АПОКАЛИПСИС ОДИНОЧЕСТВА. Цикл стихов, ч. 3

* * *
Однажды ночью я затеял спор,
Не с другом, не с врагом – с самим собою.
В себя, в упор я устремил свой взор –
Душа взглянула на меня с мольбою.


КАБИНЕТНЫЕ СТИХИ

Мой кабинет – как многолет-
ний вундеркинд. Из пыльных окон
на белый свет он не глядит,
за шторой нравственной сидит,
грызёт гранит наук и соком,
нет, квинтэссенциями книг
он запивает свой пикник.

Ах, одиночество в стенах!
Оно блаженствует, как прах,
которому под крышей гроба
смотреть вокруг не надо в оба.
Там, наверху, в сиянье света,
что в тихий сумрак кабинета
стремится заглянуть,
смердят хозяева природы,
иль гомо-сапиенс: народы
по трупам пролагают путь.
Теперь им звёзды часто снятся.
Но от Земли не оторваться!
И если кто не погорит, -
философ древний говорит
(портрет на блюде – Гераклит), -
тот всё равно в огне сгорит
и прахом будет называться.

На стенке – маски афро-стран
(в пустых глазницах – цвет обоев),
в таких впадали кафры в транс
на диких плясках перед боем.
Есть также маска из Непала,
от лика смерти в ней не мало.
Вы слышали наверно эти
рассказы о непальском йети?
Мне стал служить примером йети,
как не попасть в людские сети.

Я вовсе Красоте не чужд:
Смотри портрет нудистки-девы.
Хоть я консервативный муж,
но взгляд мой на искусство левый.
Еще одно лицо в стекле
(" Цветок Мэскаля" А. Текле).
На женщин из своих картин
похож всегда лишь он один.

Другую стенку занял шкап,
блестящий, как зеркальный карп.
В нём – отражение кальяна.
Курил кальян я как-то спьяну.
Но больше я курить не стану
сей сувенир из Пакистана.
"Стоишь на подоконнике –
и стой себе спокойненько!”
Дымил бы я, но только – нардом,
будь я (с гравюры) Бонапартом.
Над ним висит (из бронзы) гонг
с чеканной вязью по-арабски.
Жаль, я с арабским не знаком,
служу лишь русскому по-рабски.

В потусторонний мир влекомый,
Я прикрепил к стене иконы.
Молил вчера, молю сейчас:
"Благослови нас, строгий Спас!”

Мои друзья на стеллажах
в молчаньи за стеклом лежат.
Они не прах, они душа,
они печатная скрижаль.
Читаю – значит, я дышу.
Пока живу – и сам пишу.
Свет лампы – несказанный свет!
Свети и знай, что для побед-
ных лавр твои лучи престольны.
Стул за столом как трон царей:
на нём сидеть лишь те достойны,
кто чтит и ямбы и хорей.

Неотделим от кабинета
приёмник – радио "Филетта".
Как божий голос он вещает
о том, что рай земной тощает.
Внемли, отшельник полуночья!
Быть может, завтра... (многоточье).


ODI ET AMO

Я ненавижу и люблю. (Катулл)

Ненависть!
Ты овладела мной,
как первая любовь.
Tы – вдохновение
новорождённого,
кричащего от боли.

О если б ты объяла мир,
который мы так любим
и о котором так печёмся! –
Земля расплавилась бы в умилении...
Сгореть от ненависти иль от любви –
что лучше?

- Лев Николаевич, скажите:
можно ли возлюбить чёрта
в его чистом виде?
Или чёрта
В маске человека?
Или человека
в иконописной маске?..

...Он бежал от людей,
которых хотел любить,
как Бога.
Он бежал,
почуяв перед смертью
дьявольскую ненависть,
а не любовь,
которую взращивал
в теплице своего разума.

Ты испугался,
старый, бородатый, неуклюжий
человек…
Не смотри благоговейно
в глаза палачей!
Это – они хотят любви
К ненавидящим нас.
Это – они призывают:
«Возлюбите врага своего…» -
(И он будет жить дольше!)
Это – в их глазах
отражается страх
убиенного.

Палач невинному внушает,
будто он, палач, невинный:
жена и дети у него!..
Невинный
плачет на груди у палача,
прося прощенье за грехи,
которых он не совершал:
жена и дети виноваты?..

О, человек,
когда же будешь ты
столь одинок,
чтоб стать самим собой?!

Кричи!
Кричи громче и смелее!
Вдыхай Любовь
(а с ней и Ненависть),
всеми своими нежными лёгкими,
новорождённый!


МНЕ ЛИ ПЕТЬ… Из песен под старину

Мне ли петь о тебе, златоглавая,
Мне ли петь о тебе, белокаменна,
От петли твоей упасённому,
Батожьём твоим засечённому?
Мне ль забыть тебя, площадь красная,
Храм блаженного, место лобное,
Царя злобного со подручными,
Кровь невинную, неотмщённую?
Проклинать ли мне палачей твоих,
И доносчиков, и тюремщиков,
Мне ли молодцу и разбойничку,
Топором в лесу причащённому?
Проклинать ли мне судью строгого,
Тож законника неподкупного,
Заскучавшего по головушке,
По моей хмельной, нераскаянной?
Поминать ли мне отца с матерью,
Братьев с сёстрами да невестушку,
Мне, забывшему про друзей своих,
Мне ли, дружному со зверьём лютым,
С волком-хищником, промышляющим
По лесам, полям да околицам?


ОТВЕРГНУТЫЙ КАМЕНЬ СТАЛ ГЛАВОЮ УГЛА*

Издревле мать Земля рождала племя
Отверженных кумирами людей.
В глазах толпы – они как в поле плевел,
В Господних – семя доброе идей.

* По Евангелию от Луки, 20: 17


* * *
Не жалуюсь, что кажется бесцелен
мой день-анахорет.
Раскроет ночь потрёпанный бестселлер –
и там сивушный бред!..

Не жалуюсь, что отключили воду
и жаждет мой Пегас.
Кому-нибудь в удобу иль угоду
не отключили б нас!..

Не жалуюсь, что жизнь неумолима,
как мушка в янтаре,
И ритуальна, как реальность дыма
в кадильном алтаре.


* * *

Ну что ж! – удаляйся, мой мир променяв
На царствие сонных теней,
Где нет пробуждающей свежести трав
В соцветиях росных полей;
Где нет одержимости ветра и лист
Осенний совсем не у дел,
Как сор; и где чужд воскресительный твист
И трепет восторженных тел;
Где запах в стогах не спасают снега,
Румянцем не вспыхнет мороз,
Где искры желаний похитила мга
И память не вызовет слёз;
Где облачный танец расплывчатых душ
Кружит над бездарной тоской,
Которой не нужен ни праздничный туш,
Ни траурный заупокой...
Оставишь ты мне, удаляясь, всю сень
Певучих весенних лесов,
Всю страстную жизнь, всю пьянящую звень,
Что в ритмах рифмованных слов...
Кому свет и радость безудержных чувств, -
Свой рай на земле, - я отдам?..
Он был одинокий, но в помыслах – чист,
Тебя сотворивший Адам.


БАЛЛАДА О ЧАСАХ

Что-то часики дурЯт
В блеске злата на запястье.
Ах, как много лет подряд
Заводил я их на счастье,
В коем зря искал участье.

Друг за другом с давних пор
Гнались стрелочки по кругу,
Но их бег стал как с испугу:
То замрёт, то слишком скор.
И тогда решил я спор.

Что мне толку от безделки?
Протирать, поди, манжет?
Я нутро часов и стрелки
Взял и выбросил в кювет
В избавление от бед.

Время, прочь! Иди ты к чёрту,
Колченогое!.. Оно
С циферблата жизни стёрто
Мной, как грязное пятно,
Заглянувшее в окно.

Чем тщета коловращений,
Может, вырваться взамен
Из орбиты превращений
В сотворённый Богом тлен,
Что предвечности рефрен?..

Ухожу я, не считая,
Ни минут, ни дней, ни лет.
Лишь оправа золотая
Остаётся и браслет
От часов, которых нет.


* * *
                              Ты царь: живи один.
                                                     А.С. Пушкин

Ты, раб, живи один. Кому ты нужен? –
Безденежный, беспомощный, седой.
Твой быт дешёвой мебелью загружен,
Печатной рухлядью да суетой –
Бесплодной, как мечты души и тела
И с панталыку сбитого ума;
Безвинной, как дырявая сума,
Что уберечь копейку не сумела...

Не продолжай, не жалуйся, старик!
Вот распустил рифмованные нюни!
Почуял, что к чему, и сразу сник.
Нет, чтоб сказать «благодарю» фортуне
За то, что жив, когда иных уж нет,
Но есть, о ком с любовью вспомнить можно;
За то, что совесть мучит непреложно;
За то, что повидать смог белый свет.

Без страха, без печали, без ухмылки
Доверься трезво ходу бытия
И не ищи сочувствия в бутылке.
Один Господь – твой друг и судия.
Во гневе на дела своих творений
Взирал Он из небесной глубины,
Пока народ не понял откровений
Огня неопалимой купины.

Пока Он Сына не послал на Землю,
Чтоб в Истине весь род людской спасти...
Увы! Заветам грешники не внемлют,
Бегут страданий крестного пути.
Но сострадает Бог простолюдинам
Обременённым. Ты – один из них;
Так заверши, раб Божий, этот стих,
Как подобает мужеским сединам,

Чтоб стаяли морщины на лице
И ты поверил, что кому-то нужен
Со всей тщетой, которой быт загружен,
Что твой уют милей, чем во дворце.
Живя один иль с ней, с подругой милой,
Знай, что всегда и всюду с нами Бог,
Иначе всё кончалось бы могилой,
Иначе б ты поэтом стать не смог.


ПОД СКАЛОЙ


Я притаился под скалой в глубокой нише,
за шторой, звонкой и прозрачной,
из хрусталя чистой воды, - шёл дождь...
Его пронзительные струи срывали щебень
где-то над моею "крышей",
катили камни вниз, к большому озеру. Оно
кипело и дымилось, как смола
в каком-то адовом котле.
Разбухшее, гонимое всемирным сквозняком,
оно готовилось шагнуть за перевал
и затопить ущелье серебристого дракона -
реки с ворчливыми порогами. А наверху
в межгорье сполохи взрывались, -
того гляди над головой моей расколется утёс,
в который врос, корнями врезавшись
в гранитный монолит, тысячелетний тисс.
Но было так спокойно на душе! И радостно,
что в ливневом тумане скрывается от глаз
всё рукотворное и чуждое природе,
прилипшее к озёрным берегам,
будто древесные грибы на мшистой кромке пня.
...Люблю страну, где горизонт колючий,
зато - нет низменных волнений,
где и в грозу великое спокойствие царит,
где можно ощутить, что только ты,
здесь, под скалой, в глубокой нише,
есть первый и последний на Земле.