любовь... любовью... о любви...

ЛЮБОВЬ.... ЛЮБОВЬЮ.... О ЛЮБВИ....

Мы с тобой — ни простить,
ни проститься -
Бьемся в клетке плетеной, ивовой,
Хоть для неба остались птицами:
Ты соловушкой, а я иволгой.


Разгоняя черные тучи, бесновалась вьюга. Воя, как обезумевшая от голода волчица, она вносила панику в тучное стадо. Почуяв неладное, очнулся задремавший было ветер и спешно отогнал небесных баранов за горизонт. Звездная пороша, заметая следы, обнаружила втоптанный в черноту одуванчик луны.
Маленький уродец бежал, утопая в снегу. Его слабые босые ножки посинели от холода. Он бежал от людей, покинув родной дом. Покидал дом ночью, как вор, и не было на всей земле никого, кто бы пожалел, обогрел его замерзающее от мороза и ужаса сердечко. Его ненавидели и боялись, брезгливо, как собаке, бросая из окна сухую корку хлеба, когда он в мольбе протягивал руку. Не отказывали в милостыне на всякий случай, надеясь, что заплесневелый кусочек, когда придет время покинуть этот мир, окажется той капелькой, что заставит стрелку весов правосудия на вечное блаженство. Наивность или трезвый расчет?
Мирская близорукость и глупость, если только представить, какой должна быть чаша, которую угодили камни, предназначенные уродливому малышу. А пенистая слюна и следы от укусов спущенных с цепи дворовых псов? А несчетное количество пинков, тумаков и проклятий лишь за то, что уродлив лицом? Наивность?
Дети смеялись над ним и жестоко били, а родители, как метод воспитания непослушных чад своих избрали жуткие рассказы о том, как старуха ведьма и ее сын крадут по ночам своих обидчиков и высушивают, предварительно выпив у них всю кровь, затем толкут в ступе и используют полученный порошок в качестве снадобья. Злые люди. Скольким из них эта старушка спасла жизнь своими травами и кореньями, не требуя взамен ничего. Бездушные люди, веря в то, что придумали сами, жестоко страдая от болезней и страха перед смертью, замирая от ужаса, они все же пили эти снадобья, а исцелившись, замаливали грехи перед Богом и его благодарили за спасенье. Спасенье сатанинским зельем. Наивность?!
Когда же старуха умерла, все село поднялось на священную войну. Против кого? Освятив целый осиновый частокол, с молитвами и проклятьями на устах люди двинулись к ветхому домишку, трусливо убеждая друг друга, что спасают души своих детей. Они шли, желая остановить колдовство, вбив колья в грудь усопшей ведьме и, на всякий случай, полумертвому от ужаса выродка.
А малыш уже бежал к лесу. Бежал, обдирая о наст в кровь слабые, кривые ножки. Людское зло отражалось в глазах, полных ужаса, и шаг за шагом это зло отзывалось в израненном сердечке. Ненависть нарастала, как сугробы, в которые то и дело проваливался беглец. Слезы
примерзали к коже. Вымерзала душа. «Они ответят за это... Я заставлю... Они заплатят...» И платили.
Он не погиб. Его, замерзающего, откопала из-под снега дочь лесника и на хрупких плечиках перенесла в свою избушку. Старый лесник покачал головой:
- Ристана, говорят, это колдун.
- И ты веришь?
- Посмотри на его лицо, это воплощение ночных ужасов, а глаза — угли адских костров.
- Его лицо покрыто коркой сухих сердец, а в глазах — проклятье мира.
Находясь в бреду между жизнью и смертью, в мимолетных просветлениях он встречался со взглядом, полным сострадания и любви ко всему живому. Когда же поправился, то остался жить тут же, в маленькой избушке, в глухом лесу среди топких болот. Ристана любила его как брата, и он готов был ради нее на все. Тех же, кто убил его душу, он не простил и часто думал: «Я отомщу, они заплатят...» И платили.
Соединив знания, что дала ему мать, и собственную ненависть, отчаянно занялся колдовством, и вскоре понеслась по миру слава о могуществе урода. Потянулись со всех концов света люди. Ужасная слава заставляла приходить к нему обезумевших от страданий. И платили. Глухие к простоте истины, ослепшие сердцами, добровольно отдавая в полон тьме свои вечные души за мгновение покоя и успокоения.
Тут же, на болотах, трудились искусные мастера, возводя чудо-замок. Замок-шкатулку, наполненную драгоценностями и музыкой. Замок для колдуна и той, что любила его, пусть, как брата, но любила.
Время шло. Ристана расцветала. Частенько обращался колдун к леснику с просьбой отдать за него дочь, на что старик неизменно отвечал:
- Неволить не стану.
А Ристана смеялась:
- Колдун, у тебя даже имени нет. С королем бы я стала королевой, а с тобой — колдуньей?
И рассыпала в мох жемчуга и изумруды, принесенные в дар. Но колдун не сердился. В самом деле, как можно обидеться на солнышко, что, сияя, заставляет глаза плакать.
Долго ли, коротко, но пришло время, и умер старый лесник. Потрясенная горем и одиночеством, Ристана позволила перевезти себя в замок, где пол был выложен из слитков золота, а окна вылиты из тончайшего серебра. В стенах из драгоценных камней, как птичка в клетке, пел весенний ветерок.
Увенчав голову красавицы изумрудной короной, колдун преклонил колена:
- Владычица сердца могущественного колдуна, ты — королева!
Ристана дрожала. Изумруды глаз, обрамленные крыльями ресниц, сияли ровно, не отражая ничего.
За закатом поднимался рассвет, за днем следовала ночь. Ристана молча принимала обожание колдуна и его старания отразиться в глазах своей госпожи. Она не отталкивала, но и не звала. Живой статуей бродила по замку. Но ничто не могло омрачить счастье колдуна. Лишь однажды Ристана посмотрела на него, с грустью и жалостью прижала его морщинистую, когтистую руку к своим губам, обожгла единственной слезой. Колдун задохнулся от счастья. Он плакал, а в глазах светилась бескрайняя любовь и благодарная преданность бездомного пса.
- У нас будет дочь, - улыбнулась Ристана и подняла глаза к небу. Мир потонул в ее боли и нежности. В огромных зеленых глазах королевы бушует пламя — это страх, а на молочно-бледном лице — безмятежность. Колдун опустился на колени и, плача, благодаря, целовал ее туфельки.
- Тебе страшно? Не бойся, родная, хватит моих рук и моих плеч, чтобы удержать самые страшные бури. Заслоню, выстою, выдержу и вернусь к тебе прежним. Вернусь птенцом беззащитным, слепым котенком, мышонком глупым к сердцу твоему, моя короле ва...
- Бедный мой колдун, - улыбаясь, прошептала Ристана, - у тебя даже имени нет...
В эту ночь она выбросилась из окна своей спальни. Колдун обнаружил ее утром, на розовой поляне, что сверкала росой у подножия замка. Ристана лежала на ковре из роз, глядя в бездонное небо. Навзрыд пел соловей. Бутоны розовых сердец лопались под пристальным взглядом зари. Алые лучи утреннего солнца струились по хрустальным крыльям фонтана. Крылья дрожали роняя кровавые перья и они падали, растекаясь тяжелыми каплями по белокаменным дорожкам. Замок погрузился во мрак.
Всю ночь простоял колдун на коленях у постели умирающей королевы. Всю ночь он взывал к милосердному Богу. Что может быть страшнее боли в глазах любимой... небо тряслось и плакало, заливая стонущую землю слезами. Душа билась, как раненная птица в цепких лапах безысходности. В муках душа корчилась, утопая в боли сошедших с иконы глаз. А воронье кашляло, захлебываясь алчным смехом....
- Больно мне и страшно за тебя, моя королева, но я сумею защитить тебя, родная. Я так силен, что всеми легкими, всею душою втягиваю воздух, и хватит сил вдохнуть солнце, небо и всему хватит места и еще останется...
И завыл:
- Кто-нибудь!!! Я душу свою отдам, только спасите ее! Слетайтесь, как воронье, выклюйте глаза душе моей, рвите сердце мое когтями, но ее спасите...
сверкнула молния, и гром потряс замок. Заметались в испуге вороны, но сердце, переполненное отчаянием, не услышало ответа Всевышнего. Оно ослепло и оглохло от горя и продолжало упорствовать, призывая на помощь черные силы.
Ристана осталась жива, но все месяцы до рождения дочери не приходила в себя. Лишь, когда первый крик наследницы освятил ее душу, Ристана очнулась. Колдун склонился над ней, держа в руках крошку дочь.
- Любимая, я клянусь тебе, она будет настоящей королевой.
Собрав остатки сил, Ристана приподнялась, горячими губами коснулась губ счастливого урода, шепнула: «Прости, родной», - и умерла.
Дико закричал колдун. Душа черным вороном поднялась высоко в небо, сложила крылья и камнем рухнула к земле... но опустилась лепестком розы в детские ладошки белокурого ангелочка с глазами синими, как небо.
- Талиса, - прошептал ветерок.
- Талиса, - выдохнули сосны.
- Талиса, - засмеялся ручеек.
Прозрачный воздух трепетал. Нежность коснулась сердца колдуна. Чувство глубокой утраты сменилось безграничным счастьем.
Талиса, как будто вобрала в себя всю красоту, нежность и аромат тех роз, что приняли на себя страдающее тело Ристаны. Унаследовала и голос соловья, ставшего свидетелем трагедии — гибели драгоценного сердца, не сумевшего принять дикого образа любящей души.
С тех пор колдун по ночам ткал на полотне из лунных лучей образ суженого для Талисы. Образ собирался из ночных грез, горечи полыни, запаха ночной фиалки, лебяжьего пуха, журавлиного крика, из последнего вздоха Ристаны и клятвы, данной колдуном.
Шли годы. Талиса росла и не замечала уродства своего отца. И все потому, что рядом с ней, любя ее всей изуродованной душой и израненным сердцем, он не был безобразен. Любя ее и греясь в лучах ее любви, колдун всех простил и жил лишь ожиданием, что когда-то молодой король пройдет сквозь чащобы, преодолев все трудности силой ума и сердца, чтобы сделать Талису королевой....