ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Сергей Могилевцев


ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК

сказка

Виктор К. оказался в маленьком приморском городе, и застрял здесь, как видно, надолго. Он приехал сюда отдохнуть от суеты столичных литературных салонов (Виктор К. был поэтом), и радовался одиночеству и безмолвию, которые дарили ему эти погожие весенние дни. В Москве он дошел до того, что чувствовал, как начинает сходить с ума, видя амбиции своих собратьев - поэтов, одним из которых, к сожалению, он был. Он уже не мог навзрыд, заламывая руки и закатывая глаза, читать стихи скучающей публике, которая интересова­лась лишь скорым фуршетом, и презирала как его, так и вооб­ще все на свете, кроме своего мелкого честолюбия. В один прекрасный день, проснувшись утром, он понял, что уже не может ежедневно доказывать всем, какой он хороший и гениаль­ный, ибо, во-первых, это было бессмысленно, а, во-вторых, совершенно не так. Он медленно сходил с ума в течение нес­кольких лет, наполненных фуршетами, дискуссиями, выступле­ниями перед скучавшими идиотами и случайными связями, от которых не оставалось ничего, кроме горечи разочарования и номеров телефонов, записанных на автобусных билетах и случайных мятых бумажках. Он понял, что если хотя бы нена­долго не убежит от всего этого, то погибнет, и о нем забудут уже через несколько дней, словно его и вовсе не сущест­вовало на свете. А поэтому, наскоро собрав рукописи и доку­менты, и засунув их в чемодан, он поспешил на вокзал, и уже к вечеру следующего дня стоял на набережной маленького го­родка, с удовольствием вдыхая запах водорослей и моря, и слушая непрерывные крики вечно голодных и вечно просящих подачку чаек.
Погуляв так несколько дней, он уже решил, что вполне восстановил здоровье и нервы, и может скоро возвращаться на­зад, как вдруг обнаружил довольно досадную закономерность. Всякий раз, когда, пройдя всю набережную, он оказывался рядом с ажурной аркой, на которой золотыми буквами было на­писано что-то глупое и тщеславное, он замечал рядом с собой одетого во все черное человека. Человек этот, черный от баш­маков до котелка (он носил цилиндр, похожий на котелок), дер­жал в руке небольшой черный чемоданчик, и внимательно вгля­дывался в Виктора, словно приглашая его к некоторому разго­вору. Соседство с черным человеком было всегда неприятно, и Виктор, увидев его, решительно поворачивал назад, кожей ощущая у себя на затылке молчаливый и пристальный взгляд, спрятаться от которого было некуда. После этого он всегда покидал набережную, и, придя домой (он снимал комнату не­далеко от моря), бросался в старое кресло, и долго отсижива­лся в нем, стараясь разобраться в сути происходящего. Он гнал от себя мысль о возможном помешательстве, и заставлял себя думать, что Черный Человек (так он называл навязчиво­го незнакомца) был чистой случайностью. Однако на следующий день все повторялось сначала: подойдя к арке, он вновь, как и вчера, встречал здесь Черного Человека, держащего в руке не то чемодан, не то портфель, и глядящего на него с молчаливым вопросом. Виктор не знал, как все это объяснить, он не хотел думать, что начинает сходить с ума, и сначала решил уехать обратно в Москву, но потом передумал, сообразив, что это будет элементарным бегством. Он решил объясниться с Черным Человеком, и выяснить у него, чего же тот хочет.
На следующий день, встав довольно рано, Виктор К. наскоро оделся и поспешил на набережную. Быстро дойдя до ажурной арки, но не обнаружил здесь никого, он сначала очень обрадо­вался, решив, что все страхи уже позади, и Черный Человек ему просто почудился. Однако в следующее мгновение он вновь увидел его: застегнутого до самого горла, в черных ботин­ках и черной шляпе, похожей на котелок, и с неизменным чер­ным чемоданом в руках. Необходимо было на что-то решаться! Отбросив все страхи, Виктор решительно подошел к незнаком­цу, и потребовал от него:
- Объяснитесь, прошу вас, и не разыгрывайте больше эту комедию! Поверьте, видеть вас здесь каждый день, одетого в этот маскарадный костюм (тут Виктор К. окинул пренебрежительным взглядом наряд незнакомца), не доставляет мне ни ма­лейшего удовольствия! Кто вы, и по какому праву преследуе­те меня?
Однако незнакомец ничего не ответил на это, и только лишь слегка улыбнулся тонкими, почти что бескровными губами (ли­цо у него тоже было бескровным и необыкновенно бледным), и, повернувшись, решительно зашагал прочь, поминутно огляды­ваясь, и словно бы прося Виктора К. следовать за ним. Вик­тор поспешил вслед за незнакомцем, миновал аллеи приморского парка, затем полупустой в это время базар, и, углубив­шись в переплетение узеньких, местами мощеных булыжником улиц, очутился наконец рядом с каким-то домом. Черный Чело­век, оглянувшись еще раз, опять улыбнулся бескровной улыб­кой, и, толкнув дверь дома, решительно зашел внутрь. Виктор, поколебавшись мгновение, зашел следом за ним. Дом был очень старым, как и многие дома в этом городе, и вначале он ниче­го не увидел, но постепенно, когда глаза его привыкли к полумраку, который освещался лишь узкой полоской света, пробивавшейся сквозь полуприкрытое ставней окно, он обнаружил в комнате стол, за которым сидела женщина, повязанная чер­ным платком. Провожатый его, продолжающий держать в руках свой чемоданчик, сидел рядом с ней. Во время молчания, длившегося довольно долго, Виктор К. успел оглядеться вокруг, заметив, что под потолком проходят старые, закопченные от времени балки, стоят на полках тарелки и старые фонари, ви­сят на стенах картины и чьи-то портреты, и что лицо у сидя­щей напротив него женщины такое же бледное и бескровное, как и у приведшего его сюда Черного Человека.
- Ты не должен удивляться тому странному способу, о юноша, - заговорила наконец молчавшая до этого женщина, - каким тебя привели сюда. Знай же, что я известная и необыкновенно сильная прорицательница уже в двенадцатом поколении, недавно потерявшая своего горячо любимого брата, и нашей семье, - тут она на мгновение оглянулась в сторону стоявшего рядом Черного Человека, - хотелось бы иметь на память о нем поэму, описывающую его достойную жизнь. Все мои пре­дки по женской линии были такими же прорицательницами, и поэтому мне подвластно как прошлое, так и будущее. Я вычислила прибытие твое в наш город еще до того, как ты покинул Москву, и точно так же, к сожалению, я вычислила смерть сво­его горячо любимого брата, похороны которого состоялись недавно. Не мог ли ты описать его достойное существование на этой земле, пользуясь всеми материалами и справками, кото­рые тебе предоставят, и получив за это щедрое вознагражде­ние? Поверь мне, наша семья очень богата, и всегда достой­но одаривает тех, кто ей помогает!
Тут она опять посмотрела назад, и Черный Человек, стоявший у нее за спиной, тотчас же положил на стол свой чемодан, и, открыв его, ослепил Виктора блеском целой кучи золота и каменьев, которые в нем находились.
- Мы не доверяем современным деньгам, тем более бумажным, и привыкли расплачиваться золотом и драгоценностями, которых, повторяю, за столетия существования нашей семьи накопили достаточно. Все это твое, и даже, если пожелаешь, еще в большем количестве, если только ты напишешь поэму, прославляющую земной путь моего достойного брата. Поэма должна быть длиной в тысячу строк, ты должен написать ее в течение месяца, и единственное условие, на котором настаивает наша семья, состоит в том, что на время работы ты не должен ни на секунду покидать этот дом. Если тебя устраивают эти условия, то можешь немедленно приниматься за дело, подписав, естественно, необходимый контракт. - Тут она пододвинула к Виктору большую бумагу, исписанную мелким и малопонятным почерком.
Виктор К. поколебался несколько мгновений, и, взвесив в уме, что ничего, в общем-то, страшного не случилось, и получить за свой труд достойное вознаграждение не так уж и плохо, согласился на сделанное ему предложение, подписав поданную бумагу.
- Вот и хорошо, - сказала ему женщина с бледным лицом, сразу же забирая бумагу себе, - мой дядя, - тут она кивнула на Черного Человека, - проводит тебя наверх в давно уже приготовленную для работы комнату, ибо я заранее знала, что ты согласишься написать эту поэму. Там ты найдешь все, что необходимо поэту для работы и вдохновения, и не пытайся, прошу тебя, покинуть это жилище, поскольку соглашение между нами уже заключено, и такая попытка поставит и тебя, и нас в очень трудное положение.
- Хорошо, я сделаю все, что вы говорите, - ответил Виктор К., удивляясь про себя, как же он легко на все согласился, и одновременно радуясь, что не сошел с ума, и все его подозрения по поводу Черного Человека развеялись сами собой.
Так Виктор К. стал писать поэму длиной в тысячу строк, прославляющую жизненный путь умершего брата женщины, в доме которой он поселился. Первые дни работы над поэмой были сладостными и наполненными необыкновенным подъемом. Впер­вые Виктору, в общем-то мало кому известному поэту, сдела­ли настоящий заказ, и к тому же пообещали заплатить за это огромные деньги. Он, если честно, постоянно нуждался в них, был должен многим своим знакомым, и даже здесь, на юге, снял совсем дешевую комнату, экономя на всем, на чем только можно. Это был великолепный шанс рассчитаться со всеми сво­ими кредиторами, и, кроме того, испытать свои поэтические возможности, которые, как он чувствовал, были у него дово­льно большие. И поэтому первые дни он трудился от зари до зари, написав чуть ли не половину поэмы, пользуясь материалами и документами об умершем брате хозяйки, которые ему сразу же предоставили. Сама хозяйка принимала внизу немно­гочисленных посетителей, которые, судя по всему, ей щедро платили, так как дом был обставлен старинной, и, видимо, дорогой мебелью, везде стояли серебряные и золотые подсвеч­ники, висели изысканные канделябры и люстры, а также карти­ны в тяжелых позолоченных рамах, а еда, которую приносил в комнату Виктора молчаливый дядя хозяйки, была настолько тонкой и вкусной, как будто ее готовили для какой-нибудь царской особы.
Виктор, как уже говорилось, питался наверху, и редко спускался вниз, и уж тем более не делал попыток покинуть дом, в котором временно поселился. Он смотрел через зарешетчатые окна своей комнаты на обрыв, который начинался у самых стен дома, на стоявшие рядом остовы старинной крепости, на лежавшую вдали набережную с белой аркой, расположен­ной в самом ее конце, и думал, как же хорошо все обернулось. Как же хорошо, что он не сошел с ума, и Черный Человек, который так пугал его последнее время, оказался всего лишь посыльным старинной семьи, заказавшей ему поэму длиной в тысячу строк! Через несколько дней, однако, он затосковал по чистому воздуху, и попытался выйти наружу, чтобы прогуляться по набережной, но ему вежливо напомнили о подписанном договоре, и не выпустили на улицу. После этого, возмущенный таким насилием над собой, он сделал еще несколько подобных попыток, но и они закончились ничем. Более того, хозяйка перестала принимать у себя посетителей, и в доме теперь не было никого, кроме двух бледных и молчаливых хозяев, а также поэта, работающего наверху за заваленным рукописями столом. Впрочем, и на этот раз Виктор не особенно огорчился, сказав сам себе, что, раз он заключил договор, то и должен выполнять все его пункты. Единственно, что удручало его, это тема поэмы, которая, согласитесь, была довольно-таки мрачноватой, ибо писать приходилось об умершем человеке. По-существу, Виктор писал реквием, и, хотя и не был музыка­нтом, но неслышные аккорды этого реквиема, заглушая все ос­тальные звуки, постоянно звучали в его ушах. Он смотрел на фотографии умершего брата хозяйки, которые та принесла ему вместе с остальными бумагами, и поражался его молодости, которая никак не вязалась с почтенным возрастом закутанной в черный платок гадалки. Скорее, этот умерший юноша годился ей в сыновья. Впрочем, чего не бывает на свете, но, вгляды­ваясь в совсем свежие фотографии лежавшего в гробу молодого мужчины, почти что мальчика (а Виктору К. были предоставле­ны только такие снимки), - глядя на фотографии, он не мог отделаться от ощущения, что это совсем другой человек, не имеющий никакого отношения к хозяйке дома. Какие-то смутные подозрения стали закрадываться в душу Виктора, и, чтобы от­делаться от них, он решил прогуляться по верхней галерее ста­рого дома, вдоль которой было много дверей, ведущих в такие же комнаты, как у него. Зайдя в одну из них, он внезапно обнаружил на столе целый ворох исписанных стихами бумаг, а рядом чернила и перья, брошенные здесь, видимо, впопыхах. Здесь же была незаправленная кровать, и перед ней на мале­ньком столике следы недавней трапезы. Все было точно так же, как и в его комнате! У него тоже перед кроватью стоял маленький столик, на который ему ставили подносы с едой, а стол рабочий, как и здесь, был завален кипой стихов, соста­вляющих почти что законченную поэму. Страшная догадка обожгла мозг Виктора! Он выскочил из чужой комнаты, и стал пос­ледовательно заходить во все следующие, везде находя одно и то же: заваленный рукописями стол, узкая незаправленная кровать, и маленький столик с кофейным сервизом, который, кажется, только лишь недавно остыл. Виктор сходил с ума от страшной догадки. Не было сомнений, что здесь до него побы­вало уже много поэтов, и все они писали одно и то же, исче­знув затем неизвестно куда. Впрочем, так ли уж неизвестно? Взглянув на фотографию умершего брата хозяйки, с утонченны­ми, поэтическими чертами лица, Виктор К. вдруг понял, что это один из его предшественников, такой же несчастный по­эт, как и он, которого непонятным образом довели до могилы. Бежать, только бежать из этого страшного вертепа, из этого притона не то разбойников, не то чернокнижников, сживающих со свету ни в чем неповинных людей! Он бросился к двери, но дверь неожиданно открылась сама собой, и молчаливый дядя хо­зяйки, одетый во все черное, молча внес в комнату кофейный прибор на подносе, и, поставив его на маленький столик, уда­лился с совершенно непроницаемым выражением на лице. Щелкнул дверной замок. Виктор бросился к двери, толкнул ее, но - тщетно! Дверь оказалась заперта. В отчаянии он бросился сна­чала к столу, обмакнув в чернила перо, и хотел что-то напи­сать на бумаге, но потом бросил перо на стол, разбрасывая по сторонам крупные капли, и в отчаянии заходил по комнате. К черту теперь удачные рифмы! Но что же делать, что же де­лать? Написать записку, и выбросить ее в окно? Но под ок­ном овраг, и вряд ли кто-то найдет ее. Тогда что же, что же? Прошагав еще какое-то время по комнате, он решил успокоиться, и, сев на кровать, налил себе из кофейника кофе, сделав большой первый глоток. Кофе был горячим, и каким-то тягучим, не похожим на тот, что приносили ему последнее время. Кроме того, у него был совершенно другой вкус, как будто туда добавили каких-то пилюль. Виктор хотел сделать еще один глоток, но неожиданная судорога пронзила его горло, и он упал на кровать, теряя сознание и проливая кофе на пол. Он уже не видел, как дверь внезапно открылась, и в комнату вошла молчаливая хозяйка вместе с Черным Человеком, которые взяли его за руки и ноги, и отнесли вниз, положив на тот самый стол, за которым хозяйка принимала клиентов. Через день Виктора похоронили, а на набережной, у белоснежной арки, Черный Человек с неизменным чемоданчиком в руках уже дожидался очередного поэта, спасавшегося здесь от суеты и скуки столичной жизни.