Знахарь.

Маленький сирота Алекса жил на краю деревни, у старой, сгорбленной бременем лет знахарки Нюры. Нельзя сказать, что жилось ему здесь легче, чем в родном доме. Однако если судьба ещё довольно добротной постройки живо заинтересовала хозяйственных соседей, то участь Алексы мало кого взволновала. Так он сначала оказался на улице, а через два дня, когда голод стал нестерпимым, робко постучал в покосившуюся избу знахарки. Нюра, конечно, знала, что намедни где-то на Мычай-озере злобная нежить утянула на дно рыбака с женой, у которых малец в деревне остался. Так что старушка его приходу не удивилась и приняла сироту хоть не сердечно, но спокойно. Так невозмутимо доброжелательно Нюра, наверное, встретила бы собственного внука, которого она, скажем, полчаса назад к соседке за солью посылала. Только вот семьи у знахарки не было. По крайней мере, пока Алекса не появился.
Почти неделю Нюра сиротку откармливала-отпаивала да в печи парила с целебными настоями. Мальчонка отлёживался под одеялом из медвежьей шкуры и, оставаясь невидимым с полу, словно любопытный бельчонок высматривал, как его спасительница лечит и одаривает советом односельчан. В том числе и тех, кто его, сироту, жилища лишил! Раз не выдержал Алекса и бабку Нюру в этом попрекнул. А та вздохнула, погладила мальчонку по голове и объяснила ему, что, конечно, как всякая знахарка, в силах она его обидчиков крепко наказать, только проку от этого никакого не будет. Вот когда вырастет Алекса кузнецом, к примеру, или тем же знахарем, эти негодники поневоле к нему обратятся. Тогда-то их собственные совесть и страх терзать станут, покуда покой себе добрыми делами не вымолят. День и ещё полночи сирота Нюрины слова обдумывал, а наутро подошёл к ней и попросился в ученики. А старая знахарка опять не удивилась…
Горячее желание Алексы «вырасти знахарем» подгоняло его самого и заставляло торопить наставницу. Нюре нравились необычное для его лет упорство и способность улавливать всё на лету, и всё же она очень осторожно и неторопливо делилась своими знаниями с маленьким учеником. Одолевая детские страхи, Алекса тёмными сырыми ночами сопровождал старую знахарку в лес, где она, бормоча молитвы, собирала различные травы, а он с зажжённой свечой в руке изображал безмолвный подсвечник. Ему столько хотелось поскорее (а лучше сразу) узнать! Например, почему некоторые травы нужно собирать именно на рассвете,
другие в полдень, а третьи вообще в полночь? Почему для всякой травы своя молитва и свеча нужны, а иные вершки-корешки и вовсе добывать потребно в полной тьме и беззвучии? И почему некоторые весьма нужные травы после просушки нужно перетирать непременно на плоском красном камне, взятом при лунном свете на Кривом холме? А до холма, между прочим, дорога пролегала неблизкая да через лес, а камушек оказался весом с саму знахарку, хоть и невелик. Сходили почти через чащу, скатили булыжник вниз, уложили на волокушу из еловых лап - благо первый снег выпал. И Алекса до дому эту плиту тащил, поскольку знахарка всю дорогу наговаривала от волков, а в упряжи болтать опять же нельзя. После такого перехода паренёк еле ноги до лавки доволок и всё-таки, едва лёг, снова принялся бабку вопросами пытать: отчего да почему. В тот раз Нюра здорово удивилась, но не успела слова ответить, как Алекса сонно засопел.
Вообще с наступлением холодов вылазки в лес прекращались и наступало время приготовления снадобий про запас. Пора самой плодотворной учёбы, когда слово делом подкрепляется и природа теплом не отвлекает. Днём, раскладывая травы для просушки, баба Нюра рассказывала мальчику, как, в каких мерах и при каких болезнях нужно применять лесные лекарства.
Случалось, знахарка и нежданные уроки давала приёмышу. Вот как-то послала она Алексу в деревню настойку от грудной жабы одной старушке отнести. Молодые ноги быстрые, и юнец на обратной дороге с разбегу налетел на прохожего…. Дородного мужика и так пошатывало, а тут в него такая двуногая комета влетела! Бухнулся сельчанин в сугроб. И пока виноватый паренёк помогал невинно пострадавшему из снега вылезти, тот (то ли здорово перепугался, то ли крепко ушибся) в сердцах выпалил несколько доселе мальчику неведомых слов. И вроде как полегчало дядьке, сил у него прибавилось: выскочил из сугроба сам и, не злой уже, мальчонке вместо полновесного леща шуточный подзатыльник отвесил. Алекса свои выводы сделал и слова чудодейственные на чёрный день запомнил. Недели две спустя, как нарочно, дела у ученика знахарки не заладились с самого утра: вначале он умудрился прямо во дворе провалиться в оттепельную лужу, скрытую под крепким на вид ледком. Потом оступился, неся охапку дров, и уселся в таз с дарёными ершами. А под занавес, смешивая травяной сбор, почесал Алекса нос теми же пальцами, которыми минуту назад перец растирал, да и расчихал, бедолага, все плоды трудов целого вечера по всему столу. Куда девались ровные кучки снадобий, готовые к перемещению в холщовые мешочки?! Глубокая досада и обида непонятно на кого сами вытолкнули на язык подзабытые слова того дородного прохожего. Тотчас рот Алексы накрыла старушечья ладонь. Бабка Нюра смотрела на паренька с такой укоризной, что ему стало почему-то стыдно. Знахарка увидела недоумение своего ученика и поманила его за собой, на двор, прихватив по пути горящую лучину. Солнце давно село, вовсю хозяйничал уверенный морозец, и мальчонка, выскочивший на крыльцо как был, в исподнем, только полушубок на плечи накинув, быстро задрожал. Старушке же холод, казалось, нипочём: она спрятала огонёк лучины себе за спину и потребовала, чтобы Алекса повторил прерванную ей фразу. Тот, чуя неладное и стесняясь, принялся упираться, и тогда наставница внезапно ущипнула его за ухо. Заветные слова исторглись изо рта сами, и тотчас бабка Нюра выхватила из-за спины лучину и её огоньком перечеркнула крест-накрест воздух перед лицом Алексы. Скромная березовая щепа полыхнула, будто её обернули хорошо просмолённой паклей, и на миг осветила картину, навсегда оставшуюся в памяти ученика знахарки: свора отвратительных полупрозрачных пиявкоподобных существ, которые, поблёскивая голодными глазками, жадно пожирали серебристое облачко, клубящееся между ними и мальчиком. Новый взмах лучиной обратил уродцев в паническое бегство, пламя взметнулось в последний раз и вдруг погасло. Алекса судорожно вздохнул, как это бывает после горького плача, и почудилось ему, что с морозным воздухом втянул он в себя щекотную искрящуюся дымку, и она тотчас в нём растворилась, будто на законное своё место вернулась. Баба Нюра удовлетворённо кивнула и потянула мальца обратно в дом. Усадив Алексу на лавку, знахарка принялась спокойно собирать рассыпанные порошки в ожидании, пока ученик ей всё расскажет. Паренёк выложил как на духу, где и от кого он услышал чудные слова.
- Моя бабушка в своё время хорошенько шлёпнула меня по губам, - усмехнулась баба Нюра, - чтоб на всю жизнь я запомнила, как сквернословие душу поганит. Ну да тебе, смотрю, и ветряных аспидов хватило. Крепко испугался? То-то. Брань твою душу на поживу нечисти выкинула, и аспиды сразу принялись из неё силу жизненную сосать. Оно, само собой, не смертельно, да только не затем человек родится, чтоб нахлебников всяких собой кормить. В слове мощь живёт немалая, как в ветре или в громе, и язык человечий в песню земли-матери звонким голосом вплетается. А от того, кто грязным словом ту песню портит, счастье отвернётся, и будут ему одни аспиды приятелями.

Проносились год за годом, во многом похожие один на другой как две капли воды. Мальчик рос, мужал, постигал целительское ремесло, и незаметно, исподволь, роль знахаря перешла к Алексе, хотя он всегда в тяжёлых случаях обращался за советом к своей приёмной матери-наставнице…
А потом пришёл неминуемый для всякого смертного час, и баба Нюра отошла в мир иной. Отошла светло, по-доброму: просто не проснулась. Многие из тех, кто прежде за глаза обзывал знахарку ведьмой и как ведьме пророчил ей кончину долгую и страшную, здорово сконфузились: ведьма-то ангельскую смерть приняла! Впрочем, смущение злых языков быстро улетучилось, и новый знахарь получил в наследство от усопшей кроме домишки, козы и огородика ещё и благодарных пациентов вперемешку с подозрительными пустобрёхами.
К Алексе, как к знахарю и советчику во всех делах, приходили жители ближайших окрестностей. Ехали на повозках из дальних мест. И каждый человек, в какое бы время суток он ни пришёл, находил в доме молодого Алексы помощь и поддержку. Как и пророчила покойная баба Нюра, однажды явились с повинным поклоном и те, кто его когда-то обидел, лишив отчего дома. Однако не ощутил повзрослевший сирота ни капли злорадства при виде пожаленного пчелами обидчика и, вопреки давним детским планам мести, принял больного наравне с прочими и лишнего не взял. Да ещё подумал, что, может, к лучшему был его уход из родительской избы, иначе как бы он бабу Нюру узнал?
С годами Алекса всё больше набирался опыта. На чердаке потомственной знахарки он обнаружил древние свитки, и хотя не сумел их прочесть, иллюстрации этих таинственных рукописей немало поведали его пытливому уму. Казалось, что секреты вселенной готовы раскрыться перед ним. Ненасытный в своей жажде знаний, Алекса, вглядываясь в ветхие пергаменты, стремился заглянуть за границы реального мира, изучить тайные законы, управляющие судьбами людей и народов. Он всегда творил добро, но этого ему было мало. Одна большая мечта не давала Алексе спокойно жить: он мечтал совершить Чудо, Большое и Светлое. Такое, чтобы вокруг воцарилось огромное, как океан, счастье, чтобы все чёрные страсти улеглись и возник хотя бы маленький островок большой и светлой страны под названием Рай…
==============
Так шли дни и годы, и каждое утро, умываясь, Алекса глядел на своё отражение в воде и сокрушался, что вот волосы его уже давно густо припорошены сединой, а он так и не приблизился к выполнению своей давней большой мечты. Однако как-то раз прекрасным летним вечером в одном из старинных свитков он увидел зачарованную арфу. Алекса всегда помнил, что звуковые гармонии имеют небесно-земное происхождение, даже незатейливое пение чижа могло на время заставить забыть уже немолодого знахаря обо всех существующих проблемах. Сочиняя песни-заклинания, он использовал разные мелодии, чтобы понимать всех живых тварей на земле и править могущественными стихиями. Он оживлял предметы волшебными песнями, разговаривал с орлами и призывал водных духов. Песни Алексы заставляли цвести даже мрачную пустошь. Певец принимал облик всего существующего в мире - от капли дождевой воды, до звёздного света. В его делах всё время переплеталось искусство магическое и музыкальное, но ничто не могло напитать его душу, дать ей покой и силу для сотворения заветного Чуда. Всё, решено, теперь он сделает волшебный инструмент – арфу и осчастливит-таки, мир… Вдруг в дверь постучали и вошла заплаканная женщина с больным ребёнком на руках, а потом пришлось идти спасать телёнка, который неудачно упал в яму и сломал ногу. А незадолго до полуночи в его баньке роженица принесла двойню. В общем, не до чудес.
Прошло немало времени, прежде чем Алекса занялся изготовлением арфы. В полдень лесной ветерок вывел его на одиноко стоящий посреди заросшей вереском лощины молодой дубок. Алекса знал, что это дерево само по себе наполнено необычайной силой и любая вещь, изготовленная из него даже непосвящённым человеком, уже обладала чудодейственными свойствами.
Несколько месяцев ушло на то, чтобы уговорить дубок, чтобы он по собственной воле изогнул свой ствол и уподобил его очертания чудо-арфе. Знахарь осторожно выкопал деревце и перенёс в свой двор, стараясь не повредить корни. Здесь у изогнутого крутым луком дубка появился стройный прямоствольный сосед. Повинуясь напеву Алексы, ветви и корни двух дубков прочно переплелись. Сейчас волшебной лесной арфе недоставало лишь струн. На сей раз лёгкий проводник-ветерок привёл знахаря на пастбище, где беспечно пасся табун лошадей и среди них белоснежная молодая кобылица. Алекса испросил разрешения у могучего пегого жеребца – вожака табуна. Тот кивнул, и белогривая лошадь покорно встала перед знахарем, настороженно прядая ушами. Знахарь что-то пошептал ей, успокаивая, а потом аккуратно срезал часть серебряной гривы. Прочие кони к этой стрижке отнеслись явно неодобрительно, но против воли вожака не пошли…
А через пару дней во дворе дома знахаря стояла готовая арфа, переливаясь серебром струн и изумрудом дубовой листвы. Алекса полюбовался на сотворённую им диковинку и… продолжил заниматься своими повседневными делами. Всё так же к нему тянулись со всех концов земли люди, и, как прежде, он принимал всех и всем оказывал посильную помощь. Вечерами, глядя на арфу, он с предвкушением вздыхал, думая о том неминуемо приближающемся моменте, когда он возьмёт в руки магический музыкальный инструмент...
Уже став совсем седым как лунь, старик понял: вот оно пришло его
время - время огромного, светлого Чуда. Тем ранним майским утром он пошёл к реке, и его зачарованная арфа, змеясь корнями, последовала за ним. Будто в ожидании прихода кудесника низко над водой зависла радуга. Ещё в древности знахари утверждали, что радуга – это небесное оружие, возложенное на землю в знак договора, заключённого между небом и смертными. Остановившись на самом краю утёса, старик подозвал арфу поближе и легко тронул ее струны, - заструилась нежная божественная музыка. От струн неслась необыкновенно прекрасная мелодия, превосходившая по красоте любую песню, которая когда-либо разносилась над синей речной гладью. В соснах, росших на скалах, маленькие птички замолкли и слушали, склонив головки. Вскоре позади них на ветвях устроились белки. Внизу шевелились кусты от диких животных, привлечённых волшебной песней. Рыси и горностаи, медведи, волки и северные олени шли за музыкой к самому краю берега. Поверхность реки, казалось, закипела от всплесков тысяч рыб, которые хотели слушать игру старика. Все создания, жившие в воде и лесах, мирно собирались вокруг него, чтобы послушать чудесные мелодии, чары которых заставили и самого Алексу позабыть обо всех делах и заботах. В этот великий момент своей жизни он решил, что достиг всего: сотворив такое чудо, он из знахаря превратился в волшебника, а ведь когда-то он думал, что кудесники – всего лишь персонажи детских сказок. В этих сказках волшебники всегда покидали землю, исчезая в молчаливом забвении,
чтобы прийти однажды, когда они вновь потребуются своему народу. Их деяния вдохновляли добрых людей и устрашали злодеев. Теперь и Алекса получил возможность удалиться в невидимость, продолжая заботливо наблюдать за своей землёй, подобно великим героям старинных легенд.
Новоявленный волшебник, оставив на земле свою магическую арфу, уже начал свой путь в хрустальную даль (которая, как говорят, находится между верхними границами земли и нижним краем небес), когда в его распахнутую душу ворвался отчаянный детский плач. Неизвестный ребёнок никого не звал, он просто захлёбывался недоумением, страхом и безысходностью. Музыка оборвалась на
ноте, повисшей в воздухе, словно слабое финальное эхо серебряного
колокольчика…
Алекса-волшебник поспешно вернулся на бренную землю и, чувствуя прилив молодых сил, понёсся сломя голову, чтобы найти, чтобы утешить того, кто напомнил ему боль маленького Алексы-сироты. Внутренний слух не подвёл: у калитки знахарского двора, свернувшись в комочек, содрогался от беззвучных рыданий худенький мальчуган лет семи. История повторилась: та же проклятая нежить, на том же Мычай-озере подловила и утянула на дно реки мужика, который пришёл с сынишкой осоки для скотины нарубить, благо жили неподалёку вдвоём (мамку лихорадка унесла). Алекса принёс мальца в дом, напоил успокоительным отваром и уложил на печи. Обратный путь к арфе занял времени чуть больше. Разгневанный Алекса сдерживал шаг, поскольку негоже чародею в сердцах что-либо творить. Подойдя к волшебному инструменту, Алекса уже был спокоен как скала, и первым же аккордом он в теле ястреба понёсся к Мычай-озеру. Второй всплеск струн бросил его в образе могучего сома в глубокий омут злосчастного озера. И лишь когда глазами рыбины волшебник рассмотрел мерзкую клыкастую тварь с человечьим трехглазым лицом и множеством щупалец, он вернулся в свое тело и с силой щипнул струны в третий раз. Вся рыба Мычай-озера огромным косяком рванула к омуту, где на костях своих жертв дремало чудовище. Отродье тьмы не успело ничего понять, когда тысячи голов, хвостов и плавников единым усилием вытолкнули слизистую тушу монстра далеко на песчаный берег. Такого страшного воя окрестные деревни никогда не слышали. Как Алекса и предполагал, тварь совершенно не выносила солнца, и гибель её была скорой и мучительной. Третий аккорд волшебника оказался последним и для зачарованной арфы: серебряные струны растворились в воздухе, а дубки расплелись и отползли от края утёса к лесу. Впрочем, Алексу это не огорчило: теперь ему было ради кого оставаться среди людей. Он жалел только о том, что так поздно понял, что такое настоящее Чудо, хотя столько раз буквально держал его в руках.
А тем же вечером в его баньке снова оно самое и случилось – Чудо Появления и Сохранения Новой Жизни, доступное только женщинам, с Божьей помощью и знахарскими хлопотами. Новому человечку Алекса с молитвой повесил на шею саморучно созданный оберег в виде креста и, оставив роженицу на попечение близких, поспешил в дом посмотреть, как там найдёныш. Мальчонка уже проснулся, спустился с печки и рассматривал закорючки и рисунок арфы на одном из свитков.
- Дедушка, ты колдун? – прямо спросил мальчуган.
- Нет, сынок, - улыбнулся Алекса. - Колдунам да волшебникам не до людей, они свои силы растят и тем счастливы. А моё дело жизнь человекам дарить и спасать. Так что Знахарь я. Просто Знахарь.