Сказки для взрослых

ПРОЛОГ

В глухой таёжной глубинке, недалеко от села Булоховка, стоял в окружении мохнатых вековых елей хутор 'Утренняя Заря'. И жила в нем очень дружная, трудолюбивая семья. За главного на хуторе был дед Тимофей. Справедлив и суров был дед, как сама природа таёжная. Ежели рассерчает, то бушует, как пурга в пятиградусный мороз. Хотя по характеру добрый был дед.
А когда на хуторе всё ладно да исправно было, любил дед после баньки надеть белую чистую рубашку. Взять в руки свой старенький баян... И далеко в тайге слышны были его любимые песни про лихого атамана Стеньку Разина да про Емельку Пугачева, а на посошок и 'Шумел камыш, деревья гнулись...'.
А домашние на все лады подпевали деду. И между песнями первачом баловались да домашними солениями и пельменями заедали.
И внучата тоже не в обиде были. В такие вечера за примерное поведение получали от деда леденцы и прочие сладости. И было у него три внука и одна внучка. А самого младшего и любимого внучонка звали Ванечка.
Умный и смышленый не по годам был Ванечка. Уже в пять лет умел он читать и писать. Мама его, Настенька, была красавицей неписанной. В городах таких не бывает. Только в глубинке и сохранились не тронутые косметикой и цивилизацией настоящие русские красавицы. Огромные голубые глаза, толстая русая коса до пояса, красный румянец на щеках. Когда в район приезжали важные люди, или Иосиф Кобзон, то за Настенькой присылали машину. И она, плавной походкой, покачивая крутыми бёдрами, выносила гостям хлеб-соль. Именитые гости отщипывали хлеб и не могли удержаться, чтоб не ущипнуть Наcтеньку за румяную щечку. А Борис Николаевич в свой приезд умудрился щипнуть её за попку. Отчего Настенька сильно смутилась и убежала. Её приглашали и на банкеты, но она отказывалась. Причина на то была уважительная.
В десять часов вечера она должна была спать ложиться. А в пять утра - подъём.. День в день и по воскресеньям тоже. Такое правило было дедом Тимофеем заведено. Каждый на хуторе своё дело знал и строго соблюдал.
Так что не до банкетов Настеньке было. Не говоря уже о других столичных вольностях. И всё было бы хорошо да ладно на хуторе 'Утренняя Заря'. Если бы не случай.
А случилось это весной, когда молодая кровь и без того играет. Прислали им на хутор студента из Московского Университета самого Патриса Лумумбы. Красивый был студент и сложен великолепно, и даже кожей не совсем черный, а темно-шоколадный. Но когда на дворе темнело, то головы его не видно было, а только белые, как снег, зубы светились да белки глаз. Бабка у него за спиной всё время крестилась, плевала через левое плечо и про себя, 'чур-чур' говорила. Да не помогло всё это. Влюбилась в него Настенька, а после того, как испробовала его инструмент любовный, на котором он виртуозно играл, как долго играющая пластинка, то совсем голову потеряла.
Зашла Настенька как-то утром рано на сеновал коровкам сена взять, а негра наш минутой раньше туда забежал малую нужду справить. Так как он столичным был, да шибко культурным, то во дворе малую нужду не справлял. Первый солнечный луч ярко осветил его личное и неповторимое достоинство. Увидев такое 'африканское чудо', Настенька ахнула и от удивления юбку задрала, чтобы лицо закрыть от стыда да смущения. Да забыла, что она спросонья трусы не надела. А негра увидел треугольник вьющихся золотистых волос и по-своему понял. Не успела Настенька испугаться, как вошёл в неё африканский баобаб весь без остатка. До самой, что ни есть, до самой. И очень Настеньке это дело понравилось. С того самого дня стали они в эту игру играть. При любом удобном случае. Правда, тайком да украдкой. Так как дед Тимофей строгость в этих делах проявлял.
Да разве уследишь за молодыми. Вот и игрались они, пока не доигрались. Стала от этих игр наша Настенька тяжелеть не по дням, а по часам. А Али-Абу-Бабу мало того, что черным был, так он ещё и мусульманского вероисповедания. Каждое утро стелил он коврик на пол, снимал ботинки, становился на колени, и давай наяривать на своём непонятном. А после молитвы уже на чисто русском языке Настеньке сказки рассказывал. Да воздушные замки рисовал.
Мол, через год кончит он учиться и увезёт любимую и единственную свою Настеньку за три моря. В страну свою африканскую. И подарит он ей, не больше и не меньше, - дворец. И будет у неё тридцать три прислуги светские да европейские. А так как лето в Африке жаркое, то каждый год они будут его проводить в Англии. Там у него своя усадьба на сто гектаров с шикарным парком и бассейном. И станут они посольские приемы регулярно посещать, когда кто-нибудь из 'восьмёрки' в страну с визитом пожалует. Или же принцы арабские да короли африканские...
Кружилась голова у Настеньки от слов этих. Ходила она, как во сне, предаваясь мечтам сладким. И не заметила, как три месяца пролетели и кончилась практика у Али-Бабы, так его дед про себя называл. Уж больно невзлюбил он его, да и по делу: не подвело чутье деда. Укатил Али в Москву, и только один след после себя в животе у Настеньки оставил. А след этот через девять месяцев на свет божий вышел и, наперекор статистике, родился мальчик белокурый и голубоглазый. Точная копия Настеньки. Уезжая, обещал Али каждый день писать. Да только год прошёл, а о нём ни слуху, ни духу. Пробовала Настенька искать негра своего любимого, куда только письма не писала. Да только толку никакого. Вот и решила она сама в Москву поехать, принца своего найти. Долго ли коротко, а узнала она от милиции праведной нашей, что Али-Абу-Бабу Махмуд Кусэмбо Смактобук (это полное имя его), был аферист высокого класса. Под прикрытием учёбы организовал он международный нарко-траффик. А сам он был никакой не принц африканский, а крупный торговец наркотиками. И не одна обманутая девушка искала Али Махмудовича с чёрненькими детишками на руках, как вещественное доказательство его пламенной африканской любви. А у Настеньки и этого не было. С фотографии, что она привезла папику африканскому, смотрело наивно на белый свет голубоглазое и белокурое дитятко земли русской. И назвали незаконнорожденного сына Настеньки Ванечкой.
А папашу Ванечки Али-Абу-Бабу покарал Бог за черные дела. Решил он как-то раз самолично провезти партию наркотиков в животе своем. Да только разъела кислота желудочная пакетик один, и отдал Али Богу душу, так и не успев окончить университет имени Патриса Лумумбы. И похоронили его на тюремном кладбище, где хоронят безродных уголовников.
А Настя домой вернулась, про обман подлый забыла и за Степана-лесоруба замуж вышла. И стали они жить-поживать да добра наживать. А Ванюшка Степана стал отцом называть, да расти-подрастать.

БЫВАЮТ ЖЕ НА СВЕТЕ ЧУДЕСА

Как и положено, вокруг хутора стоял могучей стеной дремучий таежный лес. И не разрешали Ванечке в тот лес далеко уходить. Ибо в лесу этом не только дикие звери водились, но и лихие людишки шастали. И не дай-то Бог с теми беглыми зеками повстречаться - бандюги эти с голоду и человечиной не брезговали. Всё это Ванечка от взрослых знал, да только в голову не брал. Дети страху не знают, и даже огня не боятся, пока сами не обожгутся.
Вот как-то встал Ванечка вместе с солнышком. Умылся холодной водицей из ручейка, что хуторок их огибал и пошёл вдоль ручейка собирать камушки красоты необыкновенной, которые в воде переливались да искрились на солнце. И не заметил Ванечка как далеко в лес ушёл.
Но, видать, сама судьба вела Ванечку и привела его к коряге большой, а под корягой той сидит хомячок и горькие слёзы льёт - одна лапка его в капкан попала. Ванечка хоть и мал был, но мальчонка смышленый да ловкий. Освободил он лапку хомячка из капкана. И чудо чудное произошло: превратился хомячок в человечка лесного. Росточка маленького да с седой бородой почти до земли. Поклонился он Ванечке и говорит:
Спасибо тебе, Ванечка, за доброту твою душевную! Да и я в долгу перед тобою не останусь. Наделю я тебя силой необыкновенной и талантами разными. Будешь ты владеть телепатическими способностями, да такими, что нет в природе аналога. При помощи этой телепатии ты на любом расстояние сможешь чужие мысли читать и свои передавать. А глаза твои лучше любого рентгена человека насквозь смогут видеть: где у кого что болит. И стоит тебе на больное место руки наложить, как через три минуты любая, даже самая страшная, рана исчезнет, как будто её и в помине не было.
А ещё ты сможешь невидимкой оборачиваться. И по воздуху летать быстрее реактивного самолёта. И будет на тебе невидимое одеяние тоньше паутины, но покрепче любой брони, от которой пули отскакивать будут и любой нож ломаться.
И пойдёшь ты по всей Руси великой, как в старину праведники ходили, добро людям делать. Хороших людей из беды выручать. А злых наказывать. И очищать от погани этой землю нашу праведную.
А сейчас дотронусь я до плеча твоего палочкой волшебной, и превратишься ты в юношу богатырского телосложения. Как превратишься ты в юношу ладного да статного, поспешай прямехонько домой. Поклонись дому родному да расскажи близким и родным про чудесное твоё превращение. Объясни им, что отныне долг твой - землю русскую и людей простых от беды-напасти спасать и зло несправедливое без всякой жалости искоренять. Получи благословение от деда своего и ступай в путь-дорогу.
После этих слов дотронулся он до плеча Ванечки палочкой той волшебной. И вмиг превратился Ванечка в юношу статного, только лицом почти не изменился, чтобы каждый признать его смог.
И пошел он вдоль ручейка к дому своему. Где поваленное дерево путь преграждает, то Ванечка его, как щепку, с дороги отбрасывает. Чтоб и стар и мал легко могли вдоль ручья ходить.
Быстро шёл Ванечка, уж совсем близко родной хутор. Как вдруг видит он: за поворотом, на поваленном дереве два мужика сидят. Рожи небритые, одежонка арестантская, а в руках автоматы.
Остановился Ваня и, хотя был от них в пятидесяти метрах, все отчетливо услышал, как будто рядом стоял. Один, что с повязкой чёрной на глазу, другому говорит:
-Тут недалеко, на отшибе, хутор стоит. Нас туда на работу как-то возили. Там для нас всё, что душа захочет: и жратвы навалом, и одежонка, и самогон есть. А еще на том хуторе молодуха живет, баба ядреная да красивая, её мы по очереди пропустим. А остальных кончать надо, и змеёнышей туда же, без жалости. Как коммунисты, в семнадцатом, царских детей... Свидетелей нам оставлять нельзя. С коммунистов пример брать надо. А когда уйдем, то хату спалим и концы в воду. Только дело делать тихо надо. В лесах этих местные охотники промышляют. Они автоматный выстрел от ружья за километр отличить смогут и легавых по следу пустят. Нас три дня искать не будут, договоренность есть. Но осторожность не помешает. Так что ножами поработать придется.
Услышал всю эту жуть Ваня, вышел из-за кустов, стал перед ними и говорит:
-Не повезло вам, гады паршивые. Не знаю, за какие дела вы сидели, только больше сидеть вы не будете. Да и по земле ходить не будете. Таких, как вы, в тюрьмы сажать нельзя. Вас, как бешеных собак, сразу и на месте убивать надо!
Искривились бандитские рожи в улыбке. Повытаскивали они ножи острые, самодельные. И пошли на Ваню с двух сторон. Первым бросился одноглазый, а второй за спину стал забегать. Да не тут-то было: поднял Иван одноглазого одной рукой над головой да об корягу вековую! Трр-рах!.. Только хруст поломанных костей раздался.
А второй тем временем зашёл Ивану за спину и ударил его ножом под лопатку. Да только сломался нож, не оставив царапины на теле у Ивана.
Ошалели бандиты. Давай палить из автоматов. Только пули их от Вани, как от стенки, отскакивают и рикошетом по ним же и бьют. Изрешетили они себя сами и, так ничего и не поняв, отдали Богу душу.
Плюнул Ваня на них и пошёл своей дорогой. 'Таких хоронить - землю поганить, - решил, - пусть их вороньё исклюёт да звери хищные разорвут'.
Пришёл он домой, рассказал про всё. И не удивились родные. Видно, Бог, увидев людские мерзости, сотворил чудо во спасение земли-матушки многострадальной, да людей обездоленных. Дали они благословение Ивану, и пошёл он, как велел ему старичок, добро сеять, а зло, как сорняки, искоренять.

На этом сказка не кончается, а только начинается.
(Продолжение)

КАК ИВАНУШКА ИВАНОМ СТЕПАНОВИЧЕМ СТАЛ

Долго сказка сказывается. Да быстро у Иванушки дела делаются. Решил он в столице, Москве златоглавой, обосноваться. Поднялся он выше облаков и полетел быстрее реактивного самолёта в Москву. И хоть быстро летел Иванушка, а добрых пару часов ушло. Летел он над Россией, да только мало радостного видел. Видел он боль земли русской. Видел он поля, химией отравленные. Реки да озёра, отходами загаженные. Деревеньки затопленные да города захламленные. И всюду машины снуют. Пароходы и паровозы дымят. И стоит над землёю копоть непролазная, одной сплошной черной тучей солнце заслоняет. Загрустил Иванушка, задумался: много надо исправлять на земле русской, чтобы вернуть России-матушке поля золотистые да луга зеленые.
С такими-то невесёлыми мыслями приземлился Иванушка в Москве. Стал он ходить по ней и любоваться.
Ходит Иванушка да думает: с чего начать? Ни кола у него, ни двора, ни друзей, ни знакомых. От этих мыслей невеселых захотелось ему поесть. Только подумал, смотрит, а на весь фасад дома вывеска неоновыми огнями светит. И надпись многообещающая: 'Кабак Сибирь-Воркута - вкусная еда'.
Кабак этот был знаменит на всю Москву, только нравом был он крутой. И приличный народ обходил его стороной. А постоянными его клиентами были спившиеся спортсмены, чемпионы мира разные да олимпийские. Другую многочисленную группу составляли 'блатные'. Из женского пола только свободные от налогов проститутки и верные подруги крутых пареньков. А так как цены в кабаке были для простого люда приземленные, а водка дешёвая, то третью, не менее многочисленную, группу составляли работяги, солдаты да матросы. И славился ресторан отменной едою: перловыми супами с жирными кусками баранины, украинскими борщами с салом, знаменитыми на всю Москву сибирскими пельменями тёти Маши и домашними солениями знаменитого шеф-повара дяди Изи.
Кабак помещался в бывшей царской казарме драгунского полка. Массивные колоны, полукруглые бетонные потолки как бы естественно разделяли кабак на три огромные залы. Каждая зала была выкрашена в свой цвет. И, по неписанному закону, каждую залу занимала своя публика. За территориальную чистоту и независимость все строго следили и залётных фраеров серьёзно били. Милиция кабак за километр обходила.
Ваня, конечно, этих правил не знал. Зайдя в кабак, он сел за первый попавшийся свободный столик, который находился как раз на 'блатной' территории. Для солидности заказал сто пятьдесят водки, рубленую селёдку, две тарелки перлового супа, пельменей три порции и компот. Официанты в лиловых рубахах навыпуск со стоячими воротничками, расшитыми золотыми кренделями, подпоясанные цветными кушаками, были все, как на подбор: около двух метров роста, косая сажень в плечах, светлоголовые и голубоглазые - как будто клонированные. Они, по совместительству, были ещё и вышибалами.
Официант, который обслуживал Ивана, посоветовал ему занять столик в другой части зала, потому что в этой части у него могут быть неприятности. И рассказал Ване - какие. На что Ваня только простодушно улыбнулся. Поблагодарил парня и велел подавать, ибо он сильно проголодался и умереть может не от угроз, а от голода. Пока он ел, за ним пристально наблюдали. За столом, где сидел крутой 'авторитет', шёл негромкий разговор:
-Ты знаешь этого лоха?
-Нет. А ты?
-Нет.
-Так в чём дело? Поговорите с мужиком да расспросите его по делу: кто он, что он. Может, он из наших, а если залётный фраер, то пусть гонит тысячу баксов. И уносит ноги. Тут церквушка рядом, посоветуйте ему сходить свечку поставить, за то, что так дёшево отделался.
Двое верзил направились к Ване. Бесцеремонно отодвинув стулья, сели за стол.
-Кем будешь, мил человек?
-Иваном.
-Да мы видим, что ты Иван. С каких мест отдалённых?
-Я родом с хутора 'Утренняя Заря'.
-Ну, нам все понятно, хуторянин. За то, что ты сел на нашу территорию без особого на то разрешения, гони, мил человек, тысячу баксов и вали, пока живой, на хутор - бабочек ловить.
-Не понял, - ответил Ваня.
-Нет проблем, сейчас поймёшь!
Один из них взял тяжёлый графин и со всего маху стукнул Ваню по голове. Графин разлетелся на мелкие кусочки, а Ваня даже глазом не моргнул. Спокойно взял верзил за грудки и свел их лбами, да так, что те надолго потеряли сознание.
Всё это время за ними наблюдали 'крутые', которые находились на тот момент в кабаке. А было их, ни мало-ни много, где-то около двадцати. После такой развязки все они перестали пить и есть и устремили свои взгляды на помрачневшего 'авторитета'. Тот, коротким жестом, большим узловатым пальцем провёл по горлу. А это обозначало: 'мочить фраера на месте'.
Все разом повскакали и бросились к Ивану. Ваня встал, расправил плечи и каждого, кто к нему подскакивал, брал в охапку и метров на пять отбрасывал к двери. За несколько минут там образовалась довольно солидная куча-мала беспомощно копошившихся тел. Кто с переломанными ребрами, кто с рукой, а кто с ногой... Нападение приостановились. 'Блатные' повытаскивали ножики разных размеров и полукругом, уже осторожнее, стали наступать на Ваню. Карусель завертелась. Зазвенели ножи, упавшие на пол. С перебитыми носами и поломанными руками полетели бандюги в общую кучу. Остальные, а их осталось совсем мало, отступили к столу 'авторитета'.
-Что делать, пахан?
-Против лома нет приёма. - Он достал свой кольт сорок пятого калибра и пошел на Ивана. С трёх метров разрядил весь барабан. Только пули стали отскакивать от Ивана, как монеты от стены, и рикошетом уложили 'авторитета' на месте. Пара 'блатных', оставшихся в живых, с ужасом кинулась к дверям. По головам избитых и искалеченных дружков выскочили они на улицу и стали без оглядки уносить подальше ноги. А Ваня сел, как будто ничего не случилось, и стал допивать компот.
Хозяин кабака, маленький Сэм, (так звали старого Соломона), подошел к столу, за которым сидел Ваня. 'Маленьким' его прозвали в шутку - Соломончик имел сто пятьдесят килограмм чистого веса без галош и одежды. С сильным одесским акцентом он стал держать речь:
-Если мой верный глаз не ошибается, Вы, молодой человек, прямо с вокзала. Сегодня Вам негде спать, а назавтра у Вас нет постоянной работы. Вы - смышленый парень и поняли, что с Вами говорит хозяин этой маленькой лавочки, название которой висит над входом. Я предлагаю Вам постоянную работу: Вы будете у меня на должности инженера по технике безопасности. Диплом я не требую - на этой должности, так же как и на моей, высшее образование может только мешать. Но только от должности сыт не будешь. Я назначаю Вам оклад в тысячу баксов. Вы получите наверху две отдельные меблированные комнаты с туалетом и душем. Жратва - от пуза, бесплатно. Соломон, если видит стоящего человека, на деньги не скупится. Клянусь моей некрасивой дочкой: обойдите всю Москву - лучше, чем у Соломончика, вам нигде не станет. И что бы вы теперь сказали на мою прямую речь?
-Я согласен, - широко улыбнувшись, ответил Ваня.
-Ещё одна маленькая деталь. Как вас зовут по батюшке?
-Просто Ваня.
-Так не пойдёт, на этой должности должны Вас величать по батюшке.
-Ежели так, то Иван Степанович.
-Это уже другой компот. С этой минуты все будут называть Вас Иваном Степановичем.
Так, с лёгкой руки Соломона, стал Иванушка Иваном Степановичем.
Тем временем слух прошёл по всей Москве великой. И если раньше дня в кабаке не проходило без серьезной драки, то с приходом Ивана, кабак стал самым пристойным во всей Москве. В кабаке никто не смел даже громко говорить. И, наконец, стал слышен старый антикварный патефон, и хриплый голос Лёни Утесова долетал в самые отдаленные уголки зала.