Песнь о прекрасной лесовинке

Поэма

1

Луна застыла в пелерине
У неба на груди.
Несётся рыцарь по долине,
Дружина - позади.
И он глядит из-под забрала,
И взгляд блестит, как сталь;
Но, знать, дружина поустала
И верный конь устал.
- Ну,что вы, черти, словно трупы
Под холодом брони?
А что там - сосны или трубы?
Там - звёзды иль огни? -
И он опять тяжёлой птицей
Несётся впереди.
На огонёк воитель мчится -
Когда огонь в груди.
"Свети, луна, свети, блудница,
Ночной украсив вид...
Быть может, там, в своей светлице,
Жена ещё не спит?
Иль спит уже моя голубка
И нежен сон её,
Во сне роняют тихо губки
Не имя ли моё?" -
- Ну, поднажмём же, поднатужась!
Вперёд - на блеск вина!
Вас кубки ждут и сытный ужин,
Меня - моя жена. -
Но вот под пламя нетерпенья
Крадётся, словно тролль,
Своим надсадно-грустным пеньем
Непрошенная боль.
Давно ли снял венец с любимой,
Давно ль назвал - жена?
И бьёт в висок неотвратимо:
Война, война, война.
И вылетают из долины
На тучный косогор,
И впереди своей дружины -
Отважный Карл фон Гор.
Но что с конями? Кони сами
Летят вперёд теперь
Туда, где в небе тёмный замок
Ворочался, как зверь.
Там ждут корявые корыта
И терпкий дух овса...
И громко цокают копыта,
И ухают леса.

2

И свечи пляшут светлым роем,
И закачался двор.
Доспехи прочь! И вмиг в покои
Несётся Карл фон Гор.
И бьётся рыцарь дрожью, мелкой,
Предсчастием томим,
А вот и сонная сиделка
Над кружевом своим,
Да разлеглась на половицах
Бесстыдница луна,
И, спрятав блеск любви в ресницах,
Так сладко спит жена.
Куда направлен над периной
Полёт тугих бровей?
И лишь две шеи лебединых
Зарылись в шёлк кудрей.
Фон Гор застыл от восхищенья.
О, радость! Небо! Вдруг
Ресниц взметнулось опушенье:
- Ах, милый мой супруг! -
И из тепла своей перины,
Как шёлк, к его ногам, -
И уж две шеи лебединых
Скользят по сапогам.
Но поднял он свою подружку
Могучею рукой
И возвратил в тепло подушки
И в прерванный покой.
- О, мой цветок, благоуханный!
О, нежный ангел мой!
Сейчас, сейчас! - И он уж в ванне
С душистою водой.
И вот - помыт и наутюжен -
В желаньях, как в чаду,
Он пьёт вино и скудный ужин
Глотает на ходу
И лёгким соколом он мчится
К соколушке своей,
Целует он её ресницы
И треплет шёлк кудрей.
Туда, туда, по ней, покорной,
Скользят рука и взгляд,
Где кукурузы, белозёрной,
Два холмика лежат.
И по спине бежит ложбинка
В прекрасные холмы...
О, лета первая травинка!
О, солнце средь зимы!
Уж сколько раз они пылали
И утоляли жар,
Но првторяли губы: "Альма",
Но вторят губки: "Карл".
И, не заметив, что устали,
Забылись сладким сном,
А Карл заснул, сплетясь усами
С божественным пушком.


3

Заря так броско разметнулась,
Радея взять своё,
Покуда в замке не проснулась
Соперница её.
А в замке слуги хлопотали
И удивлялись вновь,
Хоть знали - там живёт усталость,
Где царствует любовь.
В приёмной маялись вассалы,
Косились на альков,
Хоть знали - там живёт усталость,
Где царствует любовь.
Доспехи чистила дружина,
Подогревая кровь,
Крича: - Да здравствует перина -
Где царствует любовь! -

Вот первой радостно проснулась
Соперница зари
И только тихо улыбнулась
Зашторенной двери.
Упало на пол одеяло,
Укрыта - головой,
Где так приятно щекотало
Дыхание его.
О, эта трепетность касанья!
О, медь его кудрей!
Но вот уже рассвет сознанья
Прошёл между бровей
И вот уж снова два распятья
Слились в одно в огне
И были нежными объятья,
И луч играл в окне.

А слуги так же хлопотали
И луч сиял - в вине,
И изнурённые вассалы
Икали в полусне.
Но вот Карл Гор, в одежде, мирной,
Приветствует гостей,
Что ждали здесь в своих мундирах
И в доблести своей.
Прогнал он хмарь однообразья
И грянуло: - Виват! -
Но чуть казался грустным князя
Величественный взгляд.
- Прошу к столу, мои вассалы
И верные друзья!
Прошу простить, что запоздала
Княгинюшка моя!
Прошу, друзья! Давно уж подан
То ль завтрак, то ль обед.
Поесть бойцу всегда не поздно,
Еда - потом совет.


4

Зари соперница при свете
Сверкающих зеркал
Стоит нагая в туалетной
И только шепчет: "Карл",
Да, как кокетка, бюстом крутит
И эллипсом лица,
И тихо вздрагивают груди -
Два сплюснутых яйца.
И нет ни в чём излома линий
И никаких узлов,
Да, словно рыльца дивных лилий,
Бутончики сосков.
О чём поёт певец, дубравный -
Ручей твоих кудрей?
В какую даль всегда направлен
Полёт твоих бровей?
Вся - от волос до ног прекрасна!
И как - свой труд любя,
И кто же он - тот чудо-мастер,
Что изваял тебя?!
Но там, за стенкой, в мыльных перьях
Журчит, журчит вода
Да с нетерпеньем ждёт за дверью
День счастья и труда.
Воды и кожи, нежной, пенье,
Любви и неги лень,
Но так толчётся с неиерпеньем ы
За дверью строгий день.

5

Полным-полно в приёмной зале
Торжественных гостей
И муж встаёт, встают вассалы,
Спеша навстречу ей.
Идут под ручку в блеске, ярком,
И в скрипе портупей,
И поцелуй - не в меру жаркий -
Был не замечен ей.
И Карл подал ей руку нежно,
И в кресло усадил,
И был там звон стекла с железом
Исполнен новых сил.
Фон Гор шутил, хоть в этих залах
Давил кручины груз
Да чуть в зеницах трепетала
Неведомая грусть.
Но весел Карл. Жену ласкает
Улыбкой и зрачком
И гордый тост провозглашает
За свой счастливый дом,
В котором с солнцем поселилась
Заря его души.
И поднимались с новой силой -
И кубки, и ковши.

6


Под гром - виват! - и звон бокалов
Закончился обед
И князь ведёт своих вассалов
В обширный кабинет.
Князь встал и тотчас наступила,
Как полночь, тишина,
И неожиданно застыла
В предчувствии жена.
Фон Гор сказал, вздохнув при этом
И глянув на жену:
- Со всегерманского совета
Мы привезли войну. -
И кто вздохнул, кто глянул смело,
А кто - к мечу рукой!
И только Альма побледнела,
И вся зашлась тоской.

Кому и как бы ни храбрилось,
Война - всегда беда
И это тотчас воплотилось
В единый звук: "Когда?!".
- Всего лишь завтра день на сборы,
А послезавтра - в путь.-
Как будто в раз всадили шпоры
Княгине Альме в грудь.
И Карл фон Гор к жене склонился:
- Эй, фрейлины! Сюда!
Мой Бог! Зачем же я родился
Для ратного труда?!
Корпел бы с милой в огородах,
Детей в саду качал
И о воинственных походах
Не знал бы, не гадал! -

Княгиню фрейлины уводят,
А князь, стряхнув печаль,
Решает мелочи похода,
Рассчитывает даль.
- А как же замок без мужчины?
И земли и семья? -
- Оставлю лишь одну дружину
С бароном Кампфом я. -
(Барон фон Кампф с волненьем внемлет) -
Он будет охранять:
И наш очаг, и наши земли,
И с нами связь держать.
Итак, друзья, на послезавтра
Я назначаю сбор. -
И прогремело троекратно:
- Виват тебе, Карл Гор! -
- Тому, кто хочет веселиться -
Мой дом и повара,
А мне позвольте удалиться
К княгине до утра:
Она нуждается в заботе,
Прощайте, господа!
Прощайте все, лишь ты, мой Отто,
Поди ко мне сюда. -
Бойцы охочи до веселья,
Так слава погребам!
А князь и Кампф в тиши уселись
И предались речам.

7

- Мой милый Кампф, мой славный Отто!
Мой преданнейший друг!
Скажи мне - был несчастней кто-то,
Чем счастливый супруг?
Когда от той, что жизни ближе,
Под трубный рёв и зов
Идти зорить чужие крыши
И лить чужую кровь?
Чужие пастбища и пашни
Копытами топтать?
Да, мы - бойцы и доля наша
Вести в походы рать.
Зачем, зачем, скажи, будь другом,
Не кнехтом я рождён?
Как это трудно - быть супругом
Красивейшей из жён.
Но верь - меня манит не отдых.
Ведь мы с тобой - друзья.
Спасал не раз в боях-походах
Тебя от смерти я.
Молчишь? Ну, что ты мне ответишь? -
- Да, помню,не один,
О, мой единственный на свете
И друг, и господин!
Коль жизнь моя нужна - изволь же,
А, может, смерть нужна?
Вассал и друг, что может больше?.. -
- Постой. Моя жена...
Ах, Отто,Отто,я безмерно
Люблю мою жену,
Но... не прощу я ей неверность,
Измену - не снесу.
Измена, смерть ли - всё потеря!
Храни мою семью!
Ты, только ты, - кому я вверю
Жену и честь мою!
Мою любовь, мою супругу -
Мой светлый рай, земной!
Ты в утешенье будь ей другом
И будь её судьёй!
И вот тебе мой знак доверья -
Мой перстень, золотой,
Он мне надет был в нашей церкви
Баварскою княжной.
А коль умру в бою и птицы
Склюют мои глаза,
Тогда ты должен к ней явиться
И, перстень показав,
Сказать... сказать, что это воля,
Последняя, того,
Кто храбро пал на бранном поле,
А вот - залог его.
И тот завет мой, ту заботу,
Последнюю мою,
Клянись, что ты исполнишь, Отто! -
- Исполню, как свою! -

8

Накинув алый плащ на плечи
Из страшных, длинных змей,
Как маг, восточный, новый вечер
Мотал клубки теней.
К окну ползли теней тех туши
И - к сердцу напрямки
И пили сердце, пили душу
Пиявками тоски.
Уймись, печаль, уймись, кручина;
Уйди, тоска, уйди!
Так мирно тут в шелках перины
На мужниной груди.
О, сын земли! Землёй рожденный,
Впитав тепло её,
Чтоб принести утеху жёнам
В спокойное жильё.
Ещё беда и не случится,
И друг не поражён,
Но кровь, но кровь уже сочится
Из ран тревожных жён.
Ведь дух войны вначале ранит
Сердца любимых жён,
Хоть флаг не взмыл во вражьем стане,
Не кинул меч ножон.
О, сын любви, любить рожденный
Нежнейшую из жён!
Никем ещё не побеждённый,
Ты - мною побеждён.
Пока. Пока над миром стелет
Свой нежный полог ночь...
О, бог любви, ты в шёлк постели
Пленительную дочь
Свою впусти. Любви десница
Коснулась душ и тел,
И вот кровать, как птица, мчится
В неведомый удел,
И тонет в омуте, глубоком,
Прекрасной той страны...
О, бог любви, восстань над богом
Безжалостной войны!
Но всё не так, как ты захочешь,
Скорей - наоборот.
Зачем он быстро так закончен,
Волшебный тот полёт?
Ещё в шелку увязла сказка
И в трепетанье тел,
Но одевает нежной лаской
Измятая постель:
Как утихающее море,
Как летняя роса,
Но трезвой жизнью бьют с подворья
Хмельные голоса.
Обычный пьяный хрип, лишь свеже
Один капеллу вёл:
"А где ж ты был, ах, где же, где же,
Крестьянский мой козёл?"
" Да-да-да " - с тысячей изъянов
Нестрого хор взвывал.
"Да-да, хозяин мой - крестьянин..."
Вздыхает грустный Карл.
"Да-да". Зачем я не крестьянин,
Не труженник сохи?
Тогда бы не был отуманен
Тот взгляд из-под руки
Глядящий мне в глаза и в душу
И влажный, как роса".
И долго Карл молчал и слушал
С подворья голоса.

А там уже грустила струны
И грусть была, как гнёт:
"Да-да, прекрасна наша юность,
Но больше не придёт".

Ты на любовном ложе, рыцарь,
Ужели изнемог?
И вот неровно рыбкой птицей
Взлетает диалог:
- В который раз за этот месяц
Прощаюсь я с тобой?
Тебе милей любовных песен
Рёв труб, зовущих в бой.
А в этот раз... продумать страшно:
На год, на два, на жизнь? -
Ресницы-крылья машут, машут...
- Любовь моя? Держись
Как подобает чести князя,
Как требует судьба,
Пока весь мир наполнен лязгом,
Пока вся жизнь - борьба!
- С мечом, с мечом в чужие дали
Идти - какой же толк?
- Увы, увы! Родная Альма,
Увы, таков мой долг:
Идти в поход, в поход, оставив
Души и тела свет,
Но я решать судьбу не в праве, -
Есть рыцарский совет.
И ты не вправе, я не вправе
Любовью жить любя...
Зачем мне титулы и слава
Твоя, но без тебя?!
- Любовь моя! Стенать - без толку,
Судьбы - не изменить,
Должны мы быть послушны долгу
И лишь ему служить
С тех пор, когда я стал под знамя,
Ты - стала под венец:
Одна судьба пребудет с нами,
А, может, и конец.
Найдётся ли рука поккрепче,
Иль смерть из-за спины?
А дальше... ворон или кречет -
Зловещий дух войны...
Хотел бы знать, заснув навеки
От ратного труда,
Что ты с надёжным человеком...
- Опомнись! Никогда! -
И столько силы, гнева, чести
В руке, закрывшей рот.
Никто другой в том сердце места
Вовеки не найдёт.

И Карлу, Карлу стало страшно,
Душа оделась в лёд...
Да-да. Прекрасна юность наша,
Но больше не придёт. В2


9

Ночь на яйцо земли уселась,
Утих последний гул,
Обняв возлюбленное тело,
Могучий Карл уснул.
Но не уснуть никак княгине,
В висках - откуда? - шум,
Душа прядёт тоску из длинных,
Из тонких нитей дум.
Ещё лежит он рядом, рядом
Весь в шрамах и рубцах
И, как на двух качелях, радость
Качается в сердцах.
Но нити скоро перетрутся
А там - конец всему
И подытожит время труд свой:
И что, и - как кому.
"А мне, а мне, многострадальной,
Всё ждать и ждать вестей,
Всё ждать и вздрагивать печально
При топоте коней...
И, если, как архангел смерти,
Злой враг своё копьё
Вонзит в бесстрашнейшее сердце,
То попадёт - в моё.
За сотни-сотни вёрст, не целясь -
Без промаха, тайком
И пустота из сердца в тело
Прольётся ручейком.
И будет страшным это пенье,
И звонким до того,
Что никакой рекой забвенья
Не заглушить его..."
И как всегда в таких моментах -
В делах или в мечтах -
Вся жизнь-картина пёстрой лентой
Прошла в её глазах.
Прошла, как блики, пред глазами,
А в бликах - пёстрый мир.
Мелькнул на миг отцовский замок -
Стался лишь турнир:
Кошмар стремительных движений -
Меч в меч, копьё в копьё
И вот Незнавший Поражений
Склонён у ног её.
Так руку, что мечом владела,
Но так была нежна,
И грудь, что шла на копья смело -
Осилила княжна.
"И вот он - ангел мой, хранитель,
В отметинах мечей:
Герой, правитель и воитель,
И нежный бог ночей.
А я - жена его... Княгиня..."
А в сердце тот же шум
И не окончить длинной-длинной
Тончайшей пряжи дум.

10

Над миром новый день раздался,
Зарёй оставив след,
И в тяжких муках поднимался
Измученный рассвет.
И гимн свой пели, пели трубы
Неведомому дню,
И были розовые крупы
Закованы в броню.
И всё тонуло в ржанье, в лязге
И в грохоте подков,
И целовали руку князю водители полков.
Клялись быть верными вассалы,
Клялись - за ним в огонь...
Из нарукавника мерцала
Могучая ладонь.
Князь величал их поимённо
И звал их за собой,
И гордо реяли знамёна
С медвежьей головой.
Уже построились дружины,
Но трубачи молчат
И на смущённую княгиню
Нагрянуло - Виват! -
Глаза бойцов покрылись далью
Навстречу временам,
В последний раз княгиня Альма
Припала к стременам.
В последний раз склонился рыцарь
С высокого седла:
Закрыл печальный взмах орлицы
Могучий взмах орла.
В последний раз труба пропела,
Последний брошен взгляд...
Так, значит, юность пролетела
И нет пути назад.

11

Да-да. Теперь назад ни шагу,
Вперёд гони коней!
И утирали платы флагов
Горячий лик степей.
Под ними плыли латы, латы
Железной той реки
И были пыльны и крылаты
Усталые полки.
"Вперёд!"- порой вещали трубы
И рать неслась, пыля.
Жара. Потресканные губы,
Потрескана земля.
А позади лишь вёрсты пыли
И много дней и дней.
Вперёд, чтоб души вновь не ныли,
Гони, гони коней.
Чтоб не слыхать, как застонала
Немецкая земля,
Упавши на спину устало
В разбегах ковыля,
Что стонет, стонет век из века
Под билами подков,
Что ждёт не ратного успеха,
А острых лемехов.
И день залёг за гривой пумой,
Готовящей прыжок,
И бьются, бьются, бьются думы
В измученный висок.
"О, путь наш, дремлющий у сопок!
Куда ведёшь, куда?
Земля в огнях междуусобиц
Возжаждала труда.
О, тем ли век мой занят, тем ли?
Не лучше ль в мире жить?
И чем членить чужие земли -
Свои объединить.
О, земь, немецкая! В границах,
Как в шрамах от мечей,
Как бьёшься раненною птицей
Ты в распрях немичей.
О, если б им объединиться
И стать к плечу плечом!
Когда бы был единства рыцарь -
Я б стал его мечом.
Но впившись в глотку брат собрату,
Мы сходимся в союз,
Чтобы принять единой ратью
Чужой заботы груз.
В любой заботе и печали
Сквозит: захват, захват
И на коне в чужие дали
Пылит, пылит солдат.
Но что размяк ты, грозный рыцарь?
Боец ты или нет?
О, нет, не должен, знать, жениться
Ни воин, ни поэт,
А быть послушным долгу, знаньям
И обрастать молвой."
И, разомлев, повисло знамя
С медвежьей головой.
- А ну-ка лень стряхните, трубы!
Гони, гони коней! -
И пьют пока не славу губы,
А горький жар степей.
И мчатся, мчатся, мчатся рати,
В закат полей пыля,
И так прощально стонет матерь -
Немецкая земля.

12

Давно уж солнышко разбилось
О лунные рога,
Устало ночь облокотилась
На влажные луга.
И темь подсела робкой птицей
У замковых оград,
Княгине Альме вновь не спится
Седьмую ночь подряд.
"Ах, что, ах, что могло случится?!
Уж месяц нет вестей.
Уж на войне ль мой славный рыцарь
Иль мчит среди степей?
Ах, кто мне скажет - то ли легче:
Вести на битвы рать,
Чем в этом жутком мыслей смерче
Жене тоскливо ждать?
Всё в муке вздрагивать, несметной,
Под стук любых копыт...
Ужели вправду долг, семейный,
Любимым позабыт?"
И промелькнули перед Альмой,
Как рамки от картин,
Все дни разлуки, дни печали -
Похожи, как один.
И так безжалостно тревожит
Ночами крик ворон,
И грусть-тоска всё гложет, гложет...
А тут ещё барон,
Как будто бы заняться нечем,
Как тень за ней, за ней
И, не скрываясь в Альму мечет
От искры до огней.
И недвусмысленный таится
В ресницах огонёк,
И на губах его, как птица,
Парит полунамёк.
И бьётся грязное желанье
В сетях его очей,
И оттого больней страданья
Отравленных ночей.
И этот взгляд сквозит по дому,
Царит в шелках гардин.
"Как мог довериться такому
Мой мудрый господин?"
И вдруг испуганною птицей
Метнулся отсвет ламп.
Мой Бог! В её, в её светлице
Стоит барон фон Кампф!
Он жаждет взглядом объясниться...
О, Боже! Как он мог?!
И на губах, как жир, лоснится
Непрошенный намёк.
- Ничто сиделку не разбудит.
Напрасно звать, дружок,
Здесь до рассвета стражем будет
Мой сонный порошок. -
Но, словно крик подбитой птицы:
- Презренный вор! Нахал!
Как ты посмел сюда явиться,
Бесчестнейший вассал?!
- Прошу Вас, ввслушайте, Альма...
- Княгиня Альма, фон!
Иль ты забыл свой долг, вассальный,
Иль ты взошёл на трон?!
- Но я люблю! Зачем обычный
Холодный этикет?
Ах, для любви ведь нет отличий
И этикетов нет.
- Ты лжёшь, вассал! Ты оскверняешь
Любовь его и честь,
Но час грядёт и ты узнаешь
Про рыцарскую месть!
- Лишь ты прости мне ту неверность
И гнева не зови!
Я знаю - он всегда был первым
И в битвах, и в любви...
- О, я ещё не стала ровней!
Что значит это "ты"? -
И бил из глаз барона дробный
Бессильный свет мечты.
- Пусть я люблю Вас не по праву,
Но Вы - кому нужней?
Тому, чья жизнь - война и слава,
Зов труб и звон мечей?
Иль мне, кто чужд успехов битвы,
Склонён у Ваших ног;
Кто взял бы меч лишь для защиты
У входа в Ваш чертог.
- О, пусть же Вас мой муж затопчет
Конём, как гидру зла!
Нет, не сравнится в жизни кобчик
С могуществом орла!
Поди же прочь отсюда, мерзость!
Мне гадок этот вопль!
Коль в ум пришла такая дерзость -
Разбей свой глупый лоб!
Когда явилось в сердце, дерзком,
Желание ко мне,
То вынь же собственное сердце
И выбрось сатане! -
Фон Кампф глядел осоловело
И приближался к ней
И к тем манящим в нежно-белом
Запретам простыней.
Он плыл и плыл, как дух, печальный,
И взгляд его пылал,
Но вот сверкнул в руках у Альмы
Отточенный кинжал.
Барон фон Кампф прекрасный воин -
Лишь миг и вот кинжал
Блестит, прекрасен и спокоен,
Из тёмных вод зеркал.
Но уязвимы оба глаза
Бывают у солдат
И вдруг обжёг два глаза сразу
Индийский аромат.
Барон фон Кампф, застыв на месте,
Терпел, что было сил,
И о какой-то страшной мести
Сквозь боль свою твердил.
И сам он был, как демон, страшен,
Ища на ощупь путь
И замолчал, заставив стражу
Он до утра уснуть.
И одевалось в тьму забвенья
Молчание двора,
Лишь ужас призрачным виденьем
Метался до утра

13

Пусть для кого-то время мчится -
Что не поспеть коням,
Но Альма, бедная, в темнице
Не знает счёта дням.
Барон фон Кампф и злой, и нервный,
За промахи свои
Так применил к супруге, верной,
Всю власть свою судьи.
Паук, он мнил - сломить княгиню,
Он ждал, не торопясь,
Предвидя сам свою кончину,
Когда вернётся князь.
(Барон ведь знал - не то, что Альма -
Что князь наш - жив-здоров,
Гремит он славой, чужедальней,
И доблестью полков.
И письма шлёт жене с гонцами,
Молчаньем удивлён,
И крестит крепкими словами
Неверность юных жён...)
Есть путь один - сломить княгиню,
Есть путь второй - обман
И вот выносит мозг, змеиный,
На свет коварный план.
И вновь ведут её в покои,
И, в траур погружён
Так страшен замок и спокоен
В рыданьях скорбных жён.
И вновь фон Кампф посмел явиться,
Весь трауром искрясь...
- О, горе всем! Погиб наш рыцарь,
Сражён отважный князь.
А те бойцы, что не убиты,
Ушли к другим князьям...
Да вот... у рыцаря спросите -
Он видел это сам.
Он видел Карлово предсмертье,
Глядел в его лицо
И мне принёс он знак доверья...
Знакомо Вам кольцо?
Желанья мёртвого - аконны
И, значит, замок - мой...
- И чтобы Вы сошлись с бароном,
И были госпожой...
- Откуда взять такие силы
От мук со всех сторон?!
И всё же их в душе хватило.
- Ты снова лжёшь, барон!
А коль не лжёшь - не будет места
Тебе среди друзей!
Взгляни - ношу четвёртый месяц
Наследника князей!
И не тебе, барон, сравниться
С тем царственным орлом.
О, подлый друг, о, горе-рыцарь,
Мешок, набитый злом!
- Да, лгу я. Лгу - любви во имя,
Коварен мой обман
И знак доверия, княгиня,
Живым мне князем дан.
Давал наказ он мне - быть другом
И быть тебе судьёй,
На веру примется супругом
Любой поступок мой.
Подумай, гордая княгиня,
И мой учти совет... -
И вновь темница в паутине,
Лишь где-то в щёлке - свет.

14

Таясь в лугах под чёрной маской,
Что замышляла ночь?
И, озираясь в тьме с опаской,
Несётся всадник прочь.
А на груди - письмо барона,
Холодное, как ночь,
И всадник, чёрный, как ворона,
Несётся во всю мочь.
Но вот под утро у селенья
Вдруг конь замедлил бег
И стал, и пятился с хрипеньем,
Стонал, как человек.
- Ну, что, мой конь, с тобой случилось?
Ты занедужил что ль? -
А конь дрожал и лишь дымилась
В глазах немая боль.
Ездок сменил коня в селенье
И мчался, торопясь,
Без приключений, без сомнений
И вот он - грозный князь.
И Карл читал письмо, бледнея
И хмурясь, точно бор.
Прочёл и взгляд, подобный змею,
В гонца уставил Гор.
Тянулось в мыслях тяжким цугом:
"Славнейший из князей!
Как это тяжко - быть ей другом
И быть судьёю ей!
Суди же сам её, правитель... -
Писал ему барон.
- Но мной прикончен соблазнитель
И сорван медальон..."
Письмо в руке вопит: - "Измена!
Вползла змея на трон!" -
На мощной длани вздулась вена
И хрустнул медальон.

Ошибся, Карл. Змея - у трона.
Ты ранен,ты взбешён?
И пишет подлому барону
Рукой, дрожащей, он:
"Чтоб тем глазам не видеть света,
Что подло лгали мне!
И чтоб ни чести, ни привета:
Ни в замке, ни в стране!
Мой Кампф, придумай наказанье
За боль, за честь мою,
Хоть брось её на растерзанье
Голодному зверью!"
Вручив письмо, как дикий кречет,
Он кликнул трубача
И началась в долине сеча,
Как пламя, горяча.
И князь лучился грозным светом:
Рубил, топтал, колол,
И прозван был за битву эту -
"Разящий Диавол".
И враг бежал, свой стан оставив,
В ущелья ближних гор,
Но этой, новой, громкой славе
Не радовался Гор.
И, павнодушный к этой славе,
На лист роняет грусть:
"Мой Отто, всякий суд оставить,
Пока я не вернусь!"
И шлёт домой гонца, другого,
А сам опять - за меч.
Не видел враг бойца такого,
Не знал подобных сеч.
И Карл фон Гор, как грозный гений,
Носился впереди,
Был не доступен для ранений
Он - с болью той в груди.

15

За приговором мчится милость
И ночь летит за днём,
И путь-дорога вдаль стелилась
Под каждым скакуном.
То в поединке радость с горем
Сошлись в сиянье дней
И вот в борьбу вступила скорость,
Выносливость коней.
Дрожал и пятился в сторонку
С пути смиренный быт
И день, за днём в безумной гонке
Неслись из-под копыт.

И вот в селенье первый всадник
Покинул стремена,
И уж рукой, вспотевшей, гладит
Родного скакуна.
- Ну, как он, - спрашивает, - конь мой?
- Не конь, а ураган! -
И гладит бережно ладонью
По пляшущим ногам.
И снова мчится, мчится, мчится
Над ухом ветерок,
Из-под копыт взлетает птицей
Испуганность дорог.
Но что за дьявольская сила?! -
Конь стал, как в прошлый раз,
И, как и в тот же раз, сквозила
Боль из печальных глаз.
Конь снова ржал осиротело
И пятился назад,
Как будто что сказать хотел он,
Да лишь не мог сказать.
А вот и счастья письмоносец!
Привет, несущий гнев!
Как бы столкнулись к носу носом,
Весь путь преодолев.
И вместе прибыли к барону,
И письма подают.
Кого-то ждут пути-прогоны,
Кого-то ждёт уют.

16

И вновь в пути питомец, смелый,
Фон Горовых дружин...
Стрела противно просвистела,
Как сарацинский джинн.
О, Карл фон Гор! Как долго-долго
Ты будешь вести ждать!
Барон фон Кампф, со взглядом волка,
Промолвил:- Закопать! -
И здесь, в напевах разнотравий,
Под саваном долин
Упал осколок ратной славы
Фон Горовых дружин.
Стрелою звонко песня спета,
Последняя в судьбе,
И мчался, мчался конь по свету,
Представленный себе.

Барон фон Кампф, душой свинея,
И зло творить горазд,
Позвал послушного лакея,
Чтоб свой отдать приказ:
- Веди княгиню в лес за гору,
Где водится зверьё -
Да знай, таков приказ фон Гора -
И... ослепи её.
А, ослепив, в лесу оставишь -
Добавил он, грозя. -
И лично, лично мне доставишь,
Лесник, её глаза! -
Фритц Мертес сгорбился от горя,
Весь мир - одна гроза...
"Зачем понадобились Гору
Княгинины глаза?!
Как тяжек грех! Великий Боже!
Пропала жизнь моя!
Но разве может быть дороже
Чужая, чем своя?"
И Фритц отправился в дорогу,
Княгиня - впереди
И у обоих просьбы к Богу -
И в мыслях, и в груди.
А вот и лес, дремучий, страшный,
Без света и без троп,
И каждым комлем, веткой, каждой -
Живой еловый гроб.
Сюда на вечную ночёвку!
У Альмы в сердце - дрожь,
А Фритц достал своё: верёвку
И длинный острый нож.
Глаза закрыла страха пена
И - еле ощутим -
Копнулся плод, и на колени
Перед рабом своим
Упала Альма, в землю тычась
Ручьями из-под век:
- О, пощади меня, лесничий,
О, старый человек!
Оставь - и Бог нас не обидит -
Глаза мне для того,
Чтоб я могла хоть раз увидеть
Ребёнка своего.
Он тут стучит в живот, как в дверцу,
Весь нежный, как лоза...
Прошу тебя, проткни мне сердце
Или оставь глаза!-
Из рук, дрожащих, добрый Мертес
Роняет длинный нож.
- Но обещай мне, что до смерти
Ты к людям не придёшь.
- Клянусь,что здесь с ребёнком будем
Мы жить, хоть как в аду,
Но никогда к жестоким людям
Я больше не приду!
- Ну что ж, возьми мой нож, княгиня,
Огниво, трут, силки.
Иди вот так - Придёшь к долине,
Там сыщешь родники.
Там из камней шалашик сложишь,
Чтоб скрыться от зверья.
Иди и делай всё, что сможешь,
И Бог тебе судья. -
Учил, как пользоваться трутом,
Силками и ножом.
- Здесь вам будет очень трудно,
Вдобавок с малышом. -
И разошлись без злобы люди,
Сведённые для зла
И в каждом сердце мукой, лютой,
Боль, огненная жгла.
Вот видит Фритц - удачей катит
Среди стволов коза -
Ему сейчас, как раз, так кстати
Косулины глаза.
Коза пустилась прочь, но поздно
И - рухнула коза.
И вот на Кампфа смотрят грозно
Косулины глаза.
Вот всё, чего в горячке мщенья
Барон добиться смог.
Каким-то яростным свеченьем
Разил его зрачок.
- И тут, гордячка, не сдаёшься -
Промолвил альгвазил
И на зрачки, на те, подошвой
Он в злобе наступил.

17

Прошла опальная княгиня
Меж тысячей стволов,
А вот и райская долина, и говор родников. Вся поцарапалась о сучья,
Как белый воск, нежна.
А что же делать, белоручка -
Баварская княжна?
Чему в родительских пенатах
Училась ты тогда?
Теперь всему учись сама ты
У жизни и труда.
Вот нож и им тебя учили
Бесчестье защииить,
Но научить лишь позабыли,
Как им владеть, чтоб жить.
Но всё доступно человеку
И ты не унывай,
Вернувшись к каменному веку,
Всё снова познавай.
И, как времён, минувших, житель,
Теперь сама себе -
И архитектор, и строитель,
И бог в своей судьбе.
Да благо, здесь материала,
Любого, через край,
Бери, что нужно, что попало,
И строй, изобретай.
Одна неопытность - помеха.
При помощи ножа
Взялась княгиня-нумеха
За стройку шалаша.
На две орешины-рогули
Взвалила шест она
И лыком, липовым, стянула
Концы того бревна.
Потом жердями обставляла
Под правильным углом
И тонкопрутьем заплетала
Неловко, но с умом.
И даже дверь сплести сумела
Из прутьев лозняка,
И подвигалось тихо дело,
А всё ж - наверняка.
Ну, а уж мха, бери хоть впору
На сто домов кругом...
Когда зарылось солнце в гору -
Уж был у Альмы дом.
И руки - пламенем горели.
Настало время сна -
Ни в жизнь нежнее мха постели -
Не видела она.
И снов не видела княгиня
Усталой головой,
И не слыхала длинной-длинной
Протяжный волчий вой.

18

Вот утро взбалмошной ундиной
Шагает меж стволов,
Снимая с мира паутину
Качающихся снов.
И любопытною Шарлоттой
Меж сплетниц, вековых,
Спешит, спешит разведать что-то,
Касаемо живых.
Проснулась Альма, только тело -
От кожи до костей -
Нещадно ныло и болело,
На несколько частей,
Как будто Альму разрубили,
Сложив в один кусок:
Совсем чужими руки были,
Чужими - мышцы ног.
А новый день трубит о деле
И голод звал вставать,
И ощущалась в зыбком теле
Мятущаяся мать.
Ещё-то зелены и слишком
Орешника бобы,
Остались ягоды и шишки,
Коренья и плоды.
Не тётка голод и не дядя,
Тем паче - не отец...
Княгиня Альма жизни ради
Наелась, наконец.
Потом носила с сопок камни
И укрепляла кров
Своими нежными руками,
Изранеными в кровь.
И труд, тяжёлый, труд крестьянки -
Стал смыслом бытия,
И рос остов полуземлянки
По крохам у ручья.
И вот к томящейся в разлуке:
Пришёл тот трудный миг,
Когда раздался в тяжких муках
Над миром новый крик.
Где - лоск, врождённый, феодальный?
Где - прежняя судьба?
Сама и бабкой, повивальной,
Была, придя в себя.
Сама вязала пуповину
Прекрасному сынку
И возносила честь княгиня
В молитвах леснику.
И день сиял хрустальным глазом,
И ликовал в простор.
- Смотрите, вот он - отпрыск князя,
Мой Генрих-Карл фон Гор!

19

А в этот час стальной лавиной
В просторный замка двор
Сопровождаемый дружиной
Въезжал и сам фон Гор.
И шли в одежде, запылённой,
В молчании полки,
И были чёрными знамёна
От крови и тоски.
А у вождя на лике, строгом,
Ещё пылала весть,
Что всех их встретила в дороге,
Нарушив пышный въезд.
И отмечался след по следу
Не на земле - в груди,
Как будто вовсе не победы
Остались позади.
Реке забвения подобно
Уныло рать течёт,
Подобострастно и подробно
Фон Кампф даёт отчёт.
И дрогнул двор отгромового:
- Ну, а второй?! Где он?! -
Ответил: - Не было второго -
Заученно барон.
- О, ну и скор ты на расправу!
Чудовищно велик!
Исполнить дьяволу во славу -
Что породил лишь миг.
Да, крик безумного мгновенья!
Но ты-то? Как ты мог?!
Как допустил твоё рожденье
Всемилостивый Бог?!
А знал ли ты, что без княгини
Я задохнусь с тоски?
Я не могу, барон, отныне
Подать тебе руки. -
Так, разгоревшись в небе ярко,
Сгорит метеорит,
Стоял ощипанной пуляркой,
Ссутулясь фаворит,
Потом он с губ сронил: - По коням! -
И молча ускакал.
А Карл фон Гор ушёл в покои
И до утра рыдал.

20

На ветку с ветки - белкой, птицей -
Все дни скакали прочь;
На ёлку с ёлки - злой куницей -
Неслась за ночью ночь.
Но не вселяло прежний ужас
Присутствие зверей,
Хоть ночью слышались снаружи
Царапанье когтей.
Но вот слышны иные вопли
Подкравшейся беды,
И грудь, как озеро, иссохла
От пакостной еды.
И плакал, плакал мальчик-с-пальчик,
Беспомощен и зол,
И вся в слезах молилась Альма,
Как яд, глотая боль.
Тянула руку, что похожа
На высохшую плеть:
- О, дай же, дай же, милый Боже,
Мне раньше умереть! -
И вдруг коза мелькнула птицей
В проёме шалаша,
И возле ног людей ложится
Вся, как желе, дрожа.
И Альма гладит козью холку
И спину, и бока,
И видит вдруг, что вымя полно
Густого молока.
Вложила Альма в губы сына
Напруженный сосок
И тот повёл бровями чинно,
И только - чмок, да чмок.
- О, как ты милостив, мой Боже! -
И слёз полны глаза,
И лижет, лижет пальцы ножек,
Осмелившись, коза.

Ну, а охотники фон Гора,
Козлёнка подстрелив,
Помчались дальше, выше в горы,
Мелькая в волнах грив.
И только Карл страдал, без цели
Скача со всей толпой:
- О, не избыть вам, сосны-ели,
Кручины, вековой!
Куда, куда я взгляд ни кину,
Повсюду меж корней
Все вижу съеденной княгини
Белесый холм костей... -
И пропадает от печали
К охоте интерес,
И он велит отбой сигналить,
И покидает лес.
Ещё слезами не измыт он -
Души его урон
И позади нарядной свиты
Опальный мчит барон.
И жили вместе: Альма с сыном
И с дикою козой.
Тянулся сын, как хмель, над тыном
Вверх тянется лозой.

21

Прошли семь лет душевной травмы,
Унёсших столько сил;
В печали Карл страною правил
И в тяжких муках жил.
Вот раз с охотой ясным летом
Князь нёсся за козой
И так примчал за нею следом
Он к хижине, лесной.
А там лампадой угасала
Жизнь в Альминой душе
И мука ужаса сковала
Сознанье в малыше.
Кричал и звал он: - Мама, мама!
Постой, не уходи! -
И жгло неведомое пламя
У мальчика в груди.
Но вот в себя пришла кеягиня
И с болью и тоской
Всё гладит, гладит кудри сына
Иссохшею рукой.
- Когда совсем холодной буду
И стук замрёт в груди,
Тогда оставь меня и к людям,
Родимый мой, иди.
Иди в дорогу утром рано,
Весь день в лесу покой,
А ты иди всё прямо-прямо
За мшистой стороной.
Ты за день выйдешь на дорогу.
Все, кто с отцом знаком,
Тебя узнают и помогут
Найти твой отчий дом.
- Пойдём, пойдём, родная, вместе,
Я помогу идти!
- О, нет, мой сын! То - дело чести.
Мне к людям - нет пути.
Клялась я, сын мой, страшной клятвой
И Богом, и тобой,
Что к людям в белые палаты
Я не вернусь живой.
Тому, кто мне оставил зренье,
Тогда б грозила смерть.
О, сын мой, все мои мученья
Придут к концу теперь. -
И плакал мальчик: - Мама, мама!
Я здесь умру с тобой! -
Рыдал и встряхивал упрямо
Кудрявой головой. -
Вдвоём с козою жить мы будем,
Ведь веселей двоим,
А как один пойду я к людям,
Завистливым и злым?
- Тебя, наследника, обидеть?
О, не посмеют! Нет!
В тебе, мой сын, любой увидит
Правителя портрет... -
Но вот коза влетела с маху
В открывшуюся дверь.
- О, как она дрожит от страха.
Там человек иль зверь? -

Стоят в долине Гора люди,
Глядят во все глаза
И каждый думал: "Что за чудо?
Где спряталась коза?"
- А это что там за лачуга?
Кто там нашёл приют?
- Да ходят слухи по округе,
Что лесовинка тут
Живёт одна. Ещё в народе
Плетут, свеетлейший князь,
Что в лес она всегда выходит,
Козой оборотясь.
Но зла и порчи добрым людям
Не делает она. -
Князь, услыхав об этом чуде,
Покинул стремена.
Он вряд ли верил в эти речи,
А в свите - тайный страх,
Глядят - малец идёт навстречу
С накидкой на плечах
Из добрых заячьих мерлушек,
Что шита не иглой,
И князь кричит: - Малыш, послушай,
Скажи, ты кто такой? -
Спросил и сам себе ответил,
В глазах мутился свет,
Он свой увидел в том портрете
Уменьшенный портрет.
Малыш, дичась, взглянул на Гора,
Весь - долгих лет укор
И так ему ответил гордо:
- Я - Генрих-Карл фон Гор! -
И рухнул Карл: - О, добрый гений!
О, сын мой, славный сын! -
И гаркнул свите: - На колени!
Пред вами - господин! -

Покорно свесились знамёна
И гордо князь, лесной,
Стоял над этой преклонённой
Разряженной толпой.
Один, показывая спину,
Скакал, скакал - куда? -
Но князь вскричал: - Догнать скотину
И притащить сюда! -
К больной опять вернулись силы
И взгляд у Альмы чист,
И Карл смотрел на облик, милый,
Иссохший, словно лист,
И гладил худенькое тело,
Лохмотья мял в горсти,
Коза испуганно смотрела,
А Карл шептал: - Прости! -
И пил, и пил душой отраву,
Холодную, как смерть,
Событий истинную правду
Узнал он лишь теперь.
И вот она - сама невинность,
И грозен Карла взор,
И если надо гору сдвинуть,
То сдвинет гору Гор.
И станет день чернее ночи...
Как падаль, волоча,
Ведут пред княжеские очи
Княгини палача.
И Карл велит к высокой ели
Злодея привязать,
Чтоб зверя сами звери съели...
- Ах,Карл, умей прощать!
За то, что Богом Всемогущий
Нам суждено опять
Хоть перед смертью в этих кущах
Друг друга повстречать.
Не сможет при любой кончине
Он искупить всего...
Во имя вашей встречи с сыном,
Мой Карл, прости его...
- Святая женщина! Мой Боже!
Я слов не нахожу!
Ты жизнь ему даришь?! Ну,что же.
Я - всё же накажу!
Да-да. По-своему злодея.
И, мной всего лишён,
Здесь будет странствовать, не смея
Вернуться к людям он.
Он будет мною предан травле
Повсюду меж людей,
Своей же собственной отравой
Пусть тратится злодей!
Им этот круг, зловещий, замкнут
Самим, наверняка,
Владельцем всех земель и замка
Назначу лесника
И тем получит по заслугам -
Кто как умел служить. -
И князь велит в носилки слугам
Княгиню уложить,
И рядом с ними с сыном едет,
И слёз полны глаза,
И шла, и шла за ними следом
Забытая коза.

Эпилог

И снова прежние покои
И нежное бельё,
Но чистота и пышность коек
Конфузили её.
И чувства нет - что возвратилась,
А словно заняла
Чужое место. Так случилось.
Такие вот дела.
И к прежней пище от кореньев
Привыкнуть не смогла,
И в день, десятый возвращенья,
Княгиня умерла.
Карл неутешен.С новой силой
Тоске предался он,
И плечи, мощные, давила
Вся пышность похорон.
А кто видал, как шла по полю
На кладбище коза?
Кто знал, какою были болью
Наполнены глаза?
Лишь сторож видел всю неделю
Её среди могил.
Так и не встала. Околела.
От голода ль? С тоски ль?

И что же? Против всяких правил,
Услышав эту весть,
Князь общий памятник поставил
Той преданности в честь.
И воспевалась по старинке
Под свет скупой слезы
Судьба прекрасной лесовинки
И преданность козы.
И в звонких звуках песнопенья
Так и дошли до нас
Та песня светлого терпенья
И грустный тот рассказ.

Ноябрь - декабрь 1978 г.
Москва