Самая темная ночь -3-глава

-3-

…Собака бежала впереди молодого парня, угодливо заглядывала ему в глаза,
преданно виляя при этом хвостом. Часто вопросительно оглядывалась на него
а, получив одобрение, с лаем пускалась разгонять
и распугивать гусей и курей, мирно гуляющих на просёлочной дороге.

Солнце уже садилось, и жители маленькой деревни дружно копошились в огородах.
На шум, поднятый лаем собаки, и криком пернатой живности
люди поднимали головы, с трудом разгибая спины,
приложив ладони колбу, старались лучше разглядеть
виновника поднятого на дороге шума.

…Никита ехидно и зло выругался в их адрес,
пнув при этом банку из-под выпитого пива.
Дворовые собаки, зачуяв, чужачка, подняли настоящую брехню.
Распалённый игрой погони за перепуганной птицей черный пес,
вдруг заскочил в один из дворов, как бешеный погнался за большим индюком,
и на приказы своего хозяина, увлекшейся погоней уже ни как не реагировал.

– Бек, ко мне!!! Не медленно назад, скотина!
Я тебя убью, падла! – Никита в ярости кинулся следом за псом.
Но тут навстречу Беку из будки выскочила большая дворняга,
и собаки схватились мертвой хваткой. Соперники взвыли,
и тут же из дома выбежал встревоженный их побоищем старик.
От увиденного зрелища на своем дворе он сперва в ужасе присел,
ну а затем, разозлившись, схватив оглоблю, попытался ею разогнать дерущихся псов.

Никита, наоборот увлеченный сражением, радостно подбадривал своего питомца.
- Задай ему Бек! Сделай его! Надери этой шавке жо-п-пу!
Разорви её Бек! Фас, фас! Бек Фас!…
Обозлившись на беспредельное поведение незваных гостей
старик шарахнул со всей мочи чужую собаку по спине оглоблей.
Тот, грозно взвыл, и тут же попытался наброситься на деда.
Но в этот момент его сзади как раз подкараулил,
истекающий кровью дворняга, он из последних сил
с остервенением ухватился за бок противника,
безжалостно вырывая ему оттуда огромный шмат.
На что рассвирепевший Никита, коршуном влетел на чужое подворье,
сначала размахнувшись, силой ударил старика локтем в грудь.
Дед охнул, опустившись на землю. Затем схватив своего пса за загривок,
парень откинул его в сторону, и с разбегу врезал сапогом промеж глаз дворняжке.
Собака, заскулив, упала на передние лапы, поползла, утыкаясь окровавленной мордой
в землю пыталась спрятаться в будку.

С трудом, удерживая вырывающегося Бека,
Никита поволок его на улицу. И уже там обуреваемый гневом на старика
и чувствуя, своё превосходство над ним он,
подобрав с земли увесистый булыжник, швырнув его в окно
несчастного хозяина, сопроводив оного потоком брани.

На звук разбитого стекла и жалобное скуление дворняги на улицу
«охая» и «ахая» высыпали встревоженные местные жители,
в основном старики и ребятишки. Удерживая свою псину за загривок,
распалившийся Никита, изобразил им своими ногами какой-то крендель
издавая при этом устрашающий боевой возглас,
после рыгнул на них матом, а уж потом как змея поплевывая слюной
двинулся дальше по дороге. При его приближении люди потихоньку исчезали за высокими заборами, наблюдая сквозь щели за оголтелым незнакомцем.
Поглядывая на быстро захлопывающиеся калитки, парень ехидно посмеивался
и очередной раз костерил селян ПО-матушке.

Дойдя до конца улицы, он уткнулся в маленький памятник погибшим в Отечественную войну оглянулся, раздосадовано громко сплюнул, чертыхнулся и заорал:
-Эй, чего попрятались? Где у вас тут магазин? Мне нужен хлеб.
-Так ты сынок послезавтра приходи, тогда и хлеб купишь.
Нет у нас магазина. А автолавка два раза в неделю приезжает.
Никита оглянулся на тихий голос женщины, она стояла возле своей калитки
и спокойно разглядывала его.
-А, ты что тетка меня не боишься? – сам этого не ожидая, спросил он женщину.
- А чего мне боятся дидька лысого. Я ничего не боюсь на этом свете,
и на том, кроме суда Божьего, меня ничего не пугает.
- Осмелевшая крупнотелая женщина мирно смотрела на парня.
- Смелая, значит… - Никита ехидно свистнул.
– Вот так вот запросто дидьком лысым меня обзываешь…
- Дитько не ты, а тот, что в тебе сидит, и научает тебя все эти подлости делать,
а лысым ты сам себя сделал, по своей, наверное, собственной воли.
Да, я тебя не боюсь, хоть ты в гневе страшен, к тому же
и такого же страшного и такого же злого как сам Цербера за собой водишь.
- Да, ты колхозница, откуда про Цербера знаешь? – обескуражено спросил Никита.
- А я его и знать не хочу, и тебе не советую. Иди с Богом, откуда пришел,
не занимай народ, он хоть и терпеливый, да за себя постоит ежели что.
- Да, я твой нард…. Твое село…, и тебя вместе с ними…!
- Никита на её ответ лишь безбожно понес нецензурщину и со всей дури, ударил тяжёлым ботинком по железным воротам, у которых стояла с прискорбным видом женщина.
-А ты погодь сынку я сейчас. – Вздохнув, сказала хозяйка
и заковыляла в сторону маленькой пристройки. Вскоре появилась,
неся в руках буханку черного хлеба.
- На вот. Возьми, ешь на здоровья.
Никита вновь был обескуражен этой женщиной,
но покосившись на невзрачный, почти землисто-серого цвета хлеб,
вновь в исступлении взорвался криком.
-Ты что тётка ополоумела? Да, чтобы я такое жрал?
Да моя собака им подавится. Ты, небось, свиней им кормишь!
- Сынок, ты не серчай, что он на вид такой, и что не очень свежий,
другого, всё равно нет. Слава Богу, такой есть.
Спокойствие, и какое-то не виданное Никитой до сего момента смирение,
как со стороны этой женщины, странно подействовали на него,
злость его отпускала и он, покопавшись в кармане,
протянул женщине скомканную купюру.
-Да Бог с тобой дитя. За хлеб и воду денег не берут.
Мне Господь дал, а я с тобой поделюсь. – На что парень
с отвращением пощупал хлеб прямо у нее в руках.
Хлеб ему с виду показался не только неаппетитный,
но даже не по размеру тяжелый, рыхлый и даже как будто сыроват.
Никита брезгливо фыркнул и варварски выбил хлеб с протянутой руки женщины.
Хлеб бухнулся и покатился по навозу и пыли в придорожную канаву.
На что женщина исподволь перекрестилась и молча, отошла от калитки,
не озираясь, прошла во двор, вошла в дом и с грохотом задвинула дверной засов.

Никита, чувствуя свое поражение в поединке с этой женщиной,
не находя никакого решения в дальнейших своих действиях, топтался на месте,
от злости продолжая пинать ногами все, что попадётся,
но это не убавило нарастающей его агрессии.
Оглянувшись и не найдя на ком отыграться, он заорал и пнул пса,
который, надрывался злобным лаем, и свирепо бросался на ворота.
Пес заскулил и в испуге притих, прижимаясь к земле.
Поддев носком валяющийся хлеб, и как мяч отфутболив его, Никита снова выругался.
Буханка полетела на середину дороги, шмякнувшись об землю, рассыпалась на мелкие куски. Никита круто развернулся, снова поискав глазами на ком бы выместить остаток злости,
не обнаружив, заорал в пространство:
-Козлы! Придурки! Деревенские дебилы!
Как вы тут живете? Скоты!
Присвистнув собаке, парень отправился в обратном направлении.

Бек шел медленно прихрамывая. Хозяин зло на него орал и замахивался.
Пес на резкие окрики и взмахи приседал, прижимая уши, мелко подрагивал.
Каждый раз, пытаясь лизнуть на ходу свой окровавленный бок.

...Три крепких, загорелых и обветренных солнцем сельских парня
пробирались огородами в сторону озера.
На узкой дороге лесопосадки они перешли дорогу бритоголовому с собакой.
Никита от неожиданности остановился слегка струсив. Затем дал команду рычащему Беку, и тот бросился на незнакомцев. Большая рыбацкая сеть накрыла собаку полностью. Один из сельских парней остался держать и наблюдать за извивающимся в сетях животным, а двое других принялись за его хозяина. Драка была короткой. Парни легко, деревенским способом, по-простецски, свалили и скрутили Никиту. Сначала от сильного удара дубиной по голове он опустился на колени, а затем обмяк и повалился на бок. Один из нападавших, присел рядом с ним. Обхватив, своей пятерней Никитину голову, он жестоко запрокинул ее назад. Яростно зашипел ему прямо в помутневшие глаза:
-Ну что, рванина? Довыпендривался? Кто теперь из нас козел и придурок? Ешь тварь землю! Она тебя, суку такую, носит и кормит.
Не отстал от сотоварища и второй, из местных мстителей. Он тоже присел и, схватив за уши Никиту, стал долбить его головой об землю.
– Я, быка с одного удара забиваю. А тебя мне гавнюка, что комара забить. Ешь сволочь! Не то сам тебя накормлю!
Земля была сплошь усеяна битым стеклом и острым мелким ракушником. Она в одно мгновение стала багровой от Никитиной крови. Первый тоже не уступал, бил усердно.
- Что больно, не вкусно? Я узнал тебя и твоего кобеля. Не твоих ли дружков бутылочки тебе в харю впиваются, не их ли с…ки тебе кожу разъедают?
- Ты думал, что это тебе с рук сойдет? Тута тебе не город. Здесь надо по нашим правилам играть.
-Ну, хорош, будет. – Первый приподнялся. Любуясь на свою работу. - Не то на последнюю электричку опоздаем. И так уже морды у него нет. Пошли. – Приподнимая Никитину голову, он попытался заглянуть ему в глаза. - Видишь гнида как плохо- то черепушку носить бритую? Враз, она у тебя на тесёмочки расползлась, без волос-то?
Третий самый молчаливый из парней, остался сторожить скулившего в сетях пса, а первых двое поволокли свою жертву к подъезжающей электричке. В том направлении уже никто не ехал, пирон был пуст, фонари не горели. Бесчувственное тело погрузили в последний тамбур, прислонив лицом к стене. Быстро соскочив с подножки, парни легко перескочили через парапет и скрылись в зарослях. На краю лесопосадки к ним присоединился молчун с сеткой на плече. Они направились через пустырь к ближним огородам, старательно скрываясь от посторонних глаз.
А ночная электричка, печально взвизгнул, практически пустая помчалась в направлении чужого далёкого города, провожаемая безнадежно печальным воем побитой и брошенной собаки…