"Я сижу в своем саду..."

Чернилами заляпанные пальцы –
Так, словно после ловли осьминога.
Чай остывает, я пишу немного.
Хорош для всякого, – ну, разве не для Сальсы.

И росчерк ручки сделан вхолостую,
И с синим ядом опустела банка.
Коль знал японский, – сочинил бы танка...
А так пишу на русском и впустую.

И сильных образов чертовски не хватает,
Гнет поперек всем этим дефицитом;
И мой портрет мне видится размытым...
Звучит Шопен, и через час светает.

И пахнет флокс, дымится сигарета.
Табак, хоть тлеет, – тоже ароматно.
И мотылек у лампы – элегантно!
Ты видишь смерти яркое либретто...

***
Тоскою травит остывающая трубка,
Наполненный лафитник дышит спиртом.
Плененный полуночным лунным флиртом,
Ее истории ты впитывал, как губка.

Но, согласись, ты счастлив каждой вести.
Сидишь и ждешь звонка, как сумасшедший,
И каждый твой порыв, как вновь пришедший
Гость, кому ты предлагаешь сразу двести.
***

Застывший в странной позе патетичной
Комар на вену верно правит жало...
Мне, право, этим вдохновляться не пристало,
И ситуация мне кажется комичной.

А муза? Это... Это, точно, эфемерно, –
Придет некстати, растворится без остатка.
Он навроде бесполезного придатка.
Без женщины все вовсе беспримерно.

Плющом бессмысленным затянута терраса,
И мне тоскливо без нее, – той, что любима...
Мной? Нет ли?.. Все одно – неисправимо...
По осознании меняется гримаса.

– Meus Deus Katherine! – Пишу я на латыни,
– Du bist mein Sehnsuht, – по-немецки добавляю.
Тоска, с которою тебя я оставляю,
Со мной останется навеки и отныне!..

DD F