О России с любовью

Киноварь*

Как киноварь русской истории,
Как краски живой игра,
Творила истории горние
Гусиная лапка пера.

Сограждане жили в сомнениях
И прочили скорый исход.
В слезах провожая гениев,
По праздникам на эшафот.

Умы сограждан не ведали,
Как минуть сего тупика,
А Пушкин уже отобедали
И пишут себе на века!

*киноварь – натуральный минерал ярко красного цвета


Испанская Пасха

Далеко от России тепло и светло, как в раю.
Далеко от России сладчайшая зреет лоза.
Отчего же на Пасху по русскому календарю*
Я подолгу гляжу на восток, и слезятся глаза...

А в России мальчишка-звонарь, засучив кулачок,
Бьётся в привязях гулких, задиристых колоколов,
И старушка старушке в морщинку кладёт пятачок,
И толпится народ у весёлых пасхальных столов.

Кто сказал, что в России беда, окаянные дни,
Что российскому Богу назначено не уцелеть,
Кто сказал, что Россию подёнщики-поводыри,
Привязали к коням и в калмыцкую вывели степь?

Нет, звенит московúтая трель даже здесь за бугром,
И колышется рябь горизонта под стать звонарю.
И встают ортодоксы и крестятся на горизонт
За пасхальным столом по российскому календарю!

Мои мысли летят вереницею временных лет
Над дорогами детства, где вязнут в грязи верстовой
И весёлые ангелы будущих русских побед
И печальные ангелы русской судьбы роковой.

*Правила празднования христианской Пасхи были установлены на I Вселенском соборе в Никее в 325 году. Паcхалия (методика расчета даты Пасхи) была единой, пока в XVI веке Папа римский Григорий XIII не предпринял календарную реформу.

И лип святая старина
«По пажитям заглохнувшим блуждали
без пастырей безумные стада…» . Е. А. Баратынский

Был барский дом и барский сад,
И лип тенистая аллея.
Но в век двадцатый, в листопад
Стал невпопад и старый сад,
И дней высокая идея.

Разрушим ветхий суверен! -
Кричала новая харизма -
Очистим мир от старых схем,
Кто был ничем, тот станет всем
На мельнице социализма!..

Потом пришёл капитализм,
Все отхватили понемножку:
Кто барский дом, кто банный лист,
Кому противен был стриптиз,
Так те и вовсе понарошку.

Но всё закончилось ничем.
Сгорели дом и жизни глянец.
Вновь листопады перемен
В распадах и пролóмах стен
Кружили свой недолгий танец.

Так лип святая старина
Нас не украсила ни разу.
У нас, у русских, седина -
Не мудрости величина,
А белый лист для новой фразы...




Шухова башня

Как всплеск разомкнутого духа,
Как тонкой дерзости свирель,
Поставил русский гений Шухов
Колец стальную канитель.
Изъеденная сопроматом
И русским такелáжным матом,
Термéхом выжженная в ноль,
Она сверкает надо мной!

Эх, золотые канители,
Духóв французская тщетá,
Погоны, рябушки, качели,..
Та канитель - вам не чета!
Да, Шухов – это архитектор,
Высокой меры архитрáв.
Заставить встрепенуться сплав,
И остудить его при этом!

Как колос ржи ласкает уши
Влюблённых, выпавших из дня,
Так дерзость обжигает душу
И башню сносит у меня.
Учи, державная, ржаная,
Мои куриные мозги
Выпытывать из мелюзги,
умом
в гиперболы играя!




Русь

Во дни былых солнцестояний
И зорких половецких стрел,
В земле пустой, звериной, ранней
Рождалась Русь, стремя удел
Расширить, потеснить соседа,
Острогом обнести дворы.

Я был тогда прадедов небыль,
Былинка будущей поры…

Мужайся, князь, с зарёю красной
Пришёл твой пагубный черёд.
Прими коня под шкурой байской
И растревожь дружины ход.
Бог милостив, но печенеги
Настыли - сечь не миновать!

И вот сквозь солнышка побеги
Поутру выступила рать.

День третий.
В вечер вышли к Дону,
Изрядно латы опылив.
Смеётся Игорь: Вот и омут,
Что-т, половца не слышен Див!*
И плюнув в сторону вражины,
Забыв про жизни оберег,

Княжено-сокол со дружиной
Расположился на ночлег.

Голубкою в потёмках тайных,
Змеёй, скользящею осечь,
Спешит слезинка Ярославны
От сечи мужа уберечь.
Но долог мерный шаг дружины,
Слезинка истомила ход.

А звери сладостно кружили,
И ждали, ждали свой черёд!..

Когда былинку сносит ветер,
Она летит через миры,
И может многое отметить,
И в ум припрятать до поры.
Парад величия потешен,
Когда единое в разделе.

Томится зверь, и в сладкой речи
Уж взбился Див над Коктебелем!

И кличет будущую сечу…


*Див – половецкое божество, предупреждающее голосом об опасности.
«Взбился Див» - цитата из «Слова».





Малое счастье
Теперь увлекаются стрижкой травы.
Стригут насекомых в любую погоду.
Приятно быть смерчем, срезая ковыль
Шнуром, как булатом степного народа.

К ногам шелковистая стелется стать.
Услужливый ветер играет кудрями.
И пятится боль, рассечённая вспять,
Какой-нибудь нежно-поруганной твари.

Внезапно иссяк электрический ток.
Шнурок, повисая, коснулся запястья.
И выпил не сломанной жизни глоток
Кузнечик
за русское малое счастье!



Вещий лес

Вот кто-то прорубил в дремучий лес тропу,
Прошёл насквозь, сжимая топорище.
А вещий лес зализывал версту
И хоронил немое пепелище.

Он уцелел, да что ему тропа.
Но вот другой, а вслед за ним другие
С гармошками и на грузовиках
Ворвались
и рубили,
и рубили!..

Примером умножения на ноль.
Ложился дуб на раненный подлесок,
И к вечеру охрипшая юдоль
Уже не представляла интереса.

На месте том задумали кабак.
И потекло мужицкое снадобье.
Чуть занялась зелёная трава,
Но стоптанная, комканная кровью,

Иссохла, а червлёная земля
Дол подоткнула и по-бабьи взвыла.
И хрустнул крест дубовый, как стожар,
Над бугорком отеческой могилы.

Но вещий лес оставил вещий след,
Так в ствóры зла вошла иная сила.
И пьяный хлам, и топот табурет
Сложила ниц и временем накрыла.

И кто теперь попомнит тот разор?
Иные дни, иное поколение.
Лежит в музее стоптанный топор,
Лежит и... ждёт неверное мгновенье,

Чтобы сорвать музейную печать
И улизнуть, сжимая топорище.
Проснись, вахтёр, не выдай стрекоча
Из вещего
музейного
хранилища!

Всё путём!..

Инвалиды Афганистана
У метро собирали паёк.
Инвалидам Афганистана
Кто-то бросил пятак в комок.

Задрожала гитара глухо,
Будто стингер царапнул борт.
И насмешливый голос духа
Что-то крикнул из-за койот.

Кровь метнулась к лицу и встала.
Кто мы, люди, куда идём?
Инвалид отложил гитару:
«Да не парься ты, всё путём!»


Болотная присказка

Бежит житейская волна
Из глубины житейской силы,
Выносит к берегу она
Всё то, что сила износила.

Обрывки дум и чертежи,
Где капля крови Архимеда
В песок упала, положив
На плаху голову победы!

Что ж, чести доблестный черёд
Не раз ходил в изгоях века.
Но всякий раз он наперёд
Умел окликнуть человека.

Умел припасть к нему на грудь
И выпросить, как подаянье,
Высокой меры сладкий зуд,
Иль смерти тайное дыханье.

Бежит житейская волна,
Выносит ветхие мундиры,
Из мёртвой парадигмы дна
И сочетает их над миром

В ума восторженную трель,
Иль силы дерзкую прохладу.
И снова тысячи людей,
Похожих на безумцев стадо,

Смыкают вздох в стоглавый вой
На площади Болотной. С речью
К ним обращается герой,
Чтоб головы сочесть для сечи.

Спешит с волною дней порог
Из глубины житейской силы
И каждому кусочек ила
Выносит молча.
Под залог...


У минарета

Как глоток освежающей мёртвой воды
После долгого жирного плова,
Я услышал призывные песни муллы,
И забытое русское слово

Шевельнулось гортанно, и брызнули с глаз
На суданские спелые розы
Солонее Атлантики в тысячу раз
Правоверные русские слёзы!