Мой отец познакомился с Бродским в шестьдесят девятом в тамбуре поезда ?Северодвинск-Ленинград?, разговоры о резанном и переснятом, еще по соленым опятам, и чудесное рядом, внутри запечатанный ад. ?Открой эту шкатулочку, милый? - не говорит Надежда, а просто выводит смыслы, отточенные внутри, но кто ее будет слушать, разве какой невежда, не начитанный в мифологии, всё бесполезно, три сильней эти знаки препинания, ластик мой переживет любая синица, с тех пор как синицы кормят меня, я пишу всё то, что взбредет кому-то на ум, я смотрю в эти плотные лица, и жизнь, конечно, не поле, а просто болото вброд. Я познакомилась с Бродским совсем при других обстоятельствах, чем-то довольно схожих – заглянула соседу в автобусе через плечо. Если бы это было на улице, толпы других прохожих (хотя какие там толпы, ни скользко, ни горячо). Если бы этот сосед в автобусе был наблюдателен, косоглаз, кладезь вкуса, знаток изящной словесности, скучающий интроверт, можно сказать: ?Давайте сойдем, вот тут по пути Таруса, всё совершается к лучшему, ад запечатан?, конверт я оставляю тебе, вся жизнь уместилась где-то, и не холмы, а обочины нам освещают путь, бедному Йорику трудно лепить из себя поэта – видятся сны, но совсем не дано уснуть.