибкость и резвость и более ни разу не хвастался мне
своими похождениями.

Девчонки, милые зазнайки,
Науку страсти я прошёл,


Мой идеал теперь хозяйка,
Да щей горшок, да сам большой!






































На фото: Мы на военных сборах (Брянский лес): Красотка прижимается своей очаровательной попой к забору
воинской части и бабник Д.уже наготове с другой стороны забора:ничто не остановит молодых...)













Вавилонская блудница и поэт

Кто же кого:тот ту или та того

"...мадам Керн с помощью Божией
я на днях уе...ал".
А.Пушкин./из письма другу/.


Заспорили Пушкинист и Оптимист: кто кого наепал : А.Керн - А.Пушкина или наоборот?Первый придерживается второй

версии на основании письма А.Пушкина,второй - первой на основании письма ...А.Керн.
Письмецо это к подруге Виолетте случайно обнаружено в её старом сундучке.
Вот оно без отточий и купюр.

"Милая Летточка, на днях я с помощью Божией уепала самого Пушкина:это 40-й номер в моем Манонлесковском списке. Поэт, как ты знаешь, весьма слаб на передки: завидев мою крутую линию бедра, начал прикалываться изысканно до неприличия.
Два дня я косила под невинную недотрогу /как выражается моя дворовая девка Дуняшка, строила из себя целку. O,the vulgar!/.На третий прогнулась и оттянулась по полной. Ты же знаешь, in position "амазонка в седле" мне нет равных во всей Курляндии.
Как говориться в одной из этих terrible дуняшкиных припевок:

Мы с милёнком целовались
Ночью,днём и вечером.
Целовались бы ищо,
Да болит влагалищо.

Как у тебя с 41-м, помниться он из кавалергардов.
Уложился ли он в твой малый
норматив непрерывности: "ночь - день - ночь штрих".Отпиши.Целую.
Твоя Нюрочка.12.06.29. Vale."

Пришли ко мне.
- Мужики,- говорю,- что тут спорить: оба хуже. Суть не в том -
кто был "сверху",а в том, что растрепались на весь свет.

Задумались мужики.
И то верно. Никто ещё не избежал соблазна похвастаться своими
успехами "в этом".Даже А.Пушкин. И... А.Керн.











г.Рига.А.П.Керн- вавилонская блудница ,»гений чистой красоты» поджидает поэта и он навсегда
запомнит «чудное мгновенье»










Три грации и племянники

На фото: сёстры Полина, Клавдия, Евдокия в ожидании племянников

Жизнь надо прожить так, чтоб было что вспомнить,
но стыдно рассказать.
Народная мудрость

***
Роясь в давних интим-историях нашего большого села, нельзя пропустить историю трёх двоюродных сестёр, трёх граций: Полины, Клавы и Дуни, — и их племянников: Вани Ласанкина, Жени Шарова и Сани Шамшина.
Сёстры были замужем в трёх разных сёлах: Левашово, Круглово и Саваслейка, что на реке Велетьма, — и нередко собирались в семейном кругу в большом двухэтажном доме у Дуни. И они удумали помочь своим недорослям, окончившим школу, расстаться с девственностью с помощью их самих, а не за счёт самоудовлетворения. Чтобы закрепить у юношей в голове, что заниматься интимом с женщиной на порядок приятнее, чем суррогатом и паллиативом и спускать своё интим-желание в анал, орал или в руку.
Сами-то они потеряли невинность в 15 лет с 35-летними мужланами, а теперь договорились проделать это с 15-летними племянниками, а самим-то уже 35. Да так, чтобы в том же месте, где был их первый интим-опыт, и более этого с племянниками не повторять: сделали дело, направили их на правильный путь — и дальше пусть сами, со сверстницами, разведёнками, вдовушками, ну а повезёт — и с замужними, но с другими.

Дуне целку сломал случайный купальщик на реке Велетьма. Она загорала на одном из многочисленных речных песчаных диких пляжей.
Ох уж эта речка моего детства: она тянется на 100 километров от Выксы до Навашино и впадает в Оку где-то под Муромом. В начале пути это сосновые боры, интимом пропитан воздух, природа шепчет... Молодёжь из прилегающих сёл назначает там романтические свидания, взрослые приходят за разовыми любовными приключениями.



Краеведы пока не могут подсчитать, сколько на её берегах сломано целок.
Туда заходила и известная нам Светлана Ивановна, устраивалась чуть в сторонке, чтоб побыть одной. Но вот поблизости расположился подходящий партнёр. Она снимала лифчик и трусы, купалась и медленно выходила из воды прямо на него, проверяя неотразимость своего тела. Тот вставал, снимал трусы, и его член торчал ей навстречу. Она опускалась перед ним на колени и на миг касалась члена губами; она не брала в рот, ей это было противно, но делала это, чтобы подчеркнуть согласие и укрепить его уверенность, к тому же член становился твёрже...
Там бывал и я, но был ещё молод и глуп и ни разу не воспользовался ситуацией, когда оставался один на один с незнакомкой. Я полагал, что надо познакомиться, поухаживать, и, может быть, через год дойдём до этого, а сразу — боялся опозориться, не встанет в нужный момент...
Одна, видя мою робость, предложила познакомить с мамой. У неё такая же фигура и манда. Ей нравятся робкие, неумелые, молоденькие, нецелованные, не допускающие небрачного интима. Она их терпеливо раскрепощает, развращает, и когда наконец они отваживаются её пое…ать, то краснеют и сгорают от стыда, а она испытывает двойное удовольствие — и от самóй несмелой е…ли, и от их смущения, — наблюдая за их лицами. Они зажмуриваются и отворачиваются, но она постепенно приучает их смотреть ей в глаза.
— В глаза мне смотри. Что сейчас со мной делаешь?
— Ну, занимаюсь любовью.
— А точнее, как в народе говорят?
— Ну, е…у тебя.
— А поконкретнее: что куда вставил?
24-
— Ну, свой х…й тебе в п...ду...
— О боже, наконец-то! Клещами из тебя правду вытаскиваю. Какая же я дура! Учишь-учишь иного неумеху, а он потом всю ночь с меня не слезает...
Но как только они смелеют и е…ут её по-хозяйски, она их бросает, ну а наглым и самоуверенным вообще не даёт: я, мол, не такая, я жду трамвая...
Другая:
— Я в залёте. Дай денег на аборт — и е…и сколько хочешь...
Третья:
— Дам, но пообещай, что женишься.
— Не могу обещать, живу от стипендии до стипендии...
— А ты соври.
— Как можно?
— Тогда иди в жопу!

Вот Дуня лежит на песочке. и почему-то ей вспоминается срамной детский стих. В нём говорится, что как-то к девице на песочке подошёл заезжий бандит и предложил отдаться за полтора рубля, и она, дурёха, согласилась. А он:

...Е…ёт, е…ёт — устанет,
На камушек присядет,
Газетку почитает
И снова начинает...

«Разве так можно, я бы убежала...» Но вот рядом с юной Дуней расположился мужик (то ли лесник, то ли грибник, но скорее прапорщик с Саваслейского военного аэродрома) и голым пошёл в реку. Выходил медленно, уже напротив Дуни, пристально смотрел на её юное тело, и у него, о боже, торчал длинный толстый писун. Такое она видела впервые, и вместо
того, чтобы убежать, оцепенела; ляжки раздвинулись, трусы как-то сами снялись, лохматая промежность открылась,половые губы замерли в предвкушении и ожидании непонятного, ноги согнулись в коленях, лифчик расстегнулся...
В 1955 году на Саваслейский военный аэродром пытался совершить посадку терпящий бедствие гражданский Ту-104, недотянул два километра до полосы, и мы, студенты Кулебакского техникума, всей группой ездили зимой посмотреть на это чудо, застрявшее на просеке.
Вот так и Дуня лежала расхристанная, распластанная на песке, как этот лайнер. Теперь она женщина, а виновник исчез, будто и не бывало.
«Ну как так можно? Неужели ему не понравилось? Мог бы поговорить после этого, познакомиться, предложить встречаться. Через год я получу паспорт, и мы бы подали заявление...» И у неё полились слёзы. «Это глупое детство прощается с тобой...»
Минуло 20 лет, теперь Дуня лежит под тем же кустом, и рядом Саня Шамшин.
— Санёк, ты воспринимаешь меня как женщину или только как родственницу?
— Дуня, что ты говоришь! Да я хочу тебя чуть ли не с первого класса. Ты моя богиня чистой красоты. В третьем классе ты стала мне сниться по ночам, и мы с тобой занимались любовью. По окончании четвёртого ты последний раз мыла меня в бане, я надеялся, у меня впервые встал, но ты не дала, плеснула на член холодной водой — и он упал, и себе плеснула между ног. Я заплакал, а ты поучала меня: мужчина не должен огорчаться, когда женщина отказала, а должен переносить это мужественно и достойно. — Продолжай, мне приятно слышать, как ты меня любиш
- Когда ты была у нас в гостях с мужем, я слышал ночью через стенку, как он тебя е…ёт, кровать долго скрипит,
26-
и ты стонешь от сладострастия; а я плакал в подушку, хотел быть на его месте, царапал стенку... Вы затихали, скрип прекращался, и я засыпал. Ан нет, ещё за ночь два-три раза. Вы будили меня своим скрипом, а утром кошмар начинался снова, снова целый час у вас скрипит кровать… Сколько же можно тебя терзать?! Но ты счастливо хихикаешь, а я, несчастный, снова в слезах... Если сегодня откажешь, не заплачу, подожду ещё...
— Вон какие дела открываются. Но сознаюсь: так долго он «терзал» меня в ту ночь потому, что в чужой кровати, в чужом доме, в другой обстановке и воображал, что е…ёт твою мамку, шептал её имя — весь вечер на неё зыркал, а желание вые…ать сестрицу сорвал на мне. А дома обычно раз в неделю, по субботам... Эх, откровенность за откровенность: мамаша твоя признавалась, что у неё с моим было, и с Клавиным тоже было. Чего уж там скрывать, были мы моложе, и как-то остались с твоим отцом вдвоём. И как ты думаешь, он упустил момент? Ещё чего! Не слезал с меня полночи. Что было в остальное полночи? Ну как что: уговаривал меня... А как-то и Полинин муж уговорил меня, уже на всю ночь. Должен ты знать: каждый из этих трёх мужиков хотя бы раз попробовал каждую из моих сестёр, и, соответственно, каждая сестра хотя бы раз переспала с каждым мужем сестры, а семья только прочнее, такова жизнь...
Такой периодический «обмен» мужьями оказался полезен для сестёр: только муж охладел — как «случайно» оказался наедине со свояченицей. Полночи её уговаривает, она отталкивает его: «Нет, нет, так нельзя. Да не лапай ты и не целуй. Убери руку с лобка, потрогал — и хватит, а х…й мне в п…ду вставить не дам. Так сильно встал у тебя, так -




сильно меня хочешь? Тебе сестры мало, что ли? Только один раз, говоришь, и угомонишься, оставишь меня в покое? Ну. ежели обещаешь... Ты действительно считаешь, что я самая красивая из сестёр? С этого бы и начинал. Полине так не говорил, когда её три месяца назад уговорил… Ох, Парис ты мой, где твоё яблоко? Ну ладно, давай вставляй, какой горячий. А у меня погорячее, чем у Полины... Ну, теперь-то всё, успокоился? Нет? Ещё хочешь? Зачем поворачиваешь меня на живот? Через жопу хочешь? О-хо-хо, коготок увяз — всей птичке пропасть... Что, ещё? Бог троицу любит... Хочешь, чтоб я сверху? Вот так свояк! За одну ночь во всех позах меня поимел...»
И вспомнился ей её первый опыт и первый мальчик, по прозвищу Хохон. Прозвенел последний школьный звонок, они шли домой из Личадеева в Левашово через рощицу, и он начал читать ей стихи:

Шли мы лесом-просеком,
У ней п…да с волосиком.
Попросил всего разок,
А наё…ся как бычок!

Она села на пенёк, сняла трусики, раздвинула ножки: смотри, у меня уже есть волосики... И они начали отмечать окончание восьмилетки...
— Ох уж эти мужики! Какие все вруны и обманщики, что Хохон, что свояк, что первый, что последний: обещали всего «разок», а е…ли меня один весь день, другой — всю ночь. Ни стыда ни совести... Через два-три месяца они забывают об обещании: больше ни-ни, — и всё повторяется, и Клава- — снова новая, чужая жена, и у них всё впервые. А 28.налево сходить уже ни у кого ни желания, ни сил, ни возможностей, остаётся -только крепче любить свою жену.


А тебе совет, : не будь однолюбом, не зацикливайся на мне, не обедняй интимную жизнь, попробуй и другую мою сестру, . ну Ну, бывают сверх продвинутые — и мамку не пропускают, но я б не советовала, замучают угрызения совести... ну Ну а самые хитрые мамки дают сыну втёмную, обустраивают всё так, что он думает, что отъепал отъе…ал соседку... -Нет-нет, сегодня я твоя, я просто хотела это сделать с тобой под этим кустом... Тебе осталось выполнить мою последнюю просьбу — и твоя мечта детства исполнится: я буду твоей первой женщиной... и можешь «терзать» меня целый день, . ну Ну а чтоб всю ночь, это у тебя всё впереди, с молодой женой, а сейчас надо пройти в воду голышом и вернуться ко мне.
Когда Саня возвращался, она расстегнула лифчик, медленно сняла трусики, раздвинула ляжки, согнула ноги и показала ему промежность, половые губы её затрепетали, соски титек затвердели... У него встал, она увидела, что это не меньше, чем тогда у прапора, и просияла, а он опустился на колени перед царицей Велетьмы…
Повторив, они искупались и покинули пляж. Он шёл чуть сзади, смотрел, как она виляет попою, и у него встал снова. И он ткнул его ей в попу через платье. Она оголила великолепную попу, нагнулась, ухватилась руками за сосенку и отклячила попу. Яйца застучали по ягодицам, его живот шлёпал ей по упругой жопе... Дважды спереди на пляже, на песке, и дважды через жопу в сосновом бору, под пение щеглов — так отметил он расставание с девственностью...

Клава потеряла невинность в бане. Ей пошёл шестнадцатый. Она напросилась в баню с двоюродным дядюшкой Петей, 35-летним верзилой — мол, похлещу тебя веничком...




— Ну, пойдём, да без глупостей, мала ещё для этого, хотя у тебя вроде уже всё есть...
Как там в детском стихе:

Истопила Дуня баню,
позвала соседа Ваню
Париться с собой...
«Ваня, что торчит меж ног такое,
Толстое большое, — просто чудеса?»
Отвечает Ваня: «Это «колбаса».
Если хочешь «пообедать»,
Колбасы моей отведать,
На спину ложись, ляжки раздвигай,
Вкусно ль — отвечай!..»

Клава закусила губу: «Мала ещё, говоришь? Ну, я тебе покажу...» Помылись, она встала напротив, подставила п…ду — нет реакции; взяла обвисший его член в нежные девичьи ручки и провела залупой по волосикам на кунке... Встал как железный.
Последнее время жена ему поднадоела; она потолкает его в бок, он вроде хочет, да не может — не встаёт. Идёт в ванную, берёт лохматую мочалку, трясёт перед членом — чужая-чужая, пощекочет мочалкой залупу — член встал; проткнул и нанизал мочалку, идёт к жене, е…ёт через мочалку и шепчет:
— Чужая-чужая жена...
— Петюша, ты чего мне мочалку на п…ду пристроил? А, понимаю, фетиш, вроде возбуждающего белья... Ну и молодец, довольна я…



Между тем, пока Петя удивлялся, чего это у него так крепко встал, Клавочка вставила его здоровенную стоячую х…ину себе в п…дёночку, поднажала и сама себе сломала свою мембранку. И, не останавливаясь, продолжала нанизывать и дрочить его х…й своей п…дой стоя, пока он не кончил... Теперь ему ничего не оставалось, как поиметь юную женщину, лёжа на банной лавке и на карачках через жопу... Сразу весь ассортимент при потере девственности.

Минуло 20 лет, и теперь тётя Клава пригласила племянника Женю Шарова в баню, якобы веником похлестать, а на самом деле инициировать в мужчину. Помылись, у Жени встал.
— Тёть Клав, что делать-то?
— А ты не знаешь? Не придуряйся. Объясняли тебе мужики, куда его вставлять, чтоб он упал.
— Говорили, да я стесняюсь, стыдно мне, ты вроде родня. Ой, мочи нет как хочется е…ать, прости, Клава, раздвигай ляжки... иль умру...
— Ну-ну, не дури, забудь про стыд, это святое дело. Какая я тебе родня — седьмая вода на киселе. Я твоя первая женщина, а это на всю жизнь... Ещё хочешь пое…аться? Понравилось? Ну, значит, сделала тебя мужчиной, как и обещала твоей мамане... Нет-нет, это первый и последний раз, такой был уговор, на завтра у меня муж есть... Ну а сегодня я твоя, е…и сколько сможешь…

У Полины первым мужчиной был дядя Вася: его жена ушла по делам и попросила Полю посидеть с ребёнком. Она укачала малыша в кроватке, постояла под душем, надела халат, застегнула его на одну пуговку, забыла надеть трусы и


уселась в кресло рядом с детской кроваткой читать старинный роман С. Ричардсона «Кларисс
«Это как же так? Сэр Ловелас овладел юной леди Клариссой, когда она спала. Как интересно, мне бы так».
Она задремала, прикрыв лицо раскрытой книгой. Пришёл с работы дядя Вася, умылся, зашёл в гостиную —что такое? В кресле у кроватки спит юная красотка леди Поля, титьки вывалились из халата, ляжки обнажены до лобка, видна шёлковая шёрстка. У дяди Васи сработал мужской инстинкт; он осторожно, чтоб не разбудить, загнул ей «салазки» и вставил свой стоячий х…й ей в п…ду. Поняв, что стала женщиной, Поля открыла глаза: что это было — сон или явь?
— Если тебе понравилось, можем повторить.
— Дядь Вась, жена твоя скоро придёт, не успеем...
— Это мои проблемы...
Поля закрыла лицо книгой и притворилась спящей... Жена их застукала, но сцену устраивать не стала: она выходила замуж не целкой и, хотя муж её ни разу не попрекнул, считала себя виноватой и подстроила так, чтоб муж в качестве компенсации сломал целку племяннице…

Минуло 20 лет и Полине предстояло совратить племянника Ваню Ласанкина на том же месте и в тот же час... Она пересеклась с Ваней у колодца и прошептала:
— Заходи вечером, буду одна, будем кушать мёд. Вижу, давно хочешь... Мой подарок тебе по окончании школы...
Ваня знал, что значит есть мёд с женщиной... Пришёл, она читает роман Ричардсона, закрыла лицо, вроде спит, развалилась в кресле, титьки вывалились, ляжки оголились до лобка, видна манящая шёрстка, раздвинула и согнула ноги, промежность открылась, виден вход в п…ду... Совершая соитие, Ванюша потихоньку читал детский стих:


К тебе пришёл я, ты читала,
Мой взгляд упёрся в твой перёд,
Моё дремавшее шептало,
На боевой вскочило взвод…
И твой канал моим затвором
Надёжно, плотно запер я!

Заперев её канал ещё два раза — она постоянно закрывала лицо книгой, даже когда он имел её через жопу, —он спросил:
— А как насчёт завтра?
Полина неожиданно ответила стихами, знала, видать, этот стих:

Теперь вдвоём мы изучали
Курс подготовки боевой
И каждый день в лесок ходили
Канал ствола прочистить мой!

— Нет, дорогой Ванюша, это невозможно, муж не позволит, да и зарок я твоей мамаше давала: только раз тебе дать. Хотя на то они и интим-обещания, чтоб их нарушать... Очень уж хорошо ты прочистил мой канал, а лесок манит... Ой, пропадаю я…
Если женщина говорит «нет», это значит «может быть», если она сказала «может быть», это значит «да»; ну а если она сразу сказала «да», то какая же это женщина…

***
Но любопытно, как сложились дальнейшие отношения этих трёх пар — трёх граций и трёх юношей: Саня и Дуня, Женя и Клава, Ваня и Поля.



Саня с детства был пылко и страстно влюблён в Дуню, но, овладев ею, тут же забыл, и больше у него с ней ничего не было. Женя вообще считал интим с Клавой недоразумением и более не пересекался с ней нигде, тем более в бане.

Длительные и странные интим-отношения завязались только у Вани с Полей. Конечно, не на любви к поэзии и не потому, что Поля воспылала («пропадаю я»). В этом случае Ваня попросту бы избегал её и ничего бы у них не было, перебесилась бы и всё, муж бы её окоротил. Но у них возникла «химия» — взаимное притяжение, непостижимое для ума: умом интима не понять, аршином общим не измерить. Они не стали любовниками, не назначали свиданий, не искали встреч, но мир на селе тесен: они пересекались на свадьбах, гулянках, на полевых работах, на сенокосе, даже на похоронах, и их неудержимо тянуло друг к другу, они молча уединялись в укромном уголке, каковых на селе предостаточно, и тихо и счастливо предавались краткому совокуплению.
Даже зимой, минус тридцать: она в шубе, тёплых шерстяных рейтузах, валенках; он в полушубке, в стёганых ватных брюках, подштанниках с начёсом, тоже в валенках, — невозможно представить, что это возможно в таких условиях. Но она распахивает шубу, он — полушубок, прижимаются друг к другу и падают в сугроб; метель-завируха пытается их остановить, но тщетно, и Ванин х…й непостижимым образом находит щёлку, лазейку, дырочку среди всех её одёжек — прореху в рейтузах в самом нужном месте — и прорывается прямёхонько в Полинину п…ду, чтобы там погреться... и получить — в который уж раз — неоценимую награду за свой нелёгкий труд... В этих условиях Ванюше удаётся вставить в п…ду Полине


Васильевне только половину х…я, но оба они всё равно счастливы, получив райское наслаждение...
Насколько же велико желание заполучить эту награду, что даже такие экстремальные условия не останавливают Ивана Петровича; Полечка это понимает и всячески способствует, чтобы х…й Петровича пробрался ей в п…ду.

Интим в сугробе — наивысшее достижение Вани, достойное занесения в книгу рекордов в этом виде спорта. Но заявку никто не подавал, только Полина похвасталась сёстрам, но те не поверили. Известно ведь, что в области интима все врут даже больше, чем рыбаки и охотники.
Что было дальше?
Скорее налейте стакан мне вина, рассказывать нет больше мочи...

***
На этом можно было бы и закончить рассказ о трёх грациях нашего района и трёх их верных поклонниках, если бы не было третьего сезона этого сериала…
Неугомонные сестрицы решили устроить совместный праздник, то ли яблочный Спас, то ли 8 Марта, и с мужьями и племянниками собрались в большом доме у Дуни в Саваслейке.
Они хорошо напоили своих мужей самогоном, те быстро заснули, и сестрицы, зная, что не проснутся сутки, принялись плясать, целоваться с племянниками, и каждая со своим «крестником» уединились на приготовленных лежанках в сенях, на втором этаже и на сеновале и занялись любовью. Ровно в двенадцать, по уговору, во всех трёх местах ритмично заколыхались лежанки, послышались стоны сладострастия, шёпот, робкое дыханье:



— Да не спеши ты так, на всю ночь я твоя... Не успела прилечь, а х…й уже в п…де... Целый год, говоришь, ждал, после первого раза... тогда у речки... Ох и сладкое было времечко... Ну, дождался, зачем же так частить? Не успеваю я подстроиться под ритм...
Всё бы ничего, но они затеяли «чейндж» — обмен партнёрами: одна уходила, чтоб якобы подмыться, а другая занимала её место. Утром всё стало на свои места, и Ваня, Женя и Саня обнимали своих Полину, Клаву и Дуню, не заподозрив подмены, и доё…вали их утренним стояком. А девочки спохватились:
— Бабоньки, что мы наделали? Ведь, возможно, племянники е…ли своих мамок.
— Да не может быть! Это невероятно. Будем считать, что этого не было. С другой стороны, фигуры у нас одинаковые, манды тоже одинаковые, а у них х…и одинаковые. Но на всякий случай в очередной праздник, на Троицу, никаких обменов.
— А я думаю, что мы просто перепутали лежанки и из трёх раз у нас два раза было с «крестником», так что успокойтесь, инцеста не было, а если и был, это ж нечаянно и это не считается. Да и чего, собственно, страшного случилось, если сынуля в темноте перепутал и мамулю отъе…л? Так что в следующий праздник я за «пересменку»: так приятно воссоздать проделки юности.
— Ой, девоньки, дайте и мне сказать: я заметила, что наши юноши тоже менялись, когда мы их покидали, поэтому понять, у кого с кем было за ночь, кроме первого раза, невозможно. Известно, к примеру, что Ваня е…ёт тебя, Поля, уже год в самых неподходящих местах, в крапиве, в сугробе, на мешках с чечевицей — все знают об этом, кроме мужа. Поэтому Ваня, возможно, провёл ночь только с



тобой,можетдля разнообразия с мамулей, а она сейчасскажет, что у них ничего не было, спала как с ребёнком в детстве.

— Да что ты говоришь? Я точно заметила, что лежала на разных лежанках, нигде не засыпала, во всех трёх местах меня е…ли одинаково страстно и азартно, а уж кто — не могу сказать, темно, но никто не целовал, не тискал титек, только шуровал в моей п…де своим х…ем. И сознаюсь, сестрицы, за ночь посетила двух ваших мужей, они крепко спали; я потеребила их пиписьки, они затвердели и
поднялись вверх, я на них села кункой и попрыгала, мужики так и не проснулись.
— Ой, девки, что же это было: ночь любви или ночь ужаса? Получается, что, возможно, сынуля всю ночь е…ал мамулю втёмную, а думал, что е…ёт любимую двоюродную тётушку, по сути чужую женщину, а мамуля всю ночь думала, что е…ётся с любимым двоюродным племянником, по сути с чужим мужчиной, активно подмахивала и отклячивала попу... А по мне — у меня была ночь сладострастия, я чувствовала, что мне всего семнадцать лет и меня всю ночь любили попеременно трое незнакомых юношей. Теперь мне заряд на весь год, до следующего раза...
Тут Полина загадочно улыбнулась, предчувствуя, что ежели до вечера не уедут с мужем домой, то Ваня сегодня же зажмёт её где-нибудь в курятнике или в хлеву... И сердце почему-то сладко таяло в груди...
(Предчувствие не обмануло Полину, и она после этого осторожно спросила Ваню:
— Мог бы ты проделать то же самое, что со мной, со своей мамашей?
У Вани округлились глаза.
— Полина, ты очумела что ли? Это абсолютно исключено, хотя я видел маман и неглиже, и полуодетой, но никогда и мысли не было, и член не поднимался, и не

поднимется никогда, в отличие от тебя, стóит тебе расстегнуть две пуговки на халате и показать чуть грудь или
ляжку — х…й мгновенно напрягается, просится в полёт и 36.вот уже летает у тебя в п…де, торопя последний сладкий миг. А ты что чувствуешь?
— Ага, так тебе и скажу, разбежалась, в краску меня вогнал... Ещё разок будешь?.. А если жопу покажу?)
— Ох, девоньки, а со мной что было — ни в сказке сказать, ни пером описать: эти сорванцы сегодня ночью е…ли меня одновременно втроём во все дырки, в три х…я, они мне везде совали... В рот никогда не брала, мужу в попу никогда не давала, а тут в темноте и суматохе кто-то засунул. Сначала-то я на его х…й сама села сверху п…дой, нагнулась, отклячила попу, а другой сзади пристроился и уже в попу сует. Повернула голову, а третий в рот вставил... Ну и пьяна уже была... Пришлось уважить... Очень волнительное дело. Я чувствовала, как их х…и везде меня трут, а с вами они это проделали? Чего молчите? Стыдно признаться?..
— Позвольте и мне вставить свои три копейки: все мы были поддатые, поэтому кто с кем лёг и кто с кем встал, точно никто не скажет. Возможно, втроём навалились на одну; все мы ровесники и похожи, поэтому исключать вариант, что всю ночь каждый сыночек е…ал и спереди и сзади только свою мамашу, нельзя. А теперь сознавайтесь: было ли у кого за ночь раком, через жопу? Меня так е…ли только раз, а кто не знаю... Было так клёво, приятнее, чем спереди, потому что жопы у нас клёвые, загляденье просто (см. фото), посимпатичнее передка, полюбить через них всякий не прочь...
И то правда: что х…й, что п…ду менять — только время терять. А то, что меняли х…й мужа на х…й племянника, так это — один х…й...



Так они себя уговаривали, а нам остаётся только им поверить и позавидовать смекалке... в деле оправдания своих проделок.
Ты уже понял, уважаемый читатель, что в своих текстах я ратую за утоление своих интим-желаний с дальними и ближними родственницами (кроме кровных, конечно) любого возраста — конечно же, по уговору. Подойдёт и золовка, и сватья, и тёща, и свояченица, тётушки, племянницы, сёстры двоюродные и троюродные, и даже бабушки, ежели молоды и полны желаний, и пр. и пр.
Ежели родная пассия чрезмерно упрямится и не даёт, иногда допустимо принудить её к совокуплению наполовину силой: реже пойдёт в органы с заявлением, чем чужая давалка. Это надёжнее и спокойнее, чем познакомиться с партнёршей на улице, на корпоративе, в ночном клубе, в соцсетях и т. д. Поэтому прошу принять собранье моих рассказов про Эрота…

«...полусмешных, полупечальных,
простонародных, сексуальных, —
небрежный плод моих забав...»

«...Три сестрицы под окном
Сели как-то вечерком...»

(Продолжение следует...)









Генка и богомолки


На фото: богомолка Елизавета на отдыхе в Личадееве по пути в село Дивеево,успела согрешить с неутомимым Геной
и полна раскаяния.

К числу интим-курьёзов Геннадия Ивановича — Генки (а про нормальный интим мы не говорим) отнесём его интимы с тремя богомолками, случившиеся в Личадееве в

доме тёти Клавы, разумеется в разное время. Через Личадеево ведёт дорога в село Дивеево, по которой идут богомольцы на богомолье, чтобы в Дивеевском монастыре замолить грехи. Некоторые оставались переночевать у тёти Клавы.
Одна богомолка, Надя, была весьма хороша на мужской взгляд, но очень стеснительна и набожна. Она познавала мужчин крайне редко, разве что пару раз в год: один раз давала мужу исключительно для зачатия, как и предписывала ей вера, второй раз — на сенокосе, когда, отложив в сторону грабли, она как бы дремала на свежей копне у дальнего овина, подол сарафана высоко задрала, выставила приманку для своего сенокосного любовничка и поджидала своего героя сенокосного романа — косца Тимоху.
Тимоха увидел у неё то, что мог видеть ещё Адам у Евы в Эдеме, остановился, загляделся, залюбовался... воткнул косу-литовку в землю и... как это было не раз в прошлом году, был пленён её прелестями...
Нежелание богобоязненной богомолки Надюши видеть срамное дело, которое вытворяют с ней мужчины, и особенно их мужской инструмент (поэтому она отдавалась зажмурившись), привело её к ошибке. Она полагала, что дала три раза одному косарю Тимохе, а на самом деле её поимели трое по разу. Тимоха предал её и предложил двум приятелям: она с закидоном, не хочет видеть, кто её пользует, заранее зажмуривается. Причём последний из троицы повернул её на живот и поимел сзади, в просторечье «через жопу», это ей понравилось только потому, что можно было не зажмуриваться, а только не оборачиваться, и она лишь удивилась:
— Тимоша, ты чего меня раком поставил? Вроде за тобой этого не водилось? В прошлом году мы с тобой занимались любовью в нескошенной траве, и в скошенной.
тоже, только лицом к лицу, хотя я твоего лица и не видела и ты мне трижды «загибал салазки».
— Захотелось разнообразия, — глухо ответил последний охотник до чужих жён, и она голос приняла за Тимошкин.
Этому, видите ли, нравилось, чтоб жопа была перед глазами и как бы участвовала в процессе, он тискал её вместо грудей... Задница возбуждала его ярче, чем передок, он воображал, что суёт в обе дырки одновременно... Когда он имел дело с Варварой, то сначала совал в верхнюю дырку, вынимал и кончал в нижнюю; с Надей на это не решился, боясь разоблачения — поднимет крик.
Историки и летописцы нашего села сомневаются, что Надя не заметила подмены, члены-то у всех были разные и она по-разному их чувствовала. Возможно, она не подала виду, решила подыграть или вообще эти хулиганы её позабавили? Но, поразмыслив, Надя решила порвать с Тимохой: он нарушил негласный договор — перепоручил её двум приятелям, а сам встречался с Варварой. В прежние сенокосные страды он соблюдал правило: сенокосный роман только для них двоих, они раз в году отводили душу, отдаваясь свободной страсти. А желающих заменить Тимоху достаточно.
Но главный просчёт Нади в том, что она считала, что согрешила всего один раз в году с Тимохой, а на самом деле трижды, ибо этих «Тимох» было трое. Поэтому она теперь на всякий случай ставит три свечки. Это сложный вопрос — как посчитать число грехов: по числу партнёров или сколько раз тебя поимел за ночь или за месяц один партнёр? Справедливости ради заметим, что в этот сезон она больше не ходила отдохнуть к дальнему овину и никому больше не дала, к неудовольствию этой троицы, которые жаждали повтора: у неё очень горячая и тесная, член ходит туго, с


натягом, не то что с Варварой — у той свободная, член движется с люфтом, с зазором, порхает как по сараю воробей.
Ах этот сенокос! Июнь, жара, зной, запах скошенной травы, жужжанье шмелей, трели перепелов... разомлевшие бабы, распластавшиеся на сене... И скоротечные любовные приключения среди мужиков с «литовкой» и баб с граблями... Казалось, все эти бабы легкодоступны, но это не так: большинство как раз недоступны. Но были на сенокосе и другие: дам любому, кто очень хочет, мы пришли на луга, а заодно и... траву покосим. Но даже давалки на сенокосе требовали ласкового и уважительного подхода, грубиян и хам не получал ничего. У некоторых, как у Нади, был постоянный партнёр на сенокосе, они ждали сенокоса всю зиму, чтобы отвести душу, но посторонние не должны были иметь доступа к её прелестям.
Впрочем, опытные бабники-косцы утверждают, что ни одна баба на сенокосе не устоит, нужен лишь индивидуальный подход, прежде всего уважение и ласка, непременно нужно сказать: «Ты здесь самая красивая». Важно время — в смысле, даст не в первый день. Сенокоса век недолог, всего месяц. Один терпеливый бабник рассказывал: «В первый день красотка твёрдо сказала: «Нет, не дам, и не надейся, в этот сезон я решила не давать», — а в последний — сама подошла: «Ну ладно, уговорил», — хотя за весь сенокос я ей не сказал ни слова, лишь в первый день одно слово: дай!»
Ещё бы, подружки хвастались, что им довелось возлежать не только на луговом, но и на лесном, степном, полевом и даже на горном сене, да так, что птицы разлетались и звери разбегались, — а её стыдили за воздержание.



Улетай с испугу птица,
Зверь в чащобу уходи:
Дайте парню порезвиться
У девицы на груди!

Редкие исключения, конечно, случались, когда самую неприступную, добропорядочную матрону, многодетную родительницу мог попутать бес. Но у Димона и Лизы кое-какие предварительные контакты были, соседи всё же, но это случилось на сенокосе...
«А как вы хотели: сенокос, интимом пропитан воздух, природа шепчет... А тут юный косец прилёг рядышком на пахучее сено, кругом вроде никого, но в соседней копне, слышу, бурно занимаются любовью, и это меня заводит и склоняет к блуду. А он, паразит, нежно пощекотал травинкой мне за ушком, и я поплыла, и ляжки сами раздвинулись, хотя умом я была несогласна, какое-то наваждение, я словно в забытьи... И я испытала нечто, ранее неиспытанное, а мальчонка (или это бес-искуситель?) уже шепчет слова любви и называет меня красоткой, и я для него неоценимая награда, и он запомнит этот миг на всю жизнь... И вот уже под трели перепелов запретная любовь ликует, и мы как голубки воркуем:
— Хватит уже, довольна я...
— Нет-нет, дай ещё разок...
— Да не успеешь ты... Люди уже идут в нашу сторону…
— Видишь, свернули они в другую сторону... Завтра дашь мне ещё?..
— И не мечтай, сегодня же обо всём забудь. Сплетен и слухов ещё мне не хватало. А завтра можешь подвалить к Варваре, она помоложе... Не хочешь её? Ну, тогда... может быть, завтра... пойду на вечернюю дойку, и лови меня на

тропинке во ржи... И больше ни слова, а то передумаю… Если тебе надо так много, надо жениться на молоденькой: будешь с ней каждую ночь много раз, а со мной — раз в неделю, днём, украдкой и ежели повезёт... Хорошо, что муж у меня не ревнивый и всего раз в месяц меня хочет...»
Вот так вроде бы случайное сенокосное приключение между Лизой — Елизаветой Петровной, 33-летней дамой, и Димоном, юным косарём, вдвое моложе, переросло в деревенский роман. Лиза завела себе любовничка, с которым встречалась хоть редко, но даже зимой. Но Дима к ней прилёг на копну не случайно, давно приглядывался к очаровательной замужней соседке, во сне она уже приходила к нему и он на неё залазил. Она тоже примечала его взгляды, но думала: взгляды платонические, молод ещё. Может, комплекс Мадонны. Но стал он сниться: вот она соблазняет его — и он овладевает ей.
Впрочем, молод-то молод, но на выпускном по окончании десятого одноклассница попросила его проводить, у её дома начали дурачиться, обниматься, целоваться, и как-то нечаянно получилось, что он сломал ей целку. Они оказались в какой-то хозпристройке, в сарае, на соломе, обжимались, как бы ненароком потрогали друг друга за интимные места, она хихикала и под утро поцеловала его по-женски, а не по-дружески. У него встал, ткнулся ей в коленки, заскользил выше по ляжкам — трусов нет (и когда она успела их снять, или забыла надеть?), ляжки раздвинулись, залупа потыкалась по промежности в поисках входа. Член проник в ямку и остановился. Он поднажал, и член проник до упора. Она: «Ах», — и замерла, и стала очень серьёзной и молчаливой…




И тишина... Лишь хрустела солома под девичьей попой, превращаясь в труху, да под стрехой удивлённо прочирикал воробей…
А поутру они расстались, кругом измельчённая солома... и помятые выпускное платьице и девичья краса...
А на реке Нуче...в это время шумел камыш…
Но мысль о Лизе не покидала Димона. Как-то ехали в автобусе стоя, прижался к ней сзади, положив плашмя член ей между ягодиц, и она поегозила попой и посигналила: Дима, не шали, убери помеху сзади, обещала же, дам, но не в автобусе же.
В другой раз оказались рядом на сиденье автобуса, и она просунула руку ему в ширинку и подержала член.
В колхозном амбаре прижал её к мешкам с пшеницей, она чуть приподняла подол, трусы снять не было возможности — вот-вот войдут, у него никак не получалось
ввести член куда положено и он кончил ей в ляжки, она невозмутимо,осторожно подмахивала.
Они были назначены на ночное дежурство в коровник, он задремал на соломе, она наклонилась к нему, он схватил и опрокинул её, она была без трусов и молча отдалась. Он пригляделся: мать честная, да это же её тётя, почти вдвое старше, но интимная плоть показалась ему молодой, чувственной и активной. Тётя была весела и довольна, он мрачен и недоволен. Оказалось, она подменяла Лизу на дежурстве, но утром предложила повторить:
— Юноша, ты проспал всю ночь, а я надеялась, мне покоя не дашь. Давай повторим на прощанье, или тебе не понравилось?
— Ну, не знаю, получится ли у меня…
— Здрасьте, да у тебя утренний стояк, из ширинки вывалился, тебе сейчас обязательно нужна женщина для здорового образа жизни. Вишь, залупа-то красная,


напряглась, дрожит от желания... Взялся за гуж — не говори, что не дюжь... По Лизке моей сохнешь. Как же давно это у тебя! Лиза призналась мне: только четыре класса закончил, уже подвалил к ней. Она: «Нет, мал ещё, не дам». После седьмого пообещала: «Может быть, надейся и жди». И только после десятого: «Дам летом, на сенокосе». Она меня и послала проверить, на что ты годен, прежде чем с тобой любовь крутить. А что я ей скажу: один раз за ночь... Мне-то хватает мужского внимания со стороны и мужа, и других мужчин, женатых предпочитаю... Да ладно, не кручинься, буду тебя рекомендовать, всё же пять раз с тобой кончила. Я так и мужа её проверяла, потом ещё были двое, набивались в любовники к моей племяннице, да проверку не прошли... К Лизке подвали на сенокосе, там она тебе даст, там нравы попроще: любая желающая может расслабиться и раздвинуть ножки столько раз, сколько захочет, и никто её не осудит... Ну а пока со мной... Вижу как ему невтерпёж... У меня такая же, как у неё, — королёк…
После таких откровений Дима поимел тётушку ещё раз на соломе и предложил встречаться постоянно. Она отказалась:
— Постоянной любовницей у тебя будет Лиза, ну а со мной... может быть... иногда... случайно... Можно и не случайно: издали подашь знак, я подойду в условное место, обратно — врозь, ну и чтоб Лиза не узнала...
Всё это было предчувствие любви с Лизой.
«Вот что сенокос-то животворящий делает, и я не ожидала, что юношу так околдуют мои «райские кущи», моя ничем не примечательная (как я думала), уже не юная кунка, что он будет самозабвенно всю ночь выделывать моей пышной попой агроглифы (круги на ржаном поле, происхождение которых утром не могли разгадать лучшие



уфологи страны и ломали головы, почему пришельцы забыли подойник со скисшим молоком).
Вот так порой полжизни ждёшь встречи с принцем на белом коне, а этим принцем оказался соседский юноша с «литовкой», который ни разу до этого не посмотрел на меня нескромным взглядом. Другие-то нагло раздевали меня глазами, но я ни разу не откликнулась. А он, уловив мой телепатический сигнал: «Да согласна я уже, оставь в покое моё ухо и пощекочи мои «райские кущи»,мой клитор — заметив, что я задрала юбку, показала лобок и радвинула ляжки, набросился на меня, как матёрый хищник на молодую волчицу… И тогда я целу ночку не спала, и всю ночь опять молодушкой была».
Курьёз этого сенокосного приключения в том, что он, скромный, застенчивый юноша, без серьёзного опыта с женщинами, повёл себя как опытный, бывалый любовник, а она, опытная, бывалая дама, вела себя как робкая, застенчивая девочка, впервые почувствовавшая в себе мужское орудие, смущалась, краснела и приговаривала:
— Что это со мной? Что я делаю? Неужели я такая развратная?
И при повторе он заново её уговаривал, а она отнекивалась:
— Нет-нет, не будем ещё раз, не уговаривай, ты же всё уже получил. У тебя на меня снова встал? Да что ж такое, не буду я на него смотреть, и в руки не возьму. Почему? Потому что стесняюсь... По лобку мне залупой стучишь... Ну ладно, уговорил... Вставляй уж, циник!
Так исповедовалась дама-пышка, поддавшаяся чарам сенокоса, не устоявшая пред искушением... Теперь у неё один путь — в Дивеево, замолить эти грехи. Если бы не захотела заночевать в Личадееве, у тёти Клавы, и на неё не запал десятиклассник Гена...


Увы, от судьбы не уйти...
«Вишь, пора-то сенокосная: вся деревня на лугу», — восторгался поэт.
«Ну-ка, дайте косу, я вам покажу...» — вторил ему другой поэт.
А в моей деревне некоторые рисковые бабы даже хвастались, сколько косцов они соблазнили за краткую сенокосную пору на заливных лугах реки Нучи... и скольким отказали за грубое поведение и неуважение...
(И я там бывал... Какие вкусные, сочные травы там вырастали: щавель, столбунцы, опестыши, клевер, косматики, дягили, дикий лук!).
Ну а иной мужик, естественно, всю зиму вспоминал, сколько ему в этот сенокос удалось завалить баб под стожком и сколько его огрели граблями по спине, когда хотел поиметь без согласия...

Стеснительность нашей второй героини состояла в том, что она никогда не видела и не хотела видеть мужской орган и даже срамное дело — зажмуривалась. Генка запал на неё во время вечерней трапезы: он, конечно, не видел то, что косец, зато видел ланиты Флоры и грудь Дианы. Миссия Генки была почти невыполнима, хотя ему и удалось забраться к ней под одеяло — мол, есть непонятные вопросы веры, — но она полагала, что ещё взять на душу второй грех за год (согрешила уже с косарём) — это лишнее, и не соглашалась на Генкины просьбы:
— Нет-нет, только полежим рядом и поспим, и не показывай мне его. Можно ли потрогать мои груди? Ну, право, не знаю я. Можно ли поцеловать мои губы? А я почём знаю. Так сильно меня захотел, бедняжечка, да уж заметила я: за столом-то «не пил, не ел, всё на меня одну глядел...» Так меня хочешь. А сколько тебе? Ого, моему сыну ровесник, ну


как я тебе дам, такому молоденькому? Что ты мне в ладонь-то вложил? Ого, такой у тебя толстый, да как он в меня войдёт? У меня такая узкая, такая тесная, ой, пропадаю я...
А греховодник уламывал её полночи, ссылаясь на Старый и Новый Завет: не согрешишь — не покаешься; Мария Магдалина грешила, но причислена к лику святых после раскаяния.
Она сдалась от последнего довода, когда Генка вложил ей в ладошку свой твёрдый член и обещал, что она его не увидит, только пожмёт... И стало ей жарко, как тогда на сенокосе, и истома разлилась по всему телу... И ляжки её, плотно сжатые, стыдливо сами раздвинулись, и открылись для Гены врата рая... И в тот же миг грешник оказался в раю: видно, правду говорят, что рай для мужчин находится между ног у женщин...

Вторая богомолка, напротив, была весьма раскрепощена и изощрена в интиме, фанатка Марии Магдалины и очень на неё похожа, как её изображают Hayez или Lefebvre, и хотя мужу давала редко, другим мужчинам — часто, лишь бы случай позволял. Она запала на Генку тоже во время вечерней трапезы, пожимала своей ножкой его ногу. Но Генка ушёл спать в свой угол, она забралась к нему под одеяло — мол, не могу заснуть без мужика, — взяла его ладонь и положила себе на лобок, Гена ощутил шелковистость её шёрстки, его чуть-чуть ударило статическое электричество, и он сдался…
Она тотчас уселась на него, бесстыжая, и принялась строгать его член своим женским органом...





Третья богомолка оказалась крепким орешком, но и Гена был уже опытным ловеласом. Увы, от судьбы не уйдёшь...
Наутро наш юный ловелас Гена увидел во дворе дома третью богомолку, Лизу, в юбке и лифчике, пытающуюся умыться с помощью уличного рукомойника, и воспылал. Какие плечи! Какая шея! Нельзя упустить.
— Уважаемая богомолка, милая девушка, позвольте вам послужить и полить из ковшика.
— Благодарю за службу, добрый самаритянин, чем могу отплатить?
— Если позволите, помогите разобраться в богословских вопросах.
— Чего-чего? Да не пялься ты так на мой лифчик. Женскую грудь не видел?Да,пятый номер у меня,и чо? Отвернись, надену кофточку.
— Вот сказано: человек предполагает, а бог располагает...
— Ну и?..
— Чему быть, того не миновать.
— Эт ты, юноша, к чему? Чего мне не миновать?
— Вам, красавица, не миновать позволить мне поцеловать ваши пятки.
— Это как? А на чём же я стоять буду, коли ноги подниму.
— Вам, сударыня, не нужно стоять, а прелестные ножки нужно положить мне на плечи...
— Вона как! Да ты, сударь, нахал. Для этого у меня муж есть, хоть и старый, зато бойфренд тебе ровесник, с ним грешу и иду в Дивеево поставить свечку заступнице нашей Марии Магдалине, а х…й на х…й менять — только время терять...



— Можно и две свечки поставить... В чужих руках х…й толще.
— С какой стати? Хотя дело такое… Я планировала искупаться в Тёше, наша речка Нуча совсем пересохла; если согласишься быть моим пажом-слугой, поцелую по-дружески в щёку, ну и будешь гордиться перед односельчанами, какая у тебя шикарная подружка. В бикини я неотразима, особенно для тех мужчин, которые предпочитают полненьких. У тебя с хозяйкой Клавой что-то есть? Ты на неё так посматриваешь, словно она твоя женщина. А она пополнее меня и постарше. Ничего нет? Я тебе верю. Я, возможно, дам тебе шанс, если сильно удивишь меня...
Гена попросил помощи у Клавы, та истопила баню и пригласила Лизу попариться. В баню завалился Гена.

— Лиза, не беспокойся, это мой юный квартирант, похлещет нас веником.
Гена веником их похлестал, Клава встала на четвереньки, и Гена занялся с ней любовью на глазах у Лизы. И та не выскользнула в предбанник, а вытаращила глаза. В предбанник вышла Клава. Они остались вдвоём. Гена окатил себя водой из ушата, уставился на её кудрявый золотистый лобок, и у него снова встал. Лиза полюбовалась на его мужской инструмент, подержалась за него руками, покраснела. Он подержался за её сиськи, прильнул губами к её губам, она опустилась на карачки и отклячила попу…
Есть три объяснения её поступку.
Она давно хотела посмотреть, как это делают другие, но не довелось.
Она впервые увидела такую позу: ни муж, ни любовник так не делали, — и захотела так же.



У неё был синдром интим-подражания. Если кто-то этим занимается где-то поблизости, она возбуждается: «И я так хочу».
Ну и наконец, оценила его поведение на пляже: там он к ней ни разу не прикоснулся и успешно отгонял ухажёров.
— Лиза, милая, не плачь, я люблю только тебя. Мне теперь уйти?
— Нет-нет, милёнок, не уходи, побудь со мною, ты ещё не поцеловал мне пятки... Я тоже люблю только тебя...
И он любил её всю ночь. У него быстро закончились «снаряды», но член продолжал вставать на неё и раз за разом обстреливал её «воронку» холостыми. «Воронка» не увеличивалась, а, наоборот, уменьшалась в диаметре, плотнее обхватывала Генкин «ствол» орудия и в ответ на холостой посылала свой встречный «снаряд» в залупу: в женском-то «погребке» «снарядов» всегда поболе, чем на мужской «батарее».

…С опытной бесстыжей богомолкой всё обошлось благополучно, а вот со скромницей, стыдливой и совестливой Наденькой, не совсем. Точнее, с ней тоже всё в порядке, а вот Гена на ней погорел.
Как уже сказано, она отдалась только утром, Гена провозился с ней всю ночь впустую и поэтому выпустил её из объятий только к полудню. Она, кстати, немного огорчила его при расставании, сказав, что дала ему не по любви, а всего лишь притворилась, что любит, а на самом деле просто пожалела беднягу и уважила его настойчивость. В итоге Гена прогулял школу (а был он уже в десятом), оправдывался, мол, пропустил уроки по уважительной причине: провожал родную тётю на богомолье, но выговор схлопотал — справку-то не представил.

***

— Как мне замолить грех? — советовалась каждая у Генки утром.
— Грех этот прощёный, — наставлял новоиспечённый богослов, — достаточно поставить свечку заступнице нашей Марии Магдалине, а лучше три, ибо бог троицу любит и у нас с тобой было три раза за ночь...








Нюра и Вова, Марфа и Федя с Колей




На фото: г. Навашино, Марфута на Оке поджидает тимуровца Колю и соседа Федю, чтоб втроём позагорать и заодно... искупаться

Когда совокупление не одобряется обществом, когда оно вне брака, то партнёр, уговаривая партнёршу, обещает, что никто не узнает, никому он не расскажет, ибо она опасается огласки и осуждения. И всегда партнёр, а иногда и партнёрша, нарушает обещание, хочется похвастаться хоть кому-то.
В нашем городке в те годы соблюдалась традиция: знакомые, родные и не очень тётушки и даже молодые ядрёные бабушки (рано вышли замуж и рано овдовели), поздравляя своих отпрысков с окончанием школы, награждали их интимом. А тоже хвастались или оправдывались друг перед другом: «Бабоньки, я его не совращала, не соблазняла и не обольщала, вот те крест. Сам меня совратил, так настойчиво требовал отдаться. Школу, мол, закончил, положено, чтоб дала, так просил, так умолял. П…да ведь не камень, как не порадеть родному юному человечку. И не устояла, а он такое вытворял, что ни с мужем не бывало, ни с другими мужиками не позволяла. А с внуком что могла поделать, не думала и не гадала, как всегда, спали вместе на печке, прижавшись спинами; просыпаюсь, а он у меня на груди и е…ёт во всю прыть, аж полати трещат, откуда что взялось, никто ведь не учил».
Школяры тоже ждали последний звонок и знали, что знакомые тёти будут в этот день подобрее, не скажут, как уже было: «Рано тебе давать разок, школу хотя бы закончи, тогда посмотрим на твоё поведение, какими словами будешь уговаривать». А школяры предвкушали, как это будет, почему из-за какой-то е…ли всякие драки, дуэли, убийства и даже войны.

В этот день Фёкла под выдуманным предлогом уложила своего вроде непонятливого, но послушного юного школьника-выпускника (сам ростом невелик, но достоинство-акселерат выросло с опережением) спать вместе с дальней родственницей, двоюродной тётей Лизаветой.
— Сын, тётя навестила нас, спать ей негде, пусть с тобой на твоей кровати поспит, и ты её не беспокой, с роднёй это не положено, да и рано тебе об этом думать, понял? Как зовут? Знать тебе не обязательно, завтра уедет.
— Хорошо, ма, как скажешь.
Так начались хождения Миши по лабиринтам запретной любви.
Утром, посмотрев на их рожи, она поняла, чем они занимались всю ночь. Хотя понять было нетрудно: в соседней комнате сразу, едва голубки улеглись и накрылись одним одеялом, заскрипела и затряслась кровать.
Она было зашептала:
— Да погоди ты, парень, не сдёргивай с меня трусы, не расстёгивай лифчик… не знаю, как тебя звать. В соседней комнате мамаша вроде ещё не спит, а она хотела, чтоб мы просто полежали рядом и без этого, ещё, не дай бог, вмешается и разлучит нас.
— Не могу больше терпеть, весь день на тебя смотрел. Мамка предупредила, что вместе спать будем и чтоб я тебя не трогал, да разве тут удержишься, ты такая красивая, а я истомился весь. Неужели такое богатство на всю ночь моё? Неужели сегодня ночью она будет моей и я впервые почувствую женщину и узнаю, почему мужики так страстно этого хотят? И вот ты рядом, такая красивая, такая большая и... без одежды... Весь день я смотрел на тебя и не спускал глаз с треугольничка джинсов между ног, где у тебя лохматый лобок, и так хотелось снять с тебя джинсы и



погладить там шёлковую шёрстку; и я прелюбодействовал с тобой в мыслях моих.
— Ох, какой же ты, милёнок, говорливый и нетерпеливый. Я, видно, у тебя первая, и ты не знаешь, что это будет у нас очень шумно, поэтому, пока мамка твоя не заснёт, подождём, потихоньку погладь меня пока, пожми сиськи и подержи за лохматку-пипиську, нежно поцелуй, наконец; а ты сразу хочешь туда… где рай для мужчин, где море огня, сладострастия и блаженства... А чтобы ты немного успокоился и не дрожал от нетерпения и страха, я тебя, милый мой мальчик, за х…й подержу... У меня в молодости был случай: с одним юношей начали, а сосед-бугай ещё не заснул; только юноша кончил и вынул, а сосед тут как тут и с ходу мне засадил... Добрейшей был души мужик, мог юношу прогнать, но они всю ночь только менялись... Ну ладно, начинай... За стенкой дяди нет, только твоя мамаша... О-го-го, с таким большим достоинством ты у меня первый... Чувствуешь, какая у меня тугая, плотная и горячая; гордись, е…ёшь первую красавицу района...
«...И дикие странные звуки всю ночь раздавалися там...» А утром, естественно, оба божились: «Ничего не было, тебе показалось», — но глаза отводили.
Но мать не поверила Елизавете:
— Разговоры она, видите ли, разговаривала. Может, мысленно, а так: я всё слышала, кровать сразу заскрипела и половицы зашатались, не успели вы прилечь, и до утра с перерывами. И откуда у мальчика засосы на шее и царапки на спине? И кто там громко стонал?
— Ох, Феклуша, права ты, конечно, всё у нас было, кроме разговоров и слов, и кровать сразу заскрипела, как только к нему легла, и даже орала несколько раз. Смущаюсь от того, что впервые такая большая разница в возрасте и в весовых категориях. И у меня впервые девственник, а это


очень волнительно. И не познакомила ты нас, и он просил его не выдавать, поэтому не выпытывай подробностей, может, потом... А в общем, я очень довольна... Показала ему 56.три позы: легла на живот и отклячила попу, затем поперёк кровати, ноги ему на плечи, и наконец, «амазонка в седле», — и он со всем справился. Феклуш, да ты вроде ревнуешь... Странно, ты вроде хотела, чтоб я лишила его невинности, а утром хочешь, чтоб у нас ничего не было. Совсем меня запутала, уж не сама ли с ним хочешь?
— Лизка, ты сдурела, типун тебе на язык!
— А как ты это себе представляла? Первую ночь мы просто полежим, он привыкнет к моему телу, на вторую будем целоваться, и только на третью... Он же молодой мужик, а я не кукла деревянная. Он сразу, едва прилегли, распустил руки: одна его рука уже у меня в трусах, ухватил главную приманку для мужчин, главное моё богатство, второй рукой сорвал пуговку лифчика и моё второе богатство вывалилось наружу — тут уж ни один мужик и до него не мог устоять… Парень прекрасно понимал, зачем я в гости пришла, я поймала его взгляд: захотел меня с первого взгляда, иначе я б с ним не легла. Он уже днём пытался мной овладеть, едва ты вышла, да я отговорила: не сейчас, не здесь, у нас с тобой вся ночь впереди...
Ну а дальше понятно: у этой пары то была разовая ночь, а у иной ночь растягивалась на год-другой, и уж совсем редко — надолго...

***
История о Лизавете, Фёкле и сыне её Мише имела необычное продолжение. По селу гуляли непроверенные слухи, что Фёкла после этой ночи преобразилась и помолодела, что завела себе полюбовничка и даже вроде у неё что-то было с Мишей.


Я, как добросовестный летописец, за что купил, за то и продаю: можно верить, можно нет.
Фёкла была недурна собой, того же возраста и комплекции, что и Лиза, и на неё заглядывался Ермолай, сосед, объездчик двадцати трёх лет, колхозник. Фёкла отвергала его намёки: «На интим-фронте я уже не игрок», — после смерти мужа строго блюла себя.
А случай с Лизой что-то в ней перевернул, она сделала знак Ермолаю, которого тот ждал лет десять, и хотя он уже был женат и любовница у него была, но о Фёкле продолжал мечтать; и ночи через три Миша услышал, что у мамки через стенку весело и радостно заскрипели и запели пружины кровати, чего не случалось давно, послышались сладострастные звуки; и к рассвету всё замерло.
Утром лик Фёклы, вечно мрачный и угрюмый, просиял, глаза излучали умиротворение и огонь желания: вот что скрип-то кровати животворящий делает. Фёкла вела себя необычно раскованно и весело, как и положено вести себя немолодой женщине после верного свидания с молодым любовником. Она даже игриво толкнула бедром Мишу: мол, знай наших, не только у тебя с Лизой всё было. Затем как бы невзначай показала сиськи, мол, Ермолай всю ночь их сжимал, а они всё равно распрямились, потому что упругие.
И случилось невероятное, непредсказуемое и запретное.
Миша поплыл, ему померещилось, что перед ним Лиза, по телу пробежала ломота, и член встал. «Боже, свят-свят! Что же со мной творится? Совсем сдурел, мамку вые…ать хочу, и даже сильнее, чем Лизу». Он выскользнул в сени, плеснул на член холодной водой и погасил греховное постыдное желание.
Через две-три ночи громкий скрип кровати, тихие нежные вздохи и робкий шёпот за стеной повторились, потом


ещё и ещё... Миша плохо спал, ворочался за стенкой и упорно гнал греховную мысль: «А ведь на его месте мог бы быть и я. Я тоже хочу е…ать эту женщину каждую ночь, это днём она мать, а ночью просто баба, и я её хочу».
Но через месяц Ермолай собрался в областной центр по делам и попросил Мишу: «Передай мамке, месяц меня не будет», — а он не передал. У него появился шанс заменить Ермолая, чем он не преминул воспользоваться. Злые языки заявляют, что Фёклина кровать всё равно по ночам продолжала скрипеть, хотя Ермолая не было, и даже громче и продолжительнее... Но вздохов и шёпота слышно не было.
По утрам Миша был весел и доволен, Фёкла хмурилась, на Мишу старалась не смотреть, глаза были на мокром месте.
Фёкла ночами была в нирване и упоительно наслаждалась весёлым скрипом кроватных пружин, которые она сама же заставляла петь и скрипеть своей пышной задницей, а утром её не отпускал комплекс Марии Магдалины:
«Зачем же я Мише-то даю? Неправильно это. Почему я стала такой развратной и похотливой? Первый раз, когда он в темноте навалился на меня и вставил свой юный х…ишко мне в п…здину, я подумала, Ермолай пришёл, потому что точь-в-точь так же е…ёт, и всю ночь шептала его имя; потом поняла, что это не он, но было уже поздно, а потом просто притворялась, что меня е…ёт только Ермолай. Я грешу, но велик ли мой грех и почему я не в силах остановиться? Ведь нам обоим хорошо и приятно, иначе бы он не приходил каждую ночь за этим, и никому мы не делаем вреда.
Если люди не прознают про наши шашни, должна ли я раскаиваться и молить высшие силы о прощении за мою слабость? А пока я укладываюсь спать и хочу, чтобы это повторилось, чтобы он тайком пришёл и овладел мной.


Чтобы его молодой член проник в мой канал и долго-долго там ёрзал и тёр, гладил, ласкал мою плоть; а мне становилось бы всё приятнее и приятнее, пока наконец всё моё тело не задрожит от наслаждения и сладострастия — и я в нирване, я в улёте, я на облаках...
Такого пика блаженства я не достигала ни с мужем, ни с другими, ни с Ермолаем, хотя у него толще и длиннее и он целует, и ласкает, и шепчет слова любви. Миша ничего этого не делает, а только е…ёт меня, причём несмело, робко, стыдится, смущается — и вот поди ж ты, разный результат... Видно, в этом всё дело.
Поэтому я выбираю греховодство, запретную любовь в надежде на прощение, наслаждаюсь не любя, но черту не перехожу, пока не понесла, а случится — избавлюсь от греха…
И ещё очень волнительно и любопытно сравнивать два члена: нежный, меньше среднего размера, Мишин, и грубый, толстый, пятивершковый Ермолая. Член Ермолая входит в меня туго, плотно. и он получает максимум приятности, заверяет, что когда меня е…ёт, то получает больше, чем с женой и любовницей, — ещё бы, ведь я умею управлять мышцами вагины, но я не получаю от него вершины экстаза.
А от скромного Мишиного члена, который гуляет по моему каналу довольно свободно, я не решаюсь подмахивать, моя вагина не «целует» его член, я всё равно получаю максимум наслаждения, чего не скажу про Мишу, который явно хочет Лизу. Похоже, они больше подходят друг другу в плане интима, а меня е…ёт он всё равно робко, молча, стесняется и стыдится, всё время называет Лизой, кончив, сразу уходит в свою комнату, правда, раз-другой за ночь возвращается, чтобы нае…аться до отвала, а утром шатается.
Понимает, греховодник, мамку во грех ввёл, мамулю е…ёт чуть не каждую ночь. Мог бы на тот конец к Лизке


сбегать. Далеко? Тогда Фрося. Правда, она сестра его, но троюродная, седьмая вода на киселе, да и считает он её чужой, моложе меня, дом напротив, — нет, надо на дому, прямо через стенку желанная женщина есть.
А ведь сама спровоцировала: с Ермолаем е…ёмся, а он через стенку слышит... Вот и дое…лись... А теперь, к чему лукавить, я никому не отдана и готова пуститься во все тяжкие ради экстаза с ним…»
Миша быстро понял, чего от него хочет Фёкла, и стал ей подыгрывать: мол, к скрипу её кровати я непричастен, это всё Ермолай. И Фёкла довольна: ещё бы, хорошо и на х…й сесть, и рыбку съесть. Правда, Миша никогда её не целовал, не ласкал, не шептал ласковых слов, сразу туда и давай-давай…
И это её устраивало, видно, поцелуи не главное, иногда вообще не нужны, и это как раз тот случай.
Кровать вскоре сломалась. Фёкла положила матрас и перину прямо на пол. Скрип прекратился, остальное продолжалось:

Эх, раз — на матрас,
На перину белую:
Не возись, япона мать,
А то косого сделаю!

А когда Ермолай вернулся, Фёклина кровать по ночам заскрипела чаще, почти каждую ночь... Хотя Ермолай приходил ночевать всё реже, и Фёкла ожила... И комплекс её отпустил...
На перине свидания проходили инкогнито, в полной темноте: Миша воображал, что е…ёт Лизу, и шептал её имя; Фёкла убеждала себя, что отдаётся Ермолаю, и шептала его



имя. Утром оба были довольны, легко общались и делали вид, что ночью не встречались.
Бывали совсем небывалые случаи, когда Фёкла тайком приглашала Лизу, укладывала её на свою постель, а сама уходила спать на сеновал.
Кто тогда навещал Лизу на перине, история умалчивает. Некоторые летописцы считают, что Лиза в одну и ту же ночь досталась и Михаилу, и Ермолаю. Ей понравилось, и она стала навещать этот дом чаще. Впрочем, за одну ночь и Фёкла иногда доставалась обоим, и у неё потом дня два болели голова и влагалище.
И всё смешалось в доме Фёклы Облонской: великолепная разновозрастная четвёрка занималась любовью по ночам то вместе, то поврозь, а то попеременно.

***
Ермолай и Лиза стали догадываться, что между Фёклой и Мишей что-то есть; и она, опасаясь огласки, решила свести Мишатку с Фросей.
Фёкла легко переключила Мишатку на Фросю, просто предложив ей заночевать на своей кровати.
К её удовольствию, они в первую же ночь легко поладили, и Миша даже собирается сделать Фросе предложение.
Когда я расспрашивал Мишу об этой истории, он признавал, что у него было с Лизой и Фросей («Обеих хорошо у…б, обе классно е…утся»), но отрицал инцест с Фёклой:
— Сплетни распускает Вовка Тихомиров, мой ровесник. У него как раз первый интим-опыт и был с мамулей, он пробирался ночью к двоюродной тёте, что у них гостила и днём дала ему понять, что ночью его ждёт, и



перепутал кровати. Утром они опомнились, и он перебрался на кровать к тёте; разумеется, она ему поспать не дала...
Некоторые, правда, говорят, что дамы намеренно легли не на своих постелях, чтобы запутать Вову…
Ох,уж эти ошибки молодости.Грешник Вовка Тихомиров во время инициации в мужчины за одну ночь поимел обеих граций,обеих сестёр,но проснулся в обьятьях младшей тёти Катерины Масловой и полагал,что у него было только с ней.Сестрицы планировали,что будет разовый интим,а затем Владимир найдёт девушку-сверсницу и с ней будет удовлетворять свои интим-желания.
Но всё пошло не так.Девушку не нашёл.На сестёр смотрел равнодушно, староваты,никаких желаний,не возбуждают.Всё изменилось,когда Катюша в выходные снова пришла в гости и осталась ночевать.
Вовка не мог заснуть:по обе стороны на двух кроватях спят две женщины в возрасте "жаркая Африка" и он понимает,немного наглости и нахальства и можно ими овладеть:ведь неделю назад всё получилось ко взаимному удовольствию.Сказано-сделано:и в него вселился бес,
вот уже он,грешник, поочерёдно е..т двух граций,якобы спящих, переходя с кровати на кровать.И воображает и шепчет про себя,что занимается любовью с Надей Тиллер и королевой Шантеклера.
А утром после бурной ночи все трое делают вид,что было у него только с Катей, проснулся ведь у неё на груди,лицо между сисек,а член у неё в п..де.
Так возник курьёзный "любовный" интим-треугольник:втроём всё получалось отлично, а вдвоём ничего не получалось.Вовка и хотел заниматься ЭТИМ только
с Катей,но не получалось,попросту не вставал,а вот ежели сначала по...ёт старшую сестрицу,т.е. мамулю,то как


бы получал одобрение и благословление на соитие с Катей.При этом делами с Катей он мог смело хвастаться перед сверстниками,а что было перед ЭТИМ скрывал и отрицал,тут хвастаться, нечем- греховное дело.Но постепенно он воспринимал обех сестриц за одну и разницы не чувствовал и это всех троих устраивало.Одна бурная ночь и заряд бодрости всем троим на неделю.
Года три это продолжалось,пока Вовка на срочную не ушёл.Спустя годы,Владимир был давно женат, субутыльник мог спросить:-правда,что у тебя первой женщиной и первой любовницей была родная тётя и старше тебя втрое.
-Что было- то было,- отвечал,-ошибки молодости,мне только 15 стукнуло,а ей лет 45,да Катя была несравненна в постели,хоть и старше втрое,но горяча и активна,потом случалось с молодкой, красива,лицом- что полная луна,фигура,что Надя Тиллер,втрое моложе,но в постели никакая,фригидна,пассивна.Такие,брат,дела.

Что за бестолочь такая:
У меня ж другие есть,
Только Катю,мою тётю,
Из судьбы,брат,не известь!

Я постоянно отвлекаюсь,вернёмся к рассказу Миши.

— Я, конечно, не монах, — продолжал Миша, — если есть возможность, случай не упускаю. Всем — и Лизе, и Фросе — говорю: ты у меня первая. Но первой-то, стыдно признаться, была бабуля Прасковья. На селе так принято: в баню дамы приглашают кавалеров, разница в возрасте без ограничений, отказаться нельзя, неприлично, засмеют, считается, чтоб спину друг другу потереть. А я только школу закончил, бабы считают, что выпускник достоин приза натурой.

Моемся, думаю, не получится с ней, не встанет, старая, несимпатичная. Она попу отклячила, тру мочалкой спину, и вдруг попа показалась мне молодой, симпатичной, упругой, как потом и манда, а всё потому, что у меня встал. Она попой мне по причиндалам егозит, он и встал — и понеслось... до утра… Баня шатается, половицы скрипят... Я как с цепи сорвался, а всё потому, что впервые испытал необычные ощущения близости с женщиной, «снаряды» у меня закончились, а член всё вставал и вставал и устремлялся туда, в женское лоно. Вот тебе, бабушка, и банный день.
Потом мне сказали: «Баба Параша — твоя бабушка». Ну, не знаю, обеих родных давно нет в живых. Получается трижды я занимался запретной любовью.
А вот с Фёклой у меня не было этого и быть не могло, и никакая кровать не скрипела, вон она, целёхонькая, а то, что у мамки было с Ермолаем, не моё дело, и ничьё.
…То же утверждала и Фёкла: поклёп это.
Осуждать их нельзя. Ты уж, наверное, знаешь, в те годы мужики не вернулись с войны, бабы одиноки. А на селе принято мыться в бане вместе. Мамка (тётя, бабуля) привыкла, что сынуля (племянник, внучек) ей спинку трёт и не ожидает чего-то иного, а ему уже 14, у него впервые встал, а она на карачках, и он вдруг увидел, что перед ним голая женская жопа, о которой так много говорили взрослые. А дальше всё на автомате, само собой: он и спинку ей трёт. и через жопу е…ёт... А как иначе?
И ни один не поступил иначе в этой ситуации, и ни одна не отвергла, а ведь без спроса, без согласия. Более того, пришли из бани, в доме люди, — парочка, не сговариваясь, уединяется в тёмный закуток и продолжают грешить и любить друг друга… Но это крайне редко, пары, которые продолжили тайком грешить, на селе известны, и я о них рассказал.


Большинство тех, у кого был первый контакт с роднёй, говорят, что вышло случайно и только раз, желание повторить не возникло, и потом делали вид, что ничего не было. Некоторые уверяли, что долго отбивались, прежде чем это случилось, зато потом возвращались из бани домой под утро поврозь, оба опустошённые, растерянные и в прострации.
Объясняли наваждением и любопытством. Партнёрша говорила о неожиданности и сочувствии: думала, он ещё мал, не сможет, рано ему, член висит; пока успокаивала себя, батюшки, глядь, а он уже засадил и е…ёт, — пришлось инстинктивно подмахивать.
Я продолжал допытываться у одного юноши, который был посвящён в мужчины в бане своей взрослой родственницей:
— Когда ты решил, что пора количество превратить в качество — хватит, мол, шуровать, пора вкалывать? Ведь вы и раньше шалили, плескались водой, толкались, хихикали и похлопывали друг друга.
— Решил всё же не я, — объяснял он, — а она. Я думал, как всегда, разойдёмся — и спокойной ночи; пять лет вместе мылись — и ничего не было, считалось, что она меня моет как ребёнка, а я спину ей потру.
Она впервые, как бы ненароком, потрогала меня за писун, он встал, я в ответ впервые ухватил её одной рукой за мохнатый лобок, а другой — за сиськи, мы затаили дыхание и замерли. Как говорится, смех смехом, а п…да уж кверху мехом. Дальше несколько сумбурных, суетливых взаимных движений — и вот уже я ей овладел, и мой х…й у неё в п…де. Она, конечно, как и положено женщине, немного посопротивлялась: «Нет-нет, не надо, ты не так понял, мне просто захотелось подержать тебя за х…й, давай сделаем это в следующую субботу, не сегодня, не сейчас. Хочешь прям


сейчас? Потом не пожалеешь? Ну ладно уж, вставляй и е…и, бесстыжий нахалёнок...
И прощай беззаботное детство, теперь я обречён постоянно думать, как добиться этого у другой женщины, родственница больше не даёт и в баню не берёт.

***
Вот такая история про славные эти дела, про банные приключения рассказана мне была Васей Кругловым. Он потом, после банного опыта, активно промышлял до самой армии среди одиноких возрастных сельских тётушек. С 66.ровесницами ничего не получалось: надо долго ухаживать, писать письма, ходить в кино, а она в ответ: только после свадьбы.

Мальчик просит проводить,
Проводить можно,
А попросит: дай разок, —
Это невозможно!

Другое дело со вдовыми селянками, они, конечно, не модельной внешности, все как на подбор грудастые и пышнозадые, зато можно сговориться в первый же вечер и даже в первый час, — а что ещё надо пятнадцатилетнему шалопаю.
— Настёна, у тебя вчера огонёк вечером горел, вроде чай пили с Васяткой Кругловым, а потом свет потушили... Было дело?..

У Настёны огонёк:
Знать, Настёна пьёт чаёк!




— Ну что ты выдумываешь, Марковна, типун тебе на язык! Какой он кавалер, во внуки мне годится! Ну, поговорили за жизнь, ну, поцеловались, может, пару раз, позволила ему титьки потискать, очень страстно меня обнимал, аж кости хрустели, но до этого не дошло, выпроводила его за дверь: ищи бабу для этого помоложе, в свою постель не положила. И то из любопытства, как это такой молоденький, а хочет меня целовать и даже потоптать, но вряд ли он это может...
— Ну не скажи, Ксюха Мякишева хвасталась, что он её в бане три раза «помыл». Но коли ты с ним не хочешь, присылай его ко мне: у меня чай точно будет с мёдом...
— Нет ты не спеши, он сегодня ещё раз обещал заглянуть на огонёк. Кто знает, может, всё у нас сладится, на первом свидании я как-то не могу сразу отдаться, но, похоже, он очень серьёзно хочет меня... А я уже предвкушаю, как это у меня может быть с таким молоденьким кавалером... Может, и в постель положу, разделим интимное ложе, а может, прямо на столе ему дам, был такой случай у меня до замужества... Тогда поделюсь...
Единственный раз на столе у меня случился в юности, лет 35 тому назад. Только что поступила в МГУ, на факультет почвоведения. Мне всего 17, меня пригласил на чашку кофе мужчина вдвое старше, представился лётчиком-космонавтом. Я уже не была невинной овечкой, знала, что надо мужикам: после чашки кофею наверняка попытается затащить меня в постель.
Невинность потеряла два года назад с ровесником, Славиком Каленовым, на берегу речки Велетьмы: июль, жара, бегали по песочку, целовались, решили искупаться нагишом, прижались в воде друг к другу… И вот оно! О, этот сладкий миг между прошлым и будущим... Вода под нами забурлила, волны от нас кругами, испуганно вспорхнула стая


диких уток, с другого берега неодобрительно смотрит семейка бобров...
Так вот, попиваем с космонавтом кофей, он не спускает глаз с моего глубокого декольте, не выдерживает, прихватывает за талию и сажает на стол. Думала, будем целоваться, а он сразу засадил до упора, и стол затрещал и зашатался. Он стоит передо мной, а я сижу, такая странная поза, кофейный сервиз полетел на пол — и вдребезги…
А теперь вот беспокоюсь, как у нас получится с Васей: как его юный х…й будет чувствовать себя в моей далеко не юной п…де, правда, давно не знавшей мужчину, значит, в сохранности. Но если ему понравилось с Мякишевой, а она старше лет на пять…
Значит так: чайный сервиз убираем, на стол — новую скатерть… нет, лучше простыню. Я в лёгком халате на голое тело, глубокое декольте, дразнящие зовущие ляжки видны, усаживаюсь на дубовый стол, должен выдержать, и жду гостя Василия... Ой, что-то будет... Хоть ночь, да мой, а повезёт — заведу себе юного любовничка…
Вот и пойми этих мужиков, чего они хотят: я такая толстуха, втрое старше, ему бы девочку-ровесницу стройненькую, а он меня хочет. Впрочем, возможно, у него синдром первого раза, такую же захотел: Ксюха-то полнее меня, старше меня, жопа у неё о-го-го, габаритнее моей, как брякнется на кровать, пружины чуть ли не до пола, а он её и после бани захотел, подкрался ночью к кровати: «Ксюша, дай ещё». А она: «Вась, ты сдурел, пружины заскрипят, весь дом разбудим, меня осудят. Пока думают, что я тебя мою, всё в порядке, а узнают, как ты меня «помыл», не приведи хосподи что начнётся: совратила малого, такая-сякая... Прекрати, не суй руку мне меж ног... Ну ладно, выходи из дома в сад, в беседку, я накину тёплую накидку, а ты возьми одеяло,



постели там, и я мигом к тебе. И заруби на носу: эта ночь у нас последняя...»

***
Вася Круглов остался в истории нашего села как главный специалист по пышкам, охотник исключительно за толстухами. Он до ухода в армию поимел всех грудастых и пышнозадых одиночек на селе. Уверял, что ему с ними легко и приятно. Как раскинет ляжки пошире, п…да открыта, х…й легко входит, и сразу понятно: сама дама большая, на две головы выше, втрое шире, а п…да маленькая, тесная, плотная, горячая. И вот уже она орёт, вся дрожит от блаженства и шепчет слова любви.
А перед этим он всем говорил одинаковые слова:
— Ты моя малышка, ты моя крошка, ты прекрасна, а п…да у тебя краше во сто крат...
Некоторые замужние пышки, которых мужья склоняли похудеть, шептали ему при встрече:
— Приходи сегодня вечерком на «зады», за баню, на гумно, к лесопилке, у меня для тебя подарок...
— Ну-ка, показывай свой подарок!
— Да вот же он, между ног, — задирала подол красавица.
— Вижу-вижу п…ду рыжу. Это для меня самый дорогой подарок на свете...
Нае…ётся с замужней всласть, до отвала — и огородами-огородами поврозь крадутся по домам, и ни разу не сознался:
— Не было у меня с замужними, боже упаси…
Вася любил е…ать толстушек ещё и потому, что не впивались ногтями ему в спину в порыве страсти, не оставляли засосов на шее, почти не подмахивали, не подкладывали подушку под попу, жопа у них велика, сама


пружинила, ни разу не надевали резинку на член и не требовали: не кончай в тело.
Последняя крепость, что пала пред Васей, была набожная толстушка Чугуниха.
По молодости она много прелюбодействовала и на исповеди призналась молодому батюшке: моему телу от этого очень приятственно. Тот уверил её: не грех это, ежели по согласию, в Писании сказано: любите и услаждайте друг друга. Обрадованная, она тут же отдалась и батюшке, который во время рассказа начал потискивать её титьки и поглаживать её по лобку.
Сельские острословы говорили про батюшку:

Наш поп кадит кадилою,
А сам глядит на милую.

Таких «милых» у него было — каждая молодая смазливая прихожанка.
Чугуниха отказывала Васе, ему сказала: все вас знают, но я е…ать тебе не дам... ибо сомневалась и хотела знать, что сказано в Писании, как поступить, если просит о близости такой юный отрок. Но церковь на селе давно не работала. Вася пригрозил, что прыгнет с колокольни и оставит записку: «В моей смерти прошу винить бабу Ч». Чугуниха сдалась и отдавалась со всей страстью, как когда молодушкой была, но шептала:
— Прости, боже, прелюбодеяние совершаю за ради здравия раба твоего, отрока Василия.
…И вспомнилась ей встреча прошлым летом с местным дезертиром Лёшкой Пахомовым. Пришёл из лесу днём во двор, весь зарос щетиной, оборванный, истинно лесовик, попросил хлеба. Вынесла из избы полкраюхи.
— А теперь дай это.


— Какого ещё этого?
— Не понимаешь? Чего мужу давала ночью в постели...
— Лёша, милый, ты сдурел? Всё село знает, ты это получаешь ночами от молодок на сеновале, а я-то старше тебя втрое, тебя ведь в семнадцать призвали. Как ты это представляешь? И подумать не могла, что меня захочешь... Хлеб дала — понятно, голоден, но п…да-то моя тебе зачем? Сыт ты вроде этим...
— Девки молодые, ещё не налились женскими округлостями, не за что подержаться, меня не вполне удовлетворяют. А увидел твою пышную попку, титьки не меньше пятого номера — и проснулся во мне геронтофил, очень хочется почувствовать тебя... за титьки подержать. Ты только из избы выходила, а у меня уже на тебя встал — гляди, как стоит. Какие-то у тебя движенья и походка такие… Не знаю, как сказать… У дезертира век недолог, напоследок 71.хоть самую на селе крутобёдрую, да самую грудастую, да с такой талией бабу вые…у, а это, конечно, ты, дорогая Прасковья Чугунова, соломенная вдова. А там можно и в тюрьму…
Лёшка впервые увидел Чугуниху на опушке леса,шла по грибы,сарафан задрал ветер,открылась ослепительная жопа,дебелые ляжки и страсть Пахомова схватила своей мозолистой рукой...
— Ну, черт с тобой, пойдём, Геронт, в избу, лягу с тобой в койку… Пусть исполнится твоё последнее желание, хоть немного скрашу твою участь, мне ведь тоже любопытно такого юного кавалера попробовать в мои-то годы...
— Нет, милашка, хочу прямо во дворе, на соломе...
— Да коза вон смотрит, поросёнок бегает, гляди-ка, петух курицу догнал и топчет... Вон рукомойник, умойся, руки помой... Теперь можно...
— Плевать на это, очень хочется тут...


— Ну ладно, уговорил, сама лягу и трусы сниму, я только из бани, ещё не обсохла... Начинай скорее, не тяни, кончай умываться, раззадорил ты меня... Ещё будешь?
— А то нет! Чтоб такую кралю, да только раз...
Ну что за молодёжь пошла? В наши годы такие дела так быстро не решались... Месяц, а то и год ждёшь, пока паренёк попросит... Ну а Лёха, едва вышел с Парашиного двора и направился в лес, напоролся на милицейскую засаду...
…Вася не удержался, похвастался своей победой над Чугунихой приятелям Сёмке и Ромке:
— Ох, братцы, у неё фигура обалденная: бёдра не обхватишь, а талия — почти осиная.
Эти ребята не обращали внимания на толстух — им здоровенных мужиков надо, — пытались ухаживать за девочками, и всё зря, дальше поцелуя дело не заходило.
Параша, пообщавшись с Васей, поняла, что с такими молоденькими вполне можно заниматься любовью, но она всё же не была блудницей, и когда Сёма и Рома, конечно поврозь, обратились к ней с непристойными предложениями, выставила их за дверь. Для неё важны были оригинальность подхода и уважение её религиозных чувств.
Сёма попросил её научить молитве «Отче наш...», перед этим извинившись за предыдущий приход. Она оживилась: чего только не придумают юноши, чтоб втереться в доверие, — и два дня разучивала с ним псалмы, постепенно одевалась смелее, показывала ляжки и груди, проверяя реакцию. Он испытание выдержал, не повёлся, тогда она разрешила остаться ночевать по его просьбе, он попросил полежать с ней в кровати — благо кровать была одна, — заверяя, что он помолился, чтобы избавиться от искушения и греховодства. Она поверила, но к утру убедилась, насколько коварен бывает даже юный семинарист...



Рома попросил её научить креститься, то ли справа налево, то ли наоборот, и бить поклоны. Она понимала, что к чему, но вошла в азарт и решила подыграть.
Кланяясь, юноша постоянно утыкался лицом ей в ляжки и нежно их целовал. Она стала подбирать подол повыше, и он уже целовал ей лобок, входные половые губы и клитор.
Такого интима ещё не бывало в её биографии. Она застонала, задрожала и попросила достать из широких штанин его орудие.
— Мою рыжую посмотрел, теперь покажи свой. О-го-го, очарование... Впервые вижу такой большой у такого малого. Какой красавец! В ответ и мне захотелось поцеловать и пососать твою залупу... Ого, сколько налил мне в рот, это впервой, до сих пор мне заливали только туда... Теперь на всю ночь — то воля неба — я твоя, но в рот больше не будем..

Так что, как поладили они, никакого секрета нет. Главное для её самооправдания: «Они сами пришли, сами меня соблазнили, я вообще не хотела, ну, может, чуть-чуть...»
Три наших юных витязя, три наших мушкетёра начали потихоньку навещать поочерёдно свою крутобёдрую Констанцию до самого ухода в армию, и все четверо были довольны.
В их медовый месяц три плюс одна кровать скрипела сутками напролёт. Они разбудили в ней первобытный инстинкт, оказалось, что она ненасытна в блуде.
Она фантазировала, воображала себя Евой, которая только что познала себя женщиной, и в ту же ночь под злополучным деревом её познали трое: Адам и божьи слуги Мишаня и Гаврюша, — и это было так здорово, так прекрасно, что они обтрясли при этом всю яблоню и яблоки падали им на головы, и на члены, и ей прямо на...

Или вот она Констанция и в своём шикарном будуаре за одну ночь приняла всех трёх мушкетёров и почувствовала их ласку и буйство солдата — так, что ножки кровати треснули, а полог порвался...
Или вот ещё: она Василиса Прекрасная, и на широкой печи её ласкают, целуют и, конечно же, е…ут и е…ут три богатыря: Карачаевец, Никитич и Попович, — а она вся такая счастливая: сияет, смеётся и поёт... А печь треснула и задымила, и пришлось вызывать печника…
А в реальности иногда случалось, когда утром один юноша уходил, в дверях встречался со вторым, который позволял Параше встать и умыться только после второй... перерывчик небольшой...

***
Сон Параши

И снится ей: она доисторическая женщина мезозойской культуры, белокурая белая стройная спортсменка, кроманьонка и просто красавица, вся одежда — фиговый листок на манде, собирает коренья. К ней крадутся три динозавра с нехорошими намереньями, она бросает плетюху и даёт стрекача, оторвалась — и тут же угодила в лапы лохматых, небритых, на лицо ужасных, темнокожих охотников-неандертальцев из соседнего племени.
Их двенадцать, все они сразу захотели её, у всех встали на неё здоровенные члены, они окружают её, сопротивление бесполезно, разложили прямо на камнях, сорвали последнюю одежду, выстроились в очередь, и е…ут, е…ут её с первобытной страстью, и орут, как Тарзан в джунглях. Она добросовестно подмахивает. Когда двенадцатый кончил, они утратили бдительность, заспорили, кто будет первый второй раз, решили бросить жребий, она дала дёру. Шансов догнать


у них не было. На бегу сорвала лист смоковницы и прикрыла наготу, восстановив утраченную одежду.
Добравшись до своего племени, рассказала о приключении своим подружкам, им оставалось только позавидовать.
...Просыпается. Её е…ёт всё тот же Вася.
— Как же вы мне надоели, каждый день одно и то же, никакой фантазии. И зачем я только сбежала от неандертальцев? Как же нежно они меня любили и хотели ещё и ещё...

***
Никто ни разу не признался, чем они с ней занимались, иногда до утра, на расспросы отвечали:
— Пьём чаи-лимоны, говорим за жизнь, она знакомит нас с Пятикнижием Моисея и с Ветхим Заветом...
Мой дом в селе был через два дома от крайнего дома Прасковьи Чугуновой, я был слишком мал, чтобы попытаться быть четвертым, поэтому побывать на пиру буйных интимных страстей не пришлось, пьянящий мёд Параши не вкушал, пиво не пил, усы не мочил.
Я познал прелесть интима только после восемнадцати — в подростковом возрасте не довелось, — аккурат перед отъездом в город Таганрог: соседка принудила меня в бане, а я перед этим принудил её младшую прямо в её горнице три раза и ошибочно думал, что поимел за ночь всех троих соседских дочек. Потом ещё трижды было с младшей, когда она ходила в лес за орехами, грибами и земляникой. Я выслеживал её, она бросала корзинку и давала дёру, а устав от погони, останавливалась, ложилась на кучу сухого мха и зажмуривалась...

***


Так что случай у нас в Навашине, когда Вовка Мальков поимел свою бабушку Нюру и проболтался Федьке Кочеткову, не исключение, а почти правило:
— А я уже неделю как бабу Нюру е…у, раз, а то и два за ночь. Первая моя женщина, ох и сладкое, оказывается, дело, особенно в конце, обалденно приятно, а как хочется потом ещё и днём. Она уже бегает от меня, да всегда догоняю; ежели встал, удержаться невозможно, она крутится, вертится, говорит: «Нет-нет, днём не дам, могут застукать, всё видно, подожди до ночи», — но, заполучив х…й в свою п…ду, преображается, лицо молодеет и сияет от восторга.
— Да как же ты её уговорил? Я своей намекнул — отхлестала мокрой тряпкой. «Охальник, — говорит, — чего удумал — «дай разок». Грех это, что я на исповеди батюшке скажу? Да и стара я для этого дела».
— А у нас само собой случилось, я не просил и не надеялся, но знал, что по окончании школы некоторые выпускники е…ут своих тётушек, получают после последнего звонка первый урок интима, но у меня 76.подходящей тёти нет, а чтоб со своей бабушкой — и думать не смел.
А она пригласила на печку спать, хотя вместе мы на печке спим только зимой. Заснул у неё под боком, как всегда. Просыпаюсь — батюшки, на ней лежу и вместе е…ёмся, только полати трещат. И всё это как-то отвлечённо, будто не с нами происходит, как во сне, будто не мы, оба зажмурились, и тогда нам не стыдно.
А как оказался мой х…й у неё в п…де, убей не знаю. Утром опять на неё залез, это уже помню, начал её развращать и совращать: «Дай ещё, ещё раз хочу, сил нет как хочу...» И как ляжки ей раздвинул, и как х…й туда вставлял, теперь помню. Она сначала вроде против, но не очень, затем наоборот. Я от волнения промахиваюсь, не получается, а она


помогла в п…ду вставить и вроде как спит, но чуть-чуть подмахивает, а я уж не чуть-чуть, а на всю катушку дрючу её, и обоим приятно. Оказалось, у неё очень молодой и горячий канал, и х…й очень туго и плотно входил, первый раз думал — целку ломаю, потом, правда, канал разработал и х…й легко заскользил.
Всё молча, ни слова. Днём потеребил её за подол и помычал, она поняла без слов, села на стол, раздвинула ноги, я пристроился стоя, оба зажмурились — стыдно, но всё равно е…ёмся. И размечтались: она о прошлом, как в юности давала отрокам, а я о будущем, как буду проделывать это с отроковицами...
Насчёт греха моя Нюра говорит так: нет в е…ле никакого греха, а наоборот, делаем богоугодное дело, мол, даже первая женщина — Ева — подпускала и внуков, и правнуков, и они её познавали, по-нашему — е…ли. Тогда людей мало было, и братья женились на сёстрах, и Еву е…ли, кроме Адама, все родственники, включая правнуков, и бог одобрял — надо же людям размножаться, а тут без епли не обойтись... Ведь бог сотворил мужчину и женщину и повелел, чтоб мужской выступ проникал в женскую впадину без всяких ограничений по возрасту и родству.
Ну, раз сам бог велел, теперь е…у бабу Нюру смело, не стесняясь и не стыдясь, иногда и ночи не жду, если вдвоём остались в избе... Зажимаю в любом углу, как ни увёртывается... Крупнее меня вдвое, но перед х…ем бессильна... А Нюра призналась, что не моя она бабушка, а просто дальняя родня, потому и не стыдится со мной... А по мне всё равно, и родную бы уе…ал, лишь бы была согласна... А тебе бабушка-то зачем? У тебя же тётя Марфа есть, жопа у неё богатая, небось самая большая в Навашине, титьки — арбузы. Попытка была?



— Была, да не даёт, сомневается, не рано ли... «Может, после семилетки дам», — говорит...
— Прояви настойчивость, если, конечно, уже по утрам у тебя встаёт; тут сомненья прочь, лови момент в ночь, тут баба разомлеет, расслабится, и проще ей овладеть... Чего тебе три года ждать? Иногда по обстановке возможно и принуждение к соитию, некоторым это даже нравится... Е…и Марфу сейчас и никаких её отговорок не слушай: «потом», «может быть», «я ещё не готова»…
Я теперь на соседку по-другому посматриваю. Вижу — краснеет, значит, жду случая, когда останемся вдвоём, будет моей... А ты с Марфой часто вдвоём остаёшься, невзначай хватай её за п…ду, раз-другой обругает, оттолкнёт — терпи, не теряй надежды, на третий раз, глядишь, и получил бесценную награду... У тебя есть все шансы: Марфа одинока, выбора у неё нет, значит, даст, против природы не попрёшь. А добьёшься и постоянно будешь её е…ать, ещё и похвалит… У меня сложнее, у соседки есть муж, и то я не отчаиваюсь, надеюсь захочет разнообразия...
Так всё и случилось, как Вован спланировал. Когда случай представился и Вова оказался вдвоём с соседкой, уломал её за полчаса банальными словами: ты самая красивая в Ардатове, тебе со мной будет хорошо, приятно и нежно всё сделаю, тебе понравится, — и прочие нужные слова, известные всем ловеласам. Это был у него с соседкой разовый интим, потом делали вид, что ничего не было; молодая, красивая, белая, фигуристая, длинноногая, а п…да холодная, широкая, х…й свободно болтается, второй раз не захотел, вернулся к Нюре... А как мечтал, ночами не спал...
Марфа на третий раз тоже уступила Федькиной настойчивости, он контактировал с ней два-три года, пока не завёл подружку-ровню.



И он похвастался приятелю Коле Кистенёву и рассказал о приключениях своих и Вовкиных с бабушками:
— У Вовки бабушка дала и даёт, а у меня наотрез отказала.
Тут и Коля разоткровенничался:
— А моя бабуля дала, полночи уговаривал, к утру сдалась. «Ладно, — говорит, — е…и без разрешения, так мне проще перед совестью оправдаться, вставляй уж свой стоячий мне в п…ду, полночи мне в бок да в ляжки тыкал… Но только раз, — говорит, — и то потому, что знаю, что это по окончании школы подарок». А повторить — ни в какую: делает вид, что ничего не было, намекает — ищи тётю помоложе.
(Тут надо заметить, что наши бабушки — не дряхлые старушки, им всего чуть за пятьдесят, вышли замуж в четырнадцать, рано лишились мужей и лет 20 не имели мужчин, поэтому п…да у них была как у тридцатилетней. А некоторые внуки возмужали уже в 13 и не боялись попросить у женщины, старше лет на 40. Другие мальчики получали первый интим-опыт только в 17–18, некоторые и в 30. Про тех, у которых первой и единственной была жена, мы здесь речь не ведём. Их хотя и большинство, но они неинтересны писателям и поэтам: ни песен про них не поют, ни романов не сочиняют.)

В нашем селе Сваслейка стало известно достоверно о двух случаях,когда первой женщиной недоросля стала его молодая бабушка.Оба партнёра в этом признавались очень кратко,буквально одной фразой и оба с гордостью об этом подвиге. Я как щелкопёр это событие романтизировал,поэтизировал,разукрасил подробностями и мысленными диалогами,у них-то всё молча было. Бабушка могла лишь похвастаться ровесницам:бабоньки,согрешила


я,вчера на печке Ванятке дала,раздвинула ножки... И никаких подробностей, как всё было.
Тоже и Ванятка мог всего лишь гордо сказать свестникам:а я вчера на печке бабе Нюре вдул. Почему вчера? Повзрослел,гормоны заиграли,впервые у него встал,рядом баба и ...словами не может объяснить: ну я к ней-а она...я тогда-а она...я так-а она этак...
Так что недоросли не партесь,не комплексуйте, отбросьте предрассудки,стыд,робость и смущение. Если утром впервые у тебя встал,а рядом только родственница любого возраста и телосложения, (ну может возраст ограничен от 15 до 75,а габариты- нет) решительно вперёд:

кончил в тело,гуляй смело.

Так вот и Коля полагает, что на свою бабулю особой надежды не возлагал, может, получится как бы нечаянно, случайно, а не получится — найду другую.За день до окончания школы Матрёна,стала говорить,что завтра придут три тёти,чтоб его поздравить и стала показывать как это бывает с женщинами. Не думал не гадал, как всегда, возились на печи, толкались, смеялись.
— Я ёрзал у неё на животе, ни на что не надеясь,ляжки у неё всегда были сжаты,повозимся, как было не раз и по местам и вдруг раз, она раздвинула ляжки,промежность вывернула, как бы подставила вход—и чудо- мой х…й вдруг среагировал на это,затвердел и заскочил ей в п…ду,
а там так тепло, уютно и сладко; мы затихли на миг, опасаясь, кто б не увидел, что мы склещились — в смысле, что я вцепился в неё с такой силой, что клещами не оторвать. Во мне проснулся зверь и какое-то буйство: е…ать, только е…ать хочу,и боле ничего и никаких гвоздей; воображаю, что это никакая не бабуля, а развратная, но такая желанная баба. И я е…ал её по-настоящему, как мужик бабу, как солдат

молодку после трёх лет воздержания, я засаживал х…й ей в п…ду с таким остервенением, что она шептала: «Да поспокойней ты, Коленька, успеешь ты всё, всё ты получишь, кончить дам в себя, но только раз, так я решила, темпераменты у нас не совпадают, тебе больше Марфа подойдёт,будут у тебя ещё много женщин,это сейчас тебе кажется,что я самая-самая . И больше почему-то не даёт, к моему огорчению, возможно, напугал бесшабашным напором, но ведь первый раз же, потому и с катушек съехал.
Блаженство от первого раза было столь сильно, что Коля, кончив, не стал вынимать, а замер вместе с партнёршей, она тоже выжидала: почему не вынимает, до сих пор все партнёры сразу вынимали и откидывались набок. А он вдруг почувствовал, что х…й затвердел снова прямо там, и вставлять заново не пришлось, и он повторил.
Потом они спорили сколько раз было, она настаивала:
— Дала тебе, обормоту, всего один раз, ты поймал мою «жар-птицу», да не удержал, доверие не оправдал. Я-то, наивная, предоставила тебе в полное распоряжение моё самое сокровенное сокровище с драгоценностями, а ты за один раз всё разграбил.
Он не понимал столь заумных речей и аллегорий и возражал:
— А я вые…ал тебя два раза, потому что влил тебе прямо в п…ду свою силу и был счастлив донельзя, и навсегда тебе благодарен за прекрасные два часа, когда услаждался твоим телом, и готов е…ать тебя ещё много-много раз, и не понимаю, почему ты против.
Пророчество колиной бабули не сбылось:много было
потом у него женщин и молодых и постарше,но лучше первой,бабушки Матрёны,не было.Когда бы не заходил разговор о бабах,вспоминал только её. Не помнил ни лицо,ни груди,ни ляжки,ни попу,только п...зду:лучше так и не


встретил,не судьба. Именно ОНА его заколдовала,очаровала и пленила,это иррационально,умом не понять и не объяснить словами.

Ой,братцы,пропал,
Бедная головушка:
Раз дала и перестала
Лет за сорок тётушка!

Кто тут прав?
Обсуждал это с одним скептиком, и он заявил: да я бабушку и одного раза не стал бы, разве что после трёх стаканов.
Ну что ж, а юному Коле и без хмеля так понравилось с опытной зрелой дамой, что готов был всю ночь не вынимать и сделать именно эту «п…ду» постоянной любовницей, да партнёрша с печки сбежала после второй «палки» и натрез отказалась повторить.
Она хоть и спорила, да знала, что дважды позволила ему кончить в тело, а сколько раз сама кончила, история умалчивает...
Главную причину отказа повторить объясняла так:
— Согрешила, поддалась искушению, бес попутал, теперь буду замаливать грех…Не думала и не гадала,что так повернётся.Знала о традиции поощрять юношей по окончании школы интимом,но не со мной же он будет отмечать окончание школы.Три тётушки помоложе меня обещали для этого попозже подойти и сказала я ему об этом: мол,которая понравиться,та и останется ночевать и ляжешь с ней. И всё пошло не так: за день до окончания школы взялась объяснять и показывать,как будет у него в первый раз,что ему делать,что она будет делать.И всё это на печке.И вдруг нашло на меня,какое-то наваждение,я потеряла берега:инстинкт соития оказался сильнее воли и


рассудка,стоило всего лишь раздвинуть ляжки,чтоб показать,как это будет, и в тот же миг я почувствовала его х...й в своей пи...де,чего двадцать лет не бывало,и вот уже он е...т меня яростно и буйно и никаких тётушек ждать не хочет.
Сама виновата,ну случайно получилось, один раз дала, замолю.Но он хочет сделать меня полюбовницей.А этому не бывать никогда,на печи вместе не будем и нигде вместе спать не будем,помоложе найдёт для этого,как это всегда бывает.

-Ой,Катя,какая же я несчастная с мужиками,-продолжала Матрёна,-что ни сделаю,всё невпопад.А мужики ведь какие:стоит ляжки раздвинуть и попалась:не успеешь хосподи помилуй сказать,а он уже засадил.Был у меня один шутник в молодости,придёт за этим и первый вопрос:Засадил не заходил?

-Да нет,Матрёна,счастливая ты:такая разница в возрасте
а тебя такой молоденький полюбил с первого взгляда,ой,с одного раза;жизни не мыслит без твоей пи...ды.На твоём месте не стала бы я так резко обрывать ваше трепетное взаимное желание.Дай ты ему ещё раз-другой,второй раз всё будет по-другому, спокойно,деловито,буйство и прыть уйдут,опыт придёт,остынет он,перебесится и сам попросит пригласить этих трёх тётушек и не с одной,а с каждой переспит.А пока еб..сь с ним без оглядки на правила,запреты,
стыд и грех.Плотская любовь быстро угасает И будете с Колей общаться будто и не было ничего.
А грехи как считать?Ежели несколько раз,но с одним
мужчиной,считается за один грех.

И тётя Катя продолжала её успокаивать:
— Да не казнись ты, Матрёна, — житейское дело, не ты первая с внучком пошалила. Я тоже недавно дала внуку, ты на печке, я на речке…И тоже случайно,по наваждению,никогда такого не было,да вот опять. Правда, не родному, просто по возрасту во внуки годился.


Загораю на песочке на Оке, вроде никого, а отрок рядом пристроился. Так и раньше было, да не стеснялась я мальчишек,иногда приставали:дай разок, отвергала всегда — и быстро отходили. Поэтому, как всегда, выхожу из воды, на ходу снимаю трусы и лифчик, чтоб отжать, просушить и полежать голышом, и почувствовала разницу: ранее мальчишки любовались моими необъятными сиськами и боялись опустить глаза ниже, а этот сразу вперил взгляд ниже и не отводил глаз от моего заросшего кустистого рыжего волосатого лобка. Взгляд его проникал глубже, прямо в мою лохматку, и уже прелюбодействовала я с ним в мыслях своих, и под ложечкой ёкнуло: что-то будет, похоже, мне не справиться с искушением, и если этот молодой человек через минуту не будет меня е…ать, через две я уже справлюсь с наваждением и не дамся.
Батюшки, крадётся, как кот за мышью, и мы обменялись взглядами. Его глаза говорили: «О, моя богиня, моя Афродита, молю об одном поцелуе, позволь хотя бы раз пое…ать тебя, дай моему несчастному юному х…ю познать твою нежную, недоступную простым смертным п…ду, п…ду богини, иль умру, брошусь в омут с головой...»
Я мельком взглянула на его прекрасное, готовое к бою «орудие» и отвечала глазами: «Мой юный рыцарь, я спасу тебя от преждевременной смерти, смелее суй свой «меч-кладенец» в мою «пещеру Соломона» и забирай все её сокровища, то воля неба, я твоя...»
Хоть сам он был мал, да член у него был удал, настоящий полковник; и я поплыла, раздвинула свои шикарные дебелые ляжки (некоторые мужики боялись, что не достанут до п…ды через такие мои габаритные ляжки; как они не правы, раздвигаю их пошире — и входные губы как на ладони; смотри-смотри, п…да моя открыта, тебе открыта одному; ну а кончил в тело — гуляй смело). И его


ещё не познавший женщину х…й разбушевался в моей видавшей виды, но ещё тугой, плотной и горячей п…де. Слов не было, но мне казалось, он шепчет: «Ты у меня первая, ты самая красивая и самая желанная... И я навеки твой...»
И началось... Та ещё картина, достойная кисти великого живописца: при свете солнца яркого на берегу реки в кустиках на песочке застенчивый мальчик-ангелочек, на вид лет двенадцати, деловито, по-взрослому страстно е…т огромную голую бабу лет за пятьдесят, с пышной упругой задницей и огромными тугими титьками (мужчины называли меня ардатовской Венерой, хотя я вдвое крупнее этой бабёнки), и тишина, и ни души вокруг... Только слышно «подь-полоть» перепелов... А мне слышится: «Е…и, е…и п…ду этой курвы-пышки без передышки, не останавливайся...»
Трижды поимел меня: сначала, как водится, робко, на песочке, я на спине, потом уже в воде, смелее. Я в реку, он за мной, прижались, начали целоваться, и вода забурлила кругами. Я повернулась на живот, отклячила попу, и тут не сплоховал, нахально вы…б меня через жопу, габариты которой его ничуть не смутили, чего не скажу о некоторых взрослых... И исчез, словно и не было, и больше не встречался.
Да и двенадцать ли ему было, пожалуй, все шестнадцать. Вот он, герой нашего времени. Такие люди нам очень нужны — демография, понимаешь. Не только имя, но даже слова не сказал и как меня зовут не спросил, а это ещё больше возбуждало и впечатляло, ведь до сих пор я отдавалась только после длительного ухаживания и по большой любви.
Потом ещё не раз загорала там и лежала голышом, да никто больше внимания не обращал на мой рыжий лобок, только на крутые сиськи, а этого мало для согласия...


А ведь скольким солидным статным мужчинам отказала. Однажды в санатории вся местная футбольная команда меня домогалась, и ни одному не дала, даже вратарю, хотя поймать от него «мяч» в мои «ворота» очень хотелось, а тут вдруг задрала ноги и подставила п…ду под х…й какого-то пацанёнка; это не поддаётся рациональному объяснению, умом вагину не понять, аршином общим не измерить, остаётся только верить в любовь с первого взгляда, невзирая на разницу в возрасте...

***
Узнав от Феди, что он постоянно е…ёт одинокую Марфу, габаритную даму лет сорока, с параметрами 100х60х100, Коля навестил её: мол, я тимуровец, могу дров наколоть. Наколол, Марфа похвалила:
— Чем могу отплатить? Приглашаю в избу на чай с мёдом.
— Мне бы натурой...
— Вона как... Ещё чего? Так сразу не даю, хотя с тимуровцами пока не общалась. Да откуда ты слово такое знаешь, больно мал. Я ж тебя вдвое крупнее, справишься ли с такой моей жопой, удовлетворишь ли меня или только раззадоришь?
— Это не главное, вые…у по-взрослому, главное — взаимное согласие.
— Ну, после таких слов согласна... Дам разок, а дальше как получится...
— А как же мёд?
— Не всё ещё знаешь. «Мёд» получишь у меня на донышке в п…де, так что суй х…й поглубже, до упора, но сразу не части, под конец ускоряйся... Командовать «парадом» буду я... Через жопу хочешь? Не даю, не получается у меня, х…й входит только наполовину, ягодицы


не пускают; как ни отклячивала попу, не может партнёр полностью х…й вставить мне в п…ду, начинает в анал вставлять, а это уж совсем безобразие... А половины ни мне, ни тебе не надо...
Так Марфа стала обеспечивать интим-потребности двух недорослей на зависть другим бабам, даже замужним, и темпераменты у всех троих совпали. А наши мальчики, рано созревшие, нашли своё интим-счастье с бабушками и тётушками и опытным путём установили, что манда у всех одинакова, что у бабушки, что у тётушки, что у девочки…
Поэтому Вова, даже заполучив подружку-девочку, иногда навещал бабушку: девушки капризны — чтоб только ей хорошо, а бабушка покладиста — лишь бы ему хорошо...








Дуняша и Генка на печи


На фото: с. Выползово, Дуняшка на печи («лезь на печку, милый мой мальчик — поиграем,дам потрогать сиськи и ляжки и может быть ещё чего»), а возможно, это Груня,похожи,Генка не заметил разности...

Как начинающий писатель (член Российского союза писателей, билет № 7479), прибыв в родное село Выползово, просил земляков поделиться историями про это, есть ли вообще оно на селе. Евдокия Мокрова разболталась в сарае и под бутылку «Наполеона» поведала свою историю, я немножко литературно обработал её рассказ, в основном заменил обсценные и запрещённые слова на эвфемизмы, но самые постыдные места, с её разрешения, сохранил. Рассказ поведу от имени моего друга детства Генки Грибова, с которым вместе закончили начальную школу. Вот его рассказ.

***

— Тётя Груня та ещё штучка, живёт вдвоём с дочкой Дуняшкой, которой уж под 40, но не замужем. Выходила

замуж за односельчанина в 17 лет, тот ушёл на войну и не вернулся.

Я Дуняшке вдул, она моя троюродная сестра, или двоюродная тётка — в общем, какая-то дальняя родня, я у них часто бываю. Как прозвенел последний звонок в школе, я побежал к Дуне, она на печке ждёт. Я уж догадывался, какой подарок меня ждёт: наконец-то даст пое…ать, целый год просил и ждал обещания. Дала, да не сразу, всё равно подразнила, но недолго, минут пять, и отдалась. Впервой, скажу я тебе, мы с ней всю ночь не спали: как залез на неё, так всю ночь и не слезал, настолько это захватывает.
(Оказывается, у нас на селе есть строгое правило: одинокие бабы-вдовушки дают школярам только по окончании школы, не опасаясь осуждения сельчан, да и то не всем выпускникам, а только тем, кто, по их мнению, уже и хочет и может. Поэтому неудивительно, что сорокалетняя Дуня охотно и самозабвенно отдалась тринадцатилетнему Геннадию, а он, оценив прелесть женской плоти, почувствовав несравненную приятственность этого дела, войдя в азарт и улучив момент, склонил к разврату и овладел, наполовину силой, её шестидесятилетней мамашей Груней. Впрочем, она сопротивлялась скорее притворно, а в душе сияла, что такой юный партнёр так отчаянно хочет и умоляет о взаимности такую пожилую партнёршу. Но об этом позже.)
— Раньше мы на печи дурачились, — продолжал Гена, — играли, и никогда ничего не было, а тут она, похоже, решила, что я уже вырос, и начала играть как-то по-другому. Тётя Груня на огороде, а мы на печи толкаемся. Тепло, разогрелись. Часто она прежде клала меня на себя и легонько подбрасывала тазом, «тутушкала», обоим нравилось.
Мне хотелось потрогать, а ещё лучше — потискать её большие сиськи, они колыхались в такт подбрасывания, и это


завораживало. Но она не позволяла их трогать, и как только я тянулся к ним руками, она била по рукам:
— Не лапай, пока не твоё.
— А когда будет моё?
— Скоро, скоро. Мне, думаешь, не хочется поскорее отдать в твои руки это богатство? Я сама вся истомилась, жду не дождусь этого дня, а пока любуйся издали.
Я спрашивал:
— Дуняш, почему нельзя их потрогать, мы же играем?
— Скоро узнаешь.
И вот этот долгожданный день настал. Она разрешила! Я ухватился за сиськи и начал их тискать, а она легонько подбрасывала меня. «Так вот в чём дело», — понял я. Вдруг моя пиписька впервые стала твёрдой и большой, сама залупилась и стала мешать плотно припасть к её животу, и я откинулся на спину. Писун торчит вверх, а я не знаю, что делать дальше.
Раньше мой писун не твердел (не вставал), потому что Дуняша ласкала меня как ребёнка и мы играли как дети, теперь впервые Дуняша послала мне сигнал (флюиды обожгли меня), что хочет меня как мужчину, и писун мгновенно отреагировал.
Решив, что пора из меня делать мужчину, всё её поведение изменилось: прикосновения и поглаживания стали другими, первый женский поцелуй в губы чего стоил, она стала по-другому дышать, ёрзала попкой по кошме и вся была в противоречиях. Одной рукой взяла мою руку и положила себе на кунку, чего никогда ранее не позволяла, а тут оказалось, что у неё нет трусов; другой рукой как бы невзначай отмахивалась от вставшего писуна и бормотала:
— Нет, нет, подождём ещё немного этого мига, этот миг останется у тебя в памяти на всю жизнь, другого такого мига не будет.

Я, конечно, слышал от взрослых ребят, что твёрдую пипиську надо вставлять в кунку (иначе — манда, лохматка, вульва и т. д.) и она там размякнет и будет прежней. Чего ещё ждать? Я переваливаюсь на Дуняшкин живот и начинаю искать заветную дырочку своим писуном. Но где же эта дырочка? Дуняша не объясняет, но покидывает меня пониже, а писун тычется в её тёплые мягкие ляжки, в лобок, но дырку не находит.
(Здесь позвольте небольшое отступление. Ясно, что Генка рассказал мне об этом очень кратко и без подробностей, это я уж провёл теперь литературную обработку и примерил лавры Бояна. Так вот, приём, когда опытная партнёрша по самым разным причинам побуждает начинающего неопытного кончить в ляжки, весьма распространён. Первоходок, обалдев от радости, что такая солидная замужняя респектабельная дама позволила его члену шуровать по своим шикарным ляжкам, готов довольствоваться самым скромным и не требовать полноценного акта. Даже первоходок понимает: дама решает, на что она сейчас готова, на что нет.
Опытный будет действовать наглее: сам раздвинет ноги, согнёт их и попытается ввести член в лоно, — и тут возможны два варианта. Есть дамы или очень ленивые, или очень стыдливые, которым это даже нравится — вот я легла, а дальше сам, помогать не буду; и вот всё сам: сам раздвигает ей ноги до нужного угла, сам загибает ей «салазки», ну и, конечно, вводит «с руками», ибо встал слабо и без помощи рук не вставишь.
Другие несогласны на самоуправство, сбрасывают партнёра и одёргивают задранную юбку, — тут уж как повезёт. Если она решила: сегодня пусть кончит в ляжки, — то она чуть-чуть раздвигает ляжки, начинающий ловится на это, проталкивает член между ляжками и счастливо кончает.


Это, конечно, паллиатив, но всё же лучше, чем рукоблудие. «Я на ней кончил», — а там, чем чёрт не шутит, может, смилостивится при повторе и позволит ему посетить «пещеру Соломона». Вот Клеопатра (или Екатерина) выбирает партнёра на ночь и задаёт загадку: «Как называется та часть тела, на которую я укажу?» Победил креативщик, и она предложила ему: «А теперь ложись на беспредельную равнину, держись за моховые горы и мечом Наполеона суй в пещеру Соломона».)
Но Дуня давно уже всё решила, лишь немного помучила меня, проверяя, насколько сильно я хочу найти заветную дырочку, и опасаясь, как бы я не кончил прямо в ляжки, закрыла глаза, томно задышала, медленно широко раздвинула ляжки, так что я свободно провалился между ними, согнула ноги в коленках, захватила согнутые ноги руками и подтянула их к животу. Попка как-то вывернулась, промежность открылась, и — о чудо! — свершилось то, чего я, не понимая зачем, ждал всю недолгую жизнь. Вот он, момент истины, писун попал туда, куда надо, и вошёл в кунку до упора.
Первые ощущения самые сильные и более уже никогда не возникали при повторе. Мы замерли и затихли. В кунке было тепло, уютно и приятно, какая-то истома разлилась по телу, нам захотелось подольше насладиться новыми ощущениями обладания друг другом.
Так вот какой большой подарок обещала мне Дуняшка по окончании школы, когда я клянчил и просил:
— Дуняша, дай за титьки подержаться.
Она ласково отказывала:
— Подожди, не торопись, обещаю, закончишь школу — дам, как у нас принято на селе. — И после паузы: — И ты получишь гораздо большой подарок, чем просто подержаться за мои сиськи. Но держи моё обещание в крепкой тайне,


никому ни слова, особенно моей мамашке, а то может играть нам запретить.
Тётя Груня была на кухне и насторожилась:
— Вы чего, молодёжь, там притихли? Заснули, что ли? Ну, поспите, а я схожу к соседке, да у неё и заночую.
Она никогда не отдёргивала печную занавеску, а то бы впервые увидела необычную картину: Дуняшка обхватила мои бёдра ногами. Зачем? Чтоб я не вытащил писун из кунки. Так я его и так не хочу вытаскивать. А я уткнулся лицом между сисек и подгрёб их к щекам, и мы слились в одно.
Как только тётя Груня вышла, какое там поспать — у нас началось такое буйство страстей, которое взрослые называют запрещённым словом «е…ля», так что я даже боялся, что печка не выдержит и развалится; Дуняшка извивалась, покусывала меня за шею, царапала спину, громко стонала и даже под конец заорала. Между печкой и потолком расстояние невелико, поэтому заниматься любовью на печке, точнее на полатях, непросто. Когда Дуняшка в азарте слишком сильно подмахивала, моя попа ударялась о потолок, писун выскакивал из кунки и вновь с размаху входил в неё. Это приводило Дуняшу в восторг, и она каждый такой рекорд поддерживала протяжным стоном «о-о-о», но ни разу не прекращала работу своего таза (или пресса).
Но главный подарок Дуняши был впереди, был в самом конце, когда я кончил, — это такое, что словами не опишешь. Мой писун обмяк, я слез с Дуняши. Мне всё было впервые, я понял, что у Дуняши давно этого не было, она не рожала, поэтому сиськи были упругие, а кунка тесная, тугая, нежная и горячая.
— Дуняша, — говорю, — это всё, я пошёл домой, писун теперь мягкий и спокойный. Я понял, какой прекрасный подарок получил от тебя по окончании школы.


— Глупенький, не спеши, полежим рядышком всю ночь, как прежде. Не думай о том, что случилось, и ты за ночь ещё не раз захочешь насладиться мной, откушать моего мёда; а я хочу ещё лакомиться тобой, чтобы ты отправлял меня в улёт, и, возможно, ты доведёшь меня до экстаза, который я всего раз испытала в девичестве. И твой писун ещё не раз сам собой затвердеет, встанет и ещё не раз будет рваться в меня, туда, где ему было так сладко. Но можно и не ждать.
Она взяла мою руку и положила себе на титьку, потом своей ладошкой погладила и нежно пожала мой писун — и чудо, он вновь затвердел.
В следующий раз она уже ласкала губами и лизала языком головку моего члена и добивалась своего. Но вот она снова раздвигает ляжки, а я начинаю любить её второй раз, уже без сумбура. Она тоже не прячет свой канал, а раскрывает своё лоно; моя залупа скользит снизу вверх по промежности, без труда находит нужный вход и погружается в райское блаженство, в нектар и негу.
Теперь мы всё делаем спокойно и деловито, Дуняша регулировала скорость сама, сначала подмахивала медленно, затем шептала:
— Я уже трижды кончила, мне довольно, заканчивай и ты, — ускоряла колебания до неистовства и вынуждала меня быстрее кончать.
И я облегчённо вливал в неё свою силу, затем скатывался с неё, и мы оба замирали. Теперь, чтобы повторить, Дуняша просто толкала меня в бок и шептала матерное слово:
— Давай ещё, е...и меня.
От такого слова писун мигом твердел.
К утру уже я просил:
— Дуняша, хочу ещё.


— Нет, — отвечала она, — я довольна, ты справился, молодец. Иди домой, придёшь через день, мамаша уйдёт на целый день в соседнее село, и моё тело на весь день в твоём распоряжении.
Теперь часто хожу к тёте Груне, она тут же уходит в огород, даёт нам поиграть. А я пристаю к Дуняшке, давай ещё полезем на печку.
— Вот дурачок, не обязательно лезть на печку, чтоб получить то, чего хочешь. Понимаешь, чего тебе надо?
— Да, понимаю, хочу вставить бобок в твою кунку и подвигать там — становится приятно и сладко, аж дух захватывает. Удивляюсь, такой он небольшой, а приятная дрожь по всему телу.
— Молодец, теперь смотри, я встала на четвереньки, заголила сарафан. Нравится моя попка? Видишь нижнюю дырку? Туда и суй, в верхнюю не суй, боженька не велит, туда суют только плохие дядьки, креста на них нет. Бобок-то затвердел уже, торчит?
— Давно уж твёрдый, как услышал «кунка».
— Теперь сам двигай туда-сюда. Я помогать не могу. Теперь запоминай: то, что ты делаешь, называется «е…шь тётю Дуню»… Господи, какая я тебе тётя — сестра, а сестру нельзя… Впрочем, и не сестра, а твоя девушка. А бобок знаешь, как называется?
— Знаю, но нам в школе говорили: нельзя так говорить при тётках, заругают.
— Теперь, когда вдуваешь мне сзади, буду тебя спрашивать: «Что ты там со мной делаешь, проказник?» Отвечай громко: «Я е…у тебя, красотка Дуняша». А мне и приятно, значит, я ещё молода и даже ублажаю тех, кто на 30 лет моложе.
И вот мы оба откинулись на половик, обессиленные и запыхавшиеся, а тут и тётя Груня вошла, хорошо хоть мы


успели, не застала нас, когда я Дуняшке задувал, как бобик с жучкой.
— Чего это вы на полу разлеглись и затихли?
— Да на печи жарко, мы на полу играли.
— Ну-ну, играйте, молодёжь, мне давно всё понятно, дело молодое, не буду вам мешать, наоборот, рада за вас. Гм, Геннадий, смотрю, взгляд у тебя мужской. Ох уж эти мужики, распробовал мою Дунечку, теперь хочешь всех баб поиметь; но я уже не гожусь для этих игр, давно уже отыгралась: теперь болячки да радикулит.
Но я нутром почувствовал, по глазам понял, что кокетничает, прибедняется, а сама хочет, — но виду не подал, подожду, решил, удобного момента и непременно завалю её, грех упустить такую кралю. При Дуне баба Груня охладила Генкин мужской взгляд, мол, не нужен мне уже мужчина. Как бы не так!
Вот Дуня ушла в Личадеево, у неё там делишки с мужиками. Генка пришёл, а тут только Груня. Генка недовольно ходит по избе — и вдруг шлёпнул Груню по п…де. И она покраснела: так сразу за самое сокровенное, чуяло её сердце, что придётся подменять Дуню, трусы не надела, чтоб меньше хлопот в случае, если... Какое если, ясно уже — вые…ут тебя, тётя Груня, чего двадцать лет не было... А может, и обойдётся, не решится юноша, всё же разница в возрасте почти 50… А он вона как, без слов за п…ду схватил...
И по-другому она заговорила, вместо отговорить начала намекать, что не против дать, да как-то стрёмно…

***
И начала она из Генки делать геронтофила.
— Слышал про бабулю Полину и внука Вовку Туркина? Там вообще разница в 60, но, к счастью для


Полины, для Вовки хватало одного раза, и он засыпал. Не то, что ты — первое время всю ночь с Дунечки не слезал, потом насытился и тоже одного раза хватало. Но случай между внуком и бабулей на селе не первый. То же проделал мой зятёк Петя с моей мамулей, там, правда, разница всего в 40.
А было так. В первую брачную ночь постелила молодым на сеновале, сама прилегла в избе, а мамке постелила в сенях, она пришла из соседней деревни. Как чуяла, что Петя сначала ко мне завалится, это объяснялось просто: за полгода до свадьбы мы друг друга совратили, и он иногда подкараулит меня, будущую тёщу, затащит в кусты, нае…ётся и идёт свой трактор заводить. Тут он кончил в меня два раза, я шепчу ему:
— Знаю, что семь раз за ночь можешь, но пора тебе на сеновал.
Он пошёл, но в сенях об мамку споткнулся. Нет чтобы извиниться и дальше топать, он ей ляжки раздвинул и «салазки» загибает. Она хоть и пьяненькая, но не ожидала, шепчет:
— Петюня, ты чего это затеваешь? Никак пое…ать меня хочешь? Так не положено, это неправильно, нет-нет, не дам, куда суёшь, паразит?
А он:
— Это в вашей деревне не положено, а в нашем селе только так и принято.
Слышу, е…ёт мамулю, аж сени качаются. А она бормочет:
— Ну и нравы у вас на селе, хосподи помилуй! Что деется?
И сил нет уже противиться, потому что удовольствие поймала. У нас в деревне с этим строго, ни одна тётка племяннику не даст, тем более бабка пареньку, который ей во


внуки годится — вся деревня осудит. Если только в большой тайне, никто чтоб не узнал. Даже если паренёк ровесницу уговорил и целку сломал, застукали или проболтались, ворота дёгтем обмажут. Так что на меня никто из молодых ни разу не взглянул. Не потому, что не хороша и не привлекательна, очень даже хороша, но юнцы старших уважают и побаиваются отказа. Был, правда, случай, даже в нашей пуританской деревне находятся смельчаки… Соседский мальчишка как-то пристал: возьми в баню с собой, спинку потру за так.
Знаем мы это «за так», обязательно потребует плату натурой, а в бане скользко, не увернёшься. Вижу, очень хочет, слёзы на глазах, решила пожалеть, ладно, говорю, возьму, но вместе не пойдём, стемнеет — я пойду, а ты чуть позже.
Что у меня с мальчиком было в бане, сам знаешь…
Парень слово сдержал, не проболтался, потом как-то сама позвала — нет, говорит, не могу, девушка у меня есть…
****— Да что ж ты так долго е…ёшь? Я уж дважды кончила. Да не беспокойся ты, не ускоряй, кончить в себя дам, надеюсь, не залечу, а залечу — так мне и надо, старой развратнице.
Ну, думаю, теперь успокоился, нет не уходит, пообнимал её, потискал и снова начал, кончил. Я не вытерпела, пошла в сени, и вдвоём с мамкой выперли его на сеновал.

***
У Вовки тёти не оказалось, но на печи он спал с бабой Полей. Окончил школу — и у них случилось то же, что у тебя с Дуняшкой, и оба довольны: теперь, пока Полину не вые…ет, не заснёт. А она первый день дала ему пое…ать с интересом и любопытством, на другой день дала по инерции, а на третий стала его отталкивать — не надо ей уже так


часто. На четвёртый придумала подложить вместо себя помоложе — и преуспела.
У многих женщин и после семидесяти тело и лицо состарились, а манда молода и в полном чувствии, хорошо откликается, особенно если долго не было.
***Интим у бабушки с внуком в те годы в нашем районе случался по разным причинам, но главная причина, конечно: мужчины не вернулись с войны. Учтём, что бабушки были деревенские, довольно молоды, рано овдовели, их женский орган давно не знал мужчину и был активен.
Если двое оказываются вместе на печи, в бане, в копне сена, Амур забывает о разнице в возрасте и начинает резвиться у них между ног.
Внук Вова и баба Полина предполагали, что это случится по окончании школы, но каким образом — не думали. Даже поэт не знал: «Знает только ночь глубокая, как поладили они...» Полина оправдывалась, что заснула, приснилось, что рядом лежит муж и она потеребила его елду.
А Вова вообще говорит, что долго не мог заснуть, его предупредили, что Полина ему даст по окончании школы, он готовился её пое…ать, но у него не вставал. Но когда женская рука его х…й впервые потеребила, тотчас встал, а дальше всё само собой случилось
Интим у Гены с Груней не планировался, он-то, поимев Дуню, захотел пое…ать и её мамку; увидев в ней вполне привлекательную женщину, пытался уговорить, но Груня отказала. Но постепенно всё же захотела и даже сама стала его уговаривать, узнав, что Вова е…ёт Полину, а я-то моложе... и я так хочу попробовать.
Но деревенские нравы одобряли, когда Генка поё…ывал Дуняшу, это «законно», но то, что он оприходовал и её



мамашу, могли не одобрить, это «незаконно» и это нужно было скрывать...
Ох уж эти метаморфозы и странности любви... То, что эти две известные на селе пары после первого опыта продолжали сожительствовать ещё почти год, говорит о полной гармонии и взаимоудовлетворении.
Некоторые трения всё же возникали: молодым хотелось почаще, но пожилые позволяли раза два — утром и вечером, а то и раз; разве что Гена иной раз овладевал Груней днём. Она отбивалась, е…лю чуя, смеясь, дразнясь и торжествуя, но тщетно… Генка упорно добивался своего, и Груня, 100.внешне нехотя, но в душе торжествуя, сдавалась, х…й всё равно прорывался ей в п…ду и делал своё дело весело и азартно... Эх, жизнь бекова, пое…ал бы, да некого, но ежели у кого есть е…учая тётушка, что в бабушки годится, как Поля или Груня, то «и жизнь хороша, и жить хорошо...»

***
— Я вам с Дуней не мешала, теперь расплачивайся натурой, — продолжала Груня.
— Баба Груня, да я за, давно уже тебя хочу, не надо меня уговаривать. Как увидел твою богатую попу, так места себе не нахожу, всё думаю, хорошо бы к ней сзади пристроиться, но думал, что внук с баушкой, хоть и двоюродной, — это нельзя, да и ты сразу сказала: не дам.
И Генка обнял Груню сзади, прижался членом к пышной попе, юбка у неё упала, у Гены упали брюки, оба оказались по пояс голые, член застрял меж ягодиц, он начал её нагибать, она всё поняла и стала раком... Затем выпрямилась.
— Нет-нет, не хочу здесь, на полу, хочу первый раз на печи, как с Дуней, пусть даже на спине… Ещё как можно, — бормотала она уже на печи, — даже с родной бабушкой, а я-


то даже не родная, а просто молодая бабуля... ох... ой... о-о-о... Что же ты со мной делаешь, прям как дед Мазай... Свой первый раз вспоминаю... Тоже мой первый мужчина через жопу хотел... Мне тогда было 13, а ему под 60, а сегодня всё наоборот, тебе 13, а мне…
Дед Мазай пригласил в лесок на зайцев полюбоваться, я любуюсь, один ушастый нахалёнок пристроился сзади к зайчихе и часто-часто дрючит её, на нас ноль внимания, даже косит в нашу сторону с насмешкой. Ах так? Наклонилась как бы за земляникой, руками держусь за берёзку, ветер сарафан взметнул, и оголилась моя прекрасная, рано созревшая попа. Мазай уловил златой момент и сзади взломал мою нежную целку своей грубой оглоблей... Я и охнуть не успела, а он уже за бёдра меня ухватил и е…ёт, только яйца по попе стучат, все зайцы разбежались. Вот что жопа-то животворящая делает, моя попка мужиков завораживает...
Куда, куда суёшь, паразит? Не смей, не балуй... Не хулигань. Ишь ты, хотел попробовать не туда, мне это не надо. Я тебе дала «через жопу» — это не значит, что в попу, вот так, теперь правильно... Так и е…и...
Ай да Генка, ай да сучий сын, сам мал, да член как у взрослого, и как е…ёт, аж до донца достаёт... От бабы за уши не оттащишь... Мальчик мой, да ты половой гигант: и дочку, и мамку поимел в очередь, очень я довольна, всегда так поступай, никогда не смущайся, не стесняйся; уловил намёк, что она не против, действуй смело, без оглядки на притворное «нет-нет, не надо, не здесь, не сейчас, жду гостей, можем не успеть, отложим на потом» и ещё кучу отговорок. Не слушай, будь мужиком... Точнее, слушай, да е…и и е…и...

***



Позволим отступление про известный курьёз в нашем подъезде. Любимая отговорка жилички нашего подъезда, красотки Марковны:
— Муж может не вовремя вернуться из поездки. У тебя, куманёк, уже встал? Ещё бы — после ухи из судака. Ну, тогда давай действуй, семь бед — один ответ. Да потише ты, соседка очень чуткая, через стенку всё слышит, завтра будет ехидничать, и случиться у нас беседа:
— С кем это ты, Марковна, всю ночь е…лась? Весь подъезд слышал.
— А я чё? Побойся бога, Матрёна, что ты себе вообразила? Слово-то какое — «е...лась»… Ну, может, позволила в губы поцеловать,
— А ты?
— Что я? Тоже поцеловала, кум ведь приходил проведать, судака просил сварить.
— А он?
— Чё он? Ну, может, кофточку разрешила расстегнуть, груди потискать.
— А ты?
— Постукала пальчиком по ширинке: есть кто живой?
— А дальше?
— Что дальше? Ну, опрокинул он меня на диван, ляжки раздвинул, загнул «салазки», помахал своим стояком перед губами, и на лице, и там, на тех губках...
— Туда?
— Да я никому, кроме мужа, туда не позволяю, ни-ни... И всё... Дальше не помню, кажись, ничего не было, вот те крест... Хотя... утром кум ушёл довольный...
— Ну не морочь ты мне голову, Марковна, не помнит она, видите ли, было ли что. Да не бывает так, чтобы мужик помахал стоячим членом у твоей промежности, коснулся



залупой твоих входных губ, остановился, встал, надел штаны и ушёл.
Ну да, он уже в четвёртый раз за ночь тебя е…ёт, а ты всё думаешь, что только в губки целует. Ведь говорила же ты ему строго: только поцелуи можно, е…ать не дам. Лифчик расстегнул — ладно, грудь потискать дам — и всё, трусики сдёрнул — ничего, можно… Нет-нет, х…й свой стоячий, грубый, толстый в мою нежную, ласковую п…дину не суй, нельзя… А он прям тебя и слушает, он это за кокетство принимает, за игру, ты чего-то бормочешь, а он молча е…ёт и е…ёт.
Ты не помнишь ничего, а тебе скажу, как было: всадил кум свой видавший виды х…ище в твою изголодавшуюся недоеб…нную п…дищу и всю ночь драл тебя, свою кумушку с попой-пышкой, кошку мартовскую, невзирая на твои стоны сладострастия; весь подъезд слышал, как диван трещал, а ты ещё и подмахивала во сне. Диван-то цел? Не развалили? Только ножки надломились? И влагалище натёр своим толстым? А ты ему засосы на шее? Ну-ну… Эх, мне б такого кума...
— Матрён, да не вопрос, он завтра позвонит, поздравит с Яблочным Спасом. Мой-то уж дома будет, так что принять его уже не смогу, так я его к тебе перенаправлю, ты же помоложе, да и попа у тебя поболе моей, и не стесняйся её показать. Он смешной такой, когда говорит, и всерьёз: увидеть твою жопу — и умереть. Эх, как мало мужику надо для полного счастья. Так что жди гостя и яблочко готовь, в смысле свою... эту, ну ты понимаешь... Да я имела в виду кушетку, а не п…день, как ты подумала. Но ты тоже имей в виду: у него как встанет — 19,5 см, сама линейкой замеряла.
Ох, может, ты и права. Ну конечно, игра, я шутя говорю: «Нет-нет, не дам», — а сама х…й двумя руками держу. А утром он заявляет: «Я в тебя семь раз кончил». А я:


«Не было у нас ничего, не помню». Он мне пощёчину, а я его целую на прощанье: «Не забывай, милый». Признаюсь тебе, Матрёнушка, как баба бабе, когда остаюсь наедине с мужиком и он достаёт из широких штанин это, я закрываю глаза и затыкаю уши, и только чувствую, что у меня там что-то толстое и длинное, мужское, а короче — х…й, ёрзает-ёрзает. Я его вроде как выталкиваю-выталкиваю, а он не выталкивается, а наоборот, ещё глубже входит и входит мне в п…ду, и я погружаюсь в нирвану, и ничего не помню или стараюсь не помнить, и наступает блаженство, словно я совершенство, будто я идеал. Но вот всё стихло, думаю заснуть, ан нет, оно опять туда легко проникло, ибо ляжки у меня почему-то бесстыже раскинулись и я в прострации, и снова оно начинает там ёрзать быстрее-быстрее, и опять отпад.
И так до утра, заснуть не удаётся. Ты это называешь е…ля? По-учёному это — половой массаж, полезный для здоровья, а по-моему, это мистика, НЛО из другого измерения посетили меня, а какой с НЛО спрос.
Вот такая у меня была волшебная ночная романтика, а у тебя, Марфа, одно на уме: кому я всю ночь подмахивала да кто меня всю ночь е…ал? А мне без разницы, кто меня всю ночь любил, хоть пришелец из других миров.
Я воспринимаю ночного партнёра отстранённо, безучастно, как сказал классик, «наслаждаюсь не любя», пассивно позволяю ему проделывать это со мной всю ночь, даже не подмахиваю: у меня попка классная, габаритная, упругая, сама пружинит.
Чего скрывать, кум иногда навещает меня, когда муж в отъезде, говорит, что в основном из-за моей попы, полюбоваться на голую днём (третье место после Квитко и Кардашьян) так и просит: «Задери подол, кума, покажи». Я краснею, что ты, как подросток, но не перечу, показываю, да


ещё и поиграю попою, но мне непонятно зачем. Если б возбудился, наклонил меня, поставил раком и поимел в попу, я б поняла, но он признаёт только спереди и е…ёт только в п…ду. Муж вообще мою попу, главную мою красу, не замечает, но попадались партнёры — просто умоляли начать «через жопу» и в попу, нехотя позволяла разок, чтоб прочувствовал и успокоился, но вторую «палку», уж извини, кинешь только в п…ду. И попружинить на ней ночью — тот ещё кайф.
Кум-то навещает и пользует меня всю ночь не впервой, но мы всегда делаем вид, что он овладел мной в первый раз, наполовину силой, а я отдалась и уступила ему тоже впервые, и я якобы такая робкая недотрога, не познавшая мужчину, и очень боюсь близости, бегаю вокруг столов, кричу негромко, нет-нет, теряю на бегу кофточку, лифчик, юбку и трусы, волосы летают, сиськи колыхаются, руками размахиваю. Он бегает за мной, теряет на ходу рубашку, брюки, подштанники, член торчит, колыхается, упирается 105.мне в попу, я наклоняюсь и отклячиваю попу, мол, начинай, отсюда, — не хочет. Сгрёб наконец меня, нагую нимфу Хлою (в некоторых сектах есть такие дни, когда сначала поют псалмы, затем тушат свет и в суматохе кто какую сгрёб, тот ту и у…б), развернул к себе передком, прижал к груди мои тугие титьки с затвердевшими сосками, член упёрся в мои ляжки и застрял там. Хватает в охапку, заваливает на диван, я как бы отбиваюсь, но мои ножки уже уютно улеглись ему на плечи, руки поймали его член, он руками ухватился за мои груди, а я осторожно и бережно раздвигаю входные половые губки залупой, отпускаю на волю член, он начинает медленно двигаться известно куда, и замираю на всю ночь. Кому не спится в ночь глухую: петуху, разбойнику и х…ю, ну ещё моей гостеприимной п…дёнке, которая ждала его в гости почти месяц.


А нам нравится поиграть в фавна и нимфу, люблю, чтоб партнёр за мной побегал в прямом смысле, проявил первобытный инстинкт охотника за дикой самкой из соседнего племени; даже Адам долго бегал за голой Евой (лопушок на п…де не в счёт) вокруг злосчастного дерева, прежде чем она ему дала.
Потому что хотя Змий-искуситель и нашептал ей на ушко, что и как будет, но увидев, как Адамов кончик, всегда маленький, висел и не вызывал интереса, вдруг вырос втрое и торчит колом, как тут не забоишься. Но Змий ничего не объяснил Адаму, и Еве пришлось его обучать:
— Не волнуйся, ты его вставишь мне меж ног, и он станет прежним. Дальше не идёт? Ничего, там у меня тоненькая мембранка, нажимай смелей — и порвёшь её. Весь вошёл, теперь не ленись, двигай туда-сюда... Будешь это делать каждую ночь, и не раз... Как это называется, что мы делаем? Позже скажу, не всё сразу. Что? Не будешь ждать ночи? Ещё хочешь? Понравилось со мной этим заниматься? 106.Хочешь днём ещё раз меня пое…ать? Ой, прости Господи, слово-то запретное...
Тут раздался голос архангела:
— Ева, ты где? Выйди ко мне.
— Я в кустах, Гаврюша, не могу выйти, я нага.
— Вона как, что я тебя, голой не видел?
— Не могу, меня Адам е…ёт, залез на меня, я к тебе попозже зайду...
— Понял, как он слезет, подойди, я тоже теперь тебя хочу…
В тот же день Главный Садовник обо всём прознал и изгнал за периметр из Эдема всех троих — и Еву, и мужа, и любовника: не потерплю, говорит, безобразий в моём саду. Вот такая история про славные эти дела в нашем втором подъезде рассказана мне была.

Ночью всё наощупь, позы нам не важны, я всегда на спине, главное, что наши важнейшие контактёры — его стержень и мой канал — хорошо чувствуют друг друга, любят друг друга, а другая, возвышенная, абстрактная любовь нам не нужна. Не важны также моё лицо, груди и ляжки, всё, кроме попы. Классик осуждает такой интим, мол, это недостойная забава, даже «разврат». А мы несогласны, и нас большинство: в конце концов, не только мне было приятно, но и кум услаждался мной всю ночь. Не осуждайте, да не судимы будете.

***

Но вернёмся к Геннадию и Груняше.
— Можно теперь я вас с Дуней буду по очереди?
— Гена, милый, ну что ты такое говоришь — «по очереди»? Тебе что, всё равно, кого е…ать, что маму, что дочку, что постарше, что помоложе? Ты хоть какую-то разницу уловил? Или ты из тех мужиков, которым не важно, какая баба, лишь бы п…да была на месте? У меня-то и попа пошире, и тити крупнее, а п…да поуже и плотнее, но главное — я стара и думала, что моё время кончилось, а ты вон что удумал — «по очереди». Видно, понравилось, но это потому, что Дуня уже поднадоела, а тут новая, чужая тётя-пышка, у тебя просто азарт на новенькую. Посмотрим, что завтра скажешь, Дуни ещё неделю не будет, приходи завтра; если у меня возникнет желание и буду готова, то дам, а пока говорю: нет.
Так что нет, нельзя. Дуня может хоть каждый день, а я раз в месяц тебе дам, ну, может, два-три, если очень захочешь. Нельзя с роднёй (инцест), говоришь? Это когда собираются завести детей, а во всех остальных случаях с роднёй можно — это всего лишь баловство, так что не


стыдись и не смущайся, е…и любую родню, главное, чтоб оба хотели, и тебе и мне чтоб было приятно и никто не знал.
(Замечу в скобках, хотя Полина и смогла лишить Вовку девственности и разбудить в нём мужчину, соответствовать в плане интима уже не могла и пригласила на помощь молодую доярку, соседку Марфу. Та подоит корову руками на утренней дойке, а затем выдоит Вовкин писун своей кункой: у Вовки по утрам — утренний стояк, нужна женщина. Она нагая шмыг к нему бочком под бочок, он спросонок («Иль это только снится мне?»): ба, рядом лежит нагая баба с голой пышной попой к нему, жаром пышет. Ннежно развернул её на спинку, она не брыкается, а покорно раздвигает ляжки, томно и призывно дышит. Эх, одиножды пять — легли отдыхать, одиножды шесть — он её в шерсть, одиножды семь — он её совсем...
Тут у него руки тянутся к соскам, е…ло — к вагине, минута — и любовь свободно заскрипит... Почему Вовка не заметил предутреннею подмену, затеянную Полиной и Марфушей? А кто б заметил? Его эротические сны обернулись явью. Его совершенно не занимали черты лица новой пассии, размер её талии и бёдер, номер лифчика — только то, что ниже пояса. Без предварительных ласк и слов он сразу устремился туда, чтобы «спрятать звон свой в мягкое, в женское», как сказал классик, и получить неоценимую награду. И он прошептал:
— Полежи ещё, милашка, не уходи, будем ещё...
И услышал ответ:
— Да-да, милёнок, я твоя до восхода солнца!
— А что потом, а что потом? — он спрашивает шёпотом...
Потом... они расходились довольные: он лошадь запрягать, она скотину кормить. Года через три-четыре


гражданского брака они расписались и ласкали друг друга уже не только по утрам…)

***

Феномен и чудо Геннадия Ивановича (и Владимира Семёновича тоже) в том, что он, «не трудясь и не заботясь», бесплатно заполучил двух прелестниц, двух сельских красоток — дочку и мамку её (а Вовка — двоюродную тётушку и соседку-молодку) — за один день и в самом начале мужских свершений. Многие мужчины, чтобы обмакнуть свой кончик в нектар-амброзию женской волшебной пещерки, тратят полжизни, отдают «златые горы и реки, полные вина», полцарства и даже жизнь (за ночь с Клеопатрой, Эсмеральдой или царицей Тамарой). А Генка и Вовка — всё даром.
Что будем делать? Завидовать будем...
Впрочем, чаще бывает наоборот: роковая красотка достаётся в один день нескольким нахальным домогателям. Как сказал классик: «Досталась я в один и тот же день Лукавому, архангелу и Духу...» Не забыл ли классик её мужа Иосифа?
Дуняша дополнила рассказ последней встречей с Геной:
— Смотрю в окно: Гена к дому подходит, сняла трусы, пуговки расстегнула и снизу, и сверху, села на лавку с вязаньем, ляжки выставила. Входит Гена, сразу меня за ляжку хвать.
— Да подожди ты, говорю, давай посидим, чаю попьём, расскажешь, что нового.
— Я-то, говорит, подожду, да он ждать не хочет, видишь, какой сердитый.
— Ну, давай его успокоим, куда мне прилечь?
— Да никуда, сиди, не шевелись, сидячую буду.


Теперь иногда мы с Дуняшей е…лись при Груне, не стеснялись, но никогда не было втроём, и Груня ни разу не дала мне при Дуне, только тайком, обязательно покраснеет и зажмурится.

... ... ... . . ***
— Ну школу этого ты прошёл, и мамка мне призналась, что у тебя с ней было, и не раз, а я ревновала до слёз, но пора тебя с девочкой познакомить, могу с Ниночкой Саунькиной тебя свести, она намекает: не прочь взрослой стать.
— Нет, Дуняша, завтра в школу в Личадеево, похоже, это прощальное свидание. Но знакомиться я буду только с такими, как ты и... твоя маманя, и по возрасту, и по фигуре, мне нравится, чтоб попа была большая и пружинила, тогда отдаёт хорошо.
…Мне остаётся только добавить, что он западал на таких женщин, которые нравились Кустодиеву и Рубенсу: поэтов, как известно, интересуют и завлекают в основном «ножки Терпсихоры, Дианы грудь, ланиты Флоры...» Но Геннадий смотрит и оценивает исключительно только женскую жопу: лишь «она пророчествует взгляду неоценимую награду»!








Тётя Клава и Генка в бане


На фото: тётя Клава в бане («не подходи с плохими намерениями, — веником отхлестаю...,хотя,как выйдем в предбанник оботрёшь меня полотенцем,тогда может быть...чего?хочешь посмотреть,что под веником прячу…
хочешь меня мокрую,ох уговорил,циник,такой молодой и такой уже наглый... »)

В пятый класс я и остальные пошли в село Личадеево, жили в интернате, девочки в одной комнате, мальчики в другой, ни о каких шашнях с девочками и речи быть не могло.

Но Генка как-то подрос за лето и не жил с нами, мелкотой, родители пристроили его на постой к одинокой вдове, тёте Клаве. Генка опережал нас во взрослении: уже после третьего класса с интересом посматривал на взрослых тёток, при случае хватал их за груди по-взрослому, они только повизгивали и нехотя отбивались — мал ещё, а то бы... И его пиписька росла с опережением и вполне могла плотно закупорить женскую щёлку, если конечно она не очень свободная. Впрочем, на селе были шутники-приколисты, которые так объяснялись в любви:

Лиза, Лиза, Лизавета,
Я люблю тебя за это
И за это, и за то:
У тя кунка с решето!

Вскоре по школе шептали: пятиклассник-то с тётей Клавой живёт, но свечку никто не держал, а он молчал.
И всё же вот его рассказ в моей литературной обработке. Нет, вы не поймали меня на вранье: мол, как же он мог тебе рассказать, коли не общались?
По окончании десятилетки Генка оказался в городе Красноярске и встретил там земляка, моего старшего брата Сергея, который был туда распределён по окончании РУ («ремеслухи»). Ну а о чём могут беседовать земляки под бутылку водки? Конечно, о бабах.

***
— Первую неделю я вёл себя тихо, даже и не помышлял тётю Клаву совратить, не в моём вкусе, полновата супротив тёти Дуни, да и Дуняшка меня измотала, передышка нужна. Да и рискованно лезть к хозяйке — враз выставит на улицу. Сидел за столиком у окна, делал домашки и зубрил басню «Волк на псарне».

Хозяйка хлопотала по дому, я иногда зыркал: ходит тут по избе в коротком халате, верхняя и нижняя пуговки не застёгнуты, дебелые ляжки видны, сиськи вываливаются; моет пол, пышной попой играет, подол высоко подоткнула. Мелькала мыслишка, а не завалить ли её прямо на мокрый пол; тянет нас, мужиков, не вовремя и не к месту, кровать уж очень пресно. Но чур меня, не глупи.
А она стирку затеяла в большом тазу, опять в той же позе, опять мыслишка, деревенскую припевку вспомнил:

Я иду, она стирает,
Я помог намыливать,
Повалил её в корыто,
Начал запузыривать.

Понятно, не считает меня за мужика, не стесняется или — мелькала мысль — дразнится. Я замечал, есть такое у девок: и не надо им. и давать не собираются, а дразнятся.
В субботу тётя Клава истопила баню, собрала банные причиндалы, собралась идти мыться. Я набрался наглости, будь что будет, была не была: встал на пути, вперил глаза в её глаза и ляпнул:
— Тётя Клава, дай вдуть.
Она оторопела, вытаращила глаза, уронила банные штуки, наконец вымолвила:
— Генка, ты чего, сдурел? Ты ж ещё маленький, думать тебе об этом рано, тем более заниматься этим, взрослые-то далеко не все это могут делать? Откуда такие слова знаешь?
— Не только знаю, но и умею это делать уже полгода.
— И как же так?
— А тётя Дуня обучила, дальняя родня.
— Уж не Мокрова ли?
— Она.

— Вот б…дина, здесь, в нашем селе, половину мужиков охмурила, то-то вижу, уже год как не появляется, а она, оказывается, мальцов обучает. Но мне этого не надо, двадцать лет как мужа схоронила, не спала больше с мужиками, нечего и начинать. Впрочем, можешь мне сгодиться, пойдём в баню, спинку мне потрёшь. И не воображай чего! Начнёшь лапать — банным веником отхлестаю и голым выставлю.
— Тётя Клава, вот те крест, и близко не подойду, и пальцем не трону, прости за плохие слова, не подумавши ляпнул.
Помылись, обходим друг друга, даже не смотрим друг на друга. Но тут она как-то нагнулась, и её пышная распаренная розовая попа оказалась рядом с моими причиндалами. Писун среагировал мгновенно, щёлк — и вот уже торчит, гад, колом, но я успел отвернуться и спрятать его, но залупа всё же успела чиркнуть по распаренным ягодицам.
Думаю, пронесло, не заметила. Куда там, заметила, но не стала искать веник, чтоб меня отхлестать, лёгкого касания залупы по ягодицам оказалось достаточно, чтобы она потеряла контроль, опустилась на колени, на локти и дрожащим голосом попросила:
— Геночка, мальчик мой, теперь потри мне спинку.
Но мне почему-то послышалось: «Милый, отъ…би меня». Каждый слышит что хочет.
Конечно, при помывке предварительный контакт случился: пальцы наших рук встретились — и искра пробежала. Я понял: она тоже хочет почувствовать мой конец в себе, и там его ждут новые искры страсти.
Она отклячила попу, и мне открылась её волшебная щель, врата рая. И я с размаху засадил ей туда до упора и почувствовал себя в раю. Она протяжно охнула, ойкнула и


замерла. А я обхватил её сзади руками, ухватил за сиськи: мало ли что — начнёт вырываться. Но она лишь тихонько причитала:
— Что ты со мной делаешь? Обещал же не трогать. Не губи, прекрати, пожалей.
А я от этих слов сильнее возбуждался и дрючил её, только яйца стучали.
Она застонала, потом заорала от сладострастия, но я уже знал, что это означает.
Сели на мокрую банную скамейку, и Клава ударилась в воспоминания. Конечно, мысленно у неё промелькнули молодые годы.
— Рано ты, паренёк, возмужал, но и я в такие годы честь потеряла. Да и был как-то опыт с таким юным партнёром.
Уже титьки появились, на кунке пушок, выглядела не по годам рано созревшей и уже подумывала, кто же сорвёт эту спелую вишенку.
Как-то купалась в укромном местечке на речке Тёше. Никого. И тут на́ тебе — конюх дядя Вася коня привёл купать. Мужик он тихий, живёт один, с нашими разведёнками в шашнях не замечен, видно, бабами не интересуется, чего его бояться, уж точно не ему достанется моё сокровище. Он на меня взглянул равнодушно и говорит:
— Слышь, красотка, приходи завтра на конюшню, на коне покатаю.
Я зарделась и прям выросла, никто так меня не называл, может, ему виднее. Пришла.
— Дядь Вась, на каком будем кататься?
Он в лёгких шароварах, белая рубашка расстёгнута, грудь волосатая. Я залюбовалась, и не старый, оказывается. А он швырь меня на копну сена.
— Дядь Вась, ты чего?


— Не спеши, красавица ты моя, сначала проведём подготовку, иначе конь тебя сбросит.
Деловито задрал мой новый сарафан.
— Трусы снимай.
— Дядь Вась, в трусах нельзя, что ли, на коня?
— Нельзя, нельзя, ножки раздвинь.
Трусы сняла, ноги раздвинула, мелькнула мысль: как бы он не сделал чего с моей кункой. Да нет, не сделает, у него даже ширинки нет. А он немного опустил шаровары, и вывалился здоровенный писун, залупа красная и уже тычет его в моё сокровище.
— Дядь Вась, я этого боюсь, девочки говорили, будет больно.
— Не бойся, красавица, не дёргайся, а я осторожно.
— Неужели такой большой там поместится?
Не успела подумать, а он уже весь там, и по всему телу истома. И начал он туда-сюда-обратно, а я начала его царапать и кусать, а он и не замечает.
Потом уж надела трусы, отряхнула сарафан от сена — и бежать. На другой день прихожу на конюшню — тянет меня туда.
— Дядь Вась, подготовку я прошла, давай катай.
— Нет ещё, нужен второй урок, снимай трусы.
— Чего снимать-то, я и не надевала, ты же сказал, нельзя на коня в трусах.
— Тогда стань на четвереньки.
Стала, юбку задрал, воткнул в мой зад свою залупу и опять всё повторил. Я уже не боялась, и было очень приятно. Закончили.
— Я пошла, — говорю.
— Не торопись ты, погуляй по конюшне, лошадок погладь, вон они как на тебя смотрят уважительно.



Погуляла, подошла вплотную, и что-то на меня нашло. Одной рукой погладила дядю по щеке, впилась в губы, а другую сунула под резинку шаровар и ухватила его писун; он мгновенно напрягся, стал твёрдый и вылетел из шаровар. Я падаю на сено, тащу за собой милого за писун и сама вставляю его в моё сокровище — так мне хотелось скорее повторить.
Поняла я, что значит «покатаю на коне». Все мужики вруны. А может, не все?
Прошли годы, вышла замуж, муж помер, и вот отдалась юному постояльцу.
Был ещё курьёзный случай в моей бане. Только что мужа схоронила. Помер прямо на мне, во время этого, любил очень часто и долго е…ать меня — говорят, это почётная смерть для мужчины.
После поминок все разошлись, я в трауре, собралась под вечер в баню, соседский паренёк подкараулил, пристал, увязался. Он уже год как пристаёт, я отшиваю: замужняя я, говорю, не могу мужа обижать, не дам, и не проси, — но мужу его не выдаю. За год, гляжу, подрос, возмужал... Эх, чего б не пойти навстречу...
— Клавочка, миленькая, — клянчит, — возьми в баню с собой, посочувствую тебе, спинку потру за так.
Знаем мы это «за так», обязательно потребует плату натурой, а в бане скользко, не увернёшься. Вижу, очень хочет, слёзы на глазах.
— Ладно, говорю, возьму, но вместе не пойдём, стемнеет — я пойду, а ты чуть позже.
Разделись, у него тут же встал на меня голенькую; я тогда моложе и лучше, чем сейчас, была.
— Подожди, — говорю, — помоемся вначале.
А самой лестно, и глаза засияли.



— Мыться, — говорит, — с таким неудобно, мешает. Как помоемся — само собой, дай разок перед помывкой.
Посмотрела на его стоячий — ого...
Оказалось, я у него первая, и мы до утра забыли, зачем в баню пришли; а утром не до помывки, крадучись из бани тоже врозь, по домам...
Оказалось, ночью в бане заняться этим вместо мытья, всухую, очень даже здорово — как вспомню, так вся дрожу... Полумрак, керосиновый фонарь «летучая мышь» еле теплится, половицы гнутся и скрипят, я зажмуряюсь от удовольствия, но нет-нет да и пощупаю: не чёрт ли меня е…ёт…
За всю ночь мы не проронили ни слова, только я тихонько поскуливала по-собачьи; скользко, пытаюсь держаться за пол, но юный партнёр загоняет меня под лавку по пояс; держусь за край лавки, наружу из-под лавки выглядывают только жопа и п…да. Да ему с самого начала не были нужны ни мои губы, ни груди, только п…да. Пытаюсь повернуться и подставить попу, он не понимает зачем и разворачивает меня передком; ни о каких позах и мыслей нет, только на спине... Всю ночь из-под лавки не выпускал...
Вот такие «поминки» по мужу случились в бане с юным кавалером. Член у него был покороче мужниного, но толще и очень нежно мне тёр канал... Есть что вспомнить...
На другой день хотел он ко мне подойти, я кулак показала: субботы жди — тогда, может быть…
Ровесники, случалось, хлопнут по жопе, да я редко тогда давала, разве что после двух стаканов. Иногда просят в рот взять — могу, но только в резинке…

***
— Да что ж ты, Генка так долго хозяйку е…ёшь? Я уж дважды кончила. Да не беспокойся ты, не ускоряй, кончить в


себя дам, надеюсь, не залечу, а залечу — так мне и надо, развратнице.
Я не слушал и спросил:
— А можно тебя лицом к лицу?
— Да ты, милёнок, всё прослушал. У меня такая же манда, как у Дуньки. А зачем тебе? У тебя же висит. А, поняла, хочешь, но не можешь. Но это поправимо, ты же месяц говел — значит, накопил силёнок; теперь назвался груздем — будешь е…ать меня пока всё, а потом ещё три раза.
Она поиграла с моим заснувшим писуном, и он ожил. Она, не мешкая, улеглась на спину и приняла классическую позу. Увидев такую красоту, кто б устоял.
Вернулись в избу, легли вечером на разных кроватях, она быстро заснула, а я ворочаюсь — что такое, опять встал. На цыпочках к её кровати — и шмыг под одеяло. Прильнул губами к её губам, потискал титьки, постукал залупой по ляжкам и лобку, мол, впусти, очень надо, — спит. Но вот ножки раздвинулись, согнулись, прижались к животу, даже во сне знают, что делать.
Поимел сонную. Не подмахивала, но очень призывно постанывала и что-то бормотала:
— А кто это там меня е…ёт? Я же сплю, перестань… Ой нет, продолжай, поглубже вводи, недоё…ваешь… Пореже, теперь ускоряй, ну закачивай, я уже.
Вроде спала, наяву так подсказывать стеснялась, а может, притворялась.
Вернулся на свою кровать, пора засыпать, а тут она: шлёп-шлёп — и в своей короткой ночнушке, титьки вывалились, шмыг ко мне под одеяло; целовать, ласкать не стала, сняла мои трусы и уселась на меня. И стала своей лохматкой тереться о мои причиндалы и имитировать подмахивание.


У меня не встал, но она кончила, а я нет. Ну и дела! Все дамы так умеют или она всё же б...дина? А мне без разницы, кунка у неё тесная, отдаётся классно, подмахивает с умом, попусту не частит, в баню приглашает. Чего ещё нужно бедному школяру?

***
Была у Гены и ещё одна встреча в Клавиной бане — с местной красоткой Фросей. Клава им как бы невзначай свиданку устроила. Фросе под 30, но ещё ни один х…й не погостил в её п…де. У Фроси 100х60х100 (Настя Квитко отдыхает) при росте 180.
Весь мужской контингент села её обходит стороной, несмотря на прекрасное лицо: мужчины полагают, что такую невозможно удовлетворить; а такие дамы обижаются: это миф, нам надо не больше, чем худышкам. Она, конечно, комплексовала; Клава, как дальняя родственница, решила ей помочь через Гену, который уже пресытился Клавой, и она понимала, что ему нужно переключаться иногда, он уже заканчивал десятый.
— Хочешь другую поиметь, девственницу? В баню пойдёшь один, потом пришлю её, и вы как бы нечаянно встретитесь, а дальше как пойдёт: может, она убежит, а может, ты струсишь.
Она заходит:
— Ой, я думала, тут никого, а тут мужчина моется. Как ты оказался в женском отделении?
— Не волнуйтесь, сударыня, это совместное отделение, места хватит, я не помешаю. Впрочем, могу уйти.
— Нет-нет, сударь, я тут с краешку пристроюсь, мне очень забавно и волнительно, никогда с мужчиной в бане не была.



— Ого, у вас такие восхитительные груди и бёдра, никогда не видел такой красоты.
— Правда, нравятся? — засмущалась она. — Можешь потрогать.
— Нет-нет, я потрогаю, а мне захочется вас поцеловать, а вы меня прогоните. Я ещё не целовал ни одну женщину, не говоря о дальнейшем.
— Как я вас понимаю, я в таком же положении: ни разу ни с кем, но когда-то надо начинать.
Тут они начали робко прикасаться друг к другу, она увидела, как у него встал, закрыла глаза и едва не потеряла сознание. Вся обмякла, улеглась на пол и раскинула ляжки: ни рост её, ни параметры, ни огромные ляжки Гену не смутили и не испугали, он деловито ввёл х…й ей в узкую п…ду, мимоходом порвал её тонкую мембранку, чего и она вроде не почувствовала.
Сам-то помылся, а ей не дал мыться до утра, лишь иногда плескал ей из ковшика прохладной водой на лицо, на грудь и меж ног, чтоб в себя пришла; потом оказалось, что она дома помылась.

— Да я пришла в баню после душа и предполагала, что этот юноша всего лишь лишит меня девственности, к чему я уже давно стремилась, и мы тут же расстанемся. Но этот школьник настолько был очарован и восхищён моими прелестями и так набросился на меня, что я уверовала, что я у него первая. И вместо одного раза он е…ал меня всю ночь до утра, и он столько раз вставлял и вынимал свой х…й мне в п…ду и из неё, что я сбилась со счёта, а надеялась, что всё обойдётся одним разом. С таким азартом, словно в последний раз. В этом деле я была столь наивной, что думала, что мужчина спит с женщиной всю ночь, но е…ёт её только раз, и впервые узнала, что есть мужчины, которые е…ут женщину всю ночь много раз. Когда же они спят? И мне

казалось, что я люблю его не только п…дой, но и всей душой: вот уж поистине человек предполагает, а небо располагает.
…Потом он иногда навещал её, ходил на тот конец, колец не носил, но, если заставал её дома одну, ото всей души, с большой охотою вые…ет её несколько раз, пока в дверь не постучат или она не прошепчет: «Хватит, милый, я довольна», — только на полу, только на спине (у неё королёк, и ноги ей задирать не нужно, достаточно раздвинуть, но можно целоваться при соитии, что они и делали от души), и возвращается к Клаве.
Фрося хотела встречаться в бане, но Клава не разрешила.
— Мои формы многие считают вульгарными, но для этого школяра я была идеалом, «гением чистой красоты», не только внешне, но и внутренне — в смысле, моя п…да оказалась идеалом для его х…я, и готова была отдаваться ему всю жизнь, но он не был готов, ещё слишком был юн, ещё не нагулялся и видел во мне лишь этап донжуанского списка.
…Перед отъездом из Личадеева Гена пополнил свой донжуанский список ещё двумя победами. Не знаю, как сейчас, но в то время некоторые десятиклассницы желали завершить выпускной бал интимом с одноклассником.
Две самые жопастые и пышногрудые девахи выбрали Гену. Он завёл их в Клавину баню и при тусклом свете керосинового фонаря «летучая мышь» обеим поочерёдно сломал целки, пока свободная девка с интересом наблюдала порно.
Однако наблюдать было непросто: Гена во время е…ли с одной другую целовал и держал за сиськи, воображая, что е…ёт одновременно обеих. Одна понравилась ему больше, и



он собирался отослать другую домой, но проявил великодушие и пользовал обеих до утра...
Вые…ать рослую, крупногабаритную, крутобёдрую Фросю, доведя до экстаза, оказалось даже проще и быстрее (первый раз она кончила, когда Генкин х…й среднего размера только подбирался сломать ей целку, настолько она оказалась е…учая), чем маленькую скромненькую нимфетку.
В общем, чем больше женщина, тем меньше у неё п…да и тем удобнее и проще её любить.
Фрося стала иначе себя вести, парни перестали её бояться, вскоре вышла замуж (он оказался на полголовы ниже), родила троих: первого — от Геннадия, второго — от мужа, третьего — от любовника. Мужчины наперебой делали ей непристойные предложения, которые она отклоняла, но всем хотелось её пое…ать или хотя бы подержаться за её сиськи, а уж давала ли она ещё кому, кроме Гены, мужа и любовника, мне неизвестно.
Вот так бывает: была девицею — все парни и мужики сторонились, побаивались, а стала женщиной — теперь пожалуйста, «пое…ать её всякий не прочь»…
Насчёт Фросиного любовника — тоже без Клавы не обошлось. После рождения второго Фросе стало мужа не хватать раз в неделю, а прелести все сохранились. Пожаловалась Клаве. У той была пересменка: Гена уехал, новый квартирант был в поиске, любого не возьмёшь, стал к ней клинья подбивать женатый. Она: нет, с женатым хлопот не оберёшься, женатому лучше с замужней, чтоб на равных и без претензий. У него проблема наоборот: у жены модельная внешность, но после рождения второго даёт только раз в неделю. Клава и предложила им вместе посетить её баню, знала, что это лучшее место для первой встречи, там и ленивый не устоит.



Так и случилось, разница только по сравнению с Геной, хотя сикель у него был покрупнее Гениного и сам был мускулистый и спортивный, но сумел бросить только полторы «палки». Первую — едва ввёл х…й ей в п…ду до упора, так и слил всё туда от неожиданности: какое счастье привалило, чужую жену е…у, у неё всего так много, и всё это добро моё, хоть на время.
Действовали как настоящие опытные любовники: молча, без слов, без знакомства, без подготовки, он показал ей х…й, она показала п…ду, но для первого раза она прикрыла груди ладонями, не дала поцелуя и оба спрятали глаза.
Фросю и его это устроило: разок через день украдкой — всё лучше, чем ни разу сорок раз.
Будете в Личадееве — сходите на тот конец, возможно, увидите её, когда пойдёт к реке Тёше с коромыслом за водой, иногда сбросит платье, чтоб искупаться, и если повезёт, то из кустов увидите её голую: 100х60х100.

Эпилог

После пятого я уехал в город Кулебаки, где закончил семилетку, и больше никогда не бывал на реке Тёше в Личадееве. Генка закончил в Личадееве десятилетку, жил у тёти Клавы, поёб…вал её всё ленивее, всё реже, в десятом уже только раз, в субботу, в бане.
Окончив десятый, оказался в городе Красноярске, встретился там с моим братом Сергеем. Дальше следы его затерялись.
А тёте Клаве стукнуло 45, в самом соку, только разохотилась в плане интима. Присматривается к школярам, кого бы пустить на постой.



А я жалею, что отказался поступать в школу интима к тёте Дуне, и мне потом пришлось учиться интиму всю жизнь, но так и остался дураком.








Хохон, Меланья и Катюша


На фото: село Саваслейка, Меланья вышла из бани в раздумье, забыв накинуть халат. («у нас было или нет?»). (но возможно, это Екатерина Кабанова, — тоже похожа?)


Толик Зеленов более известен на селе под прозвищем Хохон («щёголь» — Вл. Даль). А Меланья — его дальняя родня, вроде двоюродная тётя, вдова, впрочем не намного старше его, — лет до двенадцати мыла его в бане: это была общепринятая практика на селе.
По окончании подростками школы тётушки уже их не мыли — это считалось неприлично, сами уже должны мыться, выросли. (Бывали, конечно, редкие исключения, когда пара продолжала мыться вместе, но делали это в большой тайне, ходили в баню и из бани врозь — ясно же, что не только мылись...) Хохон попал под дурное влияние пастуха Терентия, тот подбивал клинья под Меланью, но она ему не дала.
— Толян, ты, с Меланьей когда моешься, е…ёшь её? — подначивал он.
— Как можно? Ты знаешь порядки на селе — сначала надо школу закончить, потом, может быть...
— Тогда поздно будет, она с тобой в баню не пойдёт.
— Да я ещё не знаю, как это делается?
— Не трусь, действуй так... и так... Бабам это нравится.
При очередной помывке Хохон ухватил Меланью за сиськи и стал их тискать. Та сделала вид, что не заметила, и раздвинула ноги. Хохон начал руками хлопотать у неё между ног, пальцами раздвигал половые губы, пытаясь всунуть туда свой невставший пенис, — ничего не получалось: был он ещё слишком мал, а главное, она не хотела — в смысле, не хотела по-настоящему.
Меланья не реагировала, но любопытство взяло верх, и позволила ему всунуть туда ладошку или пальцы, решив использовать Хохона как пенис-имитатор, одновременно не нарушая конвенцию о запрете сношения с не окончившими школу. Хохон помассировал, пощекотал там, Меланья


задышала, закатила глаза и задрожала — и поцеловала своего юного любовника в губы.
Можно ли засчитать им это за это или это были детские шалости и игры? Меланья считала второе. Хохон, конечно, ничего не получил, если не считать горячий женский поцелуй.
Как бы там ни было, но, когда его ровесники ждали обещанного от своих взрослых наставниц после окончания школы, он гордо заявлял: да я Меланью уже, ещё учась в третьем классе, уе…ал.
Никто ему не поверил — хвастает. Но по окончании школы, в последнюю совместную помывку, Меланья ему дала как мужчине, так было принято на селе: посвящение в мужчины — прерогатива наставницы. Слегка потеребила его пенис ладошкой, и он встал. Теперь они получили всё положенное вместе.
Но он больше её не захотел, к её неудовольствию: она надеялась, что Хохон будет её постоянным партнёром, но оказалось, у него синдром одного раза с одной, теперь ему была нужна только новая женщина, и он пошёл по рукам.
Вот так вот: как ни прекрасен был первый раз с прекрасной и пылкой женщиной Меланьей, Хохон повторять не стал.
(А ей хотелось как у Генки с Дуняшей, который со своей наставницей забавлялся на печи почти год, а затем переключился на тётю Клаву и аж до десятого класса хлестал её банным веником в парилке, а это было непросто при её формах 100х60х100; бывалые мужики опасались, что не справятся с такой пышкой, и отказывались попариться с ней в бане, а Генка — всего-то было ему 13 — в первый же совместный поход в баню овладел ею: попросила спинку ей потереть, встала на карачки, отклячила попу, а он руками с мочалкой трёт ей спину; естественно, его интимные


причиндалы трут её пышную задницу — тут его член встал и как-то сам собой проник ей в манду и трёт залупой вагину, и всё это синхронно и одновременно.
Клава, конечно, понимала, чем закончится её просьба помыть спинку... и затем легко добилась повтора: улеглась на спину и предложила Гене прилечь ей на грудь и отдохнуть. Он уютно устроился, а она раздвинула б…довитые ляжки и задрала ноги... Бывалые мужики ошибались: юный наперсник разврата и зрелая страстная пышка ещё много раз и дней нежно занимались любовью... А всё потому, что «химия» у них совпала: осязание, обоняние и прочие органы чувств. Зато теперь он мог похвастаться перед одноклассниками:
— Эх, завтра суббота, пойдём с Клавдией Ивановной в баню, а заодно и... помоемся.)

***
Продолжим рассказ о приключениях Хохона.
Сначала Хохон сломал целки двум юным барышням-недотрогам во время игры в прятки.
Мы, от 10 до 17 лет, играли в прятки среди колхозных построек: сараи, сушила, конюшня, хлева, коровник и пр. Хохон спрятался с девицей где-то на чердаке и после краткой возни овладел ею, проделал это ещё с одной, остальные не захотели с ним прятаться.
Затем овладел двумя грудастыми и жопастыми доярками, ровесницами Меланьи, во время ночного дежурства в коровнике.
Одна надеялась, что он её не тронет, поскольку на её глазах занимался любовью с напарницей и должен был спать с ней до утра, и просчиталась. Ну как просчиталась — тоже захотелось позажиматься с юным кавалером, да чего уж там — даже немного ревновала: почему Зинку выбрал, чем я


хуже? А он и не выбирал: просто Зина впотьмах во время подготовки к дежурству просунула руку ему в ширинку и ухватила за пенис.
— Ну что ты заладил: дай е…ать, дай пое…ать? — возмущалась вторая. — Другие-то юноши, когда меня уговаривали, начинали издалека: ты самая красивая в районе, королева красоты, гений чистой красоты, ради меня готовы в огонь и в воду, прыгнуть с колокольни, отдать златые горы и реки, полные вина. Просили притвориться, что люблю, а конец один — только б позволила, чтоб он свой конец всунул в мою лунку, и ещё проще: всего-то ему надо свой х…й засадить в мою п…ду. А ты как уговариваешь? Совсем без слов. Показал стоячий член, сказал, что на неё больше не встаёт, а на меня встал. А ведь она моложе и симпатичнее, соломенная вдова, а меня утром муж ждёт. Но более идиотского и абсурдного объяснения в любви я не встречала, поэтому верю и согласна...
О его подвигах стало известно женской половине села: большинство стали опасаться оставаться с ним наедине, но некоторые наоборот.
Вот за околицей села он идёт за дамой, та ускоряет шаги — бегом в село к людям. Отказала — мигом утешался и начинал охоту за другой.
Красотка свернула от села в сторону Нучаровского оврага, чтоб укрыться в зарослях орешника, ивняка и шиповника — на крайность, там трава по пояс. Он за ней, она бежать, он не отстаёт. Упали разом в траву и молча начали борьбу: то она сверху, то он, он тычет вставшим членом наугад, куда ни попадя, и вот уже вся их одежда под ними как постель, они оба голые, кругом никого, только солнце светит сверху.
Она раздвигает и задирает ноги, раскидывает руки и замирает, а член тотчас попадает куда положено...


Особенностью интима у Хохона было то, что при малейшем, даже притворном сопротивлении объекта у него прочно и надолго вставал, и коитус был неизбежен, и партнёрша кончала несколько раз за один его раз.
Не всех это устраивало. Если Меланья, когда лишала Хохона девственности в банной атмосфере, была довольна и привычно и жарко целовала его в конце, то некоторые дамы просили:
— Толик, милый, да заканчивай ты уже, утомил ты меня. Давай прервёмся, передохнём, я тебе ещё раз дам. Второй раз у тебя не встанет? Странно, такой у тебя синдром? А на меня у мужиков встаёт столько раз, сколько я хочу. Как замечу понятный взгляд мужчины, мигну левым глазом, медленно сниму трусы, прислонюсь к любой стенке и чуть приподниму юбку...
Люблю неожиданно, стоя и в одежде, как в юности... Бывало даже зимой, в трескучий мороз, не отпускала провожающего кавалера с танцев во Дворце культуры просто так: заставляла полностью раскрыться и прочувствовать меня полностью, до дна.
Провожающего выбирала во время танцев всегда безошибочно: который сможет сразу, а который будет год ухаживать и дарить цветы и только потом, краснея и заикаясь, попросит о близости, — тут такой не нужен. Прижмёшься задницей к тёплой батарее в подъезде, расстегнёшь свою шубу и его полушубок, поцелуешь — и он твой... Дело молодое не хочет ждать лета... Трусы снимать мне не надо, там в них специальное окошечко... Лишь бы батарея выдержала... Пока бабушка сверху не позовёт:
— Ты чего, Катенька, так долго с мальчиком прощаешься?
— Слышишь, милёнок, — говорю, — бабуля зовёт, пора расставаться. Ещё разок хочешь? Ну давай... Я как из


парилки... Нет-нет, знакомиться не будем. Жениться на мне хочешь? Так понравилось? Это невозможно, замужем я уже, он в отъезде; на танцы сходила, чтоб развеяться, а если повезёт, то и поприжиматься в подъезде, так что пока-пока...
— Ба, — «оправдывалась» и врала я уже дома, — да мы ещё даже не целовались, он всего лишь меня за «варежку» подержал...
— Это правильно, — ударялась бабуля в воспоминания. — В наше время первый поцелуй в первый вечер не позволяли, кавалеров было мало, поэтесса так и писала: мол, «не хватало товарища, чтоб провожал, чтоб в подъезде за варежку подержал...» А хулиганы-острословы спрашивали: «Эт за каку таку «варежку»?» И невдомёк им, паразитам, за ту «варежку» кавалер мог подержать только после свадьбы.

***
Нужно небольшое отступление. Екатерина Кабанова, конечно, не говорила всех этих фраз, когда кувыркалась с Хохоном в зарослях Нучаровского оврага, разве что отдельные слова. Это был её мысленный монолог, который я воспроизвёл с небольшой литературной обработкой.
Но о ней нужно немного рассказать как о достопримечательности нашего села, как о женщине с кладезем интим-курьёзов. Основной курьёз: после любого, самого краткого романа (всего-то дала разок; а она была весьма любвеобильна и никогда не упускала случая даже будучи замужем), кавалеры звали её замуж, едва поимев её; женатые обещали завтра подать на развод, лишь бы заполучить её насовсем...
«Вот что «варежка»-то моя животворящая делает», — думала она. Она и замуж-то вышла за того единственного, который не поддался её чарам и колдовству её «варежки» и сразу после этого замуж не позвал.


Даже Хохон, будучи двадцать лет женат, поимев её в Нучаровском овраге, ляпнул:
— Выходи за меня.
— Толик, ты чего, не узнал меня? Голая баба, что рядом с тобой лежит, это же я, девочка Катя Кабанова. Ты тогда хотел меня, и я хотела тебя, но не сложилось, и вот теперь мечта наша сбылась... Толик, милый, я уж двадцать лет как замужем, трое по лавкам, — говорила она, — с мужем живём душа в душу, а ты на ком женился? На Меланье?
— Да нет, стара она для меня... В город уехала...
— Здрасьте, а я, значит, не стара, со мной ты счастлив, глаза сияют, шепчешь слова любви. Она ж мне ровесница, и фигуры один в один. Вот и пойми вас, мужиков, — забыл тётушку, а она по тебе сохла; да нынче и сорок лет разница никого не останавливает, лишь бы в постели подходили.
— Катюша, милая, не узнал, как изменилась, какие формы у тебя, небось 90х60х90. А я, признаться, двадцать лет уже не бегал в Нучаровский овраг за бабами, а за тобой ноги сами понесли... Кстати, синдром пресловутый я преодолел, пока не одевайся... Ну, стринги можно...
— Я сюда приехала бабушку навестить да вспомнить детство: мне 13, я в тебя влюблена, а ты заманиваешь меня на чердак, где ты уже двух моих подружек охмурил, — потому и отказала, что была влюблена. А тут через двадцать лет, как тебя увидела, нахлынуло на меня, бросилась бежать в Нучаровский овраг, да от судьбы не убежишь. Ого, каков красавец. Я в рот не беру, но у тебя могу взять. Не хочешь? Там лучше? Вижу-вижу, второй раз встал, вот тебе и синдром твой я посрамила. У тебя хорош, да и у меня «варежка» в порядке, давай навёрстывай упущенное, исправляй ошибки молодости... Захочешь — задержусь на неделю-другую, даже спрячусь с тобой на чердаке... Или завтра уеду...



…Один из курьёзов случился с Катюшей, когда отправилась в морской круиз с мужем и детьми. Там завела себе юного любовничка, с мужем за круиз ни разу, а с юнгой чуть не каждый день. Муж у неё был не только не ревнив, но, похоже, даже был доволен, что кто-то за него делает его «работу». Вышла спозаранку на верхнюю палубу восходом полюбоваться, все ещё спят, никого; ан нет, юнга мимо проходит. Распахнула халат, он всё увидел и оказался такой понятливый и шустрый — сходу ей овладел стоя (точнее, она сходу отдалась) и... позвал замуж.
— Мой пятнадцатилетний капитан, мой морской волчонок, меня муж и трое детей в каюте ждут... Всё, что могу, ещё раз дам... Сейчас? В шлюпку приглашаешь? Возможно, потом ещё... Ой, какой ненасытный... В шлюпку-то зачем? Там удобно «раком»?.. Ну, у меня нет слов... Ты второй мужчина, который меня раком захотел; первый был друг детства Хохон, на чердаке мы с ним спрятались, и он меня раком поставил... Это так мило, но смысла особого не имеет: не поза главное. Но мужикам нужно для похвальбы, ещё бы: «Я её поставил раком и как вдул...» Так что, капитан, хочешь попробовать меня сзади, «через жопу» — дам, но суй без промаха: только в п…ду… ой, в «варежку», и никак не в жопу.
Оказалось, что Катя для юнги — уже вторая добыча за неделю в эти ранние часы, но первая, кого он позвал замуж. Два дня назад он приметил даму, что вышла на верхнюю палубу полюбоваться закатом, голубоглазая, в серой дорожной короткой юбочке, из-под которой ослепляли дразняще-грешные коленки и пышные манящие ляжки.
Эх, хорошо бы задрать ей юбочку повыше и посмотреть, что там... Да и блузку бы расстегнуть и посмотреть на... ну, вы понимаете... И авторитетно пригласил её на полубак — полюбоваться шлюпкой.


— Это ещё зачем?
— Вам, сударыня, необходимо пройти морской обряд посвящения в моря́чки.
— Зачем мы накрылись брезентом? Ого, ты расстегнул мне кофточку, снял трусики и лапаешь груди — и так положено по обряду? Ну и обряды у вас, у моряков, дурацкие. А это ещё что такое? Морской массаж? А по-моему, мой юный капитан, ты меня, замужнюю многодетную матрону, просто е…ёшь, да ещё сразу «через жопу», как конюх — любопытную юную барышню в стойле, которая пришла на конюшню только посмотреть, как жеребец покрывает кобылу... и задержалась на полдня... А я для тебя вроде тёлочки и кобылки... Нет, полюбил, — говоришь, — с первого взгляда? Обманул ты меня, как наивную девочку, а я-то думала: какой хороший мальчик... А ты измял мне всю юбку. Попросил бы — сняла бы, нет — задрал, всю скомкал, стринги порвал; но всё понимаю, так не терпелось тебе скорее распечатать и заполучить моё сокровище... И ой, не только юбку помял, а и помял мою девичью красу... А у тебя хорош, есть чем помять... Давненько я такого в руках не держала... Ну теперь-то, я настоящая морячка, мой капитан?
— Нет-нет, ты самая красивая на борту, а бог троицу любит…
— Ой, какие нынче мальчишки пошли, не то что в моё время... Одного раза ему мало... Три раз ему надо... Понравилось, видать... Слушай, я же одна в каюте — так что...
Конечно, красотка всё понимала сразу, куда и зачем её ведёт юнга, но подыгрывала ему. Ей хотелось окунуться в босоногое детство, да и порывы зюйд-веста пьянили голову, а море горело бирюзой.
В детстве она хотела, чтобы мальчик, с которым ходила, взявшись за руки, сделал с ней это, но он ещё не понимал


этого, а она не осмелилась попросить его, чтобы он попросил её… Уф, простите, запутался я. И она мыслила, что тот мальчик наконец-то понял её и сделал это.
Боцман из команды лайнера прознал о проделках юнги и приглашал в свою каюты зрелых знойных подружек юнги, и обе они гневно отвергли непристойные предложения:
— Да как Вы смеете? Я порядочная женщина, я здесь отдыхаю, а не для этого...
Но и на верхней палубе они больше не появлялись. А юнга весь круиз разрывался между двумя дамами и между шлюпкой и каютой... И все трое были довольны...
***Поговорим о странностях любви (иного я не смыслю разговора): одну даму (это, конечно, была Меланья) юноша полюбил за то, что страстно захотел увидеть, что у неё там, под серой дорожной юбкой, и как выглядят её тугие полные груди под застёгнутой блузкой (как говорится, увидеть это — и умереть), а во вторую (Катю) влюбился с первого взгляда за то, что сразу увидел все её прелести и совершенства в её распахнутом халате цвета морской волны на голом теле...
Да-да, первая дама, приятная во всех отношениях, была Меланья. Она в городе второй раз вышла замуж за областного олигарха, родила тройню, всех оставила на прекрасную няню и одна отправилась в морской круиз развеяться, взяв билет в каюту первого класса. Именно на тот лайнер, где проходил практику сын Хохона, который по окончании семилетки поступил в мореходку. Она без труда влюбила в себя юнгу-практиканта и хоть немного залила горечь утрат и несложившихся отношений с его отцом Хохоном.
Катюша и Меланья оказались на одном теплоходе случайно (мир тесен), землячки узнали друг друга, но перед юнгой не раскрылись. Точнее, раскрывались и раздевались


перед ним поочерёдно (он-то, как более продвинутый, предлагал раздеться всем троим одновременно, но они к такому повороту ещё не были готовы).
Меланья великодушно предоставляла свою каюту Катюше и юнге для любовных свиданий, когда была их очередь, сама уходила на полубак, забиралась в шлюпку и 138.горько плакала непонятно о чём. Как-то к ней подошёл седой капитан с трубкой во рту и вежливо осведомился:
— Вас кто-то обидел, мэм?
— Нет-нет, я оплакиваю несбывшиеся мечты детства.
— Как я вас понимаю, мадмуазель, я в детстве мечтал быть капитаном дальнего плаванья, а вот рулю этим корытом вдоль берегов...
— Сударь, я вообще-то мадам, уже не мадемуазель... больше года как...
— Деточка, на борту для меня все пассажирки — незамужние...
Беседу Меланья и капитан продолжили в капитанской каюте, и потом Меланья шёпотом делилась с землячкой:
— От пребывания в круизе я теряю голову.

Любить меня им никогда не лень,
Досталась я в один и тот же день
Матросу Харитону и юному Хохону,
А также капитану и штурману Демьяну.
Хоть стыдно мне порой —
Любить не перестану,
Но все они герои не моего роману!

***
Догнав всех дам своего села, кто не против поиграть в догонялки, Хохон начал промышлять в соседних сёлах. А тут и повестка из военкомата. Отслужил срочную, вернулся,


остепенился, женился, избавился от синдрома одного раза с одной, жена построила и приспособила его «пасти чилдрёнка».
Местные историки и краеведы спорят о численности донжуанского списка Хохона и не могут прийти к единому мнению: догнал ли он таких районных красоток, как Дуняша, Груня, тётя Клава, Акулина, Матрёна, Марфа и др. А народная молва слагает о нём легенды, в чём отметился и я.








Рая Щеглова и Колька Снегирёв


На фото: г. Арзамас, полевод Рая на реке Тёша («Нет и ещё раз нет, не смотри так откровенно,пятый номер не видел, и не уговаривай, не дам, я краснею, … очень хочется?, перехочется, муж у меня очень ревнивый, . хотя... , может быть... , ну... , если только... какой-нибудь экстрим»).

Как-то в нашем колхозе лихой шофёр Колька Снегирёв оприходовал полевода Раю Щеглову прямо в кабине своей АМО и на ходу.
Ему приглянулась Рая сзади, а спереди бросало в дрожь от пятого размера. Но суровая Рая была:
— Нет и ещё раз нет — муж очень ревнивый, за каждым шагом следит, и не проси, и не уговаривай. Ну-ну, не смотри так, я краснею. Ох, чувствую, не отстанешь. Да не обманывай себя. Только подержаться, говоришь? Да не остановишься ты на этом, Коля, природу не обманешь, всё

равно потом захочешь больше, попросишь, чтоб пустила туда, в мою прелесть, попробовать мой нектар-амброзию, да и без спроса потом начнёшь, не удержишься. Да понимаю я всё, Коленька, не кукла же я бессердечная, давно уж твои нескромные взгляды ловлю. Вот если бы так, чтоб мужа не расстроить, а меня ты запутал: тебя хочется пожалеть — вижу, страдаешь, мучаешься, мужа жалею — хоть и не узнает, а всё равно; но больше себя жалею, внимания много от мужиков, да нельзя. Ну ладно... может быть... дам тебе... шанс. Ну разве что в кабине машины и на ходу — тогда не только муж, но никто не догадается, что у нас что-то было: подвозил, мол, попутчицу.
И про себя: «Боже, какие страсти, сколько проблем, сколько запретов, а всего лишь мальчик хочет обмакнуть свой кончик в нектар девичьей ямки, повинуясь зову природы; насколько мне ещё хватит сил повторять «нет». Вот правильно в оперетте «Про это» героиня отвечает на попрёки взрослых:

— Ах ты, сучка, ах ты, бл…дь,
Ты кому дала е…ать?
— Не твоё, мамаша, дело,
Не твоя манда терпела,
А мой чёрный чемодан.
Кому хочу, тому и дам!»

Шутила Рая с ним или всерьёз, но уговор есть уговор. Возвращался раз Коля домой из далёкой поездки в Арзамас, видит — полевод Рая идёт бечевой, и забилося сердце у Коли, вспомнил Раечкин он уговор, тормознул, подсадил попутчицу, едет на первой, расстегнул ширинку («Полюбуйся, какой у меня»). Рая расстегнула блузку («Полюбуйся, какие у меня») и бочком голой попой уселась


ему на колени, его силу приняла в свою прелесть, почувствовала его силу и желание, но и свою власть над ним, стала постанывать и покачиваться. Накормила Колю своим нектаром-амброзией вполне, сама оторвалась по полной и себя довела до экстаза: экстремальные условия помогли; уговор сдержала.
— Ой, Маша, это было умопомрачение: как увидела его — боже, какой красавец, — сердце заколотилось, дыхание участилось, глаза закатились, тащусь от вожделения: моё, сейчас это будет моё, — заныла манда. Сажусь на него голой попой наугад, но манда как-то сама раскрылась, захватила в свои объятья, и обжимает его, и целует, и дрочит-дрочит его, сначала медленно, потом быстрее-быстрее, снова замедляю и снова быстро-быстро. Ой-ой-о-о-о, а мои губы шепчут: «Миленький, люблю-люблю»… Да не Колю, а его.
Спустя время всё же не удержалась, похвасталась подружке:
— Он левой рукой держался за баранку, а правой... хм… за мою, пятого размера, но рулить не забывал. Собственно, не он меня, а я его поимела. Ох, Машенька, пришлось долго стараться, я уж трижды кончила, а он никак; но я его всё же укротила, а тут и станция «вылезай». В Тёше окунулась, пришла домой с поля, муж меня с ходу завалил, начал тереть моё уставшее влагалище своим вяловатым, а у меня уж сил нет ему подмахнуть, лежу пластом. И зачем мужикам так много надо этого? Вот было время, говорят, только раз в году разрешалось это и только для зачатия.
Ой, Машенька, муж у меня ещё тот фантазёр, первое время обалдевал от моих габаритных грудей: хочет меня поиметь, а член встал слабовато, так он поместит его меж моих сисек, сиськами зажмёт, чиркнет пару раз — глядь, встал как железный, скорей его мне между ног, и мы оба



довольны. Правильно говорят: папа любит чай горячий, мама любит х…й стоячий.
Никто не поверил:
— Ну, допустим на полевой грунтовке ещё возможно, а на поворотах, а на мостике через речку Тёшу вы должны были свалиться...
— Да, должны, но... не свалились.
Тут подружка решила удостовериться, как такое возможно... А потом и другие бабы и девки пытались вывести двух врушек на чистую воду...
Но это уже другая история...









Манюня и Петюня


На фото: г. Ардатов, Марья Петровна приготовилась идти в гости к Петюне

В те годы в нашем городке, как я уже говорил, отроков по окончании начальной или средней школы посвящали в мужчины одинокие тётушки, вдовы или разведёнки.
Но был один известный случай, когда это благородное дело выполнила замужняя Манюня, она же Марья Петровна.

В Голяткине у её двоюродной сестры отрок Петюня по окончании семилетки возмужал, и маман почувствовала, что пора ему подложить женщину. Голяткино — сельцо небольшое, подходящей кандидатуры не нашлось, вспомнила о Манюне.
— Да как можно? — сомневалась та. — Замужем ведь я, а это дело для баб-одиночек. Хотя мужу нужна уже редко
для этого, раз в неделю, а девственника никогда у меня не было: интересно сколько раз он сможет за ночь… Ну, так и быть:очень хочется с молоденьким,значит можно.
— Ты его подготовь, Маша, объясни, для чего нужны х…й и п…да, покажите друг другу эти инструменты, начни лекцию с Адама и Евы, как у него встал, когда он скушал яблоко и понял, что Ева голая, и он её захотел...
— Не говори ерунды, сестрица. Постели нам на одной кровати, что двуспальная в одной половине, сама уйди спать в другую половину пятистенки, дальше всё само собой случиться, если он уже готов для этого. Если нет, подождём годок и повторим...
Сказано — сделано.
Петюня в одних трусах улёгся, собирался заснуть, а тут Манюня в тонкой короткой ночнушке — под одеяло шмыг. Петюня заёрзал — рядом женщина, пышет жаром, ночнушка задралась до шеи, всё наружи, трусы его сползли, член торчком.
От Манюни какие-то флюиды идут, начал сумбурно лапать её за титьки, за лобок, пытается раздвинуть ляжки; она притворно сопротивляется, чтобы раздразнить, доводит до кондиции, раздвигает ляжки — и его член тотчас оказывается в её п…де.
Всё как всегда, ничто не ново под луной, не надо никаких слов, даже для первохода...

***

Теперь слово Манюне…
— Приступив к третьей «палке», мой ученик, этот недоросль, неумёха, повернул меня на живот и решил поиметь через жопу. У меня никогда не было интима в такой позе, но я без раздумий отклячила попу, хотя и слова-то такого тогда не знала.
Вот тебе и новичок, как рекомендовала сестрица своего отрока. А он действовал так, словно только что окончил курсы повышения квалификации по интиму. И когда он успел всему научиться? Кое-что слышал, конечно, от старших товарищей, но ведь практики точно не было.
Выходит, это заложено в инстинкте: х…й всегда сам находит дорожку в п...ду, без всяких лекций и подсказок и никогда не промахивается, проникая в своё законное место между женских ног, предназначенное природой.
А я со своими партнёрами, и до замужества, и после, знала только одну позу: классику — на спине. Хотя нет, был один случай — стоя с биндюжником.
Возница приехал из райцентра — Ардатова за ячменём, а мешки по 80 кило, жара, август. Я в рабочем халатике на одну пуговку, без трусов и лифчика — работала кладовщицей в колхозном складе, всего год как замужем, в интиме кой-какой опыт был, но дура дурой.
Он загрузил пару мешков на телегу, и мы столкнулись в узком проходе между мешков. Он прихватил меня за талию, пытаясь переставить и освободить от меня проход. Да вдруг прижал к груди и прильнул к губам. А я, дурёха, нет чтобы оттолкнуть, прижалась тазом, ответила на поцелуй и даже имитировала подмахивание.
И вот уже его х…й у меня в п…де, его рубашка расстёгнута, мой халатик утратил последнюю пуговку, и его волосатая грудь щекочет мои сиськи. Я испытала


блаженство, которое не испытывала ещё ни с кем: ни с мужем, ни с другими.
Он погрузит-погрузит мешки и про меня вспоминает, пое…ёт меня — и снова мешки ворочает. Я всё пытаюсь застегнуть халатик, прикрыть свой срам и стыд, поправить растрёпанные волосы, но руки дрожат, коленки трясутся.
Он всё видит — ни капли сочувствия и сострадания, снова и снова безжалостно и жёстко вставляет свой грубый твёрдый х…й в мою нежную мягкую п…ду и ускоряет миг последних содроганий. Поимел меня трижды стоя, я без слов подставлялась, подписала накладную; уехал на своей пароконной «площадке» не попрощавшись, не помахав рукой, не оглянувшись, я стояла растрёпанная, в распахнутом халатике; больше ни разу не приезжал, а познакомиться не успели.
До сих пор сомневаюсь: мой первенец от мужа или от биндюжника. Больше такого наваждения со мной не случалось, во всяком случае на складе. Иной молодой грузчик понравится — хорош, думаю, могла бы отдаться прямо тут, на мешках, — да он на меня ноль внимания: его интересуют только мешки с фуражом. Другой раз пожилой грузчик явно меня хочет, да я не хочу; норовит по попе шлёпнуть, быстро ставлю на место:
— Эй, дядя, осторожней, с огнём играешь. Я при исполнении, на работе не даю. После работы? Для этого меня муж ждёт.

***
Последнюю, прощальную «палку» Петюня кинул почему-то на полу, на прикроватном коврике, куда они свалились с кровати, ибо Манюня вошла в азарт и очень активно подмахивала... А перед этим Петя успел поспать у



Манюни на груди, уткнувшись лицом в титьки, — можно было и односпальной кроватью обойтись...


Эпилог

Прошли годы, Петя закончил десятилетку, отслужил срочную, женился, жил отдельно от матери, росли дети, но первый урок интима с Манюней продолжался. Раз или два в месяц Манюня навещала сестрицу в Голяткине. Там тотчас оказывался и Петюня — якобы наколоть матери дров, да и оставался на ночлег. С Манюней начинал общаться на прикроватном коврике, затем укладывал её поперёк кровати на грудь и имел через жопу, а утром — третий раз, уже на спине: классика. А с женой только раз в неделю…
И так они старели оба, но первый урок их не отпускал...








Акулина и Ванятка на реке Велетьме


На фото: с. Саваслейка. Акулина на пляже реки Велетьма («Жду бандита, позволю бесплатно потрогать мои буфера»)

Как начинающий писатель (член Российского союза писателей, билет № 7479), прибыв в родное село Саваслейка, просил земляков поделиться историями про это, есть ли вообще оно на селе. Акулина Петровна Савина разболталась

в сарае под бутылку «Столичной» и поведала свою историю, я немножко литературно обработал её рассказ, в основном заменил обсценные и запрещённые слова на эвфемизмы.
(Вот ведь что любопытно: для обозначения женского и мужского органов существует превеликое множество синонимов, но лишь два слова запретили; не подать ли в парламент предложение запретить все?)
Но самые постыдные места, с её разрешения, я сохранил.
Акулина слыла первой красавицей на селе, но, как это иногда бывает, так и не вышла замуж.

Бывалые парни глядят боязливо
На гордую эту красу...

Чего уж говорить о небывалых и робких… Сначала была очень разборчивая, как та невеста, которая «рада, рада уж была, что вышла за калеку». Но калек на селе не оказалось, а не калеки все ушли на фронт и не вернулись.
(Как уже заметили читатели, я отчасти описываю послевоенную ситуацию в сёлах, когда недозрелые мужчины, лет 13–14, запросто, безотказно е…ли перезрелых тётушек, от 30 до 60 годов, как правило, в самых неподходящих для этого местах: в зарослях лебеды, крапивы, ивняка, шиповника, на сене, соломе, на мешках, на рогоже, на попоне и даже на навозе… Те охотно отдавались и не встречали осуждения.)
А перед уходом не нашлось такого, который бы заявил:

— Ты одна мне ростом вровень,
Бровью в бровь, глаза в глаза.


Ухватил бы одной рукой за письку, второй за сиську и, пока она отходила от шока (голос пропал, дыхание спёрло), засадил ей по самое не могу, без всякой подготовки.
Такое мог мой приятель Валя Дмитревский, но его уж нет, да и городской он. Если так не можешь, тогда только жениться: жена подождёт, пока ты настроишься и у тебя встанет, красотка — никогда; для неё только тот мужчина, который говорит: «Сударыня, я понял ваш знак, снимайте трусики, мой шалун уже готов».
И вышло так, что Алина осталась ещё и девственницей к NN годам. И совсем было уже смирилась с судьбой лечь в гроб, как английская королева Елизавета, и про неё напишут в газетах: «Первая женщина нашей великой страны, которая повторила подвиг английской королевы», — как стала примечать недвусмысленный взгляд на себе подрастающего соседа Ванятки. Сколько ему? 12? А выглядит на 14, через год закончит школу, будет 13, и «женилка» подрастёт.
Купалась она как-то и загорала на местной речке в модном бикини. А чего: все при ней, не рожала, не давала, все сохранилось, как у молодки, морщин нет, груди торчат, детей не вскармливала, никем ни разу не ёб…ая. И Ванятка её приметил и уже после третьего класса на речке устроился как-то рядышком, разделся совсем, искупался и загорает голышом.
Она зырк — подрастает парень, и пиписка уже ничего, а когда встанет... ой-ой-ой... И размечталась: «Он меня будет так, а я его буду этак, и даже позволю вот так…»
И припомнился ей школьный стишок, любимый, матерный:

Пошла я раз купаться,
За мной бандит следил,
Я стала раздеваться,


И он заговорил:
— Какие у вас ляжки, какие буфера,
А как бы их потрогать, рубля за полтора?
Я на такие речи не смела отказать,
И тут же на песочке он стал меня е…ать.
Е…ёт, е…ёт — устанет, на камушек присядет,
Газетку почитает и снова начинает.

Пока Акуля зажмурила глаза, мысленно воображая эту картину и завидуя той купальщице: «Везёт же людям, да где ж такого бандита на реке Велетьме найти? А за мной никто не следит, хотя, когда купаться иду, огляжусь — вроде никого — и оставляю лифчик и трусы на песочке. Вот лежу, разомлела, распласталась, грудь чаще поднимается, в чреслах томление, хоть бы какой бандит подошёл, бесплатно бы позволила ему и буфера потрогать, и ляжки, да, жаль, бандитов на нашей речке отродясь не бывало. Да и какой настоящий бандит заглянет на такую маленькую речку».
Тут Ванятка прервал её сладкие мечты, подвалил поближе, ложиться рядом не стал, а лёг перпендикулярно, чтоб не спугнуть добычу, только рот к уху — и зашептал:

— Акулина, Акулина, молись богу за меня,
У меня растёт х…ина, Акулина, для тебя.

Акуля, не открывая глаз, повернулась к его уху:
— Ванюша, юный мой герой, я всё поняла, давно тебя жду, но нравы на селе суровы, тебе надо окончить школу, и тогда я тебя подпущу к своему телу. Буду ждать на этом месте и в тот же час.
Предупреждаю: тебя ждёт непростое дело — сломаешь мне целку. Подготовься, поговори с народным умельцем, например с Витей Бирюковым (наш главный дефлоратор), он


Кате Полушкиной целку ломал; меня, сам понимаешь, не выдавай, игра стоит свеч — у меня кунка очень горячая, буду кормить тебя мёдом до отвала.
А пока год ко мне не подходи и даже не заглядывайся, занимайся спортом, качай мускулатуру. Год тебе на подготовку, время пошло, а сейчас оделся — и бегом домой, да сделай крюк, чтоб не видели, с кем ты на речке купался. Начнутся пересуды, бабы мотыгами меня отдубасят: не могла уж дождаться, пока школу кончит, и тогда всё пропало.
«...и царица вдруг пропала, словно вовсе не бывало».
Вот такой необычный уговор был заключён между Акулиной и Ваняткой. Впрочем, чего тут необычного, ещё классик сказал: «Любви все возрасты покорны...»
Ну а мне:

Пора прилечь и отдохнуть,
Закончу после как-нибудь...









Суженый и суженая


На фото: город NN, красотка приготовилась встречать Новый год и Деда Мороза

Выбор суженого для девицы на выданье и суженой для юноши был важным делом для всех времён и народов. Во времена моей юности мне рассказывали о трёх курьёзных и нетипичных способах решить эту задачу. Необычность заключалась в том, что будущие пары начинали с конца, то есть с интима, без знакомства и через час после встречи.
Новый год двенадцать смелых, рисковых девиц собирались и встречали в компании двенадцати малознакомых и незнакомых юношей, коих отбирали произвольно — одна девица могла пригласить всех двенадцать, но все были посвящены, что им предстоит.

Все сидят за столом, пьют, поют, переглядываются, к двенадцати складываются пары. Без пяти двенадцать все пары ложатся на уложенные на пол тюфяки и крепко обнимаются; девицы раздвигают ноги, и под бой часов юноши вставляют свои твёрдые х…и им в мягкие п…ды, и начинается интим.
После первого раза несколько пар заявляют: хотим меняться, — меняются, пока не сложатся все пары. Далее кто-то покидает укромное место сразу, не прощаясь и не знакомясь, другие расстаются под утро, обменявшись телефонами. Начинаются звонки с предложением о новой встрече, образуются пары: бойфренд и гёрла, чувак и чувиха, ёпарь и тёлка.
Но некоторые девицы заявляют: будем считать, что у нас ничего не было, начнём с нуля, будем встречаться и привыкать друг к другу, второй раз дам только в первую брачную ночь.

***
По второму варианту за пять минут до Нового года двенадцать красоток становились в полукруг без трусиков, но в платьях, юноши становились напротив в рубашках, но без штанов. Под бой курантов девицы задирали подолы, показывая юношам своё самое сокровенное местечко: это завораживало, сверкали все цвета мягкой шёрстки на их п…дах: рыженькие, чёрненькие, русые.
Юноши одновременно вставляли свои твёрдые писуны в их мягкие кунки (конечно, у кого-то мог не встать, и он снимался с дистанции), сразу вынимали, делали шаг вправо и вставляли свой х…й в следующую п…ду; карусель заканчивалась, когда кончал последний юноша, который и объявлялся победителем.
Это не имело значения: парень выбирал девушку, в п…де которой его член чувствовал себя наиболее комфортно.

Опять же парень мог схитрить и выбрать за красивые глаза, 1— тогда зачем пришёл, это не твоя игра. Шесть юношей выбрали одну девушку — теперь она выбирает одного из шестерых, укладывает их на пол и поочерёдно садится жопой на их х…и. Наконец все пары сложились, и все произвольно занялись совокуплением. Далее по первому варианту.

***
По третьему варианту...









Ильинские страсти


На фото: Подмосковье, ст. Ильинка, абитуриентка Таня-королёк («Дам только на спине и без лифчика»)

Ох уж эти мемуары!
Как сказал классик: жизнь надо прожить так, чтобы было что вспомнить, но стыдно рассказать.
Вот мы на первом курсе института, иногородние, нас поселили в корпуса в Подмосковье, ст. Ильинка. На занятия едем в Лефортово: сначала электричка, затем трамвай. Потом назад, выполняем какие-то задания, огромные чертежи на ватмане формата А0. И так целый год изо дня в день: «козероги» должны пройти своеобразный курс молодого


студента. Не выдержал — отчисляют: к пятому курсу осталась половина.
В корпусах есть танцзал. В воскресенье приходят на танцы не только однокурсницы, но и девочки из соседних дач. Меня спрашивают:
— Ты с пятого курса?
— Нет, — говорю, — с первого.
— Фи, — теряют интерес.
Как-то в наши вузовские дачные корпуса пришла пожилая дачница:
— Кто бы взялся вскопать грядки? Заплачу.
Взялся я, умел копать и даже пахать на лошади. Она после вскопки:
— Могу свести тебя с молодой учительницей, ну, лет на десять всего тебя постарше, — и показала фото красотки в бикини.
— Не, — сказал я, так много домашек, что на свидания времени нет.
И подумал: её ж е…ать нужно, и, пожалуй, ежедневно, а какой из измученного первокурсника е…арь. И что подумает Таня Г., к которой я был неравнодушен все пять лет и без взаимности.

***
Перед сном рассказываем друг другу истории; популярны были истории о первом опыте обращения с противоположным полом. Чаще примитивные и пошловатые. Но одна история запомнилась, рассказывал студент Н. (не будем раскрывать его имя, ещё прочтёт и упрекнёт: мол, просил же не раскрывать мою тайну и не порочить учительницу).
Этот Н. продержался всего год, пропускал занятия, когда мы все уезжали и комната была в его распоряжении,


приводил ильинских девчат — мол, могу подготовить к поступлению в институт.
Уборщица как-то застукала его за странной подготовкой: наш Н. просил очередную девицу снять трусики, стать на колени перед кроватью и лечь поперёк кровати на грудь, то есть ставил её в локтевую позицию, затем аккуратно задирал подол повыше, минутку любовался открывшимся прекрасным видом, нежно похлопывал по оголённым ягодицам, чтобы настроить партнёршу и медленно вводил своего «дружка» — который уже бушевал от нетерпения — в правильный канал.
Ежели что-то сделаешь грубо, девица тебе больше не даст. Начинающие нередко совершают две ошибки. Первая: сами срывают трусики, — нужно обязательно уговорить девушку, чтоб сняла сама, тогда не обвинят в насилии, тогда по согласию.
Вторая ошибка: вводят член в неправильный канал, который рядом. Опытная девица не растеряется и поправляет шёпотом: «Куда суёшь, ведь жопа там!» Неопытная подумает, что так и надо, а начинающий вообще не поймёт, где бушевал его член; потом ему объяснят, он отведает правильный канал, сравнит и… О боже мой, даже думать не хочу, что дальше.
Очередная абитуриентка, покраснев и потупив глазки, заявила:
— Учитель, Натка и Светка хвастались, что вы укладывали их поперёк кровати на живот и ласкали сзади, но у меня королёк, а не сиповка, мне удобнее на спине, и я люблю смотреть в лицо, как оно меняется, особенно в конце, — это меня сильно колбасит, и я чаще кончаю.
— Да за ради бога, без вопросов, но правила одинаковы для всех: трусы и юбку снимаешь сама, ложишься поперёк кровати. Ваши прелестные ножки забросьте мне на


плечи,блузку и лифчик можно не снимать. У тебя какой размер?
Ого! Буду держаться за твои габаритные груди через блузку, от такого размера могу ослепнуть.
Почему такой цинизм у нашего героя Н. в отношении наивных абитуриенток и нежелание учиться? Отчасти его испортил первый урок интима. Поэтому пора приступить к рассказу о его первом уроке.










Школяр и училка


На фото: г. Кулебаки, моя первая учительница («Подходи, школяр, будем заучивать письмо Татьяны. А потом?. . ЭТО?


Это уж как получится... справишся с моими бедрами- и воля Неба- я твоя)

— В школе, — начал свой рассказ Н., — мы проходили письмо Татьяны. Надо наизусть, а мне никак не удавалось так много запомнить.
Учительница по литературе строга, пучок волос туго замотан сзади, строгие очки, отрешённое лицо, кофта на всех пуговицах, грудь не выступает, юбка ниже колен; разве что крутые бёдра было скрыть невозможно, да не понимал я ещё, в чём их прелесть, лишь позже мне объяснили, что баб с такими бёдрами мужики считают более е…учими (не путать со слабыми «на передок»).
Я ещё не интересовался слабым полом и недоумевал, чего это Татьяна так разволновалась. Учительница помучилась со мной, бестолочью, и предложила: зайдёшь ко мне после уроков вечером домой — научу запоминать тексты. Пришёл, сели на сложенный диван с учебниками, я бубню злосчастное письмо.
Если я запинаюсь, она подсказывает очередную строчку, дошли до строчки: «То воля неба, я твоя». Неожиданно на этой строчке её голос изменился и задрожал. Тут она как-то заёрзала на диване, непонятно задышала, юбка неожиданно задралась — и обнажились ослепительные ляжки.
Мой «дружок» вдруг напрягся, сделал стойку и выскочил из ширинки. Я покраснел, сгорая от стыда: «Ну всё, — мелькнула мысль, — сейчас выгонит меня вон с позором: чего это ты, мол, себе позволяешь, как ты себя ведёшь в гостях?»
Но её глаза вдруг заволоклись, устремились вдаль, она вроде бы отводила взгляд, чтобы не рассматривать моё достоинство в упор и одновременно искоса оценивала его.


Через мгновение одной рукой она сбросила юбку — а там ничего! — а другой нежно подхватила моего «дружка» и, спасая от напряжения, вставила куда-то между ног, где он ещё не бывал.
Там оказалось необычайно тепло, уютно, приятно и комфортно, а она начала ритмично прижиматься и отжиматься от меня, увлекая меня повторять то же.
«Дружок», однако, быстро обмяк, успокоился и выскользнул оттуда. Молча сели пить чай, я боялся поднять на неё глаза и думал: «Всё вроде случилось, пора благодарить за чай и прощаться, пока не выгнали со скандалом».
Я поднялся и осмелился на неё посмотреть. О боже, она сидела за столом и всё ещё была без юбки, и мой взгляд невольно упирается в её промежность, голые ляжки плотно сжаты.
И о чудо — мой «дружок» снова делает стойку, и застёгнутая ширинка сильно оттопырилась. Она отодвинула бокал с чаем, взглянула на мою ширинку, ляжки её стали медленно раздвигаться, и она одарила меня таким взглядом, о значении которого я узнал позже: «Я согласна».
А я, не понимая, что делать дальше, ткнулся лицом ей в ляжки, припав перед ней на колени: мол, прости, не ожидал, думал, на этом всё. И неожиданно начал целовать её между ног, в промежность.
Это уж позже я узнал, что женщинам нравится, когда их целуют везде. Мы оба заговорщицки молчим и, не сговариваясь, снова перемещаемся к дивану; она нажимает какой-то рычажок, и диван превращается в кровать. Я уже хотел повалить её, как положено, вдоль, но она опередила мою мысль, улеглась на спину поперёк дивана, подушку вместо головы положила под попу (потом я узнал: попа должна быть выше головы, чтоб оси х…я и кунки совпадали


и подушка пружинила при подмахивании), задрала ноги — они оказались у меня на плечах — и стала потихоньку качать пресс, заранее имитируя подмахивание. Открылся чудесный вид.
Но я не понял, зачем всё это; я полагал, что нужно лечь вдоль и вытянуть ноги. «Дружок» рвётся снова туда, где только что был, где ему было хорошо, но очень мало.
А я сообразил, что не надо спешить; осторожно снимаю ноги с плеч, они сомкнулись. Зачем они вообще на плечах? Мне хочется расстегнуть её блузку; расстёгиваю верхнюю пуговицу, но это долго и неудобно, руки дрожат, поэтому остальные разрываю яростно обеими руками. Взлетели освобождённые ослепительные груди, упругие, большие, ранее под кофтой почему-то всегда были незаметные; я грубо сжимаю их руками. Её волосы, как оказалось прекрасные, расплескались по роскошным плечам, щёки раскраснелись, лицо резко помолодело, очки давно куда-то подевались, глаза оказались необычайной синевы и сияли девичьей страстью и желанием.
И в то же время что-то в ней напоминало кающуюся Марию Магдалину, что я видел на картине какого-то великого художника (имя не запомнил) в Эрмитаже.
Я начал её целовать, губы, груди и ниже; мой «дружок» не выдержал ожидания и захотел туда немедля. Я взял его рукой и стал тыкать куда-то в промежность, и хотя ноги были слегка раздвинуты, он не находил ту дырку, в которой только что был.
Она шёпотом, но строго сказала:
— Только без рук.
Я растерялся. Она поняла, что я не умею не только заучивать стихи, но обращаться с женщинами. Но сжалилась надо мной, снова забросила ножки мне на плечи, и я наконец сообразил, в чём дело: моя залупа оказалась точно напротив


нужной дырки, и мой «дружок» так резко рванул туда без всяких рук, что она томно ойкнула, протяжно и сладострастно застонала.
И начала путано и противоречиво шептать:
— Что ты делаешь со своей училкой? Это же неправильно. Обещай, что никто не узнает о моём падении. Давай остановимся… Я не хотела… Ты меня не так понял.
Но я уже понимал, что это всего лишь любовная игра.
И я клялся, что никто ничего не узнает (и клятву сдержал, пока не уехал из города). И чем больше она шептала: «Не надо, пожалей меня, не погуби», — тем яростнее я вгонял «дружка» до упора.
И началось, и понеслось; она извивалась и громко стонала, покусывая меня за шею и оставляя следы своих ногтей у меня на спине, и наконец заорала от сладострастия. Я испугался:
— Тебе что, больно?
Она шёпотом:
— Не глупи, мне приятно, это я кончила.
— Тогда давай поспим.
Она возмущённо:
— Ты что, собираешься дать мне поспать?
И раззадоривала меня и добивалась повторения:
— Давай ещё. Возьми меня ещё раз.
И даже непечатно:
— Ну что же ты медлишь? Давай е...и меня. Видишь, какая я развратная, ложись, давай я буду сверху.
И я забывал об усталости, а мой «дружок» ликовал и делал, казалось бы, невозможное. Как говорится, сначала всё, а потом ещё три раза. Спать я ей не позволил.
В процессе она применяла восхитительный, обалденно сладкий приём, который мне пока не довелось испытать с другими. Когда мой «дружок» с силой двигался вперёд


внешне плотно до упора, а внутри почти до дна, её нижние, внутренние губы слегка обжимали неутомимого «дружка», как бы целуя его, как бы выдаивая, а он легко вырывался из этих объятий и продолжал своё дело, чтобы снова и снова испытать эти объятия.
Она признавала только правильный интим, но любила менять позы. После первого раза поперёк дивана первый урок продолжился, она повела меня в ванную и отдалась стоя под струями воды. После душа уселась в кресло, распахнула халат и раздвинула ляжки, посмотрела в глаза, я опустился на колени.
Передохнув, улеглась грудью на стол и отклячила попу, я ухватился за бёдра и начал нанизывать, насаживать попу на себя, а когда я совсем устал, уселась на меня сверху.
В конце я задал глупый вопрос:
— Ты довольна?
Она успокоила моё самолюбие:
— Ты был лучший из всех, кто любил меня до тебя.
Домой вернулся под утро, опустошённый, не спавший, полностью выпотрошенный. Повторить первый урок не пришлось. Второй урок не случился.
На уроках — снова строгая, отстранённая, застёгнутая на все пуговицы дама в очках. Меня теперь не замечает, если идём навстречу, отворачивается.
Вскоре увидел: идёт со взрослым мужиком — оказывается, вернулся муж, который был в отъезде. Я понял, мой жребий жить воспоминаниями и хранить тайну первого урока.

P. S. Письмо Татьяны я так толком и не заучил, но моя первая учительница всё же поставила мне трояк по блату.








Давалка и лаборантка


На фото: г. Кулебаки, лаборантка-блудница из химкабинета нашего техникума поджидает студента у водопада,
надеется,что он оценит её прелести...

Написав и опубликовав на эту тему два рассказика, я увидел, что это гораздо интереснее молодым, чем рассказы о моих боданиях с мытарями и фискалами, и я захотел продолжить тему про это: кому-то, возможно, поможет чужой опыт, а кто-то сделает поправку на своё поведение.

Как одну целку мы ломали целый год…
В 14 лет я жил в общежитии техникума, был самый младший (были студенты постарше, после армии), о девушках не помышлял, а только об учёбе. Никто за четыре года девушек в комнаты не приводил, хотя контроля не было, но был самоконтроль: можно было мигом вылететь из техникума.
Наш тихий городок Кулебаки, весь в садах, майскими короткими ночами погружался в дрёму. Но кое-кому не спалось. К дверям нашего общежития приходила робкая девочка лет пятнадцати и просила, чтоб вышел какой-нибудь

мальчик, погулял с ней и поласкал как женщину; не только целовал, а сделал то запретное, что принято у взрослых.
Каждый раз находился разный паренёк, они заходили на какую-то стройку или склад, он прижимал её к тёплой трубе, задирал юбчонку (трусики она оставляла дома) и совал свой юный, но в этот момент затвердевший член куда-то между ног. Вскоре из члена что-то текло, он становился мягким и выскальзывал из той дырочки, где только что двигался; больше туда его было не вставить, да и желания уже не было. У неё тоже что-то вытекало и пачкало мальчику член и ширинку.

Папа отчитывает юного сынулю:
— Ты чем так перепачкал ширинку?
— Да это я, папа, мороженое ел.
— Ты, сын, мороженое-то кушай, да штаны-то скидовай.

А наши дети оставались довольны и расходились по домам. Мальчик в общежитии хвастался однокурсникам: «Как я её отодрал! Она стонала, кусалась и царапалась».
Как-то пошёл с ней парень-студент постарше, ввёл свой взрослый член куда положено и удивился: что такое, мальчишки е...ут её уже год, а она целка, — поднажал и сломал её, член вошёл полностью. Девочка ойкнула, замерла, поняла, что стала женщиной, и принялась радостно подмахивать по-взрослому.
Парень показал в общежитии свой член, весь в крови: теперь можете драть её по-взрослому, я сделал её женщиной. Мальчишки смущённо оправдывались: а мы думали, дальше просовывать нельзя, что так и положено.
Но увы, она больше ни разу не пришла. Её беспокоил комплекс — скорее стать взрослой, а когда стала, успокоилась и переменилась.

Городок небольшой, один мальчик-неудачник как-то встретил её и удивился: стала недотрогой.
— Чего не приходишь? У тёплой трубы нам же было хорошо греться, пойдём ещё, почувствуем друг друга.
— Ни у какой тёплой трубы я никогда не бывала, и вообще, чего пристаёшь к порядочной женщине? Я не принимаю непристойные предложения, мал ещё, сопли подбери. Я тебе не давалка какая, до штампа в паспорте берегу свою честь, отвали, пока цел.
Но о том, как ломали целку целый год, пока за дело не взялся опытный дефлоратор, конечно, узнал весь техникум, и одна первокурсница (ясно, сколько ей лет) загорелась стать женщиной немедленно. Наш дефлоратор завёл её в техникумский кабинет химии, прислонил к стенке и всадил до упора. Она заорала (есть женщины, которые орут не только в конце, но даже в самом начале, когда принимают член в своё лоно, и пугают интим-первоходок), на шум прибежала уборщица и разогнала их мокрой тряпкой.
Об этом прознала лаборантка из химкабинета и пригласила дефлоратора домой. Красивая чертовка, как ангел небесный, я смотрел на неё боязливо, такой у меня никогда не будет. Неужели, думаю, она отдаётся мужчинам? На неё можно только молиться.
Он рассказал нам потом: там давно уже всё дефлорировано и распахано, но зато совершенно другие ощущения, когда она и он голышом и можно держать её во время совокупления за роскошные упругие сиськи нерожавшей женщины. Опытные любовники стремятся контактировать не только главными любовными органами, но одновременно также губами, руками, ногами и обнажёнными телами.
Даже такой опытный ходок впервые поимел голую бабу, что уж говорить про остальных. Неслучайно бытовала


присказка: «Чтоб у тебя х…й на пятке вырос, как е…аться, так разуваться». Значит, мужики должны радоваться, что вырос в другом месте и разуваться не обязательно.
Как пояснил великий поэт И. Барков:

Мужчин природа породила
И ни х…я им не дала:
Промеж ног сучок всадила
И тот х...ем назвала.

Ну а красотка-лаборантка оказалась та ещё курва-блудница, у неё в гостях побывала половина студентов-старших курсов, оказалась очень любвеобильна и ненасытна в блуде.









Пляжный романс


На фото: местечко NN, красотка на пляже («Быстрая добыча, для избранных, даю только тем, кто не спрашивает фамилию»)

Читая иногда в интернете рассуждения одного блогера по поводу недельных происшествий, встретил: «…и в попе десять медных спиц». Обычно блогер яростно язвит в адрес священников и — непременно — насчёт экстремального блуда.



А тут что такое? Почему не знаю? Оказалось, это концовка великой срамной поэмы про Луку. Я-то в детстве слышал другую концовку: «Лука Мудищев, умирая, упёрся членом в потолок, схватил её за хохолок...», — а эту концовку не знал. Перечитал поэму про Луку, захотелось высказаться насчёт концовки. Как сказано: «Мужик что бык: втемяшится в башку какая блажь — колом её оттудова не выбьешь...» Конечно, мораль об опасности чрезмерного интима необходима, но уж слишком несоразмерно наказание: три трупа.
Итак, героине поэмы, купчихе, захотелось испытать восьмивершковое достоинство. Бывает ли такой величины?
В молодости по субботам я посещал общественные бани, Измайловские, даже Сандуны, — но не встречал.
Но народ шутит:
— Ваня, где ты, не можем найти?
— Девки, во мху я по колено.
Редко, один во всей округе, но бывает. И как же он, бедолага, выкручивается? Одна солидная дама как-то разоткровенничалась и рассказала мне о проделках молодости.
— Я тогда увлекалась коллекционированием партнёров. Особенно удобен для этой забавы летний пляж. Не я одна, конечно, этим занималась, но и другие, ежели обладали необходимыми атрибутами: эффектные формы и совершенства, плюс умение в считаные минуты раскрутить партнёра на безрассудство — быстрый интим на природе без последствий и обязательств. У меня с формами был полный порядок, я располагалась на окраине пляжа в кустиках в призывном купальнике.
Вскоре подходили охотники в плавках, чуя добычу.
На первой стадии партнёр должен пройти виртуальный контроль. Критерии не объяснить — интуиция и женское


чутьё: с этим партнёром я бы не прочь здесь и сейчас, а с этим — ни за какие коврижки. Случайных, назойливых и не понимающих, что к чему, отвергала сразу: не мешайте загорать, хочу побыть одна.
Но вот подходящий экземпляр, похоже, меня приметил, косит в мою сторону. Делаю знак рукой, и он располагается на моей широкой циновке. Боже упаси, если он попытается прикоснуться ко мне раньше времени, тем более полапать. Твёрдо отвергаю:
— Вы меня не так поняли, с минуты на минуту вернётся мой ревнивый муж, который ушёл в дальний ларёк за чешским пивом.
Тот понимает, что это отговорка, но понимает и то, что с самого начала допустил ошибку, и исчезает — скандал на пляже никому не нужен.
Но другой не допускает ошибок, лежит смирно и ждёт. Приступаю ко второй стадии: готов ли он исполнить своё назначение без знакомства и даже без слов. Большинство начинают бубнить: «Давайте познакомимся, вечером сходим в ресторан и продолжим знакомство в номерах…» Иначе они не представляют обольщение пляжной дамы.
Но это не для меня, мне нужен партнёр быстрого реагирования. До вечера я всё забуду, меня возбуждает, когда я ещё не знаю имени партнёра, а уже впустила его в своё лоно. Начинаю молча и вроде бы отстранённо дразнить его своим телом: вульгарно и бесстыже раздвигаю ноги, сгибаю колени, имитирую ленивое подмахивание.
Ого, попался! Он вынужден повернуться с живота на бок, и в мою сторону из плавок вырвалось его возбудившееся достоинство приличных размеров. Я вроде бы этого не вижу, медленно снимаю трусики и слегка похлопываю себя по ляжкам. Это универсальный жест, известный всем пляжным дамам: возьми меня, я готова. Через мгновение он уже между


моих ног без трусов и уверенно и надёжно без рук вонзает своё достоинство в мои чресла.
Я томно ойкнула, мол, не ожидала. А его руки уже срывают мой лифчик (застёжка на спине специально слабенькая) и грубо сжимают мои вырвавшиеся на свободу груди, большие, упругие, ослепительно белые. Надо же ему за что-то держаться, пока его мужской инструмент работает как поршень паровой машины.
Важно, чтоб в это момент нас не застукала милиция. Однажды в Батумском дендрарии это всё же случилось. Юный страж порядка строго спросил клиента:
— Это твоя жена?
— Нет-нет, — засуетился клиент, — мы даже не знакомы.
— Тогда ты свободен, а ты лежи.
Снял брюки и, не снимая кителя и фуражки, трижды отымел меня, не вынимая. Оказывается, если не вынимать, то мужской член быстрее приходит в себя и готов продолжать. В детстве я слышала, как деревенский дедушка-пастух, пригнав коров на вечернюю дойку, мечтательно посматривал на доярок и задумчиво и тихо напевал:

— Я е…ал тебя, родная,
Восемь раз, не вынимая,
А теперь моё е…ало
Залупаться перестало.

Не знаю, возможно ли восемь, но за три ручаюсь. Хотя известно мне и про рассказ одной доярки, которая как-то взялась вспоминать молодость:
— Ой, бабоньки, пастух-то наш в молодости был о-го-го. Я как-то припозднилась с вечерней дойкой, пришла



последняя, так он со мной такое выделывал, что коровы оборачивались и мычали.
Теперь уж можно признаться, что последней я пришла на дойку специально, и приходила не раз, чтобы остаться с пастушком Ванюшей наедине. А он овладел мной обманом в первый же день, как коровушек выгнал.
Нанялся он пасти из соседнего села, было ему 17, ничего о нём не знали. В полдень, жара, что-то меня, дурочку, торкнуло: пойду-ка проведаю, не обижает ли новый пастушок мою бурёнку, да и любопытно посмотреть на молодого пастуха.
Стадо у речки Нучи. Ванюша, завидев, что приближается юное создание, снял портки и зашёл в речку неглубоко, мальчишки говорят — по яйца, а девочки — по кунку, и посматривает вниз, не купается.
Мне любопытно.
— Ванюша, — спрашиваю, — ты чего там высматриваешь?
— Да вот, — отвечает, — впервые пиписька затвердела, размачиваю.
Дурачок или прикидывается? Взглянула на его писун, что-то у меня под ложечкой торкнуло, между ног засвербило, и я поплыла: ежели придуряется — подыграю.
Да что там говорить: когда вижу стоячий член, рассудок умолкает, говорит инстинкт кунки, которая нестерпимо жаждет заполучить эту игрушку себе, приласкать его в ответ на его ласки.
-— Так ты, Ванечка, в воде его не размочишь, — говорю.
— А где надо?
Я бряк на прибрежный песочек, задрала юбку, ноги раздвинула.



— Всунь, — говорю, — его мне между ног, там я тебе его сама быстро размочу.
А пастушок как начал хозяйничать у меня между ног, что поняла я — обманул: не в первый раз он так писун размягчает.
Теперь что там говорить, молода была: обмануть меня было нетрудно, сама была обманываться рада.
(Опытный юноша, чтобы добиться согласия дамы и даже девушки, убеждает её, что она у него первая и никого ещё не было. Умная девушка, не имея возможности заявить, что «ты у меня первый», говорит, что «ты был лучший». Но это отступление.)

— Тогда я только начинала, — продолжала исповедь рассказчица, — входить во вкус интима на природе. Батумский юноша довёл меня до экстаза, я вся дрожала от удовольствия. Пока была там на отдыхе, несколько раз приходила на ту полянку под кипарисами, но мой маленький гигант блуда с большой шишкой больше там не появился.
Но и это все преамбула.
Однажды первый и второй контроль претендент прошёл, но у него оказалось достоинство не встречавшегося ранее размера. При первом контроле всё было терпимо: в пассивном состоянии его достоинство хоть и было несколько больше, чем я встречала, но подумала, что справлюсь.
Но в тот момент, когда ему положено было повернуться на бок, я увидела — и обомлела: его штука разорвала трусы и торчала почти до колен толщиной почти с оглоблю. Я в страхе вернула трусики на место и сомкнула ноги: не пущу. Впервые пришлось нарушить правило всё делать молча, иначе кайф пропадает.




— У нас с тобой, — говорю, — не получится, такой в меня не поместится. Вам нужна более крупная партнёрша, крутобёдрая и пышнозадая.
— Не беспокойтесь, сударыня, — вежливо и тихо промолвил необычный клиент, — я ввожу только наполовину.
«Хм, любопытно, надо попробовать, — подумала я, — когда ещё такое встретишь».
Я отыграла назад: снова сняла трусики, раздвинула ноги, привычно согнула колени, слегка пошлёпала себя по ляжкам, приглашая начинать, и опустила веки — всё как всегда.
Я старалась не подмахивать и даже отпрядывала. Но он, паразит, всё же увлёкся и в азарте ввёл эту махину глубже, чем обещал, и достал дно. Несмотря на мой богатый опыт, дна никто и никогда не доставал.
Некоторые инстинктивно стремились к этому — такова мужская натура — и старались посильнее нажать. «Зря стараешься, — мысленно ухмылялась я, — коротковата твоя штучка». В этот уникальный раз я вынуждена была инстинктивно вывернуться и сбросить его с себя.
Он извинялся, просил прощенья и делал поправку на ввод. Только с третьего раза у нас получилось, и мы оба остались довольны.
…А что же наша купчиха? Она весьма опытна в любовных утехах, знает свою глубину, но без раздумий и без согласований разрешает полный ввод восьмивершкового и не умеет вывернуться и сбросить злодея. Это возможно, только если руки и ноги привязаны к кровати. Так что тут я не могу согласиться с автором текста: в угоду гиперболе он теряет берега реальности, либо не искушён в тонкостях интима. Ежели героиня поэмы захотела новых ощущений, почему бы



ей не испытать не только размер, но и одновременное число партнёров, — вариант довольно известный у опытных дам.
Как-то такая солидная дама делилась со мной своим опытом в этом вопросе.
— Однажды, ещё до замужества, я оказалась в компании трёх самцов. Ну, думаю, сейчас нальют коньячку, начнут задирать юбку и сопеть по очереди. Ничего, думаю, справлюсь, обслуживала и больше за вечер, даже не за ночь. Рассказывала об этом приключении подружкам. «И что вы, девочки, думаете, — говорю, — они меня совсем оголили и, к моему удивлению, стали совать свои… эти… ну, вы понимаете… везде втроём одновременно». — «Ничего тут нет необычного, — сказала одна подружка, как оказалось более искушённая в этих делах, — и я это практикую».
Эта народная забава называется «е…ать в три х…я».
В юности я не был крутым ходоком и тем более дефлоратором (в отличие от моего однокурсника В. Дмитревского, который ухитрялся приводить на ночь измайловских девиц в наше институтское общежитие, несмотря на строгих вахтёров; при этом я спал на соседней койке.
Как-то просыпаюсь средь ночи, а они занимаются любовью, и девица шепчет:
— Я хочу дать и твоему соседу. Можно я нырну к нему под одеяло?
— Нет, — отвечал он, — не будем его будить, а я буду тебя ласкать всю ночь сам.
Но как-то и мне случилось домогаться обольстительной тёти (по нынешним временам — занимался харрасментом), а она и говорит такое, что ввела меня в краску:
— Интим один на один мне скучен и пресен, не хватает ощущений, мне нужно, чтобы меня ласкали трое и


одновременно. Хочешь меня отведать — а у меня очень горячая, понимаешь про что я, — тогда завтра приходи, у меня будут двое, присоединяйся третьим.
Я был молод и глуп, испугался — и в отказ. И остался ни с чем.
До сих пор жалею, что не довелось отведать её горячую эту… ну, вы понимаете. Такая была на редкость эффектная, фигуристая, манкая, как спелая вишня — ох, и во сне она тревожит сердце мне.
Ну что ж, хорошо хоть наша героиня поэмы интересуется только размером, а не зоофилией, как некоторые её древние предшественницы, если верить мифам 185.и легендам, готовые вступить в связь с конём, ослом, быком, хряком или, как Леда, с Лебедем.
Ну а бедолага Лука вообще не выдерживает никакой критики. Вместо того чтобы выполнить заказ с чувством, с толком, с расстановкой, набросился на бедную вдову, как неумелый подросток-первоходок или даже настоящий маньяк. И совсем зря огрел насмерть своим многовершковым непричастную сводню.
Льщу себя надеждой, что найдётся поэт, который напишет другой вариант концовки, где все живы, нет трупов. Но мораль должна быть, и с таким же юмором, как весь текст великой народной поэмы
Сам бы взялся, да стихи давно уж не пишу и в этом деле не грешу.







Сельский романс


На фото: с. Выползово, тётя Груня перед сном («Куда подевалась моя ночнушка?»).

Тётя Груня (Агриппина Маслова) разболталась в сарае и под литровку самогона поведала свою историю, я немножко литературно обработал её рассказ, в основном заменил обсценные и запрещённые слова на эвфемизмы, но самые постыдные места, с её разрешения, сохранил.

***
— После войны на село вернулся только Грибов Иван, да и тот ранен в пах. Вот ты просишь рассказать про нравы да про интим на селе в те годы. Откуда взяться интиму, мужиков-то нет. Но вот на сенокос или на полевые работы прибывают из города рабочие. С ними можно замутить разовый однодневный интим. Но боже упаси навестить их в школе, где они разместились, или пригласить домой — не оберёшься пересудов и сплетен. А вот в день перед отъездом в город самое время их соблазнить.

В открытом купальнике располагаюсь на берегу речки Нучи. Замечаю невдалеке подходящего партнёра, окунусь и медленно выхожу из воды. Правильный выход из воды женщины с формами — ловушка для мужчины: тело сверкает от капель на солнце, даже у импотента отвисает челюсть.
Подсаживается:
— Можно с вами поговорить?
— Отнюдь, — отвечаю.
— Завтра мы уезжаем в город, кончился наш срок. Может быть, договоримся на прощанье?
— Отнюдь, — храню интригу.
— Вы выходили из воды, как богиня Афродита, наши городские перед вами ноль: плоские, худые.
— Отнюдь, — гну своё.
— Вы женщина моей мечты, один ваш поцелуй — и вы навечно в моём сердце.
— Довольно, уговорил.
(Помните, даже Онегин, прибыв в деревню, не гнушался разовым интимом:

«Порой белянки черноокой
Младой и свежий поцелуй...»

Ну а ежели Онегин приметит молодку в вишнёвом саду, то:

«Вмиг зарезвится Амур в их ногах
И он очутится на полных грудях.
И спелую вишню раздавит в соку...»)

— Повторить можешь?
— Нет, жена все силы отбирает.

— Тогда подсылай сюда своих коллег, троих-четверых ещё обслужу, конечно, пусть подчаливают по одному.
Если у речки нельзя, кто-то есть, тогда приглашаю партнёра в урочище — рядом в поле лесок — собирать малину. Обратно идём врозь. Но бывает, и до урочища не можем дойти, вижу, у него ширинка давно оттопырилась — как бы не перегорел и не потерял желание. Опускаюсь перед ним на колени, выпускаю из штанов его «дружка», беру на пару секунд в рот, успокаиваю и падаю в картофельную борозду: нет-нет, никакого орального, давай-ка, дружок, работай как положено. Ни орального, тем более анального я не признаю, считаю, что это не просто паллиатив, а разновидность извращения, то же что рукоблудие и суходрочка.
А подружка считает, что это вполне нормально и без стеснения мне рассказывает:
— Когда у меня эти дни, мой молодой муж не лезет ко мне и спит, однако чувствую — его орган не спит и тычет мне в бок. Муж начинает ворочаться, никак не заснёт, жалея его, подставляю на выбор попу или рот (иначе займётся рукоблудием, суходрочкой). Эти два инструмента спасали меня только тогда, когда эти дни наступали в первый месяц, когда у него был большой аппетит и он выкушивал по пять-шесть порций моего мёда за ночь — и вдруг нельзя; ну а спустя месяц, когда он насытился, в этом уже не было необходимости.
…На другой день подружка-ровесница пытает меня:
— Груня, я заметила, ты в урочище с кавалером пошла, а обратно врозь. Было чего?
— Да боже упаси, он начал грубо приставать, я отшила, мне надо, чтоб сказал ласковые слова, тогда ещё подумаю, дать ли.



— Ну, ты привереда, а я на днях с кавалером уединилась у дальнего овина в свежей копне. «Давай, — говорю, — поговорим, расскажи какой анекдот, посмеши меня». Молчит, потом вымолвил глухо за всё свидание всего три слова: «Мне только е…ать». Ну что тут поделаешь с таким молчуном, сняла трусы и раздвинула ноги. Как говориться, поговорили про хлеб, про соль, про землю и про матушку еб…ю.
Ах, Грунечка, он как начал яриться, аж пена на губах, к утру копна вдребезги, и такой у него твёрдый, аж влагалище натёр. «Давай, — говорю, — в попу или ртом по-французски». — «Нет, — говорит, — только туда, где море огня, где головку члена так ласково током бьёт». А чтоб клитор пощекотать, ни один кавалер не догадается.

***
— Дунечке моей 17, пришёл сватать её Петя Ласанкин, а Дуня в бане. А я только из бани, не обсохла, банный халат прилип на голое тело, и ляжки видны, и титьки вываливаются (я уже знала, как такой вид действует на мужика, он теряет голову и пытается меня полапать, до сих пор удавалось отбиться). Прислонилась попой к столу, Петя свой, к тому же для меня молод, чего его стесняться; но почему-то поза моя непроизвольно оказалась опасной для мужчин, привлекает мужской член.
(Так девки дразнят парней: завлекут своей позой, мол, могу дать. А когда парень поверит и достанет свой стояк из ширинки, то девка разглядывает его с любопытством: «И это чудо-юдо он собирается затолкать в меня, порвать мне что-то и сделать мне больно? О боже, да минует меня чаша сия», — со страхом и смехом убегают.)
Опасность позы заключается в том, что, врезаясь попой в край стола, женщина, заметив жадный взгляд мужчины, непроизвольно и бесстыдно раздвигает ляжки, выдвигает


«передок» и отклоняется назад: мол, чего медлишь, чуть меня подтолкнёшь — и я на столе, и я твоя. А тут чёрт в меня вселился, дай, думаю, подразню зятя и пойму, мужик ли он или ещё нецелованный. Неожиданно для себя поиграла перед ним титьками и потёрлась попою о край стола. Что и следовало ожидать: халатик и так короток, а тут как-то сами расстегнулись снизу ещё две пуговки, полы халата распахнулись — и обнажились не только мои шикарные, розовые от бани ляжки, но даже лобок с волосиками.
Я пытаюсь запахнуть халат и прекратить дразнилку, но было уже поздно. В этих случаях мужчины всё видят мгновенно, а что не видят, то домысливают. Петя не исключение, его достоинство среагировало мгновенно, у Пети заметно оттопырилась ширинка, пуговка не выдержала (или сам расстегнул, не заметила), и его солидное достоинство вырвалось наружу и задралось вверх. И молнией понеслись мысли: «Ой, мамоньки, похоже, додразнилась я… Ой, похоже, доигралась я… Ой, пропадаю я… Ой, вон у него какой, от такой мужской силищи мне не отбиться… Ой, неужто Петенька, уе…ёт меня? Ну, ты, девка, попала». И было у меня такое чувство, будто я увидела стоячий мужской член и красную залупу в первый раз и это будет мой первый мужчина.
Но пытаюсь делать вид, что ничего не замечаю, ничего ещё не произошло, авось обойдётся и мы останемся друзьями.
— Петя, зятёк, — говорю игриво, — с чем пришёл? Я ещё от бани не отошла, вся мокрая и распаренная. Да не ешь ты меня глазами, ещё подумаю что-нибудь не то, к тому же я ещё не оделась. Ой, халат-то распахнулся, отвернись, застегнусь я. — И какое-то томление в груди, ничего не соображаю. — А, про Дуню пришёл спросить? Даже сватать пришёл, говоришь?

Но что такое, он и не думает отвернуться, а заворожённо смотрит на мой лобок, на заветный лохматый треугольник, под которым ждёт его неоценимая награда, моё сокровище, моя нерастраченная прелесть. Эх, будь что будет. А я почему-то не стала застёгивать халатик, наоборот, распахнула: смотри, охальник. Нравится? От меня не убудет, любуйся и грудями, и ляжками.
Главное не то, что мужикам нравится смотреть на запретные места, главное, что смотрящий вдруг понимает: это богатство вот-вот будет его, — и разум его покидает.
Он по-мужски оценил меня, увидел спелую, жаркую, аппетитную, желанную женщину, забыл, что я тёща и на меня запретно так смотреть, и в упор посмотрел мне в глаза. «Я хочу тебя», — прочла я его взгляд, да что там прочла, вижу, как у него трепещет красная залупа и действует на меня как гипноз. Чувствительные барышни даже кончают от такого созерцания, а я почувствовала, как он меня хочет, и всё моё нутро отозвалось: «И я хочу тебя, Петя, и сейчас, хоть на миг, ты будешь мой, иль умру». Я затрепетала, сердце оборвалось, дыхание участилось, а он наглым голосом:
— В этом доме надо начинать с тёщи!
Я вся обмякла. Вона как, он считает меня законной добычей, и не успела даже рот раскрыть, а он уже опрокинул меня на обеденный стол. Я закрыла глаза, не было никакого желания сопротивляться, я поплыла от вожделения. И он начал вытворять со мной своё мужское дело.
И тут я наконец сообразила, что надо хотя бы для вида посопротивляться, хотя бы словами попротестовать, иначе я выгляжу как шлюха и меня вроде бы легко завалить; и в то же время нельзя это делать слишком активно: испугается и сбежит, не закончив. Поэтому действую противоречиво: обняла его за спину ногами и прижимаю к своей попе и, значит, к кунке, начинаю ёрзать по столу, упираюсь руками в


стол, создавая встречное подмахивание, насаживаю свою кунку на его член, желая поглубже его заполучить, поскольку Петя стоит, а я лежу перед ним. Я наезжаю своей попой на его член, когда он выходит и меня, Петя делает встречное движение, мы плотно схлопываемся, и я скольжу назад — получается своеобразное подмахивание.
Конечно, халатик мой полностью распахнут, и я вся перед ним голая, а он ухватил мои полные груди крепкими руками, его член во мне, его живот прилип к моей попе, и мы слились в одно целое, полностью, всей кожей чувствуем друг друга. Однако е…ать бабу на столе — дело скользкое: при толчке Петин живот упирается в край стола, а я скольжу дальше. Поняв это, Петя выпускает из рук мои сиськи и хватает за ляжки, начинает нанизывать, насаживать мою попу на свой член, сам себе подмахивает; тогда и я кладу руки на его плечи и думаю: «Батюшки, да он же дрочит свой х…й моей п…дой. Такую позицию мужики называют «е…льный станок».
И одновременно с закрытыми глазами и счастливым раскрасневшимся лицом, как бы в забытьи, тихонько протестую:
— Что мы с тобой, Петенька, делаем? Это же неправильно, я же не твоя женщина, остановись, прекрати, не вздумай влить в меня свою силу. Ой-ой-о-о-о, какой же ты сильный! Нам надо успеть до прихода дочки, но и торопиться не будем, мы ей ничего не скажем об этом, мы оба не совладали с постыдным желанием, и теперь я твоя и хочу почувствовать тебя до конца. Не части, пореже, давай ещё, не вздумай влить в меня свою силу, да нет, впрыскивай, но попозже, не торопи последнее содрогание, а пока е…и, ещё е…и, ещё чуть — и я вся задрожу от экстаза, заору от сладострастия. Ой, что же я говорю? Или только думаю...



Так закончился мой протест, не начавшись, скорее мысленный, а может, отдельные слова были шёпотом. Потому что в этой ситуации страсть сильнее рассудка и остановиться у нас обоих уже не было ни сил, ни желания. «Рассудок что ж, рассудок уж молчал…» Замолчала и я. А Петя так увлечённо и азартно двигал свою елду в моём влагалище (туда, сюда, обратно, тебе и мне приятно), что не проронил ни слова и пропустил мой протест мимо ушей (как говорится, попала в клещи, так не верещи).
Всё помогало нам в этом постыдном деле. Я, бесстыжая и развратная, оказалась на столе на спине, моя промежность оказалась вровень с кромкой стола, ноги мои сами раздвинулись, хотя рассудок был против, и задрались вверх, тоже вопреки рассудку, и получается, я вопреки рассудку открыла прямой путь мужскому органу в моё сокровище, сама приняла правильную позу.
У меня давно не было мужчины, в этом случае я становлюсь как девочка, бабы говорят: кунка «зарастает». Я умею управлять своей мандой, уменьшаю щель, и у мужика возникает иллюзия, что он ломает целку. А Петюня пользовал меня стоя: ему не пришлось становиться на цыпочки или присесть, чтобы достать моё входное отверстие, оно оказалось точно по оси его достоинства, да и толщина и длина его точно соответствовали моим параметрам, — и я погрузилась в нирвану, оказалась на облаках, сладкая истома разлилась по всему телу, и больше я не проронила ни слова, лишь бы подольше испытывать это райское блаженство.
А его елда летала в моём влагалище без устали, головка его члена приятно щекотала, заставляя меня то стонать, то кричать от восторга. Льщу себя надеждой, судя по азарту, я была его первой женщиной; я сделала его мужчиной и показала ему, какое это сладкое дело — совокупляться с


желанной женщиной для желанного мужчины, когда это чистое соитие, без последствий и обязательств. Это тебе, Петя, не супружеский долг исполнять, там будет казёнщина, а тут свободный полёт.
Я полагала, что у нас был разовый, спонтанный, случайный интим, больше не повторится, женится на юной Дуняше, почувствует юное тело, на меня больше не взглянет.
И ошиблась. Предстояло жить втроём в одном доме. Оказалось, что первая женщина закрепилась в подсознании Пети, и его член реагировал на меня сам собой. Стоило мне качнуть бедром, оголить плечико или чуть одну сиську, чуть приподнять подол, потрогать груди, похлопать по ляжкам, начать расстёгивать пуговки — и готово, член уже сам собой оказывается во мне, в проверенном месте, и начинает свои движения.
Но это потом, уже после женитьбы на Дуне, когда Петя пришёл к нам в дом, к юной жене. А пока… Я кончила дважды, а на третий мы кончили одновременно, и он впрыснул в меня всю свою нерастраченную молодую силу, а я перед этим обеспечила необходимую смазку, что говорит о полной гармонии, чего ранее не было ни разу с другими мужчинами-ровесниками.
И всё же, закончив, Петя застыдился, понял, что натворил, и убежал без слов. Я полежала немного на столе, отдышалась, всё ещё не открывая глаз, не почувствовала никакого стыда — не в чем мне каяться, всё по воле неба. Я оценила его силу и его елду: подходит для Дуни, не будет она налево ходить. Встала, поправила халат и встретила Дунечку:
— Твой Петя приходил, замуж тебя звал. Если ты не против, я благословляю.
— Да не против я, но уж больно он робкий, я его и так, и этак обольщаю, а он ни в какую: до свадьбы ни-ни. А вдруг и после свадьбы ни-ни?


— Да не беспокойся, глупышка, я по глазам вижу, кто может, а кто нет. Хочет он тебя и может.
Вот так неожиданно случилось моё падение, и я стала заниматься запретным интимом. Ещё вчера я воспринимала его как юношу, будущего зятя, и в мыслях не было ему отдаться. Считала, что мне подходят только партнёры постарше — 40–50, даже 60 лет, но никак не 20. Да и он смотрел на меня почтительно: будущая тёща, надо уважать, никаких вольных мыслей, сама скромность. Что на нас нашло и мы оба слетели с катушек — объяснить не могу; хотя как сказать: если рядом с тобой мужчина и ты его хочешь, то неосознанно начинаешь делать женские штучки. Увидев, что он повёлся, дальше всё происходит само собой и противиться природе невозможно.
Не будем забывать, что Петя только что поимел никакую не тёщу, а всего лишь маменьку своей подружки, просто кустодиевскую красотку. Это мог бы быть разовый интим, и в дальнейшем мы, как родня, делали бы вид, что ничего не было. Но оказалось, что со мной ему понравилось больше, чем с женой, и мне ничего не оставалось, как стать его постоянной любовницей.
Первое время он не давал мне прохода, я перестала надевать трусы. Стоит жене отлучиться — его член уже во мне и делает приятное обоим дело. Даже если жена недалеко, он зажимал меня в кладовке, в предбаннике, в сарайчике, на чердаке, у колодца; грядку пропалываю — он тут как тут, траву кошу — на копну завалит, в лесок пошла — к берёзке прижмёт; в руках у меня лопата, мотыга, серп, ухват, сковорода, ничего не выпускаю из рук — и это его не останавливает, такое было страстное желание впрыснуть в меня свою силу. Вот он возится с трактором, перепачкался, подхожу: «Я только спросить...» — а он шмяк меня на пашню; прихожу домой — батюшки, все ляжки в мазуте.


***
Вот лишь час назад в тёмной кладовке меня поимел: зашла туда за припасами — он шмыг за мной, нащупал меня в темноте. Ну, думаю, успокоился... Ан нет, сидим все трое в избе, кто чем занят, гляжу: батюшки, опять хочет, по ширинке вижу и по глазам. Ну посмотри на молодую жену, у нас и фигура, и манда одинаковые, она тебя через каждый час может погреть, а мне уже трудно. Дай знак, я выйду или её тащи на сеновал, успокаивай свою похоть, свою хотелку, даже при мне можешь — я отвернусь и порадуюсь за дочку, как он её любит.
Нет, паразит, похотливый жеребец, Казанова и Распутин в одном флаконе, меня хочет. Мысленно поворчала, а сама горда: вона как страсть-то ко мне его схватила.
«Пойду кур покормить», — говорю, вышла во двор — через минуту и он там, сходу мне засадил, я лишь успела нагнуться и обеими руками за жердь ухватиться. А тут и ночь наступает, надо умыться везде, и расходимся по постелям; ночью не подойдёт, а утром пойду выгонять корову по росе — где-нибудь подкараулит... И в любой позе: на полу, у стенки, на топчане, в кресле; хлопочу на кухне, наклонилась — уже пристроился сзади, а я не прекращаю шинковать капусту.
И никогда меня не раздевал, и сам не снимал штаны: стоит ему достать из штанов своё вставшее габаритное орудие — я становлюсь покорной и подставляю ему сокровенную дырочку, моё сокровище, мою прелесть в любой позе. А он подсовывает его мне под юбку, платье, сарафан, халат, ночнушку, хоть спереди, хоть сзади, хоть сбоку, может лечь или даже сесть, выставит свой член и просит: нанизывай, мол, свою кунку на мой писун и подпрыгивай. Если он лежит, я на него забираюсь верхом, а ежели сидит, то откидываю сзади подол и сажусь голой


попой на его колени, точнее, на его писун, и вот он уже в моей кунке, и я начинаю приплясывать и покручивать попкой на его коленях.
Вскоре он мной насытился, перепробовал все позы и укромные места и перестал домогаться и преследовать меня днём, переключился на ночь, имел меня только ночью и в кровати и стал больше уделять внимания жене.
Дуняша, возможно, что-то и примечала, но ни разу нас не застукала и помалкивала. И начались ночные приключения: жена и любовница в одном доме, очень удобно, всю силу зять оставляет дома, на сторону не остаётся ничего.
На ночь молодые улягутся на сеновале, а я в избе. Он жену поимеет, утомит, она заснёт, а он выходит якобы проветриться, а сам шмыг в избу. Я сплю, он сдёрнет одеяло, я только в ночнушке, берёт меня за ноги, разворачивает поперёк кровати, загибает мне «салазки» и вставляет в тёщину тёпленькую манду своё разгорячённое еб…ло, которое только что побывало в жениной кунке, из огня да в полымя. Но в предвкушении поиметь любовницу и чужую запретную манду его член уже встал как железный, но легко скользит в меня, ибо он даже не стёр женину смазку.
На жену у него не встанет до утра, а на любовницу, пока жена спит, всегда готов, а я ни разу не отказала, мол, голова болит, усталая, дай поспать. А вначале даже не разворачивал на кровати, а просто наваливался на меня сонную, на мои полные груди, раздвигал мои ляжки даже не руками, а членом и никогда не вставлял мимо, только туда. Утомится, так и засыпает на моих грудях, не вынимая; вдруг чувствую — он во мне снова твёрдый, и он продолжает шуровать и вкалывать во сне.
Как там в похабном стишке:



Вот он делает покрышки
И е…ёт без передышки
И за это я его люблю...

Или:

Опять зажал меня в амбаре,
Я замираю, чуть дыша:
Ко мне любовью он заряжен
Как магазин от пэ-пэ-ша...

Был даже случай из ряда вон: я спала в тонких трусиках, он привык, что я всегда без трусов, и в азарте вставил туда своего шалуна вместе с трусами. смотрю потом — трусы в клочья. А он:
— Груня, я тебе, похоже, целку сломал, как приятно.
Ох, запретное соитие слаще (был бы закон, что тёщу-вдову зять имеет право, небось, даже не взглянул бы ни разу), и не хочешь, да просыпаешься и начинаешь отвечать на его напор, и чуть-чуть лениво подмахнёшь, и целуешь в губы, и тихонько постанываешь, чтоб сделать ему приятное и чтобы он ещё захотел. Так поначалу и было, и он два, а то и три раза за ночь шмыгал с сеновала в избу и обратно и черпал одной ложкой сладкий женский мёд и нектар-амброзию из двух туесков, был ненасытен и неутомим в блуде и был очень охоч до желанной тесной тёплой тугой женской плоти, которая отзывалась на каждое скольжение члена, а желание поиметь женщину занимало его и днём и ночью и было важнее всех других желаний («…что занимало целый день его тоскующую лень»).
Я даже гордилась, что жену он имел дважды: вечером и под утро, — а меня трижды, но вскоре стало наоборот. Мы всё делали без слов, в полной тишине, а вот то, что


происходило на сеновале, мне был слышен даже шёпот. Дунечка могла хихикать и ойкать и урезонивать мужа:
— Ты чего, в рот мне хочешь всунуть? Наслушался дурацких рассказов бывалых мужиков; здрасьте, сегодня в попу хочешь вставить, я тебе жена, а не поганка какая. И я от бывалых баб слышала: нет от этого никакого удовольствия ни тебе, ни мне. Я вот в конце вся дрожу, но только если ты долго суёшь мне в правильное место.
200.Между тем он никак не мог определиться, где ему приятнее и слаще: в кунке юной жены, которая ещё стыдится подмахивать, или в манде спелой тёщи, которая вообще редко подмахнёт, зато «целует» головку члена прямо там, в самой глубине. А мы с Дунечкой не жаловались на нехватку мужского внимания.
Но и ночные приключения закончились, и я попросила Петю не трогать меня по ночам: мне достаточно одного раза в субботу, да и тебе надо передохнуть, — он согласился.
В субботу Дуняша стирает и моется в бане, а я постелила на стол одеяло и простыню и в банном халате, застёгнутом на все пуговицы, прислонилась к столу и зажмурила глаза. Петя подошёл, стал на колени, порвал три пуговицы снизу, я раздвинула ноги, он стал целовать мне промежность и щекотать языком в правильном месте. Я расстегнула все пуговицы, обнажив груди, но Петю никогда не интересовали мои груди и губы, только нижняя часть тела. Я ложусь на спину, принимаю нужную позу, и вот уже мы в улёте, и я позволяю себе пошуметь, побормотать любовные подбадривающие слова:
— Милый мой Петенька, е…и, е…и меня, не стесняйся, я вся твоя сегодня, никому больше не дам забираться в моё сокровище.




Могу поцарапать ему спину и добавить к жениным засосам на его шее мои засосы, и простой субботний день уносит нас в волшебную страну райских наслаждений.
Он уходил и приговаривал:
— Скорей бы Дуняша из бани пришла: после тебя я её сильнее хочу, затащу на сеновал и после баньки Дуньке забарабаню.
Я:
— А может, меня ещё раз поимеешь, а жену завтра?
Он:
— О нет, Грушенька, девочка моя, с тобой займёмся любовью через неделю, сама так решила, уговор дороже е…ли.
Но не пришлось: это было моё последнее тайное любовное свидание с зятем, через неделю началась война. Были у меня другие мужчины до и после, но первый раз с Петей на столе закрепился в памяти на всю жизнь, как будто он у меня первый и я у него первая, и пока сохранялось желание иметь мужчину, он являлся мне во сне.
Вот он крепкими руками держит меня за ляжки, и е…ёт, е…ёт меня на том столе, и нанизывает, нанизывает мою кунку на свой писун, натягивает, натягивает мою манду на свою елду, дрочит и дрочит свой х…й моей п…дой, я стону от вожделения, просыпаюсь — кончила на простыню...

Так что, на мой взгляд, тёща из известной припевки:

Раз зять тёщу
Заманил в рощу:
Трещит роща,
Не даёт тёща!

не права: коли тёща приглянулась зятю, лучше дать,как правило,одного раза бывает довольно,чтобы утолить его

страсть и успокоить. Мне известно всего один случай,когда одним разом дело не ограничилось.

Это четверостишие придумала Елена Михайловна,
тёща из нашего села Сваслейка, дама лет сорока,основано на реальном приключении;чтобы пресечь сельские кривотолки о её совместном с зятем похождении в рощу якобы по ежевику.
Но Лена лукавила:"не даёт" (это пока),не значит,что не дала
вообще Степану Тимофеевичу Потапову,двадцатилетнему зятю. Лена не была из тех тёщ,которые уже будущему зятю заявляют:-выдам дочку за тебя,но выкуп натурой.
И пока ошарашенный претендент размышляет,
как это понимать:"я ей про лепёшки,а она-не поеб...шь ли",
она расстёгивает все пуговки халата,снимает с него рубашку
и прижимается тугими титьками к его груди,а промежностью -к его ширинке.
А Лена оценила преданность и настойчивость Стёпы:
шутка ли целый год украдкой любовался своей королевой.
Стёпка был влюбчив и относился к тем редким мужикам,
которые за одну ночь с роковой женщиной,объектом своей необузданной страсти,готовы рисковать жизнью,отдать душу дьяволу и даже на утро -лишиться головы.Таких подвигов Лена с него не потребовала,но всё же морочила ему голову целый год и заставила побегать за собой по роще:"от такого рОмана вся роща переломана".
Он увидел случайно,когда она переодевалась:какие плечи,изгиб спины,талия,бёдра и конечно - какая обворожительная попа -и погиб:она моею будет или умру.К его счастью тесть был шибко старше,и почти не обращал на Лену внимания."Ленивый муж своею старой лейкой в час утренний не орошал её..."
Он смущался и краснел,завидев её оголённое плечико
и всё же минута верного свидания настала.Июль,жара,он пригласил её в рощу:поспела ежевика,там есть дупло и дикий мёд.Лена всё поняла,согласилась,одела пляжный халатик,а лифчик и трусики забыла. Едва углубились в чащу,он запустил руку под её халат,ага,трусиков нет,значит....Но она

вырвалась и бросилась бежать,но не домой,а кругами по роще,раззадоривая Стёпу.

Зять догнал тёщу,
Завалил в чащу,
Трещит роща,
Коль еб...т тёщу.

Халат её распахнул,отлетели все пуговицы,теперь наконец-то он увидел её спереди:шикарные груди и ляжки шикарной женщины,он задохнулся от счастья обладания,райского наслаждения и сладострастия.
И дикие странные звуки весь день раздавалися там:под её попой хрустел валежник, на ними шелестела листва,пели щеглы и сияло солнце.
Нет никогда с таким упоением,наслаждением и восторгом он не обладал ни одной женщиной.Нет никогда с такой страстью он не лобзал уста младых Армид,не держался за груди Дианы.Он воображал,что еб...т прекрасную Елену Троянскую,которую только что украл у старого Менелая…
- Ты довольна?
Да-да,а ты
-Ещё хочешь?
Да-да,а ты
И вновь продолжается "бой":дальше-дальше,плотнее-плотнее,глубже -глубже,крепче-крепче,бесаме-мучо.
Это была единственная в жизни незабываемая и неповторимая встреча у Степана,которая прочно врезалась в память по накалу страстей.
Это объясняется просто сочетанием всех необходимых моментов:первый раз,в роще,в чаще и... с тёщей.Добавим ещё важнейший момент,о котором не рискуют упоминать поэты:ему показалось,что у неё самая восхитительная,несравненно нежная,чувственная,горячая,плотная и тугая ЭТА,ну вы понимаете.
И ещё:ЭТА точно соответствовала параметрам его мужского достоинства.
Вот так и поэт всю жизнь вспоминал всего одну встречу
с безымянной дамой,когда:

-Держу я счастливое стремя
И ножку чувствую в руках.
(В смысле загнул ей "салазки")
-Нет никогда порыв страстей
Так не терзал души моей...

Поэту постоянно про всё соитие с женщиной запоминаются
исключительно её ножки.
Впрочем и Стёпа не далеко ушёл: у шикарной дамы в роще всё было прекрасно и совершенно,но более всего его околдовали и заворожили её попа и ляжки...
А что более всего околдовывает женщин в мужчинах
знать нам не дано,а они никогда не расскажут...

...Минула неделя,они в доме остались как-то вдвоём,без слов легли на кровать,скорее-скорее повторитьто,что было в роще: но нет,уже никакого восторга и упоения,банальный скучный интим:очарование исчезло,они охладели друг к другу и больше никогда не совокуплялись.

Она иногда посещала конюшню и забывалась в объятьях молодого конюха.А он обратил внимание на младшую сестру тёщи,пришла погостить,случайно увидел как она переодевалась:боже,какие сиськи,какой живот,какой лобок,ножки Терпсихоры,лицом Надя Тиллер;но она его не замечала.
По совету друга сходил в храм,поставил свечку святому покровителю влюблённых:помолился,боже,помоги уе...ать рабу твою Екатерину.Вернулся домой,Катя впервые ему улыбнулась и он пригласил её в рощу послушать пение щеглов, попробуем дикий мёд :-пойдём рано утром,пока ещё все в доме спят.
Был у нас случай наоборот,когда похотливая
и привлекательная баба Нюра заманила робкого зятя Колю в рощу и обольстила.Нюру домогались многие мужики на селе,никому не дала, ей хотелось дать Коле,потому что робел и боялся её.Позвала его в рощу наломать веток для козы.А там говорит: потом наломаем,давай сначала позагораем у ручья.Разделись,она лифчик сняла и у Коли встал.
- Ну-ну,милок,не робей,не тёща я тут тебе,а просто баба…
стыдно,говоришь,и совестно,да не красней ты,вижу очень хочешь меня,а желание всегда сильнее стыда...делай что должно,пока я добрая,да не бойся,никто не узнает,а узнают,не мы первые,вон Митя,ровесник твой,балуется с тётёй Зиной
попеременно с женой,и никому дела нет до них...
Коля зажмурился и навалился на её пышные груди... Вернулись из рощи под вечер, поврозь и без веток.
Баба-подружка допытывалась:было у вас чего?
Да не ври ты,Анна,что не было,чтобы целый день гулять в роще и не пое@аться,так не бывает,во всяком случае не было
холостых прогулок у меня и других возлюбленных парочек,
там и воздух такой,голова кружится.

Раз зятька тёща
Позвала в рощу:
Шумит роща,
А он лежит на тёще.

Коля после этого случая раскрепостился,осмелел,
думал,что теперь всегда Нюру поимеет для разнообразия.
Не тут-то было,у неё на селе был постоянный бойфренд,
она не собиралась размениваться.Лишь изредка,
когда колиной жены долго не было,она видела его
страдания и из жалости подпускала.

На фото: Леночка убегает в кусты в чащу,заманивая
Степана очаровательной голой задницей без трусов,
«пророчествуя взгляду неоценимую награду...»









Городской романс


На фото: город NN, доктор наук выходит из ванной («Посмотреть можешь, потрогать не позволю никому»)

-— А не выпить ли нам чашечку кофе? — сказал он.
— Отнюдь, — -сказала она.
И после этого он часто-часто имел её,
А за окном в это время ковали железо.
Конец производственного романа
молодого автора «Поршень и цилиндр»

Подробно рассказав о курьёзах интима на селе, я переключился на город, и мне удалось разговорить научную

сотрудницу за чашкой кофе, однако она запретилараскрывать не только её имя и город, но даже фото предоставила сзади. Она сдалась под напором собственного зятя, и последним доводом был размер, о котором так много говорили подружки. Рассказ представлен от трёх лиц: героиня, герой и автор.

***
Вот тёща и зять,наконец,остались одни: тесть уже месяц где-то в отъезде, жена ушла на первую «пару» в институт. Проснулись в разных комнатах, он пошёл в мужскую ванную (квартира генеральская) и затем на кухню в халате, она выходит из женской ванной после душа, — столкнулись в узком коридорчике.
Когда женщина выходит из ванной, всегда ленится застегнуть халатик на все пуговки, а тут, о боже, она застегнула всего на одну пуговку на талии — и всё снизу и сверху вывалилось наружу. И вместо того, чтобы разойтись дальше, они на миг тормознули, и он невольно прихватил её за талию и чуток прижал; его молодой упругий, мигом вставший мокрый член упёрся залупой в её мокрые тёплые ляжки. Они чуть раздвинулись, он провалился в них, и они его зажали.
Она зашептала:
— Ой-ой-ой, да что ж ты делаешь, дорогой мой зятёк? Я ж женщина ещё молодая, горячая, могу не совладать, глупостей наделать. И что мы тестю завтра скажем, когда он вернётся из поездки, если продолжим это? И твоя ушла на учёбу.
— А зачем им знать про наш возможный, но прощённый грех? Да и не грех это вовсе, а закон природы. Никто ничего никогда не узнает, об этом не беспокойся, для меня это не глупости, а самые важные серьёзности; иной раз накатит — эх, побывать бы у тебя в самом сокровенном

местечке, а потом и помирать можно, — шепчет он доводы «за».
Она про себя: «Вона как мальчика страсть-то схватила! О боже, он меня, кажется, уговаривает, как парень девку».
— Да не могу я так сразу, и думать об этом не смей, пожалей меня, несчастную, не вводи во грех, очень уж неожиданно получаю от тебя такой намёк. Давай доставай его оттуда. Зачем вообще ты его туда всунул, чего он там забыл? Ишь чего удумал, дальше не пущу. Да и зачем тебе это, у меня такая же, как у дочки, ничего нового не познаешь. Да и не принято шашни заводить между зятем и тёщей, наоборот, у них всегда тёрки, — шепчет она доводы «против».
— Это у других, а ты вон какая красотка, настоящий цветок, мечта любого мужчины, мужики оборачиваются вслед, а ты всегда была мужу верна. Для меня нет ничего неожиданного, ещё на свадьбе с тобой танцевал и запретная мысль была: тёща-то чудо как хороша, неплохо бы её… ой... А ты так танцевала, что я думал: неужели и она... ой…
— Ты неправильно всё понял, я полагала, что лёгкое кокетство, даже платонический флирт на свадьбе возможен, но чтобы это — ни за что на свете, и не мечтай...
— Но разве во время танца ты не чувствовала мой конец, с какой силой он толкался через платье в твой лобок?
— Конечно, чувствовала, но не придала значения: ещё будучи студенткой, я, как и другие девушки, сталкивалась с этим, танцуя плотно с горячими, легковозбудимыми парнями, и никаких последствий. В танго, например, допускается плотное прижатие партнёров, и, когда юноша начинал тыкать девушку в живот своим вставшим, она полагала, что это элемент танца. Но один мой юный партнёр в этом случае растерялся, покраснел, застыдился, бросил танцевать и сбежал.

— Да, но я увидел, что ты покраснела и, вместо того чтобы оттолкнуть меня, плотнее прижалась и подталкивала животом. Я решил, что тебе приятно, что ты за, но возможности нет.
— Ой, нет и ещё раз нет, это бессознательный флирт. А ещё я прижалась, чтобы скрыть твой срам: что могли подумать гости, заметив, что у тебя на свадьбе встал на тёщу.
— А я-то сигналил, что хочу сначала тебя! Ты шутила, а я год по тебе сохну и мечтаю только об одном: окажется ли когда-нибудь мой несчастный х…й, который весь на виду, в твоей счастливой, тайной, волшебной п…де, которую никто не видел и потому она так желанна.
Она про себя: «Боже, до чего я мальчика довела, материться начал, придётся простить», — и вслух:
— Боже, да ты ещё и матерщинник! Не смей при мне говорить такие слова.
Отчитывает его, но покраснела и ей приятно: «Как же сильно он меня хочет». И мысли зароились: «Бедненький, ни разу не выдал себя, кремень мужик, год ждал момента. Как же он меня хочет. Что ж во мне такого? Хотя студенты тоже пялятся, да я ноль внимания, а я ведь не железная».
И начинает оправдывать заранее своё возможное падение:
«Не я первая, всяко бывает. Рассказывают, один жених не то что через год — в первую ночь на тёщу залез и у…б. Она пьяненькая, полусонная, не поймёт, кто её ласкает, думала, сват, с которым на свадьбе договорились. А жениха молодая оттолкнула после первой близости: спать хочу, говорит, — а он только в раж вошёл и думал, что это подружка жены, ведь тоже руку жала и заглядывала в глаза. А зять, когда понял, что натворил, больше на тёщу ни разу не взглянул. Вот так всегда: мужики получат своё — и больше



не нужна, уже на другую заглядываются, хоть и говорят: всю водку не выпьешь, всех баб не пере…ёшь.
И вот зять ласкает тёщу, и они обмениваются мыслями. Он: «Милочка моя, прекрасная юная незнакомка, как же с тобой хорошо, какая у тебя горячая, юная, тесная п…да, вторую целку за ночь ломаю, как ты умно подмахиваешь. Можно я не буду вынимать?»
А она думает: «Милый сваток, пришёл всё же, а я думала, шутишь. Какой ты сильный, какой у тебя толстый, можешь не вынимать, хоть всю ночь е…и. Ой, снова начинаешь и как е…ёшь, аж до матки достаёшь. Дай хоть передохнуть, какой ты, милёнок, ненасытный, е…ёшь без передышки, я уж и подмахивать устала. Сват, да что ж ты вытворяешь: на живот меня перевернул, в жопу хочешь меня попробовать; а в прошлый раз я задницу тебе сама подставляла — не захотел, теперь членом ищешь вход. Сейчас-сейчас, отклячиваю зад, о-го-го, и сюда свою оглоблю засадил. Как там в старой шутке: Ванька деньги не платил, а обе дырки захватил. Тебе же 50, а е…ёшь бабу так, будто тебе 18 и ты впервые до п…ды-целки дорвался». Так зять всю силу, что готовил для жены, влил в незнакомку… ой, в тёщу».
«А если у нас случится, — размышляет, — о чём мы будем думать во время этого? Да нет, не случится, — успокаивает себя. — Ну, если б сели, поговорили, налил бы стопку-другую коньяку, я б потом хоть могла оправдаться, мол, опьянела, ничего не соображала, а тут как подросток: увидел голую бабу — и начал совать куда попало».
— Ну что ты закручинился, пригорюнился, погрустнел, лица нет?
«Как же его пожалеть? Покормлю обещаниями, а там, глядишь, второго случая и не будет».



— Обещаю, — шепчет, — может быть, потом, в другой раз, осознаю неизбежность, буду подобрее, и я тебе позволю больше, а может, и всё, и получишь мою бесценную награду, побываешь в моём тайном местечке.
Так они перешёптываются, обмениваются словами и мыслями, а руки их не слушаются. Почему-то оказалась у неё расстёгнута последняя пуговка, а его халат тоже распахнут, он трётся животом по её животу, грудью прижался к её белым упругим сиськам, волосы на его причиндалах сплелись с её волосиками на лобке и приятно щекочут. И она вдруг приобняла его и стала толкать тазом, имитируя подмахивание.
— Намекаю ему, что можно кончить мимо, мне в ляжки, — и мы будем квиты: ты меня не домогался, а я тебя не соблазняла, выходя из ванной полуодетой. Но он не согласился на эту уловку; чувствую, его уже не остановить. У меня мысли: уж не хочет ли он поиметь меня стоя (но ведь я не «Зоя, что всем давала стоя»). Получается, что я сплелась с ним, он чуть приподнял меня, отнёс в спальню и положил поперёк кровати.
— Получается, в спальню, значит, на х…ю её несу (Порфирий Барковский, как известно, х…ем гирю поднимал, а я — голую бабу, да из бани в постель, — совсем другое удовольствие, скажу я вам). Ну нет, конечно, не получается, потому что руками за голую жопу её поддерживаю. Она приговаривает: «Нет-нет, не дам, выбрось из головы, оскоромиться вздумал в Великий пост...» — а сама прильнула, голову положила на плечо, в шею чмокает. «И меня её лебяжьи руки обвивали, словно два крыла».
— Это конец, подумала, теперь не отобьюсь. Немного раздвинула ляжки и выпустила на свободу его член. Ну, думаю, сейчас вставит его куда надо без разрешения, но он



не спешит вставить его в правильное место. Может, ещё всё обойдётся? Надежда умирает последней.
А он уже одной рукой потискивает мою сиську, а другой рукой прихватил мою письку и стал нежно ладошкой там щекотать. Я не отталкиваю его (это-то ещё позволю, но не более того), я кончаю прямо в его ладонь — ещё бы, мужа месяц не было, соскучилась по мужчине; завтра он вернётся, изомнёт меня, как цвет, а зять должен сорвать эту спелую сладкую ягодку сегодня, завтра будет поздно.
И снова у меня мысли против. И так уже много позволила, думаю: и за сиську подержался и за письку, может, отстанет, отложит на потом. Нет, теперь обе груди мнёт, губы засосал (муж давно уж не целует, а ему, похоже, нравится, готов допьяна зацеловать), и у меня лоно откликнулось, я задрожала, захотела, чтобы влил он туда свою силу и желание, иначе не отстанет. Закрыла глаза.
«Пора, — решает он, — сейчас или никогда», — и раздвигает ей ляжки. Она вроде бы отталкивает его, одной рукой прикрыла вход во влагалище, другой отмахивается от члена, член упруго качается.
— Вот он почему-то качается перед моим лицом и чиркнул по губам. Боже, не собирается ли он вставить его мне в рот? Ну, этого никогда не было и не будет; но против моего желания язык зачем-то лизнул залупу, а губы поймали её на миг, но Петя отнял её у губ и переместил его к нужному месту.
Он не торопится, понимая, что идёт любовная игра. Она: «Чего он медлит? Почему не убирает мою руку со входа и не вставляет наконец туда? Уж не перегорел ли? Уговорил, завлёк — и в кусты». И вдруг она хватает член одной рукой, а другой раздвигает входные губы: сюда, сюда его хочу.
Рассудок ей подсказывает: держи последний рубеж, не допускай его до своей тайной пещеры с сокровищами,


которые он вмиг разграбит, и завтра придётся говорить мужу, что разболелась голова. А страсть просит: сил нет терпеть, вставляй его скорей сама в свою кунку, это твоя добыча, только так утолишь своё желание и страсть. Она открывает один глаз и — о мама моя — вот так размер! «Рассудок что ж, рассудок уж молчал!» Мысли мыслями, а он уже вводит его туда, в правильное место, медленно, смакует долгожданный миг, а она протяжно постанывает «ой-ой-о-о-о», как девочка в первый раз, и приподнимает таз, желая ускорить.
Он начинает медленно, вводит член несколько раз, чтоб поласкать залупой её входные губы, но затем старается втолкнуть поглубже (грубияны говорят: чтоб яйца за жопу ушли, вечное желание мужчин достать дна).
(Потом уж она оправдывалась: «Ты овладел мной наполовину силой, никогда и в мыслях не держала, что дам другому, кроме мужа, но меня сразил последний довод. Когда ты меня завалил, я приоткрыла глаз: мама моя, твой член бушует, и он больше мужниного вдвое, — и я поплыла. Имеет ли размер значение? Я привыкла, что мужнин размер меня удовлетворяет, а у тебя вдвое больше, чем у мужа. Как он во мне поместится? Не будет ли некомфортно? Оказалось, сомнения напрасны, она у меня очень пластична, и дело не в размере, а в том, что я впервые впустила в лоно другого мужчину — отсюда новизна и яркость ощущений»).
Вот он, момент истины, которого они ждали целый год, опасаясь признаться самим себе, что хотят совершить это греховное дело. И это миг, когда он вошёл наконец туда, представляется ему важнее всяких диссертаций и всего; ради этого мига и живут мужики (природа очень коварна: она разместила внутри женщины такую сладостную ловушку, что, когда головка члена гладит стенки ловушки, мужчина



испытывает наслаждение на порядок выше всех других наслаждений).
Рассудок: «Женщина, что же ты делаешь? Что делаешь?! Не стыдно?»
Страсть: «Что делаю? Е…усь с мужчиной! Тебе этого не понять. Да помолчи уж, не мешай!»
И вот уже зять е…ёт тёщу с превеликим удовольствием, и оба молчат, а только наслаждаются запретным совокуплением.
— Наступает кульминация, и она «торопит миг последних содроганий» и орёт от сладострастия, и манда у неё чем-то отличается от жениной, ну, более вкусная, что ли. Женина своя, за год приелась, а эта чужая, хочется ещё и ещё, так бы и не вынимал. Да ещё она стала головку члена там «целовать», чего жена не делала или не умела, так что е…ать тёщу как любовницу оказалось приятнее, чем аспирантку или студентку.
— А я любуюсь на перемены его лица, на нём торжество и ликование: добился такой роскошной женщины. И меня посещают бесстыжие мысли: права ли я, что ни разу не откликнулась на жадные взгляды юношей, которые раздевали меня глазами и у них капало с конца?
Как сказал классик: «Я смотрю ей в зад — зад её богат, я смотрю вперёд — дрожь меня берёт». А он любуется милыми изменениями её лица: блаженство, умиротворение, радость, счастье, рот приоткрыт, дыхание прерывисто; ещё чуть поднажмёт — и она закричит от удовольствия. Вот она — награда, не какая-то студентка, аспирантка, у которых иногда (которые «слабы на передок») удавалось заполучить младой и страстный поцелуй, а жена генерала.

***



Теперь, если ему не понравится, он успокоится, и они сделают вид, что ничего не было. А если понравится, тогда её ждёт доля селянки Агриппины, но с поправкой: этот не такой ненасытный, да и есть у него отдушина для этого — аспирантка на кафедре, с ней даже не служебный роман, а приятельский интим, легко откликается на просьбу в любом месте, в любое время; поэтому тёще придётся ублажать зятя редко, когда останутся вдвоём, а значит, возможно, ни разу. Первого раза год ждали, скоро тесть купит квартиру дочке, тогда точно ни разу, хотя загадывать так далеко нельзя. Впрочем, если обоим очень захочется, момент случится.
Это потом, а сейчас оба разошлись по своим комнатам, он пишет свою диссертацию. Но что-то плохо пишется: с первого раза не распробовал, пойду просить ещё. Дверь к ней приоткрыта, входит без стука. Она сидит в кресле в том же халатике типа «зае…ись», ноги сжаты, и болтает с подругой по телефону. Заслышав бесшумные босые шаги, медленно расстёгивает халатик и раздвигает ляжки, обнажая лобок и лохмушку. Он опускается на колени и вонзает в неё свой член без слов, она продолжает болтать по телефону.
Потом уж:
— Ох, растлил ты меня, зятёк; меня, доктора наук, студенты не раз домогались, ни разу никому не дала, а сколько было возможностей. Но на сегодня я твоя, до прихода твоей жены бери меня столько раз, сколько захочешь, но будем считать это за один первый раз, он же последний. Мой муж очень консервативен, признаёт только одну позу. А ты сходу отъе…ал меня в двух новых позициях: поперёк кровати и в кресле, — никогда не думала, что так можно, это меня потрясло. Если сможешь ещё раз, хочу в ванной под душем.
Он:



— Ольга Михайловна, уважаемая, приглашаю вас в мужской душ.
— Отнюдь, — сказала она, сбрасывая злосчастный (или счастливый?) халат. «Скорее туда, в ванную, скорее под душ. Как он там меня будет: стоя или сзади? Просила мужа сзади — отказался, глупости, говорит. Да у него, пожалуй, коротковат для этого, а вот у Пети в самый раз».
Правда ли как в похабной песенке, которую слышала ещё студенткой в МГИМО:

Девки дедушку спросили:
— Как ты делаешь внучат?
— Через жопу, на коленках,
Только яйца стучат!

Теперь она ходит по квартире застёгнутая на все пуговицы и ни разу не надела тот халатик. Теперь разве что на даче у него есть шанс, когда будут отдыхать вчетвером и он заманит её в заросли высокой крапивы:
— Пойдём, ёжика тебе покажу. Да не бойся ты, тоже мне доктор наук, этот сорт крапивы не обжигает.
— Гляди-ка, какой предусмотрительный, местечко притоптал и одеяло положил. Небось кого-то уже тут имел, девок приводил? Нет? Только жена знает это укромное местечко? Ну давай, не тяни, вводи меня во грех, пока муж мой на рыбалке, а жена твоя ушла в магазин. Понимаю, зачем позвал, да и я не прочь, чтоб меня обманули на природе, прямо в крапиве. Или я уж тебе не мила? Ну, старлей, ты не промах, генеральшу отъе…ал второй раз за погода, а ведь клялась я, что больше тебе не дам, не буду испытывать судьбу. Теперь не могу зарекаться от третьего и четвёртого раза; чем реже муж обо мне вспоминает, тем чаще думаю о тебе, запретный плод слаще, — приговаривала она,


застёгивая тот самый халатик, и ведь специально надела. — А может, успеем повторить? Все равно посчитаю это за второй раз.









Водные процедуры на Азовском море




На фото: г. Таганрог, Ольга Михайловна, генеральша, выходит из Азовского моря после «купания» со старлеем, он остался «купаться» с аспиранткой.

Наша рассказчица (доктор наук) не случайно заказала позу «в воде». В молодости ей довелось наблюдать буйство «в воде», когда была по делам в городе Таганроге. Конечно же, у неё нашлось время позагорать на пляже Таганрогского залива.
К беленькой новенькой тут же подвалил коричневый плейбой, не наглый, уговорил продолжить знакомство тут же, но после захода солнца. Загорающие ушли, их место заняли парочки, любители заниматься этим в воде.
Вода в Таганрогском заливе очень тёплая, парочка входит в воду голышом, неглубоко, по грудь, обнимаются, его ноги упираются на дно, она обхватывает его бёдра ногами и нанизывает свой женский орган на его мужской. Как-то они приловчились создавать ритмичные возвратно-поступательные движения в воде, где опоры для подмахивания нет, но волны от них идут солидные и кругами. Партнёр подкидывает её вверх, она опирается руками на его плечи и подтягивается, а затем падает вниз.
Ну а если особенности женского органа позволяют купальщице заниматься любовью стоя, то она и в воде стоит на ногах. И вот беседа нашей героини с таганрогским плейбоем:
— Хочешь попробовать заняться любовью в воде? Видишь, как это красиво?
— А я и на земле-то ещё не занималась.
— Это сколько ж тебе?
— Вуз только закончила.
— А по лицу — даже не поступала. Может, отойдём в сторонку и на песочке исправим твою отсталость?


— Не, для мужа берегу.
— И кто этот будущий счастливец?
— Выйду за военного курсанта и сделаю из него генерала.
— Это не ко мне, я слесарь с фирмы «Бериев».
Плейбой быстро переключился на одиночку, которая, наоборот, ожидала, кто бы пригласил её «покупаться» на пару.
— Мы бы хотели пригласить вас «искупаться».
— Что значит «мы»? Сколько вас?
— Пятеро.
— Всех обслужу по разу и по очереди. Если все пойдём в воду сразу, вы меня утопите.
Красные фонари Амстердама отдыхают.








Ходок и зарок


На фото: г. Кулебаки, незнакомка: «в короткой юбке кусает губки,билеты рвёт и всем даёт»

Один ходок, коллега по работе, делился со мной своей историей — из своего опыта. Как-то он, отдышавшись после очередного перепихона, взялся наставлять давалку (совесть, видно, не совсем потерял): нельзя, мол, так сразу отдаваться, так и замуж не возьмут, надо завязать хотя бы на время.
Через полгода встретил её у какого-то сада-огорода, вся такая из себя: юбчонка совсем короткая, ляжки загорели, на кофточке две верхние пуговки расстёгнуты — и тугие груди так и рвутся наружу. У него вдруг встал как железный и сильно оттопырилась ширинка. Она спокойно:
— Ну как ты, какие успехи на любовном фронте?
Он раздражённо:
— Да никаких, после тебя всё не то. Как обычно, начинаю, а перед глазами возникает твоё лицо, и вроде как

недовольное, наваждение какое-то, и ничего не получается. Давай скорее прямо тут, сил нет, спаси.
Она твёрдо:
— Извини, не могу тебе помочь, уже полгода как завязала по твоему совету и никому не даю, даже самым красивым.
Он:
— Так это ж надо отметить, и клянусь: в последний раз.
Она взглянула на его ширинку и протянула задумчиво:
— Ну-у, ежели только в последний раз.
Он прижал её к забору, засадил с такой яростью, что забор затрещал и рухнул на землю, и продолжал её терзать на поваленном штакетнике. Она гладила его по-матерински по голове и шептала:
— Да успокойся ты, дурачок мой, твоя я, твоя, и ничья больше.
Встали, поправила разорванную блузку, измятую юбочку — и спокойно:
— Ну, я пошла...
Он упал на колени, слёзы полились градом:
— Выходи за меня!








Машенька-нимфетка и студент


На фото: с. Выползово. Машенька

В нашу деревню к тёте Груне приехал на каникулы сын-студент; девчонки, окончившие четыре класса (в деревне


четырёхлетка), собрались посмотреть на него и послушать про город.
— Ну что, красавицы, вы уже не дети, некоторые вполне уже. Кто хочет пораньше стать тётей и поиграть в папу-маму?
Девчонки заулыбались и задумались, а разве так можно? Маша расхрабрилась:
— Ну, я хочу.
Она давно подглядывает за мамкиной спальней, когда там папка. Иногда оба голые, как в бане, мамка ноги задрала, положила папке на плечи и двигает свою попу вверх-вниз, а папка свой лохматый писун суёт ей между ног, в лохматку, мамка стонет и орёт, а он её терзает и ноль внимания. Только кровать громко скрипит. Мамка выходит из спальни весёлая, счастливая, глаза сияют. Странно всё это, иногда ни за что мамка папку ухватом охаживает, а он смеётся. И куда он мамке писун засовывает, в бане видела, дырки там нет.
Машенька вернулась из чулана, где играла со студентом, одна.
— Ну, как поиграли, Маша?
— Ой, девочки, вначале было так больно, но быстро прошло, стало приятно. Он усадил меня на топчан, сам стал рядом, вынул из ширинки пиписку. Она не как у наших мальчишек, толстая, длинная; у мальчишек мягкие, висят вниз, а у него твёрдая, торчит вверх, кончик красный, таких никогда не видела. Раздвинул мне ноги и стал засовывать пиписку мне в кунку. Она не лезет, он давит, и вдруг она вся вошла в меня — оказывается, у нас там много места. Он стал двигать пиписку туда-сюда, и стало приятно-приятно, из неё что-то вылилось в меня, пиписка обмякла, стала как хрящ и выскользнула из кунки.
— Ой, как страшно, мы так не будем никогда, даже когда вырастем.
233.
Но Маша успокоилась, захотела ещё это почувствовать, и не раз.
Подойдёт к дому тёти Груни, вызовет студента:
— Пойдём в сад, поиграй со мной в твою игру.
— Машенька, да дождик же, давай завтра.
— Нет, дяденька, хочу сейчас, там навес есть...
Вскоре он уехал в город, и больше они не встречались. Больше ни с кем она не играла, выросла, расцвела, вышла замуж за городского, родила тройню, одного назвала в честь первого любовника — студента.








Мои интим-мемуары


На фото: город Балахна -на -Волге. Свояченица отдыхает на плёсах левого берега,женщина моей мечты,но ей завтра в ЗАГС.



Жизнь прожить надо так, чтобы было
что вспомнить, но стыдно рассказать.

В юности я работал в горячем цехе в южном городе. После вечерней смены и душа рабочий класс снимал напряжение не водкой, как гнилая интеллигенция, а интимом. По пути от заводской проходной до дома заранее сговорившиеся парочки находили местечко и предавались кратким плотским утехам, чтоб, придя домой, продолжить это с мужем или женой, — это не только не считалось предосудительным, а наоборот, этим хвастались.
Одна заводчанка рассказывает:
— Я помылась в душе пораньше, только собралась одеться, смотрю — Федька-крановщик в промасленной спецовке зашёл в мужскую раздевалку (мужская и женская раздевалки рядом, и двери не всегда закрыты), уставился на меня мужским взглядом, я замерла и перестала одеваться... Немного спустя смена кончилась, заходят бабы: «Танька, это где же ты ляжки в машинном масле извозюкала?» А я гордо: «Это мне Федюня только что перемазал, не устоял передо мной, даже спецовку не снял, сказал, что ещё за проходной меня подождёт». Пусть завидуют.
Там же рассказывали про машиниста маневрового паровоза, который, поимев молодую жену утром перед сменой, не мог дождаться вечера и мазал ей ляжки сажей и копотью прямо в паровозной будке, когда она приносила ему обед.
Да уж, как говорится в детском стишке:

Е…ётся вошь, е…ётся гнида,
Е…ётся тётка Степанида,
Е…ётся северный олень,
Е…утся все, кому не лень!


Нередко некоторые нетерпеливые делали это прямо в цехе во время перерыва, уединялись в зарослях жердел и алычи, что росли вокруг цеха.
Как-то я, восемнадцатилетний слесарь, в ночную смену зашёл в кабинет технологов и запустил руку под юбку дежурной инженерши лет 45, пытаясь стянуть с неё трусы (кому не спится в ночь глухую: петуху, разбойнику и х…ю).
Она:
— Санёк, не дури, я знаю, что это бывает в ночную смену, но не со мной, поэтому трусы у меня не на резинке, а на крепком ремешке. Здесь не дам, а вот послезавтра мужа не будет — заходи ко мне домой с утра, буду ждать тебя на пружинной кровати (громкий скрип меня заводит) под простынкой, даже без ночнушки. Полностью разденешься — и нырк ко мне под простынку, но не сходу, а подготовь, поласкай губы, сиськи, шмоньку и только тогда начинай. И ещё: не пускай хотя бы пару дней к себе в каптёрку Ленку-контролёршу. Когда она заходит к тебе, вы закрываетесь. Она моя ровесница (тянет тебя к зрелым тёткам), хвасталась мне, что в ночную смену, а иногда и в вечернюю контактирует с Федей-крановщиком и со Степаном-газовщиком. В рот берёт? Нет? В зад даёт? Нет? Чем же она тебя завлекла? Трусы, говоришь, у неё на слабой резинке?
Я слушал и продолжал дёргать за ремешок, даже пытался перегрызть его зубами. Ремешок не поддавался, а была ли там какая защёлка, до сих пор не знаю. Я-то был готов вдуть ей полностью одетой, лишь бы снизу подобраться, но она признавала только взаимную обнажёнку.
Увы, через два дня я уже забыл зрелую инженершу с её изысками и просьбами и проводил выходной с недозрелыми сверстницами на пляже, которые, увы, ничего не обещали


(Таня Плахотина, ау!) и даже не воспринимали меня как мужчину.

***
Из моих личных воспоминаний на заданную тему, которые я здесь упомянул, получается, что всякий раз меня ждал облом. Это, конечно, не совсем так. Будучи московским студентом и живя в общежитии, мне хотелось отыскать родственников, чтобы сходить в гости.
Нашлись две троюродные сестры, которых я навещал в основном с целью поесть домашнего борща. Я воспринимал их как родственниц, не видел в них женщин.
Но вот мне сообщили, что в Подмосковье живёт и работает в санатории свояченица и можно её навестить. Приезжаю на электричке. О,Истра,колыбель моя,любил ли кто тебя,как я. В этом инстринском санатории я бродил по окрестностям (Новый Иерусалим), ел в столовой (подавала аппетитная официантка), танцевал в танцзале, перешёптывался с партнёршей:
— Вы не замужем?
— Отнюдь. Замужем я, но здесь одна, просто кольцо сняла. Дурачок, с замужней-то в санатории проще договориться… Или ты ищешь барышню для женитьбы? Ты уж определись, чего ты здесь хочешь: пое…аться с замужней голым членом, без резинки и без обязательств или с холостой — она тебе наденет резинку, и ты ничего не почувствуешь, и... одни обязательства…
Сам воздух был пропитан: интим предлагать...
Тоже воспринимаю её как родственницу, как хозяйку, она постарше лет на десять, и у неё есть тут жених. Ложимся спать в одной комнате, в разных местах.
Надо сказать, что в юности по отношению к женщинам и девушкам я придерживался правила: «Люблю тебя я до


поворота, а дальше как получится...» Но всё же не по отношению к родственникам. Всё же вые…ать родственницу, даже дальнюю, как бы ни была она красива и соблазнительна, я до этого момента считал недопустимым. Но возник момент — и все мои убеждения испарились: можно и нужно. Но у неё тоже были убеждения: родственникам, даже дальним, не давать, — и её предстояло переубедить.
Увы, ночью моё поведение стал диктовать член: чего, мол, спишь, рядом молодая привлекательная женщина, до неё всего четыре шага. Но она же родня, это непорядочно, стыдно, нарушаешь правило гостеприимства, да и жениха обидишь.
А он: какая родня, это днём, а ночью — просто желанная женщина; рискуй, или ты не мужик? Рискую, ныряю к ней под одеяло, она ни слова, и я ни слова, тычу в бок членом; у неё плотно сжаты ноги, трусов нет, полночи без слов меня отталкивает, но не очень сильно, как бы во сне, а я пытаюсь разжать ей ноги.
К утру раздвинула ноги, сдалась, и я получил желанное, всего один раз, очень спокойно, без эмоций; но и чувство, что делаю постыдное дело, меня во время совокупления не покидало.
Она лежала тихо, неподвижно, не подмахивала — мол, сплю. На глазах заметил слёзы — от неожиданности, мол, не ожидала от тебя такого наглого поступка, по сути без согласия овладел, за счёт настырности.
Милочка, а что ты хотела? Положила на ночь рядом со своей койкой молодого мужика и думала — обойдётся? Или, наоборот, надеялась?
Утром пришёл жених, мы сделали вид, что ничего не было, а от стыда прятали глаза. Но второго раза в этот раз не случилось.


После того случая я понял, что дальние родственницы тоже люди, и всегда пытался воспользоваться моментом — в смысле, если мы оставались вдвоём, невзирая на возраст и внешность.
Беда моя в том, что я предпочитаю без слов: мол, сама понимаешь, чего мне надо, — но большинство ждут нежных слов и вкрадчивых уговоров, утончённого подхода и полунамёков, а не сразу хватать за п…ду, за сиськи и заваливать или даже стоя. Поэтому фартило мне редко, большинство посылали подальше.
Но если уж которая соглашалась, обычно вдвое старше, некрасивая и вдовая — замужних боялся (мужу пожалуется), разве что сама напрашивалась, — то е…ал её как просто бабу, а не как родственницу, и более не стыдился, и никогда меня не мучила совесть о содеянном.
С родственницами всегда было по одному разу, повторить не хотел — в смысле, через день-другой, то есть через время, ну а сразу мог повторить, если она не сильно возмущалась:
— Как ты мог такое? А ещё в очках и вроде вежливый, интеллигентный, щелкопёр х…ев. Повторить не дам, и не проси, тут я просто растерялась от неожиданности; застал меня врасплох, только встала, спросонок плохо соображаю, ещё не оделась толком, ​трусы не надела, а ты тут как тут — завалил и засадил. Ты хоть понял, с кем занялся любовью? Ты хоть понимаешь, кого е…ёшь? Я ж тебе золовка вроде (сватья, сноха, троюродная сестра, двоюродная тётя, племянница), забыл? А ты, мудило, засадил свой надменный х…ище мне в вежливую п…дёнку и е…ёшь зажмуркой — стыдно паразиту, в глаза мне смотри. И даже не спросил разрешения. Давно в меня влюблён, говоришь? Это не оправдание, я-то не успела тебя полюбить. Ага, я ещё и виновата: разнагишалась перед тобой, так думала — родня и


у тебя на меня не встанет. На днях случилось наоборот: чужой мужик понравился, спортивный, мускулистый, вижу, и он меня хочет, легли в койку, а он не может… На тебя взглянула: сморчок, худой, не получится у него ничего, думаю, посмеюсь над ним, и не стала брыкаться, а ты вона как...
Исключение — свояченица, тут два раза, через выходные, когда вновь мог её навестить в Новом Иерусалиме; хотел бы ещё, но она вышла замуж и мы больше не пересекались.
Хотя она тоже ругалась:
— Зачем тебе разные женщины? Найди одну и остановись.
Я оправдывался:
— Даже у Пушкина было много женщин,
— Сравнил тоже, — возражала. — Ему это было нужно для вдохновения, он когда замужнюю Анну Керн поимел, прекрасные стихи написал и навсегда запомнил это чудное мгновенье.. Ты, когда мою замужнюю тётушку уе…ал, что написал? То-то...Вспоминаешь ли прекрасное мгновенье,гогда она дала тебе на кухне через жопу?
А мою пи...ду вспоминаешь? И как мной спящей овладел?И на том спасибо.
Вообще, с моими любыми женщинами хотелось повтора через день-другой всего с тремя — так впечатлила меня их п…да, — но не случилось из-за обстоятельств непреодолимой силы.
Одна подкарауливала меня и подставляла п…ду: «Я ей про лепёшки, а она — не пое…ёшь ли?» Не отказывался. Некоторые звонили спустя время: давай ещё. Нет, говорил, женат я уже.

***


Потом уж, спустя время, свояченица посмеивалась надо мной:
— Да не спала я, притворилась, а ты настырный оказался, так свояченицу захотел, стучал-стучал — и отворила я тебе свою п…ду. Да я уж днём почувствовала, что хочешь меня пое…ать, да стыдишься у бабы попросить. А попросил бы — на всю ночь твоя, а так это была не я и не твоя. Не возникло у меня отклика: жених есть, ты молод для меня и свояк к тому же.
— Но когда мой вошёл в твою, я почувствовал её животворящую нежность, и в этот миг я её любил и слил в неё своё напряжение и, может быть, ещё нежней любил тебя.
— Ах, как романтично, но ещё раз: ты считаешь, что у нас было, а я считаю, что не было. Но не буду лукавить, мне понравилась твоя настойчивость, это не был ответ на твою любовь, просто пожалела твои муки. Ну ладно, если это тебя утешит, я тебе дала по-дружески, как гостю, как свояку, наконец, и только разок, но не переспать — понимаешь разницу. Между прочим, рядом в комнате живёт соседка по коммуналке... давалка, понимаешь?
— Да не хочу я давалку, хочу недотрогу...
— Признаюсь, и мне случалось влюбляться с первого взгляда, и сразу хотела его, а он считал, что просто знакомы, можно поболтать. А я под разговор раздвигаю ноги, смотрю ему в глаза и ликую, видя, что у него встаёт.
А если у мужчины встал и рядом женщина, которая его хочет, то он уже себя не помнит и он в моей власти: хватит болтать, пора е…ать.
— Не везёт мне в этом на родственников, — продолжала она. — кто бы мужского пола ни навестил проездом — комната у меня одна, стелю ему на полу подальше от своей кровати, — всё равно непременно



утречком вые…ет меня, а днём поехал дальше, словно бес в них по утрам вселяется.
Ночевал пятнадцатилетний двоюродный племянник, кадет,утром подходит: «Тётя, у меня пиписка затвердела впервые, что мне делать?» — «Что делать, что делать… лечить тебя будем...»
Ночевал семидесятипятилетний двоюродный дед, генерал в отставке, думаю: этого можно не опасаться, весь седой, беззубый, зарос — настоящий Карл Маркс, — и ошиблась: утром ножки мне деловито раздвинул, «салазки» загнул и два часа терзал... Таких больших х…ёв больше не видала...Заканчивай,говорю,на поезд опоздаешь. Прав классик: любви все возрасты покорны: «юный корнет и седой генерал».
Хорошо хоть ни разу не залетела. Невинность потеряла с дядей Мишей, тётиным мужем, мне — 15, ему — 45, были проездом, тётя спала на кухне, а ему, как нарочно, постелила в четырёх шагах от меня. Я уж потом поняла — нарочно. Навалился ночью, я и пикнуть не успела, а он уже хозяйничает у меня там. Могла бы сбросить его, даже изобразила протест, но согласилась: понравился, во-первых; во-вторых, уже об этом подумывала, подружки уже похвастались, что познали это, а я отстала — и чёрт меня догадал посекретничать об этом с тётей. К утру я на него зашипела: «Хватит уже! Пять раз тебе мало? Вали давай на свою лежанку, вот-вот твоя проснётся».
Застирала простынку от красных пятен. Утром делаем вид, что ничего не было. Тётушка всё, конечно, просекла, но тоже сделала вид…

***
— Ну, дала тебе разок, бесстыднику, — это уже мне, — небось, не распробовал, какая у меня классная горячая п…


дёночка, а сиськи глянь какие. Второго не будет, замуж выхожу, поезд ушёл. Впрочем, зарекаться не могу.
Бесплатный совет: не бойся у баб просить, мол, дай разок, — у десятерых попросишь, девять откажут, а это нормально. А дальше надо договариваться, а не сразу лапать.
— Милая, да мы же сейчас вдвоём, давай попрощайся с девичеством перед свадьбой, устрой себе девичник со мной.
— Ох, научила на свою голову. Упросил, своячок, так и быть, дам напоследок, но только раз. Да покажи сначала свой х…ишко, я ведь в ту ночь его и не видела… Что? Ещё хочешь? Ты не забыл, нахал, что у меня завтра свадьба и первая брачная ночь. А в ту ночь чего второй раз не захотел? Я обиделась до слёз.
— Чего-чего… Жениха боялся: утром придёт, ты скажешь, он мне морду набьёт. Ты не выдала, я и осмелел.
В ночь перед свадьбой мы с ней занимались любовью по всем правилам, до утра... Она даже заорала...
— Потише ты, тётя же твоя спит на кухне.
— Не бойся, она всё знает, про ту ночь я ей рассказала. А она не удивилась. «Да я, — говорит, — и не сомневалась, что у вас это случится, дело молодое. Что ж ты хотела? Ему постелила рядом со своей кроватью, а мне на кухне. У мужиков по утрам встаёт, и они себя не помнят; ты как-то у жениха ночевала, а я на твоей койке, так он утром и на меня залез — думал, говорит, что тебя е…ёт... А когда понял утром ошибку, не слез и днём продолжал... Я уж и шипела на него, и стыдила:
— Ты хоть понимаешь, кого е…ёшь? Я не свояченица, я её тётушка,понимаешь сколько мне лет или тебе всё равно, лишь бы баба и лишь бы была п…зда? Губы не поцеловал,
титьки не потискал,сразу туда. Впрочем не ты первый у меня такой . Ну ладно, меня не узнал, темно, но х…й-то твой должен был заметить, что п…зда-то другая.


— Должен был заметить, — отвечает, — но... не заметил...
И по жопе лупила, и в морду его бесстыжую плевала, и пугала:
— Как теперь я перед мужем буду оправдываться?..
Ноль внимания, как об стенку горох... Не может остановиться, е…ёт и е…ёт... И вдруг смирилась и начала подмахивать... Вернее, сжалилась, чувствую, как ему хочется в меня слить, решила помочь; он тут же кончил и на моих грудях прилёг отдохнуть и заснул. А я не шевелюсь, глядь — батюшки, встрепенулся и снова е…ёт... И всё изменилось, я шепчу:
— Милый, люблю-люблю.
И он:
— Я тоже тебя люблю, девочка моя.
— Да какая я тебе девочка? Я на 30 лет тебя старше.
— Нет-нет, ты всех моложе и красивее,моя королева.
Хитрец, врёт, а приятно...
Как-то после этой ночи на кухне хлопочу, подол подоткнула повыше, ляжки до попы видны. Зашёл он на кухню — приехал в гости на выходной, — на ляжки зырк, засмущался, отвернулся. «Ах ты, какой робкий, — думаю, — всё то утро е…ал — не робел, в любви клялся, правда, на спине я была, а теперь боишься бабе жопу поласкать. Вот тебе!» Нагло жопу совсем оголила, нагнулась, руками в стол упёрлась, неужели не поймёт? Тогда ты хотел, теперь я хочу. Не выдержал, уважил, халат сорвал, а лифчика и трусиков у меня и не было, ещё не успела после утреннего душа надеть. Если женщина просит...
Поняла я свою ошибку, на исповеди сказала батюшке, что понравилось мне это с юношей, и как было показала...




Не верится мне, племянница, что студент тебя только раз утром пое…ал, небось, каждое утро дрючил... Иначе чего это вдруг вы всю ночь перед свадьбой е…лись так шумно…»
Тут тётушка ударилась в воспоминания: «У нас, — говорит, — какое-то родовое проклятие: перед самой свадьбой и у меня, и у тебя прощальная е…ля. Разница: тебя е…ли всю ночь, а меня — весь день; меня тоже двадцатилетний сосед вые…ал, даже как звать не знаю, когда мне было 30, и тоже перед свадьбой.
Спустя лет десять пришла к батюшке, исповедовалась пред аналоем в грехе и всё подробно рассказала, как мне это понравилось, как титьки показала, как подол задрала и жопу показала. Он меня пригласил в какой-то закуток на продолжение беседы, попросил ещё раз попу показать да и пое…ал там. По жопе пошлёпал, достал свою елду и засадил мне в п…ду, в точности как сосед, и успокоил: прощаются тебе, раба божья, теперь все твои грехи, не греши более, а ежели не устоишь пред искушением и вновь согрешишь, приходи — всё обсудим. Потом узнала, он это проделывает и с другими прихожанками, но только с теми, которые понравятся и по согласию.
Теперь вот мне 50, согрешила с 20-летним студентом, пойду покаюсь, и чует душа, придётся расплачиваться натурой, что-то во мне привлекает и семинаристов, и студентов.
Вот что жопа-то моя животворящая делает: и студент перед ней не устоял, и поп, и сосед: на грядке в огороде я полола, смотрю — сосед в мою сторону зыркает. Всё поняла, нагнулась, попу отклячила, порыв ветра сарафан вздыбил, а может, я и сама ветру подмогла, жопа оголилась, трусов нет, сосед через забор сиганул — и хвать меня за бёдра...




Он е…ёт, конечно же, в п…ду, не в жопу, а я вроде не замечаю, продолжаю грядку пропалывать. Кончили мы вместе, и он обратно к себе через забор.
Я на речку пошла искупнуться, гляжу — и он за мной крадётся, как фавн за нимфой... Что-то ещё будет... Так и есть, ещё трижды пересеклись: в копне сена, на песочке у речки и даже в воде... А ведь завтра мне в ЗАГС...
Жопа моя не для всех: люблю неожиданно, случайно, без знакомства и без слов, а ежели иной начнёт вежливо робко просить: покажи жопу, хочу тебя пое…ать, — никогда не соглашалась…»
…Вскоре свояченица вышла замуж и покинула Иерусалим вместе с тётей. Естественно, я там больше не бывал. Эх, долго я не мог забыть попу этой тёти: печально бродил по Битцевским, Царицынским, Борисовским пляжам, увы, такую попу у купальщиц-московиток больше не встретил и грустный, охладелый написал стихи:

Ах, попа-попа, где ты ныне
И кто теперь с тобой шалит?
Когда и где, в какой пустыне
Забудешь ты её, пиит?

И вариант не для печати:

Ах, жопа-жопа, где ты ныне
И кто теперь тебя е…ёт?
Когда и где, в какой пустыне
Забуду я с тобой улёт?!

***


— К слову, я заметила, — продолжала свояченица, — ты после ужина в санатории шептался с официанткой и ночевать не пришёл... Ну ты и ходок, ну и бабник, и меня, и тётю мою, и официантку вы…б, всем в любви клялся, только соседку-давалку пропустил...
Открою тебе секрет: тётушка сама попросилась лечь на мою койку вместо меня и не скрывала зачем. Меня спасала от твоих утренних закидонов, мол, как бы я не залетела перед свадьбой. Ну а тётушке залёт уж не грозит, она-то первого родила по залёту от соседа перед свадьбой, а ты думал, как мастерски ты ею сразу овладел, ну а дальше разыграла недотрогу…


(Когда малознакомые парень и девушка по разным причинам вынуждены устроиться на ночлег в одной комнате на разных кроватях, парень, как правило, повинуясь инстинкту, пытается воспользоваться ситуацией.
Сослуживец рассказывал:
— Я подошёл к её кровати и говорю: «Зина, я тебя люблю. Можно к тебе?» Она: «Ты что, дурак? Пошёл вон!»
На этом всё и закончилось. Потом уж она пояснила: «Скажи ты прямо: «Зина, я хочу тебя пое…ать», — другое дело. Как услышу такое слово, у меня всё встаёт: соски твердеют, «вся душа моя пылает, вся манда моя горит...» Даже если б просто молча начал лапать, положил ладошку мне на письку — и то у нас бы всё случилось, а с таким глупым — уж увольте».)

***
Была и ещё пара случаев у меня по молодости в частных домах. У нас дом небольшой, приехали гости — места спать нет, пригласили соседи — у них пятистенок и


три дочки на выданье, не целки (все трое ночью позволили проверить свои п…ды моим х…ем). Уложили спать в свободной комнате, там ещё одна кровать.
Засыпаю, но вижу: устраивается на соседней кровати юная леди. Не могу заснуть, забираюсь к ней под одеяло.
— Ты чего? — спрашивает.
— Холодно в избе, вдвоём будет теплее, — отвечаю.
— Ладно, только без глупостей, а то всех разбудим — понимаешь, я о чём? Хотя... родители сегодня на сеновале спят, в соседней комнате младшие сёстры спят... Ну и ты... спи…
— А ты? Может, всё же... — не теряю надежды.
— Нет-нет, и не думай, и не надейся...
— А если…
— И если — тоже нет…
Засыпаю, чувствую: девичья рука нежно теребит и медленно дрочит мой х…й... Я положил ладонь ей на п…ду, погладил шелковистую густую шёрстку, вставил пальчик и пощекотал.
— Да-да, теперь согласна, вроде все заснули, сразу-то неприлично. Теперь вставляй туда свой х…й и е…и...
Делаем это очень тихо, она молчит... Встала, ушла, вернулась. Потрогал — явно не она, титьки и жопа поболе... Совокупляемся громче, она постанывает... Встала, ушла, вернулась. Потрогал — не она, другая, титьки и жопа ещё боле... Е…ёмся от души, без оглядки, она орёт... Младшенькая оказалась посмелее... Пытается встать и уйти, ухватил за сиськи:
— Не пущу, лежи...
— Почему? Сестрёнок-то отпустил...
— У тебя п…да самая лучшая, будем ещё... Тебя я недо…б.



— Что значит «недо…б»? Я почувствовала, что ты кончил в меня...
— Ну что ты, право: ты виновата уж тем, что хочу тебя я ещё раз пое…ть...
— Признаюсь и я: у тебя лучший х…й из тех, что меня е…ли.
После таких признаний я хотел с ней уединяться, но на свидания не приглашал, боялся гнева подружки Ниночки... Но как завижу, что пошла в лес за земляникой или орехами, крадусь, как фавн за нимфой... Признаюсь, после той ночи, я крался и за средней и за старшей сестрицами, но вместе поесть землянику и мёд удавалось только с младшей. Вскоре я покинул эту деревню, они тоже — вышли замуж.
…А тут и утро. Пропели петухи. Но кто же их испортил до меня? Они погодки, на год-два постарше и смотрели на меня равнодушно, когда мы вместе купались в речке Велетьме, не считали за жениха, и я на них не возбуждался, впрочем как и на других деревенских девочек. А-а, понял, они по воскресеньям ходили на танцы в соседнее село... А я ещё не ходил…
Совершенно неожиданно их маманя сделала мне прощальный привет перед отъездом — и у нас с ней было. У нас не было бани в огороде, я иногда мылся в общественной бане в Кулебаках, где учился, а на каникулах — у соседей. Принесу воды, дров, и мне дозволялось мыться последнему. Я мылся всегда один, а мечтал: хорошо бы с тётей Дуней помыться вместе, и тогда... я бы её... она мне... и мы с ней... И вдруг мечта сбылась.
Пошёл в баню в последний раз — завтра уезжать на работу по распределению в Таганрог, — захожу в баню, уже темно. Как всегда, думал, последний, а там соседка тётя Дуня домывается, хлещет себя веником, вся в прилипших банных берёзовых листьях.


— Ой, извиняюсь, я попозже...
— Нет-нет, вовремя, меня веничком попаришь...
— А что скажет дядя Коля?
— Да мы ему не скажем, а он, как всегда, после бани выпьет стакан самогона и спит до утра...
— Стесняюсь я, неловко как-то...
— Ага, стесняется он, я всё про тебя знаю: с дочками переспал, не стеснялся. Светлану Ивановну проворонил, первая красавица на селе, всю жизнь будешь жалеть, что не попробовал её, сниться будет, — между прочим, моя подруга и ровесница, фигуры у нас одинаковые. Меня что, не хочешь попробовать, так и выпустишь из бани? А ведь замечала я, как ты на меня одетую поглядывал и глазами раздевал... Между прочим, мой Колюня двадцать лет назад Светке-то целку сломал, но женился на мне, а её муженёк долго ко мне клеил, но я ему не дала. Глазами-то меня все деревенские мужики раздевают, но никому не дала. С тобой, мой юный сосед, другое дело: завтра уезжаешь... Хорошо похлестал веником спинку, теперь давай ножки и животик, и это место. Знаешь, как называется? Чего отвернулся? А повернись-ка, парень, ко мне. Вона в чем дело, встал у тебя на меня... А у бабы боишься попросить, думаешь, напугал бабу х…ем.
Комплекс Мадонны на этот раз не сработал: либо он не возникает, если у мамы дочка, либо вот что баня-то животворящая делает; наконец, возможно, у тёти Дуни была подъёмная сила посильнее, чем у Светланы Ивановны. Возможно, у нас получилось потому, что она предложила заняться этим открытым текстом, да и я действовал посмелее, чем в первый раз с тётей Светой. Однозначно могу сказать, если я не чувствовал встречного желания (лучше — выраженного откровенно), у меня никогда не вставал.

***


В этой деревне я прожил с 12 до 18 лет, в мою бытность никто из сверстников девкам целки не ломал, видимо, мы поздно мужали. А вот в предыдущем поколении это считалось чуть ли не нормой: девки приглашали парней спать на сеновал и легко теряли невинность.
Был даже случай из ряда вон: три отчаянные девицы пригласили на сеновал трёх безбашенных парнишек, чтоб целки сломали. Парни девочек поимели и удивились:
— Чего ломать-то? Вы уже.
— Знаем, — отвечают, — но нам интересно, чтобы здесь и сейчас каждый из вас пое…ал каждую из нас, да так, чтобы одна пара е…лась, а остальные смотрели — вроде как кино...
В деревне одно время подвизался дезертир-бандит Лёшка Пахомов, днём прятался в лесу, а ночью сердобольные девки брали его спать с собой на сеновал. Ночью разомлевшая девица могла потолкать его в бок и томно попросить: «Лёша, положи наган в пилотку», — и захихикать от двусмысленности. Скольким девушкам он положил «наган» в «пилотку», проказницы не раскололись, а история умалчивает.
Не отсюда ли похабная припевка:

Как в зареченском колхозе
Е…ут девок на навозе...

Или:

Как у леса на опушке
Девки выстроились в ряд:
Две е…утся, две смеются,
Две поё…аны стоят...

Я-то точно был отсталым и к 18 годам, приступить со своей подружкой к решительным действиям всё ещё не решался. Некоторые девицы меня интриговали:
— Чего ты ходишь с Нинкой, взявшись за ручку, и у вас этого нет... Пойдём со мной, я не такая красавица, но манда у меня получше...
Я не отреагировал. Через три года, будучи в Таганроге, получаю письмо из Нижнего Новгорода (тогда город Горький) от Нины:
— Мне сделано предложение, выходить ли мне замуж? Ты как?
— Никак, выходи, — ответил я.
Моё положение было весьма незавидным: жил в общежитии, четверо в комнате, работал слесарем, занимал три рубля у Жени Костюка до получки — не до женитьбы.
К тому же я успел забыть своих деревенских северных подружек и увлекался городскими южными красотками.
Все трое, с кем я жил, были постарше меня и большие оригиналы по женской части.
Грукало крутил роман с замужней уборщицей, несравненной Глафирой: она приходила убирать нашу комнату и заваливалась к нему в койку, пока он спал после ночной смены. Она была весьма любвеобильна и имела любовников и в других комнатах. Он не ходил на танцы, так как девушки отказывались с ним танцевать: у него сразу вставал. Я завидовал Грукало и, когда мы с Глашей оказались вдвоём в комнате и она играла передо мной попою и титьками, пригласил в свою койку.
Она отказалась: «Нам запрещено иметь двух любовников в одной комнате, это уже будет разврат; вот ежели сосед твой съедет — не помню как его зовут, — тогда...»



«Запрещён не только второй любовник в одной комнате, — продолжала она, — но и второй раз в одной комнате — уволят. Тот, кто вроде спит на соседней койке, конечно, страдает и вздыхает, но терпит, пока сосед топчет меня так, что казённая кровать ходит ходуном, вот-вот развалится, пружины яростно скрипят и я в улёте. Терпит потому, что соблюдает правило: когда он приведёт девушку или мою коллегу с нижнего этажа, то сосед будет терпеть.
Я сюда и на работу устроилась ради этого скрипа, дома-то, когда с мужем, кровать не скрипнет и не дрогнет — очень прочная, а это скучно; но лишнего мне не надо, вакансий сейчас у меня нет, сама выбираю партнёра, в некоторых комнатах и вовсе никому не даю.
Изредка случались сбои в отлаженной системе: это, когда не я заваливалась с большой охотою в койку к правильному партнёру, а кто-то без спроса хватал меня за бёдра и с большой охотою затаскивал к себе в койку. Я для порядка молча отбрыкивалась, а в конце отвешивала ему оплеуху, и оба расставались довольные. Испытать такое нежное псевдонасилие очень приятно для разнообразия.
Иногда ради женского любопытства совращаю новенького жильца: расстёгиваю нижние и верхние пуговки халата и начинаю работать шваброй под его кроватью, на которой он лежит, и наклоняюсь над кроватью. И как-то само собой оказывается, что мы уже лежим вместе, шутливо боремся, я шепчу положенное:
— Нет-нет, не надо, не сейчас, не сегодня, давай сделаем это завтра. Не можешь подождать? Тогда хотя бы закрой дверь на ключ, видишь, у меня кольцо... Но ты мой единственный и неповторимый.
И про себя: «Как я люблю прелюдию соития, когда наши интимные места только-только несмело слегка соприкасаются и высекают молнии страсти и вожделения».


Это неправильно, когда партнёр пытается поцеловать моё интимное место между ног, — его губы должны целовать только мои губы. А интимные места пусть «целуются» между собой, даже если у него не встал. Я позволяю начинать даже с не вставшим, почувствует мой интим — и всегда встаёт.
Но он уже лежит на мне, ноги мои раздвинуты, и мы оба уже без трусов... Да и были ли в трусах...
Хорошо, когда я одна на целый этаж в мужском общежитии... В рабочем общежитии с этим всё просто, не то что в итээровском.
Как-то раз мне захотелось принудить к интиму юного, лет семнадцати, пэтэушника. Отложила швабру, расстегнула халат, залезла к нему под одеяло на койку, где он лежал, но посматривал на уборщицу горящим взглядом.
Легла титьками на его грудь, а промежностью — на его мужские причиндалы; почувствовав, что у него встал, повернулась на спину — и он оказался на мне. Закончили бурный, для него первый, интим, вырвалась из его объятий и взялась за швабру.
Закончила уборку, ухожу, а он:
— Давай ещё...
— Нет, говорю, забудь, больше не будет ни сейчас, ни потом. Будешь настаивать — огрею шваброй…
Эти итээровцы (инженерно-технические работники) слабаки и привереды: то у него не встал, то сначала хочет почитать стихи Есенина, то послушать сонаты Бетховена и песни Грига. Тьфу... Ох уж эти мне поэты: «многим ты садилась на колени...» Что я, дура? Никому не садилась и не собираюсь».
…Но я съехал раньше — на учёбу в Москву, так и не потоптав таганрогскую уборщицу Глафиру, и больше никогда не бывал в Таганроге. Она, негодница, как-то подразнила


меня: закончив уборку, расстегнула халат, показала прекрасные груди без лифчика и пышные ляжки без трусов, быстро повернулась и вышла из комнаты. Вернулась уже застёгнутая, взяла швабру и исчезла насовсем и навсегда, оставив меня дрожать и плакать в подушку. Глаша, только я тебя здесь любил до слёз, но ты всем дала, кроме меня…
А ведь сказано давно: чем меньше женщину мы любим, тем легче нам она даёт...
«Когда и где, в какой пустыне, безумец, ты забудешь их»... Её ляжки... о-о-о, её титьки… а-а-а, её насмешливый взгляд... у-у-у…
Штульман пользовался услугами цеховых работниц: в дневную и ночную смены, в обеденный перерыв он на десерт уединялся с дамой в закуток в цехе или за цехом, в зарослях жердел. После вечерней смены провожал замужнюю матрону до её дома, и она выносила одеяло в палисадник… Они занимались любовью под окнами, а дома ждал её нетерпеливый муж.
Орлов Жора отличался крайней скороспелостью и нетерпеливостью: ежели он оказывался в смешанной компании — а таковые собирались постоянно по самым разным поводам, — то пока остальные переглядывались и 249.знакомились, он уже через минуту уединялся с незнакомкой и залезал на неё. Некоторые забеременели и пошли с жалобой по инстанциям-комитетам, но он оказался не член комсомола, не член партии и даже не член профсоюза…

***
Я первый на селе приобрёл через посылторг ламповый радиоприёмник. Сижу слушаю, заваливается сельская красотка, мать троих детей:
— Можно послушать радио?


— Отчего ж, садись, слушай.
— Я хочу лёжа.
Зачем-то расстёгивает верхние пуговки платья, вываливаются пышные полные груди, словно не рожала, лифчика нет. Заваливается на кровать, задирает подол до пупа, раздвигает ноги и белые ляжки, и трусы надеть забыла, видна рыжая шёрстка на п…де. Глаза закрыла, грудь вздымается, шлёпает себя по ляжкам...
Это теперь-то я знаю, что это означало, а тогда я никак не отреагировал. Точнее, отреагировал, но не как мужчина, а как глупый подросток — сплоховал, взглянул мельком: в таком виде она собирается слушать? У меня не только не встал, но я ничего и не захотел, продолжал слушать радио. Ушла обиженная...
Возможно, надо мной по отношению к ней довлел синдром Мадонны, а вот над моими сверстниками Славкой Тихомировым и Толиком Калёновым не довлел, оба не сплоховали, и оба потом мне похвастались:
— Я Светлану Ивановну пое…ал, ох и е…учая, скажу я тебе! Какие титьки, какая жопа, какая п…да, всё зае…сь, я её три раза — в рыжую густую шерсть, она ещё хочет, а я уже не могу. И всё в ней было прекрасно: «и лицо, и одежда, и душа, и мысли...»
Должен ли быть прекрасен главный женский орган? Несомненно, особливо внутри, но и снаружи тоже. Орган Светланы Ивановны был на высоте. Мужчинам нравится лохматость, кучерявость п…ды, чтобы их орган пробирался туда, раздвигая «кустики». Вот женщина лысая, с бритой головой — хорошо ли это? Некоторые женщины коротко стригут и даже бреют растительность на п…де по разным причинам. Понравится ли мужику такая голенькая? Не уверен.



— А как отдавалась, как е…лась, — продолжал Толик, — но на другой день в упор не замечает. Пытаюсь приблизиться — показывает кулак и сквозь зубы: «Проболтаешься — убью гада». Вот и пойми этих женщин.
Инициатива в обоих случаях принадлежала ей. Приглашала их, конечно поврозь и в разные дни, её проводить: одного — на речку Велетьму, другого — в соседнее село Саваслейка, в магазин.
Чтоб не было сплетен, уходили и приходили врозь. До магазина не дошли, предложила посидеть у попавшейся на пути скирды соломы.
До речки дошли, предложила: «Слабо голышом искупаться?» Кавалер не сдрейфил, сели рядышком на песок...
После рождения третьего муж охладел к ней, был не ревнив и не замечал её одноразовых шалостей с подростками, полагая, что это лишь лёгкий флирт домохозяйки от скуки деревенской жизни. Подростки понимали важность тайны и помалкивали, можно и от мужа схлопотать.
Мне известно о двух случаях её баловства с подростками, а сколько их было? Е…аться с замужней совсем не то, что с девкой: никаких капризов, никаких «а что потом?». Тут ясно: потом ничего, пользуйся моментом, она тебя хочет, а девка тебе лишь позволяет, и все время ждёшь: «Кончать нельзя».

***
Старший сын Светланы Ивановны Тимоха был ненасытен в блуде, но строго соблюдал два правила: не е…и где живёшь, не живи где е…ёшь; с каждой только раз, никаких повторов. В своей деревне никого не соблазнял, промышлял только в соседних сёлах.


В те годы призывники проходили медкомиссию без трусов. Молодые медички имеют обыкновение надевать хитрые белые халатики: и груди видны, и ляжки. Зайдя в очередной кабинет, Тимоха уставился на титьки медички и прошептал ей на ухо: «У вас хороши, но и у меня хорош». Медичка пристально посмотрела ему в глаза и закрыла кабинет на ключ...
И вот этот Тимоха нарушает оба правила с Таисией Тихомировой и Пелагеей Калёновой: пошептал им что-то на ухо и завёл в хлев, поимел сзади и спереди, но больше никогда не трогал. Как я понимаю, он пошептал им: «Твой пацан поимел мою маманю, долг платежом красен…»
Как-то при скирдовании соломы Пелагея и Тимоха оказались рядом, она шепнула ему на ушко: «Когда в хлев-то заманишь?» Он отшатнулся и показал ей кулак...

***
Жалею ли я об упущенной выгоде? Ещё как. Жалею и о половине других таких случаев из всех возможных. Радиослушательница не вызывала визуального отторжения, наоборот, красивая, любуйся, даже из декольте выглядывали прекрасные груди, — просто боялся, что не получится. Нет, не так: я даже не думал, что что-то должно получится, — возможно, комплекс Мадонны.
Всего-то надо было прилечь рядом, даже не лезть с поцелуями и не трогать титьки, не думать о предстоящем, х…й сам встанет — и тогда е…и и е…и её весь день, суй его в её рыжую п…дищу — и отдавай платье за полчаса до возвращения мужа с работы.
Ну, на крайняк надо снять с неё платье, чтоб поняла: дороги назад нет. И она бы приходила слушать радио хоть каждый день. А было мне тогда всего семнадцать лет, ей 37



— золотое времечко для обоих, чтобы заниматься свободной страстной любовью.
Тут вот какая штука: если бы я эту рыжую п…ду тогда сразу распечатал, возможно, больше бы ни разу и не захотел, что нередко и случалось потом. Но она осталась нераспечатанной, поэтому, возможно, была бы лучшей в моей коллекции, поэтому «и во сне она тревожит сердце мне».

***
Сон отрока

Вот она, рыжеволосая бестия, входит в мой златой чертог, лик её прекрасен, движенья быстры, взор ужасен, и вся, как божия гроза, строго указывает на радиоприёмник «Искра», и музы́ка умолкает. Ложится на ложе, как из царской опочивальни, и распахивает халат; всё на виду, её рыжая п…да меня ослепляет, а моё восьмивершковое достоинство («Лука» И. Баркова отдыхает) мгновенно встаёт. Я осторожно и бережно, с упоением и захлёбываясь от восторга, ввожу его ей в п…дищу, тоже немалых размеров, до упора и е…у ещё и ещё эту потаскуху,эту шлюху, не вынимая…
...Просыпаюсь, обнимаю тётю Лукерью,невзрачная,титьки вялые,фигура никакая,ноги кривые и только попа классная,да шерстка на лобке
шёлковая,смотрю только туда ,где ждёт меня неоценимая награда и не ошибся,»наслаждаюсь не любя».
Я в Самаре по делам, решил сэкономить на гостинице, нашлась дальняя родня — двоюродная тётя, одинокая, невзрачная, раза в два, а то и в три старше, как женщину не воспринимаю...



— Кровать у меня одна, либо тебе на полу постелю, а можешь и ко мне под бочок, вместе быстрее заснём.
Мне бы спина к спине, а я, простофиля, прижался членом к её попе...
Е…у нежеланную Лушку-бабушку, она рада, а мне не по себе, что-то не так, шепчу:
— Света... Повторить не получилось...
— Да не печалься ты, не надо думать об этом — и всё получится, поспи, утро вечера мудренее...
Но и утром мой скромный — вдвое короче, чем у барковского Луки, — не встал...

Я е…ался, х...й сломался,
Сикель размочалился,
Пришёл вечер — е…ать нечем,
Я и опечалился.

В следующий раз остановился в пятизвёздочном «Лотте Самара». Начинаешь понимать, почему мужики е…ут одну, а шепчут имя другой.
Лукерья мне ни разу не приснилась, в отличие от Светланы.
«О! Не знай сих страшных снов ты, моя Светлана».

***
Вот я студент, живу на стипендию в общежитии, приезжаю домой на каникулы. Ох как трудно уговорить красотку, приходится всё время врать.
— Ты на мне женишься после этого?
— Конечно.
— Возьмёшь в Москву?
— Разумеется.
— У тебя есть там комната и работа?

— Ну!
А потом как тяжко выслушивать:
— Ах ты мерзавец! Обманул, козёл, подонок, подлец, нищеброд!
— Но и ты говорила, что целка!
— А ты разве чего понял? Да ты порвал мне всё, что рвётся только при родах! Как же я погорела — третий обман за неделю…

***
Я в гостях у тёти по отцу (г. Балахна-на-Волге), мне 16, по двору прошастала тёткина внучка в бикини (моя внучатая племянница), ей 18, неописуемой красоты, ничего себе, краля, не целка (ночью она позволила мне проверить её п…ду моим х…ем). Засыпаю в сенях (последняя ночь перед отъездом), она шмыг ко мне под одеяло.
— Ты чего? — говорю.
— Не спится. Можно я с тобой засну?
— Ну.
Засыпаем вместе. Толкает в бок:
— Ты что, дурак? Позволишь мне этой ночью спать?!


Сильничанье и натуральный обмен


На фото: г. Берлин, 1945 год,. Юная немка договаривается с советским солдатом о натуральном обмене.

В 1965 году я оказался на Таганрогском авиационном заводе в качестве молодого специалиста. Завод занимался разработкой летающей лодки, предназначенной для тушения пожаров. Ныне, спустя полсотни лет, этот завод (называемый в ногу с новыми веяниями то ли консорциумом, то ли конгломератом) всё же добился цели. Но надо ли тушить природные пожары, которые тысячелетиями сами возникали и сами затухали и никто их не гасил?
Ответ неоднозначный.
Но речь не об этом. На этот текст меня сподвигли «рассказы» неких «мемуаристов», встречающиеся в интернете, о «зверствах» наших солдат в поверженной Германии в 1945 году по отношению к женской половине немецкого населения.



Так вот на этом заводе мне исповедовался старый солдат, бывший в Германии в 1945 году.
— Когда я уходил в увольнение из воинской части, то брал с собой кусок хлеба от солдатского пайка. В городском сквере я высматривал молодую немку, сидящую на скамейке. Присаживался на другой конец скамейки и выкладывал кусочек хлеба. Знаками мы договаривались о натуральном обмене… Саша, что мне будет за это на том свете?
На глазах его выступили слёзы.
Я не знал, что ответить тогда. Не знаю и теперь, но на глазах моих почему-то выступают слёзы. А каково было бы через 20 лет тому солдату, который бы участвовал в свальном грехе, в массовом сильничанье с последующим якобы лишением жизни объекта?
Поговорим о природе сильничанья. Народная мудрость гласит: сучка не захочет — кобель не вскочит. Это означает, что партнёр не сможет, ежели партнёрша не желает, и не потому, что импотент, а потому, что такова природа взаимоотношения полов. Однако есть и достаточная доля партнёров, которые смогут, вопреки нежеланию партнёрши, но их сдерживают морально-этические самоограничения, а точнее статьи УК. Всё же большинство людей законопослушные. Наконец, случаются маньяки (психически ненормальные), которых один на несколько миллионов и которым нужно для успокоения именно сопротивление объекта. Если верить некоторым «мемуаристам», такими маньяками были все наши солдаты в Германии.
Что, конечно, перебор.
Вот как описывается свальный грех в «Тихом Доне» М. Шолохова:

Навстречу Григорию Мелехову шёл казак, на ходу застёгивая шаровары. На немой вопрос

промолвил: там казаки Фроню разложили. Григорий бросился пресечь безобразие, но его скрутили и изолировали.

Элина Быстрицкая, готовясь к роли Аксиньи, спрашивала Михаила Александровича: познакомьте меня с прототипом Аксиньи. Писатель прошептал:
— Дурочка, я это всё придумал.
Писатель в своём романе, между прочим, утверждает, что Аксинье целку сломал собственный папаня: завалил под яблоней на травку, загнул «салазки» и оправдывался так: садовник, когда вырастит яблоньку, первое яблочко срывает и пробует сам. И не успела она пробормотать:
— Папаня, что это ты со мной делаешь? Зачем это? Ой-ой-о-о-о! — как его старый твёрдый х…ина прорвал преграду и ворвался в её молодую мягкую п…дину и начал там весело разгуливать, совершая свои возвратно-поступательные пробежки... Писатель полагает, что Аксинья не хотела, хотел только он и было сильничанье.
А вот как было на самом деле и о чём стыдливо умолчал великий писатель Михаил Александрович. К пятнадцати Ксюша расцвела, совсем взрослая, и титьки о-го-го, и ляжки округлились, и попка — зае…ись. Димон Коршунов, станичный дефлоратор, начал уговаривать её сходить к Дону, позагорать в камышах. А она: и хочется, и колется, и мама не велит, да и знает она, чем закончился поход с ним в камыши Натки Туркиной, годком она младше Ксюши. «Позагораю лучше пока одна в садике, под яблоней, никого нет, можно разнагишаться.
Не совсем никого, рядом оказался папаня. Папка тоже заметил, что Ксюша созрела, спелая вишня. И бес обуял его чресла, член стал напрягаться на неё, он стал видеть в ней желанную женщину. Он отгонял греховные мысли, но бес не

унимался. Вот только на утренней зорьке поимел мамку, законную жену, а Ксюша слышала и вдруг почувствовала, что ревнует: «Маманю, значит, е…ёт, а меня не хочет, а я, о боже, оказывается, хочу, чтобы он мне это сделал. Чем я хуже? Не перепоручать же это дело Димону, а хочется, чтобы это уже случилось». Бес и тут был при делах и подталкивал её на грех.
Пока она размышляла, папка прилёг рядом, сердце её замерло от предчувствия, его писун торчал вверх. «Решится ли папаня вставить его в меня? Надо его подтолкнуть». Раздвинула ноги, одной рукой похлопала по манде, другой толкнула писун, тот пружинно закачался. Папаня охнул, чертыхнулся и навалился на Ксюшу, соски её затвердели, в кунке пожар, сейчас случится этот миг.
И случился. Руками он ухватил Ксюшу за тугие сиськи, а его член скользил по промежности в поисках входной женской щели и её нежных губ — и нашёл: вот они!
Дальше описывать нет сил. Пусть останется в тайне этот инцест.
Так что Аксинья Астахова потеряла невинность в трогательной и романтичной обстановке, в саду, под той же яблоней, под которой Адам сломал целку нашей прародительнице Еве — кстати, это было первое кровосмешение: ведь «она плоть от плоти его».
Но всё же позволим немного общих рассуждений.
Описанный случай с Аксиньей и её папой — крайне редкое явление, когда инстинкт интима, обоюдное взаимное желание совокупления у близких родственников подавляет родственный инстинкт. Они в этот миг забывают о близком родстве и чувствуют себя просто мужчиной и женщиной. При норме у сына никогда не встанет на мать, у отца на дочь, у брата на сестру, даже ежели оба голые, — действует инстинкт отторжения. Ежели в редчайших случаях это


случается, то это интим-девиация, разновидность болезни. Даже у дальних родственников, когда это случается, и случается нередко, и не так запретно, здесь инстинкт отторжения почти спит, всё равно это связано с преодолением чувства стыда и последующего раскаяния.
Но если только один из близких родственников потерял берега и захотел, а другой как партнёр не хочет, ничего не случится: хочется — перехочется, в крайнем случае — мелкий бытовой скандал и размен квартиры. Ну а если оба с отклонением от нормы, оба хотят, тогда об этом никто не узнает, это их крест, им его нести, разве что писатели, сценаристы реконструируют событие. Никто не вправе их осуждать, как не осуждают ныне нетрадиционную ориентацию и однополые пары.

***
Так что, ежели у вас проездом на одну ночь дальняя родня и все чинно и весело общаются днём, ничто не предвещает что-то ночью, увы, зачастую уже за ужином начинается «артподготовка» к ночным «боям»: племянник пожал ляжку любимой тётушки — и та густо покраснела, дядюшка запустил руку под юбку племянницы — и та томно заулыбалась, внук положил ладонь на бабушкин лобок — и у неё округлились глаза, абитуриентка пощёлкала пальцами по ширинке студента — и у того взлетели брови, — и все промолчали и потупили очи. И выясняется, что ночь всё меняет и в свои права вступает член и манда, и вот уже «шёпот, робкое дыханье», «двух сердец одно решенье», пальцы рук двоих заговорщиков касаются и искрят, и всё это молча.
И вот уже племянник раздвигает тётушке покорные ляжки, сжимает сиськи и осторожно и бережно вводит без рук свой твёрдый нетерпеливый от предвкушения чуда


обладания в её мягкую трепетную плоть и е…ёт тётушку-милашку, робкую, стыдливую — ей 45, ему 15, — покрасневшую от смущения и срама, со слезами на глазах простившуюся с верностью мужу. И она шепчет:
— Не говори ничего, я всё поняла, вырос ты, сегодня ночью ты мой мужчина... Только один разок, не более, и по-тихому — не разбудить бы кого…
А сама ликует, как сладко постыдное дело, муж давно надоел, ласкает редко.
— Что? Ещё раз хочешь? Договорились же об одном разе. Нет-нет, не разрешаю... Ох, ладно, е…и без разрешенья... Но обещай, что про нашу тайну никто не узнает... Что-о?! Ещё хочешь... Третий раз меня хочешь? Да ты, юноша, прям интим-маньяк! Шучу, мне приятно, что так тебя мои прелести околдовали, мужу-то хватает раз в месяц, а я и не подозревала, что мужчинам надо столько за ночь. Всё-всё, на первый раз хватит, утро уже. Решаем так: когда я буду дома одна или ты один, тогда встретимся, и я твоя на весь день и на всю ночь, и буду ходить голой по квартире, и дам тебе в любой позе, даже в душе... Что? Опять не согласен? Хочешь сейчас и именно утром, потому что утром:

Грудь болит, в ногах ломота,
Х…й стоит, е…ать охота!

Ну ты и циник, а какие ласковые, милые стихи знаешь. Уговорил... Будь по-твоему... Никогда б не подумала: такой был скромный, застенчивый мальчик — и оказался такой охочий до женских прелестей... Настоящий мачо-любовник, не постеснялся принудить меня отдаться и трижды за ночь вые…ал родную любимую тётю.
А утром он подводит итог и размышляет: «Ну и дела, ну и тётушка, младшая папина сестрёнка. Впрочем, никакая

не тётушка, а шикарная женщина. Ла нет ей 45, много прибавила, чтоб меня остановить. А губки у неё — зае…сь, титечки у неё — зае…сь, ляжки у неё — зае…сь, попочка у неё — зае…сь, п…дёночка у неё — зае…сь, и сама вся такая е…учая, повезло мне с первой женщиной».
И она утром заново мысленно переживает начало ночного события (он наконец переместился на свою кровать): «Вот он за ужином положил руку мне на ляжку: я хочу тебя, сигналит. Я не убираю его руку: согласна, отвечаю тем самым. Мне постелили на полу в его комнате, положили кошму и толстый тюфяк. Мои сомнения развеяли: он ещё мальчик, не интересуется женщинами, не побеспокоит. Так ли это? А зачем положил руку мне на ляжки? Если б мужчина — понятно, но безусый юноша… Сейчас посмотрим...
Начинаю медленно раздеваться при свете ночника, он видит мои плечи, изгиб спины и попу, самую красивую в Европе. Поворачиваюсь к нему передом: одной рукой стыдливо прикрываю полные груди-арбузики, второй — охраняю лобок. Он покидает свою кровать и голышом робко, несмело идёт ко мне, у него торчит и качается. Отводит мои руки, и я кладу их ему на плечи, он прихватывает меня за талию и прижимает. Мы сливаемся телами и молча опускаемся на моё брачное ложе, взаимное желание преодолело взаимный стыд, срам, смущение, сомнение и даже опасность: застукают и пристыдят. Предчувствие любви приятнее интима?
Но как себя вести? Изобразить недотрогу, ведь, судя по тому, что не умеет целоваться, я у него первая, да и он мой первый «левый», или изобразить покладистую? Может, просто полежим рядом? О нет, раздвигает мои ляжки, гладит ладонью там, где не был ещё ни один другой, кроме мужа. Пока я размышляю, он уже проник в меня, и я в нирване, я на


облаках, я улетела на облака, порхаю там бабочкой. Как он меня любит, не как родную тётю, а как чужую желанную женщину, со всей пылкостью юности; и я его люблю, мне он сейчас не племянник, а чужой желанный мужчина, и я отдаю ему всю женскую нежность и страсть».
…Вот и дядюшка совратил двоюродную бесстыжую племянницу на всю ночь. Ему 45, ей 15, и она шепчет: «Продолжай, не бойся: кто проснётся — пошлём нафиг». Да он и не думает остановиться: «...не растерялся, на молоденьку забрался и почувствовал себя в раю».
Даже внучок залез под одеяло к троюродной бабушке, прижался — мол, погреться хочу. Ему 14, ей 54, и вдруг зашептал: «Дай разок, дай пое…ать», — и уже шарит там рукой.
— Да хоть два, — шепчет, — но стара я для этого, тебе б начинать надо с женщиной помоложе.
— Не, ба, я хочу только тебя. Сразу, как увидел, понял — моя, как бы это сделать с тобой.
— Гм... Чего это? Массаж, что ли?
— Ба, ну что ты, право! Пое…ать тебя хочу...
— Ого, даже так... Ну, тогда уговорил, но ты мал, встанет ли у тебя на меня?
— Ба, да он уже встал, вот потрогай
— Что значит он?
— Ба, кончай прикалываться! Х…й, конечно...
— Другое дело, всё назвал своими именами. Ох, согрешу, пое…усь с тобой... Да куда ж ты тычешь? Впервой, видать. Ну, давай сама вставлю. Что ж ты замер? Надо двигать, в меня — из меня, вперёд-назад, иначе он не размякнет. Да потише ты, разбудим кого, стыдоба, ой как стыдно… Да не слушай ты меня, е…и, е…и; никогда такого со мной не было, чтобы я такому юному мужчине дала, и вот опять, хотя...


Как-то мы оказались вдвоём с дальним родственником, он только что окончил начальную школу, был очень робок и недогадлив.
— Поздравляю, — говорю, — в качестве подарка могу подарить себя.
Пропускает мимо ушей, я не унимаюсь:
— Хочется тебя поощрить с окончанием, можешь получить натурой.
Не понимает. Я из душа:
— Зайди-ка потри спинку, — а вместо спинки показываю мокрые сиськи, покачиваю передком и раздвигаю ляжки.
Покраснел, потёр, не реагирует — понятно, впервые увидел голую бабу, не познал ещё, зачем всё это у баб и зачем вообще мужчина и женщина совокупляются.
— Штаны-то у тебя намокли, снимай, будем сушить на регистре. Теперь возьми полотенце и посуши мне спину.
Наклоняюсь и трусь попой по его юным причиндалам. Уф, наконец-то, у него встал... И понеслось... Даже начинающий и самый неумелый, когда видит перед собой откляченную голую женскую попку и у него встал, мигом соображает, куда, зачем и как...
Всего лишь одного раза с бабой через жопу ему хватило, чтобы понять, насколько удовлетворение своего интим-желания с женщиной приятнее самоудовлетворения. И он объявил меня женщиной его мечты. Я охладила его пыл: через час у меня самолёт, уезжаю навсегда за океан — «и больше никогда я не увижу вас».

***
— Теперь: никакая я тебе не «ба», на самом деле я тебе свояченица и прибавила десять лет для пенсии. Да и тебе, похоже, не 14, прикинулся неумёхой, а е…ёшь будто тебе все


16. Так что я — молодая полюбовница, бабушкой буду в 92, а ты мне не внучек, а молодой ё…арь — как-то так. Видишь, какая я покладистая, а первый раз как я брыкалась, царапалась и кусалась, но молча, таков ритуал. Ему 60, мне 14, слез он, отдыхает, а я нет чтобы убежать, лежу не шевелюсь; так и есть, ещё захотел, — и тут я поняла, что это обоим приятно.
А у малого это первая женщина, и более сильного наслаждения он ещё не испытывал и теперь по-другому смотрит на девчат: вон у них, оказывается, что есть между ног...
Или вот: абитуриентка приехала поступать, соблазнила троюродного братца-студента сразу после ужина, уединились на лоджию от взрослых, подышать и пошептаться про экзамены.
— Да не отнекивайся ты: давай не будем, родня… Какая родня? Седьмая вода на киселе, я тебя впервые вижу. Какая тут теснота, будем стоя. Что-что?

— Я не буду, я не стану,
П…да выше, не достану,
— Нет, ты будешь, нет, ты станешь:
Я присяду — ты достанешь!

— Да не бойся ты, не девочка я уже... Не будет он, ещё чего, не кокетничай, дружок-то уж мне по юбку тычется. Так, юбку задираем повыше, до груди, трусики снимаю. Как тебе мои ляжки? То-то, всё для тебя... Вот так... вот так... ещё... ещё... Да потише ты, не так жёстко, балкон обрушишь... Нет-нет, кончить в меня не дам, давай в платочек сливай... Чувствуешь, как нам хорошо, а ты, дурачок, боялся... Студентки-то дают тебе? Редко? Разве что после удачной сессии снимаете напряжение? Бедненький, как изголодался,

могу почаще тебя жалеть, а если договоримся, позволю кончать в меня... Что ещё со мной можно? В смысле позы? Да нормальная я деваха, по-любому можно, хоть на потолке, но в рот не беру, в попу не даю: насилие это над природой интима, х…й и п…да должны разбираться в своих желаниях один на один, без посредников.
А утром не смотрят друг другу в глаза, стыдятся, раскаиваются в содеянном, делают вид, что ничего не было. 269.Днём пора прощаться, и живут воспоминаниями до следующего раза…
Ну а те проезжие родственники, которые из-за чувства стыда, смущения, робости и боязни огласки отвергли естественное взаимное желание пополнить дорожные впечатления лёгким ночным необременительным родственным блудом, будут довольствоваться воспоминаниями об упущенных возможностях. Какая прелесть — дальние родственники проездом на одну ночь…

***
Так вот, придумка с Фроней — не лучшая страница романа «Тихий Дон». Во-первых, порядочных людей всегда больше половины, а не один Григорий Мелехов.
Во-вторых, среди казаков в те времена было немало религиозных, и они могли сказать: что творите, креста на вас нет.
Наконец, всем людям присуща брезгливость, и очередной партнёр, собираясь разделить ложе, должен был заявить: а ну-ка марш сначала под душ.
Ещё: интим на то и интим, что для подавляющего большинства допустимо только один на один.
Писатель наивно полагает, что в этой ситуации могут все, но это противоречит «физике» взаимодействия полов.
А у писателя всё просто, как в детском стишке:

Очередь двадцатого настала,
Манечка подмахивать устала:
Ей подсунули лопату...

Последствия силового воздействия на женщину тоже разные. В нашей деревне был безногий мужик, сколько ни просил, бабы отказывали. Попросил, чтобы мать пригласила красотку Линочку в сарай помочь сено поворошить. Красотка видит, что в сарае безногий копошится, не придала значения — чего его бояться, инвалид, — вела себя без стеснения, сиськи деревенского размера без лифчика колыхаются, ляжки обольстительные сверкают; а безногий улучил момент — и цап её за талию. Весь день надругался, мстил всем женщинам, что ему не дали, схватил за титьки и весь день не выпускал из рук, вонзил свою грубую твёрдую мужскую похоть в её нежную горячую тугую плоть, не вкусившую мужчину, и весь день не вынимал, а всё сливал и сливал в её сосуд свою накопленную силу. (В чём разница между бутылочкой и кункой: в бутылочку сначала наливают, затем плотно затыкают, а кунку сначала плотно затыкают, а потом в неё наливают.) А она от неожиданности, от шока впала в прострацию и ни разу не пикнула, лежала неподвижно на сене... Но на другой день наложила на себя руки.
Мать ничтоже сумняшеся приглашает тётю Лушку, знойную женщину, мечту поэтов; всё повторяется, да не совсем: Лукерье так понравилось всё сразу и она стала так активно помогать и подкидывать его, стонала и орала от сладострастия, что он начал даже её урезонивать:
— Да не гони ты так, не торопи последний миг, простите, кто кого е…ёт?
Но конец другой: вышла за него, нарожала пятерых, и все с ногами.

Вот даже грубоватый американский ковбой скачет в прерии и напевает:

И зачем такая страсть,
И зачем красотку красть,
Когда можно её так уговорить.
Если только конь хороший у ковбоя.

Так что измышления о «зверствах» наших солдат в поверженной Германии могли родиться только в головах литературных маньяков.




































Мишаня и грации
















На картине:Мишаня уговаривает покрасневшую смущённую,растерявшуюся от напора племянника, тётю Фросю,она в ответ:
-нет и нет,не проси,не уговаривай,оставь надежду навсегда... где это видано,чтобы племянник-школьник-подросток домогался свою красавицу-тётушку с пятым номером и надругался над ней,

ну в смысле поимел её, в голове не укладывается,
я такое и помыслить не могла и как ты ЭТО представляешь?чтобы я раздвинула ляжки,а ты ТУДА вставил СВОЙ,ну хотя бы покажи ЕГО...
ой,вон у тебя уже какой,но всё равно:ещё раз- нет и нет...хотя...если только...но не здесь же...пригласил в бассейн поплавать
и вон чего удумал:дай только подержаться,а потом попросишь,чтоб тут же отдалась...не ожидал,что у меня такая грудь ,чего уж там: все мужики теряют голову ЕЁ увидев,но всё же не сейчас... и не тут, раз уж так сильно захотел меня ,даму в возрасте "жаркая Африка",пое@ать...тогда... потом,может быть и дам...мне конечно лестно,что я такая желанная,даже такому молоденькому…неужели так сильно меня хочешь,что готов даже тут в воде?..потерпи до дома...
.............................................
И уже дома на кушетке:ой,ах,ох,ух,о-о-о...какой ты ненасытный и охочий
до женского тела,особенно если это тело родной красавицы-тётушки:
ого,вона как, сначала как всё,а потом ещё три раза...

И про себя:
"Ай да,племянник,ай да,сучий сын:.как епёт,как епёт,
аж до донца достаёт.И совсем мальчишка.Сколько ему:
вроде уже пятнадцать? Мне-то сорок пять,зато фигура
как у Насти Квитко,и наконец-то я
встретила мужчину своей мечты.Как окзывается сладко
и волнительно до дрожи заниматься ЭТИМ с родным племянником.
Где-то в полночь я сдалась и томно и нежно сказала ему: "ДА-да,так угодно
небу:я твоя".
Как он набросился на меня,как засадил
свой толстый в мою узкую тугую и горячую:
и давай-давай наяривать и ещё и ещё и ещё...

Он сладкой страстью опьянён
Как шмель он, и как роза я
И вот уже на розе он
Пьёт мой нектар-амброзия...



И не слезал с меня до утра (муж был в отЪезде),
три раза кончил не вынимая:я даже не знала,что так можно.Теперь ЭТО случается даже при муже:тот смотрит футбол по ТВ,а Мишаня у нас в гостях,шмыг ко мне в ванную и пользует меня стоя под душем:опасность сильно возбужает,давай ещё,давай ёщё гол.
-Какой ты рисковый,милый,не успеешь.
-Лишь бы ты успела,милая.
-Я-то чего,я уже...едва ты вставил...
Как жаль,что футбол всего два тайма и пришлось его прогнать из ванной.Ну настоящий Али-Баба!

-Настала ночь,заснул Стамбул огромный:
Выходят турки на ночной грабёжь.
Али-Баба зажался с тёткой Домной:
Его от женщины ничем не оторвёшь!"

(Заметим в скобках,что муж прекрасной Ефросиньи
был шибко старше её и всё реже поливал своею
старой лейкой в час утренний её прекрасную "розу".
Поэтому не ревновал,догадывался,что она находит
утешение в объятьях своего племянника,почитая
это не изменой,а простым баловством.
Конечно Фрося в бассейне долго отказывала в близости
Мишане,просто из кокетства,изображала недотрогу,
строила из себя целку,как и положено добропорядочной
замужней женщине,не имеющей любовника.
Это невероятно,но она ждала,когда подрастёт Мишаня
и она исполнит десятилетней давности уговор.
Почти десять лет назад Фросе поручили помыть в бане
275.мальца Мишу:она тогда моложе и лучше кажется была.Малец ухватил её за тугие титьки и заявил:тётенька я хочу с тобой жениться.
-Как это мило,но подождём немного,дай мне подумать,ведь у тебя ещё женилка не выросла.А моя "женилка" вся в кустиках,заросший сад,там между ног есть у меня волщебная пещерка с диким мёдом,слаще любой конфеты,но закрыта дверкой.Подрастёшь,женилка у тебя станет большой толстой тугой,это твой ключик,откроешь им мою дверку и будешь вкушать мой мёд.Мишаня ждал своего звёздного часа неполных десять лет,приговаривая перед сном:она моею будет,
иль умру.Вот так трудно даётся это простое соитие с желанной женщиной,а Вы говорите…

Казалось бы,что Миша вырастет однолюбом,будет рабом

фросиной пи@ды.Увы,наоборот:оказался многолюбом.
Когда пришла пора "любови",невинность потерял с Дусей и в тот же день- ещё раз с Матрёной. И только третьей была Фрося.Как ЭТО слуилось у них в первый раз рассказывают разное:легенды,фантазии.Якобы он овладел ей прямо в бассейне,в воде,как ни отказывалась она:не дело ЭТО,дам только в постели.
Отдалась якобы на кушетке,разлеглась,ноги задрала в потолок.
Кто устоит.А в бассейне только раздразнила его своим телом:приспустила одну бретельку и показала часть титьки,приспустила трусики-плавки,показав лохматый лобок.Ну а шикарные ляжки вовсе на виду:кто хоть однажды видел ЭТО,тот не забудет вовек.
Утверждают даже,что он пытался "жениться" на ней в бане,когда ему было всего семь,а ей тридцать и она позволила ему просунуть ТУДА ладошку и пощекотать ТАМ...
На самом деле,дело было на сеновале,а дома она давала ему везде,кроме спальни и супружеской кровати.И всё же у Мишани наступило пресыщение
и над ним властвовал известный мужской девиз:"всех женщин не перее@ёшь.но надо к этому стремиться."Эти все оказались родственницы,все стали
заглядывать к Дусе.
-А где Миша?-интересуется очередная солидная матрона,замужем,трое детей.На сеновале отдыхает?Пойду-ка посмотрю,как он там.
Поговаривают он- ловелас,юный донжуан.
-Да сплетни это,ты там поосторожнее,не лиши его невинности...
-Да будь спокойна,Евдокия,от крутых мужиков доводилось отбиваться,а от подростка-запросто.Бывало малый пристанет:тётя, дай разок вдуть.
Скажешь строго:нет,подрасти сначала,через год-другой подходи,может и договоримся...он и остыл.А мне надо,чтоб желание его было велико,что готов в омут с головой ради ЭТОГО,душу дьяволу отдам за ночь со мной...хотя бы на словах.
И вот дама на сеновале.Лежанка у Мишани на двоих.

Укладывается на свободную половину.Расслабилась,раскинула руки,тёплый воздух,запах сена дурманит:как романтично заняться бы здесь любовью,но похоже юноща спит,будить не буду,Дусе обещала.


И вдруг взрыв:Мишаня извернулся,оказался на полных грудях кумы Домны Ивановны,грудастой жопастой дамы за шестьдесят,сжал её талию и прошептал:- милая Надя Тиллер,я хочу тебя больше жизни,откажешь,прыгну с сеновала и стану калекой.И вместо "нет",Домна сдёрнула трусы,раскинула ляжки и прошептала:бери меня,милый Гриша(это несостоявшийся
ухажёр из юноси),я твоя...
Утром Домна оправдывалась:не было ничего,кума Дуся,ну может поцеловались,титьки потискал,лобок погладил,сикель пощекотал и я заснула под ласками...Ну не пытай меня,Дуся,подробностями,
ну может и дала разок отроку,уж очень
велико было желание его и велика вера его.И сколько красивых обещаний:всё золото мира брошу к твоим ногам и подарю тебе Большой театр и Малую спортивную арену.
И всё из-за такой малости,чтобы я раздвинула
ляжки и позволила его твёрдому кончику проникнуть
ко мне в мягкое нежное влагалище...
-Не ври,Домнушка,вся измятая,растрёпанная,на халате все пуговмцы сорваны,сарай всю ночь трясся,едва сеновал не обрушили...Трусы где потеряла...И это по твоему:только поцеловались… и только дала разок...
-Ой.твоя правда,Дуся,я действительно хотела
только посмотреть и не заметила,как сеновал превратил меня в шлюху.А тут ещё и Мишаня оказался не девственником,а уже опытным обольстителем.
И главное уникльным -"любил" меня без передышки.
У меня даже с мужем в медовый месяц бывало
всего два раза:вечером и утром.А тут...

Мама,я слесаря люблю,
Мама,я за слесаря пойду:
Слесарь делает покрышки
И е@ёт без передышки...

Взаимное полное услаждение друг другом,несмотря на разницу в возрасте,объяснялось богатым воображением:оба вспоминали о былом.
Вот Домне всего пятнадцать,а груди уже больше,
чем у иной взрослой тёти,в груди томление и предчувствие необычного,собирала ягоды в вишнёвом саду,свалилась с высокой вишни,порвала сарафан,трусов нет,всё открылось,окуда ни возьмись сосед дядя Федя лет сорока.

Амур зарезвился у них между ног,Федя вмиг очутился
на полных грудях и спелую вишню в соку раздавил.
Спустя неделю,видя,что огласка не случилась,ворота
дёгтем не вымазали,как это принято на селе,Домна
подстерегла Федю на задах у гумна во время дождя:
-Дядь Федь мне стыдно и совестно,но хочу с тобой ещё...
-Милочка моя,чего ж тут стыдного,вот ежели бы не хотела,это постыдно и неправильно...
И они прижались друг к другу под струями дождя...
и она торопила миг последних сладких содроганий...
Федя был ещё тот ходок:жена молодая,фигуристая,кровь
с молоком,но он - раб разнообразия:ни одну юбку не пропустил не только в своём селе,но в соседних.Главное,чтоб "юбка"тоже хотела разнообразия,а на нет и суда нет.Так что с отроковицей Домной ничего неожиданного не было,они уже обменивались понимающими взглядами и выжидали момента,тем более,что Домна завидовала
своей мамаше,которая давала Феде при любом удобном случае.и покраснела,когда дочь огорошила мать:твой Федя и меня полапал...

Мишаня вспоминал и переживал,что тогда в бане не смог всунуть свой скромный вялый писунчик во фросину взрослую и жаждущую кунку.
Дедушка потом наставлял его:у меня уже не встаёт,а я всё равно е@у и бабку и даже молодух.Привязываю свой вялый к черенку деревянной ложки
и вперёд ТУДА.Некоторые эксцентричные дамы,желающие попробовать новое,не давали мне,когда стоял,но согласились,когда прознали про мой метод...
Эх,если бы Мишаня знал про этот метод,не ждал бы десять лет пока вырастит и будет стоять...

Остаётся добавить,что у Фроси с мужем не было детей,но после бурной ночи и тайных встреч с Мишей в ванной,в прихожей,на кухне,на балконе,за портьерой,на половике -она вскоре понесла и родила двойню.

Случаи,когда отрок утрачивает невинность с собственной маманей,крайне редки:дело
непристойное,постыдное,осуждается обществом,обычно утаивается.Тут необходимо чтобы сошлось многое,но главное,чтобы он и она взаимно,обоюдно были согласны.

Вон Дуся Кистенёва стала намекать и заигрывать с сынулей,забралась к нему под одеяло,но у него не встал и он вытолкал её с кровати:не мешай спать.
У Вовки Тихомирова встал и он попытался принудить мамулю к соитию,но получил жёсткий отпор:ты что сдурел,пьяный что ли,хулиган,ишь чего удумал:дай по@бать,сейчас,разбежалась,у девок проси,пошёл вон.
В нашем селе Личадеево известно только два удачных случая:с Мишаней и Ванюшей...
У Мишани встал и всё получилось молча,без слов.
Лиза потом оправдывалась,что у неё уже днём было предчувствие,Мишаня вдруг взял её за попу и посмотрел мужским взглядом,онавсё поняла,но сделала вид,что ничего не было,но в груди ёкнуло...
А утром свекровь,что спала на печи,стала Лизавете выговаривать:
-Ты зачем Мишане дала:мал ещё?
- С чего ты,Матрёна,взяла,что мы с ним этой
ночью ебл@сь:всё тихо было.
-Не отпирайся,я чай не глухая.Слышала,как он босой прошлёпал к твоей кровати,вы завозились. Он быстро овладел тобой,кровать заскрипела.
Ай да,Мишуня,уже епёт-епёт.Аж,мне завидно стало,захотелось быть на твоём месте.Как это мне уже не надо? У меня там всё в чувствии.Кровать заскрипела сильнее,значит начала подмахивать,бесстыдница толстозадая,застонала от сладострастия.Ну-ка,давай подробности.
- Да какие подробности,сама всё сказала.Ну прогони я его,а у него впервые встал,займётся рукоблудством,а это ещё хуже.
А он хоть и первый раз,но выполнил моё главное условие:без рук.Точнее руки должны быть на моих титьках, а член должен проникать
в моё лоно самостоятельно,иначе могу отказать.А он сжал мою талию,ляжки сами раскинулись.
Признаюсь,взяла его член рукой,батюшки,какой тугой и толстый,да сама и вставила.
Ну и конечно ночь в этом деле помогает:забываешь,что родня и нельзя,но когда очень хочется,то можно.
Я сначала думала:полежит рядом как детстве,
успокится и заснёт,а он начал лапать меня как бабу,титьки тискает,членом в ляжки тычет,
а дальше всё пошло само собой,как говорится,машинально.


А когда стали услаждаться друг другом,разум уж молчал.
Я бывало и в девках-то была бедовая ночью-то.

Эх ночь темна,я боюсь одна:
Дайте провожатого,хотя бы и женатого...

И хоть обоим было хорошо,повтора не будет:у меня для этого есть бойфренд на том конце села:обещал колечко подарить.А для него - с тётей Фросей
есть договорённость:иногда будет с ним спать.Так что я тут за неё отдувлась.
Я вроде всё спланировала,но он всё равно ещё дважды повторил...Мал,говоришь,ну нет,да у него член,уже поболе отцовского.А тебе разве не доводилось с мальчиками пошалить,когда уж в годах была.

-Да уж,есть что вспомнить.Особенно запомнился лодочник-перевозчик,мой пятнадцатилетний капитан.Дело было в Балахне -на-Волге.
Спустя тридцать лет решили собраться на встречу выпускников школы на том же месте у лагуны...
Балахна расположена на правом высоком берегу реки,а отдыхать,загорать,купаться балахнинцы отправляются на левый низкий песчаный берег,
там есть лагуны после половодья.После выпускного тогда мы отправились на левый берег,чтобы продолжить,мне нравился один одноклассник,
уединились в кусты,хотела ему отдаться,а он даже не решился поцеловать...
...И вот теперь подхожу к берегу клодочнику,чтоб перевёз на левый берег.
- За сколько перевезёшь?
-Тебя,сударыня,бесплатно.
-Это ещё почему?
-Точнее,на том берегу расплатишься натурой,дашь мне разок.
-Ну ты и нахал,кому ты делаешь такое непристойное предложение,я замужняя женщина,сын у меня тебе ровесник,и ты всем так говориш одиноким дамам?
-Не всем,только тебе:ты женщина моей мечты,у тебя фигура "песочные часы".
-О боже,ну и комплименты,но у нас,мальчик, может ничего не получиться,я же старше тебя раза в три-четыре,не лучше ли тебе пригласить в лодку

молоденькую?
-Нет не лучше:на молоденьких у меня не встаёт,а на тебя уже...хочешь покажу...
-О боже,какой скорый,да не здесь же и не сейчас...
...Плывём,он гребёт вёслами и пялиттся на мои дразнящегрешные коленки.
Не хватало ещё,думаю,захочет прямо в лодке получить аванс,лодка раскачается,опрокинется и потонем посерёдке...
Прикрыла от греха коленки полой халата...
...Лодка уткнулась в песок берега,кругом ни души.
А если это маньяк,думаю,стукнет веслом по башке и прикопает в песочке.Расстилаю подстилку,снимаю халат:мой голубой купальник неотразим на пляже особенно для мужчин,предпочитающих пышных зрелых дам.
Но мой пятнадцатилетний капитан -ноль внимания.
Раскладывает свой коврик,достаёт два бокала,апельсин и бутылку мадеры.

О мадера.Впервые выпила бокал на пятом курсе на студенческой вечеринке,была строгая деваха,шла на красный диплом и полгода как замужем.
А тут закачалась,меня подхватил первокурсник-козерог,повёл на воздух,а завёл в какой-то закуток,кладовку и поставил раком,в кладовку заглянул вахтёр здания,"загнул мне салазки" и отымел в классике.Оба действовали аккуратно:не порвали одежду и не поставили синяков...
Малой проводил до дома:досталась я в один и тот же день вахтёру,первокурснику и мужу...

...После мадеры,Амур зарезвился у нас в ногах,
юноша-лодочник-перевозчик стянулс меня трусишки и получил плату.
-Ну я пошла,разок тебе дала.
281.-Нет,сударыня,это был не раз,а полраза,я тебя не распробовал.
-О боже,тогда я иду купаться в лагуну.(В реке вода холдовата,течение быстрое,купаться стрёмно,то ли дело лагуна,вода тёплая,по плечи)
Трусы не одела,а лифчик он не снимал,е@ал меня в лифчике.Он за мной,тоже без трусов,прижались,он тычет членом мне в ляжки,обхватила ногами его за бёдра,руки ему на плечи и побежали волны кругами,теперь я его имела как в позе я сверху.

О Волга,колыбель моя,
Любил кто его как я...

...Лежим на песке,отдышиваемся,я потеребила его за спящий писун,он потрогал мой сикель,я повернулась на живот,отклячила попу,он и тут не сплоховал...
Мимо плыл теплоходик,туристы махали руками и аплодировали нам...
К вечеру он перевёз меня на правый берег,не спросил ни адрес,ни телефон,даже -имя,как впрочем и его как зовут забыла спросить:с выпускниками-одноклассниками так и не встретилась...

...Тётю Фросю Лиза пригласила на вечер,но она пришла к обеду,Мишаня уселся к Фросе за стол,положил ладонь на коленку,Лиза вышла на кухню за вином и едой,вернулась,а их нет,пошла посмотреть на сеновал,где им постелила.Ноги Фроси были на плечах Мишани и он дрючил её со всем пылом юности.
Получив три порции,Фрося решила,что довольно и ушла, не попрощавшись.
Утром Матрёна захотела посмотреь,как там поладили молодые:Фроси нет,Мишаня спит,натянув одеяло на голову,а член торчит.Матрёна решила его пригнуть и прикрыть,но Мишаня вдруг встрепенулся,сгрёб Матрёну
и уёп,полагая,что это Фрося.Надо сказать,что наш герой проделывал интим зажмуркой,зажимал талию партнёрши,тогда её ляжки сами раздвигались и всегда шептал имя любимой киноактрисы Нади Тиллер.
Так Мишаня за один день поимел трёх граций всех возрастов от 30 и до 60 лет:маманю Лизу,её старшую сестру Фросю и бабу Матрёну...
Эти его приёмчики дошли до лизиных родственниц и очень их интриговали:на сеновале у него побывали золовка,свояченица,кума и др.
Ещё бы: кто ещё назовёт Матрёну самой Надей Тиллер.
Мишаня не был половым гигантом,хоть Лиза и обозначила,что у него-поболе отцовского,но неизвестно,какой был у бати.
…………...
Ах,сеновал-сеновал,сакральное место для занятий примитивным простым интимом без всякой духовной нагрузки,наряду с баней и печкой.Ежели парочка отправилась помыться в бане,погреться на печи,
поваляться на сеновале,всем ясно чем они там
занимались до утра.

Через мишанин сеновал прошло немало дальних
и ближних родственниц всех возрастов и габаритов,
не из-за его размера,а потому что Мишаня старательно
ублажал их более чем себя,без слов и не спрашивая
ответных чувств и духовной составляющей.
Его никогда не интересовали стройность ног,размер лифчика и румяность ланит,
а исключительно - насколько ОНА плотная тугая узкая горячая и умеет ли "целовать" ТАМ кончик..

ОНА не лопнула,ОНА не треснула,
А только шире раздалась:была тесная!

Такой интим поэт осуждает:

-...И наслаждаясь не любя.
Но эта важная забава
Достойна старых обезьян
Хвалёных дедовских времян...

Увы,ежели красотка очень приглянулась поэту,
а он ей совершенно не понравился,он готов пуститься
во все тяжкие и активно уговаривает её отдаться:

-Но притворитесь!Этот взгляд
Всё может выразить так чудно!
Ах,обмануть меня не трудно!
Я сам обманываться рад!

Эх,ежели бы у поэта был сеновал
с душистым хрустящим сеном...































Приключения Ванюши
















Приключения отрока Ванюши на интим-фронте
в нашем селе Личадеево случились давно,но стали
мне известны недавно.
Когда у него впервые встал, он направился в спальню к собственной мамане за подмогой:он знал что этот вопрос надо решать с женщиной,а других женщин поблизости не было.
-Ма,я хочу тебя...

-Чево?Поцеловать перед сном?..
-Да нет:хочу тебя пое"ать!
-Чего? Ты что очумел.Нет и нет.Такой скромный
застенчивый и вдруг так грубо,открытым текстом.
Не можно ЭТО.Потому что не положено,не принято,
люди ЭТО осудят...Да и рано ещё тебе.Подожди год-другой,тогда может быть и дам...Ой,что я говорю...
-А никто не узнает,мы же никому не скажем.
-Я-то узнаю,нет-нет,чтобы я,Дуся, дала своему Ванюше,как Леда гусю,и занялась с ним любовью...
Дуся любила предварительные разговоры,иногда её уговаривали до утра...
-Ночью всё призрачно:мы притворимся,что это не мы,
я буду называть тебя Лиза,а ты меня - милёнок Гриша.
-Почти уговорил,но ведь увлечёшься,захочешь ещё,
а послезавтра возвращается твой отчим и путь в мою
спальню тебе заказан...
-Тётя Лиза,дай только разок,очень уж надо,а послезавтра я найду другую...
-Ночь может всё и спишет,но утром ты раскаешься:
ой,что я наделал,грех-то какой...
-Да никакой это не грех:старый бог Ярилла ЭТО,одобрял.Это новый бог всё запретил:прелюбодеяния не соверши,не возжелай жены ближнего своего,я мне как быть,хочу только замужних,на крайняк-соломенную вдову.Наша прародительница Ева принимала на своём ложе и Каина,и Авеля,и Сифа,едва им исполнялось
15.Ева терпела и нам велела.
-Ну ежели сам Ярилла и Ева...Да что ж ты делаешь,
милый Гриша,я ещё не сказала да,а ты уже..иначе будет в одни ворота,а надо взаимно,ну ладно-ладно продолжай...люби как мужик чужую жену... Ого... о боже,так плотно,так туго,так глубоко и сладко-пресладко и мне снова пятнадцать и я в первый раз...
...Утром Дуся наставляла Ванюшу:
-Я договорилась с тётей Фросей,будет иногда приходить и спать с тобой...
-Не хочу я спать с тётей Фросей.
-Это ещё почему:она моложе меня,фигуристая,на лицо пригожая...
-Потому что хочу только соседку Матрёну.
-Вот те раз:как ты это представляешь,у неё муж,трое детей,без фигуры,лицом невзрачная,но главное,старше тебя много,в бабушки годится...
-Запал я на неё:из кустов наблюдал,как она купалась в речке Тёша,голубые трусики и без лифчика.Зимой даже зажал её в амбаре,у неё трусы

толстые до колен,я сунул в трусы,она подмахивала,но кончить не успел,спугнули нас...
...Дуся отправилась к Матрёне для прояснения ситуации.
- Так и быть помогу твоему Ванятке справиться с волнением.Бывало и мужа твоего утешала:вы поссоритесь,он ко мне,хвать меня за задницу
и тащит на сеновал.Я уж второго родила,с мужем предохранялись,но твой предохранители не признавал.Значит так:завтра еду в санаторий в Тарусу на Оке,раз в год меня семья отпускает,вот сумочка,
в ней голубой купальник,пусть Ваня привезёт,мол,забыла...
И вот Ваня в номере,передаёт сумку Матрёне,та сразу в душ,выходит в одних голубых трусиках:
-Сколько раз снимал с меня трусы во сне,можешь снять на яву… И страстные нежные стоны всю ночь раздавалися там...
...-Понравилось? я из тех женщин,которые молодеют после родов.Теперь я твоя на месяц,но дома ЭТО будет невозможно.Найди здесь подходящую даму,что б можно было навещать её в городе.
И Ване повезло с первого раза,договорился с тётей Клавой,соломенной вдовой,пристроился к ней псле ужина:
- Позвольте проводить вас,сударыня (она выше на голову и вчетверо габаритнее).
-Это в каком же качестве? Уж не кавалера ли?
- Ни в коем разе,мадам,я хотел бы быть вашим пажом,
исполнять ваши капризы и прихоти.
-Вона как,ну заходи,чай-кофе,виски-коньяк?А теперь сознавайся,что взамен?
-Я хотел бы потерять с Вами невинность,моя королева.
-О боже,такого ещё у меня не бывало.Ты хоть понимаешь,что всё не так просто.У меня уже здесь было три осечки:один кавалер тыкал во время танца своим стояком мне в платье,но когда разделась,

у него не встал.У другого встал,но слабо,говорю,
только без рук,не смог.
У третьего встал твёрдо,но он так разволновался,что не донёс и кончил в ляжки.
А теперь раз ты паж,раздевай свою королеву.
Ванюша преодолел все три препятствия и так плотно вставил,что Клава поняла:её мужчина...


Как-то Ванюша шёл по коридору в номер Клавы,но ошибся дверью:шёл в комнату,попал в другую,была приоткрыта.Поперёк кровати лежала дама (вроде Клава),обнажив задницу.
-Клавины капризы,-подумал Ваня,-и с ходу засадил,поимев раком.
Оказалось эта прекрасная незнакомка из соседнего номера.
-Завтра я покидаю санаторий,дома есть и муж и дюбовник,но оба консервативны,не хотят меня сзади и я белая ворона среди подружек.
Ты мастерски справился с этой позой,предлагаю быть вторым любовником,раз в меяц можем встречаться.
Так у Ванюши оказалось три любовницы:с одной -раз в год,с другой -раз в месяц,с третьей - раз в неделю,с Дусей более ни разу,хотя казалась самая-самая,но он наступал на горло собственной песне;
и это при том,что дусин мёд оказался самым вкусным из всех,что ему довелось попробовать.
Некоторые сельчане уверяют,что у Ванюши с Дусей
было ещё и не раз:едва отчим за порог,как он
уже забирается к ней под одеяло и раздвигает
ей ляжки и вперёд в её "дупло" за диким мёдом необычайной сладости.
Дуся была весьма любвеобильна и больше трёх
дней без мужчины не могла.Ванюша эти сплетни отрицал:
-Не помню,может и было,но только раз,случайно,по пьяни,отмечали с ней имянины (или это было с Лизой?),выпили.
Она:- пойду спать,я за ней,начал лапать,
она:-нет-нет,не надо,Гриша.
А я уже не могу сдержаться,овладел ей
и понеслось:уговорил на разок,а не слезал с неё всю ночь...
Но Дуся признавалась подружке по секрету:
-Ничего не могу поделать,даю ему как во сне,
всегда бормочу: нет-нет,Гриша,не надо,не сейчас,
только не на моей кровати... Но это его только распаляет и заводит…

Отслужив срочную, Иван женился на стройной сверстнице и напрочь забыл увлечение пышными зрелыми дамами.
Лишь иногда в дружеской попойке делился с собутыльником воспоминаниями:


-В юности у меня было три бабы,все как на подбор,грудастые,жопастые,что я с ними вытворял:с одной- только сзади,с другой - только спереди,
с третьей - и так и сяк,аж кровати трещали...
Но ему никто не верил(кроме меня):подростковые фантазии,несбывшиеся мечты...
С кем не бывает...Я завидовал Ванюше:такая любовь у меня прошла стороной,как проходит косой дождь...

На картине: Матрёна после купания на реке Тёша
































































Тётя Дуся и поэт





























































































На картине:Тётя Дуся(или тётя Полина?) приоделась и поджидает Петю на природе у реки Тёша: -пообщаемся,позагораем,покупаемся и конечно потом по...
ой,поговорим о странностях любви,иного я не смыслю разговора...
вдвоём... на природе...,а вот и он...и сходу...без разговоров...ой...
...
(Попрекая потом Петю в поспешости и несдержанности,Дуся конечно лукавила и
кокетничала.Облачившись в наряд одалистки,когда юбочка и кофточка вроде бы есть,но все её совершенства и прелести наруже,она надеялась,что Петя это мигом оценит и не устоит.
Петя оправдал её ожидания,действуя как и положено
мужчине в этой ситуации:опрокинул её на спину,
задрал юбчёнку выше некуда и освободил из плена лифчика груди...
Иначе бы она разочаровалась в его уверениях,
что она для него гений красоты,идеал,женщина его мечты и предел его желаний.
А без таких уверений даже плотская любовь ущербна.
А юный донжуан Петюня ещё и ещё имел несравненную красотку-ундину Дусю
в прибрежных камышах реки Тёша и при этом
успевал декламировать вторую главу посвящённой ей поэмы:

-Люблю тебя ещё нежней,
Со страстью и до донца,
Среди цветов,среди полей:
Хоть тучи там иль солнце!

Не поддаётся объяснению тот факт,что мужчины предпочитают задрать юбку и всю измять, а не удалить и аккуратно сложить рядом.
Есть об этом даже песня "Серая юбка".Там опытный капитан теплохода приглашает к себе в каюту юную смазливую пассажирку в неотразимой дорожной юбке.За ночь он измял всю юбку,вместо того что бы снять её и повесить на вешалку.)
***
Тётя Дуся вписана в Книгу рекордов нашего приволжского региона,как первая женщина у трёх поколений мужчин:у мужа,у сына и у внука.Все трое потеряли с ней невинность в пятнадцать лет.Про внука ей нагадала цыганка,сказав,что было и что будет:муж тобой овладел на сенокосе на копне сена,сыну Мишане ты дала на кровати.Внук же,пылко страстно любя, познает тебя в ванной мокрую и стоймя.
-О боже,стоя у меня ещё не было,всегда меня имели лёжа,лишь изредка - на карачках,сзади...Неужели в таком возрасте,я ещё буду желанна для внука? А чего,
фигура конечно уже не та,но женский орган всё ещё манит мужчин.
Я любвеобильна,но не всеядна,отдаюсь только,когда
чувствую,как велико его желание...
...И вот этот день настал.Дуся постояла под душем
и уже начала обтираться полотенцем,как в ванной нарисовался внук Петя.Без штанов,его мужское орудие грозно торчало и угрожающе нацелилось на дусин лобок.
-Похоже пророчество сейчас сбудется,-успела она подумать,-вчера было ещё рано,а завтра будет поздно...
Обречённо прислонилась к стенке,закрыла глаза
и открыла ляжки.Впервые увидев полную обнажёнку,
Петя на миг впал в ступор,глаза его затуманились
и он как бы увидел юную прелестную волшебницу- ундину,заманивающую его в камыши...
...Ошарашенный случившимся,Петя экспромтом сочинил стихи:

-Совать в тебя:ещё,быстрей.
-Совать ТУДА,до донца.
-Совать и ни каких гвоздей:
-Вот лозунг мой и солнца!

- Милый мальчик,ты первый,кто посвятил мне столь
замечательную поэму о нашей неземной,пылкой и страстной,но плотской любви,но зачем ты приплёл солнце?
-Ну как же,ба,для рифмы,но не надо слов,дай ещё разок посовать ТУДА.
-Да погоди ты,дай обсохнуть,потом полежим на кровати...потом может быть...дам ещё разок... или два...
-Нет, хочу тебя сейчас мокрую и стоймя...
-Ох уж эта мне гадалка,презреть бы твоё предсказанье,ой,пропадаю я в огнедышащем море "любви"...Никогда не могла представить,что ЭТАКОЕ возможно при такой возрастной разнице...

Неисповедимы пути интима.Ещё вчера Петруша
и думать не смел об ЭТОМ,а сегодня неведомая сила
подхватила его и бросила в пучину нежной страсти:

Ах,Дуняша,-обалденье,
Для любого -идеал:
Тот не знает наслажденья,
Кто Дуняшу не е@ал!

И вот уже месяц они прижимаются друг к другу
в любом укромном местечке и едва она успевает
приподнять подол юбки,как уже....
Как упоительны с Дуняшей вечера...Если велика
вера твоя,что у неё между ног ты получишь самую
желанную,самую бесценную награду...
Кто не занимался тайком от домашних любовью с родной знойной зрелой тётушкой,-ещё вчера такой строгой недоступной,такой неприступной недотрогой,- будучи юным невинным отроком или хотя бы не мечтал об этом,пусть первый бросит в них упрёк и порицание.

(Вот так и я когда-то впервые уединился
на лоджии с тётей Полиной,старшей маминой сестрой,
пока все занимались простыми делами:играли в лото,
хлопотали на кухне.Она безмятежно и расслабленно
восторгалась золотыми огнями уличных фонарей
декламировала П.О.Назона.
Не слушал я,меня смущали и завораживали тётушкины прелести:её восхитительный манящий передок,глубокое декольте,открывшее прелестные груди и шикарный

обольстительный задок,-всё то,что так пьянит мужчин, всё это воспел Назон,за что и получил срок.
Ах,тётя Поля,где ты ныне,на чьём балконе ждёшь рассвет.
Жар её тела,волны желания от неё перекинулись на меня.Меня охватила дрожь,наши сердца забились в унисон,чувствую и она дрожит.
И я,сгорая от стыда и страха,и утратив скромность,
запустил руку ей под халатик и нащупал шелковистую
шерстку лобка,трусиков не было...
-Милый мальчик,твоя любимая тётушка только что с дороги,приняла душ,ещё в банном халате,вышла на балкон охладиться,а ты- тут как тут и уже шепчешь мне слова запретной любви...три года ждал этой встречи?весь истомился?,бедняжка...
-Нет,нет,Шурик,рано ещё тебе ЭТО...через год опять
заеду и вот тогда...тогда может быть и полюблю...ой...вдруг кто зайдёт и увидит...ведь все уверены,что ЭТОГО между нами быть не может,что наши отношения чистые,целомудренные,платонические...
что я ТАКОГО никому и никогда не позволяю...
срам-то какой...стыдно-то как...вся пунцовая...
всяко бывало,но чтоб оказаться в объятьях у такого юного да ещё своего крестника...
Со мною вот что происходит:

-стыжусь,смущаюсь и молюсь,
но отдаюсь,взахлёб е@усь…
Прям на шезлонге и в углу
И отдышаться не моглу.
А вот ему,хоть стыдно еть:
Но как меня не захотеть!

(И я утешала себя тем,что не я первая крёстная,которая давала своему юному крестнику.
Ещё Ал.Пушкин в малоизвестной поэме "От всеношной вечор" рассказывает как отрок Ванюшка(12 лет)зажимал
свою крёстную замужнюю Антипьевну(45 лет)
в любом укромном уголке,едва оставшись наедине,
и "шалил" с ней напропалую.)
-Три года ты мне снилась и вот,наконец,моя..,-шептал я Полине слова любви.
-Да-да,я помню ту нашу встречу,я тогда моложе
и лучше кажется была...Я была уже готова дать тебе,к чему лукавить,а ты ещё не был готов взять,хотя и хотел меня,но я предчувствовала,что в один из моих приездов ЭТО произойдёт,ты преодолеешь предрассудки и робость,и вот ОНО- момент истины...
....
А дальше только помню,как качались фонари...
Как колыхались её неохватные тугие груди,
и всё же я ухватил их обеими рукамиа,её дебелые пышные ляжки скользили по моим плечам и щекам,её шикарная попа пружинила на лыковом
шезлонге:помоги,владыко,чтоб выдержало лыко...
.....
-Мальчик мой,да ты сломал мне целку.
-Поля,шутишь,как можно,неужели ты до сих пор ещё... ...а я-то думаю,почему так туго входит,что-то мешает,пришлось поднажать,взломал врата рая
и почувствовал себя в раю...
-Да ладно,не парься,ты прям поэт,просто я умею контролировать вход,мужикам это нравиться,вроде как ломают целку и болдеют от восторга.
-Но я-то у тебя первая?!Значит не дашь мне поспать.
Дорвался до теткина тела.
И у меня тут всё впервые:в первый раз дала такому молоденькому кавалеру,прямо в день приезда,
да на балконе,в халате на голом теле,на скрипучем шезлонге,при незапертой двери,на закате дня.
Да не бойся ты: сестрица сюда не зайдёт,она сразу всё поняла,когда мы пошли на балкон,мигнула мне,буду ублажать тебя до утра.Передохнул? Давай ещё...

Иль ЭТО только снится мне...

Утром проснулся поздно.Полина уехала,не дождавшись обеда и не попрощавшись.
На закате дня стою на лоджии,грустный,охладелый,
в полумраке любуюсь жёлтыми огнями уличных фонарей.
Кто-то вошёл на балкон и расположился на шезлоге.
Полина? Ты вернулась?.. Лицо полузакрыто платком,
но тот же халат на одной пуговице,те же груди
и ляжки,те же нежные мягкие волосики на лобке.
Вроде она,но только моложе...
Во мне всё помутилося и сердце вновь забилося...
-Поля,милашка,как же я люблю тебя...
Сорвана последняя пуговка с халата Полины,
халат распахнулся:все на виду,но она или не она?
Обмануть меня не трудно и вот уже прелестные ножки
в туфлях взлетели мне на плечи...
И опять я взломал врата рая и ещё раз очутился в райских кущах и на полных грудях...
А дальше уж не помню,как качались фонари...
К утру лыко не выдержало двоих,шезлонг развалился...

Днём я спросил:
-Ма,тётя Поля уходила,а потом вернулась что ли?
-Ну да,я сама удивилась,ты чё,говорю,
одной ночи не хватило наговориться?
-Ну да,говорит,продолжили про жизнь,немного про любовь...
-Про любовь?Ты чего сдурела,рано ему.
-Надеюсь,ты к ней не приставал?А она к тебе?
В девках-то,ох бедовая была,да ныне остепенилась.
Хотя всё равно любит надеть такой халат,чтоб и
титьки и ляжки видать...
Смотри у меня.Легко поддаться чарам.Помни,
кто она,и кто ты.Тянет вас,вижу,друг к другу.
Долго разговариваете,хихикаете.
Смех-то смехом,глядь,а ОНА уж кверху мехом...
Ой,боюсь,у вас до ЭТОГО САМОГО дойдёт,
уж очень сестрица горячая и слаба на передок;
не дай бог:огласка,пересуды...

И потекли года и больше никогда я не встречал такие прекрасные волшебные перси-округлости как у тёти Поли.

-Когда и где в какой чужбине,
Несчастный,ты забудешь нас?
-Ах,перси-холмы,где вы ныне?
И кто теперь сжимает вас?

А уж передок её выше всяких похвал,выше прелестей рая:ах,долго я забыть не мог его прелесть,едва ль в округе целой найдёте вы ещё такой:

Когда и где в какой равнине
Забудешь ты её перёд.
Ах передок твой,где ты ныне,
И кто теперь в тебя суёт?
.....
А потом вернулся из поездки отчим и на закате дня
у них в спальне заскрипела кровать…
потом ещё раз на рассвете...

И потекли привычные скучные будни,как говорится:

Люди женятся,е@утся,
А мне не во что обуться…

Не судите,да не судимы будете.

Всё ЭТО потому пишу,что сам давно уж не грешу...
















Про себя


На фото: я — московский студент

Родился в селе Выползово, что на реке Нуче (приток реки Тёши), Нижегородская область. Рекой Нуча бывает только в половодье, к лету полностью пересыхает и выглядит как длинный узкий сухой овраг. Зато на заливных лугах вырастали вкусные сочные травы: щавель, столбунцы, клевер, косматики, дягили, опестыши, дикий лук.
Мать, Семёнушкина Мария Ивановна (1900–1986), из крестьян села Саконы что на реке Тёше (приток Оки), успела родить девятерых.
296.Отец, Шмонин Андрей Иванович, из крестьян. В 1942 году в военкомате ему предложили на выбор: на
301.
фронт или в тыл, на химический завод в городе Дзержинске. Выбрал фронт, сказал матери: на химии быстрее погибну. Погиб в плену в 1944 году, г. Дортмунд, шталаг V1К(326), № 128110.
Успел написать одно письмо с фронта: «Завтра в бой...».
Я же (восьмой по счёту) по окончании семилетки поступил в Кулебакский металлургический техникум, подрабатывал грузчиком, пахарем. По окончании техникума в 1958 году был распределён в город Таганрог, работал термистом, слесарем.
В 1962 году поступил в МВТУ, окончив, работал научным сотрудником в московских НИИ. Опубликовал 75 научных работ, 36 патентов на изобретения, кандидат технических наук (шесть лет аспирантуры), успел подготовить докторскую, но не защитил из-за 297.перестройки, которая сменила приоритеты: главным стала не наука, а транзакции.
Женат с 1967 году. Жена, Шефова Ирина Семёновна, окончила МВТУ. Дочь Галина — экономист, замужем. Внук Виктор — программист.
******
Моя фамилия происходит от слова "шмоняться" \но не шмонать\,т.е.баклушничать,балагурить,зубоскалить,праздношататься.
Мой предок Шмоня/Шмоняга/,весельчак и любитель парадоксов,по семейному преданию "перегонял гурты свиней"/пигбой!?/и был записан как Иван Шмонин при раздаче фамилий. Природа не захотела отдыхать на потомках,поэтому теперь,когда моя рука тянется к перу,перо к бумаге,появляются странные несуразные тексты:полубасни-полу-притчи-полуфельетоны,т.е."лекции".
Лекции без кавычек я слушал и конспектировал 12 лет (техникум,институт);и это мне так обрыдло,что теперь,когда слышу слово лекция,моя рука снимает пистолет с предохранителя. Такие тексты не публикуют,даже при отсутствии цензуры.
Теперь мои тексты запрещают модераторы,как грубые, вульгарные,непристойные,скабрезные,ранящие нежнный слух сентиментальных книгофилов. Но при жизни не были напечатаны И.Барков,А.Афанасьев,В.Высоцкий и др.В таком ряду отметиться в номинации «и др.» весьма почётно.




Содержание стр

Бабники.........................8
Вавилонская блудница и поэт.....22
Три грации и племянники.........25
Генка и богомолки...............44
Нюра и Вова.....................60
Дуняша и Генка..................96
Тётя Клава и Генка..............120
Хохон и Меланья.................136
Рая и Колька Снерёв.............159
Манюня и Петюня.................155
Акулина и Ванятка...............161
Суженый и суженая...............167
Ильинские страсти...............171
Школяр и училка.................176
Давалка и лаборантка............183
Пляжный романс..................188
Сельский романс.................198
Городсой романс.................219
Водные процедуры................232
Ходок и зарок...................235
Машенька-нимфетка...............238
Мои интим-мемуары...............242
Сильничанье и натуральный обмен.271
Мишаня и грации.................285
Приключеня Ванюши...............297
Тётя Дуся и пэт.................302
Про себя........................309






Голосование:

Суммарный балл: 20
Проголосовало пользователей: 2

Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0

Голосовать могут только зарегистрированные пользователи

Вас также могут заинтересовать работы:



Отзывы:


Оставлен: 02 декабря ’2020   19:55
 


Оставлять отзывы могут только зарегистрированные пользователи
Логин
Пароль

Регистрация
Забыли пароль?


Трибуна сайта

Алые паруса

Присоединяйтесь 




Наш рупор




Интересные подборки:

  • Стихи о любви
  • Стихи о детях
  • Стихи о маме
  • Стихи о слезах
  • Стихи о природе
  • Стихи о родине
  • Стихи о женщине
  • Стихи о жизни
  • Стихи о любимой
  • Стихи о мужчинах
  • Стихи о годах
  • Стихи о девушке
  • Стихи о войне
  • Стихи о дружбе
  • Стихи о русских
  • Стихи о даме
  • Стихи о матери
  • Стихи о душе
  • Стихи о муже
  • Стихи о возрасте
  • Стихи о смысле жизни
  • Стихи о красоте
  • Стихи о памяти
  • Стихи о музыке
  • Стихи о дочери
  • Стихи о рождении
  • Стихи о смерти
  • Стихи о зиме
  • Стихи о лете
  • Стихи об осени
  • Стихи о весне
  • Стихи о классе
  • Стихи о поэтах
  • Стихи о Пушкине
  • Стихи о школе
  • Стихи о космосе
  • Стихи о семье
  • Стихи о людях
  • Стихи о школьниках
  • Стихи о России
  • Стихи о родных
  • Стихи о театре
  • Стихи о Алтае
  • Стихи о Оренбурге
  • Стихи о Софии
  • Стихи о Серафиме
  • Стихи о Италии
  • Стихи о Пскове
  • Стихи о замках
  • Стихи о молоке
  • Стихи о мачехе
  • Стихи о Мордовии
  • Стихи о витаминах
  • Стихи о шарике
  • Стихи о воробушке
  • Стихи о Кронштадте
  • Стихи о справедливости
  • Стихи о смелых
  • Стихи о дельфинах
  • Стихи о существительном
  • Стихи о жаворонке
  • Стихи о следах
  • Стихи о казачке
  • Стихи о десантниках
  • Стихи о раскрасках
  • Стихи о бабках
  • Стихи о карандашах
  • Стихи о судьях
  • Стихи о васильках
  • Стихи о ежике
  • Стихи о горечи
  • Стихи о Арине




  • © 2009 - 2024 www.neizvestniy-geniy.ru         Карта сайта

    Яндекс.Метрика
    Реклама на нашем сайте

    Мы в соц. сетях —  ВКонтакте Одноклассники Livejournal

    Разработка web-сайта — Веб-студия BondSoft