Женька

Где-то на задворках в Петербурге,
в стареньком бараке у пруда,
Женька, королева всей округи,
радостно взрослела, без труда.

Было что-то в Женьке от волчонка.
Кукол презирала, баб, врунов.
А росла конкретная девчонка
в обществе реальных пацанов.

Дерзкий рот улыбкою чуть тронут.
Крылышки изогнутых ресниц.
В ласковых глазах смертельный омут.
Руки, словно крылья райских птиц.

Женька вечно тёрлась в ресторанах,
где кутёж, где деньги, где ворьё,
где мадера пенится в бокалах.
А другая жизнь – не про неё.

Стройная, высокая, с изюмом,
уличным дешёвкам не в пример.
И носила Женька под костюмом
маленький, изящный револьвер.

Как-то среди выпивки и танцев
вдруг явился новый уркаган.
Он, похоже, был из иностранцев
и накрыла страсть, как ураган.

Не кривлялся он, как обезьяна.
Не бухал по-свински, не блевал.
В шмотки одевался без изъяна.
Женьку он Евгенией назвал.

От цветов растаяла молодка.
Сердце не включило тормоза.
Виски и коньяк сменили водку.
Жар любви зашторил ей глаза.

Он шептал: "Евгения, ай лав ю".
И девчонка млела от забот.
Грёзы у неё смешались с явью.
Дни неслись, как яркий хоровод.

Как-то, приоткрыв его бумажник,
Женька опрокинулась в момент.
Выяснилось, рыцарем отважным
был из латышей поганый мент.

А она, расслабившись от ласки,
про воров, про хаты, про дела,
под его пленительные сказки,
речи откровенные вела.

Вечером в шикарном ресторане
девка пировала, боль в глазах.
Хахаль рядом лыбился в дурмане.
Прикуп ему виделся в тузах.

Новый тост шампанским заискрился.
Бахнул револьвер. Конец игре.
Жмуриком латыш под стол свалился.
Женька удавилась на шнуре.