Северус, Северус, дай мне тебя оплакать,
вот твои в памяти стоны, а вот — потеря,
и вот твоё сердце — нежно-живая мякоть, —
разорвано в клочья очень голодным зверем.
Северус, Северус, вечно больной и хмурый,
как будто нет света, ты в чёрное весь одет,
траур ли носишь, или как в театре пудрой
скулы бéлишь, не выдать глупой толпе секрет:
была та девочка ярче и звонче мира,
глаза её — омуты, жжёная карамель.
Северус, Северус, девочка не любила
твоих чёрных мантий, иная немного цель.
Северус, Северус, нежный до хруста кости,
как бы согреть тебя, да как бы тебя отпеть?
Мрачного мальчика в жизни не звали в гости,
потом пригласила на ужин на званый Смерть.
Северус, Северус, стоны и плача звуки —
тебе что досталось, ты в рёбрах похоронил,
после всех лет, да и после всех бед разлуки,
позволь мне оплакать, как сильно же ты любил!
Всего острее: как ты опускался на пол,
сжимая в объятьях любимый столь нежно труп,
Северус, Северус, как ты её оплакал?
Целую у мёртвого линию сжатых губ, —
и как никто не узнал тебя, не измерил? —
я тихо касаюсь забéленных скул, шепча:
— Северус, Северус… После всех лет ты верил,
и после всех бед про любовь говорил «Всегда».