Хроники русского апокалипсиса (хроники последней войны). Часть 2. Рассказ 8.

Совет семерых

   Желание довести дело до конца терзало его сознание без остановки. Он провел здесь достаточно времени, чтобы привыкнуть к этому миру и он увидел здесь достаточно для того, чтобы его разум уже не кричал от того, что он видит. Последние несколько дней он ничего не делал, лишь часами напролет сидел на пороге заброшенного, но уцелевшего деревянного дома. Задуманное могло закончиться для него плохо, и уж точно ему предстоит нести ответ перед Советом после возвращения… Скоро он вернется домой. Пробегающая мимо собака остановилась напротив него метрах в пяти, принюхалась, лениво мотнула хвостом и побежала дальше по своим делам, не почуяв от него ни опасности, ни какого-либо запаха чего-то съедобного. Да, ему тоже пора уже было заняться делом... Чем дольше думаешь, тем хуже будет результат — так говорил Карпов, - вспомнил Артемий. Он расстегнул карман на рукаве и достал прибор связи... Платон ответил сразу.
- Рад тебя слышать!.. - в интонации голоса Платона была и радость и настороженность - «какое еще испытание для себя он придумал?!.».
- Плат, я хочу восстановить контроль на время.
- Ты знаешь о возможных последствиях. И если ты об этом просишь, значит тебе очень надо... Так ведь?
- Так. И ещё я хочу, чтобы ты сразу кое-что для меня сделал...
- Что ты опять такое придумал? - так и знал Платон.
- Ничего особенного, просто перебросишь меня в точку.
- Хорошо, я переброшу тебя туда, куда скажешь, только объясни мне — что ты задумал?
   Артемий принялся объяснять.
   Как-то изменить судьбу этого мира он не мог. Это было очевидно, но он несколько раз мог бы изменить судьбу отдельных людей, которые неплохо к нему относились, которых он мог бы считать своими друзьями. А один человек так просто погиб из-за него, там, в разрушенном городе. Он мог бы предупредить бойцов сопротивления о ядерной бомбардировке их позиций... и ничего в конечном итоге этим не изменить.
   Он видел, что и с той и с другой стороны были люди с высоким уровнем мышления, но, несмотря на это, люди убивали друг друга. И он решился на последний эксперимент: собрать субстанции разума погибших с обеих воюющих сторон и заставить их хоть сейчас говорить на языке разума, а не бомб и снарядов.
   Капитан Полянски, подполковник Селиванов, майор Пит, генерал Манфред, комиссар Северов, Монах и Ванька. Семь душ погибших людей. Что они скажут друг другу? Такого ещё никто никогда не делал... И это было... Это было безусловным нарушением Закона. Но это было последнее, что мог сделать он здесь. Это было вмешательством, но это было неизбежным финалом всего этого безумного дела. Человеческие души не отягощены бременем бытия, но они всё помнят... и они такие же разные, какими разными были люди.
   Сделать это было непросто и чисто технически. И опять же рискованно, потому что канал придется держать в режиме жесткого контроля неизвестно сколько времени. Смогут ли они вообще о чем-либо «поговорить»? Ведь для субстанций разума не существует понятия здесь и сейчас, поэтому, зафиксировав их частоты, придется создавать модели их образов и уже их вбрасывать в какую-то определенную точку, находящуюся вне пространственно-временных потоков.
   Артемий на время поисков думал остаться в убежище Монаха — в нем было более менее безопасно. Во время проведения эксперимента Артемий будет полностью уязвим, точнее его физическое тело. Он не сможет отслеживать приближение к нему кого-либо, и Платон тоже не сможет - у него работы будет ещё больше. Охранять его будет некому... И тут ему в голову пришла мысль — что, если прибегнуть к помощи Охотника и воспользоваться его убежищем. Ведь только он может контролировать все пространство вокруг. Артемий знал, что Охотник обязательно согласится помочь ему.
   Платон перебросил его в нужную точку пространства-времени. Конечно же он понимал, что то, что задумал Артемий — это вмешательство, но... конечно же он не мог не помочь своему другу... Платон при подготовке к этому эксперименту не мог воспользоваться помощью техников и ученых-специалистов. Это было бы аморально с его стороны — вовлекать людей в свою авантюру. Но он косвенным образом все-таки получил кое-какие консультации по поводу предстоящего дела, и эти данные помогли ему подготовиться к эксперименту должным образом. Теперь им с Артемием придется отвечать вместе за содеянное.
   «Ну, давай же, заметь меня...» - Артемий надеялся, что Охотник где-то поблизости и сразу заметит знакомый образ. Так оно и вышло. Тот почувствовал присутствие одного человека минутах в пяти-шести от себя. Человек направлялся к нему.
- Никогда не говори «никогда», незнакомец... - Охотник обратился первым.
- Здравствуй, Охотник. Я хочу попросить тебя о помощи. - Сразу после этих слов Артемий почувствовал, как Охотник прощупывает его мысли. Он не стал сопротивляться. Так было все проще и быстрее.
- Ты понимаешь, что я задумал?
- В общих чертах, да... Я не могу не помочь тебе. Это дело не принесет никакой пользы нашему миру, но в нем есть смысл... В отличие от того, что делаем здесь мы.
- Тогда может отправимся в твой винный погреб?
   Охотник опять внимательно посмотрел на Артемия. Тот факт, что ученый так спешил, говорил о крайней необходимости, поэтому Охотник решил не задавать сейчас лишних вопросов, а если и задавать, то по дороге на место.
- Да, он подойдет лучше других убежищ. Сверху его абсолютно не заметно, а по земле я буду смотреть. Пошли.
   Охотник шел впереди и временами на несколько секунд останавливался. Эта привычка была у него уже на уровне рефлекса.
- Расскажите мне о себе. Ну, то есть я имею ввиду — расскажите, чем вы занимаетесь у себя?
- Я археолог. Эта профессия никогда не исчезнет.
   Охотник помолчал и сказал:
- Я пытаюсь представить себе, какой будет жизнь через 4000 лет...
- Не надо, не пытайтесь, все равно она будет не такой, какой вы её себе сейчас придумаете...
- Важно то, что она хотя бы будет... Когда я смотрю на все это, мне кажется, что скоро не будет никого и ничего на земле.
- Вы почти правы. Вы действительно уничтожите друг друга почти полностью.
- Почти полностью? Значит, мы не проиграем... - с ухмылкой сказал Охотник, поправляя свою тяжеленную винтовку за плечом.
- И тут вы почти правы, победителей не будет.
- Безумие и не может закончиться победой... Послушайте, но вы ведь можете сказать, когда эта война кончится для меня лично?
- Могу, но... Вам не нужно знать этого, поверьте мне.
- По крайней мере, успею помочь вам в вашем деле. - Охотник остановился и замер на месте. Он увидел цель.
   Артемий своими средствами тоже заметил вертолет.
- Вы хотите его сбить? - задал он неуместный вопрос.
- Других вариантов нет. - Охотник уже готовил винтовку к бою. Его чувство уже подсказало ему, откуда летит вертолет.
- Идет на высоте метров двести и, если не изменит курс, то пролетит примерно в полукилометре от нас. - Вслух сказал Охотник уже вскидывая винтовку.
   Артемий смотрел, как он медленно вел снайперской винтовкой вслед за вертолетом. Его пилоты и пассажиры даже и не подозревали, что сейчас для них время жизни стремительно начнет приближаться к нулю. Охотник стоял, оперевшись на одно колено и на ствол дерева для большей устойчивости. Выстрел! Через секунду ещё один. Казалось, с вертолетом ничего не произошло, но в кабине у летчиков уже тревожно загудел зуммер потери давления в топливной системе, как основной так и вспомогательной. Охотник быстро поменял обойму в винтовке и выстрелил ещё два раза. Сейчас уже было и видно и слышно, что вертолет теряет управление, и двигатель у него вот-вот заглохнет. Охотник выстрелил ещё раз. За уже падающим вертолетом потянулся дым с проблесками пламени. Шума двигателя уже не было слышно, лишь лопасти ещё лениво продолжали крутиться от набегающего потока воздуха.
   Вертолет рухнул, прогремев взрывом топливных баков.
- Никто не выжил... Можно не проверять. - Охотник сказал это, деловито вытаскивая блокнот из нагрудного кармана, чтобы поставить там очередную отметку. - И не говорите мне, что это варварство...
- Н-да, это всего лишь война... - сказал Артемий, глядя на клубы дыма.
   Охотник опять прислушался, потом закинул на плечо винтовку и сказал:
- Никого. Пошли.
   Дальше по пути они останавливались ещё один раз, но охотник принял решение не отвлекаться на нескольких натовцев, так как те были далеко и двигались не в их сторону.
- Ну, вот мое «пьяное жилище»! Проходи, - он отодвинул плиту, закрывающую вход в подвал.
   Артемий спустился и осмотрелся. Тихо и прохладно — можно работать.
- Ну, я пошел наружу... Удачи!.. - сказал Охотник и Артемий кивнул ему в ответ. Они попрощались во второй раз, и теперь уже точно в последний.

  ...Ванька, несчастный Ванька, очутившись среди других душ, сначала немного оробел, не понимая, что происходит. Хотя и другие чувствовали себя немногим более уверенно.
   Семь субстанций разума, не обремененные телами их физических носителей, вступили в немой разговор, если можно так выразиться.
- Вы действительно умерли от обыкновенного инсульта? - капитан Полянски не мог не задать этого вопроса, хотя прекрасно знал ответ, подполковнику Селиванову.
- Война не дотянулась до меня бомбами и пулями, но судьба избавила от необходимости мстить и убивать неизвестно сколько ещё времени.
- И меня тоже... - подал голос генерал Манфред.
- Вас предали свои же... Да, это обидно... И поучительно. - Негромко проговорил Селиванов.
- Похоже, нас всех это касается. - Сказал майор Пит.
- Кроме него... - Монах показал на Ваньку, молча наблюдавшего за разговором.
- Если бы я был живым человеком, я бы сказал сейчас что-то вроде «...на войне как на войне... он умер как солдат — с оружием в руках, защищая свою землю», но... - генерал говорил, не обращаясь ни к кому, просто бормоча совсем по-стариковски что-то про себя, но Монах его услышал и сразу отреагировал:
- Но вы вынуждены сейчас замолчать, потому что теперь понимаете всю патологичность морали живых людей.
- Интересно, какую цель преследовал тот, кто собрал нас здесь вместе? - этот вопрос мог бы задать любой из собравшихся, но задал американец.
- Чтобы мы поговорили, наконец, как разумные существа, как... люди! - вступил в разговор комиссар Северов.
- А вы погибли в рукопашной...
- Мне выстрелили в спину во время рукопашной.
- Майор, а что поняли вы из своей смерти? - спросил Монах американца.
- Тот, кто ищет её — обязательно найдет, но совсем не там, где ожидает...
- И всё? Это — всё?! - раздались голоса.
- Всё остальное я понял ещё незадолго до неё... пока смотрел на неё через разбитое стекло своего шлема...
- Значит, вы все-таки успели стать человеком!..
- Генерал, а почему вы не выполнили приказ командования? Неужели вы не понимали, что ваш корпус погибнет в таком случае?
- Представьте себе — нет! Я искренне надеялся сохранить жизни своим солдатам. - Возмутилась душа генерала.
- А не своим?..
   Генерал помолчал и ответил:
- Я был рабом своего положения, а у раба есть только один выход стать истинно свободным...
- И вы намеренно обрели её, погибнув, управляя обезоруженным танком. - Сказал поляк.
- Капитан, вы ведь тоже положили вверенные вам подразделения... - напомнил Селиванов былые события.
- Да, вашими усилиями... И в моем случае это стало следствием как раз строгого исполнения приказа. - В словах поляка не слышалось укора, лишь промелькнула в интонации еле заметная тень досады.
- Вы все говорите не о том! - раздался негромкий голос Ваньки, - вы все говорите про войну, которую вы вели, про себя самих на этой войне, но не говорите, зачем она была нужна?
- Не говорим, потому что не знаем, малыш, зачем она нужна была... - выразил общее мнение генерал.
- Но ведь вы же знали, когда шли воевать!? Или вы шли как безвольные овцы?
   Молчание...
- Я здесь единственный, кто не брал в руки оружие. Я столько раздумывал над всем этим, будучи живым человеком... – опять заговорил монах.
- Но вы умерли от рака мозга, который был спровоцирован глубочайшими переживаниями.
- Я умер от безысходности, потому что совершенно потерял веру в человечество и в его разумность.
- Да, там трудно было не потерять... - душа Селиванова покивала несуществующей головой.
- В самом человеческом мышлении заложена склонность к насилию, агрессивность. За редкими исключениями. - Душа генерала продолжала бормотать.
- И всё же, агрессивность агрессивности рознь... - возразил Селиванов.
- Что вы имеете виду?
- Вы агрессивно уничтожили нашу страну, а мы не менее агрессивно начали обороняться. Не станете же вы теперь говорить, что развязанная вами война была обоснована только вашей агрессивностью? Ведь понятно же, мотивация у вас была совершенно осмысленная.
- Мне, то есть, нам... - генерал посмотрел на американца и поляка, - нечего вам возразить, но заметьте, здесь нет тех, кто эту войну развязал.
- Потому что они ещё пока живы.
   Пять душ военных на время замолчали, лишь Ванька с Монахом негромко друг с другом переговаривались.
- … я не мог не мстить им, - говорил Ванька, - ведь вы же понимаете...
- Понимаю, сынок, но месть — это зло, а зло может породить только другое зло.
- Пусть так, но моё зло было правильным злом, и оно было направлено против моих врагов во имя спасения добра.
   Душа монаха улыбнулась в ответ на такую железную логику мальчишеской души.
- Будучи людьми мы бы уже перестреляли давно друг друга, а теперь вот не знаем, о чем говорить. - Прервал тишину военных поляк.
- Наверное потому, что все ясно.
- Пусть мне кто-нибудь объяснит, если всем все ясно, есть ли у человеческого мышления шанс развиться когда-нибудь до такой степени, чтобы его решения не основывались на явном или скрытом желании получить выгоду? Даже монахи-отшельники, запечатывая себя в своих скитах, делают это для того, чтобы в дальнейшем получить воздаяние. Выгода — вот причина всех бед. Многоголовая гидра. Если бы нашему Западному миру было невыгодно начинать эту войну...
- То она началась бы по какой-нибудь другой причине, потому что причина всё равно нашлась бы, - прервал поляка генерал, - пусть на десять лет позже и с каким-нибудь другим раскладом, но началась бы. Мы просто закодированы на самоуничтожение на данном этапе нашего развития.
- Что ж … Выходит, тот, кто нас здесь собрал, ничего не добился? Ведь он наверняка хотел, чтобы мы о чем-нибудь договорились.
- Мы и договорились... о том, что у человечества нет шансов.
- Есть! - голос Монаха прозвучал негромко, но его услышали все, - и тот, кто нас здесь собрал, об этом знает. Он отчаялся увидеть признаки примирения среди воюющих людей, поэтому собрал здесь души погибших в надежде, что услышит что-нибудь новое, более осмысленное, ведь нам-то теперь делить нечего.
- Да, здесь всем места хватит. Да и вообще, в принципе, делить нечего, нечем и незачем.
- Ну, хоть об этом договорились...
   И они опять все замолчали. Артемий терпеливо ждал. Хотя и не понимал — чего он ждет. Он будто пытался «выжать» из этих душ все проявления разума, на которые они были способны. Как воду из камня... А они всё молчали и молчали. «Артем, индикатор...» - донеслась далекая предостерегающая мысль Платона. «Фоновые помехи нарастают!». «Охотник справится...» - ответил Артемий.
- Послушайте, а если бы все мы получили возможность вернуться... ну, понимаете... снова стать живыми, то как мы себя повели бы? - поляк опять прервал молчание, к радости Артемия.
- Будьте уверены, мы делали бы все то же самое... - как всегда угрюмо тут же ответил генерал.
- Для того, чтобы стать человеком, нужно перестать вести человеческий образ жизни — вот что получается...
- Поэтому смерть и считается избавлением для многих...
- Начало пути в чистую бесконечность?..
- А разве мы с вами, сами по себе, не подтверждаем это? Нас уже нет там, но мы теперь всегда будем здесь.
- Выходит, что смерть — это действительно избавление? Выходит, мы с вами, уничтожая десятки миллионов людей, делали большое доброе дело?! Ну это же полный бред! - душа генерала, похоже, разозлилась.
- Это очевидно, что бред, но очевидно для нас и сейчас, а будучи живыми людьми, мы начинаем вести себя в соответствии с обстоятельствами.
- Послушайте, подполковник, а если бы ваше командование отдало бы вам приказ начать войну в Европе?... - генерал никак не хотел успокаиваться.
- То я бы выполнил приказ. Селиванов ответил даже не дослушав вопроса. - Но приказы можно выполнять по-разному.
- Да, черт побери, вы опять правы. Я не воевал лично с вами, но могу себе представить, что вы это делали хорошо. Там, лежа с перебитым позвоночником и с разбитым шлемом костюма, я за пару минут до смерти понял нечто такое, что было совершенно недоступно мне при жизни — я воевал не для кого-то и не за кого-то, и это не месть двигала мною... Необходимость в очередной раз доказать своё превосходство — это двигало мной, да и… многими. Только теперь для меня все это выглядит смешно и наивно.
- А что двигало Вами? - спросил поляк у Монаха.
- Даже я теперь понимаю, что святое дело, которым я там занимался, было отождествлением того же самого стремления превозмочь себя и …
- И доказать себе, что лучше и круче всех... - закончил майор.
- Да, в какой-то мере так... Просто вы это доказывали одним способом, а я другим.
- Между вами разница лишь в том, что Вы — монах, и потому никого не убивали и считали это противоестественным занятием, а майор — военный, поэтому он воевал.
- Докажи себе, что ты — человек-разумный, но сделай это так, чтобы не было плохо другим, - сказал Ванька, - я читал это в какой-то книге, не помню в какой.
- Мысль умная. Жаль, что неосуществимая... - заметил Генерал.
   Внезапно все прекратилось.
   Он чувствовал, что теряет ощущение реальности, а точнее — грань между реальностью и межпараллельным пространством. Он видел, что Охотник уже в открытую отстреливается от напирающих с трех сторон натовцев, и это было уже не в его снах. «Зачем я опять обратился к нему!?. Я не должен был второй раз с ним встречаться! Теперь и этот человек погибнет из-за моего вмешательства... - Артемия охватило море эмоций, - Что происходит?.. Где я?!. Кто я?..» - его мысли сбились в кучу, он уже не слышал, что говорят субстанции разума, души, тех семерых, которых он собрал, он вообще перестал воспринимать объективную реальность, потерялся в созданной псевдореальности. «Что?.. Опять разрыв шлюза!.. Где мое тело? Куда мне нужно вернуться?» - он ничего не видел, не слышал, не воспринимал, не ощущал себя ни в объективном пространстве, ни в межпараллельном, ни в каком. «Возврат... возврат... возврат...» - где-то далеко пульсировала затерявшаяся мысль.
   Платон унял дрожь в руках, вытер пот со лба, и с опаской посмотрел в камеру перехода. Он знал, что Артемий там, но страх и ужас, которые он испытал, гоняясь за телом и субстанцией разума Артемия в неизвестно каких пространствах (и пространствах ли вообще?..) за последние несколько... (несколько чего — секунд, минут, дней, лет?) заставили его элементарно бояться, не веря своему разуму. Он подошел к камере и посмотрел на лежащего в ней человека. Человека, вернувшегося даже не из ниоткуда, а из непонятно чего вообще. Безумная затея Артемия «поговорить» с субстанциями разума тех людей завершилась в конечном итоге удачно — он жив и вот здесь, в этом пространстве и времени, но процесс с определенного момента был совершенно неуправляем. Да и как управлять непонятно чем? Платон работал подсознательно, потому как его разум отказывался дать ответ - что делать в такой ситуации. Концовка этой экспедиции породила целый ряд уникальностей, над которыми теперь придется работать и работать... Платон вспомнил про отключенного им гравитаба и дал ему команду «работать».
   Гравитаб мгновенно проанализировал ситуацию и подплыл к Артемию — тот нуждался в помощи больше, чем Платон.
   Артемий был без сознания, но... он был со своим сознанием, и он был цел и невредим. Если не считать того, через что он прошел. Его экспедиция закончилась. Гравитаб аккуратно начал делать свою работу, приводя человека к чувству реальности.
Платон тихонько коснулся плеча своего друга, ресницы Артемия дрогнули и он открыл глаза.
- Артик, по-моему, мы залезли туда, куда лезть нельзя... - Платон говорил вслух, даже не пытаясь скрывать эмоции, - то, что ты сейчас здесь, это... это чудо... - Платон вспомнил древнее слово, которому в этом времени, казалось, уже не было применения. - Мне было элементарно страшно, Артик, я пытаюсь сейчас представить, что чувствовал ты...
- Не пытайся лучше, не надо. - Артемий заговорил с Платоном «вживую» впервые с того момента, как началась его экспедиция в прошлое. - Ты можешь хотя бы примерно сказать мне, где я был? - Платон в ответ только молча помотал головой. Артемий уловил мысль - «Может показать только реконструкция... Если она вообще возможна в данном случае».
- Но ведь мы сделали это, слышишь, Артик... Ты сделал!
   Артемий повернул голову и посмотрел на Платона.
 - Я увидел верхний предел для разума человека. - Его голос, в отличие от голоса Платона, не отражал никаких эмоций — просто тихий, спокойный голос уставшего человека. Он осторожно поднялся и слез на пол из камеры. Гравитаб запротестовал, но Артемий отмахнулся от него. Он сделал несколько шагов по комнате, схватился за голову и упал на пол. Гравитаб с помощью Платона подобрал его с пола, трансформировавшись во что-то среднее между коконом и противоперегрузочным креслом времен начала космической эры. Платон «послушал» Артемия — ничего страшного, типичный обратный эффект, теперь начнется обычный период восстановления.