Десять лет уж минуло, а мне все никак не забыть моей встречи с ним, пришедшим оттуда, сверху, - с инопланетянином. Очень уж он с Ванечкой моим покойным был схож. Но все же не совсем мужик. Меня до сих пор совесть мучает, что прогнала я его с малолетним сыном. Но, пожалуй, лучше все по порядку. Дом мой на окраине деревни стоял. Опалихино - деревня моя. От неё нынче не больше десятка домов осталось. Так вот. Хозяйство у меня было большое: корова, шесть овец, гуси, куры. Дел не в проворот, а еще в колхозе работа. Тут вот он и свалился на мою голову. Помню: просыпаюсь как-то в четыре утра, мечусь полусонная по комнате и вдруг вижу, у стенки, у портрета моего мужа покойного, он стоит. Неуклюжий такой, серый и без портков. Я баба крепкая, крови крестьянской, на своем веку много чего повидала, ко всему готовая. Хватаю табурет и ему по голове, страх силы придал. А он, значит, вдруг обмяк весь и бряк на пол и не шевелится. Я его за руку переворачиваю лицом-то ко мне, а сама его матом, матом. А как его разглядела так и обмерла. Точь-в-точь Ванечка мой. И вот сижу я над ним с полчаса и не знаю, что делать. А тут и время поджимает: до фермы час пешком топать, дойку начинать пора. Ну, думаю, будет что будет. Авось все само собой обойдется. Вообщем, на ферму бегом, оттуда тоже. Прибегаю домой, а он сидит уже в одежке мужниной. Я ее после смерти мужа постирала,выгладила и в шкафу повесила. Гляжу на него, а разговор начать не могу. Трясет всю. Тут он сам ко мне обращается.
-Вот так, Авдотья, муж я твой. Ванечка. Тут вот твои письма почитал. Понял, что такое любовь.
Ну и мерзавец, и до писем моих добрался. Когда я в молодости с Ванечкой переписывалась. Он ведь из города был, а к нам на стажировку его прислали. Долго он не решался деревню на город обменять, но любовь своё взяла.
Так думаю, а ему вслух и говорю:” -Ты откуда, изверг, будешь, чай, поди не из нашенских”.
-Ваш я, Авдотья, ваш. Вот только прошу признать и в дальнейшем этим не бить по голове,- и, приподнимая зад, на табурет показывает. - С миром, с любовью жить надо, душечка моя.
-Какая там любовь? Небось не умеешь этим делом заниматься, нечисть бездарная.
-А ты не сердись. Покажешь-научусь.
-Ишь ты чего захотел. Поди лучше у коровы почисть. Если справишься, будем дальше думать, что с тобой делать.
Вот так и начал свои первые шаги он в моей жизни. Во дворе все приберет, скотину накормит, что не прикажу - делает. А спать рядом не подпущала. Хай его леший знает, какую заразу он в себе таит. Но, как говориться, человек не иголка, в стоге не утаишь, и потому вскоре все прознали о моем госте. Участковый все дознавался, кто такой да откуда. А он все твердит: “ - Не помню, как звать, откуда”. Сделал запрос гражданин начальник и приказал до выяснения обстоятельств место жительства не менять. А ему только это и надо. Соседкам же своим я сказала, что брат мужа приехал. А они тут же хором:
-Авдотья, тяни его под подол, чтоб не ушел. Сама знаешь, чем мужика удержать можно.
Эх, знали бы, кто это, с ума бы посходили.
Но время шло. И стало мне как-то его жаль. Все же мужик,какой ни есть. Таких поди по всей деревне не сыскать нынче. Все в пьянку ударились да почернели от самосадного курева. Мой, хоть тоже темноватый, ни перегаром, ни табаком не пахнет. И впрямь, может, если мужик, уйти к другой. Вон Анфиска и помоложе, и постройней, давно таращится на него. Вот и говорю я новоиспеченному Ванечке как-то на ночь глядя:
- Ванюш, не пристало хозяину на пороге спать. А он будто этого и ждал. Шмыг ко мне под одеяло и замер. Потом потихоньку стал осматривать, ощупывать, вроде как изучал. Но вскоре интерес у него ко всему этому пропал. Показалось, что вроде во мне, как женщине, он разочаровался. А кровь-то бабья во мне уж взыгралась. Отбросила я предрассудки людские и к нему. А он у него не работает. Говорит: не положено, не принято у них так. Все, что надо, при себе. Не поняла я его тогда, но чутье женское подсказало: импотент. Да и черт с ним. Вон Васька Котов дома не ночует, все на стороне, а толку? Только и умеет кричать: “- Своей не хватает, вот и бегаю!” А этот уж точно не убежит. Да и что не говори, хоть и импотент, а руки-то есть, что-нибудь придумаем, все ж не одной-то спать…
Прожили мы год. За это время мой Ванечка не только по хозяйству управляться научился, но и в постели бывало так… Ну, да ладно, это чисто интимное, вам ни к чему. Однажды вдруг замечаю, что Ванечка мой… забеременел. Вот, думаю, нечисть-то как обернулась. Жутко стало, не по себе. Мужик - и рожать собрался. А потом вспомнила: гермафродиты среди людей бывают. И успокоилась. Будет, что будет. Не долго вынашивал Ванечка наше дитятко, только смотреть было не на что. Три ноченьки на пролет плакала я по родившемуся. Ни человек это и все. А Ванечка и говорит:
-Не адаптировалось дитя на человека. Дай время. Достигнет до совершеннолетия и обретет нужное лико.
Уговаривает он меня, а я, как гляну на выродка, так у меня все внутри обрывается. Упаси бог, соседи прознают, со свету сживут и дом спалят вместе с нами. Ну, думаю, потерплю, может все со временем образумится.
А выродок подрос, во двор все просится. Запрешь бывало его в чулане, а он невесть как выберется на волю и тикать. Раз детишек до смерти перепугал, В другой Татьяна с пустыми ведрами шла вечером. Дорогу перебежал. Так она по сей день под себя мочиться.
А тут еще Ванечка второго рожать собрался. Взмолилась тогда я кобылицей небесной: -Христом богом прошу, Ванечка, уйди от меня. Отведи от греха мою душу, дай дожить до естественной смерти. Теперь уж точно соседи прознают, что творится в доме моем, заживо спалят.
Вздохнул тогда Ванечка мой глубоко, по-человечески, поклонился мне до земли и ушел. Долго я ему вслед смотрела. А он ни разу не оглянулся. Стою я, реву. И позвать боюсь, и прикипела я к нему накрепко. Так и по сей день. Выйду вечером за околицу и все смотрю на дорогу. Вдруг мой Ванечка со своими сыновьями вдалеке покажется. Может и от меня в них что-то есть. Бог их знает, как они у них получаются.