Сказ про Явана Говяду-28

Предыдущая глава:
http://www.neizvestniy-geniy.ru/cat/literature/skazki/1725874.html?author


                                        СКАЗ ПРО ЯВАНА ГОВЯДУ

                       Глава 28. В гостювальне «Чёрная лилия», полной всякого изобилия.

   Путь до гостювальни «Чёрная лилия» оказался неблизким. Она где-то в центре города располагалась – по классу видать полагалось такому заведению не у чёрта на куличках обретаться.
   Наша ватага туда через времечко на самоходной Ужавловой карете и добралась. Подъезжают они к высоченному такому зданию, гигантской толстенной трубой чуть ли не в самоё небо уходящему, и у кованых роскошных ворот останавливаются.
   Закинул Яван голову вверх и увидел, что домина сия трубовидная расширение некое в вышине имела, как словно бы булава то была, а вокруг здания ограда стояла высокая, каменная такая вся сплошь, презатейливым манером сложенная и цветными панно обложенная. На тех же панно опять, конечно же, всякие хищные звери и разные ужасные гады друг дружку свирепо терзали да жрали, ибо таким вот образом черти на любимый свой манер ограду украшали да наряжали.
   Подходят они к воротам сиим железным, а на них две кованые кобры между собою тесно сплелись и в боевых позах как бы навстречь входящим выгнулись.   Ужавл руку вверх тут поднял и – во же странно! – сверкающее чешуёй пузо у одной из кобр почесал, после чего раздался мелодичный звон, и ворота плавно и бесшумно внутрь отворились, а за ними необычные для этого чёртова города виды открылись.
   Сад там был внутри – вот что!
   Дивный, надо сказать, сад-то, с деревами до того красивыми и даже прекрасными, что ни в сказке, как водится, сказать, ни пером их не описать. А сквозь эти чисто эдемские насаждения мощёная неширокая дорожка ко входу во дворец вела, где всё было обставлено светящимися колоннами, и у того колонного входа черти и чертовки нарядные сновали, на самолётных своих стульчиках то прилетая и внутрь поспешая, а то улетая и растворяясь в воздушных далях.
   Идут удивлённые яванцы сквозь дивный сей сад и дивными птичьими трелями слух себе услаждают да чудеснейший аромат прелестнейших с виду цветов вдыхают.
   Лепота!..
   – Да не та, – пробурчал вдруг Сильван недовольно. – Это всё туфта!
   – Как так? Что такое?.. – посыпались на него вопросы.
   – А вот!.. Неживое это всё. Снаружи-то оболочка роскошная, да для жизни души невозможная. Чудесная зело поделка – под живое как бы подделка, ага.
   – Ну и ловки вы, черти, на всякие обманки! – замечает Ужавлу Яван. – Неужели нельзя было вырастить простой сад? Трудно было что ли?
   – Скажешь тоже, трудно, – хмыкнул черток в ответ. – Вообще невозможно! Условия у нас здеся такие – на ваши чутку похожие, но для жизни не шибко гожие.
   В это время говорливый провожатый гоп-компанию к самому входу подвёл и рукою эдак гостеприимно повёл: мол, входите, дорогие гости, чтоб у вас полопались все кости! И ухмылочку вдобавок такую Явахе скорчил, как будто бы хотел навести на него порчу.
   Посмотрел Яван на здание повнимательнее и увидел, что над входом блестящая чёрная лилия красовалася, коя по краям красными огоньками ядовито переливалася, а над лилией надписано было в золотом обрамлении, чтоб ни у кого уж не возникало другого мнения: «ЧЁРНАЯ ЛИЛИЯ». Стены же у здания были тоже лилового цвета, добротно очень и ровненько оштукатуренные – нигде, понимаешь, не было схалтурено.
   Ну, они вовнутрь заходят, глядь – а чертей там всяческих просто уйма. Все такие холёные, гордые, дородные, видно, что не шелупонь безродная, а самая что ни на есть элита чистопородная. На Явана и его бродяг особого внимания никто вроде и не обращает, так – косятся слегка, усмехаются и равнодушный вид принять стараются.
   Тут от стойки какой-то впереди проворный чёрт скоренько отделился, к Явану поспешил, слегка ему поклонился и бойким языком строчить заторопился:
   – О, какая для нашего заведения честь! Какая великая для всех нас награда принимать у себя самого дорогого Явана Говяду! Прошу, прошу, господин Яван, и вас, господа, прошу пожаловать – лучший номер для ваших милостей уже освобождается, и сейчас оттуда постоялец прежний как раз вышибается...
   Потом он с Ужавлом о чём-то перешепнулся, к одной из многочисленных дверей, сбоку бывших, метнулся и что-то на стенке нажал. Тотчас дверца квадратная в стену плавно въехала, и открылася бордовым бархатом обшитая ниша с роскошными креслами внутри.
   Подъёмник это, знамо дело, был – наши-то враз догадалися, потому как на похожем уже каталися.
   – Входите, входите, господа! – служилый этот чёрт в улыбке расплылся. – Занимайте, пожалуйста, места. Вас ждёт удобная езда, и весьма, скажу, быстрая...
   Зашли они. Сели. В стенку въехали двери. И поехали ватажники вверх плавно и бесшумно, в мягком бархате кресел развалясь и на убранство внутреннее пялясь изумлённо...
   Доехали куда надо с большим комфортом, попутно аромат приятный благовония некоего сладкого с удовольствием вдыхая и мелодичной симфонией слух свой отвычный зело услаждая.
   Потом двери вновь бесшумно раскрылися, и яркий свет в глаза ездокам вдруг брызнул, слегка их даже ослепив. Пригляделись они к открывшемуся виду, и не будь сказано им в обиду, а такой красоты никто из них отродясь не видывал, акромя, может быть, Явана в бытность его у Навьяны. Показалося аж людям, что они вообще-то в раю каком-то находятся – до того всё вокруг сверкало, удивлением полный взгляд привлекало, и неземными ароматами благоухало...
   Там было преогромнейшее помещение, чудесными красками сплошь расписанное, самосветящимися картинами увешанное, и прекрасными скульптурами уставленное. Необыкновенной формы огромные цветы и поразительной вычурности живописные кусты на голубой, зелёной и розовой земле пышно произрастали; прозрачные ручейки с пёстроокрашенными рыбками, в струях быстро снующими, везде журчали, и фантастических расцветок бабочки, с яркими пестрейшими птичками вперемешку, в свежайшем воздухе везде порхали...
   Было там удивительно светло, несмотря на то что снаружи уже наступила ночь, потому как три разноцветных великих шара под сводами высокими, точно три солнца рукотворных, блистали и разнояркими своими лучами всё вокруг освещали...
   Посмотрел Яван на всё это великолепие и малость даже оторопел, поскольку комфорт тут оказался даже класса не первого, а высшего. Ну а потом его внимание черти, в чертоге обитавшие сём, привлекли, находившиеся, правда, здесь не в дюже большом количестве...
   Так вот, черти эти, и мужчины и женщины, натурально здесь не гуляли, а просто так, как ни в чём ни бывало, по воздуху туда-сюда летали. Притом, что удивительно, никакими крылами они не махали и вообще, кажись, ни малейших усилий для сего чудесного способа перемещения совершенно не прилагали. И летательных стульев, как и других летательных аппаратов, у них не было – они самым обыкновенным способом на своих двоих стояли и, точно шарики воздушные, с места на место неспеша перемещалися.
   – Что, господа, небось такого зрелища узреть вы не чаяли? – с гордостью в голосе вопросил Ужавл людей ошарашенных.
   Те, конечно, не стали отрицать, что маленечко от всего этого чародейства они офонарели, и спрашивают провожатого, как, мол, такое чудо стало возможно, а тот им отвечает, усмехаясь довольно, что-де для них, для чертей, нету вообще-то ничего невозможного, и ихняя высокоумная наука ещё и не такие способна измыслить штуки...
   – Ну, полетели что ли? – веселясь явно, Ужавл тут воскликнул.
   Потом он гикнул и – странное дело – от пола плавно отделился и по воздуху, аки по полу, ножками, правда, не шевеля, вперёд переместился.
   – Нам вон туда, господа! – людям он крикнул.
   «Надо лететь, ага! – у Явана в голове мысля пронеслась. – Что мы, в конце-то концов, похуже этих наглецов?..»
   И только он таким образом подумал, как какая-то неведомая сила его весомое весьма тело на два вершка вверх вознесла и удивительным способом за пройдохой Ужавлом понесла. А за ним и остальные его корефаны не замешкались – тоже воздухоплаваньем спонтанным они занялись и за своим вожаком вдогон понеслись.
   – Для вас, господин Яван, – сызнова служилый чёртик Ване защебетал, – сей момент наилучшие апартаменты освобождаются. Оттуда как раз прежний постоялец нашими служителями выселяется...
   И тут вдруг, когда они, казалось, уже куда надо долетели и по широкому сверкающему проходу легко парили, дверь с левой стороны быстро растворилася, и из неё трое чертей хлипкотелых, в жёлтую одинаковую одёжу облачённых, точно мячики наружу выпулились и на пол попадали, шмякнувшись об стенку. А вослед им трёхэтажные преотборные матюки потоком неостановимым понеслись...
   Дверь быстро закрылась, а Ужавл и этот служитель от неожиданности на твёрдую поверхность вмиг приземлилися и с недоумёнными рожами друг на друга воззрилися.
   Первым Ужавл в себя пришёл и зашипел, точно уж:
   – Это что ли твои апартаменты лучшие, а?!
   Служка лишь плечами пожал на вопрос дурацкий Ужавлов, а рожа у него быть весёлою враз перестала, и туповатою донельзя стала.
   – И что за хам проживает там? – язвил далее одуревшего чёрта Ужавл. – Извольте башкою здесь не качать, низподеян Жирвул, а моментально надзырю отвечать!
   Тот вытянулся в струнку, побледнел слегка...
   – Господин начальник Чувырь здесь проживают-с! – принялся он старшему по чину рапортовать, – По приглашению его высочества князя Управора с Чухоморного острова сюда оне прибыли-с.
   – Ну что же, Жирвулка, – Ужавл аж вскинулся, – неужели никого пониже рангом на выселение не нашлось, чтобы без лишних проблем всё обошлось?
   – Никак нет, господин надзырь! – повыпучил глазёнки служитель. – Так точно, не нашлось! Остатние номера в высшем классе господами властителями и предстоятелями сплошь заняты. Карнавал как-никак... Перенаселение... Понаехали тут, понимаешь, всякие – ну туча прямо ангелова!
   Ужавл тогда к Явану усмехающемуся личико своё оборотил, самый чуток смутился, а потом ему подмигнул и воскликнул харахористо:
   – Ничего, ничего. Небольшая всего лишь заминка. Не извольте беспокоиться, Яван и вы, господа – сейчас мигом всё уладим! У меня с этими ворами разговор короткий – один секунд! Чики-брыки – и этого начальничка к ангелам собачьим отсюда мы выкинем!
   И он, подойдя с решительным видом к двери, воздуху в грудь побольше набрал, размахнулся кулаком широко и... тихохонько в разноцветную панель постучал.
   Через некоторое время пришлось ему чуть посильнее стукнуть, и тогда дверь резко раскрылась, бабахнув при том его по лбу чувствительно.
   – В чём там дело ещё, а?! – властный и грубый голос изнутри раздался. – Я же сказал, чтобы мне ни одна мразь более не мешала!
   – И-извините, господин начальник Чувырь! – пробормотал Ужавл голосом осипшим, в поклоне притом согнувшись почтительно. – Я к вам по одному безотлагательному делу... Государственной, так сказать, важности, э-э-э...
   – Чё ты там мямлишь ещё? Входи... Быстро!
   Ужавл прошествовал на негнущихся ногах внутрь палат, и дверь за ним захлопнулась плавно.
   А Явану жуть как захотелось подсмотреть, что там будет делаться; заставил он себя незамедлительно на пол опуститься, к дверям прильнул, ногтем своим железным панелину подковырнул и в образовавшуюся щёлку с любопытанием немалым заглянул. И увидал вот что: в правой стороне роскошнейшего помещения здоровенный рогатый чертяка на широком диване враскаряку сидел и свинцовым взором на стоящего пред ним Ужавлика глядел. Окружающая его обстановка скорому и вразумительному описанию мало поддавалася, но полностью соответствовала утончённейшему и развращённейшему чертячьему вкусу.
   – Ну!.. – рявкнул грозно хозяин обители и руки свои длинные вдоль дивана раскинул.
   Одет он был в сверкающий золотистого цвета шикарный халат, который вверху у него небрежно распахнулся, широкую грудь, рыжим волосом обильно поросшую, обнажая.
   – Прошу прощения ещё раз, господин начальник! – заблеял Ужавл, пред ним пресмыкаясь. – Небольшое недоразумение вышло... э-э-э... так сказать... ошибка...
   – Ах, ошибка, – скорчил недовольную рожу Чувырь. – Вот, значит, оно как... Хе-хе! Так за эту ошибку полетишь сейчас отсюдова шибко!
   И он уж было с места начал привставать, но Ужавлишка не стал ждать, а проворно к чёрту борзому подскочил, угоднически пред ним в хребте сломался и быстро чего-то на ухо ему зашептал.
   Послушал чуток большой начальник, и глаза у него вскоре стеклянными стали, а морда щекастая аж побурела: не понравилось ему видно, что Ужавл там ему напел. Отпихнул он согбенного чёртика рукою нехилою и, схвативши со стола какую-то бутыль, со всего маху ею в него запустил, и та, над самым лбом у съёжившегося Ужавла пролетев, врезалась с треском в противоположную стену и на мелкие осколочки разлетелася.
   – А мне до фонаря, кто тебя ко мне послал, паскудный ты надзыришка! – взорвался руганью Чувырь, с угрозой вперёд подавшись. – Я в подчинении у Двавла не состою – я князя Управора чёрт, прах тебя побери! И ты мне всякую чушь про Двавловы приказы тут не гони!
   И он опять, моментально успокоившись, на диване своём развалился, ногу на ногу закинул, и презрительный взгляд на перепуганного вконец Ужавла кинул.
   – Не, конечно, я князя Двавла – тьфу! – и Чувырь смачно на пол харкнул, – уважаю и... всё, значит, в таком духе, ы-гы, но... как-то вот... не желаю я отсюда уходить. Не желаю и всё. Понял, не?.. И давай-ка подобру-поздорову отсюдова мотай и кодлу эту людяшную ко всем ангелам собачьим забирай, а то я не буду два раза тут повторять, мать твою в три коряги перемать!
   Ужавл от такой своей полной неудачи ажно заколодел и на время даже онемел вроде. Схватился он за сердце рукою, на ближайший стульчик в явной растерянности присел и словно весь окосел.
   – Встать!!! – в бешенстве невероятном Чувирище тогда рявкнул.
   Ужавлишку точно катапультой на ноги подбросило.
   А этот нахалюга ему:
   – Да не так! На карачки встать!
   Затрясся Ужавл всем телом и на четвереньки бухнулся пред этим деспотом.
   Расхохотался Чувырь раскатисто, своею властью над жалким чёртом упиваясь, а потом брезгливо отмахнул рукою:
   – Кру-у-гом! На всех четырёх – шаго-ом арш! Пшёл вон отсюда, дерьмо собачье!
   И усмехнулся, бормоча под нос:
   – Хэ, надо же! Двавл...
   С выпученными глазами, точно заведённый автомат, проследовал Ужавл до самой двери, не меняя своего незавидного положения, а потом дверину рогами он боднул и в проход шагнул.
   Двери за ним захлопнулись. Ужавл тогда кое-как на ноги привстал и в самом прежалком виде перед людьми предстал. С бессмысленными глазёнками попытался он чего-то им объяснить, тыча в двери пальцем, но кроме хрипов и сипов, из его глотки другие звуки выходить отказывались...
   Буривой, сию картину узревши, так прямо от смеха и полёг на месте, да и остальные не отстали и от всей души захохотали. Даже Сильван головою мотнул и слегка эдак гоготнул. А всё потому, что Ужавл перед тем слишком похвалялся, да вишь ты, перехвастался, не на того нарвался.
   Один лишь Яван не смеялся. Чуток только усмехнулся – и всё.
   Не, и ему, конечно, было смешно, да всё ж таки над чужою бедою смеяться было ему как-то грешно. Всё же освоился уже при них Ужавл, и было его даже немного жаль.
   – Ладно, – сказал Яван, приступ уморы у своих товарищей переждав. – Не переть же нам в самом деле назад, не солоно как бы хлебавши – останемся так и быть тут, с нахалюгою этим разобравшись...
   Поворачивается он лицом ко входу в апартаменты, прокашливается для лучшего голоса звучания, затем двери широко распахивает да и шагает вовнутрь помещения без малейшего, надо сказать, стеснения.
   – Ай-яй-яй-яй-яй! – Чувырю опомниться даже не дав, гаркнул он голосом молодецким. – Это что же получается, господин хороший?! Языком-то чесать надо осторожно, да и плеваться на всех никому не можно!
   Видно было, что Яваново вторжение не робкое наглого чёрта несколько огорошило – застыл он этаким комодом. А Ванюха у дверей остановился, замолчал, палицей для пущего эффекта по ладони постучал и прямо в выкаченные Чувырьи буркалы глянул.
   А тут и остальные его товарищи появилися – так всей гурьбой в палаты и ввалилися.
   – Ты кто такой, а?! – рявкнул тут чертяка, слегка эдак очухмяневший. – Чего тебе здесь надо?!
   – Яван я, Говяда! – отвечает ему Ванька с бравадой. – И акромя лада, мне ничё не надо.
   – Вон отсюда! – взревел Чувырь угрожающе.
   А сам на ноги привскочил, ещё вяще глазищи выпучил и, оттопыривши палец указательный, направление ретирования Ване показал:
   – Во-о-н!!!
   Только Яваха к чертячьим крикам уже давно попривык-то.
   С самым решительным видом двинулся он к этому разбойнику, подошёл к нему чуть ли не нос к носу, да и говорит довольно спокойненько:
   – Ты тут лучше не ори. СпокойнЕе говори...
   И хлоп ему по плечу могучей своей дланью.
   Ох, и тяжела она была у Вани! Чертяка мигом обмяк да на диван задом – шмяк! И так-то грузно это у него получилося, что левые ножки у диванчика враз подломилися, и их невысокоблагородие чуть было на пол не завалилися.
   А Ванюха чёрту бухнутому и опомниться даже не даёт – сам на диван с Чувырём рядышком уселся с размаху, только – трям! – и правые ножки доломал к чертям!
   Опешил чёрт, посерел на харю, а по глазам евоным было видать, что котелок у него ныне не дюже и варит.
   Приобнял его за плечи Ванёк, поприжал по-свойски чуток, да и спрашивает:
   – Слышь ты, как там тебя – Чувырла что ли?
   – Чу-чувырь... я...
   – Вот я и говорю – Чувырла. Ты кого это из себя тут изображаешь, а? Начальство своё совсем что ли не уважаешь?..
   – К-как? – дёрнулся тот нервозно. – Это кого это я не уважаю?
   – Кого, кого!.. – передразнил его Ванька. – А лепшего другана моего – Двавла тоись!
   У Чувыря аж глазищи скосились к носу.
   – Ай-яй-яй! – продолжал наезжать на него Ванька. – Нехорошо как-то получается, ой нехорошо-то...
   – У-у!.. – попытался Чувырла с-под Ваниной руки вырваться, да не тут-то было – и ворохнуться-то он не мог, шкодила.
   – Так, – продолжал Яваха чёрта стращать. – Давай-ка, мил друг, посчитаем... Итак – плевал ты на князя-предсоятеля? – Плевал. Оскорблял его матюками? – Оскорблял. Я ить в щёлочку всё видал – теперь не отвертисся... Я-то, по правде сказать, не ябеда, но в данном конкретном случае доложить про твои художества – надо! С Двавлом-то мы отныне на короткой ноге. Он меня вот в эту самую обитель направил только что. Живи, говорит, где только хошь, а ежели кто против тебя чего вякнет – сразу, мол, в рожу! Я-де разрешаю, ага...
   – Не было этого! – возопил с надрывом Чувырь. – Не оскорблял я... не плевал! Вам показалось!..
   – Как это так не плевал?! – вскинул брови Яваха. – А это чьё харковинье на полу виднеется?
   – Где?
   – Вон...
   Чувырище из-под Ваниной руки кое-как выпростался, к указанному месту подошёл, наклонился, потом на четвереньки опустился и... чего-то там вытирать торопливо принялся рукою.
   – Да нету тут ничего! – замотал башкою чёрт. – Я же говорил – показалося… Смотрите – во! – чистым-чисто!
   А Яваха поудобнее на диванчике расселся, руки на груди сложил, ноги вперёд вытянул и опять вопросец Чувырле заганул:
   – Так ты из чьих, говоришь, холуёв-то будешь – из Управоровых, чи шо?
   – Ага.
   – Понятно. Так я и с ним тут не далее как сегодня знакомство свёл. Пообщалися маленечко, рукопожатиями дружескими обменялися. Улётный мужик!.. Мы с ним ноне как браты, и таперича на «ты»… Вот он мне и толкует: Ваня, говорит, братан, ежели чего-нибудь где-нибудь не по тебе засобачится... какой-нибудь там, допустим, чертяче перед тобой станет артачиться, то это... к-хе-к-хе... ломай ему рога к едреней фене и посылай гада до мене! Во!..
   Чувырла, услыхавши сиё офигенное для себя сообщение, машинально за рога схватился свои великолепные, а потом на ноги резво подхватился, и виниться заторопился:
   – Ой, простите! Ой, извините! Сразу, понимаете, не докумекал, гэ-гэ... Сей момент освобожу апартамент!
   И в боковое помещение – шасть.
   Да вскорости оттуда выскакивает, в ручищах два баула неся, а третий в зубах зажав. Баулы-то застёгнуты наспех, всяки тряпки из них торчат то там, то сям... Забавная то была картина – здоровенный рогатый детина, да ещё с этими баулами, в халате нараспашку ничтоже сумняшеся носится. Да в придачу ещё и босой.
   А ведь только что был гроза-грозой.
   Напоследок Чувырь Явахе неуклюже поклонился, в двери быстро шмыг – и как испарился.
   – Ну вот, – говорит Яван Ужавлу, – доброе слово и чертям нравится. И драться даже не надо, не будь я Яван Говяда...
   Все засмеялись.
   – Так-то оно так, – изрёк остряк Буривой, – но только слово доброе ещё пуще понравится, когда в руках изрёкшего его – добрая палица.
   А Ужавл на Ваньку поглядел как-то необычно и произнёс зело уважительно:
   – Ты, Яван, я гляжу, всех наших чертей будешь покруче. Сей вот Чувырь известный середь воров буян и один из ближайших Управоровых подручных, так что нам, идеистам, с ним силою тягаться не сподручно. А у тебя – раз-два! – и все-то дела...
   – С вами, чертями водиться, – усмехнулся Ваня, – мудрено не заводиться! У нас ведь как? Кто вежлив да другим рад – тот тебе почитай что брат, а кто груб да нахален – тому не зазорно и в харю...
   А Буривой тогда предлагает всем гурьбою здесь не толпиться, а в завоёванных пенатах скорее разместиться.
   Помещение оказалось ёмкое, громадное – каждому досталося по немалой палате, да ещё и лихва осталася.
   Яван-то сначала друзей своих в покоях разместил, кто где быть пожелал, а уж после и свой, так сказать, номерочек занял. Входят они вместях с Ужавлом в превеликую весьма залу, а тама в единый миг по-иному всё изукрасилось: стены цветами яркими запестрели-зардели, точно кругом не чёртов был вертеп, а родные луга простиралися; потолок же небом вдруг стал ясным, правда, без солнышка красного, зато с птицами чисто настоящими, в воздухе звенящем парящими...
   – Это что за чудеса ещё? – недоумевает искренно Ваня.
   А Ужавл в ответ улыбается и пред Яваном с удовольствием явным распинается. Так, мол, и так, докладает – это у нас-де до эдаких вершин наука дошла, и к любой, мол, душе она подходец нашла: сами здешние стены на обитателя чудо-палат таким образом чуядействуют, по евоному вкусу сами собою меняясь да к норову постояльца примеряясь...
   В это же время и музыка зело нежная заиграла: что-то родное Ване послышалось, вроде как на гусельцах такое треньканье мелодичное. И далёкий-далёкий голос девичий дивную песню запел откуда-то издалёка: из-за сада, из-за поля, из-за вольного раздолья – ну еле-еле слышится, а поди же ты – в самое сердце, кажись, ложится...
   – Это чудо-палаты под тебя, Яван, подлаживаются, – объясняет пораженному Ване Ужавл. – Из твоей памяти всё они берут, сами ничего не выдумывают – лишь творчески воспроизводят да перерабатывают.
   Ну, Явану тогда всё ясно-понятно. Более вопросов он задавать не стал – устал. Подышать на балкон вышел.
   И раскинулась перед ним грандиозная панорама!
   Была ночь. Прохладный воздух свежил кожу. Ни месяц ясный в небе тёмном не светил, ни звёзды частые не трепетали. А куда глаз ни кинь – везде верхушки циклопических зданий торчмя торчали.
   Их же гостювальня среди прочих домин оказалась одной из наивысших, и балкон, на коем Ваня стоял, находился под самой аж крышей. Улочки вон внизу с верхотуры узенькими дюже кажутся, освещение на них почти яркое, и видно как редкие прохожие, словно некие мураши, на них копошатся.
   Ещё кое-где, далеко под ними, черти летучие на своих аппаратах тихо скользили, а вверху какие-то великие серебряные шары в небе висели, яркими огоньками во тьме посверкивая.
   – Что это за штуки ещё такие? – вопросил Яван своего провожатого.
   – Хм. Это наша защита, – ответил чёртик слегка уклончиво.
   – Защита? Интересно, от кого это?
   – Ну... От кого, от кого – вестимо, от наших врагов! Ты, Вань, думаешь, что у нас ворогов нету? О-о! Да сколько угодно! В космосе ведь всяких чертей да ангелов – прямо напасть, того и гляди удумают они напасть, а в этих шарищах – сила, пальнём по ним – и могила!..
   – Вот оно как... – протянул тогда Яван.
   Тут откуда-то издаля что-то свистяще зашипело, и преяркий столб белого света откуда-то из-за зданий высверкнулся и в чёрную пустоту ночного неба воткнулся. Продолжалася сия иллюминация секунды три, и так же внезапно, как и началась, она прекратилась.
   – И это оружие что ли? – кинул Яван вопрос.
   – Не, Ваня, это... э-э-э... другое... Просто силы накопленной разрядка – так сказать, для порядку.
   А с крыши стоявшего поодаль самого высокого трубовидного здания повалил неожиданно то ли редкий дым, а то ли густой туман. Всё больше и больше, гуще и гуще...
   Прямо во все стороны на глазах он распространился.
   Эге, смекнул тут Ванька, да это никак тучи дождевидные образовалися? И точно – через минуту-другую ветерком прохладным на него пахнуло, и на лицо вскоре упали капли дождя.
   – Дождь идёт, что ли? – удивился Яван. – Для чего это?
   – Ну как же, – Ужавл плечами пожал. – У нас дождит регулярно, по строгому расписанию. А как быть – пыль-то надо смыть!
   А Яваха в сей момент поэта ихнего вспомнил почему-то, со стихами его жгучими про любовь и про тучу. Значит, подумал он, поэтик-то не соврал – из жизни свои наблюдения, видать, он брал. Да и про Борьяну...
   Пошёл Ванюха назад, в свои покои чудесные, потому что спать сильно захотел, и тут вдруг видит – странное дело – ясное иллюзорное небо над ним померкло, сумерки сгустилися плотные – как бы завечерело. Даже цикады вокруг запели, и вроде как тёплым воздухом с медвяных полей повеяло.
   Внезапно в палату три очаровательных юных девушки плавно вбежали, точно три лебёдушки вплыли – все в обворожительных полупрозрачных таких одеяниях, не скрывающих ладных тел очертаний. Споро и живо они роскошное ложе для Ваньши постелили и в ванную его жестами завлекающими пригласили.
   – Ну, Яван, не буду тебе мешать, – извернулся в учтивом поклончике Ужавл. – Желаю сладкие сны тебе увидать!
   И сам ловко этак поворотился и прочь оттуда удалился.
   А Яван в ванную комнату пошёл, одёжу львиную с себя скинул, в пузырьками бурлящую ёмкость окунулся, понежился тама чуть-чуть, а потом успокоенный и довольный к ложу вернулся, усталые очи тотчас сомкнул – и словно в омут тёмный нырнул.