ВОЗДУШНЫЙ ПОПЛАВОК

ВОЗДУШНЫЙ ПОПЛАВОК

Он смачно намазал чесноком краюху хлеба, со стороны корки, и густо посыпал её солью. Потом почистил, давно сваренную в мундирах, картофелину, порезал её красивыми тонкими ломтиками, в виде блинчиков, и, с присущим ему эстетизмом, выложил на тарелку. Он хотел это блюдо украсить ещё и луковицей, но засомневался. С эстетической точки зрения, было бы хорошо, но насчёт вкуса, чеснок и лук как бы аннулируют друг друга, и вопрос о луке оборвался в самом зародыше. Критически осмотрев сервировку стола, он пришёл к удовлетворению. Ужин готов, можно было приступить к трапезе. Осталось закрепить за воротник рубахи салфетку, что он и сделал, скорее по привычке, чем за надобностью. Он медленно и тщательно пережевывал пищу и, чтобы как-то разнообразить её вкусовые качества, смотрел на поблекшие обои противоположной стены, из их рисунков составлял свои композиции. Так он когда-то делал со своей женой, когда после любовного акта, у них оставались ещё силы. Ах, когда это было. После такого незатейливого ужина не мешало бы выпить чаю, но чайник прохудился. Конечно, можно кипяток вскипятить и в кастрюле, но её нужно отмывать от пшённой каши. А это непросто, тем более, когда каша ещё и пригорела. Гречневая каша смывается легко, но гречки дома не было. После некоторого раздумья он нашёл компромиссное решение, положил ложку сахара в рот и запил водой.

Поёжившись на прохладной кровати, он залез с головой под одеяло. И вот теперь начиналась настоящая жизнь. Вначале требовалось приобрести энную сумму денег. Конкретная цифра появится по ходу действий. Самый лёгкий и простой способ – это найти. Да, найти. Скажем, идешь, по не очень людной дороге или, допустим, по лесной тропинке прогуливаешься, как ни в чём не бывало и вдруг, в кустах, замечаешь кейс. Стоп. Почему кейс? Кейс не так-то просто потерять, ведь его в руках держишь. Скорей всего - это будет бумажник или кошелёк. Ну, насморк. Полез за носовым платком, чихнул и, незаметно, вместе с платком, выронил кошелёк. А что, так бывает. С ним самим однажды случилось такое. Правда, если следовать точным событиям, то насморка не было. Был разгар лета.

Перестройка только начиналась. Ещё страна катилась по инерции в нужном направлении. Ещё Крым был общим достоянием и никто не предполагал, что он окажется за границей. Ещё платили зарплату настоящими деньгами, а не бартером и вовремя. Ещё такие фамилии, как Кравчук, Ельцин и Шушкевич, не были на слуху и никто не знал о их существовании. Они появились, как чёрт из табакерки, и объявили от имени народа. Какой народ их уполномочил? Не понятно, но дело не в этом. Наш герой со своей женой получили зарплату, отпускные и, так как были молодые, свободные и лёгкие на подъём, собрали чемоданы и укатили в Крым. Сначала, поездом до Симферополя, а там будет видно. По настроению и по расспросам других пассажиров.

Симферополь! Боже мой! Уже сойдя с поезда, они почувствовали волнующую атмосферу. Этот муравейник разнообразных лиц. Это совсем не такое солнце. Каждый, куда-то спешил и одновременно отдыхал возле своих чемоданов. Одни были бледные и одетые с ног до головы, оглядывались по сторонам, кого-то, чего-то спрашивали. В глазах интерес и чуть заметная робость. Другие, грудь нараспашку, загорелые, счастливые, с прямой спиной и втянутыми животами, вели себя более развязно, чувствовалось, что они в своей тарелке, но с грустинкой в глазах. Каждый с кем-то, или с чем – то расставался, и каждый давал себе клятву, что приедет к этому кому – то или чему – то ещё раз. А там, как Бог даст. Южный берег Крыма. Хоть в Ялту, хоть в Алушту, хоть ещё дальше или ближе, можно было ехать на автобусе или троллейбусе. Но разве эти таксисты дадут добраться до автобуса? Разве эти таксисты упустят свою добычу? О, вы не знаете крымских таксистов. Наша пара не успела оглянуться, не успела разобраться, что к чему, как уже была в салоне изрядно потрёпанной «Волги». А таксист, такой улыбчивый, такой приветливый, ну прямо родственник, что встретил давно ожидаемых гостей, ну прямо готов расстелиться, готов выложить все свои самые лучшие угощения, уговорил ехать в Ялту всего за два рубля пятьдесят копеек с человека. Другие берут по три рубля или даже по три пятьдесят - сказал он. Но вы мне так понравились, такая прекрасная пара, тем более, что он едет домой, так – как живёт в Ялте. И ещё пообещал пристроить на ночлег. Ведь дело идёт к вечеру. Всего пять рублей, даже по тем временам, деньги не очень большие. Поехали. Выехали за город. Отъехали порядочное расстояние и, не приблизились ещё ни к какому населённому пункту, машина остановилась. Таксист обернулся и сказал:
- Не сочтите за дерзость. Два пятьдесят с каждого человека - это так, но машина рассчитана на четыре человека, если вы согласились ехать одни, то должны оплатить полностью машину. Итого десять рублей. - Пассажиры от неожиданности открыли рты.
- Как? Мы же договорились. Ничего мы больше платить не будем. Вот пять рублей и всё.
- Так вы ещё и дерзите! Я согласился везти за два пятьдесят за место, а они ещё и не довольны. Вот так, за два пятьдесят я вас не повезу. Три рубля за место и деньги сейчас, итого двенадцать рублей. Не нравится, можете вылезать. Если троллейбус будет пустой, он вас подберёт. - Физиономия таксиста с голубиной превратилась в орлиную. В орла - падальщика. Жена начала уговаривать мужа платить, не оставаться же среди поля, тем более вечерело. Чтобы не распечатывать основные деньги они собрали что-то из сумочки, что-то из верхних карманов, вместе с мелочью, двенадцать рублей и отдали таксисту. Настроение было испорчено и никакие прелести крымской живописной дороги их уже не радовали. Они не смотрели ни по сторонам, ни друг на друга. Приехали. Автовокзал.
- Вот там ларёчек, где собираются бабки. Они берут на ночлег - сказал таксист и выбросил наши чемоданы. Он посмотрел на них, как на своих заклятых врагов. А враги так ему насолили за последних пару лет, что тошно смотреть на них.

Минут через пятнадцать они опомнились. Нашли ларёк, где на самом деле стояло полдюжины местных женщин и человека четыре приезжих.
- По пять рублей с кровати, если отдельно, и по три рубля с человека, если на одной кровати. Кем вы являетесь друг другу, нас не интересует. Вот два человека уже есть. Платите деньги, плюс рубль за троллейбус и поехали. До 8 часов утра вас тревожить не будут.
Как буд-то дело налаживалось. Но только до тех пор, когда пришлось платить деньги. В кармане денег не оказалось. Перерыли всё, даже заглянули в чемоданы. Денег нет. Он чувствовал себя как побитым и ждал бурной реакции со стороны жены, ведь деньги были в его кармане. Но жена спокойно сказала:
- Значит так выпала карта. Завтра продадим кольца и уедем домой.
Господи, пусть бы она ему расцарапала физиономию, не так-бы было обидно чувствовать себя виноватым. Переночевали на скамейке напротив гостиницы «Ореанда». Ритмично шумело море, небольшие волны, накатываясь, шлифовали гальку. Утром собрали двое часов и два обручальных кольца и он ушёл сбывать их. Жена осталась с чемоданами. После нескольких расспросов, пятый, видимо местный, направил его к магазину «Берёзка», там собираются барыги. И действительно, один из маячивших там людей вцепился в него, другие отвернулись. За часы он обещал по трояку, в крайнем случае, по пять рублей. Часов здесь хоть пруд пруди. А вот кольца возьмёт за тридцать, ну за тридцать пять процентов, их стоимости. Кольца ему тоже и на фиг не нужны, но он хочет выручить и помочь порядочному человеку. Он даже мог бы занять деньги, с последующей отдачей по почте, но ему надоела эта чёртова Ялта и он, не сегодня, так завтра уедет, а куда его занесёт судьба, пока не знает. Вырученных денег хватило на билеты и еще на один день ночлега по три рубля, так как поезд шёл через день. Ни на следующий день, когда они провели у моря, ни на обратном пути, в поезде, жена даже не заикнулась о допущенной им оплошности. Вот когда узнаются настоящие характеры, вот когда выкристаллизовывается суть человека. Как можно быть недовольным такой женой, таким чудом природы!?

Работали они оба на государственной обувной фабрике. Он конструировал обувь и рисовал для них лекала, она по лекалам конструировала ножи для вырубки кроек. Поехать на юг уже не получалось. Обувная фабрика давала сбой, а это отражалось на зарплате. По причине перестройки и некоторому послаблению в политике, в том числе и экономической, все шлагбаумы были снесены и в страну прорвались зарубежные товары. Они вытеснили отечественные изделия и предприятия, выпускающие их, начали закрываться. Обувная фабрика затоварилась. Если какую - то партию и отправляли на базу, то она получала искусственную рекламацию и обувь возвращалась на фабрику. Такая обувь подлежала уничтожению. Она шла под нож. Но в последнее время правление этого не делало и склады были забиты. Если не было сбыта, то не было и денег. Зарплату не получали. Начали пачками отправлять в бессрочный отпуск. Но когда увидели и осознали, что отечественной лёгкой промышленности конец, рабочих стали увольнять. Зарплату выдавали обувью, станками, товарами. Возле обувной фабрики возникли огромные развалы с отечественной обувью, но её никто не брал. Во-первых, не было денег, чтобы её купить, а во-вторых, у кого были деньги, тот покупал импорт. Импортная обувь элегантней и продавалась, в наскоро организованных, бутиках на каждом шагу.

Жену нашего героя перевели в отдел главного механика, там ещё кое - как выдавали зарплату деньгами, хотя многих поувольняли. Этот отдел забирал из цехов станки, писал акты о их непригодности, снимал двигатели и сдавал на металлолом. Металлолом со всех мест отправляли в ближайший морской порт и оттуда, увозили чёрт знает куда. Поговаривали, что Соединённые Штаты с удовольствием покупают его по дешёвке для своей металлургической промышленности. Ну, наговорить можно многое. Так что жена получала кое- какие деньги, а он возил обувь в окрестные сёла и менял на продукты. Однако, когда жену перевели в отдел главного механика, он стал замечать, что она чуть больше стала крутиться перед зеркалом, более тщательно подбирала свой туалет и более часто задерживалась на работе. В одно и тоже время, к нему она относилась более снисходительней, уделяла больше внимания, в её лексиконе появились ласкательные слова, по отношению к нему, улыбка стала теплей и загадочней, сервировка стола более разнообразной и сервировалась с какой - то любовью. И чем больше она задерживалась на работе, тем чаще называла его не просто по имени, а какими-то ласковыми эпитетами. Например: мой милый, мой зайчик, мой козлёнок и такие перемены его устраивали. Но однажды она не пришла совсем. Он удивился, но успокоился, мало - ли чего, вдруг много работы и там, на диване, и придремала. Это было воскресенье и нужно везти для обмена обувь в оговоренную деревню. Так, что всё воскресенье его не было, он приехал в понедельник, жену дома не застал, но это - же рабочий день, значит она там, на работе. Но когда она не пришла ещё и на следующий день, беспокойство нарастало. Случайно он бросил взгляд на платяной шкаф, подошёл к нему и открыл дверцу. Половину её гардероба в шкафу не оказалось. Сильно заныло сердце и он понял всё, поэтому искать её не стал. На следующее воскресенье пришла она сама. Глаза её светились радостью, юбка и кофта на ней смотрелись чуть торжественней, благоуханье духов чуть изысканней. Он был рад и в душе решил, что надо простить ей всё. Хорошо, что она пришла, задавать вопросов никаких не будет.
- Завтракать будешь? Я пожарю яичницу. Очень свежие яички, деревенские.
- Нет, милый, нет, мой дорогой, завтракать я не буду.
- Но ты останешься, ты больше не уйдёшь? - И он впервые посмотрел ей в глаза. О, это была сама невинность. Боже, какие красивые глаза, казалось, что таких глаз он не видел в жизни. А её фигура? А эта головка, чуть опрокинутая назад, с еле приоткрытыми губами и с ямочками в уголках. Её, немного растрёпанные косы, так хорошо обрамляли кроткое, но торжественное лицо. Это был и тот и другой человек. Но такую её он видел впервые и понял, какой будет ответ.
- Нет дорогой, нет, мой козлик, я не останусь. Ты прости меня, милый, ты же понятливый и такой добрый, я тебя поцелую в щёчку. Я знаю, тебе плохо, но я не останусь, я пришла за остальной одеждой. Меня ждут внизу. Помогать мне не нужно, я за несколько раз вынесу сама.
- А…ну ладно - выдавил полушёпотом он, сел в кресло и закрыл глаза.

На следующий раз она забрала платяной шкаф. А какой от него толк, всё равно он остался пустой. Потом чайный сервиз, потом обеденный сервиз, за ним сервант. Кровать, диван, кресла, обеденный и журнальный стол и так далее, пока обе комнаты не остались пусты и лишь в детской, а они планировали иметь детей, но планы для того и пишутся, чтоб их никто не исполнял, осталась узенькая кровать, стол, один стул и одна табуретка. Из посуды остался старый чайник, две алюминиевых кастрюли и какие – то чашки. Две пустые комнаты были уже ни к чему и они разменяли на двушку и однушку. Все заботы по обмену взяла на себя, уже бывшая, жена. Но в это время, когда всё забирала и когда меняла, была настолько нежна, настолько порядочна, настолько предупредительная и кроткая. Называла его только, мой дорогой, мой котик, мой козлик, и так далее. И вот в таком состоянии мы застали её козлика в начале рассказа. Отношения с другими женщинами у него не складывались. Исключительного из-за того, что ни одна из женщин, хоть отдалённо, не была похожа на его жену. Даже сексуальные потребности он выполнял один на один, не отпуская из памяти образ своей жены. Вследствие, уже продолжительное время жил один.

Прошу прощения, мы отклонились от основной темы. И так, способ просто найти деньги, он отклонил, в самом зародыше, по единственной причине. Ни в каком кошельке не поместится нужная ему сумма. Нужно было искать другой, радикальный способ. Он перебирал их много, но, как промежуточный вариант, избрал аварию самолёта. А что? Летит Боинг, на борту миллиардер и террорист. По какой-то причине миллиардер обналичил энную сумму денег и вёз их, ну скажем, куда? Он мог быть гуманистом и вёз эти деньги, для приобретения лекарств и матрасов для детей экваториальной Африки. Почему над нашим городом? Ну, это смотря, откуда он летит, трасса может пройти и здесь. Нужно посмотреть географическую карту, но из-под одеяла не хотелось вылезать. А террористу что? Главное, чтобы погибло побольше людей, тогда они немедленно попадают в Рай и чем больше людей, тем шикарнее апартаменты Рая. Боинг, с тремя сотнями пассажиров, давал террористу такую гарантию. Немного подумав, наш герой отклонил и этот способ добычи денег. Во-первых, дети экваториальной Африки не получат лекарств и матрасов, а во-вторых, из-за каких-то нескольких миллионов, убивать такое количество людей, ему показалось негуманно. Хотя необязательно, чтобы это был Боинг. Мог лететь обыкновенный советский кукурузник. На нём двое. Лётчик и пассажир или оба лётчики, но по ним давно плачет петля, даже по самым гуманным законам. Они ограбили банковскую машину, которая перевозила деньги, захватили самолёт и на бреющем полёте, чтобы не засекли радары, убегали за кордон. Видимо там их кто–то ждал. Он не знает, по каким причинам, самолёт взрывается, но мешок с деньгами летит прямо к нему в окно, предварительно разбив, все стёкла. Когда будет стеклить окно, скажет соседям, что стёкла разбили мальчишки. Взвесив все за и против, пришлось от этого варианта тоже отказаться. По кинетической траектории, заданной летящим самолётом, мешок с деньгами ни в каком случае не мог попасть к нему в окно, так-как его закрывала развесистая акация. Это нужно было, чтобы он падал почти вертикально, а такое невозможно.

Немного помыслив, путём исключения, он нашёл, пусть и не очень безопасный, но верный вариант. По своей доброй натуре он не хотел лишать честных людей их кровных накоплений. Хотя, разве может быть честным человек, имеющий миллионы? При любом раскладе, при любых законах, легализующих их миллионные прибыли, это всё равно воры. Поэтому, не стоит их жалеть. И так, по городу мчатся, на бешеной скорости, две машины. Это две группировки. Это две банды. Но одна убегает и увозит огромную кучу денег, а друая банда догоняет, чтобы эти деньги отобрать. Завязывается перестрелка! Что здесь было, Боже мой! Ему пришлось лечь, чтобы шальная пуля не задела, когда до цели один шаг. И вот, из первой машины, когда скорость уже на исходе и, расстояния между ними, уменьшаются, выбрасывают на обочину кейс с деньгами. А что? Пусть догонят, но денег уже нет. Обе машины скрылись за поворотом и оттуда доносится рёв милицейской сирены. Всё. Все они схвачены, все обезврежены. Не будут же они признаваться, что везли деньги. Если ничего нет, то и суда нет. Сами понимаете, этот кейс падает прямо туда, где он лежал. Всё. Деньги у него в руках, осталось по уму распорядиться данной суммой.

Чтобы тратить деньги, да ещё такие огромные, нужно перво-наперво выяснить, что ты хочешь. Какие бы покупки он не планировал, выходило одно. Он хочет вернуть жену. Если бы жена вернулась просто так, он бы не затевал эти опасные мероприятия. Он бы её простил. Он на неё не злился. Всё дело в том, что в целом мире только его глаза, только его душа могли увидеть и прочувствовать тот божественный дар, то обаяние, ту красоту, красоту даже не внешнюю, а кипящую во всём её существе. Многие мужчины обращали на неё внимание, но они видели, как бы выразиться, красиво расписанный фонарь, без огня внутри. Она на себя смотрела точно так – же. И только он один мог зажечь этот фонарь, сугубо для себя, только для своих глаз, для своей души, для своего сердца. Это уже другая женщина, даже не женщина, а пылающий океан, но с таким тёплым и благотворным огнём, с такими обволакивающими лучами, где он мог чувствовать себя, как в коконе вечного Рая. Он знал, что такая метаморфоза доступна и понятна только ему. И в данном случае, никакому другому мужчине это не было доступно. Любому другому мужчине, и теперешнему её мужу, она нужна лишь, как красивая самка, удовлетворяющая его бычьи потребности. Правда, удовлетворяющая хорошо. Это просто животная страсть, очень далёкая от формирования человека человеком. Поэтому он её не ревновал. Он знал, что та женщина, которую он мог для себя зажечь своей искрой, доступна только ему и должна принадлежать только ему. Но, к сожалению, все мы живём в материальном, очень грубом, мире и очень часто не видим вспышки Божьего огня. В таком же мире жила его жена, до конца не понимая саму себя. Новый муж её, бывший главный механик обувной фабрики, на металлоломе очень разбогател. И, как и другие первые лица, которые относились к руководству фабрики и построили себе дворцы местного разлива, обзавелись роскошными машинами и, хоть и погрязли в грехах и разврате, жили припеваючи. На других смотрели свысока и не замечали бывших, обнищавших друзей. Вот поэтому, для возврата жены, нужно было действовать их методами.

Итак. В начале, он купит автомобиль. Вот какую марку? Здесь он немного засомневался, то - ли Мерседес, то - ли Лексус. Наверно Лексус. Мерседес у всех на слуху и, не такая уж, редкая вещь. И вот на этой машине, сверкающей никелем и лаком, во французском кардигане, он подъезжает к своей жене, а она, как раз идёт к подруге или ещё куда, неважно, но одна. Незвучный сигнал, торможение, остановка. Он выходит из машины и, сверкая лакированными, последней моды, итальянскими туфлями, обходит её спереди, галантно открывает дверцу и приглашает: «Садитесь, мадмуазель». Она в шоке, она в растерянности, но уступает ему, как - же иначе, и садится рядом с ним, на переднее сидение. И уж тут – пошло, поехало. Роскошную виллу, обязательно с бассейном, он купит в Болгарии, рядом с Чёрным морем. Если в Болгарии вилла стоит пятьдесят тысяч долларов, то особняк за пятьсот тысяч купить можно. Плюс пятьсот тысяч на ремонт, на удовлетворение всех её капризов. Не важно. Кейс он ещё не распечатывал, но думает, что на всё денег хватит. Заходят в магазин самого дорогого женского платья и он небрежно распорядителю: «Оближите её, а я тем временем почитаю журнал, посмотрю какие сегодня котировки». Потом в ювелирный. Ах, как это колье, с крупным именным бриллиантом и сотней других поменьше, украшают её шею и грудь, выточенную из слоновой кости. А пальчики! Её божественные пальчики украшают перстни. Такие перстни носили только самые знатные индианки. Понежась, немного в розариях и бассейнах болгарского дворца, они уедут путешествовать. Париж, Эйфелева башня, Елисейский дворец и ещё кое - что, потом в Лондон. Он точно не знает, но в Лондоне ведь есть какие–то достопримечательности. Туда они тоже пойдут. Потом лайнер. Потом круиз. Какие–то Маршалловы острова, Бали, Таити…но там их чёрти сколько. Нужно было и сейчас посмотреть географическую карту, но вылезать из постели было очень зыбко. Батареи совсем холодные. Эти чёртовы коммунальщики, ни черта не топят, а платёжки несут и несут. Но, фиг им он заплатит. Теперь, когда всё построили, всё купили, везде проехали, нужно было окончательно подбить бабки. Миллионы прибавлялись и прибавлялись. Наконец он дошёл до десяти миллионов и на этой сумме уснул.

Что там ему снилось – это дело сугубо индивидуальное и интимное. Заглядывать туда мы не смеем. Но после пробуждения, он не совсем понял, где находится. И вначале казалось, что имея такую сумму денег, идти никуда ему не нужно. Однако, реальность входила в свои права. Несколько минут он смотрел на пожухлые обои, постарался построить из них композицию. Потом…потом, чтобы согреться, пришлось мыть кастрюлю после пшённой каши, вскипятить воду и напиться горячего чая. Работал он у Андрея на стройке. Андрей строил очень большой дом, с очень отвратительной архитектурой. Работа его заключалась в том, чтобы наносить полную бочку воды, нарубить дров, подогреть эту воду, чуть- ли не до кипячения. На этой воде каменщики делали раствор, на дворе ведь зима. И целый день заниматься подогревом воды, подноской кирпича и раствора, по шатким ступеням, на второй этаж. В промежутках между водой, кирпичом и раствором, он сидел в подсобке с закрытыми глазами, и философствовал. Ведь всё, что он видит, всё, что чувствует, это карикатурное здание, это небо, эти голые деревья, проталины в снегу и даже, его грязные мозолистые руки, разве не плод его ума. Если бы не было ума, разве он сознавал бы всё, всё, всё. Даже если бы глаза его видели, разве мог бы он ощутить эту реальность или эту фантазию. Пусть бы всё, что угодно происходило, для него всё это бы равнялось нулю. Точно так, как он сам является нулём для кучи кирпича, не имеющего рассудка. Тогда разве то, что происходит ночью, под его холодным одеялом, не плод его ума? Точно так, как и здесь. Тогда где реальность? И он решил, что реальность там, где ему самому захочется.

Кстати об Андрее. В советские времена, он со своим закадычным другом, и с самделышним милиционером, тоже другом, организовали синдикат. Роли распределялись так: Андрей крутил напёрсток с шариком. Народу собиралось, слава Богу, полно. Угадаешь где шарик - деньги твои, не угадаешь, весь кон остаётся у Андрея. Это было заманчиво, потому, хоть сейчас, хоть в прошлые времена, очень многим хотелось поживиться на халяву. Роль второго друга заключалась в том, чтобы время от времени, угадывать где шарик и срывать весь кон. Для других это очень заманчиво. Милиционер, как правило, стоял в сторонке, но как только поднимался кипишь, он тут же подходил, спрашивал в чём дело, арестовывал все деньги из карманов Андрея, как вещественное доказательство, и писал акт об изъятии. Деньги он никому не возвращал, потому, что это вещдок. Так полагалось. Но проигравших он журил, записывал фамилии смельчаков и, в назидание говорил, что они такие - же преступники, так как хотели поживиться чужим добром, а это карается законом. Но там решит суд. До суда естественно не доходило, но уже на этот день лавочка закрывалась. После перестройки, кода все естественные артерии снабжения рухнули, он нашёл себе нишу в том, что спекулировал зерном. Весь день ходил с телефоном, у кого-то договаривался купить, кому-то договаривался продать, но на десять копеек дороже. Покупатель, в свою очередь, продавал тоже на десять копеек дороже и так до трёх или четырёх раз. Вот такое было естественное ценообразование стоимости хлеба. Андрей любил хвалить Горбачёва и перестройку: «Настоящий мужик, – говорил он, – теперь каждый может осознать, чего он в этой жизни стоит». «Да, - думал наш герой, он с красным дипломом окончил институт, был дока в своём деле, часто получал грамоты и премии, знал своё на зубок, а оказывается, на самом деле, его стоимость заключалась в том, чтобы подносить кирпичи. Хотя, это тоже нужно».

Сегодня день получки. Андрей, в такие дни, покупал три бутылки водки, три килограмма мяса, сам у костра делал шулюм и приглашал к трапезе. Тары – бары, все охмелели и он начинал подсчитывать каждому зарплату. Умный Андрей. Таким образом он ухитрялся недоплачивать процентов пятнадцать, а то и двадцать. Все уходили довольные, в приподнятом настроении. И продолжали, уже по дороге, обсуждать начатую, но не оконченную, во время трапезы, тему. Вместе с ними уходил и наш герой и думал: "Завтра воскресенье, нужно пойти на барахолку и купить, пусть и не первой свежести, но без единой дырки, чайник".