Времяоник

ВРЕМЯОНИК


ЧАСТЬ I
ГЛАВА I

1
Родился я в городке Калтан Кемеровской области снежным февралем 1972 года. Тот год отмечен сильными вспышками на Солнце и магнитными бурями, но к факту моего рождения они отношения не имели. Память сохранила мне лишь обрывки впечатлений о милых годах раннего детства. Большинство их связано с домом бабушки, бабы Ани: комнаты, окна, печь, ход в подпол. Все было интересным и родным, все надо было посмотреть и потрогать. Помню, как я требовал показать мне подвал и чердак. Но ничего мне показывать не стали.
Первым серьезным событием стал детский сад. Мне было два с половиной года.
Было прекрасное солнечное утро, я прыгал в кроватке. Поспать я любил, и бабушка называла меня соней. Но тогда прямо на подушку падал солнечный луч, от которого было жарко, и спать не получалось. Пришла мама и спросила, хочется ли мне в детский садик? Кажется, я ответил: "да".
В младшей группе не было мест и меня определили в старшую. Мне ужасно не хотелось оставаться в саду, но маме нужно было идти на работу, она стала меня уговаривать. Я расплакался.
Воспитательница сказала, что дети часто поначалу плачут, но потом привыкают. Меня отвели к окошку и сказали, что мама сейчас там пройдет. Скоро я ее увидел. Когда мама скрылась из глаз, я поплакал еще, но недолго. Постоял, глядя в окно, потом обернулся и увидел, что в зале много детей, а я заметил их только что. Мне стало стыдно. Ни игрушки, ни дети в них игравшие меня не занимали, но нечего делать — надо было осваиваться.
Скоро выяснилось, что в детском саду все-таки много интересного. Но мне хотелось, чтобы рядом находилось, что-то близкое, домашнее. Мы с мамой купили в магазине пластмассового зайца. Я брал его в детский сад и не расставался с ним ни на минуту. Он стал моим любимцем. Очень хотелось, чтобы он был живым.
Из первых полутора-двух лет моего знакомства с детским садом мало, что пробуждается в памяти. Жизнь была небогата событиями. Хотя, если считать событием то, что заставляет нас задуматься, по-новому взглянуть на мир, на свое место в нем, то этого хватало.

* * *
Оказалось, что люди болеют разными болезнями. Да и я, по видимому, тоже.
В детском саду раздавали таблетки от глистов. Оказывается, есть такие маленькие червячки, которые заводятся в человеке. Яблочных червячков можно есть, и ничего не будет, а эти — такие вредные... Мама рассказала бабушке историю, как какие-то охотники убили в лесу медведя и, наевшись медвежатины, умерли от глистов, которые прогрызли их насквозь. Я решил никогда не есть медведей.

* * *
Однажды, я поссорился с мальчиком. Он катал на полу машинку. Мальчик был молчаливый и показался мне недружелюбным. Разговаривал я тогда уже хорошо и обозвал мальчика дурачком и другими словечками, которые перепадали мне дома от старшего братишки Борьки. Воспитательница развела нас по разным углам. Пришла пора уходить домой, и тут обнаружилось, что у мальчика пропала сандалия. Он пожаловался родителям, что это я спрятал ее. Я попытался объяснить им и воспитательнице, что, если он так уверен, то наверняка видел, куда я дел ее. Родители обыскали весь зал и опять стали спрашивать меня. Я не знал, где сандалия, но, оглядывая комнату, решил, что она за батареей. Так и было. Я тогда усомнился в умственных способностях взрослых. Про меня сказали, что я выгляжу надменно. После этого одна из нянечек стала звать меня пиратом. Я подозревал, что происшедшее было подстроено, но четкого понимания не было. Я еще не знал, что такое хитрость.

* * *
Как-то раз воспитательница расположила на доске несколько бумажных кружочков в два ряда. И спросила, в каком ряду больше кружков? Или одинаково?
В одном ряду кружочки были ближе друг к другу, чем в другом. Я проверил, зрительно сопоставляя нижние кружочки с верхними, получилось равное количество, но другие дети говорили, что нет. Я пересчитал кружочки по пальцам и сказал, что их «одинаково». Дети заспорили, кричали, что сверху — больше. Для меня это было открытие: большинство в один голос утверждает что-то и оказывается неправым.
Воспитательница говорила маме, что я у них выручалочка, на любой вопрос нахожу ответ. Но систематически моим образованием никто не занимался. Мама радовалась, что у нее умные дети. Она рассказывала бабушке разные забавные истории про нас с братом. Раньше Боря ходил в тот же детский сад, а теперь учился в школе. Иногда он забирал меня из детсада, как правило, без спросу. Мама его за это ругала. Вообще, ему частенько доставалось.

* * *
В детском саду были уроки пения. Однажды учили песенку, из которой помню одну строчку: “Едут дети на машине, в окна весело глядят”.
Мне очень захотелось вместо слова “глядят” спеть “стучат”. Каково же было мое удивление, когда так спели все дети. Но никто даже не улыбнулся, подмену заметила только воспитательница. Тогда я впервые подумал о возможности понимать мысли на расстоянии. Некоторое время я считал, что люди способны слышать мои внутренние рассуждения без слов, как бы видя их. Я даже начал беспокоиться, у меня уже появлялись придумки, которые не хотелось раскрывать. Но взрослые не обращали на меня внимания, и я скоро успокоился.

* * *
Зимой мама возила меня в детский садик на санках. От этих поездок осталось ощущение тихого уюта и безмятежного счастья.
Выходили из дому затемно. Месяц ярко сиял среди фонарей. Иногда на нем появлялся еле заметный носик. В те года я ясно различал горы на Луне. Порой мне снился месяц — живой, как в сказке. Это были беспокойные, красивые, цветные сны.
Как-то приснилось, что я падаю с горы. Мама сказала, что люди часто летают во сне. Но мне снились только падения, и я решил непременно научиться летать. И вот по утрам в дремотном полусне я учился летать, зависал в воздухе, медленно плавал по комнатам. Расположение вещей во сне и наяву зачастую не совпадало. Это были всего лишь сны.

* * *
Запомнилось, как встречали в садике Новый Год. Посреди актового зала поставили нарядную елку, а в углу — несколько маленьких елочек, как бы кусочек леса. Были и Дед Мороз со Снегурочкой, и снеговик, и зайцы. Я участвовал в небольшом конкурсе. Надо было быстро повязаться фартуком и выпить бутылочку молока из соски. Молоко успело прокиснуть, и мой соперник не стал его допивать, убежал, расплакавшись. Я пожалел его и подумал, что сам бы не огорчился проигрышем. Какое-то время я размышлял о том, хорошо ли вообще побеждать, когда остаются проигравшие. Можно ли так устроить жизнь, чтобы в выигрыше были все? Мне казалось, что можно.

* * *
Больше всего мне не нравился ледяной кефир, который нам давали на ужин. Подогревать его то ли ленились, то ли не было возможности. Из-за этого кефира я часто болел, особенно зимой. Отказаться от него было нельзя: в саду заставляли съедать и выпивать все, что готовили, причем быстро. Сопротивляться было трудно.
Помню, как-то раз я улегся в группе прямо на ковре и пытался понять, отчего я так необычно и неприятно воспринимаю свое внутреннее состояние. Наверное, я заболевал гриппом, и поднялась температура. Захотелось поставить раскладушку и лечь в постель, но мне не позволили — не положено. Я подумал, что со взрослым бы так не поступили. Ведали бы они, с кем имеют дело! Я чувствовал себя взрослым человеком, носившим образ ребенка, но протестовать и доказывать не стал. В те моменты вслушиваясь в самого себя я получил ясное представление о том, что могу предвидеть будущее, что знание будущего возможно. Я понял, что мне надо учиться, иначе моя жизнь может оказаться непродолжительной из-за болезней и других напастей. Подумалось также, что особенно трудно будет пережить двадцатитрехлетний рубеж. Сочетание двойки и тройки. Почему? Тогда я не знал. Или не хотел знать.
Частенько, смотря на пластмассового зайца, я думал, что и когда вырасту — с ним не расстанусь, и он будет стоять в зеркальном шкафу. Появлялась уверенность, что я доживу, вырасту, стану большим, какие бы ни происходили неприятности. Со временем краска на игрушке начала облезать, разжеванное ухо совсем растрепалось, это привело меня в растерянность, но потом я решил, что обязательно куплю нового, точно такого же, и непременно когда вырасту, поставлю в шкаф со стеклянными дверцами и зеркальными стенками, хоть у нас тогда и шкафа-то такого не было. Эти мысли были настолько яркими, осязаемыми даже, что я не сомневался, что так будет.

* * *
У бабы Ани на полке в шкафу икона. Я долго смотрю на нее. Она кажется мне окошком в другой мир. Заглядываю внутрь и мне чудится, будто я иду к дедушке.
Иллюзия пропадает, потом снова появляется. Я пытаюсь рассказать об этом бабушке. Она чего-то пугается, крестит меня и выводит из комнаты.
Икону от меня прятали, потом она и вовсе пропала, оставив в моей душе ощущение загадочного и необъяснимого.

* * *
Осенью мы — я, брат и родители — переехали из бабушкиного дома в городскую квартиру. Новое жилище показалось мне пустым, чужим, неприятным. На кухне бегали огромные тараканы. В комнатах было очень холодно. Я начал болеть. Ходил на уколы, собирая, как вознаграждение, бутылочки от лекарств. Приходила комиссия от ЖЭКа, мерили температуру под кроватью, бессильно разводили руками.

* * *
Однажды я услышал по радио рассказ Тургенева "Муму". После этого здание детского сада — красивый двухэтажный дом, окруженный забором, —представлялось мне бывшим помещичьим особняком, отнятым у богачей после революции, о которой я слышал много рассказов от бабушки. Я воображал, что где-нибудь поблизости в сарае мог жить дворник Герасим, уже без Муму. Революция загадочным образом связывалась с судьбой бедной собачки.

* * *
Группу иногда водили в кинотеатр. После фильма "Аты баты, шли солдаты" я остро, болезненно осознал, что недавно в моем мире была жестокая война.
Прошлого не изменишь. Оно всегда будет меня мучить, пока я жив. Надо как-то привыкать. Нет, не просто будет жить в этом мире. Но что делать? Возможно, мне предстоит спасти этот мир.
Взрослые заверяли, что сейчас все страны борются за мир и счастье, и войны уже никогда не будет.
Жизнь продолжалась своим чередом, и мне ничего не оставалось, как наблюдать за происходящим. Привыкнуть к прошлому оказалось возможным, но иногда мне снились кошмары.
Во сне меня преследовал горящий человек. Я с другом, почему-то взрослым и одетым в армейскую форму, кидал в него снежки. Этот сон мне снился несколько раз.

* * *
Я полюбил слушать радио, знакомясь через него с миром. Мне было совсем мало лет, а я уже понял, что люди не верят в возможность предвидения будущего, и беспокоился, видя в этом слабость окружающего мира.
Информация, идущая из будущего, наводила неясные, но грустные мысли, будто грозила бедой. Это тоскливое настроение было трудно преодолеть, оно мешало наслаждаться жизнью. Я решил, что здесь какая-то ошибка, что это вроде негатива фотографии, которая на самом деле будет не такой страшной.
Но в мире что-то было не так. Случайно узнал трагедию воспитательницы детского сада. Ее мужа убили. Возвращался домой через колхозные поля, и два милиционера избили его до смерти, якобы за кражу лука, которым сами же и наполнили ему карманы.
Как такое возможно? Кто такие милиционеры? Какие еще колхозные поля?

* * *
В детском садике было скучновато. Особенно тяжело было в “тихие” часы, когда группу укладывали спать на раскладушках. Иногда, когда воспитательницы уходили, дети начинали шуметь, баловаться. Некоторые раздевались догола.
Однажды, во время какого-то мероприятия, когда всех усадили на стулья в три ряда, заметили одну девчушку, занимавшуюся подозрительными развлечениями в дальнем углу. Ее сильно поругали. Сообщили матери, которая работала поваром в том же садике. Она поставила дочь в центре зала и сняла с нее трусы — "чтобы постыдить". Девчонка ревела как корова, хотя и была в платье. Я смотрел на нее и размышлял, что с детьми не очень-то церемонятся. Авторитет взрослых был окончательно подорван.
Просто беда с этими девчонками. Вот одна насовала себе в нос пуговиц от рубашки и заплакала. Воспитательницы всполошились, вызвали “Скорую помощь”. Пришел дядя в белом халате, с фонариком на голове, ковырял блестящей палочкой у девочки в носу, сердился.
Детский садик был круглосуточный, некоторые дети оставались на ночь, спали на раскладушках. Плохо-то как.
Мама забирала меня из сада в пять часов. В теплое время года мы, забежав к бабушке, немного перекусив и прихватив брата, шли на речку купаться. Мы спешили, и меня везли в старой большой коляске. Порой брату тоже хотелось в коляску, он начинал капризничать, жаловался на жару и усталость. Мама устраивала его в коляску, а меня сажала к нему в ноги, и так мы продолжали путь. На берегу было хорошо, свежо. Раздевшись, я по горячим камушкам бежал к воде. Осторожно забредал в воду, медленно окунался. Брат умел уже плавать самостоятельно, только придерживался на всякий случай за надувную лягушку. Накупавшись, мы быстро переодевались в сухое и шли домой. Медлить было нельзя: к вечеру людей облепляли тучи комаров и безжалостно кусались. Ужинали у бабушки. День кончался. Мама с бабушкой стирали наши носки, рубашки, готовили нас к завтрашнему дню.
Поздно вечером мы уходили в свою квартиру. Возле фонарей кружились мотыльки. Воздух полнился ароматом цветов — душистого табачка и чабреца.
Дома мыли ноги, чистили зубы и ложились спать. Иногда мама читала нам сказки и интересные истории из журналов “Мурзилка” и “Наука и жизнь”.
Просыпался я вместе с мамой. Слушал, как она вставала и шла на кухню, разогревала завтрак, будила брата. Подходила к моей кровати. Я притворялся спящим. Мама гладила меня, целовала в щечку, и я открывал глаза, жмурился, неохотно выбирался из постели, садился на горшок, бежал умываться. Мама ставила на стол завтрак. Жевали мы с братом кое-как. У меня основной завтрак был в садике, у Бориса по утрам не было аппетита, но мама заставляла. Потом мама провожала меня в садик. Она спешила на работу, обещала быстренько зайти за мной и, поцеловав, уходила, а я бежал к окну и следил за ней взглядом, прижимая к себе зайца, пока она не скрывалась за оградой.



2
По субботам и воскресеньям я жил у бабушки. Вставал рано. Бабушка пекла пирожки и блинчики. По утрам удивительно свежий, туманный воздух и особенно остро чувствуется, что жить на свете стоит.
Весной, когда сходил снег и земля подсыхала, бабушка с мамой вскапывали огород. Потом сажали картошку. Я тоже помогал: бросал в ямки проросшие картофелины.
Дальше обходились без меня. Мне уже не разрешали ходить, “топтать грядки”.
Брат завел себе маленькую грядку, ему дали место с краю от погреба. Там долго ничего не прорастало, и он начал подозревать, не потоптал ли ее я. А я и не знал, что у него есть грядка. Мне тоже захотелось иметь свою грядку.
— А почему мне не дали грядку? — обиженно спросил я маму.
— Ты не просил.
— Могли бы и сами догадаться.
— Ты ведь не сумеешь вскопать землю, — сказала бабушка.
— Как будто вам трудно вскопать ее для меня?
— Да, трудно, обед надо варить, совсем времени нет, — начала оправдываться мама.
— Мне что, надо расплакаться, чтобы вы это сделали? — добиваться своего слезами мне уже начинало надоедать.
Последний довод подействовал на бабушку. И действительно, несколько копков лопатой — и на склоне погреба появилась латка еще одной грядки. Правда, садить что-то путное было уже поздновато. Я посеял там горох и вскоре забыл про него.
Иногда ходили в лес за грибами или ягодой. Земляника росла на поляне недалеко от дома и еще — около речки. Она вовсе не казалась диковинкой или деликатесом. Только собирать ее было нелегко.
Очень любили смотреть с крыльца дома на грозы-хлебозорьки, когда молнии полыхали над далекими полями. Во время грозы, когда раскаты грома весомо и осязаемо прилетали издалека, брат считал секунды между вспышкой и пришедшим звуком, вычислял километры до молний. С началом дождя, мы заходили в дом.
Днями я играл в огороде, в малине, под кустами смородины и вишни. Было интересно наблюдать за растениями и насекомыми. Сколько жизни в мире!
Картошка вырастала огромной. Все вместе собирали урожай. Брат строил шалаш, разводил костер. На зиму он вырыл большую яму и устроил в ней погреб. На деревянных полочках разложил мелкую картошку, морковку. Закрыл яму палками подсолнуха и засыпал травой.
Брат был большой затейник. На широкой доске он лепил из пластилина целые страны; горы, леса, реки, мосты. Сделал самострел из доски с резинкой. Животных он жалел и не стрелял по ним, но однажды, все-же, поранил крыло вороне и, посадив ее в ящик, держал на веранде. Надеялся приручить, но ворона улетела при первой же возможности.
В кругу семьи скучно не было. В особо длинные вечера играли в карты или лото.
Иногда у бабы Ани гостила баба Шура, мать моего отца, приезжавшая из Кемерово. Она казалась мне странной. Была немного неряшлива, возила с собой целый мешок лекарств. Она читала нам с братом книжки, пыталась пробудить у нас интерес к астрономии и минералогии, но все как-то бестолково. Впрочем, я тогда был еще слишком мал, чтобы всерьез заинтересоваться этим. Гораздо любопытнее были ее рассказы о детстве, как она была старшей в семье и помогала малышам.
У нее иногда возникали нелепые проекты нашего обогащения. Не раз она говорила, что для пополнения семейного бюджета мы с братом могли бы собирать бутылки, а она бы их сдавала. Мама отговаривала, не так уж сильно мы нуждались.
Вспоминаю, что в детстве я редко видел отца. Он приезжал к бабе Ане, помогал копать огород. Смысла его существования и присутствия я тогда не понимал. С бабой Шурой, своей матерью, он не ладил. Она называла его придурком. Он укорял ее в неряшливости, говорил что она живет в грязи, превратив в трущобы свою кемеровскую квартиру. Отец, по его словам, пытался навести там порядок, но ничего кроме скандалов не получалось.

* * *
Живности баба Аня не держала — возраст не позволял много работать. Жила она одна, дед Иван умер за три года до моего рождения. Он работал на севере, на строительстве нового завода. Оставалось всего год, чтобы вышел стаж для пенсии, но грипп дал осложнение, которое ослабило здоровье, и дед умер от сердечного приступа. Я слыхал мрачный рассказ, как его в оцинкованном гробу привезли домой. Бабушка жалела, что похоронила мужа, не открывая гроба, так как везли очень долго. Она говорила, что из-за этого дед снится ей “потемневшим”.
О дедушке я узнавал по вещам, которые он сделал. Бабушкин дом был построен руками деда. Меня это удивляло и восхищало. Какое-то время я полагал, что дед, как и мой отец, находится где-то в командировке.

* * *
Рядом с бабушкиным домом, через огород, был дом ее младшей сестры, бабы Нюры. Мы ходили к ней в гости. Была у них банька, в которой мы иногда парились, да так, что я еле добирался домой.
Вокруг то и дело происходило что-то непонятное, загадочное, недоброе. Муж бабы Нюры, дядя Гоша, как все его называли, повесился в своей мастерской. Говорили, он был хроническим алкоголиком и не хотел лечиться. Происшествие напугало меня и я хотел сначала что-то понять, но скоро отчаялся и постарался о нем забыть.

* * *
Я часто размышлял о предвидении будущего уже тогда. Эта способность, очевидно, могла бы помочь людям. Но почему они этого не умеют? Может, умеют с рождения, а потом забывают, не хотят, боятся? Требовалось выяснить.
Совсем непросто жить, ощущая будущее, предвидеть неприятную ситуацию и не иметь возможность ее избежать. А я вот могу так жить и даже, наверное, хочу. Или я крепче других?
Сколько мне было лет? Я чувствовал в своем сознании присутствие себя будущего взрослого, основательного в суждениях, располагающего неизвестными мне пока сведениями.
Между мной тогдашним и мной взрослым определенно существовала связь, обмен мыслями. Но я был только маленьким ребенком, и детское непостоянство не давало как следует прислушиваться к голосу взрослого себя, подававшему неясную весть внутри сознания.

* * *
В то время я порой задумывался, что связывает меня с окружающими людьми? То, что я чувствую к ним это любовь или зависимость? И тогда мне становилось отчего-то страшно за своих близких.

* * *
Пятница. Мы с мамой бежим из детского сада, она меня ругает потихоньку за то, что я запачкал песком коленки и шорты. В квартире встречаем бабу Аню. Борис тоже дома. Бабушка решила помочь маме прибраться, постирать, и мы застаем ее уже спешащей домой, и еще ей куда-то нужно, просит, чтоб мы пришли к ней попозже. В пятницу мы уходили к быбушке до вечера воскресенья. Вот и сегодня, искупавшись в ванне, собрав все необходимое, мы заперли двери и отправились — Борис, мама и я. По пути купили в магазине три небольших арбуза. Нести их тяжело. Мы присели на скамеечку и два арбуза съели. Третий хотели отдать бабушке, но она не стала его есть. Она не любила арбузы, к тому же в огороде росли чудесные сочные огурцы и дыни.
Купаться не пошли. Играли с братом во дворе, катались по переменке на велосипеде.
Бабушка напомнила, что утром рано-рано пойдем на озеро — рыбачить. Нужно ложиться раньше спать, кто заленится вставать, останется дома.
По субботам рыбачили часто. Ходили на озеро с бабушкой. Мама избегала рыбалку, ей не нравилось насаживать червяков на крючок. Я тоже этого не любил и лепил к крючку хлебный мякишек. Удочка у меня была короткая, леска толстая, однако рыба ловилась.
Но в этот раз мама собралась с нами, и это особенно радовало. Бабушка разбудила нас рано, около четырех часов. Уже начинало светать, был густой туман. Встали быстро, оделись, умылись и съели по яблоку. Взяли уделишки, трехлитровый бидончик и заготовленных с вечера червей. По овражку спустились к озеру, пошли вдоль берега.
Река протекала так, что получалась как бы петля. А когда строили железную дорогу, то пришлось отсечь этот круг, и выпрямить русло реки. Эта петля образовала озерцо. Весной озеро соединялось с речкой, под мостиком на железной дороге. Летом рыбы в озере было много, ее ловили и сетями, и бредешками, ставили мордушки.
По тропинке через заросли ивы вышли на мыс и остановились на небольшой лужайке. Выбрали места для ловли. Утро было прохладное. Густой туман сливался с водой, клубился, и казалось, что озеро вот-вот закипит. Неосторожный шорох — и по поверхности воды бежали из ночных укрытий большие жучки-водомеры. Маме захотелось половить, она стала просить удочку у Бори. Тот не хотел давать, говорил: “Какой она рыбак, если боится червей”, — но потом согласился. Мама закинула поплавок, и он тут же нырнул под воду. Начались визг и крик, мама боялась тащить, ей казалось, что оборвется леска, что крючок зацепился за корягу, ей стали помогать и вытащили таки рыбку — довольно большого леща. Рыба упала и запрыгала по траве. Мама попыталась схватить ее, но рыба не дается в руки, и мама, как футболист за мячом, падает на нее. “Дайте скорее бидончик, — кричит мама, — я ее боюсь!” Я схватил полиэтиленовый мешочек, а бабушка принесла бидончик. Но лещ не входит — такой широкий.
Наконец, бабушка надевает на него кулек, приговаривая: “ Вот так раз, распугали всю рыбу”.
Все успокоились и взялись за удочки, а лещ, бедный, не хочет сидеть в кульке. Бьет хвостом и с кульком прыгает по полянке в траве.
Тем временем, я забросил поплавок рядом с бережком. Сильно дернула рыбка. Леска на удочке была толстая, и я спокойно вытащил длинную, тонкую щучку.
Утро уже в полном разгаре, солнце разливает розовые лучи по воде, туман исчезает, пора возвращаться домой. Мы идем счастливые. Возле дома видим бабу Шуру. Она как раз приехала к нам в гости. Удивляется улову и хвалит нас.
Бабушки почистили рыбу, запекли. Удивительно вкусно.

3
Мама переписывалась с отцом, проводя за письмами много времени, не всегда радуясь вестям от него. Со временем набрался целый мешок отцовских писем, которые она сохраняла, думая, что когда-нибудь дети захотят разобраться во взаимоотношениях родителей.
Я спросил у мамы, много ли она разбиралась в “отношениях” своих родителей, и предложил пустить их на растопку.
В конце концов так и сделали. Между моими родителями происходило что-то ненормальное, но я старался не замечать их проблем, будучи занят своим собственным детским миром. Хотя, был ли он детским? В то время я больше просто созерцал жизнь. Детство — это пора, в которой человек не задумывается о жизни, принимает ее такой, как она есть, приспосабливается, еще не желая ничего менять.
Как-то раз мама получила очередное письмо от отца. Он звал нас жить в далекий город Белгород, где он работал и получил квартиру.
Я в Белгород не хотел, но кто меня спрашивал? У мамы были сестра и брат. Жили они в Новосибирске и Алма-Ате. Я не понимал, как можно жить так далеко от бабушки, и вдруг на тебе... ехать за тысячи километров.

* * *
Перед отъездом всех нас потряс ужасный случай. Несколько детей играло в траншее, вырытой под водопровод, и их засыпало землей. Нелепая и страшная смерть.

* * *
Пять суток ехали в поезде. Интересно было посмотреть страну, пусть из окна вагона. Величественные, бескрайние просторы, леса, равнины с ленточками рек. Климат, меняющийся на глазах. А по ночам огромные таинственные города, светящиеся тысячами огней. Деревья, освещенные электричеством, казались покрытыми золотой листвой. Днем они были не так интересны.
В Белгород приехали ночью, и на такси добрались до дома. Отца не было. Мы ночевали на лестничной площадке. Утром нас пригласили к себе соседи, а отец объявился только к обеду. Так началась наша жизнь в Белгороде.
Мебели не было, спали на том, с чем приехали. Днем оставались с бабушкой, мама искала работу. Отец на какое-то время “умотал” в командировку. Контейнер с вещами долго не приходил. Потом оказалось, что его отправили в Белгород-Днестровский, а не в тот, где жили мы. Контейнер вернули по адресу, а отец написал заметку в газету о контейнере-путешественнике.
Кое-как обустроились, и бабушка уехала домой. Мы стали осваивать новое место жительства.
Микрорайон наш находился на окраине города. Недалеко, за оврагами, был лес, в котором водилось множество грибов — маслята, опята, свинушки. Чуть дальше — яблоневые сады совхоза.
А город, действительно, белый. Белые горы, белые склоны оврагов. Не пропадает ощущение, что там вечно лежит снег.

ГЛАВА 2

1
Наступило лето. Меня решили отправить в школу. Мне было всего шесть лет и можно было год посидеть дома, но стоило ли? Тем более, что брат тоже ходил в школу с шести лет.
Взрослые много обсуждали этот вопрос, говорили, что первый год в школе может обернуться психологической травмой для ребенка. Я слушал эти разговоры вполуха и ждал какой-нибудь гадости.
Мама в тот год не работала и всегда меня провожала в школу и встречала после нее, так как кругом была стройка и грязь.
Вначале я посещал подготовительные занятия. Они были неинтересными: выводить палочки и кружочки, чтобы выработался красивый почерк.
Вот и первое сентября. По радио звучит задушевная песня о первой учительнице. Я думаю о том, сколько их у меня еще будет, и эти мысли меня почему-то не радуют. Меня радуют тетрадки, портфель и форма. Мама хочет купить цветы, но я против. “Ну что такого? — говорю я, словно желая себя успокоить, — подумаешь праздник!” Да и денег было жалко. Маме их всегда не хватало.
За окном слышна музыка, это к школе сзывают учеников, иначе многие наверняка бы не дошли, соблазнившись свежими красками и пьянящим воздухом утра…
На солнце стоять жарко. К счастью, праздничная церемония быстро заканчивается, и мы заходим в школу, в свой класс.
Первые классы переполнены, по сорок пять человек, и мы сказали, что мне семь лет. Возможно, первый раз в моей жизни я столкнулся с сознательной ложью. В то время брали в школу с семи. Я тогда почувствовал, что значит быть белой вороной. Как-то раз одноклассница обозвала меня недоноском. Я ответил, что если кого и не доносили, так это ее (она пошла в школу в восемь лет). Приходилось самоутверждаться, ”выступать по уму”.
Школа была рядом с домом, но дорога до нее была основательно перерыта. Однажды я провалился в грязь и никак не мог вытянуть ноги из колеи. На помощь прибежала мама — наверно, увидела в окно. Какой-то дяденька помог мне выбраться, но ботинки пришлось вытаскивать отдельно.
Вспоминаются уроки чтения на скорость. Что может быть глупее?
Как-то пришла завуч проверять скорость чтения. А я накануне слышал передачу по радио о вреде стрессов, создаваемых в школе обязаловкой. Я ей об этом рассказал. Одна девчонка действительно не могла читать при ней.
Проверками наш класс больше не мучили.



2
Через два года после переезда, мы решили навестить бабу Аню.
У мамы был отпуск. Четыре дня дороги туда, четыре назад и две недели у бабушки. Рыбалка, купание, грибы, ягоды. К бабе Ане приехала и баба Шура.
Как-то раз, гуляя с бабой Шурой около больницы, мы наткнулись в траве на внутренности какого-то животного. Брат спросил бабушку, могли ли это быть человеческие внутренности?
Баба Шура сказала, что вряд ли это выбросили из больницы, но в жизни всякое бывает. Она пустилась в размышления о жизни и смерти, о бренности человеческого существования.
Я задумался о своих чувствах к бабе Шуре. К ней я относился не так, как к бабе Ане, а с большей осторожностью. Почему?
Мне пришла мысль о том, что баба Шура скоро умрет, и я буду думать о ней в прошедшем времени. И сейчас детская боязливость, настороженное отношение к смерти мешают мне проявить мою любовь к бабушке.
— Ты не боишься смерти? — спросил я ее.
— Нет, что ее бояться? — ответила бабушка.
Я стал внимательнее слушать ее рассказы. Они были простенькими, но до сих пор дороги мне особым настоем доброты.
На следующий год мама возила меня с братом на море, но через год — опять к бабушкам. Это нужнее.
На этот раз я хотел записать рассказы бабы Ани. Но яркие эпизоды ее жизни были по-бытовому обыкновенными, и я ничего не записал.
Теперь, вспоминая прошлое, я обнаруживаю маленькие драгоценности, искорками детской радости освещающие мою жизнь.
Баба Аня жила в молодости в тайге. Ходила с артелью, мывшей на Томи золото. Пекла для артельщиков хлеб. Она рассказывала нам с братом о красотах тайги, о том, какая большая водилась рыба в реках, как много было грибов и ягод.
Звери совсем не боялись людей. Однажды маленькой баба Аня несла обед родителям на дальний покос, и ей повстречались на тропинке восемь зайцев. Сидят и смотрят на нее. Тогда она взяла палку и легонько стукнула крайнего. “Не я, не я, не я!” — закричал заяц, и компания длинноухих разбойников бросилась врассыпную.
Еще бабушка умела разговаривать с лошадьми. Брат порой просил ее, пятилетнюю девочку, поймать в поле непослушного коня. И конь приходил на ее зов, наклонял голову под узду.

* * *
Наш микрорайон рос. Рядом с нашим домом построили еще одну школу, и в третьем классе я перешел туда. Учился на четверки и пятерки, только по правописанию у меня выходила тройка. Русский язык мне казался излишне сложным, засоренным громоздкими правилами, нуждавшимися, на мой взгляд, в упрощении.
Я чувствовал, что когда-нибудь моя жизнь будет подвергнута осмыслению моим повзрослевшим интеллектом и даже описана в книге. Эти ощущения вызывали у меня улыбку снисходительного одобрения.
Возможно, кто-то руководил мной, когда я для тренировки начал сочинять повесть, наподобие "Таинственного острова" Жюль Верна. Эту книгу я тогда не читал. Сюжет мне рассказал брат. Мне хотелось сравнить то, что я напишу и то, что потом прочитаю.
Я исписал три тетрадки. Было множество грамматических ошибок и несуразиц. Читалось как пародия на Жюль Верна. Позднее я сдал повесть в макулатуру.
На уроках, когда было скучно, я чертил контуры космических кораблей, роботов. Было приятно фантазировать свой мир ограниченным пространством корабля, это успокаивало.

* * *
Брат увлекался химией. Из шкафа, где он хранил реактивы, все время чем-то воняло. Я помогал ему, но больше был зрителем красивых опытов и ярких фейерверков, для которых использовалась сера со спичечных головок.
Мы строили из пластилина город, закладывали внутрь взрывпакеты. Потом начиналось сражение. Солдатики из обломков спичек, маленькие пушки из бумаги. Все горит, стреляет. А порой начиняли всяческими пиротехническими средствами горку пластилина и любовались извержением вулкана.
Когда накатывало тихое настроение, вспоминались родные места, — доставали чемодан с фотографиями. Вот они, родственники — деды, прадеды.
По материнской линии предки были крестьяне, по отцовской — рабочие и железнодорожники.
Я узнал, что отец пишет заметки и фельетоны в газеты. Прадед тоже писал рассказы. Сохранились рукописи. Среди них отрывок семейной хроники.
Начиналась наша родословная с прадеда Степана Юнишева, родившегося в 1813 году, через год после изгнания французов. В двадцать лет бравый черноволосый парень, житель Старого Оскола, женился на дворовой девушке Марии. Мария была красавицей, и помещик потребовал свою крепостную по праву “первой брачной ночи”. Степан не отдал молодую жену барину на бесчестие. Степан и Мария бежали в лес, где скрывались несколько месяцев. Помещик объявил розыск, и за Степаном и Марией стали охотиться. Много невзгод пережили они тогда. Степан решил отомстить барину и поджег льномялку. Его схватили, жестоко посекли розгами и сослали в Сибирь.
Через Поволжье, Уральские горы по Московско-Сибирскому тракту пригнали Степана и Марию в село Кийское, что расположено на реке Кия на водоразделе рек Чулым и Томь. Пять тысяч километров преодолели они за полгода и к весне оказались в земледельческом районе Западной Сибири. Там, как и на родине, был чернозем.
Степан и его красивая синеглазая жена появились в Кийском летом. Босые, в истрепанной одежде, но счастливые, полные надежд на вольную жизнь. В Сибири существовал дух коллективизма и взаимопомощи, без которых невозможно было бы выстоять перед суровой природой. К “пришлым” было оказано бытующее у народа Сибири гостеприимство.
Степана и Марию приняли пасти скот, им отвели угол в избе, дали одежку. Так началась их сибирская жизнь.
К сожалению, рассказ был короткий. Почти ничего не было известно о других предках. Внук Степана и Марии, Лукьян, воевал в русско-турецкую, умер в начале Великой Отечественной Войны. Его внук Николай прошел Финскую и Отечественную.
Войны, войны... Именно они — вехи жизней, таких далеких, но дорогих. Грустно.

* * *
Мама родилась в сорок втором году. Шла война, жили в впроголодь. Мама была слабенькой и болезненной, некоторые думали, что она не выживет. Деда Ивана несколько раз забирали на фронт, но возвращали уже с вокзала: некому было работать на авиационном заводе.
Мама рассказывала, что на всю жизнь ей запомнилось, как они с бабой Аней ходили к деду Ивану на завод, носили обед. Помнит она колонны пленных немцев, топот их сапог.
Один брат бабы Ани, Михаил, был танкистом, другой, Николай, служил в пехоте.
Брат бабы Шуры, тоже Михаил, был артиллеристом, У него была сложная судьба. Возвращаясь домой с войны, он был проездом в Риге и в гневе застрелил какого-то хама. За это его сослали в Сибирь, где он работал железнодорожником.
В шестьдесят третьем году он погиб, попав под поезд.
Сложно прожить жизнь и не оступиться, не дать шанса злу спровоцировать тебя на роковую глупость.

* * *
В Белгороде остро чувствовалась прошедшая война: повсюду памятники погибшим воинам, в лесах заросшие траншеи, ржавые осколки снарядов, сообщения о школьниках, ставших жертвами неосторожного обращения с найденными боеприпасами.

4
Одноклассник Юра по секрету рассказал, что ему нравится Таня из нашего класса, но он не знает, как с ней поговорить.
— Чего проще, — сказал я, — пойдем.
Откуда взялась смелость? До сих пор я был застенчивым и молчаливым.
Таня шла из школы домой в шубке и красной шапочке. Я нагнал ее и полушутя произнес тоном Серого Волка из сказки:
— Какая красивая девочка, какая у тебя чудная шапочка! Куда ты идешь, милое дитя?
Таня улыбнулась. Мы заговорили об уроках, о погоде.
Так я подружился с Таней.
Из школы мы шли теперь вместе, останавливались у перекрестка и долго разговаривали.
Таня заходила ко мне домой, иногда помогала делать уроки, про которые я то и дело забывал. В то время я ни с кем не был так дружен, как с ней.
Я ее даже ревновал. Она что-то подарила однокласснику на двадцать третье февраля. Меня это злило.
На каникулы я уехал к бабе Ане в Калтан. И обнаружил там, что вовсе не скучаю без Тани. И усомнился, что люблю ее.
Но, увидев ее вновь, понял, что сомневался напрасно. Однако, нам пришлось расстаться: Таня поссорилась с новой учительницей, ставшей у нас классным руководителем, и перешла в другой класс. Я хотел было тоже просить о переводе, но подумал, что нехорошо будет выглядеть, если я буду за ней бегать. Любовь моя была тайной и безнадежной. Я слишком хорошо знал, чего хочу, и прекрасно понимал, что нам еще мало лет. К тому же, мне нравилась еще и Наташа.
...Милые сердцу эпизоды прошлого. Как живо они вспоминаются. Иногда кажется, что мгновения остались на четырехмерной киноленте бытия, что жизнь никуда не уходит, лишь сознание движется по времени как кровь по артериям...

* * *
Вокруг было много новостроек. Я любил играть там с друзьями в прятки и “квача”, тот до кого касался квач сам становился квачем и должен был ловить другого. Забавно было убегать от сторожей или строителей. Обследованы были все подвалы, колодцы, гаражи, чердаки и крыши.
Когда построили детский сад и обнесли оградой, то я ходил по ней, воображая себя канатоходцем, и порой обходил вокруг всего сада. Ходил и по краю крыши пятиэтажки. Было боязно, казалось, колени не слушаются и вот-вот подогнутся.
Рядом с домом был технологический институт. На свалку выбрасывались списанные электроприборы. Мы с братом часто наведывались туда. Юным техникам там было раздолье.
От здания института — спуск к вокзалу, или — мимо кладбища и церкви — к водохранилищу, где можно было брать напрокат лодку.
На востоке, через овраг, грибной лес, дальше, как я уже сказал, тянулись яблоневые сады совхоза.
На юге, за школой, тоже овраг с узкой лентой лесонасаждений. Там можно было полазить по деревьям. У меня была любимая группа деревьев, росших так близко, что можно было перескакивать с ветки на ветку.
В школе приходилось драться. Были в классе такие, с которыми я предпочитал не связываться, а были и такие, кому я мог дать отпор.
Классе в четвертом образовалась своеобразная мафия. Несколько хулиганов объединились, чтобы быть сильнее всех. К счастью, каждый из них по отдельности не представлял для меня угрозы.
Однажды даже проходило что-то вроде соревнования, кто кого побьет. Я тогда сказал, что драться не умею, могу кого-нибудь покалечить. Собрал портфель и направился к выходу. Женя встал у меня на пути. Я пнул его по ноге, сильно, но не по коленной чашечке, не хотелось калечить, и ушел домой.
После того случая они подкараулили меня вчетвером в туалете.
— Ну, подходите по одному, — сказал я, встав на ступеньку и сделав замах ногой для большого пинка.
— А ногами драться не честно.
— А вчетвером на одного — честно? Стану я с вами договариваться, или подходите или проваливайте.
Женька попробовал зайти справа, став за деревянной стенкой. Я ударил по ней ладонью, он убежал.
— Что, щенок, страшно? Куда ж ты в драку лезешь?
— Ах ты…
Все-таки они хотели наскочить на меня кучей.
— А давайте попробуем вот так, — сказал я, делая вид, что макаю носок ботинка в унитаз, — ничего если я вас забрызгаю?
Я живо представил кусок грязи на ботинке, и мне не захотелось его пачкать.
— Вот скотина.
Пришлось им уйти не с чем. Стас, который наблюдал происходящее со стороны подошел и сказал.
— Ну ты даешь! Класс. Я уж думал забьют.
— Это мне пришлось бы их забить. Ну пойдем на урок.
— А ботинок вымыть?
— Чтож его мыть? Он чистый.
— А говно?
— Вот еще! Я и не думал его пачкать.
— Но я же видел, здоровый кусок на ботинке.
— Наверное телепатия, сила внушения, — сказал я, а сам подумал, что это я дурака валяю. Обладая силой внушения неужели я не смогу сделать так, чтобы ко мне никто не приставал? Надо развить эту полезную способность. Я понял, что для внушения надо сначала себя убедить в том что внушаешь.
Конечно существуют трудновнушаемые, но драться в том возрасте еще никто не умел, и хватало одной решительности, чтобы укротить любителей командовать.
Но постепенно одноклассники учились драться. Некоторые ходили в секции бокса. А я предпочитал библиотеку. Правда, в секцию бокса тоже записался и сходил несколько раз. Двигался я быстро, но был слабоват, к тому же счел, что лучше поберечь мозги.
Из боксеров получались несносные задиры. Одного я попробовал проучить палкой, другому в дверной замок его квартиры затолкал спичку. Мне хотелось доказать, большей частью себе, что физическая сила не так уж важна.
Друзьям было со мной интересно, я много знал, умел найти развлечение. Во дворе меня звали “профессором”.
Довольно поздно научился кататься на велосипеде. Отец принес с работы монтажную каску, и я был вынужден надевать ее, садясь на велосипед. Впрочем, забота отца была напрасной. Он часто был охвачен беспокойством, имевшим порой самые нелепые причины.

* * *
Однажды, я узнал, что наша страна ведет войну в каком-то Афганистане, и там гибнут люди. Я слышал о приходящих издалека цинковых гробах, которые родственникам не разрешалось открывать.
Никто не мог мне объяснить, как в наше время возможна война, против которой написана масса умных книг.

* * *
Отец постоянно был в разъездах, командировках. Кроме нас у него была еще одна семья. Общение с ним было малоприятным, он имел вспыльчивый характер. С мамой они постоянно ссорились, отец всячески обзывал ее. Я не мог понять, зачем мама его терпит. В конце концов, я стал относиться к его присутствию как к неизбежной неприятности.
Брат не обращал внимания на скандалы родителей и умел находить с отцом общий язык. Я так не мог. Любое недоразумение заканчивалось вспышкой ругани. До рукоприкладства, к счастью, не доходило. Отец необоснованно обвинял меня в трусости и лживости, и мне скоро стало безразлично, что он обо мне думает. Он говорил, что приезжает в Белгород из-за детей. Мне же эти его приезды казались излишними.
Позже я узнал, что мой дед по отцу бросил свою семью, женившись после войны на фронтовой подруге, и больше не объявлялся, не интересуясь судьбой сына. Глубинные детские переживания не позволяли моему отцу поступить также со своей семьей, поэтому он и ездил к нам, пока не вернулся совсем.

5
Я давно принял решение написать книгу о своей жизни, подвергнуть рассмотрению все уголки человеческого сознания и окружающего меня мира. Я накапливал материал для будущего исследования, внимательно вслушиваясь и всматриваясь в происходившее внутри меня и вокруг.
А между тем событий в моей жизни было мало для такой книги, и это приводило меня в уныние, побуждавшее иногда к попыткам разнообразить существование. Хотелось сделать в жизни как можно больше. Хотелось получать больше впечатлений, чтобы появлялись новые ассоциации. Хотелось лепить свой мозг, создавая надежную рабочую машину. Я представлял себе, что со временем мой мозг станет для меня лабораторией, испытательным полигоном для новых идей. А мысли тянулись медленно и вяло, и я буквально засыпал на ходу. Да и здоровье оставляло желать лучшего. Сильные и частые головные боли портили настроение. Я начал подозревать в этом расплату за способность предвидеть будущее. Но я видел, что не смотря на это смогу сделать в жизни что-то серьезное. Но было непонятно, каким же путем я смогу выкарабкаться из того жалкого состояния в котором находился. Или я был слишком самокритичен? Даже не знаю, могу ли я быть объективен в этом вопросе. Но я понимал, что мне придется пойти на определенные жертвы. Всего в жизни не успеть.
Однако, я надеялся на скрытые возможности развития. Мало зная о практиках мировых религий, я искал собственные пути.

* * *
Как-то раз я лежал в инфекционной больнице с отравлением — съел что-то испортившееся.
Впервые я испытал тяжесть ограничения свободы. Делать было нечего, я скучал, и было так тоскливо, что слезы наворачивались на глаза.
Попал в больницу я странно. Живот болел несильно. Надо было очистить желудок содовой водой, но мне это показалось неприятным. Обратились в больницу. В результате пробыл в заточении десять дней.
В больнице меня ничем не лечили, больше исследовали. Я засомневался в истинности болезни. Возможно, мне просто был нужен подобный опыт.

* * *
У мамы часто болело сердце. Вообще ее здоровье было неважным. Я очень переживал по этому поводу. Стоило ей пожаловаться на недомогание, как у меня что-то обрывалось в груди. Врачи говорили, что это у меня возрастное.

* * *
Не все, чему нас учили в школе, вызывало мое одобрение. В частности, отношение к человеческой личности. Чудовищные страницы истории прикрывались фиговым листом школьной морали. Исторические объяснения были простенькими.
Дискуссии с учителями оставляли чувство неудовлетворенности, даже когда учителя соглашались со мной.
Меня заинтересовали вопросы морали и нравственности. Захотелось найти истинные основы этики.
Некоторые моменты бытия ставили меня в тупик. Так, рифмованные строчки грязной матерщины на стене дома, обернулись для меня проблемой: должен ли я буду написать о них в своей будущей правдивой повести? Вопрос решился сам собой. В дальнейшем я встретился с таким количеством ругани, что не стоит и вспоминать.
Желание написать в отдаленном будущем жизненную исповедь требовало самодисциплины, хотя бы относительной чистоты человеческих отношений, а жизнь неумолимо забрызгивала меня грязью. Так найденные друзьями порнографические открытки требовали от меня обстоятельного исследования их влияния на детскую психику. Как же они повлияли? А никак не повлияли. Всему свое время, решил я тогда, явно что-то прозревая сквозь завесу времени. В ту пору хотелось чистой душевной любви, а секс воспринимался странной работой по производству детей.

* * *
Мне пока не удавалось отчетливо предвидеть события. Даже себя порой не удавалось уберечь. Я был подвижным ребенком и однажды, сбегая с горы, запнулся об натянутую проволоку и чуть не расшибся насмерть, еле отдышался. Эта травма позднее сказалась искривлением грудной клетки. Почему я не смог себя остановить? Может быть, в то время я считал свою способность произвольной и не прилагал усилий к предвидению. Этот случай заставил меня задуматься.
Я стал размышлять о возможных событиях, пытался строить прогнозы, модели своего будущего. Я понял, что заниматься этим необходимо, чтобы некая сила уже не раз проявлявшаяся в моей жизни могла вплетать в мои размышления знания о будущем.

6
В детстве у меня болели глаза. Конъюнктивит или золотуха. Врачи были глубокомысленно противоречивы. Никакие средства не помогали. Может быть поэтому мама и бабушки решили меня окрестить.
В Калтане церкви не было, и нас с братом крестили в соседнем городе. Час езды в душном автобусе сильно утомил нас. Меня мутило, и перед совершением таинства вырвало. Священник сказал, что времена безбожные, даже дети попадают под атеистическое влияние. Нечистая сила боится крещения и уходит. Мы успокоились. Поп крестил нас, затем мы причастились.
Баба Шура радовалась: “Будет кому за меня свечку поставить. Ты уж запомни, как помру — сходи в церковь”. Баба Аня ни о чем не просила.
По крупицам знакомясь с православной верой, я с болью в сердце понимал, насколько я ограблен коммунистической идеологией.
Верить или не верить? Можно ли без веры гармонично устроить внутренний мир, избавиться от страха за завтрашний день, за жизнь близких и свою собственную?
Жить без веры означало жить в страхе, не видеть смысла во внутреннем саморазвитии и совершенствовании. Чаще всего люди стараются не думать об этом и тем самым обкрадывают себя, а потом начинают обкрадывать других.
Я решил, что полезнее для меня будет верить в вечную жизнь и во всемогущего доброго Бога. Но этому еще предстояло научиться, преодолевая суетное беспокойство, развивая себя, постигая жизнь мира.
Я надеялся на Бога, обращался к нему с вопросами. Вряд ли можно назвать молитвой тот разговор, который я пытался вести. Молиться я так и не научился.
Меня привлекали две исторические фигуры: Сократ и Христос. Влияние их на развитие человечества огромно и судьбы схожи. Я уже тогда помышлял о литературной работе, которая отчасти сродни лицедейству, и пытался вжиться в их образы, понять их мироощущение.
Пожалуй, тогда душа моя достигала наиболее гармоничного состояния, принимая мир таким, каков он есть. Это было прекрасно. О Христе я не думал как о Боге, скорее как о друге. Так мне было проще.
Но не мог я довольствоваться верой, а стремился к знанию. Интерес к религиозному мироощущению был моей верой.
Повсеместно проводимая атеистическая пропаганда вызывала у меня больший интерес, чем ортодоксальные взгляды. Я не читал библии. У меня сложилось свое представление о Христе. Я не понимал, почему коммунисты не признают христианства. Казалось бы, Христос и был первым революционером, коммунистом (хоть и не от мира сего).
Современные коммунисты казались лицемерами, одержимыми страстями. Позднее, когда я стал знакомиться с историей христианских церквей, я понял, что коммунистическая партия тоже церковь. Церковь строительства царства Божия на Земле.

* * *
Иногда меня посещали религиозные настроения. Это удивительное ощущение преданности Богу, покорности судьбе. Я размышлял о возможности существования космического разума. Естественным желанием было вступить с ним в контакт, но как? Единственной разумной мыслью мне показалось — определить свои собственные желания и устремления, а уже потом искать союзников. Может быть, найдутся силы, которые захотят мне помочь. И я записал:
"Я, ищущий блага людям, Дмитрий Юнишев, перед светлым разумом космоса и перед самим собой клянусь, что употреблю все свои силы, а если потребуется, отдам жизнь для постижения вселенной и процветания человечества, и да поможет мне в этом мой разум и совесть, которые объединяю с разумом и совестью всех людей, живущих на Земле.
Клянусь, что не отдамся во власть порокам и страстям, не сделаю ничего, за что мог бы себя упрекнуть”.
Клятва постоянно забывалась, время и силы я расходовал беспорядочно и частенько нарушал данное обещание.

* * *
Я не верил в древние сказки о сотворении человека. Эволюционная теория происхождения выглядела убедительнее. Развитие от обезьян до человека и далее к сверхчеловеку или регресс от первочеловека к обезьяне, что лучше? Мы как бы находимся посередине и не можем определить, куда движемся.
Можно говорить о первородном грехе, явлении непонятном и трудно объяснимом, а можно — об инстинктах и животном начале, что более определенно.
Инстинкты в себе стоит подавлять. Зачем они, если есть интеллект? Конечно, зачастую они спасают людей, когда разум бывает бессилен, но это говорит, скорее, о слабости современного интеллекта.
Итак, да здравствует саморазвитие и самосовершенствование.
Слова Екклезиаста запали мне в память, и жажду мудрости лелеял я в сердце своем. Я не видел причин, по которым мудрость должна умножать скорбь. Мне казалось возможным отделить интеллект от чувств. Они не должны были пересекаться.
Цель жизни я перед собой так и не поставил, но утвердил стиль поведения — четкость разумного мышления, постоянный поиск закономерностей. Стремясь понять мир, я искал максимальной полноты переживаний, преодоления себя. Я хотел борьбы, хотя и был ленив. Наверно можно сказать, что моя душа жила отдельно от тела. Но звучит как-то глупо. А если сказать, что мой интеллект не принимал в расчет состояние своего тела? Уж не дурак ли я? Но зачем ленивому борьба?


* * *
Мне были близки образы Сергия Радонежского и Серафима Саровского, но остальные лица, изображенные на иконах почти ничего не говорили моему сердцу. В чужой монастырь со своим уставом не входят, говорит народная мудрость, но мне казалось странным, что в церкви нет портретов Пушкина, Гоголя, Толстого, Достоевского, Менделеева, Ломоносова, Чайковского. Стать церковным человеком я мог только при совпадении уставов, моего внутреннего и того который я наблюдал в церкви.

* * *
Однажды, в соседнем доме умер мужчина. За два дня до этого я видел его идущим с женой и сыном. По дороге домой, они разругались и подрались. Мужик был пьяным.
Я играл на улице и услышал оркестр. Приятель позвал меня смотреть на похороны, и я не стал отказываться. С тех пор я стал задумываться о смерти. Мне снились эпидемии, черные флаги на многоэтажных зданиях, гробы, могилы.
Это были не первые похороны, которые я видел, но именно они вызвали у меня чувство страха, надолго заняв мой мозг бесплодными размышлениями о бренности жизни. Часто чувствовалась бесконечная отрешенность от мира, несерьезность происходящего. Мир представлялся мне неразумным и чуждым.
Жить было возможно, только забывая о поисках смысла бытия. Спасение я находил в художественной литературе, которую читал запоем. Дюма и Марк Твен были моими любимыми авторами.




7
Отрадой детства были поездки на Черное море. В первый раз мы остановились в Гудауте. Сняли комнатку в двухэтажном домике, в километре от моря.
Невозможно было предположить, что через десять лет в этом городе будут “воевать” бандиты. Нет, кажется, ни о чем таком я тогда не думал, не до того было.
Море укачивало, завораживало, занимало собой все мысли и чувства. Интересно было бы жить в море, подобно дельфинам. Тишина, покой, никакой цивилизации.
А если уйти туда с подружкой, завести детей? Одно плохо: женщины, живя в воде, вряд ли сохранили бы свою красоту. Неизбежны физиологические изменения. Но, наверное, у потомков сложился бы иной эталон красоты. Как, однако, непросто менять что-то в жизни.
Море определенно тянуло меня внутрь водных толщ. Если киты чувствуют зов суши и порой выбрасываются на берег, то отчего бы человеку не слышать зов моря? И не важно, что прошли миллионы лет с тех пор, как неразумные наши предки вышли на сушу. Что-то сохраняется в естестве разума. Ах, море, море! Хорошо, что ты есть на свете.

* * *
Возможно, киты выбрасываются на сушу с единственной целью — донести до людей понимание общности, преемственности, взаимосвязанности разума на Земле. Вдруг, если люди поймут это, киты перестанут совершать самоубийства?

8
В пятом классе я увлекся поэзией. В школе проводились конкурсы декламации. Поначалу я в них не участвовал, так как слегка картавил и, вообще, мямлил. Но со временем преодолел стеснительность и даже получал почетные грамоты на конкурсах. По литературе у меня была твердая пятерка.
Вначале я очень волновался, выступая, биение сердца учащалось. Наверно, я инстинктивно стремился к успеху. С годами я стал спокойнее относиться к вниманию окружающих. Иногда хочется пережить прежние остроту чувств и ясность мыслей, но зрители меня уже не заводят.
Пробовал писать стихи. Они были вздорными, но я не отчаивался. Наоборот, меня интересовали вопросы психологии развития мышления и я любил экспериментировать с потоком сознания.
Искусство не было для меня целью. Занятия приучали к самодисциплине, самопознанию, терпению.
Побывал на занятиях литературной студии "Надежда" у одного журналиста. Тогда я уже был уверен, что напишу повесть о своей жизни.
Я решил попробовать себя в серьезном творчестве.
Когда появились мои первые рассказы, студия закрылась. Руководитель уехал в Москву. А я продолжал творить.
Я могу писать по сотне
И по тысяче стихов,
Но хочу сказать по правде:
Я не очень-то готов
К деньгам, почестям и званьям,
И толпы рукоплесканьям.
В руки мне попался блокнот, пригодный для записей, и я завел дневник. Записывал обрывки мыслей, интересные сведения, цитаты, вклеивал интересные статьи из газет и журналов, сочинял стихи. Вздора хватало, но со временем мышление мое упорядочивалось.
Записывание в дневник позволяло избавиться от надоевших мыслей. Почему-то мышление склонно зацикливаться, снова и снова повторяя уже продуманное, ничего не прибавляя к тому, словно боясь остановиться. Возможно, именно такой склад ума и позволяет оставлять след во времени.
Иногда казалось, что размышления произвольны и в разное время могут приводить к разным выводам. В дневнике я учился думать. Несколько поздновато, но не безрезультатно.
"Как коротка жизнь. Когда человек достигнет физического предела жизни в двести лет, будут говорить, что и этого мало. Но зачем вообще жить, страдать? Ограниченный срок жизни, даже миллион лет, теряет смысл, если потом умирать. Имеет ли смысл существование человечества в целом, не погибнет ли оно? И зачем мне память потомков обо мне, зачем?"
Тогда много говорилось об угрозе ядерной войны. Я тоже думал об этом.
"Волненье бьет в висок,
Взметая тучи к небу,
На нас идет поток
И смерть, и ад, и пепел.
Все ближе рвет метал,
Сметает дом за домом,
Идет смертельный шквал.
Последний миг настал.
Но хочется сказать
Последние два слова:
Как подло убивать!
Как глупо умирать!"
Трудно сказать, боялся ли я войны. Скорее всего, нет. Но иногда мне снились пугающие сны. Что-то было не в порядке с небом.
"Каждый человек должен по мере сил, своим трудом, поднимать цивилизацию на новый уровень. Человек, использующий физическую силу, делает мало; лишь используя ум, можно совершить многое. (Тоже мне, подъемный кран нашелся.)"
"Жизнь — комедия, люди — комедианты. Каждый игрок стремится больше урвать. Кому дан дар, тот берет благодаря ему. Кому не дан, тот хитрит. Комедия!
Мне кажется, я — Бог, которому было скучно и он, создав этот мир, переселился в меня, забыв все свои знания. Чтобы развлечься. (И в других тоже Бог). Невозможно жить, все зная, вот Бог и "забыл"".
Постепенно стал проявляться конфликт между плохим и хорошим, существовавшим во мне. Я продолжал думать.
"Во мне существуют как бы два человека. Один — большой человек, чистая душа, стремится к высокому, честен и наивен. Другой — подлец и негодяй, циник, свинья. Первый, к счастью, руководит мной, но когда я один, второй иногда берет верх.
Почему приносить людям добро — есть высшее счастье? Может быть потому, что чувствуется, что ты полезен людям, что живешь не зря, что останется память о тебе. Но, с другой стороны, люди не забывают и зло. Можно и запутаться".
"Впрочем, можно ли относиться к жизни серьезно? Несерьезность спасает нас от мозговых перегрузок”.
Бывало это, и нередко.
Я в глубине души страдал,
Судьбы крутил тогда рулетку,
"Быть иль не быть" вопрос решал.
И ставил я на карту сразу
Не сбывшиеся все мечты,
Но не внимал судьбы приказу
Уйти от этой суеты.

* * *
Развлекаясь с игральной косточкой, я поставил эксперимент — попытался предугадывать выпадающие числа.
Несколько раз мне это удалось, но я утомился и перестал угадывать. Способность эта восстановилась через несколько месяцев, но опять ненадолго. Причиной тому была не столько утомляемость, сколько необходимость восстанавливать чистоту сознания, чтобы мысли не возникали на основе прошлого опыта. Каждый раз память должна быть “чистой”
Я решил тогда, что мог бы таким образом выигрывать в рулетку. Но в стране еще не было казино, а в “спортлото” надо предвидеть слишком много цифр.



* * *
Одноклассники любили рассказывать о драках, в которых участвовали. Сколько уязвленного самолюбия! А чего ради драться? Меня как-то остановили на улице пацаны.
— Эй, стой, иди сюда, — окликнул меня самый маленький. Пацанов было трое, все ниже меня ростом. Я подошел к ним, и заметил, что в стороне стоит еще кучка.
— Где живешь?
Я решил, что они не должны заметить моего волнения и, как можно спокойнее, ответил, махнув рукой в сторону дома:
— Да вон, на горе.
— Эй, идите сюда, — позвал маленький пацан группу поддержки, но она чем-то была занята.
Драться мне совсем не хотелось, я был в чистой одежде. Вид у ребят был беспризорный, и, как мне показалось, несчастный. Мне они напомнили одноклассника Юру из многодетной семьи, постоянно голодного, бегающего в школьную столовую за кусками хлеба. Один он стеснялся ходить туда и постоянно звал кого-нибудь с собой.
Что делать? Может быть попробовать их загипнотизировать? Они бандерлоги, я — большой желтый удав? Или попытаться прочистить им мозги. Соотечественники, блин! Но этот процесс длительный и нет возможности отследить результаты. Достаточно будет улыбнуться и поддержать разговор.
— Куда идешь?
— В театр.
— Деньги есть?
Я нащупал в кармане двадцать копеек и протянул инициативному малышу.
— Из сорок первой знаешь кого-нибудь?
— Нет.
— Это хороший пацан, пусть идет.
Я тоже так думал и поспешил ретироваться. Как все-таки поздно люди становятся взрослыми.

* * *
Отцу с работы выделили участок земли за городом, под дачу. Мы ездили туда по воскресеньям. Час езды на автобусе, двадцать минут ходьбы, и мы в овраге, поросшем травой. Это наш маленький участок. Стоит построить домик, и сажать огород будет практически негде. Ругаем коммунистов за их скупую благотворительность. Они будто боялись, что люди заживут слишком хорошо. В размывах белеет мел, дорога, проложенная трактором, тоже меловая. Вряд ли что-нибудь вырастет, но люди кругом работают, надеются. Говорят, если завезти чернозем, то можно будет и урожаи собирать.
Долгое время на участке валялась старая бомба. Обнаружили мы ее не сразу, может быть соседи спихнули ее к нам со своей территории. Крылышки ее проржавели и отломились, она уже не производила сильного впечатления. Но все же было трудно ее не замечать и работать рядом с ней. Саперы не забирали ее. Отец выбросил бомбу в болотце на дне оврага. И словно в насмешку, на соседнем пустовавшем участке обнаружили авиабомбу, толстую проржавевшую дуру килограммов в двести. Ее вполне могли привалить мусором и однажды весной, выжигая траву, стереть с лица земли наш участок. Впрочем, через какое-то время ее увезли.
Первые года мы сажали только картошку, ждали, когда протянут водопровод. Огурцы, помидоры, клубника засыхали на корню. Но постепенно засадили участок сливой, вишней, абрикосами, привезли из питомника яблоню и смородину. Урожай был маленький. Деревья гибли на крутом, меловом склоне. Небольшие ростки на саженцах обгрызали зайцы.
Мы с братом пополняем знания ботаники и энтомологии, находим в траве удивительных букашек, козявок, рассматриваем их. Как-то раз мы поймали тритончика, принесли домой и оставили на балконе. Но до утра его съели голуби. Брат хотел его сфотографировать, но не успел.
Отец ловил пауков-”тарантулов” и сажал их в стеклянную банку. Большая самка съедала маленьких самцов — такая у них брачная традиция. Как-то раз отец поймал где-то ежика и принес на участок, что бы он жил там и отпугивал змей. Из змей, правда, водились только ужи, благо в овраге при прокладке дороги запрудили ручеек, и образовался водоем.
Позднее маме завод дал участок побольше, на ровном месте. Земля жирная, хоть на хлеб намазывай. Там и решили строить домик.
До нового участка тоже далеко. Минут двадцать на троллейбусе до дизель-электропоезда, и на нем минут пятьдесят. Народу много. И троллейбус, и дизель приходится брать штурмом. После дороги, конечно, хочется прежде всего отдохнуть, а потом только наслаждаться воздухом, природой и собственным участком земли.
Рядом с дачей сосновый бор, и воздух, действительно, изумительный. Дышишь и не надышишься. Весной воздух звенит, поет, движется. На полянках среди нежной зеленой травы распускают ярко-желтые теплые бутоны одуванчики. Шмели вылетают из зимних укрытий, пьянеют от дивного аромата цветов. Все звенит и качается на этом воздухе под яркими лучами солнца, такого же робкого и нежного, как и природа этих мест.
Ради познаний и наблюдений за природой стоит преодолевать расстояние до нашего участка. Домик, который хотят построить родители, будет долго оставаться в зародышевом состоянии. Кое-как залитый фундамент простоит пять лет. Проблема со стройматериалами. Денег нет. Но жизнь течет, мы трудимся на участке, ходим в лес за ягодой. Пробовали рыбачить. Рыбы здесь мало и, говорят, она больная, разве кошке скормить. Здесь пытались сделать городское море, соорудили плотину, затопили землю, а лес почему-то остался гнить. И чего людям не хватило?
Все-таки жить дачными заботами скучно.










Глава 3

1
Неудовлетворенность жизнью, собой, страстное желание деятельности, огромное напряжение умственных, душевных сил, — и невозможность найти выход делали мое поведение странным для окружающих. Я задумывался над сложностями своего характера, но изменить ничего не мог.

* * *
Уроки истории наш класс не любил.
Перед уроком Костя засунул в дверной замок спичку. Случалось такое и раньше, но чаще засовывали маленькую соринку, чтобы преподаватель провозился с замком минут пять.
Историчка, она же наша классная руководительница, Эмилия Леоновна отпереть замок не смогла. Усилия учеников тоже не привели к успеху. Позвали завхоза, и он, обстоятельно поковыряв замок, через пять минут открыл дверь.
Наш завхоз сам по себе — личность неординарная, а вдвоем с Эмилией Леоновной это — “что-то с чем-то”. Не пытаться найти виноватого они не могли.
— Так, — сказал завхоз, заходя в класс, — Все портфели на парты и выкладывайте содержимое.
— Зачем?! — вскинулся класс.
— Будем искать спички, одной из которых забили дверной замок, — серьезно сказал завхоз.
Как будто на полу валялось мало мусора, пригодного для порчи замка. Но взрослым требовалось разрядить эмоции.
Поиск увенчался неожиданной находкой. Денис принес в школу спичечный коробок, набитый серой. Из-под крышки торчал импровизированный запал. Денис собирался взорвать шутиху после школы, а тут такой конфуз. И спрятать не удалось.
— Что это? — спросила Эмилия Леоновна.
— Бомбочки... — тихо ответил Денис.
— Пойдем к директору, — сказал завхоз, забыв про замок и спички.
Они ушли: окрыленный удачей завхоз и понурый Денис.
— Ну, знаете... это уже ни в какие границы не лезет, — сказала Эмилия Леоновна.— вам, наверне, моча в голову ударила! Что мы теперь будем делать?
— Почему бы не начать урок? — нашелся я.
— Вы думаете, я могу сейчас думать об уроке?
— Может быть, вам найти другую работу, поспокойнее, зачем так убиваться? — я опять не сумел сдержаться. Да еще встал зачем-то.
Сосед по парте, Сергей, потянул меня за рукав, заставляя сесть. Некоторое время Эмилия Леоновна молчала, словно не находя нужных слов.
— Откройте учебники, сейчас выясним, кто из вас не готов к уроку.
Тут пришли директор Валентин Николаевич с Денисом. Денис плакал.
— Я думаю, это нешуточное ЧП, такого у нас еще не было, — говорил директор, — принести в школу бомбы, это слишком серьезно, будем на педсовете ставить вопрос об исключении из школы. Но сначала надо выслушать мнение классного коллектива. Как, вы считаете, нам следует его наказать?
Денис с ужасом прислушивался. Он верил каждому слову. Смотреть на него было невыносимо жалко.
— Ну что, у кого-нибудь есть предложения? Давайте обсудим.
Все молчали. Мне захотелось прекратить это действо. Мало того, что они залезли в мой портфель, нарушив тем неприкосновенность моей личной жизни и собственности. А теперь заставляют быть свидетелем подобных сцен.
— Я хочу сказать, — начал я, поднимаясь.
— Сядь, — потянул меня за руку Сергей.
— Я думаю, мы не можем оставить без наказания столь вопиющее преступление, — я сделал небольшую паузу. — Предлагаю его расстрелять.
— Но мы не можем его расстрелять, — растеряно сказала Эмилия Леоновна.
— Тогда повесить.
— Это несерьезно, — пытался спасти положение директор.
— Куда уж серьезнее? — настаивал я.
— Ладно, потом поговорим, иди, садись, — сказал Валентин Николаевич Денису. — Продолжайте занятия.
До конца урока оставалось десять минут. Вот такая история на уроке истории.
К счастью, в шестом классе у нас сменилась классная руководительница. Теперь ей стала Лариса Николаевна, учительница химии.

* * *
В то время от школьников требовалось ходить в форме, носить короткую прическу. Особо скверным поступком считалось рассказывание анекдотов. Запрещалось слушать иностранные песни. Мол, школьники не понимают слов, а в песнях может содержаться крамола на советский строй. На одном из уроков директор привел пример, строчку из песни: “Фак ин ю эс-эс-а”. То ли так ему послышалось битловские “Back in USSR”. Может, и специально придумал.

* * *
У моего друга, одноклассника, была безнадежно больна сестра, не могла ходить. В младенчестве врачи неправильно сделали укол, и она обезножела. Я хотел ей помочь. Я обращался мыслями-молитвами к Христу. Я просил чуда. Ничего не получилось.
Я не мог не искать причин такой несправедливости. У меня возникла гипотеза, или скорее, подозрение, что за чудесами совершенными Иисусом Христом, стоит воля человечества. Только оно было в них заинтересовано.
Чтобы повторить такие чудеса надо сконцентрировать на себе внимание миллиардов людей. Тогда можно будет направить их волю по нужному адресу. Задача практически невыполнимая.
Я стал скептичски относиться к целительству. Людям свойственно выздоравливать даже при самых безнадежных болезнях, а целители порой лишь делают вид, что имеют к этому отношение.

* * *
Я остро чувствовал ложь, царящую в нашем государстве. Увлечение населения иностранными вещами-шмотками и неумение создавать свое, отечественное. Бюрократические препятствия всему новому. Разговоры о привилегиях номенклатуры. Притеснения Сахарова. Атеистическая, а по сути антитеистическая, пропаганда. Показной интернационализм и национализм в республиках. Гегемония пролетариата и пьянство, воровство на заводах. Низкая зарплата моих родителей — инженеров. Отец говорил, что не сделал карьеру, потому, что не вступил в партию. Не мог из-за этого выехать за границу на заработки. Те, кому это удавалось, хорошо обеспечивали свою жизнь в Союзе. И непонятно было, почему у нас в стране на строительстве важных объектов работали турки, болгары, венгры. Им и платили прилично, а своим рабочим меньше.
Наблюдая рост недовольства народа и вялость, апатичность защитников коммунизма, я видел, что грядут перемены. Но одного недовольства недостаточно, чтобы получилось что-то хорошее.
Иногда у меня были слабые попытки протеста, может, просто самоутверждения.
Запомнилась смерть Брежнева. За три дня до того был парад. Брежнев был уже никакой. На трибуне его поддерживали с обеих сторон под руки. Говорили, что ему поставили сердечный клапан.
На урок пришел директор.
— Сейчас в стране и всем мире напряженная обстановка. Ходят слухи о болезни Брежнева. Вы понимаете, что всегда есть силы, которые желают обострить ситуацию и идут на различные провокации. Я зашел к вам, чтобы обсудить, если есть, возникшие вопросы.
Вопросов ни у кого не было. А меня так и подмывало:
— А почему Леонид Ильич не уйдет на пенсию?
— Как?
— Ну, как все люди уходят. Возраст у него вроде бы пенсионный. Или по состоянию здоровья.
— У него нормальное здоровье, — поспешно ответил Валентин Николаевич.
— Говорят, ему сердечный клапан вшили.
— Это, возможно, провокация. О таких вещах не следует говорить.
— Вот такие у вас методы дискуссии, — иронично сказал я.
— Тем не менее, об этом можно будет поставить вопрос на комсомольском собрании, — строго сказал директор.
— Не успеете.
— Это надо обсудить.
— Не занимайте наше время пустяками. Нам к контрольной надо готовиться.
Не знаю, возможно, мне хотелось скандальчика, могущего оставить свой след, пусть негативный, в моей биографии, но директор, несмотря на заполитизированность, был добродушный человек, и дальше этой беседы дело не пошло.
В другой раз, уже после смерти Черненко, я, опять на уроке, рассказал директору анекдот: “В политбюро звонят и спрашивают: ”Вам генсеки нужны? — Вы что, дурак? — Да, дурак, старый и больной”.
Мне и это сошло с рук. Директор сам был не в восторге от маразма, происходящего вокруг.
Конечно, нехорошо смеяться над старостью, но геронтократия мертвила весь уклад политической жизни в стране.

* * *
Борис закончил школу и поступил в Харьковский университет на физический факультет. Теперь он каждую неделю уезжал в Харьков.
Я тоже стал задумываться о будущей профессии. Меня привлекали физика, химия, медицина. Медициной интересовался для сохранения здоровья. Для независимости от врачей. Я догадывался, что здравоохранение у нас скоро будет переживать не лучшие времена.
Не хотелось ограничиваться знанием в какой-то одной области, а заниматься всем интересным сразу уже не доставало времени. Но большей частью я учился “чему-нибудь и как-нибудь”.
Порой со мной происходили странные истории. Запомнился один урок географии.
Почему-то мне хочется спать, или кажется, что хочется спать. Я опускаю голову на парту, закрываю глаза.
Урок проводит директор. Он требует внимания.
— Я вынужден поставить тебе двойку, — говорит Валентин Николаевич.
— Ставьте, — отвечаю я, испытывая ощущение ненужности, суетности происходящего.
— И даже не одну.
Я хочу только отдохнуть, и мне смешно, что пугают двойками.
Директор рассказывает об экономичных способах размещения заводов.
Я собираю учебники, встаю и иду к дверям. Чувствую, что сейчас возникнет конфликт.
— Извините, мне срочно надо уйти.
— Я не могу этого позволить.
— Я не прошу разрешения, я лишь извиняюсь, что вынужден уйти.
— А мне что делать?
— Продолжать урок.
Я выхожу из класса, спускаюсь по лестнице. Валентин Николаевич идет за мной.
— Я не могу этого так оставить.
— Не обращайте внимания. Я, кажется, заболел, у меня поднялась температура.
— Надо сходить к врачу.
— Наверное, я так и сделаю.
Я ухожу, сам не понимая зачем.
Внутри меня копилось напряжение. В конце дня я попытался рассказать классной руководительнице Ларисе Николаевне, что происходит.
Я говорил про возможность предвидения будущего, о потоках негативной информации, идущей ко мне. Я рассказываю о будущем кризисе в стране, о необходимости что-то предпринять. О том, что я не только не смогу ничего изменить, но и сам попаду в водоворот событий и буду сильно потрепан. Я говорю о новой войне на Кавказе, такой же нелепой, как и Афганская.
Меня упрекают в отсутствии патриотизма, но я чувствую облегчение. Мне неважно, как это будет воспринято. Я хочу забыть об этом, не думать, и это легко удается. Домой я иду почти счастливый.

* * *
В восьмом классе я узнал, что Танин класс расформировывают, и в девятый она переходит к нам. Любовь вспыхнула с новой силой, принеся с собой одни мучения. Я по-прежнему любил еще и Наташу.
О чем я, Боже мой, о чем?
Душа горит страстей огнем.
Хочу любить. Кого — не знаю.
И чувствую, что все теряю.
Скоро я понял, что люблю Татьяну, не теперешней, а той, какой она была когда-то.
На новогоднем вечере я сделал Наташе предложение выйти за меня замуж.
Живу я, жизнь не замечая,
Ни счастья, ни беды не зная,
Живу, как будто бы во сне.
А я хочу гореть в огне.
Хочу всю жизнь страданьем мерить,
Хочу всю жизнь любить и верить,
Что есть цель жизни на земле,
Что, может быть, она в тебе.
А она сказала, что надо подождать, закончить институт.
Тяжело думать, что твоя любовь никому не нужна. Хотя, конечно, высшее образование необходимо. Мне хотелось быть сильным, иметь возможность обеспечить семью. По другому я не мог.
Я страдал, мучился, не знал, что делать. Девятый класс я хотел сдать экстерном. Правда, учился я неважно и совсем не готовился, да и успеха не ждал, затеял все это больше для развлечения или для пополнения жизненного опыта. Мне нравилось узнавать людей, создавая неожиданные ситуации. Как иначе я бы мог узнать степень бюрократизации школы — экзамены раньше времени — не положено. А ведь я знал, что совсем скоро все изменится.
Меня не вдохновляло будущее, я видел, что у меня там не все хорошо. Предоткрывавшееся мне будущее доводило меня до отчаяния и, скорее, мешало мне, нежели побуждало к работе. Я гнал от себя мрачные мысли, в них было что-то белезненно-нездоровое. Какая-то обида.
Конечно, что за жизнь без трудностей? Так не интересно, но отчего-то грустно.




* * *
Я писал сразу две фантастические повести. Одну об управлении временем и вторую — о черных дырах во вселенной.
Героем обеих был мыслитель. Я буквально жил другой жизнью, как актер, играющий роль. Это "проживание" приносило с собой поток энергии, эмоциональную встряску, меняло мировоззрение и характер.
Обнаружив неразгаданную человечеством возможность передачи информации из будущего в настоящее, я чувствовал себя вправе играть в такие игры.
Если бы все так развлекались — человечество поумнело бы. Люди стали бы самостоятельнее во мнениях и суждениях.
Повесть о времени после долгих размышлений превратилась в рассказ:
“История, которую я собираюсь рассказать, необычна, и многое в ней мне самому осталось непонятным.
Начало событий можно было бы отнести к середине XXII века, хотя я не вполне уверен, что это происходило во время нашей цивилизации.
С этим человеком я познакомился случайно. Раньше он был каким-то ученым. Представился Архивариусом. Не знаю, было ли это только имя или нечто большее. Он снял с меня копию и затащил ее в свое пространство. Я же осознал это не сразу, а лишь некоторое время спустя. Мое новое положение отличалось множеством преимуществ: во-первых, я мог жить несколько миллионов лет, во-вторых, я не ощущал силы тяжести и, наконец, совершенно незачем было спать. Да и сам я был совсем не тем, что представлял собой на земле. Что именно я теперь собой представлял, я объяснять не буду по причинам, о которых упомяну в другой раз.
Архивариусу нужен был собеседник, хотелось высказать восторг открытия и просто поговорить. Архивариус был из будущего. Он открыл способ путешествия во времени и отправился в прошлое, прихватив по дороге меня. Ему пришлось похищать меня. Мне он сказал, что в будущем меня ждала гибель. Дела мои к тому времени были настолько запутаны, что я вполне ему поверил.
Архивариус был разговорчив. Рассказывал об открытии. По-моему, просто о машине времени.
Я никак не могу понять, как это стало возможным. О машинах времени я читал только фантастику, а там ставится столько парадоксов, что я просто ума не приложу, как их удалось разрешить. По крайней мере, они кажутся очень убедительными.
Мы в нашем пространстве живем в обычном течении времени, в то время, как все во вселенной движется в обратном направлении. Скажем, взорвалась звезда. Включаем время — и звезда снова собралась.
Архивариус, оказывается, больше всего боялся за мозг человека, вдруг он приспособится жить и при обратном ходе времени, но нет, все нормально, идеи убывают. Сейчас весь мир движется в прошлое и скорость постоянно нарастает.
Я наблюдал мир на огромном экране. Я рассматривал землю с орбиты, затем спустился ниже и облетел ее, приближаясь все ниже и ниже. Было заметно какое-то странное свечение, но сам я это объяснил оптическими эффектами.
Казалось, все было как всегда. Волны океанов, как обычно, омывали берега, по улицам городов двигался транспорт. Лишь приглядевшись, я заметил, что машины и люди двигались задом наперед. Я стал наблюдать за ними. Было очень занятно смотреть как люди что-то отрыгивали, пережевывали и, как фокусники, доставали кусочки еды, и как эти кусочки складывались в единое целое.
Чувствовался какой-то глубокий философский смысл в том как люди шли на кладбища, разрывали могилы и несли гробы домой. Там они оплакивали покойников, и они оживали, молодели, уменьшались в размерах и...
Человечество двигалось к исходной точке. Люди разбирали дома, стирали написанные книги и картины. Я прослушал несколько симфоний, и некоторые из них были не лишены мелодичности и смысла. Я подумал, что таким образом нетрудно увеличить музыкальный запас человечества в два раза.
Постепенно исчезали целые города. Но иногда возникали новые и тоже исчезали. Самое удивительное было в том, что действия людей казались очень осмысленными, казалось, что они делают все по своему собственному желанию.
Постепенно скорость движения увеличилась и стало трудно наблюдать за происходящим.
Через какой-то промежуток времени мы прибыли и опять развернулись во времени. Мы очутились во времени возникновения Солнечной системы и постепенно наблюдали за развитием событий.
Все это меня почти не интересовало. Меня удивлял тот интерес, с которым Архивариус наблюдал за развитием земли, за возникновением жизни. Меня удивляло, почему он затащил к себе именно меня? Мне было скучно. Лишь немного стало интереснее, когда появились крупные животные и, наконец, человек.
Рассказывать о человечестве очень трудно. Каким образом передать все самое важное и, вместе с тем, не сподобиться исторической энциклопедии? Да и что считать самым важным?
Судьба человечества постепенно овладела нашими мыслями. Вместе с человечеством мы выстрадали его историю. О сострадании надо сказать особенно. Вся история человечества пропитана страданиями, как тело пропитано водой. На долю каждого человека обязательно выпадали страдания и как хорошо, что люди лучше помнят о счастливых днях. Да и век людской не настолько длинный, чтобы чаша терпения успевала переполниться. Мы были лишены этих двух преимуществ, мы видели все и все помнили. Как ни пытались мы представить муки людей как двигатель прогресса, порой страдания людские оставляли глубокую рану и в наших душах.
Порой нестерпимо хотелось вмешаться в ход событий и изменить его. Но тогда пришлось бы постоянно опекать человечество.
Постепенно мы начали собирать лучших представителей человечества к себе. Со временем набралась приличная толпа.
Наконец, мы стали приближаться к моему родному времени. Оказалось, мы его все-таки немного изменили.
Я к этому времени успел соскучиться по обычной человеческой жизни и попросил высадить меня в более или менее пригодном для жизни времени и месте.
Это, конечно, можно расценить как самоубийство. Как знать? Но я просто не мог так жить дальше.
Не знаю, сколько я еще проживу? Лет тридцать-сорок? Не все ли равно? Прожить простую человеческую жизнь гораздо интереснее, чем мотаться по времени. А потом, как знать... Быть может, есть Бог. Не такой, как Архивариус.”
Работа над повестями помогала мне справиться с потоками негативной информации из будущего. Я предполагал, что период моего становления окажется нелегким. Возможно, убедить людей в зависимости прошлого от будущего у меня не получится, раз они до сих пор еще не убедились в том сами. Но это была жизненная, сложная, жестокая и реальная задача, а не величественная перспектива беспрепятственного осуществления в действительности философских теорий.
Я считал, что для правильного развития мозга мне нужны: уверенность в себе, тренинг души и разума и полнота жизни, которые сформируют характер, способный преодолевать жизненные препятствия. И я, как говорится, оттягивался на полную катушку.

* * *
Что такое интеллект? Мы пользуемся словами, значение которых до конца не понимаем. Понятиями, пришедшими из будущего, смысл которых еще предстоит раскрыть.
Я заинтересовался проблемой искусственного интеллекта. Как человек мыслит? Каковы способы обработки информации? Логика, лингвистика, информатика, кибернетика...
Наиболее общие законы развития человека — да и вселенной — можно наблюдать и в работе компьютера.
Например, важнейшее понятие теории алгоритмов — рекурсия (возвращение к началу программы). И в жизни идет поток информации из будущего к прошлому, делая возможным маловероятное.
Во всем этом есть своя поэтика. Было интересно: не уступит ли человечество искусственному интеллекту мироздание. Или, наигравшись с микросхемами, потеряет к ним интерес?

* * *
Мои интересы были совершенно незаметны для окружающих. На происходящее вокруг я смотрел с безразличием. Школьные собрания были просто досадным недоразумением. Какие-то сборы, линейки, субботники, политчасы.
Как-то раз записал в дневник происшествия одного скучного дня.
"Проснулся в семь часов, слушал юмористическую радиопередачу. Все время думал о Тане, но придя в школу узнал, что она болеет. Настроение упало. Первого урока не было, и все пошли в спортивный зал. Я болтал о пустяках с Денисом и Игорем, не любившими физкультуру.
Следующим уроком была физика. Вела пожилая учительница, и хоть я плохо отвечал на вопрос, она не стала ставить оценку: "В счет старых заслуг". Обещала спросить на другой день.
Хорошо, когда учителя добрые и умные. Наша учительница на уроках много говорит о необходимости интенсификации процесса обучения, но обычно все болтает и болтает. Часто вспоминает, что когда-то поменяла свою девичью фамилию на неблагозвучную фамилию мужа. Слишком часто, чтобы это было случайностью, наверное, ссорятся.
Химия, информатика, литература прошли быстро. Было интересно.
Сегодня я с Денисом дежурю. В классе еще урок, и мы зашли в лаборантскую. Денису надо бихромат калия. Лариса Николаевна шутя говорит, что Денис берет себе много химикатов. Но лаборантка насыпает реактив в кулек.
В лаборатории холодно, я говорю Ларисе Николаевне, что у меня руки ледяные и зуб на зуб не попадает.
— Держись от меня подальше, чтобы не заразить, — шутит Лариса Николаевна.
— Я, кстати, хотел спросить, тяжелые металлы ведь накапливаются в крови?
— Да.
— Я недавно принял небольшую дозу красной кровяной соли, — пошутил я, — решил приучать организм к ядам.
— Скоро ты посинеешь и умрешь.
Я понарошку расстроился.
Сходил домой, где съел арбуз и, захватив горшок с цветком, снова отправился в школу.
Лариса Николаевна заполняла журнал.
— Это вам, — сказал я, ставя цветок на кафедру.
Я вытер доску, поднял стулья и вымыл половину класса. Пришел Денис и вымыл остальное.
— Что-то цветок маленький, — заметила Лариса Николаевна.
— Это поправимо. Там еще есть живое дерево. Оно быстро растет.
— Это сорняк.
Я включил телевизор, шел английский язык. Лариса Николаевна настроила проектор, пришли учителя, принесли цветы, — готовили собрание в актовом зале.
— Надо бы чай заварить, — сказала Лариса Николаевна, достав плитку и колбу, — Дима, сполосни колбу.
— Надо что-нибудь в нее насыпать для эксперимента, — заговорщически прошептал Денис, — все равно она не отравится.
— Не к чему, — лениво возразил я, налил воды и поставил колбу на плитку.
Денису что-то было нужно из химических реактивов, и он уговорил Ларису Николаевну открыть сейф. Вытаскивая химикаты, он их разглядывал, а Лариса Николаевна его торопила — ей надо было писать план.
Наконец, Денис закончил “ревизию”, так и не уговорив Ларису Николаевну дать ему хлороформа и бертолетовой соли. Тогда я предложил дать ему нанюхаться прямо в лаборантской, под присмотром преподавателей и друзей, но и это предложение не прошло.
Дверь скрипела, и я решил ее смазать. Так как масла не было, то намазал глицерином. Мимоходом я рассказал Ларисе Николаевне, что Денис пытался растворять в воде Менделеевскую замазку. Лариса Николаевна, хотя и никогда не пыталась этого делать, тоже не знала, что это простой сургуч.
Вода кипела, и мы заварили чай. Вместо сахара использовали фруктозу.
Попрощавшись, я ушел домой, взяв журнал "Химия и жизнь".
В пять часов пришла с работы мама и сразу уехала на дачу. Я сделал уроки, переводил с английского, и, когда мама вернулась, прочитал журнал и лег спать”.
Такая вот скукотища. Но иногда думалось, что это тоже жизнь. Быть может, мне здорово повезло, просто я не замечаю радости бытия. А кто-нибудь другой счел бы счастьем эти спокойные, обыкновенные дни.
Я замечал, что радости внутри меня не мешают внешние события. Конечно, многие неприятности могли эту радость нарушить, но я старался ее сохранять, приняв для себя состояние счастья наиболее естественным. Совершенно беспричинное переживание счастья.

* * *
В дневниковых записях я пытался быть оригинальным. Как-то решил отмечать не только день рождения, но и день смерти. Mеmento mоri
"Что касается смерти, то мне очень... очень... жаль, если придется когда-нибудь умереть. Мне открылись фантастические горизонты и очень хочется выполнить за жизнь как можно больше. Мне хочется полететь в космос, сравнить, как протекает мышление на Земле и в космосе. Строить на планетах города. Слетать к другим звездам, познать тайны квазаров и черных дыр. Хочется искать и находить, а времени так мало. Вот если бы ускорить процесс развития и познания”.
Была у меня шальная мысль наладить трансцендентальную связь с каким-нибудь отдаленным потомком из будущего. Почувствовать, как и чем там живут.
Трудно понять, удалось ли это или поток образов, чувств явился игрой моего воображения. Возможно это когда-нибудь прояснится.

* * *
Есть разные игры. Здесь же в роли объекта игры оказался я сам. Игра заключается в выставлении приоритетов, выдумывании правил, а потом следовании им. Со временем одни игры надоедают, другие появляются, но можно уверенно говорить, что вся моя жизнь — игра. Само мое существование является ее условием. Жизнь и игра оказались синонимами, и их можно менять местами.
Я обнаружил неприятный факт, именно: в последнее время мои побуждения, чувства не обладают настоящей силой. Что ж, так и придется — жить, любить, работать, злиться, погибнуть, умереть, всегда ощущая себя героем театральной постановки? Было ли в моей жизни что-нибудь настоящее? Вспомнилась только пара-тройка случаев из дошкольного детства, и все.
Моя игра во многом зависела и зависит от других людей, особенно ее внешние, бытовые стороны. Все люди смертны, этот фактор удалось как-то нейтрализовать (может быть, только скрыть его). Все шло относительно неплохо, пока игра была только моя. Кризисы начались при появлении неопределенных элементов. Вот недавно появилась Она, которая (не сама, а додуманный мной ее образ, который вряд ли совпадал с оригиналом) влияет более глубоко. Я не знаю, что такое любовь. Это понятие трудно объяснить. Я просто боюсь потерять Ее, не знаю, почему. Достаточно было десять дней не видеть ее и услышать какие-то неясные нотки в голосе, как сразу все расклеилось.
Я не могу разложить эту ситуацию по полочкам, нормировать условия этой игры. Чувствую, для описания нужен метаязык, а какой именно — неясно. Правила игры не подчиняются критериям "хорошо" или "плохо".
Я не могу понять, что мне надо от Нее. Ситуация становится бесконтрольной. Почему, почему мне именно Она нужна?

* * *
Умерла Баба Шура. Сердечный приступ. Ухаживать дома за ней было некому. В больницу она не хотела ложиться. Когда в Кемерово приехал мой отец, ее уже похоронили.
Теперь, иногда, среди прохожих, стал замечать бабушек, похожих на нее. Хочется подойти, поговорить.

* * *
Довольно занятными были уроки начальной военной подготовки. Любопытно было возиться с защитными костюмами, тренироваться надевать противогаз, разбирать и собирать автомат, стрелять в тире. Я даже увлекся. Но грустно было от того, что все это придумано для убийства людей. Сколько времени, сил затратило человечество, разрабатывая искусство убивать. Какой колоссальный идиотизм. Во мне зрел протест.
В местной газете напечатали мой рассказ “3787 год”, где попытался уловить волновавшие меня мысли. До этого он лежал у меня в черновиках. Решил продолжать это дело, и на зимних каникулах написал еще один рассказ. Его обещали опубликовать в каком-то толстом журнале, (собственно, для них я и старался) но забыли или передумали. Это меня не остановило.
Замыслов было много. Я как-то поделился своими литературными планами с Ларисой Николаевной. Она рассказала учительнице по литературе, та предлагала помощь, даже деньги хотели собрать на издание книжки. Приятно было видеть их серьезное отношение, только тогда я еще многое не мог реализовать в литературной форме, жаль было испортить задуманное поспешным исполнением. Над рассказами и повестями требовалось серьезно поработать. А деньги тогда у меня были — на сберкнижке лежала тысяча рублей в виде страховки, заботливо сделанной бабой Шурой.

* * *
Войны... Сколько у меня украли эти далекие безумия... Я то и дело обнаруживаю новые покражи. Если бы не война, у меня могли бы быть дедушки. Жизнь могла бы быть лучше. Моя жизнь. Сколько было уничтожено домов, дворцов, произведений искусства.

2
Как-то на уроки пришли аспиранты из местного пединститута. Провели анкету: какие клички учителей ходят в школе. Я подумал, что ничего хорошего они не соберут, и придумал оригинальную кличку — “Лойола”. Исследователям будет о чем написать в диссертации. И совсем уж блажь вписал в листок Дениса, сидевшего рядом со мной, — “Инженер человеческих душ”.
Сдав листки, я почувствовал, что когда-то мне придется столкнуться с результатами своей провокации. Странно, мне совсем не хотелось учиться в пединституте, а выходило так, что доведется. Образовалась какая-то связь с будущим. Как? Почему именно в момент совершения этого нелепого действия? Надо было выяснить, и небыло никаких средств для выяснения. Для этого надо было прожить жизнь и на каком-то ее отрезке встретиться с последствиями возможно нелепыми и совершенно ненужными мне.

* * *
Несмотря на атеистическую пропаганду, проводимую в школе, я не сомневался в возможности предвосхищения будущего. Я слышал о библейских пророках, но там все шло от Бога, я же предвидел всякие глупости, о которых, как говорится, и петух не закричит. "Как знать, — думал я, — может быть, участие Бога в процессе предвидения минимально, а перенос информации через время так же реален, как и через пространство". Я не думал о Боге как о личности, даже слово “Бог” мы писали тогда с маленькой буквы.
Возможности влиять на события не было никакой, но я решил хотя бы поэкспериментировать с переброской информации.
Первые мои попытки были наивны и неосмысленны. Но вот как-то я взялся предсказать себе и своим друзьям, кто какое место займет на городской олимпиаде. Другу я предсказал (не думая), что он вообще не займет никакого места (логически это было не оправдано). Я не мог ничего объяснить. И вот друг то ли забыл что-то написать в оформлении работы, то ли написал лишнее, и не участвовал в конкурсе.
В девятом классе к нам перешел один мальчик. На переменке вышла потасовка. У меня был порыв ввязаться в нее. И возникла мысль: новенький скоро умрет, и я всю жизнь буду об этом помнить. Всем своим видом он словно извинялся за свое существование. По литературе мы в то время читали "Фаталиста" Лермонтова. Может быть по этому я обратил внимание Дениса, и мы пришли к согласию, что этот ученик “долго не протянет”. Вскоре он умер, оказалось — принимал наркотики, сердце не выдержало.
Я перечитал роман, финал привел меня в уныние. Несомненно, Лермонтов мог предвидеть будущее, но не сумел объяснить этого людям. Возможно, не хватило опыта, знаний, жизни. Неизбежность увиденного будущего он принимал за волю Бога, бунтовал, балансировал на краю пропасти, ведь именно в вопросах выбора жизни и смерти предвидение становится особенно ярким. И погиб ставя эксперимент.
Как-то после этого случая я сказал Денису и Вовке, что чувствую в себе способность предсказывать будущее.
— Ну предскажи нам что-нибудь, — потребовали приятели.
Вроде бы, простая задачка, а я задумался, что может быть им интересно? Что может составить судьбу человека?
— А что вас интересует?
— Да все, — сказал Вовка. — Например, женюсь ли я?
— Да, и не один раз, — отшутился я.
— А какая у меня будет профессия?
— Милиционер.
— Ха, — рассмеялся Денис, — мусором будешь.
— Может быть, тебе по лбу треснуть? — спросил Вовка, обращаясь почему-то ко мне.
— За что?
— Да чтоб не умничал, не оскорблял.
— Причем тут я? Это Денис назвал тебя мусором. Милиционер — это хорошая высокооплачиваемая профессия.
— А чего Денис говорит...
— Он ненормальный, у него родители милиционеры, а он... балбес.
— Да я пошутил, — смутился Денис.
— А кем будет работать Денис? — спросил Вовка.
— Не скажу, настрой пропал.
Тогда я так ничего и не сказал. Вовка позже выпытал у меня, что Денис будет алкоголиком и никакой профессии не приобретет.
На основе анализа судеб людей мне виделось, что человек, чья судьба коротка, не имеет твердых основ в жизни и ведет себя совершенно иначе, чем человек, которому суждена длинная жизнь. Так же мне виделось, что будущее влияет на становление мировоззрения. Так люди, коим “светит” тюрьма или что похуже, словно бы заранее мстят обществу. Даже мелкое воровство противопоставляет человека и общество. Менталитет постепенно изменяется, нарушая мировосприятие.
Или скажем, другая крайность — проявления таланта. Не получает ли человек поддержку из будущего, занимаясь тем, в чем суждено преуспеть? Наверно это и есть карма, но ее можно корректировать. Впрочем, в то время я еще ничего не слышал о карме.
Позже я читал повесть "Олеся" Куприна, история произвела на меня сильное впечатление. Способность предвидеть будущее не такая уж и редкость. Однако, сколько всего вокруг нее наворочено. Я стал концентрировать свое внимание на тех возможностях мировосприятия, которые еще малоизвестны.
В одно прекрасное утро я решил, что в небе не хватает еще одной звезды. Я долго думал, кому ее подарить, Тане или Наташе. В итоге, никому не подарил. Через пару месяцев вспыхнула сверхновая звезда в Большом Магеллановом Облаке. Это был 1987 год.
Где-то в глубине моей души я чувствовал новые, небывалые силы. Но все прежнее еще должно было продолжаться и идти своим чередом, словно совсем ничего не произошло.
То, что мне удалось, я не воспринял как успех, скорее наоборот, как насмешку Бога. Что мне с того, что она вспыхнула, если я никому ее не подарил? Может, я зазнался, подумалось мне. Я ведь считал, что участие Бога минимально, и не смог воспользоваться плодами своих усилий. Но если это не вера, тогда где она?
Меня восторгала удаленность сверхновой от Земли — 70 тысяч световых лет. Конечна ли скорость передачи сигнала? Не стоит ли пересмотреть теорию относительности?
Еще раз я рискнул предсказать будущее по окончании десятого класса: Игорь станет барменом, женится на Оксане, которая дважды будет пытаться поступить в Московский университет. Олег поступит в Бауманский институт и через год женится. Владислав... самый маленький в нашем классе с сожалением сказал, что врятли замуж за него пойдет хорошая девушка. Может быть, мне было его жалко, может мне просто что-нибудь сделать для него, так как я иногда был жесток по отношению к нему. Я увидел, что скоро он значительно вырастет. Я и сказал об этом, заявив, что экстрасенсорно подействую на него, хотя и считал, что это было лишним.
Похоже, никто не поверил, и я предсказал крушение в стране атеистического строя.
Наслушавшись моих рассказов, Лариса Николаевна однажды сказала, что не поставит мне в четверти четверку по химии. Каким образом она связала мои рассказы со своим предметом, осталось тайной. Выходило так, словно мои рассказы имели корыстную цель. Этот маленький инцидент заставил меня стать скромнее в своей активности.
Я полагал, что мне предстоит совершить нечто серьезное по отношению к народам, истории, даже к Богу. Если бы не безверие людей, то я, может быть, смог бы что-нибудь сделать для страны. Но такой возможности я не видел, наоборот, чувствовал впереди массу проблем.
Я заметил, что интеллектуалы смотрят на религию, как на способ сдерживать инстинкты темных народных масс. Мне захотелось найти такие доводы в пользу веры, которые убедили бы людей в существовании Бога. Тем более, что я сталкивался с реально существующим таинственным явлением — предвидением. Таким же реальным, но невидимым и неизученным, как электромагнетизм во времена Фарадея.

* * *
Баба Аня продала свой домик и переехала жить к младшей дочке в Новосибирск. Жизнь необратимо менялась. Теперь в доме, где я научился летать во сне, в доме, который снится мне по ночам, живут чужие люди, и туда уже не приедешь на каникулы.
Прошло много лет, а я по-прежнему помню расположение вещей в доме бабы Ани, все постройки во дворе, каждое дерево, каждый куст в огороде, их особенности, узор листьев. Иногда мне кажется, что дело здесь не в способности памяти, не в припоминании. А словно где-то далеко, в прошлом, у меня есть глаза, которыми я вновь и вновь всматриваюсь в дорогие мне лица. Может быть, так и устроена человеческая память?

* * *
В десятом классе я ходил на собеседование в технологическом институте. Там собирались отрабатывать на школьниках какую-то компьютерную обучающую программу по химии.
Я что-то напутал при составлении списка присутствующих. Старая преподавательница заявила, что ее студенты никогда бы такого не посмели сделать! Она явно на что-то намекала. Я не понимал, чего она хочет, так и сказал. Несколько дней спустя она позвонила в школу и пожаловалась, что ее обидели.
Пришлось давать объяснения директору школы. Я по-прежнему не понимал, что, собственно, произошло и спросил, в чем меня обвиняют? Но директор думал, что это знаю я — преподавательница ему ничего не объяснила.
Хорошо, что я не ее студент. Но я был уверен, что подобные проблемы у меня еще возникнут. Видать, такова система образования сложилась у нас в стране — система Макаренко, обычная колония. В школе у нас была только одна преподавательница с истерическим поведением — “историчка”. Вот она любила поорать. Среди учеников ходили жуткие слухи, что раньше, когда она работала в другой школе, ее изнасиловали ученики, и она родила ребенка. Неизвестно, насколько это соответствовало правде. Сын ее в то время служил в армии, мужа не было.

3
Так, школьные годы были наполнены сознательной подготовкой к будущему. Я плыл по течению жизни, созерцая и размышляя. Мне казалось, я участвую в грандиозном спектакле, вот только роль подзабыл. Чувствую только, что она, вроде, положительная. Впереди меня ожидают болезни, старость или другие какие проблемы, но роль свою я доиграю до конца.
В школе учили плохо. Директор иногда говорил о том, как это прекрасно, что у нас в стране бесплатное образование. Однажды, словно пытаясь нас озаботить, он сказал, что возможно, скоро оно будет частично платным.
“Меня это уже не коснется”, — подумал я, но счел нужным заметить, что это опасно в первую очередь для учителей. За тот уровень, который они обеспечивали, вряд ли кто-то станет платить. “Придет время, — сказал я, — и в стране учителя будут побираться на мусорных свалках. Не в Белгороде, но в отдельных северных регионах”. Бог знает, что тогда подумал обо мне директор.
Многие преподаватели откровенно халтурили. Учительница математики говорила, что обеспечивает уровень троечника, на которого и рассчитана школьная программа. Я тогда тихо невзлюбил дураков. Заниматься самостоятельно я не умел и не хотел.

* * *
Я перечитывал Достоевского, Чехова, Толстого, Гоголя. Какие молодцы! С удовольствием изучал дневники писателей, мемуары.
Для меня их прозрения были ценнее просветлений дзен.
И подумать только, они не могли найти в России положительного героя. Как не признать, что они сами и были этими героями. Даже иночество выглядит бледной тенью рядом с их человеческим обликом.

* * *
Брата забрали в армию после второго курса. Учился Борис не очень хорошо и, вроде бы, даже не сдал экзамена по дифференциальному исчислению.
Как-то раз классная руководительница посетовала:
— Вот, ученики разлетятся кто куда, и редко кто заглянет в школу.
— А зачем? Показать, что ты еще жив, не спился, не сидишь в тюрьме и, что вообще, жизнь не так плоха, — съязвил я.
— Хотя бы. Вот ты, например, наверняка не зайдешь.
— Да я-то буду заходить. Дарить очередные свои книжки.
— Какие книжки? О чем они будут?
— Да все о том же. История человечества — это история борьбы разума с ленью. Лучшие книги написаны на тему: ”Кто такие дураки и как с ними бороться”.
— Что-то не верится, что ты будешь заходить в школу.
— Писательская деятельность предполагает общение с читателями, — важно изрек я и, подумав немного, добавил: — Буду устраивать творческие встречи.
— С преподавателями?
— Зачем? С учениками.
— Выдумываешь ты все.
— К тому же, мне кажется, что мой племянник будет ходить в эту школу.
— Племянник? А твои дети?
— Ну, это еще не скоро. Я так далеко в будущее не заглядываю.
— Почему?
— Чтобы не перегружать мозги.

* * *
Вот и выпускной, экзамены пролетели незаметно. Надо думать о том, как устраиваться в жизни. Конечно, необходимо высшее образование. Каким другим способом удовлетворить свое любопытство? Да и без диплома, говорят, трудно достичь сносного общественного положения.
Нам торжественно вручили аттестаты. Я раскрыл маленькую темную книжечку с оценками: хорошо и отлично. По английскому языку четверка натянута. К оценкам я всегда относился скептически. Ум, хорошо устроенный, лучше ума хорошо наполненного. С наполнением я всегда немного опаздывал.

4
Школа закончена. Я разрывался между Таней и Наташей, не в состоянии понять, кого же я люблю больше, мечтал, ничего не предпринимая, зная, что я ничего не изменю и страдая от этого. В то время я остро чувствовал неустроенность своей жизни.
Я решил поступать в Московский университет. Наверное, я хотел обмануть судьбу. Я много думал, как все сложится. Слишком сильно переживал. Я думал о литературном и научном поприще, но гуманитарные профессии меня не привлекали. Представлялись слишком простыми. Между тем, на гуманитарный факультет был большой конкурс. Говорили, что надо иметь блат или давать взятки.
Я выбрал физику. Мечтал найти математические формулы для описания пространственно-временной связи будущего с настоящим. К тому же, недавняя трагедия на Чернобыльской АЭС показала, что надо уметь разбираться в причинах техногенных катастроф.
Государство постыдно пыталось замалчивать последствия катастрофы. Лгали не потому, что боялись — просто привыкли лгать. В печати начали появляться разоблачения исторической лжи. Отчасти поэтому я не выбрал гуманитарный факультет. Зачем? Если потом переучиваться. Меня лживость государства особенно возмущала, так как для меня информация по своей значимости занимала место где-то между пищей и воздухом.
Брат служил в армии, и без него мне было сложно оценить свой уровень подготовки к поступлению в ВУЗ. Возможности мои были малы. Но Харьковский университет навевал на меня тоску. А в МГУ я провалился на первом же экзамене, сочинении. В другой ВУЗ поступать уже было поздно.
Эту трагедию я переживал, уйдя глубоко в себя, в выдуманный мир. Я чувствовал себя кораблем, застрявшем на мели, хотелось опять быть подхваченным течением и плыть навстречу неизвестному. Человек, имеющий хороший голос, может стать артистом, умеющий хорошо считать — бухгалтером, и только человеку, предвидящему будущее, некуда податься. Мало того, на него еще смотрят как на идиота.
Устроился на работу помощником токаря на станках с программным управлением. Я работал, но думал о постороннем. Это было опасно и утомительно, рассеянность могла дорого мне обойтись. Шла какая-то подготовительная работа ума. Я не очень понимал, зачем она нужна, но мешать ей не хотел.
Пробовал писать рассказы, — не получалось.
Попробовал заняться автобиографическими очерками. Впечатлениями раннего детства. О себе писать легко, не надо выдумывать. Однако, скоро почувствовал при воспоминании явственное сопротивление нервной системы. О некоторых вещах я совсем не хотел задумываться. Продолжал вести дневник.
"В мире все упорядочено. Почему мир подчиняется законам? Жизнь и, тем более, разум могут возникнуть только при строгом порядке. Возможно, разум во вселенной не случаен, а является фазой развития мироздания. Материя осмысливает себя и воссоздает”.
“Никакая мировая гармония не стоит слезинки ребенка. Почему же Господь допустил? Как понять христианство с его утверждением всемогущества Господа? Но вера — не знание. Вера — это последняя надежда. Может быть Бог распялся потому, что почувствовал, что он виноватей всех”.
“Верить или не верить? Оснований для веры в христианский мир и так предостаточно, и будет совсем уж прекрасно, если, при всем прочем, Иисус Христос действительно сын Божий”.
"Еще недавно чувствовал себя больным, а вот теперь сижу до утра и не хочу спать. Надо полагать, мне, чтобы чувствовать себя хорошо, надо постоянно что-нибудь читать, тогда повышается работоспособность, появляется больше идей, и настроение прекрасное".
"История представляется непрерывной борьбой религий. А религия — это всего лишь набор аксиом, приписываемых авторитету, чаще всего Богу. (В науке обычное явление — построение математической модели на произвольной системе аксиом.)
В последнее время системы аксиом уже не приписывали Богу. Авторитеты были поменьше. Их уже не называют религиями, их зовут идеологиями. Очевидно, человечеству суждено было переболеть еще и этим. Выздоровеет ли?".

* * *
Мне исполнилось семнадцать лет. Я должен был получить приписное свидетельство в военкомате и пришел на медкомиссию.
Врачи почему-то не записали мои жалобы на здоровье, но особенно мне не понравилась их бормашина, напоминавшая автодрель, и старушка — садистка, успевавшая за пять минут поставить три-четыре пломбы. Я наотрез отказался "лечить зубы".
В группу проходивших медкомиссию попал некто, пытающийся получить инвалидность, так как был покалечен в армии.
Военврач изображал из себя глухого и требовал чуть ли не кричать ему в ухо. По моему, он просто издевался над инвалидом.
Я не стал разговаривать с военврачом, передал личное дело военкому и объяснил, что если военврач глуховат, то ему лучше отправиться на пенсию.
Военврач сказал, что он не глухой и что я обязан подчиняться, а то он может немедленно отправить меня в армию. Что, если я такой умный, то пусть немедленно напишу отказ от службы в армии.
Он явно пытался вызвать меня на скандал. Но я уже имел опыт общения с такими типами. Я спокойно объяснил, что до принятия присяги не обязан никому подчиняться.
В то время я был не прочь послужить в армии, но мне было только семнадцать лет. Рассказы о дедовщине и прочих злоупотреблениях тогда еще редко появлялись в прессе и казались мелкими недоразумениями. А вообще-то, непонятно, зачем идти служить, если там мои честь и достоинство могут подвергнуться оскорблению? Ведь не раб же я.
Возможность ощущения себя необходимым, осознания высокого служения и прочее были украдены. Чья это страна, в которой мне частенько, порой и на государственном уровне, дают понять, что я быдло?
Через неделю я получил приписное свидетельство, приобретя желание никогда больше не обращаться в это учреждение. Образно говоря — это не те люди, с которыми я пошел бы в разведку.
Здоровье мое оставляло желать лучшего. Я не забыл, как в седьмом классе у меня распухли суставы. Я тогда попробовал заниматься по системе Амосова — тысячу упражнений в течение получаса. Наверно нагрузка оказалась слишком большой. Что-то в моем организме оказалось в серьезном непорядке.
Тогда засвидетельствовать болезнь не удалось, так как ревматолог была в отпуске. Ревматизм грозил мне большими неприятностями. Если прежний с ростом костей проходил, как я полагал, то новый мог сделать меня инвалидом на всю жизнь.

5
Конечно, можно было работать токарем на заводе и быть уверенным, что моя жизнь обеспечена. Тогда было еще стабильное время. Но токаря частенько пьянствовали, и я, оставаясь там, наверное, мог бы спиться. Я понимал, что неосуществленные мечты могут со временем жестоко мне отомстить.
На заводе, рядом со мной, учился парень, недавно закончивший на отлично физфак ХГУ. Он работал по распределению на каком-то объекте и, как он говорил, пару лет нажимал одну кнопку. Кто-то защищал диссертацию, а он без толку облучался радиацией. Потом работал телемастером и вот, пошел в токари. На что было надеяться мне с моим разгильдяйством? Меня манила наука. Я надеялся, получив образование, разобравшись с законами мироздания, преподнести человечеству новую концепцию времени во всей ее логической завершенности и обоснованности. Уже тогда я подумывал о разработке метода предвидения. Продумывал все мельчайшие особенности своих психических состояний во время проникновения в будущее.
Информация о будущем обычно не является результатом размышлений и может быть отринута доводами опыта. Она приходит из будущего, и, если приемником ее является мой мозг, то и передатчиком, очевидно, является он же. Идентичность приемника и передатчика создает условия для резонанса, обеспечивает одинаковые способы конструирования образов.
Для передачи информации требуется яркость и длительность переживаемого события. Однозначность трактовки словесных формулировок. Подобно тому как сказано в Библии: “И будет ваше слово да — да, и нет — нет”. Большое значение для меня имело написание в будущем книги, которая должна была обеспечить продуманность и глубину переживания жизни, возможность видеть ее целиком.
В то время я был фаталистом. Может быть, из-за несчастной любви. Писал повесть: занятные появлялись мысли. Думая о роке, судьбе, я старался понять, куда ведут меня высшие силы. Возможно ли, что бы они внушали мне сюжет повести? Может быть, и не стоит ее писать? Тогда я хоть буду знать, что я — это я, незачем было бы мне что-то внушать. Повесть я тогда уничтожил.

6
Моя юношеская влюбленность не прошла, а была загнана в тайники души.
Моя любовь — счастье и горе. Полюбил я довольно глупо. В тот момент, когда я влюбляюсь, Таня уходит из нашего класса.
А, может быть, я долго бы еще не знал, что люблю ее, если бы не разлука.
Любовь моя была мечтательна. Я представлял Таню моей женой и матерью моих детей.
Иногда я мечтал посвятить лет двадцать науке, но эти две фантазии не вступали в конфликт.
Когда в девятом классе Таня снова перешла к нам, я обрадовался. Но она стала во многом другая. Трудно было найти в ней ту девчонку, которую я любил. Я боялся всего, боялся, что ей все равно и что она совсем меня забыла. Я потерял интерес к происходящему вокруг.
Наконец, я ей сказал, что она мне нравится, я хотел сказать, что люблю ее, но испугался слишком громких слов. Она сказала, что давно заметила это. Я даже подарил ей пару стихотворений. Но ответных чувств с ее стороны не было. Как жить? Мне надо учиться, жизнь моя не устроена. Может быть, я просто не приспособлен к жизни?
“Ничего не хочется делать. Как плохо устроен мир. Познание! Зачем? Все, что мне нужно — это покой и сексуальное удовлетворение. Сейчас, а не когда-нибудь потом. Я не могу любить вечно. Люди глупеют, стареют. Быть может, я уже не люблю Таню, и осталось только желание, инстинкт, которые могла бы удовлетворить любая женщина?
Какую дрянь я пишу, до какого цинизма я дошел, и это после моих романтических переживаний. Я так долго страдал, мечтал, желал, и все приходится предать забвению. Мои нынешние мысли перечеркивают ценность прошлых.
Но все же, мне повезло — у меня была любовь. Я чувствую себя обладателем огромного богатства чувств, пережитого, воспоминаний, которые возвышают меня, делая лучше.
Любовь создала меня таким, каков я есть, исправила недостатки, заставила вдумываться в жизнь, искать счастье”.

* * *
Борис вернулся из армии, отслужив в далекой, чужой, никому не нужной Венгрии. Научные интересы его поменялись. Он решил перевестись в Новосибирск на математический факультет.
С помощью брата мне удалось обнаружить пробелы в своих знаниях, но восполнить их я не умел. Я страдал меланхолией, писал стишки, учился заочно в подготовительной школе при МГУ и потом месяц — очно. Я знал, что не поступлю, но был спокоен, настроившись после экзамена по сочинению ехать в Харьков.
Так все и произошло.
Поступил в Харьковский университет. Принят я был также и в Технологический институт — по настоянию отца я сдавал экзамены и туда. Были опасения, что я не сдам сочинение, так как был не силен в грамматике. Вступительные экзамены — это зубная боль абитуриентов. Считается, что человек должен привыкать к экстремальным ситуациям. Нет, чтобы исключить из жизни все причины для неврозов — еще и специально создадут.

* * *
Встретил на улице одноклассника, Владислава. Действительно вырос за год сантиметров на двадцать. Сказал, что уже хватит.
Что это было? Само собой предвидение. Но может быть здесь сыграло роль еще и воздействие? Может быть есть какая-то сила? Есть внимание человечества? Но наверняка это внимание основано не на моем желании помогать людям. Чем-то еще я смогу его привлечь? Именно об этом надо подумать. С целительством конечно тоже можно поэкспериментировать, если подвернется случай.


ЧАСТЬ II

Глава I


— Когда живешь не в ту сторону, это бывает, — сочувственно сказала Королева. — Сначала обычно немножко кружится голова, но зато...— но зато в этом есть и свое преимущество — начинаешь понимать и то, что уже было, и то, чего еще не было.
“Алиса в стране чудес”
Л. Кэрролл



1
Учеба в университете началась с поездки в колхоз Херсонской области. Ехали только младшие курсы, а не все, как в прежние годы — что-то начало меняться в политике образования.
Сутки провели в поезде. Спали и на самых верхних, багажных, полках, — начальство экономило на билетах. Работа студентов прибыли почти не дает. Но студентов посылать "помочь убрать урожай" выгодно: администрация города обещает за это учебному заведению льготное финансирование.
Собирали помидоры. Мы надеялись попасть на арбузы и были огорчены. Никто особенно не утруждал себя работой. Частые дожди служили оправданием.
Свободное время проводили за картами, шахматами, нардами и вином из магазинчика поблизости. Преподаватель поначалу хотел пресечь пьянство, но потом сам выпивал с нами.
Приятно лежать ночью около костра и смотреть на звезды. Небо необъятно чистое и непроницаемо черное, звезды горят ярко и завораживающе. Когда смотришь на звездные россыпи и представляешь гигантские полыхающие шары, совсем забываешь, что твое сознание заперто в маленьком ящике с двумя глазками. Ощущаешь себя свободным, бесконечным. Но жизнь берет свое и возвращает в привычное земное русло.
Месяц пролетел незаметно. В группе оказалось два мага, которые все время о чем-то спорили между собой. Маг — это что-то вроде телепата и гипнотизера в одном лице. Мистикой увлекались многие, совмещая оккультизм с психоанализом.

* * *
В Харькове поселился в общежитии. Общага имела одну особенность: мусоропровод был на лестницах, а не на кухнях, якобы из соображений гигиены, и мусор, накапливавшийся в жестяных выварках, каждый день надо было кому-то выносить. Это несколько разнообразило жизнь студентов. Первокурсники пробовали игнорировать эту обязанность, но их запугивали члены студенческого самоуправления. Но никто и не пытался протестовать, отказаться от грязной общественно значимой работы, пускай и идиотской, было немыслимо. Общежитие было старым, по кухням бегали мыши и крысы, не говоря уж о тараканах. Через некоторое время я был потрясен, найдя у себя вшей.

* * *
Помню любопытную беседу с однокурсником Ваней. Я познакомился с ним в колхозе, а потом надолго потерял его из виду — он учился в другой группе, и мы почти совсем не пересекались. Как я слышал, после первой сессии у него оставалась задолженность по математическому анализу — не удалось сдать зачет.
Ваня достал сигарету и зажигалку. Раньше он говорил, что курит, только когда проводит сеанс мануальной терапии, прижигает пеплом точки акупунктуры. Но, видно, привык и стал курить постоянно.
— Надоело учиться в университете, — заговорил он как-то вдруг, без предисловий. К этой его манере я уже привык за месяц в колхозе, и теперь настроился на несколько минут пассивного слушания. — Не думал, что разочарование системой обучения наступит так быстро. Говорят, что система отбирает сильнейших, наиболее способных к работе. Черт с ней совсем! Поступая в университет, я вовсе не собирался участвовать в конкурентной борьбе на выживание. Хотелось тихо, спокойно получать знания. Мне нужна спокойная обстановка, дружелюбная атмосфера. Нервотрепка меня просто убивает. Да и то сказать, в университет я пришел с несколько несерьезными, по мнению преподавателей, намерениями. Просто хотелось расширить кругозор. Сформировать естественнонаучное мировоззрение. А на экзамене преподаватель счел мои знания неудовлетворительными. Когда я попросил задать дополнительный вопрос, он спросил: “Какая сейчас погода?". Взгляд у него был такой, словно он говорил: “А хочешь, зачетку в окно выброшу?" Правду говорят, во время войны был смершевцем. Придется что-то придумать, чтобы не загреметь в армию. Кому хочется два года валять дурака в вооруженных силах, да еще при тамошнем скотстве. Власть в стране тупо старается каждого к чему-нибудь приспособить. Независимо от желания людей. Неудивительно, что страна разваливается.
Ваня докурил сигарету и бросил окурок в поломанную дверцу настенной коробки пожарного крана.
Ваня мог говорить часами, не обращая внимания, нужно это собеседнику или нет. Мне как-то подумалось, что он обчитался Карнеги и усвоил себе роль массовика-затейника, постоянно о чем-то рассказывающего.
Ваня быстро влился в общество людей считавших себя парапсихологами, экстрасенсами, биоэнергетиками, магами и телепатами. Иногда участвовал в их опытах. Рассказывал, что в гипнотическом состоянии ему удалось вспомнить кусочек предшествующей жизни. Вроде бы, он шел с приятелем и разговаривал с ним на французском языке, а потом их убили. Не знаю, верил ли он сам в возможность реинкарнации.
Он рассказывал о пантеистических идеях устройства мира. Но иногда говорил о земле, как об увеселительном аттракционе для скучающих космических индивидуумов, а иногда, как об исправительной колонии грешных духом астральных тел.
Жить на Земле, по его мнению, с каждым веком все труднее и труднее. Эволюционный отбор оставляет жестоких и бездушных. Оно и понятно — кришнаиты и индусы путешествуют по мирам, буддисты уходят в нирвану, христиане, возможно, строят свой мир или ждут конца света. Только мы, ныне живущие, как последние дураки, подвержены карме и все больше увязаем в материальном.
Ваня скоро превратился в настоящую энциклопедию парапсихологии и оккультизма. Ни с того, ни с сего он мог начать рассказывать, как наводится сглаз или порча. По его рассказам выходило, что люди делают это примитивными, средневековыми способами. Сидит, скажем, маг и выдумывает орудие пытки: колючую проволоку, энергетические ножи, сети и прочее. По идеям этого мага или, говоря современным языком, по заложенной (придуманной) программе все это должно преследовать его врага и наносить ему вред.
Заканчивая такие истории, Ваня говорил, что делать этого ни в коем случае не следует. Так как то, что человек придумывает, остается внутри него, навсегда фиксируется в памяти, даже если он убедит себя, что избавился от придуманного и вычеркнул из своего сознания. Выдуманное орудие может, например, во время сна выйти из под контроля и обрушиться на своего создателя, терзая и разрушая его изнутри. И это уже реально, ведь это психология и физиология бессознательного.
Трудно относиться к подобным рассказам серьезно. Похоже, люди, действительно, большие фантазеры. Впрочем, у Вани не было ничего своего, все его мысли были с чужого плеча. Что-то прочитал, что-то услышал.
И в этот раз Ваня закончил повесть о себе так же неожиданно, как и начал. Зачем, для чего рассказывал — осталось непонятным. Он был экзистенциальным рассказчиком.
Наши представления о конкретных живых людях всегда мозаичны, всегда не полны. Люди приходят и уходят, мелькая в нашей жизни странными, непонятными эпизодами. Чтобы понять, приходится додумывать, домысливать их образы. Но фантазия может сделать из одного человека десяток правдоподобных и противоположных образов. Сущность конкретной личности остается неуловимой. Поэтому и я раскладываю свою мозаику, не заботясь о ее полноте и выразительности.
Когда я в следующий раз встретил Ваню, он был всерьез озабочен. Его отчисляли из университета, и он решал, как закосить армию. Украина стремилась к самостийности. У Вани не было никакого желания попасть в украинскую армию. Да и кто захочет быть рабочей скотинкой сомнительных политиков?
По его словам, армия должна была сократиться, как минимум, в десять раз. И служба должна быть добровольной и хорошо оплачиваемой. Политики должны жить по средствам, а не паразитировать на патриотических чувствах граждан.
А между тем, отмазаться от военкомата было не так уж и просто. Ваня не нашел ничего лучшего, как обратиться в психиатрическую больницу, симулируя душевное заболевание.
Я был очень удивлен. Как можно объявить себя сумасшедшим? Рискнуть симулировать болезнь, не опасаясь сойти с ума? А Ваня, действительно, провел в больнице полмесяца и вышел с диагнозом, занявшим в его справке восемь строчек.
По его словам, в больнице он воспользовался психогенными средствами для раскрытия магических свойств его личности. Но, кажется, ничего не добился.

2
Как-то раз, в университетской поликлинике меня отозвал в сторону странный мужичок.
— Ты с какого факультета? — спросил он.
— С физического.
— Первый курс?
— Да.
— У меня есть к тебе небольшое дело, я преподаватель физики, и вообще, должен быть у вас куратором. Ты знаешь профессора Рабиновича?
— Слышал — неуверенно ответил я.
— Мы вместе с ним работали над одной проблемой. Сейчас он уезжает, но неважно. У меня сложилась очень сложная ситуация. Я могу рассчитывать, что о нашем разговоре никто не узнает?
— Вполне.
— Знаешь, я попал в аварию. Жена с дочерью в больнице. Но они, к счастью, не очень пострадали. Беда в том, что надо платить штраф за машину, и в тюрьму могут посадить, авария-то по моей вине произошла. Документы забрали. В общем, мне нужны деньги, рублей пятьсот.
— Это большие деньги.
— Хотя бы триста. Ты ведь понимаешь, что за эту услугу я потом окажу тебе серьезную поддержку?
— У меня таких денег нет.
— Сколько у тебя с собой?
— Да вот, рубль остался. Я на выходные домой езжу, денег у меня обычно мало.
— А в общежитии занять?
— Кто ж мне даст? Я еще ни с кем не знаком. И что я им скажу?
— Ну, давай рубль.
— Пожалуйста, — сказал я, протягивая бумажку. Конечно, я ему не поверил, но был несколько растерян и решил, что за этот спектакль можно и заплатить.
Больше я этого мужика не видел.
Единственное, что меня обеспокоило — это то, что я выгляжу таким доверчивым ребенком.
Подобные мошенничества были не редкость в Харькове. Я замечал около университета цыганок, пристающих к прохожим.
Молодежи, задерганной преподавателями, нелепыми требованиями, непосильными заданиями, мир начинает казаться абсурдным. Появляется место мистицизму, заговорам, снятию порчи.
Забрать деньги у человека, находящегося в состоянии невроза, очень просто, достаточно сказать, что вместе с деньгами он отдает свои беды и несчастья.

3
Привыкнуть к учебе в университете оказалось непросто. Я не высыпался, нерегулярно питался, к тому же, иногда были ревматические боли в суставах, на которые я не обращал внимания. Зрение стало ухудшаться, два раза сменил очки.
Было известно, что первый курс самый трудный, многих выгоняют. Мне заранее было грустно, что я, оказавшись не очень способным, не смогу закончить образование. Но я старался.
Кое-как сдал первую сессию, но нервы были на пределе. Пожалуй, я впервые усомнился, что смогу что-то изменить в этом мире. Желание предвидеть будущее окончательно растрепало меня, лишило работоспособности. Видеть будущее было неприятно и трудно, и мне начинала представляться впереди чуть ли не гибель. Я все никак не мог решить вопрос о своей своевременности. Спасать людей сейчас или отложить на следующее перерождение? Я в то время познакомился с концепциями буддизма и никак не мог их преодолеть.
По-видимому, существовал какой-то барьер. Как тут не вспомнить о карме. Я с самого начала ожидал одних неприятностей. Я совсем разучился радоваться учебе. Был такой предмет, как английский язык, в котором я, несмотря на все усилия, не мог продвинуться хотя бы до среднего уровня. Оставалось уповать на везение.
В летнюю сессию мне не повезло. Чем-то не понравился я преподавательнице математичского анализа. Я в конце года приболел, пропустил несколько занятий, и она категорически не желала поставить мне зачет. Я справлялся со всеми ее заданиями, и в конце концов, она нашла пару примеров, которые не смог решить не только я, но и все общежитие.
До экзамена меня не допустили. Я попал уже на пересдачу, после сессии. Преподаватель был известен сволочным отношением к студентам. Надеяться на пересдачу не приходилось. Преподаватель заявил мне, что если бы не двоечники, то в Чернобыле не случилось бы трагедии.
Итак, матанализ я не сдал и приобрел невроз — состояние, в котором совершенно ничего не мог делать.
Первого сентября меня отчислили, хотя, кроме матанализа, у меня не было других задолженностей.
Пришлось умолять продлить сессию. Ее продлили только до 15 сентября, несмотря на то, что другим должникам ее продлили до 15 октября. Все разговаривали с замдеканом, а я сдуру полез к декану, изображавшему из себя крутого не то физика, не то администратора. Я даже не смог договориться с преподавателем о сдаче экзамена.
Летом у меня было сотрясение мозга: как-то утром быстро встал с кровати, потерял сознание и, падая, сильно ушибся. После медицинской комиссии, я остался в университете для прохождения повторного курса обучения. Ничего, кроме озлобления, это обстоятельство не вызвало. У меня мелькала мысль, что жизнь людей порой специально ухудшают в ожидании каких-то “перемен” в стране. И не только это. Разоткровенничавшаяся преподавательница физики как-то сказала “В лучшем случае, вам не будут мешать”, так как время роста научного работника около десяти лет, он может составить конкуренцию преподавателю.
Было ясно, что преподавателям наплевать на студентов, что система образования обюрократилась и прогнила. У нас в стране университеты существуют для преподавателей, а не для студентов.
Впрочем, что-то тут было не так. Мой брат тоже неважно учился в ХГУ, а вот переведясь в Новосибирск, стал участвовать и побеждать в математических олимпиадах.
Я мало терял в этой гонке. А люди вокруг меня теряли; я ясно предвидел грядущие потрясения. Конечно, я мог немного, но должны были быть другие, а их не было. Мне было очевидно, что пророки, предвидящие будущее, просто не в состоянии выжить в этом мире. Способность предвидеть запросто может привести к сумасшедшему дому. Казалось бы, что мне с того, что люди будут погибать? Но что-то мешало мне быть спокойным и безразличным.
Необходимость заниматься вызывала отвращение. Повторные занятия мне были не нужны. Как-то прочитал статью в газете о дедовщине в армии, там говорилось о распространении в армии отношений, бытующих у заключенных. Рассказывалось, что новичков, выделяющихся из массы, на зоне принято “опускать”. Подобно тому поступают и в армии. Мне тогда казалось, что так же делают и во всех совдеповских сообществах. И этих людей мне надлежало спасать...
Как-то надо мне было сходить к врачу, глаз воспалился, продуло, наверное. А карточку я забыл в Белгороде. Что делать? Раньше, вроде бы, принимали без карточки. И я решил рискнуть, прийти в больницу.
В регистратуре, возмутившись, заявили, что я обязан хранить карточку в регистратуре. А ведь было время, когда карточку можно было хранить на руках. После непродолжительных объяснений меня направили к главврачу. (Обычно выписывали вкладыши в карточку без проблем.)
Главврача не было, послали к заведующему терапевтическим отделением. У заведующей тоже позиция: ступай, вези карточку. Мне было все равно, я сам себе врач, но было любопытно. Я настаивал. Тогда заведующая сказала, что я могу идти заводить вкладыш. Я думал, что нужна какая-нибудь записка в регистратуру. Заведующая отказалась что-либо писать, но, потом, увидев, что я предлагаю написать записку на талончике к врачу , взяла его и заявила:
— Вот я сейчас позвоню в университет, в деканат, и расскажу, как ты себя ведешь.
— Ну что ж, — сказал я, — я тоже могу позвонить вашему начальству, вплоть до министра здравоохранения.
— На тебе бумагу, ручку — пиши. Жалуйся главврачу.
Но кто же не знает, как подчиненные относятся к своему непосредственному начальству.
Заведующая терапевтическим отделением по селекторной связи связалась с главврачом, которая на этот раз оказалась на месте.
— Можете вы прислать своих ребят? — сказала она, — тут один студент не хочет покинуть кабинет.
(Наверное, это часто случается — даже ребята специальные есть.) Через некоторое время они пришли — молодой парень лет двадцати трех и другой постарше.
— Ну что, выбросить его отсюда? — спросил мужичок.
Я вяло возмутился:
— Попробуйте.
— Вылетишь в два счета!
Это было уже интересно,— какие-то люди выбрасывают больного из кабинета врача. Я решил досмотреть до конца. Хотя было не по себе, произойди драка — свидетелей нет — круговая порука. Доказывай потом, что не верблюд.
— Вон отсюда, . . . . . , рыпануться не успеешь, — завелся мужичок. Заведующая явно не ожидала, что может произойти драка, поэтому порвала талончик.
Я направился к двери — мужик толкнул меня в спину и я обернулся.
— Вон отсюда, — мужичка разозлило, что на него не обратили внимания.
— Ну, ты, нечего на понт брать, тоже мне, в государстве живем, не в лесу.
— Плевал я на твое государство!
Я вышел, раздумывая, как попасть к окулисту и как, в дальнейшем, обращаться за медицинской помощью. А что, если справка понадобится?
Мужичок со словами: "Что ж ты, . . . . . . ., думал тебе позволят мешать работать, будешь еще передо мною выступать"— попытался втолкнуть меня в туалет. Это ему не удалось. Он отлетел на проходящих рядом людей и чуть с ними не подрался. Я, спустившись на этаж ниже, забежал в кабинет к главврачу.
Главврач сказала, что это не ее люди, что ее не было в кабинете, но что все нормально: раз я вел себя нехорошо, надо со мной еще разобраться.
— Вызывайте милицию, — говорю я.
— Сейчас вызовем.
"Круговая порука", — думаю я, и от конъюнктивита или от обиды из глаз потекли слезы.
"Оно и к лучшему, — решаю я, — проблемы разрешатся, и впредь будут снисходительнее”.
Заведующая терапевтическим отделением говорила, что у нее в кабинете всякое бывало, и в позу карате становились... Но такого...
Впрочем, все уладилось, к окулисту сводили без очереди — люди у нас все таки хорошие. Только вот нервничают, да еще комплекс внеуставных армейских отношений. Ну, да всякое бывает.

* * *
День — моя камера, я арестант,
У мыслей чужих в плену.
Что бы ни делал я, день как капкан,
И печени и уму.
В стену стучу, словно к врачу
Бью морзянкой "sos".
Я все смогу, в небо взлечу,
Хоть в тюрьме я рос.
Дни — палачи, время спешит,
Вечен часов кросс.
Кто там, в ночи, в стену стучит?
Кто там кричит "sos"?


4
Я стал интересоваться тем, как учатся студенты вокруг меня. Много было случаев, когда талантливые, любознательные и трудолюбивые люди становились жертвами преподавателей, которые буквально третировали их. Я много слышал рассказов, когда преподаватели грозили студентам, что они “наплачутся” на экзамене. Наблюдал, как преподаватели произносили с некоторым злорадством фразу: ”Похоже, нам придется расстаться”. Было ощущение, что они полагают: студент исчезнет, растворится в небытие.
Также я заметил, что порой студенты вспоминают добрым словом требовательных преподавателей, которые еще недавно сводили их с ума. По-моему, тут срабатывает эффект заложника.
Известно, что заложники террористов впоследствии хорошо о них отзываются. Здесь тот же самый случай: студент, несмотря на “ученые советы” и прочее, никаких прав не имеет.
Вот, например, Ковров. До университета работал программистом. Сам собрал компьютер. Самостоятелен и независим. И вот, преподавательница матанализа не ставит ему зачет. Он остается на второй год обучения. Бывали и другие истории. Некоторые я пытался записывать. Приведу одну из таких записей:
“Жизнь человека постоянно что-то отравляет. Взять хотя бы ангину. Еще вчера Вовка чувствовал себя здоровым, а сегодня — огромные желваки под подбородком и температура.
Его знакомая, учащаяся с ним в одной группе, недавно заболела дифтерией. Может, и просто ангиной, но уже неделю лежит в больнице. Сколько сейчас говорят о высокой смертности от дифтерии... Надо подстраховаться в больнице, а то так и помереть недолго... В расцвете лет, многообещающим гением. Так и не раскрыв своих талантов. А ведь они есть, и жизнь обещает быть красивой. Неординарные художественные способности. Это наследственное — предки любили рисовать. А еще стихи последнее время хорошие сочиняются. И в университете, как-никак, Вовка учится на мехмате. Тяжеловато, правда, но, ничего, вот уже первую сессию сдал. Учиться можно, если бы не очень много требовали. На первом курсе много студентов отчисляют, говорят, чтобы потом с ними не мучаться. Остаются самые сильные. Оно понятно, так преподавателям легче, уровень в университете выше. На конкретного человека наплевать. Как некондицию выбросили, и ладно, — что их, студентов, мало, что ли?
Вовка после школы сразу поступить не смог, дурака свалял, но ничего. Школу-то он закончил в шестнадцать лет, в армию не тянут. На заводе поработал, пообтерся, оно и к лучшему.
Вовка болезненно проглотил слюну и вошел в кабинет терапевта.
Терапевт, полная женщина пенсионного возраста, была оптимистично серьезна:
— Дифтерия, вылечим и дифтерию. Хорошо бы в больнице полежать, обследоваться, под наблюдением побыть. Позвоним по телефону, и скорая помощь отвезет в инфекционную больницу. Согласен?
Согласен, не согласен, — о чем разговор? Болен — лечите, не болен — не морочьте голову. Вот медицина... ничего толком не знают. Однако, что ж делать? Может, и в самом деле побыть под наблюдением? Или домой уехать, дома мама — врач. В университете справку потребуют. Дилемма. А еще вчера был здоров. Знал бы, где упадешь, соломки б подстелил. Но знал же...
Вспомнилось, как пару месяцев назад зашел с другом к одной гадалке. Интересно все-таки, — судьбу предсказывает.
Гадалка, деловито устроившись на полу, высыпала из мешочка бобы и наговорила с три короба. В общем-то, ерунда да вздор всякий. Выходило, что скоро произойдут в Вовкиной жизни обстоятельства, в силу которых он может погибнуть, и все будет зависеть от того, насколько правильное он примет решение. Получается, надо ложиться в больницу.
— Ладно, полежу в больнице, — сказал Вовка.
О сказанном Вовка пожалел сразу же по приезде в больницу. Старое обшарпанное снаружи и внутри здание, казалось, давило и угнетало. Стали вспоминаться фильмы про зеков.
Был уже вечер. У Вовки забрали его одежду, выдали больничную. Отвели в палату. Палату для больных ангиной. Рядом лежал тяжелый больной.
Сразу же пришло на ум, что если до сих пор он, может быть, и не болел дифтерией, то теперь имеет возможность подхватить инфекцию. Вовка не спал всю ночь.
Инфекционная больница это не дом отдыха. Вовка сразу понял, как мало оснований у него было считать, что здесь о его здоровье позаботятся наилучшим образом. Оказалось, что он тут вроде бы не для того, что бы его лечили. Здесь изолируют больных от общества. Как-то раз, медбрат между делом сказал, что Вовкино здоровье — не их проблемы. Ничего не оставалось, как согласиться. Им бы зарплату побольше, а так — какие у них проблемы?
Вот так живешь, живешь, потом — бах, и жизнь рубит тебя под корень, а ты и не понимаешь почему, за что.
Выздоровление никак не приходило. Уже через неделю Вовка понял, что никакая это не дифтерия, а обычная ангина. Дома дело наверняка уже бы пошло на поправку, а здесь в прохладной палате, при скудном питании и, бог знает, каких лекарствах выздоровление было под вопросом.
На второй неделе пребывания в инфекционной больнице Вовка стал искать пути спасения. Выйти из больницы сложнее, чем попасть в нее. Или выздоравливай, или умирай. Надо сообщить матери, чтобы приехала забрала; к счастью, она тоже врач. Но как сообщить в другой город? Позвонить? Дать телеграмму? Даже такие мелочи здесь невозможны.
Болезнь, страх, высокая температура действовали разрушающе на психику. Желание покинуть больницу стало неотступным.
Бог знает, чем бы все закончилось! K счастью, выздоровевший товарищ по палате согласился дать телеграмму, благо, деньги у Вовки были. А тут позвонил друг и обещал сообщить Вовкиной матери, чтоб приезжала, забирала Вовку.
Когда мать смогла приехать за Вовкой, нервы его уже были истощены до такой степени, что он был согласен и умереть, так ему было на все наплевать.
С ангиной дома разобрались быстро. Теперь проблемы были другими. Поездка в университет постоянно откладывалась. То, что раньше казалось важным, теперь казалось ненужным, напрасным. Ехать куда-то, преодолевать трудности, учиться чему-то не хотелось. Попытки заниматься дома тоже ни к чему не привели.
Мать консультировалась с психотерапевтами. Но они не могли помочь. Даже ремонт электроприбора требует времени, а тут — человек.
Пришлось Вовке оформлять академический отпуск. Справки, черт их дери, опять же мать написала.
Лето прошло, как во сне, в повседневной суете. Многое из прошлого затерялось, растворилось, пропало. Однако, с приближением сентября все чаще возникало ощущение тревоги. День отъезда в университет опять то и дело откладывался. Осознание необходимости уезжать из дому вызывало приступы тоски и слезы. Мать опять забеспокоилась. Знакомые посоветовали обратиться к знахарке, и через некоторое время мать отвела к ней Вовку.
Знахаркой-экстрасенсом оказалась молодая женщина. Выслушав мать, она сказала, что это, несомненно, сглаз, и что с ней произошла похожая история, что она смогла снять порчу и даже приобрела небольшие экстрасенсорные способности. Вовка сразу проникся к ней доверием. Через пару дней он был совсем здоров.
С тех пор у Вовки все хорошо. Женился. Перевелся с мехмата в архитектурный институт. Экстрасенсорные способности у него так и не появились”.

5
Иногда казалось, что можно было бы развить у себя кое-какие из полезных талантов. Но для этого нужно очень серьезно заниматься. Трудно, однако, чем-то заниматься зная, что это не найдет применения. Как это преодолеть? Так я не стал музыкантом, художником, артистом. Не могу заставить себя учить языки, да мало ли что еще можно было бы сделать и чего я не делаю? А, может, я преувеличиваю значение будущего в процессе обучения?
Год был не совсем потерян. Я занимался предметами, не относящимися к программе: психоанализом, логикой, социологией, философией.
С большим интересом прочитал лекции Фрейда. Они помогли мне разобраться в себе, что-то отбросить, что-то преодолеть, с чем-то смириться. Но психоанализ Фрейда — это психология животных инстинктов, так называемая, глубинная психология, мне же хотелось отыскать законы духовности — вершинную психологию.
Современному знанию свойственно стремление создать общую картину человеческих представлений о мире, проникнуть в тайны и загадки созидательных устремлений.
История человечества накопила огромный материал о творческих усилиях вестников и пророков, но, по большому счету, не было попыток теоретического обоснования, объединения этих случаев.
Вычитал у Фейнмана интересный эффект: античастицы рассматриваются как частицы двигающиеся назад по времени. Такие частицы могли бы переносить информацию. Значит физика, в принципе, не против. Но сомнительно чтобы наука в обозримом будущем была бы способна раскрыть тайну времени.

* * *
Услышал о предсказаниях Нострадамуса, которые постоянно расшифровывают и находят все новые описания событий истории. Вот, решил я, было бы хорошо, если бы он написал что-нибудь и обо мне. По видимому, он принимал информацию из будущего. Но кто-то должен ему ее передавать. Это могу сделать я. По крайней мере, пока только я осознал необходимость такой передачи, и не известно еще, осознают ли другие. А такие передачи должны быть осознаны.

* * *
Язык науки метафоричен. Когда заканчивается мифология и начинается наука? Наверно тогда, когда мир предсказуемо реагирует на наши действия.
Наука — дитя слова, одно из явлений человеческого сознания, выраженное языковой системой. Необязательно объяснять все дифференциальными уравнениями, может быть достаточно русского языка?
Вряд ли, создавая мир, Бог пользовался русским языком, но не более основательно думать, что он пользовался высшей математикой.

* * *
Постижимость мира удивляла самые великие умы человечества. В космологии есть "антропный принцип", согласно которому законы природы и вся Вселенная устроены так, как будто они были специально созданы для появления человека. Небольшие изменения в законах микромира сделали бы невозможным появление атомов. Существующие законы электрического взаимодействия позволили возникнуть сложным молекулярным структурам. Закон всемирного тяготения гарантирует возникновение и устойчивость Солнечной системы, обеспечивающей нужные климатические условия на Земле.
Можно предположить, что кроме человечества во Вселенной не существует другого разума. И именно разум человечества будет устанавливать законы Вселенной по временному каналу. Если бы разумов было много, то Вселенная была бы не устойчива и не так хорошо приспособлена для нас.
Если творцом был Бог, то человеческое законотворчество будет только вредить, но это, по-видимому, естественный и неизбежный этап развития человечества.
Если это так, то потомки (или творец), устанавливающие законы, могли предусмотреть специальный ключ, открывающий людям новые возможности поверх обычных законов.
Чтобы понять, насколько странен и непостижим мир, надо изучить квантовую механику. Понять двойственность материи, которая одновременно является и частицей, и волной, узнать, что невозможно одновременно определить и скорость движения частицы, и ее местоположение. Физики создают десятки теорий, описывающих и объясняющих все что угодно, но мир не становится понятнее. Вот, например, знаменитая теорема Геделя содержит доказательство того, что существуют утверждения, о которых нельзя сказать, истинны они или ложны.
Может ли разум сам себя постичь?
Поскольку, открывая законы мироздания, мы всюду сталкиваемся со строгим порядком, можно предположить, что у мира есть творец. Бог мог реализовать любую физическую концепцию мира. Мы, может быть, и сможем придумать ее теоретически, среди многих других, но догадаться, какая из многих легла в основу мира, скорее всего, не удастся.
Насколько простиралось всеведение творца? Возможно, существовало нечто изначальное, дотварное. Не стоит ли квантовая физика на пороге этого изначального хаоса, не имеющего законов?

* * *
Снился мне тяжелый, давящий своей серостью сон. Я хожу по мрачному помещению. Коридоры, лестницы, проемы в стенах. Чувство настороженности не оставляет меня, словно идет охота.
Брожу я долго, но ничего не происходит. Я хочу узнать, есть ли у меня оружие, смотрю на руки и просыпаюсь. Я всегда просыпаюсь, увидев во сне свои руки, автоматически включаются логические отделы мозга. Творческое мышление зародилось благодаря работе рук, оно древнее, чем речь.
Однако я думаю о причинах столь странного сна. Не доведется ли мне принимать участие в каких-нибудь военных действиях?
Я вспоминаю свой сон, ощущения. Нет, решаю я. Это всего лишь игра, компьютерная игра, которой я буду увлечен в будущем. Я давно мечтал о компьютере, похоже, он у меня будет. Мое будущее увиделось мне не безнадежным.
Я думаю, что мрачные ожидания многих пророков могут иметь своим источником подобные же недоразумения. Пророки прошлого не знали, что такое кино, телевидение, компьютеры и не знали, что люди будут развлекаться с их помощью выдуманными ужасами.
Впечатления и образы могут быть почерпнуты и из художественного фильма, лишь боль собственного сердца нельзя подделать.
Разобраться в будущем совсем не просто. Надо быть осторожным.
Хватит ли у меня решительности увлечь людей своими идеями? Призвать их к содействию? К решению видящихся мне проблем?

* * *
Бегу отсюда или сюда?
Войти иль выйти хочу куда?
А жизнь движенье иль пустота?
И мысль молитва иль суета?
Таких вопросов в сознанье тьма.
Они любого сведут с ума.
На них ответов не сыщешь рать.
Любую крепость придется сдать.
Но, не взирая на крепость ран
Живу как прежде, никем не ждан.
Встаю с рассветом, ложусь в ночи.
Ищу ответы, таю ключи.


6
Новые и новые факты пополняли мою коллекцию, подтверждая возможность предвидеть будущее. Сбылись мои предсказания о судьбе одноклассников. Настолько, насколько я смог собрать о них сведения.
Я заметил у себя наличие эйдетической памяти. Она давала при вспоминании событий ощущение присутствия в прошлом. Наверное, это имеет значение для проявления способности предвидеть будущее.
Но, несмотря на хорошую память, я иногда не мог своевременно вспомнить нужную информацию. Проблематично создавать Вселенную в своей голове — пока ее всю обшмонаешь, разыскивая нужные сведения...
В Харькове у меня появилось много хороших друзей. Одного из них, своего одногруппника, я встречал еще в Москве. Завен, он вместе со мной поступал в МГУ, только на астрономическое отделение. Одет он был как хиппи, и абитуриенты в нем с ходу признавали отличника. Мне тогда подумалось, что в будущем он будет моим хорошим другом. Такие совпадения раньше называли астральными связями. Тогда же я усомнился в своем поступлении. Однако, я не ошибся и встретил его в Харькове. Он не прошел по конкурсу.
Как-то мы разговорились о предвидении перед экзаменом по физике.
Потом зашли в аудиторию, и я, то ли под впечатлением разговора, то ли еще почему, с ходу назвал номер билета, не взяв его. Профессор, Владимир Александрович, записал, а я, опомнившись, остановился в недоумении.
— Совсем, — говорю я, — замучился. Где его теперь искать?
Завен тоже отчего-то заволновался, пробормотал что-то растерянно.
— Что ж вы делаете? — сказал преподаватель. — Я менять запись в ведомости не могу.
— А искать и не нужно, — уверенно сказал я, — я сейчас разрабатываю теорию, которая со временем дополнит теорию вероятности, и вот согласно моим разработкам любой, взятый мной билет будет двадцать второй.
— Основы этой теории уже трудно дополнить или изменить, там сплошная математика, все элементарное строго математически, сиречь железно, обосновано. — возразил Владимир Александрович.
Я взял билет, и он действительно оказался двадцать второй. Я и сам удивился.
— Ну знаете, — развел руками преподаватель.
Завену я "посоветовал" вытянуть девятый и он его вытянул, хотя хотел седьмой.
Подобные курьезы случались часто, но ничего, кроме досады, они не вызывали. Если бы предвидение давалось мне с большими трудностями, я бы занимался развитием способностей. А так, было горько сознавать, что уникальные возможности расходуются без толку. Хотя достаточно ли они легко мне даются? Могу ли я быть уверенным, что, объявив о них, ничего не потеряю. Ведь что-то происходит со мной не только в момент предсказания, но и после совершения предсказанных событий. Я продолжаю о них думать, переживать, страдать из-за них. Все совсем не просто, как это могло бы показаться на первый взгляд.
Костя, с которым я жил в одной комнате, как-то спросил меня:
— Почему ты не сообщишь миру о своих способностях? Ведь их надо изучать.
— Не хочется быть подопытным кроликом. Да и кому я сообщу? В лучшем случае я мог бы найти пару преподавателей из университета.
— Тоже не плохо.
— Если бы я учился хорошо, может быть, и рискнул бы. И потом, я тешу себя надеждой, что смогу и сам разобраться в этом феномене. Вот, например, Рентген, когда открыл свои икс лучи, не побежал оповещать мир о своем открытии. Он несколько месяцев сидел в своей лаборатории, изучал новое излучение.
— Что ж там изучать?
— Ну там, рассеивание в разных средах, отклонение в электромагнитных полях.
— Они же не рассеиваются и не отклоняются.
— Ему еще предстояло это выяснить. Так и я поставлю десятки, а может быть сотни опытов, прежде чем поведать о том людям.
— А зачем ты нам об этом рассказываешь?
— Ну, может быть я не такой эгоист как Рентген, а может быть, в силу специфики моего открытия, мне нужны свидетели. Так что считайте вы уже вписаны в историю.
— А если ты просто сошел с ума?
— Рентгену тоже по началу показалось, что у него галлюцинация, но он быстро разобрался, что к чему.
— Не знаю, я бы не хотел с этим связываться. Страшновато.
Предсказывая будущее я часто встречался со страхом сглаза, нечистой силы. Большинство людей имеют простенькие взгляды на жизнь, и отгораживаются стеной глухоты от неизвестного. А еще мечтают стать учеными.

7
У нас в общежитии студенты организовали “музыкалку”. Комнату, в которой собирались играть свою музыку.
Кроме студентов туда пристали Женя-гитарист, живший в Харькове, и Бигимот — ударник, специально для создания группы приехавший к другу и устроившийся дворником при общежитии.
Биги меня заинтересовал какой-то внутренней обреченностью. Питался совершенно невозможными объедками, баловался травкой. Лишая себя будущего, самоубийцы обкрадывают свое прошлое
Женя тоже курил травку, состоял на учете в больнице с диагнозом шизофрения, но был более жизнерадостным.
Я сказал Завену, что надо спасать Бигимота.
Завен расспросил Бигимота, оказалось что тот предпринимал попытку к самоубийству. У него год назад умерла мать, отец был алкоголиком и давно исчез из его жизни.
Мы посоветовали ему уйти в монастырь, но оказалось, что он куда-то уже обращался и безуспешно, вроде бы не было мест.
Через некоторое время Бигимот повесился. Завен ездил на похороны и вернулся подавленным и печальным.

8
В харьковский университет переводились студенты из Чечни. Тогда я понял, что в Чечне, совсем скоро, будет война.
Будущее часто являлось мне во снах. Но их еще надо было расшифровывать.
Вот мне снилась канатная дорога. Она — прямо над моей головой, и куда бы я ни пошел, будто следует за мной, внушая чувство опасности. И не напрасно: издалека ко мне движется подвешенная за канат мумия, замотанная в кроваво-красные бинты. Я пытаюсь убежать, но тщетно. Мумия настигает меня. Она уже надо мной, ее мертвая нога, обутая в кирзовый сапог, толкает меня в голову. Но меня мучает не страх, а острая жалость к тому, кто стал мумией, и чувство непонятной вины. Я мысленно как бы оправдываюсь неизвестно, перед кем, что я ничего не решаю, я даже не доктор, — я такая же жертва в этой игре. В чем я виноват?
Я просыпаюсь, вспоминаю, что война в Чечне еще не началась, и успокаиваюсь.
Война — огромное несчастье, но как его предотвратить, когда она является делом рук человеческих? Разделять людей на добрых и злых, умных и глупых? С войной одними предсказаниями не справишься, тут нужно общее воспитание.
Впрочем, и кроме войны в близком будущем виделось множество людских трагедий. Средства массовой информации и особенно телевидение позволяют отслеживать события по всему миру. Пророки минувших времен такой возможности не имели.
Страна вместе со всем мировым сообществом вошла в полосу кризиса. Все труднее становилось понять, в какой стране мы живем, где границы и в чем законы. Будущее народа оказалось проданным оптом международной буржуазии. И эти люди еще говорят о «священном праве частной собственности»! Это Святой дух, через пророков, пестовал, развивал и спасал человечество. Это он создавал культурные и материальные ценности. Ну какая, на Земле, может быть «частная собственность»? Воровство одно!
Я не сторонник буржуазных ценностей. В жизни должен быть коллективизм, взаимовыручка, ответственность всех за всех. И что делать пророкам? Не брать ли деньги за спасение людей? Нет у человечества таких денег! Да и демократия, потворствуя большинству, прямо скажем глупому, ведет к дегенерации народа.
Однажды, поздно вечером, я выпил крепкого чая, чтобы поразмышлять о жизни, помедитировать.
Постепенно я пришел к чувству гармонии с миром, к ощущению счастья. Даже грязь, копоть и паутина казались мне прекрасными, а плесень — декоративным украшением.
Единственного, чего мне не хватало, это беседы с другом. Я нашел Завена и мы решили, что мое состояние нужно использовать для проникновения в будущее. И я начал рассказывать, сам плохо понимая, откуда что берется. Как ни странно, предварительная осведомленность черпалась из телевизионных передач.
Как-то я видел репортаж из японского города. Говорили, что после недавнего землетрясения город отстроили вновь с гарантированной, способной противостоять любым толчкам, прочностью. Я подумал, что все равно, все будет разрушено.
Так я предвидел: расстрел депутатов Верховного Совета и складывающуюся политическую ситуацию, убийство Димы Холодова из “Московского Комсомольца”, убийство Листьева.
Дима Холодов в какой-то передаче о “Московском комсомольце” сказал, что они не удивятся, если кого-нибудь из них убьют, очень уж много им угрожают. Видно, он что-то предчувствовал. Я счел, что мне незачем влезать со своими предсказаниями. И что сказать? Сообщить про бомбу в дипломате?
Я не был уверен в себе. Трудно находить внутри себя силы, когда все окружающее тебя говорит, что ты не прав.
Завену, заинтересовавшемуся сектой АУМ Сенрике, я рассказал, что в будущем она окажется террористической организацией. У него была брошюрка, в которой заявлялось, что их гуру способен предвидеть будущее. Но, по моим представлениям, его сообщения можно было назвать лишь прогнозированием. Очевидно, что они морочили людям головы. К сожалению, такие извращенцы встречаются слишком часто, а неграмотность людей в этих вопросах, создает возможности для злоупотреблений.
Предвидения чаще всего озаряли меня во время бесед с друзьями. Диалог мне представляется одной из форм организации мышления. Диалог идет между полушариями мозга человека, между различными людьми, институтами, странами, между прошлым и будущим.
Друзья предлагали свое содействие. Но что они могли сделать? Тогда до событий было еще далеко, и я не знал конкретных дат, мест и условий.

* * *
Я чувствовал, как душа моя подвергалась влиянию потока общечеловеческого сознания, обрушивающегося на меня из будущего. Мотивы моих поступков возникали в подсознании, постепенно вызревая и оформляясь.
Не могу сказать, что информация, идущая из будущего, была однозначной. Там много людей, много мнений.
В общем, получалось так, что я должен был принести свою личность в жертву человечеству, стать сверхчеловеком, а попросту говоря, машиной, выполняющей узкоспециальную задачу — спасение людей.
Не то, что мне это очень уж не нравилось или я был не способен на такую жертву, нет, просто я чувствовал, что не выдержу такой нагрузки. Я чувствовал большое напряжение душевных сил при получении более-менее конкретной информации, которую можно было бы хоть как-то использовать. В мире происходит слишком много катастроф, преступлений, трагедий.
И потом, что делать, надевать вериги и юродствовать на площадях? Сомнительный способ.

* * *
Борись! Но если твои поступки ведут к страданию, то ты действуешь неправильно.

* * *
Я принялся изучать философию, — необходимо было понять, как, почему я, моя сущность, мой внутренний дух, оказались вне законов физики.
Философы долгое время строили свои системы на основе логики, не интересуясь человеком, его естеством. Только в последнее время пришли к пониманию, что философия должна заниматься человеком.

* * *
На книжных прилавках стали появляться интересные книги. Впрочем, пресловутый “железный занавес” скрывал от нас, прямо скажем, не бог весть какие ценности. Я заметил, что новые факты, встречающиеся в литературе, уже не заставляют меня пересматривать или дополнять мою гипотезу. Поэтому я стал читать только те книги которые сами попадали мне в руки. Ни сил, ни средств, ни времени на поиск необходимой литературы у меня не было.

9
Отказавшись от любви ради познания мира, ради самопознания, ради спасения людей, я был равнодушен к женскому полу. Мимолетные увлечения отбрасывали мои мысли в прошлое, принося ощущение потери. Мне снилась школа, словно я остался на второй год, Таня и Наташа, и боль в груди. Впрочем, боль оставалась и после сна.
Я старался не зацикливаться на переживаниях и расширять круг знакомств. Не думаю, чтоб я был очень стеснительным, но заметил, как сильно облегчает общение сигарета или алкоголь. Для серьезных же отношений требовалась материальная обеспеченность. Но жертвовать временем, зарабатывать деньги, чтобы однажды услышать от симпатичной девчонки: “Я люблю тебя”, казалось унизительным.
Хороших женщин много, но выбрать рассудком я не могу, не получается. Я жду, пока что-то глубинное не сработает во мне и не скажет: “Вот та единственная, которая тебе нужна”.
Завести семью, детей? Но что их ждет в этом мире? Стоит ли жизнь того, чтобы ее прожить? Философы древности большей частью не признавали за жизнью никакой ценности. Наверное, потому что невозможно свободно мыслить, если не готов ежеминутно умереть.
Трудно действовать, ставить цели, чего-то добиваться и при этом быть готовым умереть. И все же это возможно.

* * *
В ту пору я пережил небольшое романтическое приключение. Мне понравилась маленькая рыженькая девчонка Ирина с моего курса. Не знаю, что я в ней нашел. Наверное, некоторое обаяние женственности.
Я долго добивался свидания. Почему-то девчонки обычно бывают настолько занятыми словно по жизни руководят министерством. Наконец, она соизволила прогуляться со мной до телеграфа, откуда собиралась звонить родителям.
Ира рассказывала, как ей сложно учиться в университете, как мало свободного времени, что прошлым летом с нею приключилась странная болезнь, — температура поднялась до тридцати девяти и продержалась месяц. Радужка глаз у нее была в крапинку, что говорило о нарушении мозгового кровообращения.
Влюбленность моя таяла по мере приближения к цели прогулки. Отчего-то отталкивающе подействовали на меня ее ногти: маленькие, они походили на коготки. Добило меня, однако, то, что она не читала Достоевского.
Все же мне было хорошо с нею. Я купил ей букет ландышей. Кафе около общежития уже закрылось. Целоваться Ира не захотела. Мне тогда пришло в голову подумать: правда ли, что будущее открывается только не целованным? Я слышал, что есть такое поверье.
Через несколько дней Ира уехала на педагогическую практику в летний лагерь.

* * *
Засажу я тебя в категорию
И заставлю морфизмы искать
Из тебя в королеву Викторию,
У тебя ведь такая же стать.
Будет выбора дикая функция
Тебя с мамонтом отождествлять,
А закон трансфинитной индукции
В бесконечность тебя задавать.
Муки адовы жить под покрытием,
От которого нечего взять,
Быть звездою своего общежития,
И собой крышу мира толкать.
Снова ждет за углом расширение,
Бикомпактной теперь надо стать,
Чтоб какой-нибудь ангел сужения
Мог покрытья твои устранять.


* * *
Завертела, закружила жизнь, утопила в повседневной суете. Заинтересованность жизнью человечества, страны сменялась озабоченностью своим личным завтрашним днем. А жизнь становилась сложнее, неразборчивее, жестче.
Как-то приснилось, будто я просил милостыню. Никто не подавал, и мне было грустно. Одет я был в костюм и недоумевал: "Зачем это я так вырядился?" Вокруг спрашивали, на что мне милостыня? Я сказал, что на церковь, и мне было стыдно, как будто я обманул.
Надо было что-то делать. Преодолеть университетский барьер я явно не мог. Оставалось попробовать силы в литературе. И именно тогда у меня чудным образом появляется печатная машинка. Я давно хотел ее иметь, и вот пошел однажды в подвал и запнулся о старую печатную машинку, брошенную в углу. Наверное, списали с производства, а потом выкинули. Тогда я постарался забыть о ней, боясь взять чужое, но через неделю опять запнулся об нее. Месяц она покрывалась пылью, а я ходил мимо, и в голове у меня происходила нешуточная борьба разума с совестью. Наконец, победила и укрепилась мысль: неспроста она там стоит, и явно некому будет ее хватиться, если исчезнет. А мне эта машинка нужна, как электрику плоскогубцы!
Принес домой. Почистил. Отремонтировал. Напечатал рассказ:
Был ли это сон? Или фантазия? Только помню смутно, что до своего рождения на Земле общался с ангелом и обсуждал с ним судьбы людские. И образы чудные проходили предо мной. И было много чувств. А слов не было...
Я осознал вопрос:
— Зачем ты хочешь жить в мире?
— Желаю понять себя, убедиться в устойчивости моей веры в истину.
— Представляешь ли, что тебя ожидает? Тело твое будет слабым, изъязвленным болезнями. Ты будешь испытывать муки голода и жажды, холода и жары. Общаться придется символами, мало понятными даже тебе самому. Ощутишь на себе, что такое злоба и ненависть, будешь любить безответно. Станешь просить помощи и услышишь смех, захочешь есть — дадут тебе камень. Плоть твою медленно и жестоко заставят умирать. Вынесешь ли?
— Попробую.
— Ты сам испытаешь ненависть к мучителям своим и презренье к немощным и уродливым, поднимешь руку на живущего рядом с тобой. Стыд сожжет тебя, и очиститься будет трудно.
— Господи, прости мне гордыню мою. Не оставь меня, не дай совершить чего-либо постыдного, чтоб, возвратившись, не устыдился я жизни своей.
— Поставлю тебя в легкие условия, от многих тягот будешь избавлен, но жить должен самостоятельно.
С тех пор я на Земле. Непросто живется в этом мире. Однако отрадно думать, что сам я выбрал судьбу такую.
А все-таки я грешник. И чем дальше, тем все слабее тяга к богу. Прижился я тут, акклиматизировался.
Удивительно, насколько техническое средство может способствовать творческому процессу. Я даже сочинил несколько стихотворений. Может, в самом деле, Бог помог?

10
Хорошо бы выяснить влияние биосферы на мышление. Люди научились летать в космос, но процесс мышления слишком тонкая штука, тут нужна специальная подготовка.
Надеюсь, Земля является центром вселенной, и скорей всего, других разумных существ в мире нет. Других — значит с другой душой. Во всяком случае, я никогда не чувствовал мышления чуждого мне разума.

* * *
В пространстве разума не лги,
И не проси у Божества подмоги.
Мы во вселенной страшно одиноки,
И грань ее нам давит на мозги.


* * *
Все явственнее становились проявления украинского шовинизма. После второго курса в сентябре мне сообщили, что я отчислен из-за несдачи зачета по украинскому языку. Моя неспособность к языкам была очевидной. Впрочем, экзамен вместо меня сдавал Костя. Он учил этот язык в школе, но так и не выучил или его специально завалили, не знаю.
Преподавательница напрашивалась на взятку, но мне уже надоел Харьковский университет. Хотелось посмотреть другие. Электричка от Белгорода стала ходить на два часа дольше. Таможня, пересадки, дорогие билеты. И чего ради? Бессмысленная трата времени, сил, средств, нервов. Политики перебесятся, и все вернется на круги своя.
Что-то я чувствовал и раньше, но тут все стало совершенно прозрачно. Я не хотел думать, что в университете могут возникнуть национальные проблемы. Как-то у станции метро ко мне привязались подростки, пэтэушники. Их раздражала надпись на моей спортивной шапке — "Москва". Пришлось убежать, слишком их было много. Но это казалось недоразумением, подлость же интеллектуалов гораздо неприятнее.
Через полгода забрал документы. В деканате университета встретил преподавательницу математического анализа. Она, видимо злорадствуя, сказала:
— Возможно, армия тебя чему-нибудь научит.
— Чему-нибудь мне не надо, так что вряд ли я там окажусь. Да и таким, как вы, защитники ни к чему. Сами кого угодно загрызете.
В военкомате мне поначалу сказали, что я должен быть призван на службу. Служить я, конечно, не собирался. Из-за украинского языка выгнали из университета, а в армию тянут. А там те же националисты. Да и наблюдая передряги в Крыму, было противно думать, что меня могут там использовать.
Я написал в какой-то бумажке, что отказываюсь служить в украинской армии. Мне выдали личное дело на руки и сказали, что я могу идти на все четыре стороны.
Итак, учеба в Харькове мне ничего не дала, а взяла много. Была у меня уверенность в себе, в людях. И ничего не осталось.
В развитых странах молодые люди от двадцати до тридцати лет — основная движущая сила науки. Ведь в молодости у каждого есть непредвзятость мнений, быстрота ума, желание свернуть горы, готовность ниспровергать авторитеты — то есть все, что необходимо для работы на переднем крае науки.
У нас иначе. Студенты не делали ничего серьезного и воспринимались как необходимое зло.
Известно, что например, спортсмены уходят из спорта, как правило, до тридцати лет! По видимому, останавливается какой-то невидимый маховик в груди, толкающий на подвиги.
Свои неудачи я воспринимал трагически. Я считал Христа логосом, и университет был для меня храмом науки. Надежда умирает последней. Я еще на что-то надеялся. Решил перевестись в Воронежский университет.


* * *
Жалко расставаться с друзьями, хотя, может быть, я чаще стану записывать свои мысли.

* * *
Что-то я увлекся переживанием негативного жизненного опыта. Пора переходить к позитиву.

Глава II
1
Хронику своей жизни мне легче восстановить по событиям моего мышления. В моем мозгу зрели идеи. Я иногда проводил их осмотр, словно проверяя степень их созревания. Прочитанные книги давали мне пищу для размышлений. Самые различные стороны жизни говорили мне об участии Духа в бытии Мира.

* * *
Какова природа наших мыслей? Первое размышление может убедить, что нет никакого средства для исследования этого вопроса. Мы ощущаем свою мысль, вполне отличаем ее от всего, что не является ею, даже отличаем все мысли друг от друга. Но что такое мысль? Чем являются наши мысли, если они могут переноситься из будущего в прошлое? Чем являемся мы? К кому обратиться за ответом?
Говорят, нужно молиться, но хочется большего. Хочется поговорить, вместе подумать, поразмышлять. Приятно иногда думать о всеохватывающем космическом мозге, впитывающем в себя все проявления разума.
Приятно было бы вместе с ним наслаждаться игрой чистого мышления, строить бесконечно сложные теории, порождать новые прекрасные миры, погружаясь в загадочные бездны измерений пространства и времени.
Конечно же, он должен знать обо мне все. Право слово, только и остается — немного пожаловаться на жизнь. Мелкие неудачи, состояние несчастной грусти.
Может быть, мне только кажется, что я мыслю. Может быть, это кто-то всматривается в меня, как в кусочек зеркала и смутно видит свой образ. Тогда мы должны быть похожи.

* * *
Человечество может целенаправленно воздействовать на прошлое, задавая хотя бы вектор эволюции. Но способности людей пока не внушают оптимизма, поэтому хочется надеяться на некоторую Божественную волю.
Сильных проводников информации мало, и зачастую остро передается негативная информация. Можно выделить два стиля жизни по виду используемых информационных потоков из будущего: канал благотворной и полезной информации, и негативный канал, ведущий к гибели — канал неудачников, или отсутствие связи. Люди могут непроизвольно перескакивать на него, и тут важно не задерживаться на нем, не зацикливаться на переживаниях, найти в себе силы перейти на линию жизни.
Будущее определяет прошлое, но к чему оно нас склоняет? Несомненно, потомки хотят жить хорошо, счастливо. И, в какой-то мере, их счастье — это наше счастье. Возникни в будущем проблема — и мы ощутим волну боли, страданий, переживаний. Потомки пытаются нами управлять, порой не очень нас жалея. Конечно, делается много ошибок, но разве запретишь человеку познавать мир, пытаться его улучшить.
Да и в настоящем страдание человека сказывается на всем человечестве. Безусловно, чужие переживания можно перенести, не заметить, и люди с этим прекрасно справляются, но все же для полноты счастья было бы желательно, что бы в мире не было страданий. Человечество является единым организмом с единым разумом. Счастья можно достичь только коллективно.

* * *
Идеалисты признают некоторые силы, управляющие миром: Бог, судьба, космос, карма, — мир одухотворен, пронизан неким общим началом. Считают, что поведение индивида как бы запрограммировано высшими силами, но индивид может действовать и вопреки предназначению. Фаталисты верят в судьбу, полагают, что волевыми импульсами можно изменить только путь, а не конечную цель — от судьбы не уйдешь. Религиозные люди считают грехом отступление от Божественного плана. Как будто они его знают.
Судьба — всего лишь информация из будущего. Приходит она по каналу, который можно назвать и божественным Ветром Времени, и Святым Духом, и много еще как, но поклоняться этому можно с тем же успехом как, скажем, молиться электричеству.
Это я могу рассмотреть и на примере собственной жизни. Как я шел к поставленным целям, как заблуждался, как играл сам с собой, передавая порой неточную информацию из настоящего в прошлое.
Конечно, можно было бы и мне вести себя немного по другому: обойти острые углы, не ставить себя в трудные положения, сделать мою жизнь менее драматичной. Но может быть, именно то самое переживание совершенных ошибок, несправедливости и привело к ощущению ветра времени, вступлению в связь с будущим. Ради этого открытия можно было и пострадать. Наверно, перед моими последователями не будет стоять столь глобальных, неподъемных задач, и их жизнь будет более спокойной.
На высоком уровне интеллекта можно говорить не только о влиянии будущего на прошлое, но и об управлении из будущего. Может быть, удастся овладеть искусством распускать ткань времени, варьировать былое. Сколько в истории загадочных, мистических, необъяснимых страниц, заставляющих предполагать вмешательство некоторых заинтересованных сил. Даже если предположить существование иных разумных существ, то все же непонятно, кому, кроме людей, это нужно?

* * *
Мир, такой каким его воспринимает сознание, не включает Бога. Более того, я вижу свое сознание практически законченным. Способен ли взрослый человек перестроить свое мировоззрение? Мировоззрению, наверняка, присущ сильный инстинкт самосохранения, ведь это важная часть человека. Мое сознание сильно противится такой или какой-либо другой ломке. Оно не принимает даже идею собственного бессмертия. Бессмертие для других людей принимается даже с некоторым желанием, из ложной, быть может, жалости. Меня не столько пугает смерть, сколько “детская” беспомощность после нее; если после что-то есть. Я это объясняю не усталостью от жизни, ничего подобного близко нет, но консерватизмом моего я. Если бы мне предложили прожить еще одну жизнь, то она была бы продолжением моей.
Читал тибетскую книгу мертвых. Такое ощущение, что интеллектуальные способности после смерти не сохраняются. Да и другие религии настаивают на том, что после смерти уже ничего не исправишь, так словно теряется способность свободно мыслить.
Но без интеллекта я это уже не я.
Если же интеллект сохраняется, то возможно совершение греха уже в том мире, и новое отпадение от Бога. Поэтому надо признать, что невозможно согрешить против Бога. Плюс, человек не может отвечать за те мысли источник которых лежит в природе языка, или заложены в самой природе смысла.
Религии учат людей как не думать. Как будто это трудно! Гораздо сложнее научиться мыслить правильно, то есть свободно и независимо.

* * *
Чудо и Бог различные понятия. Чудо — это всего лишь часть мира, вызывающая удивление, неизученная. Бог же представляется как нечто близкое ко мне, к человеку, как проявление заботы о моей личности, моя зависимость от него, подчиненное состояние. Богу должно быть дело до моей жизни. В раннем детстве у человека есть родители, которые кажутся ему всемогущими. Потом приходит разочарование, утраченные иллюзии, желание переложить на “нечто” часть своего страха перед миром. Для меня роль этого “нечто” сейчас выполняет собственное сознание. Мне кажется, что оно часто подменяет реальные жизненные ситуации своими моделями, скрывает мир, заменяет его своим собственным. Во всяком случае никакого страха, одиночества или беспомощности я не испытываю, благодаря ему. Насколько оно устойчиво? Это другая тема.

* * *
В последние два-три года мое сознание приобрело форму, которую я по многим причинам считаю законченной. Полностью исчез страх перед миром, я понял, мир не даст мне более того, что уже дал. Все, что осталось познать, находится во мне самом.
Хорошо помню то время, когда сознание состояло из слабо связанных частей, это казалось мне проявлением многосторонности моего я.
Не хочу недооценивать сексуальных мотивов, в частности, связанных со стремлением к лидерству, и так далее в развитии моего сознания, но важнее был поиск формы существования. Необходимым элементом, главным элементом этой формы была постоянная нагрузка на интеллект. Этот прессинг приводит его в устойчивое “динамическое” равновесие.

* * *
Как-то раз зашел в медицинский институт. Думал походить по кафедрам, посмотреть учебные программы.
На кафедре патологии была устроена небольшая выставка заспиртованных экспонатов. Чего там только не было! И руки человека умершего от оспы, и ноги больного слоновостью, и раковые опухоли, и голова младенца с гидроцефалией. Сколь многим страдает человек. Никогда не поверю, что какая-нибудь мировая идея может оправдать это. Мир неразумен, нелеп.
Страдания саморазвивающейся системы можно понять (они даже неизбежны), но оправдать — вряд ли.

2
Я хотел воспроизвести мои наблюдения, переживания, недоумения. Еще пока я думал об этом, все казалось доступным. Но когда я начинал записывать, все куда-то улетучивалось. Какими словами можно было бы передать мое возбуждение от ощущения грядущих событий, триумф духа, расширяющего свои временные границы в бесконечность, удивительное ощущение полноты жизни, груз ответственности, превышающий мои силы? Было ясно, что, если я решусь поведать свои мысли, то поступлю в значительной степени безответственно.
Но как же другие? Смешно смотреть на философов, социологов, психологов создающих теории и игнорирующих «тайны» человеческого мышления.

* * *
Порой говорят о необходимости постановки строгого эксперимента, не оставляющего лазейки для совпадений, обмана и прочего, иначе, мол, говорить о духовных явлениях как о научном факте нельзя. Оценить красоту теории, объясняющей разнообразные эмпирические факты, по-видимому, смогут немногие.
В данном случае лабораторией ученого является его собственный мозг. Для самопознания кому-то придется затратить большие усилия, а кому-то будет достаточно обобщить опыты своей жизни.

3
Я предполагаю, что только в материальной форме жизни возможны мыслящие существа, вроде человека. Мыслящие, то есть производящие логические операции с образными понятиями.
Зачем Богу думать, если он может предвидеть? А он может, если могу даже я.
Способности к предвидению и мышлению были противоположны друг другу на ранних ступенях эволюции, когда требовалось обе из них довести до совершенства. Но противоположности это не противоречия, они прекрасно дополняют друг друга, соединяясь.
Чтобы предвидение было возможным, мышление должно быть хорошо отлаженным, как точный механизм, где да — да, и нет — нет.



4
Удивительно нравственное учение Иисуса из Назарета. Сколько ни обращаюсь мыслями к нему — поражает величие гуманизма. Перед нами символ индивидуального образа жизни человека, где в процессе индивидуации происходит инкарнация и проявление самого Бога.
Поле, связующее будущее с прошлым, по своим характеристикам очень похоже на проявления Духа.
Можно назвать его информационным полем. Такая трактовка нисколько не противоречит христианству и не приуменьшает его. Оно лишь проявляет одну из его граней.
Обосновывая существование информационного поля, мы можем надеяться на искренность Евангелия. В то время как вопрос: "Был ли Христос сыном небесным?" является вопросом веры.
Человек чувствует три информационных поля: первое замыкается на нем самом, второе — на человечестве и, третье, может быть, на Боге. Надо уточнить: сын человеческий или сын человечества. Первое просто бонально.
Можно предположить, что одно информационное поле Христа замкнулось при его распятии, и последними словами его были: «Или, Или? ламма савахфани?», «Отец, Отец? зачем оставил меня?».
Эти слова наводят на размышления, что Христос умер и не воскресал.
Но, может быть, предвидя наши открытия информационных полей, он оставил нам загадку, чтобы вопрос всегда оставался предметом веры, а не знания.
Я долго не мог понять, что такое вера. Как говорить о чем-то, не зная того? Как вообще обходиться без знания?
С размышлениями ко мне пришло понимание, что вера — это дар любви. Я люблю Иисуса Христа, хочу чтобы он был — значит верю, хотя и не знаю многого из того, что хотел бы знать.

* * *
Я уверен, что Иисус был и говорил разумные вещи, но не знаю, обладает ли он силой в этом или том мире, и имеет ли смысл молиться и ждать помощи.

5
Хорошо было бы запастись материальными доказательствами моих предсказаний, чтобы сразу всех убедить. Но увы, пророком вообще трудно быть, особенно трудно в России, тем более, если ты молод.
Однако, история и без того хранит множество фактов. Статистика может засвидетельствовать достоверность подобного явления. Нужно лишь не сравнивать число удачных и неудачных предсказаний, а выявить степень вероятности появления каждого верного предсказания.
Представления о пророках, о ясновидении, изложенные в древних книгах, расходятся с моими теориями. К тому же, они продирались через церковную цензуру. Поэтому я не очень-то доверял бы преданиям старины. Хотя иногда мне кажется, что там есть зерна истин, которым еще придет время.
По большей части в старых книгах есть мнения, но нет знания. Да и все кому не лень напускают туман и запугивают. Нарушение законов общества считается преступлением. А нарушение природных законов причинно-следственной связи, как к ним относиться? Сколько нервов мне стоили эти рассуждения, пока я не понял, что здесь происходит расширение закона. Как произошло при переходе от механики к теории относительности. Значит я ничего не нарушаю, а пользуюсь законом высшего порядка!

* * *
Поставил эксперимент по угадыванию карт. При угадывании масти карт, в десяти опытах успех — семьдесят процентов. При угадывании цвета — сто процентный результат.
Но быстро следует резкое снижение, наверное, перегрузка. Надо переходить с «чифира» на кофе.
Тестировать провидческие способности совсем не трудно. Но пока это никому не нужно. Интересно, сколько человечеству понадобится времени, чтобы освоиться с этим?

* * *
Мне скоро двадцать два года. Самостоятельно я ничего не сделал, не считая того, что двигался по течению — школа, университет. Это неизбежные, но внешние признаки существования. Они могли быть другими, что не меняло бы их цены. Что имеет цену? Факт моего существования? Семья, дети? Безусловно, все это очень важно. Но мне нужно знать, в каком соотношении находятся мои желания и возможности. Что я могу создать? Не являются ли некоторые мои планы нереальными или, наоборот, слишком осторожными?
Мне приятно плыть по течению во всем, что касается быта, внешней обустроенности и т.д. Изменять эти стороны жизни утомительно. Более неприятно, что просыпаются злоба, зависть, боязнь не получить чего-то. Мне нужна определенность в этих вопросах. Работать, чтобы иметь независимость от быта. Не быть никому обязанным. Не зависеть от чьего-либо произвола.
Но что-то оказывается сильнее меня, сильнее моих мелочных интересов. А так, в самом деле, хочется простого человеческого счастья.

* * *
Астрология — тоже набор костылей для пророческого ума, ведь многие люди способны провидеть будущее, даже сами не понимая того. В остальном, кроме влияния Солнца, Луны и планет на биосферу, в астрологии вряд ли есть что-нибудь основательное.
Я часто читал об экстрасенсорной диагностике, телепатических контактах и других аномальных возможностях. И почти всегда замечал, что в каждом случае информация может приходить из будущего.
Поясню: читает, скажем, экстрасенс значки в закрытом конверте, а потом открывает его и узнает содержимое. Информация из настоящего идет в прошлое. Или, скажем, указывает место какого-то происшествия, а потом ему сообщают, что действительно произошло, где, как.
Возможно, и нет никакой телепатии, ясновидения, экстрасенсорного диагнозирования, кроме считывания информации из будущего!
И отчего это люди не могут догадаться, что черпают сведенья не из какого-то общего информационного поля, а из будущего, со своего собственного мозга? А если бы знали, сколь эффективнее они могли бы работать!
Мыслительные процессы человека потеряли ореол таинственности в связи с успехами науки. Надо пытаться их изучить, быть внимательнее к мистическим проявлениям разума.

* * *
Два дня доказывал теорему Ферма. Не спал ночь, даже температура поднялась. Кайф.
Трудно было понять, насколько правильно мое доказательство, и спросить не у кого. Потом услышал, что кто-то, где-то уже доказал эту теорему. Ну и ладно. Есть много проблем и в математике, и в физике, над которыми приятно подумать. Просто оргазм души.

* * *
По мере знакомства с историей, я все больше поражался тому, что возможность предвидения будущего не является научным фактом. Но с другой стороны, у науки не такой уж большой возраст. Современная методология возникла буквально в последние триста-четыреста лет.
Как доказать людям? Для меня здесь нет вопроса просто потому, что я чувствую, как живу в будущем, о чем думаю, о чем беспокоюсь. Иногда появляется информация, которая не выводима из настоящего и является продуктом будущего.

* * *
Неудачи с получением образования вынуждали меня искать объяснений своим злоключениям. Я выдвигал гипотезы о том, что, возможно, все люди обладают необычными способностями (ясновидение, телекинез и т. д.), но пользоваться ими запрещается некоторыми высшими законами, чтобы не нарушать естественного течения вещей. Если допустить возможность реинкарнации, то запрет на удивительные способности может быть одним из правил игры.
Только очевидно, что у людей какие-то нехорошие игры. Слишком много в мире боли, горя, страданий. Как их можно допускать? Чем оправдать?
Я не хотел искать оправдания такому положению дел. Мои неудачи виделись мне нелепой, преступной случайностью.

* * *
Период поиска — тяжел и труден. Это период меланхолии и отчаянья. Душа ищет и не находит опоры, и в припадках разоблачения отрицает даже саму себя. Но мучения стихают, когда начинается созидательная работа. В ней душа находит себе убежище. Для меня стало важным добиться какого-нибудь, хотя бы маленького, успеха. Разорвать круг неудач. Я задумал издать книжку рассказов.
Были идеи заняться предпринимательством, но это требует наличия средств производства, а у меня их не было. И капиталов никаких, даже дача не достроена. На пустом месте ничего не сделать.
Устроиться на работу? Но я могу рассчитывать лишь на небольшую зарплату. Я могу еще понять, когда люди зарабатывают необходимые деньги, но тратить время на приобретение “лишних”... Нет, я не так «плохо» живу. При мизерной оплате труда, которая установилась в нашей стране, надо сразу уходить на забастовку.

ЧАСТЬ III

Глава I
1
Итак, я отправился в Воронеж. Договорился о сдаче экзаменов на физфаке. Их оказалось много из-за разницы в учебных программах. Общежитие было далеко и в скверном состоянии. Поэтому я поселился в частном секторе рядом с университетом. Это оказалось удобно, к тому же, не пришлось прописываться. На военный учет я тоже не встал. В то время в Москве происходили криминальные разборки. Расстрел Ельциным Верховного Совета. Вот, думаю, придет к власти хунта, а ты служи.
В те дни брат с сыном должны были ехать через Москву в Новосибирск. Тяжело было смотреть на происходящее. Трудно спокойно учиться, когда у тебя есть ключи к мировому спокойствию. Думалось: надо действовать, предсказывать, предостерегать, заниматься политикой или Бог накажет тебя за бездействие.
Разницу в программе я скоро сдал, экономику даже на отлично, но оказался совершенно вымотанным. Материал давали вяло, неинтересно. Преподавательница электродинамики оказалась совсем никчемной, на лекциях и занятиях занималась отвлеченными разговорами и “повышением” дисциплины.
Зная, что достаточно и этого, чтобы все испортить, я решил оставить университет и уехал домой.

* * *
Попытался заняться литературой. Отец иногда заходил в литературную студию. Он постоянно советовал походить туда и мне, хотя стихов я давно не писал. Прошло то время, когда я радовался поэтическим озарениям, когда порой неожиданная рифма придавала стихотворению глубокий смысл, льстя моим способностям. Случайный поиск истины меня уже не прельщал.
Я познакомился с местным поэтом Хабесовым, руководителем студии потом и со студией. Собрание "поэтов" представляло собой цеховой способ производства стихов. Каждый приносил свои заготовки. Один скромный тип с пропитым лицом, гордящийся своим рабочим происхождением, приносил заготовки, в которых было полно слов: “какая-то”, “какой-то”, “непонятные”, “чем-то странные”. Ему вежливо советовали их заменить и предлагали варианты. Насколько я слышал он со своими рукописями методично обходил все литературные студии и знакомых поэтов и со временем собрал "стихи". Позднее у него вышла книжка.
В стихах "поэтов" было столько вздора и нелепостей, что порой хотелось спросить: "Что ж вы, сукины дети, делаете"? Очень тяжелое испытание — после чтения классики увидеть такое. Говорят, если мартышек усадить за печатные машинки, то они когда-нибудь выдолбят сочинения Шекспира. Только найти их среди мусора будет трудно. Так и тут, кто послабее — приносит культяпки, кто посильнее — выбирает в них крупицы поэзии. А где личность поэта? Лишь немного меня успокоили строчки Ахматовой: “Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда…” Хоть и не верю я ей.
Частенько поэты говорили о проблемах издания книг, о нехватке денег, бумаги. Многие говорили, что хорошо бы как-нибудь издать книжку стихов, хотя зачастую и стихи-то для нее еще не написаны. Был бы спонсор, а написать всегда можно, сейчас все грамотные.
Несчастна страна, в которой люди живут по правилу: ”Без бумажки ты — букашка, а с бумажкой человек”. Не важно, что это за бумажка — справка, диплом, книжка стихов, денежная купюра.
А происходит эта тяга к бумажкам от неспособности людей жить своим умом, принимать решения. Сильна тяга к авторитетам. Куда как спокойно, когда справка со многими печатями, диплом — красный, солидного заведения, книжка издана большим тиражом, а купюра со многими нулями.
Многие из поэтов алкоголики. Один на вопрос, почему он пьет, ответил: “Есенин тоже пил”. Очевидно, что он косит под Есенина. Подделать внутренний мир невозможно, пытаются подделать внешний.
Я часто встречал людей, разочаровавшихся в жизни, ни во что не верящих, пропивающих последние силы. Во время редких проблесков сознания они, бывает, взывают о помощи, но уже растеряли все, что дала им жизнь. Свою судьбу нужно созидать с самого рождения. Самое важное — это научиться радоваться, а научившись — не потерять эту способность. Только имея радость внутри себя, можно пройти через любые испытания.
Алкоголь, наркотики — это способ частичного самоубийства. Люди не решаются вычеркнуть себя из жизни целиком и делают это по частям. Как правило, зависают на полпути.
Спиваются, обычно, люди гордые. У них чаще других появляются причины ненавидеть себя за слабость.
Может ли пьяница создать великое произведение? По себе знаю, что некоторые замыслы вынашиваются месяцами и создаются на высоком накале душевных переживаний. Можно ли создать что-нибудь талантливое, если крик души заливать водкой?

* * *
Для первой книжки я выбрал жанр фантастики, так как он не зависит от времени, и изменения в обществе не сделают его устаревшим. А еще в фантастике можно высказывать идеи, которые кажутся невероятными, невозможными. Можно исследовать мир, строя различные модели общества, личности.
Я рассматривал фантастику как научное исследование поведения отдельного индивидуума или целого общества в нештатной, необычной обстановке.
Решил писать для молодежи, так как, по-видимому, люди старше сорока лет — это уже потерянное для всего нового поколение. Мне не удастся вовлечь их в круг моих интересов, идей. Да и как бы я писал для пожилых людей? Что я о них знаю? Чем и как они живут? Пусть старики пишут для стариков.
В каком-то смысле “писать для молодежи” было моей программой минимум. Не все сразу. Завоевать бы хоть этого читателя. Мне казалось, что я пишу столь туманно, что человечеству придется разбирать написанное никак не меньше тысячелетия. А захочет ли?
Работая над рассказами, прежде всего, думал о религиозных проблемах. Сейчас много стали говорить об объединении религиозных систем, прекращении религиозной вражды. Правда, пока пытаются их объединить с позиции наплевательства, мол, какая разница, все они об одном и том же. Забывается о поиске истины. Религии — это не поклонение фетишам, а различные мировоззрения.
Размышляя, я постигал, что не могу додумать свои мысли до конца, утвердиться. Какая-то дурная бесконечность заключена во всех творческих усилиях.
Надо было серьезно поработать над своими произведениями. Несколько рассказов у меня было написано, еще несколько я дописал. Сюжеты сами собой всплывали из подсознания:
“В тот зимний вечер Константин допоздна занимался в библиотеке. Когда возвращался домой, было совсем темно. Лишь троллейбусы изредка пробегали по пустеющим улицам. В такое время приятно пройтись по скрипучему снегу, отдохнуть от библиотечной тишины, помечтать.
Надо сказать сразу: Константин был телепатом. Правда, не настолько сильным, чтобы читать все мысли всех людей. Талант его проявлялся редко, неожиданно и безо всякой на то корысти.
Константин шел медленно, отдыхая. Мысли его не задерживались ни на чем определенном, перебегали с предмета на предмет. Но постепенно в рассуждениях появилась неожиданная чуждость его настроению. Константину было все равно, какие мысли появятся в его сознании: он не мешал им скапливаться. Но скоро он понял, что это — телепатическое послание. Оставалось только прочесть его полностью.
“Приветствую вас, носители разума!
Мы гении... дети своей планеты.
(Далее следовали координаты звездной системы. Они были непонятны). Наша цивилизация развивалась болезненно. Условия жизни были тяжелы и, наверное, это вызывало постоянные войны. На планете рос жестокий народ. Но было время, когда, казалось, бедам пришел конец. Народы объединились в единую семью и приступили к строительству светлого будущего, сплоченные идеями братства и всеобщего благополучия... Пути истории неисповедимы. Властителем народа стал тиран. Его подлостей не счесть. Об одной следует сказать особо. Оправдывая тиранию, он втянул народ в жестокую войну с населением соседней планеты. Началась гонка вооружений.
Мы, гении, тоже продукт тирании, хоть нам и внушают, что это великая жертва во имя будущего... Когда-то на планете был генетический банк — лучшая наследственность нашего народа. Наследственность была изменена. Последствием воздействия на гены было стремительное развитие мозга, достигающего, в условиях невесомости, огромных размеров. Пятьсот рожениц были оплодотворены и отправлены в стационар на орбиту планеты. Здесь они нас вынашивали и рожали.
Большинство матерей умерло при родах. Такие опыты повторяются и сейчас.
Нас настолько накачивали информацией, что многие сходили, и сходят с ума. Мы одурманены идеями тирана, мы придумали много страшного оружия, чтобы победить нашего противника. Но даже если мы его победим, появится другой: тиран всегда отыщет врага.
Мы не можем остановить это безумие, хоть и имеем информацию обо всем. На космической станции мы в своих ячейках даже разделены друг с другом. Но недавно мы научились общаться сквозь пространство.
Нас много. Мы расположены в секциях концентрическими кругами и, предположительно, должны образовывать мощное, передающее сигналы устройство. Передача информации возможна даже в другие миры. Мы попытаемся убедить население нашей планеты остановить насилие и безумие. Быть может, мы погибнем.
Кто-нибудь, кто слышит нас, кто является носителем разума в высшем смысле этого слова — откликнетесь, помогите нам!”
Полученное послание звало, требовало немедленных действий. Действий, но каких?
Что может сделать один он, Константин? Где находятся те, кто послал это обращение? Может быть, за сотни световых лет. Человечество пока не в силах им помочь. Наивен зов далеких гениев.
Константин пришел домой. Поужинал и лег спать. Но мысли не позволяли ему успокоиться. Неужели он не в состоянии что-нибудь сделать?
Рассказать обо всем людям? Но едва ли кто-то поверит. А если и поверит, что толку? Полно, да верит ли он сам. Это могло быть его фантазией, игрой воображения. И все-таки жалко...
Константин думал: “Но если я получил их сигнал, то, может быть, и они услышат мой голос добра и сострадания? Узнают, что они не одиноки. И пусть моя попытка наивна и сила мысли слаба, но пусть меня услышат хотя бы здесь, на Земле: ведь и у нас много зла и несправедливости! И, может, чья-нибудь поднятая для удара рука остановится...”
Рассказ назвал «Зов». Странная фантазия. В инопланетян я не верю. Может быть это сигнал из будущего?
Чтобы как-то выйти к читателю, нужно было издать рассказы отдельным сборником. Была у меня мысль, что, выпустив книжку, я повышу свой социальный статус и смогу заняться спасением человечества, собрав команду заинтересованных людей. Как-то мне было не просто начать без подготовки проповедь своих идей. Мешали: скромность, стеснительность, неловкость, неумение говорить — все это надо было преодолеть.
Отец мой давно сочинял юморески и рукопись его сборника несколько лет лежала в каком-то Кемеровском издательстве. Он приобрел комплекс неполноценности и боялся, что и за деньги издательства могут не согласиться напечатать книжку. К тому же, экономический кризис в стране сильно сказался на его мировоззрении, вызвав психический упадок. Общение с ним было болезненным и неприятным.
Никаких надежд на издательства или спонсоров у меня не было, поэтому изначально было решено издавать книжку на свои деньги, на деньги родителей. Можно было попробовать издать рассказы на правах рукописи, и я обратился в типографию, но получил отказ. Посоветовали обратиться в издательства или к частным издателям.
Отец настоял сходить в молодежное издательство, сказав, что там молодой редактор, и будет меньше литературных придирок.
Издательство помещалось в пятиэтажном здании. Секретарша направила к редактору. Пройдя длинные стеллажи с книгами, в дальней комнате нашли молодого человека, сидящего за столом с рукописями.
Меня интересовало, сколько будет стоить издание книги. Редактор привел примеры разных изданий. Рассказал о проблемах издательства. Показал недавно выпущенный детский альбом для раскрашивания. В конце концов мы оставили ему рукопись для прочтения.
В другой раз он был более конкретен, указал на слабость первого рассказа. В качестве примера дал прочитать свои ранние журналистские очерки, вырезанные из газет. Они были у него собраны в папку, и на каждом рассказе стояла пара печатей. Посоветовал обратиться в Союз писателей, с кем-нибудь проработать рукопись.
Я так и сделал, встретился с пожилым писателем Леонидом Григорьевичем Ворониным, он помог отредактировать рукопись и дал свою рецензию. Я даже удивился и порадовался столь серьезному отношению к моему делу. Отнес рецензию в издательство, но дело не продвинулось. Издатель сказал, что сейчас с рукописью работать все равно некому. Посоветовал найти спонсора и даже написал рекомендательное письмо к одному из местных бизнесменов с просьбой о кругленькой сумме. Я отнес рукопись в другое издательство. Там быстро договорился об условиях. К концу года сборник был издан.
Хабесов, литературный консультант молодежной газеты, напечатал там мой рассказ «Зов». Вообще-то Хабесов больше интересовался поэзией и мой рассказ долго лежал у него в бумагах.
Теперь возникла проблема: как распространять книжку? Издательства этим уже не занимались. Система книготорга развалилась. Надо было самому пристраивать книжку по магазинам. А им брать “на реализацию” несколько маленьких книжек не выгодно, “много бухгалтерии”.
Книжка непременно должна была дойти до читателя. Я рассчитывал на установление телепатического контакта с читателем, приток информации, чувств, переживаний. Контакт с современником. Хотя это неверная установка, общение с потомками более полезено.
Я, сначала обратился в “Роспечать”. Так советовал редактор издательства, и сам туда звонил.
Директор “Роспечати” лично решал вопросы приема товара. Понятное дело, ни ему, ни мне продажа сотни экземпляров книги не была интересна. “Хотелось бы помочь молодому таланту, но расходы, два процента...” Директор поделился убеждением, что хорошие книги издают хорошо, и высказал мысль что культуру можно “консервировать” на неопределенный срок “до востребования”. Так мы тогда ни о чем и не договорились. Я счел причиной свою молодость. Лишь через полтора года, получив за эту книжку премию на городском конкурсе, я смог договориться о реализации книги.
Такая вот ерунда творилась в моей жизни. Стоит ли об этом писать? Кажется, что это временные процессы и случайные недоразумения, которые неизбежно исчезнут из жизни людей.

* * *
Предвидению будущего были свойственны паузы. В них или тлело предыдущее волнение, или подготавливалась вспышка проникновения, или сдержанное молчание, полное отчаяния, безжалостно углубляло душевные переживания.

2
В Белгороде я зачислился в пединститут. Хорошего мало, интересного тоже. Пришлось сдавать кучу экзаменов по психологии, педагогике, основам медицинских знаний, программированию.
Компьютер оказалось трудно освоить. Преподаватель сказал, что это мои проблемы. Занятно было в то время слушать по радио об угрозах забастовок преподавателей.
А настроение у меня было препаршивое. Я знал, что подлости и одного человека достаточно, что бы меня отчислили из института. Наверно, у меня уже сформировался комплекс вечного студента.
Еще один удар по моему самолюбию. Испытал я их на себе порядком. Итоги моей учебы — шесть лет коту под хвост. Хотя, мог бы работать в школе. И сколько людей, таких же как я, тратят время на разучивание толстых книжек.
Мою веру в себя трудно сломать, а вот у других ломалась запросто.
Почему у меня возникла депрессия? Для меня учеба в университете имела слишком большое значение. Многие переносили подобные проблемы с удивительной легкостью. Ведь наплевать же. А я многое предвидел из жизни людей и не мог прийти на помощь, задерганный и замотанный учебой в институте. Преподаватели, конечно, не знали этого, но меня раздражала ситуация, когда судьба личности оценивается в грош и списывается со счетов.
Экзамены — сложная, стрессовая ситуация. Конечно, есть люди, которым все дается легко, но большинство, пройдя через вереницу сессий, вряд ли смогут с удовольствием заниматься профессиональной деятельностью. Хорошо, если бы хоть что-то изменилось.

* * *
Попытался прописаться, но в паспортном столе потребовали листок убытия. В Харькове мне его не дали в связи с отменой прописки, или на Украине тогда не хватало бумаги, чтобы напечатать эти бланки на украинской "мове". И теперь я должен был мотаться по паспортным столам, выпрашивать справки.
Бюрократия наступает на горло. Меня всегда унижала необходимость выпрашивать невесть что. Без бумажки ты букашка, а с бумажкой — человек. А человек — это звучит гордо!
Плюнул. Ушел. Тем более, чувствовал, что в институте я не задержусь, и никакой надежды на отсрочку от военной службы не будет. На здоровье никто не посмотрит.
Интересный у меня роман получается. Просто какая-то книга жалоб и предложений. До обличений века тут далековато. У меня отец, когда ссорился на работе с начальством, обычно писал обличительные статьи в газеты. А я пишу скучные романы о проблемах маленького человека. Такой вот прогресс.

* * *
С помощью различных программ протестировал на компьютере свои умственные способности. Уровень интеллекта оказался средненьким. Не стану же я задействовать свои трансцендентальные способности для решения задачек.

* * *
На радио проводили акцию для молодежи: “Мое обращение к человечеству третьего тысячелетия”. Я решил собрать свои мысли, написал обращение и отправил. Ни ответа, ни привета. Там больше интересуются литературным стилем, чем содержанием. Да и содержание, наверное, сочли вздором.
Я стал думать, какие еще аргументы понадобятся мне, чтобы убеждать людей? Или я чего-то не понимаю?
Попробовал изложить мысли по другому и послал в журнал. Также без ответа. Правда, я читал, что теперь у издательств нет денег на переписку.

3
Мессия является в мир не только благодаря усилиям одной личности. В нем сплетается воля миллионов потомков. В нем мысли и чаянья грядущего человечества.
Не удивительно, что необходимость в Мессии как последней надежде была осознана именно в России, растерзанной противоречиями, стоящей на грани исчезновения.
В тяжелые периоды истории внимание потомков сосредотачивается на избранных вестниках и это внимание позволяет творить чудеса.
Суждено ли мне сделать что-то в истории, зависит от воли человечества, и мне ее надо пробудить.

* * *
Многие люди считают себя мессией. Может быть, это “психоз”? Мошенничество? Не все так просто. Духовный импульс, идущий из будущего, не всегда обладает точной адресностью. Многие люди попадают под его влияние. Их вины в том нет. Наверно, это не так уж плохо. Дело же не в конкретной личности, а в Святом Духе, проявляющемся в каждом творческом акте!
Возможно, что и целый народ может быть мессией!

* * *
Развитые человеческие сообщества можно рассматривать как единый мозг. В них также имеются несколько миллионов, а иногда и миллиардов, нейронов. Большая часть их ответственна за жизнеобеспечение, как и в любом живом организме. И небольшая “кора мозга” — ответственна за мышление. Со временем она начинает выполнять все больше функций.
Земля в некотором смысле — детский сад. Известно, что развитию ребенка свойственны кризисы.
— Младенчество. Основная деятельность — общение; привела к созданию языка и, как результат кризиса, возникло слишком много языков.
— Период раннего возраста. Развивается сенсомоторный интеллект — возникают ремесла, боевые искусства.
— Дошкольный период. Ролевые игры, учение, возникновение религии и науки.
Наконец, в подростковый период возникает и развивается трудовая деятельность, а также особая форма общения, в которой выясняются и устаиваются элементарные нормы товарищества, дружбы. Здесь же намечается разделение деловых и личностных отношений. Силы государств столь велики, что насилие становится невозможным.
Далее идет развитие взглядов на жизнь, на свое положение в мировом сообществе, осуществляется профессиональное и личностное самоопределение.
Хочется надеяться, что основные кризисы возраста у человечества уже позади.

* * *
Для человека важно установить межиндивидную связь, чтобы продлиться в будущем. Один из видов такой связи и представляет поток мыслей из будущего в прошлое. Он формирует наше сознание, нашу душу. Меня такая вечность устраивает. Можно даже надеяться на воскрешение, когда человечество разовьет все свои возможности


Глава II

Мы!
Участники бешеной гонки.
Мы!
Герои и подонки.
Мы!
В толпе поколений,
Свидетели всех преступлений.
Все!
Покупаем билеты.
На следующее представление.
Все!
Самомненьем согреты.
У всех одно, свое мнение.
Сами!
Актеры.
Сами!
Зрители.
Сами!
Жертвы и победители.


1
В декабре намечался литературный семинар Союза писателей в Курске. Хабесов пригласил меня поехать, как говорится, людей посмотреть, себя показать.
Особого желания ехать у меня не было. Отец считал, что люди там непростые и могут спровоцировать меня на неосторожные высказывания. Но скрывать мне было нечего.
Я попытался навести справки о союзе писателей, но ничего толком не узнал. Конечно, беспокоиться было не о чем, но хотелось знать об этих людях хоть что-то. Раньше я этим совсем не интересовался
Утречком я вышел из дому, спустился с Харьковской горы к вокзалу. Здесь уже кучковались прозаики и поэты. Я еще не был с ними знаком, но кое-кого приметил, стал наблюдать. Появился Хабесов и "представил" меня "обществу".
До отхода электрички было минут тридцать. Подходили еще люди. Говорили о новых изданиях, о прошлых поездках на семинар. Раньше ездили на автобусе, теперь средств стало меньше.
Наконец, объявили электричку, кто-то купил билеты. Хабесов меня обрадовал: ему удалось напечатать рецензию на мой сборник.
В электричке ехать четыре часа. Мою книжку прочел старенький писатель. Подошел, пожал руку, сказал, что интересно написано.
Хабесов вез два дипломата с рукописями. Просматривал стихи. Поэту, спросившему: "Есть что-нибудь стоящее?" — ответил — "Нет ничего. А где есть?" Меня это удивило.
В Курске нас ждал автобус, на котором приехали в институт сельского хозяйства. Пообедали. Обсуждение белгородцев было назначено только на следующий день. Зашел в аудиторию, посидел, послушал. Обсуждали молодого человека, случайно мой рассказ поставили в пример. Они не знали, что я присутствую (я не представился), да они и не думали, что я молод.
Вечером живот прихватило. Зашел в уборную. Надпись на стене: "Среди дерьма вы все поэты, среди поэтов вы дерьмо”. Вечно поэты друг другом недовольны, есть у них такой обычай...

2
В тот день я был занят мыслями о будущем, пытаясь хоть немного проникнуть в грядущее. Было желание активно воздействовать на события. Представилось, что пророчествуя людям, я смогу немного улучшать то будущее, которое станет настоящим. У меня появился новый круг знакомых, и я решил действовать. Если не поймут, то никто им уже не поможет.
При поселении в общежитие Хабесов и поэт Бубнов, решили взять меня в свою компанию.
"Почему именно они?" — подумал я, обращаясь к Богу... — "Ну, они так они" — добавил я, не получив ответа.
Вечером сходили с Бубновым в магазин. Я купил литровую бутылку лимонаду и колбасу. Бубнов — водки и минералки. Минералку просил купить Хабесов.
Вот мы сидим в комнате и едим. С чего начать? Еще в Харькове я рассказывал Завену, что в 95 году найдут захоронение Сократа в Греции. Но как начать рассказывать?
Бубнов предложил выпить водки. Хабесов отказался. Я решил, что алкоголь снимет внутреннее напряжение, и согласился.
— Ну, теперь, когда у меня вышла книжка, — сказал Бубнов, обращаясь к Хабесову,— вы бы приняли меня в Союз писателей, что бы я был не бомж, а писатель.
— Что ж, Юра, если надо — примем, — ответил Хабесов.
Бубнов остался доволен и спросил меня.
— А ты хочешь в Союз писателей?
Я немного растерялся. Сказать, что хочу, было неудобно. Вот, мол, мне надо — принимайте и меня.
— Да нет, — начал я, — зачем мне? У меня все нормально, надобности никакой.
— Так уж и нормально? — спросил озадаченно Хабесов.
— Как же без союза? — удивился Бубнов.
— Конечно, за годы учебы в университетах я тоже приобрел комплекс неполноценности, но с ним я могу справиться самостоятельно. Как там сказано Пушкиным: “Самостоянье человека, залог величия его.”
— Как это?
— Вот книжку издал, можно сказать, вздохнул полной грудью, совершенно иное ощущение жизни.
— Ну, этого может быть недостаточно, — скептически сказал Бубнов.
— С материальной стороны я тоже недостатка не имею.
— Ну, это с материальной? — задумчиво протянул Бубнов.
— Чего ж еще?
Последовало непродолжительное молчание, после которого Хабесов спросил:
— А что там с университетами? Что значит комплекс неполноценности?
— Да, в общем-то, все нормально, если не считать того, что за шесть лет я не продвинулся дальше третьего курса. Преподаватели относятся к студентам наплевательски. Вот в Белгородском пединституте, подхожу к одному по поводу экзамена по программированию, а он говорит — "Это ваши проблемы".
— Ну, он прав, — неуверенно проговорил Хабесов.
— Да, — подтвердил Бубнов.
— Понятное дело, какие у них проблемы? Им бы зарплату побольше, других проблем у них нет.
— И что, все преподаватели такие? — спросил Хабесов.
— Ну что вы. Многие действительно серьезно работают и к студентам хорошо относятся, но достаточно нарваться на одного негодяя, и он испортит тебе всю жизнь.
— Но ты ведь получал там знания? А ведь это преподаватели тебе их передают. Ты должен ценить их труд, их усилия, — сказал Бубнов, словно желая выступить в роли наставника молодежи.
— Не знаю чего они там передают, только я после учебы в университете оказался просто ограблен.
— Как? Почему?
— Раньше я имел веру в себя, оптимизм, веру в людей. Теперь ничего не осталось.
— Как тебе не стыдно, — сказал Бубнов.
— Почему мне должно быть стыдно? — я был удивлен, почему ко мне предъявляют какие-то претензии.
— Я этого не понимаю, — сказал Бубнов, обращаясь к Хабесову. Ответить на мой вопрос он даже и не собирался, оставляя за собой бесспорное право быть судьей.
— Как же это произошло? — спросил Хабесов.
— Да, так сразу и не расскажешь. Первый раз жизнь дала мне под дых, когда я не поступил в Московский университет. В тот год во все вузы экзамены проходили одновременно. Попробовать в другом месте уже не было возможности, но жаловаться не приходится. А вот в Харькове, куда я поступил через год, на первом курсе меня завалил преподаватель матанализа. Старик восьмидесяти лет, которому уже на всех было наплевать.
— Как это? — спросил Бубнов.
— Ему, впрочем, и раньше было на студентов наплевать. Раньше, говорят, было хуже. И ведь никому до этого дела нет, всем наплевать на твою маленькую жизнь, а человек ломается один раз.
— Как тебе не стыдно? — опять спросил Бубнов.
— Почему вы считаете, что мне должно быть стыдно?
Бубнов опять ничего не ответил. Меня это начинало раздражать. Естественно, что груз прошлого мне придется таскать всю жизнь. Люди не хотят думать, разбираться и подходят к жизни со стандартным отношением. Университет в сознании общественности — это храм науки, и там все прекрасно, и если мне не повезло, то я сам виноват. Но разве я хочу себя оправдать? Или мне нужна чья-нибудь жалость? Как писатель, я не могу не думать, не писать о прошлом. Ладно, если это карма, то ее надо попытаться преодолеть, выработать.
— Вообще-то, я собираюсь как-нибудь написать цикл очерков из студенческой жизни, будет довольно жалостливо, — продолжил рассказывать о себе. — На втором курсе меня все-таки отчислили из-за украинского языка, во время так называемой украинизации. Первого сентября узнал. Уже не было времени куда-то переводиться. На следующий год в Воронеже восстановился. Там бытовые условия были плохие. Подумал:"Чего это я мучаюсь? Науку в стране развалили, на что мне надеяться?" Перевелся в Белгород. Но к учебе душа уже не лежит.
— А в школе тоже так было? — спросил Хабесов.
— Нет, в школе было хорошо. Я учился легко, даже не замечал, как учился. Трудности воспринимались как недоразумения, а не как проблемы. Вот в русском языке мне плохо давалось правило правописания одной и двух н. Я и то решил со временем упразднить все удвоенные согласные.
— Как это? — спросил Бубнов.
— Ну, техническая сторона дела может быть разной.
— Как тебе не стыдно? — повторил Бубнов.
— Вот вы третий раз спрашиваете, не стыдно ли мне. Скажите, бога ради, почему вы считаете, что мне должно быть стыдно? — спросил я.
— Ну знаешь, — неопределенно проговорил Бубнов. — Писателям это не понравится.
— Как будто мне было до того дело. Да и какая им разница? Филологи другое дело. Им работы поубавится.
— Ну, а что будет с филологами? — спросил Хабесов.
— Что будет? Что будет? Судороги будут, — разговор уже начинал мне надоедать.
— В смысле? — сказал Хабесов, очнувшись от дремоты.
— Ну знаешь, нам с писателями это никак не понравится, — сказал Бубнов.
— Ну не понравится, так не понравится, дело не спешное. Я вот хотел поговорить о литературных замыслах, — начал я, задумывая плавно перейти к будущему. Надо было как-то начать. Я во время бессмысленного трепа наметил, о чем говорить. Перед этим по телевизору я слышал сообщение, что в Афинах строится метро. Подумалось: “Что они там найдут?” — и блеснула мысль: "Конечно, останки Сократа". — Меня интересует фигура древнегреческого философа Сократа.
— Он что-нибудь написал? — спросил Бубнов.
— Возможно, но до нас не дошли его произведения.
— Как? — удивленно воскликнул Бубнов.
— Все, что нам известно о Сократе, дошло до нас в изложении его друга и ученика Платона.
— Может, что-то осталось и от Сократа? — словно обидевшись, сказал Бубнов.
— Ничего. Ходит легенда, что Платон скупал на базаре в Афинах труды Сократа, а потом их уничтожал. Тогда рукописей было мало, купить их все не составляло труда.
— А, говоришь, они были друзьями? — сказал Бубнов.
— Да, есть даже известное изречение: "Сократ мне друг, но истина дороже".
— Я слышал немного другое, — сказал Бубнов.
— Обращенное к Платону? Возможно, они говорили это друг другу в беседах.
— Но какое это имеет отношение к литературе? — спросил Хабесов.
— Сейчас расскажу. Раньше я был очень увлечен Сократом. Он был моей первой любовью. Можно сказать, что я буквально вжился в его образ. Порой мне казалось, что я сам был Сократом. Я даже на какое-то время стал верить в переселение душ. А тут мне как-то живо представилось, что мне в жизни предстоит побывать на его могиле. Потом я узнал, что место погребения Сократа, оказывается, неизвестно.
— Так что ж ты? — насмешливо спросил Бубнов.
— А я чувствую, что в ближайшем будущем его останки будут найдены.
— Как? — спросил Хабесов.
— Со мной иногда бывает так, что я предвижу будущее.
— Ну, это уж совсем... — сказал Хабесов.
— Тебе не стыдно? — сказал Бубнов.
— Чего я должен стыдиться? Скажите конкретно, какие у вас ко мне претензии?
— Ты хочешь, чтобы Хабесов напечатал твои рассказы в газете, — сказал задумавшись Бубнов.
— Допустим, — сказал я немного удивленно, — что с того. По-моему, это свойственно для писателей — желать, чтобы их произведения были опубликованы. Неужели надо стыдиться таких желаний?
— Нет, конечно нет, — сказал Хабесов, — наоборот, я бы с интересом прочитал.
— Да, если бы я ее написал! Я просто говорю, что обвинения не уместны, а рукописи у меня и нет никакой.
Я задумался. Надо говорить конкретно и прямо. Ходя вокруг да около, пытаясь втиснуть сухую действительность в художественные рамки, ничего не добьешься. А мне еще надо рассказать о начинающейся войне в Чечне, об убийстве Листьева. Ведь надо добиться конкретных действий. Надо употребить мои возможности на достижение реальных результатов. (Плевать, что никто ничего не сделает, надо ставить эксперименты хотя бы ради науки.)
— Ладно, скажу прямо, — рискнул я. — Дело в том, что я пророк.
— В смысле? — спросил Хабесов.
— В смысле, человек, предвидящий будущее. Я и начал этот разговор с тем, чтобы рассказать вам о будущем.
— Ты начал? — с претензией спросил Хабесов. Можно было подумать, что он чувствовал себя чем-то вроде начальника.
— Да.
— И что же нас ждет в будущем? — спросил Бубнов.
— А в будущем нас ждет война в Чечне, убийство Листьева.
— Что за Листьев? — спросил Бубнов.
— Популярного шоумена, — я чуть было не сказал "шамана". — Ведет "Час-пик", вел как-то "Поле чудес".
— Так надо спасать? — сказал Бубнов.
— Для того я и рассказываю. Я, к сожалению, несколько ограничен в возможностях, чтобы спасать его самостоятельно.
— Ты знаешь, писателям это не понравится, — сказал Хабесов.
— Это и не должно им нравиться.
— Тебе не стыдно? — опять спросил Бубнов.
— Ну вот опять! В чем вы теперь меня обвиняете?
— Тебе не хочется, чтобы меня приняли в Союз писателей, — сказал Бубнов.
Хабесов удивленно посмотрел на Бубнова.
— А при чем тут вы? Вам же сказали: "Надо — примем" — чего же вам еще? — возразил я.
— Как при чем, ведь я хочу в союз, а ты не хочешь, — сказал Бубнов.
— Чего не хочу? Вступить сам? Это же не значит, что я против того, что бы вы вступали, вступайте на здоровье!
— В смысле? — сказал Хабесов.
— В прямом смысле.
— А чем тебе не нравятся писатели? — спросил Бубнов.
Чего они хотят? Похоже, они с удовольствием втоптали бы меня в грязь. Как это преодолеть? Форсировать, подвергая каждое их движение психоаналитической разборке.
С интонацией, в которой угадывалось пренебрежение, я сказал.
— А что писатели!
Бубнов улыбнулся с довольным видом.
— Ну, знаешь, — сказал Хабесов, доставая и закуривая сигарету.
— Знаю, страна развалена, а кто виноват? И не сыскать.
— Ну все-таки я хотел бы знать, есть ли что-нибудь плохое в союзе писателей? — спросил Хабесов выпуская облако дыма.
— Так сразу трудно сказать. Надо полагать, что, как всякий профессиональный союз, он может мешать молодым. Мешать одним своим присутствием.
— Но ведь он помогает молодым, — сказал Хабесов.
— Его помощь зачастую напоминает нашу «Скорую помощь», "Сама давит, сама режет, сама помощь подает”.
— А конкретнее? — спросил Хабесов.
— И тебе тоже мешают,— сказал Бубнов.
Я уже решил не обращать внимания на его провокации.
— Поживем — увидим. Если надо, я дам характеристику роли союза писателей в мемуарах.
— А если тебя не захотят пустить в литературу? — спросил Бубнов, закурив папиросу.
— Как это?
— А вот не пустят! — сказал Бубнов.
— Я этого не понимаю. Мне известна литература: Толстой, Достоевский, Чехов. Куда меня могут не пустить? Предполагается, что кто-то там есть в роли швейцара? Это самонадеянно.
— Да просто не будут печатать! — сказал Бубнов.
— Я сам себя издаю. А то, что меня не будут издавать на халяву, мне хорошо известно.
— Да уж конечно! — сказал Хабесов.
— Нам с писателями это не понравится, — сказал Бубнов.
— Да, раньше, чтобы издать книжку, приходилось собирать три-четыре рецензии, а теперь — пожалуйста. — Я подумал, что свою книжку я в то время вряд ли бы издал.
— Вот у вас книжка пять лет не выходила, а почему?
— Почему? — спросил Бубнов.
— Вы это у меня спрашиваете?
— Что ж, они сволочи, надо полагать, — сказал Бубнов.
Похоже, этот человек себя не пожалеет — лишь бы другого в болото утянуть. Или он и так за дурака считается? Что ему терять?
— Нет, они обычные люди, со своими слабостями.
— Конечно, если мешали, надо полагать — сволочи, — настаивал Бубнов.
— Ну что вы. Вам же помогали. Вы ходили на студии, вас там дефлорировали.
— В смысле? — спросил Хабесов.
— В смысле, оплодотворяли.
— В смысле, оттрахали, — сказал Бубнов.
— Нет, то что вы сказали несет немного другую смысловую нагрузку.
— Это все равно, — сказал Хабесов.
— Было бы все равно — вы бы не настаивали так на своей версии.
— А я считаю, что одно и тоже! И надо полагать, что все свиньи, — сказал Бубнов.
— Уймитесь. Вы не полагаете, что вас может быть противно слушать, вот Александру Николаевичу, например.
— Да нет, мне ничего... — сказал Хабесов.
— Ну тогда мне противно. Это переходит все рамки дозволенного.
— Но ты же сам говорил, что... — сказал Бубнов.
— Говорил, что невысокого мнения о писателях, это так.
— В чем же разница? — спросил Хабесов.
— Разница в том, что я старался говорить конструктивно, дабы побудить их к действиям. А то, что тут говорил Бубнов, я иначе как блевотиной назвать не могу.
— Я считаю, что и у тебя было не совсем конструктивно, — сказал Хабесов.
— Ну, может быть это и была небольшая благородная отрыжка. Кто ж знал, что Бубнов переблюет кого угодно.
— А, может быть, я хотел защитить писателей, — сказал Бубнов.
— Да уж, защитили! Такая защита сработала бы где-нибудь в детском саду, но как вы решились испробовать ее здесь, среди писателей?
— Да уж конечно! — иронизировал Хабесов.
— Однако, перейдем к делу. Ведь надо спасать Листьева. Мне нужна ваша помощь, — обратился я к Хабесову.
— А мы не будем помогать, — сказал Хабесов.
— Почему? — я, конечно, чувствовал, что разговор пошел в разнос. Но в меня вселился просто какой-то ветхозаветный гонор — пророк я или нет!
— Потому, что мы поэты, — сказал Хабесов.
— Вот за это я и не люблю поэтов. На словах у них все прекрасно, а как надо людям помочь, так они не хотят — они, видите ли, поэты.
— Да при чем здесь это, просто мы не хотим, — сказал Хабесов.
— Да, просто, а Листьев живота лишится. Не везет мне, всегда, когда пытаюсь договориться с людьми, что-нибудь не так.
— А что не так? — спросил Бубнов.
— Да вот вы с вашими дурацкими обвинениями.
— Так ты пытаешься договориться? — спросил Хабесов.
— Конечно, я не просто так рассказываю вам о будущем. Давно уже терзает меня желание быть не просто пассивным наблюдателем событий, а как-то воздействовать на них, улучшая жизнь.
— Что же можно сделать? Ведь судьбу не изменишь, — сказал Хабесов.
— Да так-то оно, конечно, так, но надо хотя бы попробовать. И то сказать, человечество знает довольно мало о предвидении будущего. Надо попробовать сделать все возможное, а тогда уж говорить, что ничего не смогли сделать.
— Как же он будет убит? — сказал Хабесов.
— Выстрелом в грудь.
— А что же тут можно предпринять? — спросил Хабесов.
До начала разговора я надеялся, что можно многое предотвратить, но теперь видел, что никто не станет этим заниматься.
— Да, почти ничего. Можно попробовать предупредить его. Или обратиться в прокуратуру.
— И что, удастся спасти? — спросил Хабесов.
— Похоже, что нет.
— Почему? — спросил Бубнов.
— Это будет профессиональное убийство.
— В смысле? — спросил Хабесов.
— Профи делают контрольный выстрел в голову. Реанимировать практически невозможно.
— Так о чем же речь? — спросил Хабесов.
— Ну, может быть удастся задержать преступников.
— А кто будут преступники? — спросил Бубнов.
Кто будут преступники? По всей видимости, мне это должно быть известно. Я расслабился, пытаясь принять информацию из будущего. Понял:"Преступники пойманы не будут, к моим предсказаниям отнесутся наплевательски”. Я сделал поправку на ошибку и продолжал.
— Преступников не поймают.
— Почему?
— Их и не будут ловить.
— Нет, я этого не понимаю, — сказал Бубнов.
— Вы, к сожалению, слишком многого не понимаете.
— А что еще произойдет в будущем? — спросил Хабесов.
— Еще начнется война в Чечне.
— Когда? — спросил Бубнов.
— По моим расчетам она должна начаться уже в 94 году, — сказал я. Расчетов, конечно, никаких не проводил, но так звучало солиднее.
— Может, не начнется, — сказал Бубнов.
— Если бы вы следили за событиями, то знали бы, что войска уже введены в Чечню.
— Так о чем тогда речь? — спросил Хабесов.
— Речь о том, что никто не ожидает масштабных боевых действий. А я считаю, что город Грозный будет разбомблен.
— Может, не будет, — сказал Бубнов.
— Будет. И с этим тоже ничего не поделать. Такие проблемы быстро не решаются.
— Так что же ты? — сказал Бубнов.
— А что я? Я уже два или три года наблюдаю развитие событий. Если бы не замотанность в университете, я бы, может, придумал, что предпринять, но увы.
— Может, и не придумал бы! — сказал Бубнов.
— Да я и сейчас мог бы воздействовать, но не стану. Это только бы оттянуло разборку, ничего не изменив по существу, а реальных рычагов власти у меня нет. Да и что делать? Школы у них закрываются, детей не вакцинируют. Старики пенсий не получают. Криминал, поезда грабят.
— Значит надо выдать пенсию, — сказал Бубнов.
— Но не бомбами же!
— Да уж конечно, — сказал Хабесов.
— Ну и что делать? — сказал Бубнов. — Надо предупредить Ельцина.
— Да Ельцин-то о войне знает.
— Как знает? — сказал Бубнов.
— Ну а кто, по-вашему, будет воевать в Чечне?
— Кто? — спросил Хабесов.
— Да российские восемнадцатилетние пацаны. Необученные, с плохим обмундированием и вооружением.
— Почему? — спросил Бубнов.
— Потому что срок службы — восемнадцать месяцев. Из них полгода на подготовку, а обмундирование — исходя из экономической ситуации.
— А что парламент? — спросил Хабесов.
— А кого сейчас волнует парламент? Все будет решено коллегиально, как в старые "добрые" времена.
— Ну, значит, так надо? — сказал Бубнов
— Кому надо?
— . . .
— Они же не знают то, что знаю я. Война затянется надолго и станет позором России.
— Почему? — спросил Хабесов.
— Это не трудно понять по опыту Вьетнама и Афганистана.
— А при чем тут Афганистан? — спросил Хабесов.
— Такая же авантюра.
— Ну, знаешь, там люди честно воевали, свой долг отдавали, — сказал Бубнов.
— Слава, слава, слава, слава героям. Речь не о них.
— А о чем? — сказал Бубнов.
— Речь о том, что мешает людям нормально жить.
— И мы должны остановить эту войну? — сказал Хабесов.
— Даже если вы подключите весь союз писателей, у вас ничего не получится. Какое-нибудь коллективное письмо, но кто сейчас обратит на него внимание.
— Ну, вот начнутся военные действия, мы и скажем свое слово, — произнес Бубнов жуя колбасу.
— Кто вас тогда услышит? Разве жена, да и то, если не на базаре, а близко.
— Может, услышит, — сказал Бубнов. — Я считаю, что ты не имеешь права спекулировать чеченской войной.
— А кто имеет такое право?
— Тот, кто в ней участвовал, — сказал Бубнов.
— Так она еще не началась!
— ...
— А что еще будет? — спросил Хабесов.
— Ну, по сравнению со сказанным ничего особенного. Все бытовые мелочи, —сказал я, сосредотачиваясь на желании узнать будущее и несколько опасаясь, что не смогу ничего предвидеть. Я решил отдаться во власть силе, говорящей во мне. Я не думал о смысле говоримого. — Вот недавно прочитал заметку о банке “Кредит Сервис”. Сейчас ясно вижу, что он обанкротится, еще в январе, хотя объективных причин для этого в общем-то не будет.
— А если я расскажу писателям? — сказал Бубнов.
— Именно это и требуется — они еще успеют забрать свои вклады.
— Так что, банк обанкротится и вклады нельзя будет забрать? — спросил Хабесов.
— Наверное, только в судебном порядке, но кому это нужно?
— Конечно, — согласился Хабесов.
— Может, и в судебном нельзя? — сказал Бубнов.
— Владелец банка вроде бежать за границу не собирается. Можно будет.
— А кто виноват? — спросил Бубнов.
— Прокуратура разберется. Я только знаю, что банк обанкротится.
— А я буду защищать честь человека. По-моему, это клевета, — сказал Бубнов.
— Что ж, поторопитесь, у вас не так много времени.
— В смысле? — спросил Хабесов.
— Когда банк обанкротится, никто не станет его слушать.
— Да уж конечно, — сказал Хабесов.
— Ну и еще о чем я хотел рассказать и о чем уже рассказал, это о раскопках Сократа.
— А какое нам до этого дело? — спросил Хабесов.
— Вам, конечно, это не к чему. Это нужно мне для теоретического обоснования трансцендентальности человеческого мозга. Это очень маловероятное событие.
— Может, не очень? — сказал Бубнов.
— Очень. От его останков могло и вовсе ничего не сохраниться. К тому же Сократ, все-таки философ, обнаружение его захоронения имеет большое значение. Останки таких людей не должны теряться. Кстати, это не единственные останки, которые будут обнаружены в следующем году.
— Да ну.
— Был такой писатель, Сент-Экзюпери. Я надеюсь, что наконец-то найдут и его.
— А почему его должны найти? — спросил Хабесов.
— Потому что он потерялся.
— Как? — спросил Бубнов.
— Вылетел в сорок четвертом году на задание и не вернулся.
— Бывает.
— Да, но должны были найти, все-таки это Европа, не то что бескрайняя Россия.
— Да уж конечно, — сказал Хабесов.
— А мы тебе не верим, — сказал Бубнов довольно.
— А я знаю. Я потому и старался издать книжку, чтобы к моим словам относились серьезнее, но вам на это наплевать. Вы какие-то не серьезные люди, вы думаете, что это все просто так делается.
— Да нет, мы так не думаем, — сказал Хабесов.
— Тогда почему бы вам не помочь мне. Помочь в деле спасения людей.
— А я считаю, что все здесь говорилось только для того, чтобы попасть в антологию, — сказал Бубнов.
— Антология уже напечатана, так или иначе я в нее не могу попасть, ваше обвинение не состоятельно, — сказал я, вспомнив, что недавно в Белгороде был издан сборник, которым местные писатели очень гордились.
— Не в эту, так в следующую, — сказал Бубнов.
— Такие сборники издают редко. Еще не известно, кто будет издавать следующий. Может быть такую вещь будет издавать кто-то другой.
— Кто? — спросил Хабесов.
— Я.
— Может, не будешь, — сказал Бубнов.
— Может, не буду, я не вижу большого смысла в подобных изданиях.
— По-моему, очень интересная книга.
— Куча фотографий и биографий.
— Полезно знать! От них можно многое перенять, — сказал Бубнов.
— За последнее время я с некоторыми из них познакомился живьем. И не стал от этого богаче.
— Ну, знаешь, — сказал Хабесов.
— Да что уж там, это и не предполагалось.
— Книжку же издали, — сказал Бубнов, — помогли.
— Издали за пятьсот долларов.
— Ну и что? — сказал Хабесов.
— Я бы не говорил тут о помощи, к тому же, издали не бог весть как.
— В смысле?
— Куча опечаток, печать грязная, обложку сделали коричневой — че к чему?
— А почему коричневую?
— А кто их знает. Меня редактор как-то спрашивает: "Какого цвета сделать обложку?" Говорю: “Зеленого или фиолетового”. Нет, говорит, не получится, можем только красного. Прихожу в типографию — коричневая.
— Почему?
— Наверное, красная краска закончилась.
— Ну и коричневая тоже не плохо, — утешительно сказал Хабесов.
— Это цвет апатии и депрессии, люди не будут ее покупать.
— Может, будут.
— Может быть. Сейчас, правда, покупательная способность населения очень низка. Может, библиотеки немного купят, — сказал я, думая о том, что неплохо бы эту “покупательную способность” если не увеличить, то хотя бы сохранить. Мне казалось возможным упрочить этот мир.
— Может, не купят, — сказал Бубнов.
— Они берут для отдела краеведения.
— А зачем ты нам это рассказываешь? — спросил Бубнов.
— Да вот, может, вам пригодится. Вы книжку недавно издали. Может быть, пристроите в библиотеке.
— Все?
— Ну, все вряд ли. Это было бы слишком просто. Писателей много, а финансы у библиотек скудные. Я вот предложил книжку — сказали денег до нового года не будет.
— Так зачем предлагать? — спросил Бубнов.
— До нового года осталось совсем ничего.
— Я там ни с кем не знаком, — сказал Бубнов.
— А какого знакомства вам нужно?
— В смысле? — спросил Бубнов.
— Чай пить, детей крестить — чего вы хотите?
— Все-таки надо какое-то знакомство, — настоял на своем Бубнов.
— Люди работают, формируют фонд библиотеки. Почему бы вам им не помочь? Они не обязаны выискивать вашу книгу в киосках.
— Я не знаю, — сказал Бубнов.
— Возьмите-ка пачку ваших книжек да отнесите им.
— А деньги?
— Переведут на расчетный счет.
— У меня нет, — сказал Бубнов.
— Заведите, или сами можете зайти.
— А если обманут? — сказал Бубнов.
— Значит, судьба у вас такая горемычная.
— Я не хочу.
— А зачем книгу издавали, чтобы в союз вступить?
— И для этого тоже, — сказал Бубнов.
— Ну бог с вами, — почему-то мне было скучно.
— А ты мог бы быть президентом? — спросил Бубнов, хитро прищуриваясь.
— Что я вам, Маугли, что ли?
— Похоже, для тебя не существует авторитетов?
— Какие уж тут авторитеты. Я стараюсь жить своим умом.
— А мы ведь все тут авторитеты, — сказал Хабесов, на что-то намекая.
— В самом деле? Я пророчествовал для разных людей, посмотрим, как получится с авторитетами.
— Посмотри, — сказал Бубнов. — Я вот хочу спросить, почему ты называешь цену издания в долларах, а не в рублях?
— Какие уж сейчас рубли.
— Как тебе не стыдно?
— Это правительству должно быть стыдно. А я когда что-то говорю — стремлюсь передать какую-то информацию. А то я вот спрашивал, сколько стоит издать книгу, так ведь ни у кого не узнаешь. Миллионы!
— Ну и что?
— Хорошо, что не миллиарды. Думал сделать нормальную обложку — редактор сказал, что сейчас обложка стоит целое состояние. К сожалению, постеснялся спросить, по чем сейчас состояние, может быть, хватило бы и на обложку.
— Так что ж ты? — спросил Хабесов.
— Да меня еще в первом издательстве ввели в замешательство с обложкой.
— Это где? — спросил Бубнов.
— Да я ходил по издательствам — интересовался, где лучше. Ну и издатель стал говорить, что сейчас ничего нет и лучше достать как-нибудь где-нибудь ватман.
— Ну и что тебе, трудно? — спросил Бубнов.
— Мне это не трудно. Я просто не понял — издательство у них там или кружок "Сделай сам".
— Как тебе не стыдно?
—Да можно подумать, мне должно быть стыдно. Это именно ваше поколение довело страну до разрухи.
— Может быть, не наше?
—Издательство ведь выпускало не кого-нибудь, а тех писателей, о которых вы столь высокого мнения.
— Ну и что? — сказал Хабесов.
— Так, ведь обанкротилось, можно сказать!
— Как? — сказал Бубнов.
— Очень просто, долги какие-то, договора. Издатель вот недавно писал в газете, как было бы хорошо, если бы администрация подбросила им миллионов сорок, то-то бы они развернулись.
— А писатели-то причем? — сказал Хабесов.
— Так ведь их книги лежат в издательстве невостребованные. Я так прикинул: у них там миллионов на двадцать залежей макулатуры. Авторитетов.
— Может быть, не авторитетов.
— Когда печатались, может, и не были, сейчас-то, небось, все вышли в авторитеты.
— Может, не все, — сказал Бубнов.
— Да и то сказать, издательство кого попало не печатало.
— Ну ладно, а почему ты не издал там свою книжку? — спросил Хабесов.
— Да как-то, издатель говорит, что надо много дорабатывать, потом говорит некому сейчас с ней работать, то предложил помочь найти спонсора, даже письмо написали к одному предпринимателю, детективы, говорят, пишет.
— Ну так что ж ты? — сказал Бубнов.
— Да пойди найди того предпринимателя.
— Ну все равно, — сказал Бубнов.
— Что ж все равно? У предпринимателя предполагалось выпросить пять миллионов, а мы могли вложить в дело только миллион. Я впрочем изначально знал, где издадут мою книжку, да все отец, говорил проще, меньше требований.
— А, что в другом издательстве проще? — спросил Хабесов.
— Да, там не донимали меня литературными изысканиями. Поправили там что-то, где-то.
— А что за редактор там редактировала твою книжку? — спросил Бубнов.
— Редактор как редактор, правда, с чувством юмора плоховато, а в остальном все нормально.
— Как тебе не стыдно? — сказал Бубнов.
— Сколько можно, смените пластинку.
— В самом деле так нельзя, — сказал Хабесов.
— Вот Виктор Николаевич уж на что спокойный человек, а и ему вы надоели, — сказал я, хотя и видел, что Хабесов почему-то хотел поддержать Бубнова.
— Но Бубнов высказывает свое мнение, — сказал Хабесов.
— Это не мнение. Эта фраза звучит как обвинение. То что демонстрирует здесь Бубнов, является грубым приемом психологического давления.
— Ну и что? — сказал Хабесов.
— Я только не пойму, чего он хочет добиться?
— Да тебя на чистую воду вывести, — сказал Бубнов.
— А зачем это вам?
— А что бы ты не пролез никуда, — сказал Бубнов.
— Конкретнее, пожалуйста, куда?
— Ни в газету, ни в онтологию, ни в Союз писателей, — сказал Бубнов.
— Ну, по крайней мере откровенно. Значит, вы, преуспев во всех выше названных местах, обвинили меня, что я куда-то вас не пускаю и теперь стараетесь не пустить меня.
— Да.
— Да, вы, однако, милашка.
— Это уж слишком, — сказал Хабесов.
— Вы думаете?
— Я его сейчас ударю, — сказал Бубнов.
— Лучше уж не рыпайся, дружок.
— Мы тебе не друзья, — сказал Бубнов.
— А кто вы? Судьи?
— Да.
— Ну, ну, вообще-то на ринге я бы с удовольствием набил вам морду.
— А, может быть, попробуешь? — сказал Хабесов.
— Что? Что я должен попробовать?
— Ударить его, — сказал Хабесов.
Этого я никак не ожидал. Давно когда-то, моя бабушка советовала мне сторониться людей, которые в пьяном разговоре подзуживают подраться. (Вот когда вспомнился добрый совет).
— Зачем? Это он хотел меня ударить. А я что ж, всегда готов. Единственной моей целью является свести процесс в цивилизованное русло.
— В смысле? — спросил Хабесов.
— В смысле на ринге, в перчатках, как положено.
— По-твоему это цивилизованно? — сказал Хабесов.
— Более-менее. Мне ли не знать всю степень подлости русского провокатора. Сначала провоцирует, а потом будет ходить жаловаться, что ему неправильно морду набили.
— В смысле? — сказал Хабесов.
— В смысле не по правилам.
— Сразу видно, что ты не русский, — сказал Бубнов.
— Мне иногда бывает стыдно, что я русский.
— Когда? — спросил Хабесов.
— Да вот, общаясь с людьми. Если бы вы знали, как трудно быть пророком в России. Предсказываешь, предсказываешь будущее, а людям наплевать. Когда предсказания сбываются, это не вызывает никакого резонанса. Это возможно только в России.
— Может, не только? — сказал Хабесов.
— Может, ты сам виноват? — сказал Бубнов.
— Может быть. Я вот предсказываю будущее России, а вы издеваетесь надо мной самым невозможным, самым гнусным образом. Где еще такое возможно?
— Может, так и надо? — сказал Бубнов.
— Кому надо, вам? Захотелось попробовать себя в роли авторитета. Кого-нибудь задавить. Так охота попасть в Союз писателей?
— Да.
— Было бы жаль.
— Какие у тебя основания говорить так? — спросил Бубнов.
— В течение нашего разговора вы дали мне достаточно оснований, — ответил я, пытаясь расслабиться, чтобы уйти от волн негативных эмоций, нахлынувших на меня. За окном уже давно стемнело, но звезд видно не было. Напротив, в каком-то наверно административном здании не было ни одного освещенного окна.
— И что, это так серьезно? — спросил Хабесов.
— Мне было бы неприятно, если бы люди подумали, что мои мысли могут быть заняты такой ерундой.
— Что тут такого? — сказал Бубнов.
— Подумалось, что если люди, вас послушав, поверят злобному навету...
— И что? — спросил Хабесов.
— И Листьева беднягу не спасут.
— А когда это хоть случится? — спросил Хабесов.
— Вообще-то это очень сложный вопрос.
— Да уж конечно, — сказал Бубнов.
— По моим соображениям, где-то в марте.
— Так это совсем скоро, — сказал Хабесов.
— Скоро, все случится скоро, я совершенно не собираюсь никого обманывать.
— Что ж, люди разберутся, кто прав, — сказал Бубнов.
— Разберутся. Только, как это обычно случается в России, будет поздно. Уж Листьева из гроба не поднять.
— Я этого не понимаю, — сказал Бубнов.
— Вы, к сожалению, очень многого не понимаете.
— Пора заканчивать этот разговор, — сказал Хабесов.
— Я бы уже давно его закончил, если бы вы мне пообещали приложить все усилия для спасения Листьева.
— Но я же член союза писателей... — сказал Хабесов.
— Ну и?
— Ты же этого не знал, — сказал Бубнов.
— Вот еще. Это написано на двери кабинета, где Виктор Николаевич работает помощником литконсультанта.
— Как? — сказал Бубнов.
— Черным по белому. На маленькой бумажке.
— Может не на маленькой? — сказал Бубнов.
— Что еще за придирки, именно на маленькой и именно черным по белому, именно помощником.
— Ну, хорошо, мы это сделаем, — сказал Хабесов. — Зачем только это все?
— Я как-то слышал, как вы говорили, что если бы ваши стихи спасли человека, вы были бы счастливы и я решил, что вы мне поможете.
— А при чем тут стихи? — сказал Бубнов.
— Стихи тут, может быть, и не причем.
— А если не спасем? — спросил Хабесов.
— Скорей всего так и будет. Слишком сильно в людях атеистическое воспитание. Вам вряд ли удастся кого-то в чем-то убедить.
— Так что ж ты? — сказал Бубнов.
— То, что я делаю, рассчитано на будущее. Сегодня не удастся — получится в другой раз. Но вы не беспокойтесь, по крайней мере меня вы уже спасли. Ведь все эти знания не возможно носить в себе. Они бы взорвали меня. А теперь я буду спать спокойно.
— А если мы не станем ничего делать? — спросил Бубнов.
— Вы ухудшите свою карму.
— И это скажется в следующей жизни? — спросил Бубнов.
— Такое сильное утяжеление кармы не может не сказаться уже в этой жизни.
— Мне на это наплевать, — сказал Бубнов.
— Что ж, я назначаю вас ответственным за жизнь Листьева.
— Ты назначаешь? — вызывающе спросил Бубнов.
— Да, я назначаю.
— А ты кто? — спросил Бубнов.
— Пророк, чьи слова для вас ничего не значат.
— Ну что ж, проживу как-нибудь и без Листьева. — сказал Бубнов.
— Я в этом нисколько не сомневаюсь.
— Мне кажется, — сказал Бубнов, — что ты все это придумал, чтобы попасть в союз писателей.
— Оставьте, скорее всего, я не смог бы в него вступить даже если бы мне предложили. У меня и прописки то нет.
— Как нет?
— Да так, нет, как с Харьковского университета выперли, так я и скитаюсь без прописки, что очень сильно ограничивает мои возможности.
— Так пропишись.
— Прописаться то можно, да нужно становиться на воинский учет.
— Так встань.
— Того и гляди в армию заберут, в наше смутное время, перед войной в Чечне, это было бы просто безумием.
— Но это гражданский долг, — сказал Бубнов.
— Мой долг спасать людей, а не участвовать в кровавых бойнях.
— Значит, ты косишь армию, — сказал Хабесов.
—Все гораздо проще. Когда я уходил с Украины, я снимался с учета в военкомате, они мне говорят: "Ты же должен быть призван!" Я говорю: "Ну и". Они предложили написать, что я отказываюсь служить в украинской армии. Я написал, мне выдали дело на руки и говорят: "Иди куда хочешь". И я пошел.
— Что же ты отказался? — спросил Бубнов.
— Как же не отказаться, они меня из университета выгнали за украинский язык, а я им служить?
— Надо было служить, — сказал Бубнов.
— А вдруг война в Крыму, что ж мне воевать прикажете?
— Да, прикажу, — заявил с вызовом Бубнов.
— А сами бы вы пошли воевать?
— Да, пошел бы.
— А с какой, позвольте поинтересоваться, стороны?
— То есть?
— Или вам все равно?
— ...
— А разве в Крыму будет война? — спросил Хабесов.
— Нет.
— Ну так, — сказал Бубнов.
— Возможно, не будет, потому что я, и тысячи таких людей как я, откажутся служить в украинской армии.
— Уж конечно, — сказал Хабесов.
— А что ж в России, — продолжил Бубнов.
— А, что в России? У меня нет ни малейшего ощущения, что я живу среди сограждан.
— Как?
— Совершенно. Вы считаете себя очень солидными и достойными всяческих благ, правителей мудрыми и правыми, а меня и вообще молодежь просто пушечным мясом. Нет, я не хочу защищать ни вас, ни вам подобных.
— Ну знаешь, я свой гражданский долг отдал,
— Пусть, вы и отдали кому-то долг гражданский, теперь готовы всех давить ради материальных и других благ. И инвалидность вам не дают. А я ни хочу. Помните, как там у Есенина "Я другую явил отвагу, был я первым в стране дезертиром”.
— Тогда другое время было, — сказал Бубнов.
— Тогда был капитализм. При социализме хоть и много было лжи, но человек, придя из армии, мог надеяться получить хотя бы...
— Что? — перебил Хабесов.
— Хотя бы работу.
Хабесов немного смутился.
— Впрочем, не надо фетишизировать акт служения в армии. Есть и другие способы служения Родине.
— В смысле? — спросил Хабесов.
— В смысле способствовать ее укреплению. Кстати, предсказание будущего как раз и является таким служением.
— Да уж конечно, — сказал Хабесов.
— Как тебе не стыдно?
— Ситуация осложняется только тем, что мне не хотят верить, и тем, что я ограничен в своих возможностях, и ограничен государством. Недавно оно украло мои деньги со сберкнижки.
— Может, так и надо? — сказал Хабесов.
— Нет, вы это поймете со временем.
— Может, не поймем? — утверждал Бубнов.
— Что-то мне не нравится российский менталитет, в такой ситуации я бы с большим желанием служил где-нибудь в иностранном легионе.
— Ну, знаешь, — сказал Хабесов, — что ж теперь, все виноваты?
— Нет, речь не о том, кто виноват. Я долго думал, зачем все это нужно, и понял, что через пророков Бог осуществляет искусственный отбор. Если бы люди были отзывчивыми, я мог бы их спасти, но увы.
— Как это?
— Ну вот, например, в 95 году в Харькове ожидается прорыв канализации.
— Ну знаешь.
— Вы не дослушали, это будет серьезная авария. Прорыв произойдет рядом с метро и через него попадет в реки. Сильное загрязнение экологии, вспышки холеры, дизентерии, тифа.
— Ну, — спросил Хабесов, — надо спасать.
— Спасайте, поезда в Харьков пока пропускают.
— Ну знаешь.
— Неохота! И так каждый. Мне ведь тоже не интересно этим заниматься. Но вот если бы у меня все было бы нормально, учился бы я сейчас в Харькове, был бы более менее свободен, вполне возможно я бы что-нибудь предпринял. Хоть и сложно при нашей расхлябанности.
— ...

* * *
Утром я проснулся в девять часов, хорошо выспавшись, и чувствовал себя обновленным, исчез груз, давивший на меня.
Бубнов вчера напился еще где-то и ничего не помнил. Хабесов сделал вид, что ничего не произошло. Я помнил только обрывки разговора, вспоминать не было охоты, да и незачем.
К десяти часам сходил на семинар и остался им доволен. Книжку хвалили, по крайней мере, мне так показалось. Но это меня уже не интересовало. Говорить о будущем уже не хотелось. Возник эмоциональный барьер. Подарил несколько экземпляров, пожал несколько рук, услышал пожелания успехов.
На следующий день еще намечалось обсуждение курян. Белгородцы собирались отметить семинар выпивкой. Хабесов, как недавно бросивший пить, засобирался домой. Я тоже отправился с ним.
Уже к ночи, изрядно замерзшие, мы прибыли в Белгород. Хабесов предложил помочь мне реализовать книгу, задействовав свои “связи”.














Глава 3


— Не тяни меня в пучину
логики своей.
Без нее беспечно сгину
в счастье серых дней,
— Так сказал мне бедный малый.
Где ему понять,
Что такую груду знаний
всем нам не поднять.


1
Первое время после семинара я часто заходил к Хабесову. Бубнов мне не встречался, да я и не думал об этом алкаше. Хабесов между тем ничего не вспоминал о разговоре.
Перед Новым Годом начали бомбить Грозный. По телевидению раздавались сдержанные вопли истерики.
Меня угнетало сознание, что я сам, избегнув призыва в армию, после Харькова не встав на воинский учет, не приняв гражданство, ничего не сделал для остановки трагедии. Но что я бы там делал? Рисковать новой мировой идеей я не мог, просто не имел права. Пусть ищут других харизматиков.
Конечно, правительство может сколько угодно заявлять, что все дипломатические меры были исчерпаны — это преступные, лицемерные люди, пекущиеся о своих финансовых интересах. Мне, учившемуся в советской школе, и в голову бы не пришло воевать за чьи-то деньги. Да и свои же отцы-командиры продадут за сотню баксов.
Президент выберется и из этого дерьма. Для меня же игра с государством в прятки может иметь самые печальные последствия.
Но было бы наивным утверждать, что все проблемы кроются только в бездарности правителей. Народ болен. Нет самоуважения.
Если бы мы показали миру, что строим новое, современное, справедливое, гуманное государство, никакие мусульмане не посмели бы с нами воевать и те же чеченцы служили бы у нас на границе.

* * *
Местный банк прекратил финансовые операции. В глазах Хабесова скрывалось легкое удивление, смешанное с раздражением. Между тем удалось пристроить часть тиража книги в библиотеки и бибколлектор.
Состоялась встреча в одной из школ. Школа опять возвращалась в мою жизнь. Интересно было взглянуть на нее с новой точки зрения. Но жизнь ее оставалась серенькой, будничной.
Однажды я зашел в Союз писателей и из прихожей услышал разговор.
— И все это на полном серьезе, — говорил Хабесов, — человек понимает все дословно.
— Трудно, наверно, ему в жизни.
Я вошел. Хабесов стоял ко мне спиной, Воронин сидел на диване, двое незнакомых писателей стояли около двери в комнату. Воронин, увидев меня, улыбнулся и сказал, весело обращаясь к Хабесову, как бы завершая беседу:
— Ну что, начальник, дело шьешь?
Я подошел и поздоровался с ним. Хабесов, увидев меня, растеряно проговорил:
— А, Дима, здравствуй.
— Здравствуйте.
— Вот говорил я тебе, — сказал Воронин, — нет пророка в своем отечестве.
— Да уж, — протянул я, не зная что сказать: "Нет, но будет”. Хотелось спросить, собираются ли они спасать Листьева. Но не хотелось обострений. Да и на кой черт он мне сдался? Было неудобно за несколько своих резких высказываний. Да к тому же, я решил не вмешиваться, может быть просто постеснялся. Могли ли в то время что-нибудь изменить мои вопросы? Так я ничего и не спросил.

* * *
Решил съездить в Харьков, встретиться с друзьями, похвастаться книжкой. В магазине услышал по телевизору об убийстве Листьева. Трудно описать, что я чувствовал. Кто мне Листьев? Прохожий. В общем то он случайно оказался моим первым опытом по спасению.
Встретил в Харьковском университете бывшего одногрупника Андрея, попросил передать друзьям несколько экземпляров книжки. Андрей к тому времени был на пятом курсе. Подрабатывал лаборантом. Посетовал на бесперспективность жизни на Украине. Встретил я профессора физики, ему тоже подарил книжку. Хороший человек.
Хотелось бы верить, что все в жизни осмыслено, хотелось верить в Бога. Если бы был Бог, многое можно простить. А так, — как жить без Бога? Попробовать самому навести порядок? Но в чем черпать уверенность и надежду?
Грустно и тягостно. Люди, люди, помнят ли они то, что я говорил. А назад ничего не воротишь. Но почему? Почему я не был достаточно решителен? Не писал письма?
Отчасти, от неверия людей, тупого и, можно сказать, злобного непонимания.
Смотрел телевизор. Дни и ночи думал. Болел мыслями. По моей теории (методике) предвидения будущего, видеть из прошлого я могу, только если впечатления оставляют яркий, глубокий след в мозгу в настоящем.
Невозможно сказать, насколько переживания были осознанной необходимостью, а насколько — моим природным естеством. Иногда доходило до параноидальной невозможности расстаться с навязчивыми, надоевшими мыслями.
Похоже, я обдумал все причастные к происшедшему факты. Я даже вспомнил случай, как, будучи в гостях у бабушки, лет пятнадцать назад, случайно задался вопросом, что я могу сделать для людей, и ясно предвидел убийство человека с фамилией Листьев. Что я знал тогда о нем? Ничего.
Тогда я получил точную информацию, что ничем не смогу смягчить трагедию, но принял решение ждать проявлений будущего и сделать все от меня зависящее. Тогда я чувствовал безнадежность при мыслях о судьбе страны, но преодолел апатию мыслями, что родители мои будут живы, а мои дела — не очень плохи.
Итак, я ничего не изменил. Люди не хотят знать, что будет. Они хотят знать, что все будет хорошо. По видимому существует защитный психологический барьер, и преодолеть его сложно. Зачем я предпринимал попытки? Бога ради. Утешаю себя тем, что я занимаюсь познанием. Если люди научатся методу — кое-что изменится в этом мире.
Десять процентов валового дохода государства тратится на ликвидации последствий аварий и стихийных бедствий. Предсказания могли бы уменьшить убытки. Поправить экономику. В мировых масштабах это очень много. Кроме того, уменьшится преступность. Ведь все гадости в мире делаются тайно. Пророки смогут раскрывать преступления в момент их совершения.
Я верю, что можно ожидать в ближайшие пятьдесят лет наступление эры гуманизма. Правда, для этого придется еще поработать.

2
В небольшом напряжении я дожил до раскопок Сократа, а вскоре услышал о находке самолета Сент-Экзюпери.
И каждое сбывающееся событие вырывало меня из жизни и погружало в мир идей и переживаний. Свои переживания я старался мысленно связать с бывшим разговором, словно выписывая адрес послания, концентрируя передаваемые мысли на небольшом промежутке времени. Приходится делать так, иначе мои страдания и вовсе были бы бессмысленны. Многие скажут, что прошлого не изменить. В этом все дело. Чтобы понять дуализм прошлого и будущего, их единство и взаимозависимость, человечеству понадобилось несколько тысяч лет.
Меня огорчало, что мало людей знали о моих предсказаниях. Но я положился на волю Бога.
А между тем, учеба моя в пединституте все более запутывалась. Обучение здесь более рутинное, и обычная психология стала для меня камнем преткновения.
Преподаватель оказался странным. Может, напрашивался на взятку. Дважды я сдавал ему общую психологию, четыре — возрастную. По общей психологии поставил пять, а вот возрастную я так и не смог ему сдать... Каким же это надо быть психологом, чтобы так издеваться над людьми?
Сессия оказалась завалена. Я решил, что мне наплевать, что есть у меня дела поважнее. Психологические барьеры, антипатия к сдаче экзаменов не позволяли мне спокойно учиться. Лучше всерьез попробовать себя в литературе, может быть поступить в Литературный институт. Все равно мне придется обосновывать свою теорию историческими фактами, да и литературные пригодятся, они тоже имеют дело с душой человека.
Послал книжку в Литературный институт, на отборочный конкурс. Ответа не пришло, и я решил, что она потерялась. Кто их знает, что они там с ними делают.

* * *
Я попытался вспомнить разговор произошедший в Курске, что я там еще наговорил…

— Ну в общем-то предсказаний мало, — сказал Хабесов.
— Предсказаний обычно мало, но они дорогого стоят.
— Чего же они стоят? — Хабесов спросил так словно я ему предложил что-то купить.
— Человечество бережно сохраняет сведения о пророчествах как примеры подвига духа. Еще Фома Аквинат говорил, что "нас удивляют подвиги плоти во имя духа, а сколь удивительней подвиг духа во спасение плоти!"
— В смысле? — спросил Хабесов.
— В прямом смысле. Казалось бы, чего ради спасать людей?
— Да, в самом деле, — проговорил Хабесов.
— И тем не менее такие попытки постоянно предпринимались и будут предприниматься. Даже если мы никого не спасаем, мы производим раскрепощение сознания человека. Кругозор человека расширяется в будущее. А, кроме того, имеется просто воспитательное воздействие. Рассмотрим, например, феномен Ванги в Болгарии. Я недавно читал о снижении там преступности. Люди действуют по-другому, когда знают, что есть человек, знающий о них все. Бога как-то не стесняются, с человеком сложнее.
— Мы же не преступники, — сказал Хабесов.
— Вы-то меня и не беспокоите. Но в России криминальная ситуация оставляет желать лучшей.
— Есть же пророки и кроме тебя? — сказал Бубнов.
— Есть, но скажем, Ванга вашими проблемами заниматься не будет.
— Может, будет, — сказал Бубнов.
— Это не трудно будет проверить. То, что предсказывает Ванга, становится широко известно.
— А что ж ты? — продолжал забрасывать меня вопросами Бубнов.
— Я ли виноват в своей неизвестности? После 70 лет атеистического воспитания люди у нас ни во что не верят. А потом, им стыдно, что они были такими недальновидными, кто-то завидует, кто-то озлоблен на весь мир.
— И что, все? — сказал Хабесов.
— Нет, конечно, какая-то известность у меня есть, но этого недостаточно.
— И ты издал книжку? — спросил Хабесов.
— Да, и книжку тоже. Тороплюсь, сейчас много расплодилось в России всяких религиозных сект.
— И ты решил создать еще одну? — спросил Бубнов.
— Ну, что вы. Будучи философом, я являюсь крайним индивидуалистом и на дух не переношу всякие секты, сборища, союзы, партии и так далее.
— Ну, знаешь... — сказал Хабесов.
— Вот недавно в Киеве разогнали секту.
— Какую? — спросил Бубнов.
— Какую-то Мать Марию.
— А кто она? — спросил Бубнов.
— Журналистка тронувшаяся.
— Как тебе не стыдно? — сказал Бубнов.
— Прекращайте, надоело. Я, конечно, понимаю, что это у вас вошло в привычку, вроде как у Виктора Николаевича, постоянно спрашивать: "В смысле".
— В смысле? — автоматически сказал Хабесов.
— В смысле, я советую Бубнову выбрать себе какую-нибудь более безобидную заморочку.
— Ладно, что ты нам хотел рассказать о секте, — спросил Хабесов.
— Просто, молодежь втягивается в секты и нечего этому противопоставить.
— Может, и не надо ничего противопоставлять? — сказал Бубнов.
— Разве что наплевать на все...
— А, может быть, и противопоставляют, — сказал Хабесов.
— Церковь слаба, да и мало кто разбирается в происходящих процессах. Вот есть, скажем, секта АУМ Сенрикё, ее сейчас крутят по радио, но они сами террористы.
— То есть?
— Пока они еще ни на чем не пойманы, но я предвижу, что они совершат террористический акт.
— В России? — спросил Бубнов.
— Нет, в Японии.
— Ну тогда нам дела нет, — сказал Бубнов.
— Вы националист?
— Да, — злобно ответил Бубнов.
— Однако.
— И что, их тоже надо останавливать? — спросил Хабесов.
— Этих не остановишь. Доказательств у меня ни каких нет. Да и то, с ними связываться опасно.
— И что они будут делать?
— Травить японцев ипритом, где-то в Аэропорту.
— В Аэропорту?
— В аэр... или в метро, конечно, в метро удобнее. Жертв много, 200-300 человек.
— Ну, в общем-то, это нас не беспокоит, — сказал Хабесов.
— Знаете, Александр Николаевич, когда разговариваете с пророком, лучше не пренебрегать жизнями людей. Иначе, если вам самому потребуется помощь, то я уже не стану вас спасать, — произнес я чувствуя, что не очень удачно высказал возникшие мысли. Нет, мне совсем не хотелось с ним сориться.
— А зачем это им надо? — спросил Бубнов.
— А кто их знает? Они вообще какие-то странные. Они и бактериальное оружие разрабатывают.
— Что же делать? — спросил Хабесов.
— Я, как пророк, могу попробовать витально подтолкнуть их на какую-нибудь неосторожность, чтоб полиция их поймала. А так-то, больше ни чего и не сделать.
— Так зачем говорить? — спросил Хабесов.
— Ну, это в Японии ничего не сделать, а в России можно было бы уменьшить их влияние. Если бы вы посодействовали, — пошутил я.
— Да уж конечно, — сказал Хабесов.
— А что еще человечеству грозит? — спросил Бубнов.
— Трудно сказать.
— Ну, наверное, СПИД, — услужливо подсказал Бубнов.
— Да я бы этого не сказал, похоже, СПИД не актуален.
— Как, я считаю, что актуален, — сказал Бубнов.
— Похоже, динамика заболевания стабилизировалась. В следующем году будет более известен Эбол.
— Что за Эбол? — спросил Хабесов.
— Вы об этой болезни, наверное, никогда даже не слышали.
— Не слышали, — согласился Бубнов.
— Ничего, еще услышите, это африканская болезнь известная также под названием Марбург.
— Новая болезнь? — спросил Бубнов.
— Нет, были вспышки в 72 году в Африке и в Марбурге в Германии. Тогда их удалось локализовать. Я как-то читал об этом статью в "Химии и Жизни".
— И в России это будет? — спросил Хабесов.
— Нет, аэропорта перекроют, обойдется. Будет какой-то случай в Старом Осколе, но окажется обыкновенной дизентерией.
— А зачем ты это нам рассказываешь? — спросил Хабесов.
— Просто так, экскурс в будущее.
— А я считаю, ты нас шантажируешь, — сказал Бубнов.
— Ну, опять вы за свое.
— Да, ты все это выдумал, — упрямо гнул Бубнов.
— Эбол я не выдумывал, это обычный вирус, зародившийся где-то в джунглях.
— В смысле?
— Джунгли являются питательной средой для зарождения и сохранения вирусов, и по мере углубления туда человека, они вызывают эпидемии. Сейчас известно что-то около 150-200 видов вирусов, порядка 20 из которых очень опасны.
— Да, ты не это выдумал, — сказал Бубнов.
— Нам это не понравится, — сказал Хабесов.
— Ну, вы впадаете в примитивный мистицизм. Просто средневековье какое-то. А я рассказываю будущее, такое, каким его увижу. Могу еще об одном вирусе рассказать. Я его назвал "Хохотун" — он вызывает приступы смеха. Хочу о нем рассказ написать, — сказал я, чувствуя, что уже сильно опьянел и что меня повело куда-то не туда.
— Это уж слишком, — сказал Хабесов.
— Вот посмотрите.
— Ну, это же плохо, — сказал Хабесов.
— Да, чего уж хорошего.
— А если мы не хотим? — спросил Хабесов.
— А что ж тут поделаешь? Я, конечно, могу попробовать что-то противопоставить этим процессам. Все имеющиеся у человечества религиозные книги говорят о такой возможности, но мне что-то мало верится. К тому же я сейчас нахожусь в упадке сил. Эта учеба в университете привела к тому, что я полностью разочаровался в людях.
— Евреи, наверное, виноваты, — сказал Бубнов.
— В принципе, меня будут издавать и в Израиле, и в Германии, и в Японии, и даже на других планетах, когда люди заведут там типографии. Даже инопланетяне, если человечеству доведется с ними встретиться, с удовольствием будут переводить и печатать мои бессмертные творения. Поэтому я не склонен к национализму, хотя, что касается евреев, то мне иногда кажется, что они продолжают жить по ветхому завету.
— Это как? — спросил Бубнов.
— Да, они все еще воюют за землю обетованную, так словно Христос никогда не рождался. Сейчас там у них в Палестине какое-то примирение. Посмотрим на сколько их хватит.
— Тоже, наверное, кого-нибудь убьют? — сказал Хабесов.
— Да, этого, Исхака Рабина.
— Кто? — спросил Хабесов.
— Да свой, еврей.
— Какое это имеет значение... — сказал Бубнов.
— Для евреев имеет, Хабесов же не просто так спросил.
— Может, просто?
— Может.
— И что, нам его тоже спасать? — спросил Хабесов.
— Ну, это у вас вряд ли получится, попробуйте для начала спасти Листьева, хотя бы поймать преступников.
— А Исхак Рабин, как? — спросил Хабесов.
— У него есть охрана, покушаться на него не так-то просто, преступника поймают.
— Мы все-таки попробуем.
— Попробуйте.
— А, может, Листьев тоже еврей? — спросил Бубнов.
— Это сейчас вы можете такое сказать, а вот убьют его, будете говорить, что убит простой русский парень.
— Я думаю, ты из-за своих неудач получить образование, просто готов всех уничтожить, — сказал Бубнов.
— Очень даже могу представить, какое впечатление производят на вас мои пророчества. Когда они сбудутся, вы многое поймете. Только тогда уже вам никто не будет верить.
— Может, поверят? — сказал Бубнов.
— Нет, хоть вы и поэты, хоть и из Союза писателей, верить вам не будут.
— Может, будут? — сказал Бубнов.
— Так, ты, наверно, все-таки сильно озлоблен на людей, — сказал Хабесов.
— Может быть, я и был бы на них озлоблен, если бы не был пророком. Пророки приходят на Землю, дабы исцелить мир. Ситуация примерно такая, приводят к доктору больного, который царапается и плюется. Было бы нелепостью, если бы доктор набросился на пациента с кулаками, вместо того, чтобы лечить. И моя ненависть всего лишь результат нереализованной любви, и направлена она не против людей, а против системы. Вчера от нее страдали сотни, сегодня тысячи, завтра миллионы. Надо что-то менять.
— А мы-то тут при чем? — спросил Хабесов.
— Вы тут не при чем. Просто, нашли, понимаете ли, мальчика. Я еще не встречал подобного высокомерия и ханжества. Вы мне так всю молодежь испортите.
— Как тебе не стыдно? — сказал Бубнов.
— Что ты мне тыкаешь?
— Хочу и тыкаю, — сказал, накуксившись, Бубнов.
— А если мы не будем помогать? — спросил Хабесов.
— Вы это уже говорили. Теперь, когда я уже все рассказал, это нужно больше вам, чем мне. Теперь у вас нет другого выхода, только рассказать все людям и даже обмануться, если на то пошло.
— Зачем все это? — спросил Хабесов.
— Хочется когда-нибудь достичь такого уровня, чтобы предупредить людей перед землетрясением. Спасти сразу тысячи людей.
— Может, попробуешь? — сказал Хабесов.
— Трудно предвидеть даты. Вот есть на Камчатке поселок с нефтяным названием.
— Ну и что?
— Уйдет под Землю.
— Как? — спросил Бубнов, — Почему?
— Плохо строили. Обычная советская халтура. Тут надо бы сотрудничать с министерством по чрезвычайным ситуациям. Я такой возможности не имею.
— А у меня есть знакомый в том министерстве, — похвастался Хабесов.
— Вот и хорошо. Чего еще предсказать? Самолеты будут падать частенько. Один даже приземлится на базар.
— Ну, самолеты часто падают, — сказал Хабесов.
— Ну, на базар, это впервые.
— А нам что делать? — спросил Хабесов.
— Не знаю, что хотите. Я много тут наговорил и со многим ничего поделать нельзя.
— Может, еще чего-нибудь расскажешь? — сказал Бубнов.
— Да хватит.
— Может, не хватит, — упрямо настаивал Бубнов.
— Я как-то прочитал у Бердяева, что люди не способны к предвидению, потому как явление духа испепелило бы их. Я столько напредсказывал, а вам хоть бы хны. Молодцы. Я со временем собираюсь написать книгу, как предвидеть будущее.
— И будут читать? — спросил Хабесов.
— Будут, она будет практична, как учебник арифметики. Кстати, поэтому мне и нужна ваша помощь, чтобы люди как можно быстрее поняли, что я говорю правду.
— И что для этого надо сделать? — спросил Хабесов.
— Рассказать им о нашей беседе.
— Так ты считаешь, что ты беседовал? — сказал Хабесов.
— А что я, по-вашему, делал?
— Спорил, — сказал Бубнов.
— О чем? Здесь нет предмета спора.
— Так мы же тебе не верим, — сказал Бубнов.
— Время все расставит на свои места.
— А я все равно ничего не стану делать, — сказал Бубнов.
— Почему?
— А, может быть, я талантливее тебя, — сказал Бубнов.
— Ну хорошо, пусть талант, но почему такая сволочь?
— Знаешь ты кто? — Бубнов буквально ощерился и зашипел.
— Знаю.
— Кто?
— Дима Юнишев.
— А мне кажется что не Дима. Сказать кто ты?
— Не надо.
— А что ему делать? — спросил Хабесов.
— Пить меньше, чтоб не казалось.
— А я все-таки скажу, — настаивал Бубнов.
— Ну скажи.
Но он промолчал, стараясь, как мне показалось, изобразить на лице наличие мыслей.
— Вы меня утомили, — сказал я, чувствуя, что пора ложиться спать.
— Я считаю этот разговор случайным, — поторопился сказать свое слово Хабесов.
— Разговор-то может и случаен, но можно ли случайно предвидеть будущее? — Я встал и перешел на кровать.
— А я за то чтоб было две буквы н, — сказал Бубнов.
— Да хоть четыре.
Хабесов усмехнулся.
— А я, все-таки, тебя хочу ударить, — сказал Бубнов.
— В очередь запишись, — ответил я, ложась спать.
“Да, — думал я, — наговорил я тут, будет удивительно, если все сбудется. А мне сейчас лучше все это забыть, будет спокойнее. По-хорошему, можно было бы написать в какой-нибудь журнал письмо, но для предвидения нужно живое общение с людьми. Самому смешно, но это так. Почему-то, сидя за листом бумаги, не получается общения с будущим, диалог не завязывается. И ведь этот разговор придется внести в историю. Хотя плевел из него уже не отделить… Да и зерна брошены в камни.
Хотел найти не мальчиков, но мужей, обеспокоенных судьбой страны, а нашел людей озабоченных совсем другими проблемами. Однако любопытные типы, с таких сразу можно рассказы писать. Самому такое количество вздорных суждений ни в жизнь не придумать. Такое можно почерпнуть только из жизненного опыта.
Люди, сделавшие своей профессией поучение других, неизбежно должны были воспринять как преступление мою попытку чему-то научить их самих”.
Надо создавать свое учение. Все-таки главное не деятельность, главное учение. Новый взгляд на мир, на духовную жизнь человека, на религии и верования, на судьбу и свободу воли должен помочь людям. Чуть раньше или чуть позже возникнет новая теория, большого значения не имеет, главное, чтобы она вообще возникла в обозримом будущем. Важно, чтобы именно в обозримом, потому что люди ориентируются на события, происходящие в течение их жизни. Знания о всем, что с человеком случится уже заложено в его подсознании, и принимается в расчет при совершении поступков. Мало кто сильно интересуется будущим до которого он не доживет.
Если все будет складываться благоприятно, можно будет что-нибудь предпринять.

* * *
События в стране тем временем развивались как я и предвидел.
За обнаружение останков Сократа и Сент-Экзюпери я принял отрывочные сообщения, переданные по телевидению. Кажется, они оказались не совсем достоверными. Это убеждает меня, что по информационному каналу передается не окончательная истина, источником которой мог бы быть Бог, а самая обычная информация, передатчиком которой являюсь я.
Затем последовали эпидемия Эбола, убийство Исхака Рабина.
Террористические акции в метро Токио напоминали об АУМ Синрекё. Их удивительно быстро поймали. Ох уж эти мне религиозные организации.
Ну ладно, божественность мироздания проявилась предо мной во всей своей полноте. И что с того? Ближе ли я стал к своей цели? Доверил свои предсказания каким-то алкоголикам.
Я надеялся, я хотел надеяться на Бога, в результате что-то не продумал, где-то поленился, ничего не предпринял.
Постепенно входил в состояние апатии. Ошибочно думая, что алкоголь помогает предвидеть будущее, я несколько раз напился с моим бывшим одноклассником Денисом — без толку. Денис оказывается узнал, что я говорил о его судьбе Вовке, и у него было подозрение, что я его сглазил. Денис пил часто и много. Кажется, мне удалось убедить его, что я тут ни при чем.
Пробовал играть в спортлото, два раза выиграл по три номера — вздор.
Похоже, требуются стимуляторы и витамины, но печень пошаливает.

3
Трудно заставить себя сесть за автобиографические очерки. Писать о себе тяжело. Это психоанализ, а он болезнен. Однако, проводя его, я смогу избавиться от лишнего, наносного. Многое из того, что следовало бы забыть, я храню в памяти с целью описать. Писательство заманивает, завлекает, меняет характер, склад мышления. Профессия писателя чревата многими психологическими опасностями, но в, общем, благотворна.
Было у меня немного рукописей ненапечатанных. Они тоже тормозили мою работу своей неприкаянностью. В надежде на публикации в периодике я написал несколько маленьких рассказов. Но тщетно.
Летом приехал брат с сыном Сережей. Маленький человечек растет. Сережа весел, очень подвижен, порой капризен, приехал от бабушки, где был пес Билл и кошка. Копирует повадки животных. Весело смотреть на новую жизнь, но как-то он будет жить?
Я читал книжки, иногда ездил на дачи. На даче, где строили домик, выложили стены. Уже надоел этот долгострой. Теперь у нас две дачи. Вот если бы сразу дали один большой участок, мы бы его сразу и обустроили. А так столько времени тратится впустую.
Послал во второй раз свою книжку в Литературный институт, на конкурс. Ответ был положительным, но я сказался больным. В конце августа решил поехать с Борисом в Новосибирск. Поработать на компьютере, подготовить макет новой книжки.
Сережу оставили пожить в Белгороде.
Будучи проездом в Москве, побывали в Кремле, Доме Пушкина, видели восстановление Храма Христа Спасителя. Вспоминались мои прежние поездки в Москву.
Вот и Новосибирск, край, радующий сердце. Чем-то он мне особенно дорог. Он совершенно отличен от тех мест, где я побывал за свою жизнь. Составом воздуха, травой, землей. Осенью воздух сух и прозрачен. Скверы и парки наряжены в янтарь и золото. На городских бульварах разгораются рябиновые костры.
Вспомнился Калтан, детство, неясные туманные мечты. Как хорошо было бы пережить заново хотя бы часть того, что я когда-то пережил.
А как знать, может быть где-то, на каком-то отрезке времени все длятся и длятся счастливые моменты моей жизни и будут длиться вечно.
Встретился с бабушкой. Я всегда считал большим несчастьем потерю возможности близко общаться с нею. Огромное расстояние разделило нас. Но мысленно я часто был рядом с ней.
Старость — как болезнь, которую нельзя вылечить. Она примиряет нас с мыслью о смерти.
“Когда умру, — говорила бабушка, — ни о чем не жалей. Я хорошо пожила. Уж сколько лет. Маму бы твою еще увидеть перед смертью, так далеко уехала. Свидимся ли еще, билеты-то на поезд теперь дорогие. Да и не успеет приехать, если что. Но пусть ни о чем не жалеет. Чего уж теперь”.
У брата я быстро освоился с компьютером, с текстовым редактором. Решил напечатать что-то вроде дневника. Рукописей было немного. Я рассчитывал доработать кое-что, разработать новые сюжеты, но творческая работа удавалась плохо.
Решил включить в книжку подборку стихов. Объединил их в сюжетную линию — развитие таланта молодого поэта. Хотелось проследить развитие поэтического дарования, понять, с чего все начинается. Включил в него и много слабых, примитивных стихов. Так, впрочем, и не довел дело до логического конца.
И вот сделал макет книжки. Думал издать на правах рукописи, но в типографии направили в местное издательство, где дали выходные данные. И я напечатал книжку на ризографе.
Часть раздарил по библиотекам, часть привез в Белгород. Был бы дома компьютер, можно было бы заняться издательской деятельностью.
Итак, прежние свои задумки меня уже не беспокоят, пора приниматься за биографические заметки. Но еще долго я ходил вокруг да около, не зная, как взяться за дело. Жизнь текла вяло и уныло. Читал книги, играл в “лото миллион”, несколько раз выпивал с Денисом. Вот жизнь какая пошла. Я со всей своей мудростью не выгадал себе лучшей участи. Осталась ли у меня надежда? Разве что на написание Книги, я даже название придумал “Времяоник” — победитель времени. И то, потом придется восстанавливать силы и веру. Нужен талант рассказчика, желание. Но в жизни оставляют след не те, кто могут, а те, кто хотят.
Племянник растет, умнеет. Мешает сосредотачиваться, но и мешает меланхолии. Сережа много рисует, рисунки примитивные, но интересно развитие мышления.
В конце февраля дед повез внука в Новосибирск. За зиму Сережа успел у нас соскучиться по родителям. Уехал, мне стало одиноко, привык я к нему.
Будет ли он способен предвидеть будущее? Если считать, что в будущем он знаком с моими теориями, то мог бы заслать себе информацию в детство. Иногда мне видятся какие-то проявления взрослости, но как-то несерьезно. А впрочем, зачем ему эти проблемы? Но будет ли жизнь настолько хорошей?
Смогу ли я объяснить людям то, что знаю? Поверят ли? Как бы там ни было, надо делать, что должно и — будь что будет.

* * *
В книжке у меня был юмористический рассказик “Хохотун” об эпидемии смеха, и вот через некоторое время в газете “Труд” встретил заметку о подобной болезни. Знакомый писатель фантаст рассказывал, что с ним бывали подобные мистические совпадения. Но я думаю, что какой-нибудь нерадивый журналист использовал мой рассказ, создав газетную утку и замкнув тем самым причино-следственные связи. Как все-таки быстро расходятся слухи!

4
Присутствовал как-то на заседании в союзе писателей. Двух поэтов решили рекомендовать в союз. Думал я, думал, подавать мне заявление в союз или нет, и решил подождать. Склоки, интриги, зависть, — я еще не готов к этому. От зависти я вообще могу заболеть. Надо попытаться хотя бы еще какое-то время сохранять то хорошее, что у меня есть. Как сказал мне председатель союза, у меня еще не окрепшая психика. Чего только ему не пришлось повидать на работе: и драки, и угрозы по телефону, и визиты шизофреников.
Трудно сказать, хотел ли я признания своей литературной деятельности. Может быть, если бы не попытки со стороны мэтров вызнать, признаю ли я их, читал ли хотя бы. В этом отношении редкие писатели отличались достоинством.
На литературной студии встретил Бубнова. Он теперь член союза писателей. На обсуждение он приносит совершенно вздорные стихи. Стесняясь и таясь, он “занял” у меня денег. Как глупо я связался с алкашом. Теперь он не хромает. Помнится, я обещал ему исцеление ноги. А то, видите ли, я без уважения говорил об его инвалидности!
Казалось бы, какое мне дело до поэтов, до их игр? Однако, именно поэты утверждали свое право быть пророками. Казалось, можно поискать общие интересы. Но образ пророка для поэтов — всего лишь одна из личин. Современная поэзия это пестрый балаган.

* * *
В Белгороде появились люди, желающие организовать клуб любителей фантастики. Оказалось — мои друзья по Харьковскому университету. Я дал заметки в газеты.
Зарегистрировать клуб официально не удалось — бюрократия, нужны деньги. В Белгороде недавно стал проводиться администрацией конкурс "Молодость Белгородчины". В 95-ом меня никто не выдвигал. Я попросил ребят из клуба, и они подали документы. Мне присудили поощрительную премию. Хабесов сказал, что это он мне ее дал. Что он о себе воображает?
Летом купили компьютер, брат помог. Хорошо иметь под рукой такое мощное средство производства. Мир становится благоустроенней. Теперь, чтобы открыть свое дело, нет необходимости брать кредит в банке. Становятся доступными различные средства производства: издательские комплексы, мини пекарни, мини заводы. Со временем, значение в жизни будет иметь только то, что человек умеет делать, а не то что он имеет. Власть капитала уменьшится.
Идея коммунизма привлекательна, но возможно ли смыть с него напрасно пролитую кровь? Надо идти вперед. Для меня коммунизм — это бесплатное образование и медицина, пенсионное обеспечение и социальная защита. Надеюсь, жизнь в стране нормализуется. Нам бы только день простоять да ночь продержаться.
К концу лета сделал макет книжки с небольшой повестью. Решил издавать журнал “Дверь в лето” с клубом фантастики. Первые номера тиражом в десять экземпляров напечатали на принтере.
Хотел взять лицензию, но решил — ни к чему, лишние хлопоты. Думаю, что напрасно писатели загоняют себя в угол всякими лицензиями, выходными данными.
Через полгода появилась возможность сотрудничать с литературной студией, это позволило увеличить тираж, печатая журнал на ризографе.
Люди, пытающиеся писать, всегда вызывали у меня живой интерес. Чем ближе я их узнавал, тем очевиднее мне становилось, что эти люди несут в себе какую-то боль, обижены жизнью.
Вот поэт Луганский, инвалид по зрению, бывший детдомовец. Видно как это мешает ему устроить свою личную жизнь. Когда я думаю, что, возможно, мне доведется дожить в одиночестве до сорока лет, мне становится страшно.
Сказочник с характерной фамилией — Кудесник, сочиняет сказки не отягощенные моралью.
Помидорова — поэтесса и прозаик, пишет грустные, камерные в своем одиночестве рассказы. Очень умная женщина. В природе такие не встречаются, но в этой студии есть.
И так, кого ни возьми, — все не слава Богу. Одинокие женщины. Потерянные мужчины. Некоторых, правда, приводит в литературу желание заработать денег или славы. Порой, они отличаются завидной работоспособностью, но читать их скучно.
Студия напоминает консилиум врачей, собравшихся у постели больного. Кто-то сделает компресс, кто-то поставит клизму и, глядишь, больной задышал ровнее, порозовел, на губах заблуждала улыбка.
Почему-то первыми в глаза бросаются люди мелкие и пустые, алкоголики-забияки. Но как сказал Александр Блок: ”Сотри случайные черты и ты увидишь: мир прекрасен”. Только вот некому расчищать Авгиевы конюшни поэтического Парнаса.

* * *
Школьные друзья меняются до неузнаваемости. Наверное, при встрече мало кого узнал бы. Как-то у Дениса встретил Петьку. Славный малый. В школе он, узнав, что я берусь предсказывать будущее, очень интересовался своей судьбой. Отец у него был психопатом, кидался с топором на мать. А Петька беспокоился, не отягощен ли он дурной наследственностью, сможет ли завести семью, иметь детей. Я как мог его успокаивал.
В школе он учился до восьмого класса, потом в ПТУ. В училище его обвинили в краже, и он ушел в армию. Получил там несколько строительных специальностей.
Сейчас Петька женат уже второй раз. Отец его все-таки убил мать топором, потом сам повесился, но это уже не произвело на Петьку никакого впечатления.

* * *
Столкнулся с одним поэтом.
— Культуру надо спасать, а стихами никто не интересуется, — пожаловался он.
— А какое отношение ваши стихи имеют к культуре? — задал я провокационный вопрос.
— Как? Если Пушкин, Лермонтов — это культура — то и мои тоже. Ведь о том же самом, только, может быть, форма немного другая. Может, и меня будут через сто лет читать, — с задором сказал поэт.
— Придет такой же, как вы, поэт и скажет: а зачем мне какой-то там, я свои напишу — не хуже. И напишет.
— Может, хуже.
— Может, хуже, может, лучше. Сейчас все грамотные.
— А может быть, это неплохо.
— Но культура не созидается путем пережевывания. Нужны открытия, озарения, проникновения в дух.
— Люди говорят, что и мои стихи хорошие.
— Они должны быть не просто хорошими, а прекрасными, замечательными, восхитительными.
Кажется, этот поэт что-то понял, но сколько их еще таких — трудятся, пишут, перерабатывают первоисточники, популяризируют. А читатель захлебывается бумажной волной.
Хороший поэт — мертвый поэт.
Впрочем, что это я привязался к поэтам? Идет явно негативный отбор информации, а попробуй преодолей это. Ведь все-таки хорошо, что есть люди, томящиеся хоть какой-то духовной жаждой.

* * *
Обычно людям интересно, какой силой я предвижу будущее. Если говорил, что я пророк, то иногда мне отвечали, что я “какой-то не такой”, словно твердо зная, какими должны быть пророки. При этом явно путают их со святыми.

* * *
Почему-то людей прежде всего интересует, как этическая система регулирует половые отношения. Мне, пророчившему от своего имени или от имени человечества, всегда было трудно что-нибудь сказать об этом. Я по своей природе интеллектуалист — человек испытывающий оргазм от озарений ума, от интенсивного мышления, от интеллектуальных побед.
Человечество уже достаточно поумнело, не стоит даже напоминать о гигиене и планировании семьи.

5
Первоначально у меня были только факты моей личной жизни. Но постепенно я собрал сведения из истории, биологии, психологии. Все говорило о том, что вневременной информационный обмен — это основной закон вселенной.

* * *
Науке известно, что биосфера земли реагирует мгновенно на вспышки на солнце. Хотя следовало бы ожидать задержки, связанной со временем прохождения света. Явление это обозвали квантовой корреляцией.
Швейцарский психоаналитик К.Юнг исследовал явления, названные им синхронизмом — последовательность разных, внешне не связанных друг с другом, событий, происходящих одновременно. Скажем, смерть одного человека и тревожный сон у его близкого родственника, случившийся одномоментно. По мысли Юнга, синхронизм основывается на универсальном порядке смысла, являющемся дополнением к причинности.
Требуется сделать революционный шаг — пересмотреть концепцию времени. Дело здесь не в нарушении причинно-следственных связей, а в нашем непонимании диалектического единства причины и следствия. События могут образовывать причинно-следственные петли во времени.

* * *
У Эсхила в “Прометее прикованном” Прометей говорит, что он у смертных отнял дар предвиденья, наделив их слепыми надеждами. И я часто слышу: “Разве тебе не хочется? Разве ты не надеешся?” А хотел — значит переживал, страдал, завидовал.
Как же хотеть, когда знаешь, чего достигнешь, а чего нет? Я пробовал жить, как все, иметь надежды, но это не моя стихия.

* * *
Оказалось, что мой жизненный опыт позволяем мне по новому взглянуть на древнюю историю человечества
Предания сохранили свидетельства, что в жизни человека произошла какая-то духовная катастрофа. Свидетельства тому мы находим в Библии.
В первой книге Моисеевой “Бытие” говорится, что “обольщенные змеем, муж и жена едят запретный плод”, после чего Бог умножил скорби женщины, проклял землю за Адама и изгнал человека из рая. Правда, Господь Бог сделал Адаму и жене его одежды кожаные, и одел их.
Что же произошло? Из текста мы узнаем, что запретный плод дает знание. А знание это таково, что, во-первых, люди увидели, что они наги (по всей видимости у них зародилось логическое мышление), и во-вторых, знание помешало вступить в общение с Богом. (Испугались потому, что наги, делает логическое заключение Адам.) Опять же видно развитие логического мышления.
В греческой версии мифа не главный Бог, а Прометей сделал людям одежды. Впредь для общения с Богом требовалось обладать определенного рода благодатью, о наличии которой говорится в сказании о Ное. Бог обращается к Ною, рассказывая ему о будущем.
Впрочем, вполне возможно, что сказание о потопе более раннее, чем о сотворении мира. Это, возможно, описание реальных событий, в то время, как миф о сотворении мира носит отпечаток теоретизирования.
Первоначальной функцией Бога было предсказание будущего. Основоположником нравственных законов Бог становится позднее. По началу, даваемые им законы еще противоречивы, иначе и быть не могло. Неизменным остается предсказание будущего.
По мере развития логического мышления разлад человека с будущим увеличивается. Будущее могли предсказывать лишь некоторые (отсюда идеи избранничества, угодности Богу).
Для древних предвидение будущего было явлением обычным. Они даже догадывались о возможных проблемах, связанных с предвидением будущего, вроде прогностического эффекта Эдипа, когда предсказание события само моделирует будущую ситуацию.
Софокл в своей трагедии “Эдип-царь”, быть может, впервые усомнился, что предвидение будущего идет от потусторонних сил.
Индийская религиозная традиция тоже искала пути преодоления разлада с будущим. Это преодоление намечается в учении о карме. И хотя причины кармического влияния религиозная философия видит в прошлых прегрешениях, мы можем увидеть, что предлагаемые религиозными практиками советы помогают человеку лучше предчувствовать будущее, так как по их представлениям, притекание кармы происходит в силу “омрачения” психики: гнева, хитрости и алчности, страсти, страха и отвращения. Всего того, что приводит к появлению “слепых надежд”.
Древний человек думал, что он общается с Богом, и это общение становилось все затруднительнее. Требовались различные способы “расширения” сознания (блокирование логического мышления): наркотические средства (пифии Греции), шаманские пляски, различные способы гадания. Кстати, вот почему среди пророков были юродивые.
Человек, предчувствуя будущее, не мог не искать объяснения своим пророческим снам. Неизбежно он приходил к пониманию, что эти сведения идут от потусторонних сил, от Бога. Здесь — источник религиозного мировосприятия древнего человека. В то время человек и помыслить не мог, что инициатором предвидения будущего является он сам. Слишком он был слаб. Сейчас я могу рискнуть сделать такое предположение.

* * *
Я спокойнее стал относиться к жизни. Трагические события, происходящие сплошь и рядом, перестали меня волновать. Будь что будет.
Знакомые иногда обращаются ко мне: “Ну, давай, ты же хочешь, чтобы мы тебе поверили! Предскажи что-нибудь”.
Знали бы они, как это трудно. Особенно когда мозги заняты жизненной суетой или творчеством. И потом, что мне делать с их верой? Пусть предлагают свою веру кому-нибудь другому. Я не собираюсь создавать секту. Мне не нужны ни проповедники, ни мученики.
Пророков надо испытывать, помнят люди слова библии, но при этом они явно надеются, что чуда не произойдет. Развлечение, желание закричать "Ату его!" — вот весь их интерес.
Когда чудо происходит, это приводит людей в состояние отупения, а потом они стараются исчезнуть, все забыть.

* * *
Реакция людей на мои предсказания, можно сказать, нормальна, но именно в нормальности и заключена проблема. Ее надо решать. Я, впрочем, не надеюсь переделать людей, но надо хотя бы объяснить им, чего они лишены.
Для этого нужно телевидение. Там сейчас вовсю веселятся, делятся кулинарными рецептами или сексуальным опытом. В перерывах между дискотеками рассказывают об успехах в борьбе с кризисом.

* * *
Индустрия развлечений породила массу фантастических сюжетов, в которых, порой, сложно разобраться даже подготовленному человеку. Они маскируют подлинные явления, нуждающиеся в осмыслении.
Выдуманные ужасы способны создавать массовые психозы и, в конечном счете, если ситуацию в корне не преодолеть, человечество может заблудиться.
Средства массовой информации становятся все продажнее. Приходится идти на самоограничения. Я принял решение не предсказывать политические события. Во-первых, много недостоверной информации. Во-вторых, по-настоящему, успех политиков интересен лишь немногим толстосумам, гадающим “на какую лошадку поставить”. У населения должен быть другой подход к политике.

6
Мама продала акции предприятия, на котором работала. Купили машину, недостроенный гараж, решили напечатать еще одну мою книжку. Я собрал на компьютере новый макет повести и отнес в издательство. Московское издательство могло бы издать “любовную историю”, но им нужен зарубежный колорит, иностранный псевдоним, а я фигурировал бы там как переводчик.
Теперь самое время заняться тем, о чем я думал всю жизнь — созданием Книги. Те идеи, которыми я обладаю, надо еще исследовать в тысячи различных направлениях. Я еще не овладел, как следует, своим пером, не создал непосредственных, близких отношений с читателем... Тем не менее я должен проявить настойчивость и добиться своего.
То, что я пережил в жизни, удивительным образом связано с тем, что говорится в мировых религиях.

* * *
Дал прочитать наброски Леониду Григорьевичу Воронину. Он назвал их записками незамеченного и рассерженного гения. Я хотел возразить, потом подумал — все равно.
И в самом деле, зачем? Скромно отрицать свою исключительность? Но скромность уже не уместна, мой крест теперь быть не скромным. Отрицать, что я рассержен? Наверно умный человек не должен сердиться, но стараясь будить свой разум я употреблял много стимуляторов: кофе, чай, женьшень, элеутеррокок — тем самым раскочегарил свою печень и это добавило желчи в мои описания.
Леонид Григорьевич мне много помогал и в работе над литературными произведениями и в понимании жизни. Он отличался ответственностью в мышлении и считал, что все на свете доступно осмыслению, и старался во всем разобраться, не отступая перед философскими построениями и религиозными проникновениями и даже физическими формулами. Такие люди большая редкость. Большинство, столкнувшись со сложной ситуацией, просто выключают свои мозги.

* * *
Однажды, слушая сожаления понравившейся мне девчонки по поводу отсутствия у меня шестисотого мерседеса, я подумал: ”А что это я, со своими способностями не пробовал играть в рулетку”? Я решил, что надо обязательно сходить и поставить на “двадцать семь”.
Через некоторое время я пришел в казино. Моя ставка выиграла. Угадал я и вторую ставку, цифру “восемь”. В третий раз я ничего не угадал и покинул казино. Слишком разволновался, сердце билось лихорадочно и неприятно. Если бы я проиграл, то вряд ли бы когда еще там появился.
В другой раз я заранее не предвидел никакого числа и ориентировался в процессе игры. Мне удалось угадать четыре ставки и немного выиграть.
Потом началась неразбериха. Скажем, я предвидел цифру, но она выпадала на второй ставке, и я уходил ни с чем. Или предвидел “одиннадцать” и “четыре”, а выпало “четырнадцать”.
Я взял за правило не делать больше одной ставки, но, похоже, много на этом не заработать.
Конечно, такие заработки отрывают от ощущения действительности. Я отказался от предложенной мне работы, размечтался издать кучу книг, открыть институт по проблемам будущего, а все совсем не просто. Не хватает мозговой активности, да и умственной дисциплины.
Когда эйфория от успеха прошла, мне для концентрации внимания пришлось рисовать на листах бумаги выпадавшие числа и вешать их дома на стену. Что же касается возможности предвидеть события, то, может быть, мне придется записывать нужные мне сообщения на аудио или видео кассеты и потом по многу прокручивать их.
Наверняка, когда мой опыт приобретет известность, игральный бизнес расцветет, а потом сойдет на нет, когда люди научатся навыкам предвидения и будут постоянно выигрывать.

* * *
Я слаб, растерян, не знаю, что мне делать, рад обманываться мечтами. Я придумал для себя сказку, что может быть, когда я закончу работу, люди скажут, что все это время они лишь притворялись такими, что в Египте, в древности был написан папирус с объяснением способа предвидения будущего, где между делом указывались и факты моей биографии. Этот папирус должны были найти в двухтысячном году, но нашли на тысячу лет раньше. Теперь все люди — пророки, на земле нет страданий. Но так как передача информации прошла через меня, то люди решили создать для этого условия, декорации, сыграть спектакль. В принципе это не трудно, тысяча лет процветания, дали бы человечеству удивительные возможности.
Но концы с концами не сходятся, волны боли и отчаянья захлестывают меня и топят. Почему люди такие глупые, такие жестокие, чего им вечно не хватает, зачем они воюют постоянно?

* * *
Обычный пророк может сделать за свою жизнь несколько десятков предсказаний событий, которые будут важными для него, происшествий, которым он станет свидетелем.
Толпы современных магов, астрологов и ясновидящих, гадающих направо и налево, попросту обманывают людей, доверчивость которых основывается на немногих фактах истории, созданных подвигом духа.

* * *
В индийской литературе описаны случаи использования ясновидения для, так называемого, “проклятия”. Якобы, когда пророк, накопивший жару, высказывает “проклятие”, то оно дает “корни” и прорастает в будущее. Понятное дело, что кроме жару требуется еще и участие Бога (Брамы). И вот этот-то идиотский взгляд на предвидение будущего сегодня наиболее распространен в народе...


7
Людьми создано много религий: кришнаитство, брахманизм, индуизм, иудейство, христианство, буддизм, мусульманство и прочие. Многие проповедуют идею единственности Бога. Некоторые считают эту идею сверхценной. Любая религиозная система легко уходит от дискуссии, потому как вопрос о существовании Бога можно решить только с помощью самого Бога. Религии апеллируют к свидетельствам об общении с ним. Верить — не верить? Если верить — то верить всем. Если не верить — то никому не верить. Подходить по принципу, — нравится — не нравится? А что нравится? Человеколюбие и пути саморазвития? Может быть, о них и стоит размышлять?
Христианство симпатично, но обещает больше, чем дает. Не знаю, действительно ли Иисус считал, что может подарить людям Святой Дух одним своим волеизъявлением или в тех исторических условиях не мог сказать ничего другого. Впрочем, каждый верит, во что хочет.

* * *
Мне нравится вера в Иисуса Христа, но что если предания церкви дошли до нас в искаженном, надуманном виде? Я слышал о древнейших рукописях Мертвого моря, где рассказывается об Иисусе как о проповеднике нравственности, не наделенном ни какой божественной силой. Быть может евангельские чудеса это выдумка? Где же тогда спасение человечества?
Но я верю в высший смысл Мироздания, Отца небесного. Поэтому должен рассказывать людям об открывшихся мне знаниях, не зависимо от того, понравится ли это кому-то или нет.
Хотелось бы верить в чудо, но, скорее всего человечеству придется рассчитывать только на свои силы.

* * *
Размышления над религиозными текстами имеют огромную сеть протоптанных дорог и ловушек. Их надо проходить в одиночестве. «Пастыри» проводят «овечек» по этому лабиринту, наперед зная, что вот здесь человеку надо свернуть, здесь пройти прямо, не заметив развилки.
Лишь со временем мифы разнашиваются как обувь, становятся свободнее, и наконец расползаются по швам. А с утверждением нового образа мысли, например науки, старые проблемы и вовсе исчезают и становится трудно понять, в чем же они состояли.


* * *
Из своего опыта я знаю, что Дух должен специально формироваться. Более того, он действительно формируется будущими поколениями человечества.
Если я сколько-нибудь прав, то у человечества должна быть возможность воздействия Духа будущих поколений на жизнь нынешних. И по всей видимости, мне должно выступить провозвестником грядущих “чудес” духоводительства.
Основное внимание будет направлено на зачинателей войн — это наша основная проблема. Достанется и другим изменникам.

* * *
Корни многих общественных явлений следует искать не столько в прошлом, сколько в будущем. В наибольшей степени это касается России.
В древней Руси существовала богатая волхвическая культура, основу которой заложили пророки. Тысячу лет назад культура древней Руси столкнулась с порабощающей, к тому времени извращенной и фетишизированной, культурой христианства. Волхвы были уничтожены. Тысячу лет Русь раздирали противоречия, неисчислимые бедствия обрушивались на народ, и не могли ему помочь пророки. Но душа народная неистребима. Не просто так предупреждал Иисус, что насилие обречено на поражение. Насилие видит истоки явлений в прошлом, в то время как подлинные истоки в будущем.
Сегодня созидательные силы нашего общества на исходе, так как нет соприкосновения с их источником — Божественным Духом. Пророческая ветвь совсем засохла.
Русские всегда шли своим путем, пытаясь создать новую цивилизацию. Как пророк, я являюсь результатом той веры в возможность разумной жизни, которая овладела этим маленьким, но добрым народом. А сейчас я чувствую себя несвоевременным, выпавшим из далекого прекрасного мира. Пророки и капитализм несовместимы, я бы даже не смог вырасти, сформироваться в разбойничьем, хищническом обществе.

* * *
Отказаться от предвидения легко. Но я знаю, что если не буду прилагать усилия, никто не преподнесет мне знание будущего на блюдечке. Как же тогда спасать людей?

* * *
Перед человечеством стоят громадные проблемы. И здесь вряд ли стоит рассчитывать на быстрое исцеление, так как наблюдается большая инерция в развитии глобальных процессов.
Но создание тепличных условий грозит вырождением вида и неизбежным кризисом. Необходимо найти золотую середину между слепым подчинением эволюции и самонадеянным стремлением командовать ею. Необходима высокая культура мышления, чувство меры.

* * *
Всему живому свойственна способность предчувствовать будущее и животным даже в большей степени, чем человеку. Человечество находится в стадии утраты этого чувства. Как знать, может быть, еще немного и люди окончательно лишились бы его.
Надо осознать возможность предвидения грядущих событий, необходимость предвидеть и прислушаться к происходящему в душе. Порой достаточно только захотеть, и мозг незаметно выполняет всю работу.

* * *
Один из интереснейших вопросов, связанных с проблемой времени — можно ли изменить прошлое?
В известном смысле — нет. Мы лишь можем говорить о наполнении вневременного потока, из которого во все времена способные люди черпали сведения о будущем.

* * *
Меня всегда интересовало, насколько то, что я делаю, может быть продиктовано волей Бога.
Я не могу выделить в своих мыслях чего-то не моего — божественного.
У меня не было волевых импульсов, которые заставили бы говорить о божественности моих предсказаний. Хотя у меня были желания спрятаться под защиту авторитета. Где-то в библии сказано, чтобы пророки говорили, от кого пророчествуют. Поэтому я не прячусь за Бога. Что мне прибыли, если я весь мир приобрету, а себя потеряю?
Если бы у меня были откровения подобного рода, возможно, я бы не поверил сам себе. Бог непознаваем. Впрочем, если он заявит свои права, я не буду возражать.
Пророчества мои сбываются. Я надеюсь и человечество научить предвидению будущего, может, и еще каким чудесам. А Бог, если хочет оставаться инкогнито, надо иметь уважение. Воспользуемся талантами и возвратим сполна.

* * *
В послании к Филлипийцам Павел говорил о Христе, что “Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу”. Христос говорил: “Вы боги”. Приблизительно тоже самое говорил Будда.
Продолжение творения — труд, завещанный нам от Бога. Раз так — надо быть богами.

* * *
Я могу надеяться на договор только с добрым Богом. Но это обоюдоострая бритва — я тоже должен быть добрым, честным.
От встречи с Богом я опасаюсь только одного. Я боюсь увидеть уставшее, несчастное существо, задыхающееся в экзистенциальном вакууме.

* * *
Действует ли во Вселенной какая-нибудь творческая личность, кроме человечества? Может быть, поэтому никто не знает, с какой стороны подступиться к человеку, какие внутренние ощущения ему еще предстоит пережить, и какие психические факты лежат в основе религий мира.
Не похоже, чтоб человечество погибло в скором времени. Можно полагать, что у человечества есть в запасе два-три тысячелетия. Слишком много еще не сделано, не освоено. О многом имеются пока только смутные представления.

* * *
Все мировые религии говорят о том, что будет после смерти. Я рассказываю, что можно сделать еще при этой жизни.

* * *
Может быть, кому-то покажется, что я забываю о Боге. Вовсе нет, просто я напоминаю о той силе, которую явит собой человечество. С нею тоже придется считаться. Она диктует совершенно определенную этику и нравственность. Наверное, я кое-кого разочарую, но тут не приходится ожидать всепрощения. Кто-то окажется на свалке. Атеисты считают — прожил жизнь, и концы в воду. Ничего подобного — каждому придет Дебет с Кредитом.
Когда человечество обретет божественную сущность? Очевидно, когда человечество станет единым, когда соберется генофонд человечества. Необходима также монокультура.
Надеюсь, мы не так много потеряли во время войн. Для воссоздания культурных енностей Духу человечества могут понадобиться десятки лет. Для восстановления генофонда, зарождавшегося в некоторых народах — десятки столетий.

* * *
Прежде, чем раскрыть себя современникам, я должен был позаботиться о предках.
В нашей истории создано много лжи. Особенно в последнее время. Порой, прочтя негативную трактовку русской истории, я с верой в возможность межвременной передачи информации входил в медитацию. Иногда, через некоторое время я встречал совершенно противоположное освещение событий. Самое главное то, что исторические деятели России, оказывается, были совсем не дураками, а трезво мыслящими прагматиками.
Интересно было наполнить вневременной информационный поток мыслями, чтобы историческим деятелям было откуда черпать информацию. Мне кажется, что легче общаться с пророками, с гениями прежних времен, чем с современниками. Это не процесс изменения истории, нет, это процесс соучастия в ней.
Сила народа заключена в историческом чувстве граждан, в осознании и переживании ими истории человечества как собственной жизни.

* * *
Давно замечено, что народы живут хорошо настолько, насколько хорошо они знают историю своей родины, насколько они любят и ценят дела своих предков.
Полагают, что изучение истории помогает людям осваивать новые знания, легче включаться в жизнь общества. По-видимому, не только. Благодаря вневременной мыслительной связи, люди непосредственно участвуют в деяниях своих предков.

* * *
Иногда можно слышать такие рассуждения, что творческий человек должен жить впроголодь, так, мол, ему лучше. Похоже на издевательство.
Сегодня занятие творчеством требует долгой учебы, чтения книг и, желательно, из своей библиотеки, чтобы пометки можно было делать, бесед с людьми, долгих размышлений, разных поездок.
Бытовая неустроенность может пробудить только низкие творческие энергии. Вон и кризис в стране стимулировал народное творчество, и тюрьмы переполнились, — не туда пошло.
Довелось мне также встречать учительниц и медсестер, которые, ища спасения от бедности, пытались начать писать. Лет за двадцать, возможно, доведут свой уровень до того, что их будет печатать какая-нибудь газетка. На мой вкус, лучше бы жили хорошо и ничего не писали.
Вообще рассуждать о необходимости бедности для творца можно, имея в виду разве, абстрактного гения. Конкретных знакомых всегда жалко.
Но, данная формула не имеет отношения даже к гениям. Гении — это люди, установившие связь с будущим, с потомками, отсюда приток энергии, здесь источник их идей. Потому-то они так мощно творили, а не затем, что им нечего было есть.
Гениальность зависит от надвременного диалога с единомышленниками даже в большей степени, чем от генетической наследственности. Говорят, на детях гениев природа отдыхает, но ведь понятно, что наследственные данные те же самые, вот диалога с потомками — нет.

* * *
Кстати, не помешало бы ограничить гениев войны. Изображают их историки так, словно бы они совершали великие дела, а не преступления. Именно из-за излишнего внимания к ним потомков, они излучали уверенность и жизненную энергию.

* * *
Я не думаю, что предвидение может избавить человечество от всех бед. Оно по-прежнему будет сходить с ума, мучаться от скуки и одиночества, тщетно стремиться понять мир и свое место в нем.
Но при нормализации мыслеобращения между будущим и настоящим многие процессы могут прийти в гармоничное состояние. Услышав благую весть об универсальной гармонии, каждый почувствует себя связанным, примиренным и слитым со своим ближним.

* * *
Люди меняются! Уж и не знаю, кого и зачем я хотел спасать.

* * *
Что есть смерть? Если я везде, во всем, то как я могу умереть? Если я даже не могу понять! Мои ли это мысли, мысли Димы Юнишева, или некоторого общечеловеческого существа, действующего через меня и во мне.
Что я для этого всемирного Духа? Интеллектуальная машина, пусть и хорошая, но которая уйдет в небытие? Или нечто большее? Как знать?

* * *
Страна разорена. Тираны никогда не созидали государств. Сила не может ничего сохранить. Может только дух. Только на основе братской ответственности каждого человека за судьбы другого, за судьбы народа и человечества возможно свободное единение наций.

* * *
Пишу я, вроде бы, о простых жизненных ситуациях и все равно, что-то внутри меня сопротивляется этой работе. Что-то говорит мне, что все нехорошо, неудобно, стыдно.
Интересно, что имел в виду Чехов, когда говорил, что он по капле выдавливает из себя раба?

* * *
Пролетариат шел к власти насильственным путем. Я нисколько не оправдываю такой путь, но замечу, что народ не просто так захотел, его довели. И наблюдая за действиями современных нуворишей, можно констатировать — эти могут довести.
Я осуждаю насилие и осуждаю сталинизм, но в двадцатом веке русский народ боролся за свое выживание, ему надо было противостоять фашизму. Может быть, и Сталин был необходим.
Многие беды истории в недооценке роли интеллигенции. Интеллигенция — передовой, прогрессивный в данных исторических условиях класс. Реализация интересов жрецов науки и культуры сработает на все человечество, его настоящее и будущее.
Являясь производителем культурной субстанции интеллигенция нуждается в национальной культуре, в свободном и бесплатном доступе к культурному богатству.
Пресса, телевидение, кино, литература для интеллектуалов не просто индустрия развлечений, это способ общения, решения проблем, полигон для выработки новых идей.

* * *
По некоторым соображениям, публикуя историю своей жизни, я могу лишиться покоя, который, в силу склада ума, привык ценить чуть ли не более всего. Но полагаю, что по скудости своего здоровья, вряд ли надолго задержусь на Земле, так что можно будет и потерпеть.
Возможно, найдется фанатик-маньяк, который меня пристрелит. Несерьезно умирать от язвы желудка, почечной недостаточности или другой малозначительной гадости.
Как умру, воскресать не стану, — мне только внеурочной работы не хватало.

* * *
Несомненно, Книга, которую я пишу, оказала глубокое влияние на всю мою жизнь. А у меня бывали ошибки и периоды отчаяния. Не совершу ли я ошибку, поспешив описать свою жизнь, не изжив свою боль? Все, что было со мной, — не случайно, и воля к происшедшим событиям находится здесь, во мне. Сейчас я должен выплеснуть эту волю, закольцевать причинно-следственные связи. Жизнь коротка.
В жизни моей много невероятных событий, в которые мало кто поверит, скорее, она будет читаться как фантастика. По крайней мере, не сочтут безумцем. Я прожил неплохую жизнь. Даже неприятности придавали ей своеобразный привкус.
Я начал вспоминать и записывать.
“Родился я 20 февраля 1972 года. Тот год отмечен сильными вспышками на Солнце и магнитными бурями, но к факту моего рождения эти события никакого отношения не имели.
С каких пор я себя помню, определить трудно. Первым событием детства, точную дату которого я знаю, стал детский сад. Я начал ходить туда в два с половиной года
Помню, как мама спросила, хочется ли мне в детский садик, и я, кажется, ответил: "да".
Вот мы пришли туда впервые. Младшей группы не было, и меня записали в старшую. Мама спешила на работу, но мне ужасно не хотелось оставаться. Мама стала меня уговаривать, я еще сильней напугался расставания и расплакался от тоски. Воспитательница сказала, что дети сначала часто плачут, но потом привыкают”.

8
Закончив роман и разослав ее по редакциям, я осознал, как много не сказано. Хочется большей полноты, законченности. Попробую написать нечто вроде эпилога. Книгу я закончил на пессимистической ноте. Не могу сказать, чтобы я как-то по особенному чувствовал близость смерти. Определить рубеж, за которым ничего нет, совсем не просто. Раньше, если я предвидел события на пару лет, то был уверен, что стану их свидетелем. Теперь мне кажется, я вышел на связь со многими сынами человечества, поэтому события могут транслироваться от них. Точное время моей смерти не проявляется. Наверное, им в достаточной степени безразлично, когда я закончу земной путь, есть вещи посерьезнее.
Последнее время в России появилось много людей, пытающихся предсказывать будущее. Многие ожидали появления Мессии. Представления о нем совершенно различные. Спаситель мира, прежде всего, России. Универсальный гений. Антихрист. И прочее. Вряд ли кто-то после меня станет претендовать на эти роли. Желающие есть. Нет содержательных идей. Пространство съедено лет на пятьсот.
Ну, универсальным гением я не являюсь, к сожалению. Пробовал стать ученым, не получилось. Теперь и желания нет. По гороскопу я, оказывается, рыба, а рыбы обычно болезненны и с трудом переносят большие нагрузки. Черпать открытия из будущего не получается. Для совершения открытия нужно проделать большую работу по исследованию природы. Кто ее сделает? Конечно, будущие поколения могли бы поделиться частью открытий, получив за это высокий уровень жизни, сбереженную экологию. Но пока мне не удалось ничего получить. В силу специфики моего учения, о предвидении знаний будущего, люди уже сами поняли многое из того, что я должен был привнести в мир. Пожалуй, мне оставалось только кое-что обобщить и систематизировать. Все, что было можно, я уже отдал.
Попробую ответить на вопрос, что у меня может быть от антихриста? В психологии человека заложено желание уничтожить своего предшественника. Но поступать по человечески я не обязан.
Я не хочу взваливать на себя ответственность за человечество. Не хочу судить его. Не знаю, что делать с верой людей и их любовью. Тогда из-за чего собственно я стараюсь?
Я открыл существование в человеке удивительной способности. Возможности, полностью никем не использовавшейся, реализация которой может изменить людей и спасти мир, спасти человечество. Мне кажется странным, что Христос эту возможность не использовал!
Если смотреть с точки зрения саморазвивающегося самосознания (научной точки зрения), то многое можно понять. Не было науки, не было понятий, с помощью которых можно было объяснить действие механизма предвидения. К тому же эта картинка не вписывалась в представления ветхого завета, которые Иисус пытался, но не смог до конца преодолеть.
Я говорю о спасении человечества, но вкладываю в это немного другой смысл, чем в христианстве. Возможно, кто-то усмотрит в этом соперничество, а не сотрудничество с Христом. Мне бы этого не хотелось. Но избежать обвинений вряд ли удастся, безумно нелепая идея антихристианства эксплуатируется уже давно. Сейчас даже вводят штрих код на основе трех шестерок. Неужели на что-то надеются? Ведь не только философия, но сама физика нашего мира такова, что Антихрист не может в ней существовать.
Я пришел даже не ради имени своего, я говорю во имя Святого Духа.

* * *
Как человек, я жизнь люблю,
И как философ — не приемлю.
Со злобой в сердце я хвалю
Тот случай, что привел на Землю.
Я человек, о, правда, да,
Но не хочу я покориться,
И я свободен, как всегда,
Мне рабство жалкое лишь снится.
Я благодарен силе той,
Что трезвым взглядом одарила
Меня. Под жалкий скорбный вой,
С себя я смою веры гной.

* * *
Мне кажется, что человечеству придется самому выбираться из сложившегося положения, и здесь не обойтись без науки, без самостоятельности духовного ведения. Когда-нибудь, может быть, через сто тысяч лет представитель человечества станет равным Богу, создаст этот мир, направив волевой импульс к началу времен. Он может заложить тот мир, который мы имеем, со всеми его возможностями и невозможностями. При этом он может счесть себя Брахмой, Ра, Иеговой, Аллахом, Кришной, Зевсом, Иисусом Христом или Мухамедом, Буддой, и т.д.
Можно будет и по шее получить, если запланировано бессмертие души человека и другой мир царства небесного, но что делать? Смотреть, как гибнет человечество? После его гибели может возникнуть цивилизация каких-нибудь животных, скажем, крыс.
Можно предположить, что мы есть отражение каких-нибудь космических первосуществ, и тогда мы можем просто погибнуть. Пора самоопределяться. Сами будем созидать свой мир или ждать Абсолюта.
Нет, нам не обойтись без самоопределения и, раз Господь не вмешивается, значит, у нас есть это право и обязанность. Я уверен, что возможен только добрый Бог, и он не создает нам сложностей, не третирует нас, не хочет нашего унижения, наших страданий. Если он всемогущ, то ему нет надобности нас испытывать. Я в этом уверен и считаю, что в нашей истории Бог был оклеветан.
В принципе, он может выполнять любую религиозную программу, но есть залог Святого Духа, что он будет добрым, мудрым, любящим нас.
Ну, хватит об этом.
Некоторые ожидали, что я буду управлять Россией. Как будто, миссия может заключаться в управлении государством. По сути в России вообще не должно было быть кризиса. Причину его еще надо выяснить. Толи это слишком сильное желание хорошей жизни? Толи противостояние врагов рода человеческого? Или моя слабость? Или переходный период освоения Ветра времени?
Я хотел бы, чтобы человечество было самостоятельно. Я не пастух, и мой народ — не стадо.

* * *
Возлюби Бога своего. Единственным препятствием был страх, взлелеянный древними писаниями. Попыткой преодолеть его было бескомпромиссное мышление. Вряд ли от кого-нибудь Бог слышал столько глупостей.
Страх я преодолел, но есть одна проблема. Где мне было знать, что душа моя распахнута настежь и через нее идет наполнение информационного потока, направленного в прошлое. Сколь многих пророков древности я шокировал! Сколь многим ужасом наполнил сердца! Всему виной нелепое недоразумение, закон кармы, которую человечеству еще вырабатывать и вырабатывать.
Простите, Бога ради...
В общем-то, и сам я всего лишь рупор, через который могут говорить гении будущего.

* * *
Жизнь моя продолжается, я поступил в Литературный институт в Москве.
Прописался дома, встал на воинский учет. Никто не предъявил ко мне никаких претензий. Думал о войне. Теперь, когда стал свободен, я могу определить, что мне делать. На войне от меня толку мало. Зрение потерял, специальность не приобрел. Стоит ли рисковать своим духовным содержанием? Цивилизацию необходимо защищать. Хотя, где она, цивилизация! При социализме еще намечался какой-то выход из бесконечных хищных войн, а теперь? Капиталисты считают деньги и не считают солдат. Сколько нас ждет будущих войн? Неужели вы хотите жить в таком “мире”?
Не знаю, что делать дальше. Искать работу? Писать книги, но кто их напечатает? Да и не хочу я быть писателем. Еще скажут: “Возомнил себя пророком”. Это у них самый большой грех. Обратиться к церкви? Церковники скажут: ”Впал в духовную прелесть”. Куда ни кинь, — все клин.

* * *
Что-то церковь увлеклась трупами святых, хотя сказано: "Пусть мертвые хоронят своих мертвецов". Что им живое слово? Какой-нибудь масляный череп, вот это -чудо!
Последнее время церковь напоминает мне промышленное предприятие, что-то вроде мебельной фабрики. Ума не приложу, куда там может приткнуться человек со своими проблемами, если они не вписываются в производственный процесс.

* * *
Меня давно интересовал феномен "святых мощей". Нигде в библии не сказано, что мумифицированные тела людей (святых) могут обладать исцеляющими свойствами.
Но исцеления действительно происходят и сохранность некоторых мощей действительно производит впечатление чуда. И хвала церкви, что она заметила этот феномен и поставила на службу людям.
Люди хотят исцеления и по видимому мысли генерируемые нашим слабым мозгом имеют какое-то значение. Возможно они вызывают резонанс в полевой структуре мира и происходит исцеление.
Здесь наверно работает коллективный разум людей, как это описано в романе Максима Горького "Исповедь". Можно молиться даже и не мощам, а статуям, источникам и т. д. Давно замечено, что дело не в фетише, а в вере. Но ведь мощи то сохраняются и это тоже чудо. Быть может это происходит под воздействием мыслей людей?
Основная доля резонансов очевидно приходится на мощи святых, они от этого мумифицыруются, хотя пользы тем святым от этого по видимому никакой, а больным наверно достаются только крошки с барского стола. Зачем Богу, потратившему столько сил, на то чтобы люди верили только в него, в его единственность, или по крайней мере в троичность, понадобилась армия посредников, разных вероисповеданий?
Интересно, тела известных деятелей культуры тоже сохраняются? Или нет? Люди помнят о них, размышляют о их творениях. На них замыкается энергия мыслей.
Наверно известно много случаев перезахоронений и должна быть определенная статистика.
С целительным резонансом наших мыслей было бы интересно поэкспериментировать, я думаю, что когда-нибудь мы сможем ставить опыты в области духа так же как делаем это в области техники.

* * *
Я, конечно, давал читать роман друзьям. Читают с интересом, некоторые по два раза. Знакомые, имеющие отношение к литературе советовали разное: сократить непомерно большой диалог, добавить глубоких философских размышлений и больше действия, вместо Листьева написать о каком-нибудь более ценном для общества человеке, почти у каждого своя кандидатура.
Некоторые указывали на фактические ошибки, вроде того, что Платон скупал рукописи Демокрита, а не Сократа.
Некоторые боятся, что философия книги может быть неверной и с удовольствием сожгли бы ее на костре. Верна? Не верна? — Гамлет тоже в чем-то ошибался.
Можно издавать самому, но что потом делать с книгой? Сесть в ларек продавать ее или рассылать по почте? Можно еще поместить в интернет. Но что-то с нею надо будет сделать, я уже устал.
И чего это я, вообще, уперся в эту проблему, будто от нее зависит моя жизнь? Лучше заняться разведением пчел, на даче. Милое дело!
Но человечество, вроде, страдает. По видимому, в моих переживаниях много не моего. Кому-то еще это очень нужно…

9
Была ранняя весна, время любви. Ужасно не хотелось провести его в одиночестве. Душа просила тепла, счастья, человеческого участия.
Она была тиха и задумчива, скромна и невинна. Знакомы мы были давно, но прежде я не уделял ей никакого внимания. Избранница моя была грустна, неразговорчива, и сразу озадачила меня, спросив, не буду ли я жалеть, если напрасно потрачу на нее время.
— Как это ни странно, — сказала она, — но, обычно, с моими знакомыми случалось так, что интерес наш друг к другу быстро проходил. Или с моей или с его стороны. Уверен ли ты, что это не напрасно?
Ну, почему это должно быть напрасно? Я не могу отвечать за вечность. Мало ли, что будет завтра. А сегодня я хотел быть с нею.
— Я была влюблена, — рассказывала она. — За этого человека я вышла бы замуж, но ничего не получилось. И я решила, что буду жить одна. Мне нравится одиночество.
Ну, что ж, мало ли что бывает в жизни — ошиблась в человеке, так не уходить же из-за этого в монастырь.
Вечером, когда она возвращалась с работы домой, я встречал ее на автобусной остановке. Ходили в кино, в кафе, пили пиво на скамеечках, курили. Она была холодна. Я бы даже сказал, как-то нарочито равнодушна. Вот, мол, я какая, хоть и жила с мужчиной, но ничему не научилась. Даже целоваться не умею.
Я чувствовал ее неискренность, но не обращал на это внимания. Мало ли что женщины о себе выдумывают. Целоваться я ее все же научил. Но она была полностью поглощена переживанием своей душевной драмы. Как это должно быть ужасно, когда женщина настроилась на жертвенную любовь до гроба, а ею пренебрегли.
"Должна быть духовность в отношениях", — повторяла она, не уточняя, чего именно она хочет. А я думал, что если женщина холодна, то ей больше нечем удержать мужчину.
Она говорила, что нам надо лучше узнать друг друга, но это узнавание явно не включало в себя сексуальных отношений. На мою попытку затянуть ее в постель, она сказала, что если бы она была девственницей, то давно бы согласилась, но теперь…
Это уже било по моему самолюбию. В отношения, в которых должны были быть только мы, незримо вклинивался третий, и у него явно были преимущества. Про соблазненных и брошенных иногда говорят — испорченная. Я думал раньше, дело ограничивается малой кровью, но все оказывается гораздо сложнее.
Она сказала, что ее сердце не свободно, что она пока любит другого, того, кто ее бросил. Соединение их невозможно, но она пока ничего не может поделать с собой. Но одну любовь можно лечить другой любовью, и что я могу надеяться. И потом, она хотела бы, чтоб муж ее содержал, а здесь ей видятся у меня серьезные пробелы.
Для материальной обеспеченности мне пришлось бы работать по двенадцать часов, перестать интересоваться литературой и наукой, а может быть и перестать думать. Вот тебе и духовность!
У меня появилось такое ощущение, словно меня хотят посадить в клетку. А нужно ли мне это? Уже стал подумывать я. Если она будет любить меня только из одолжения, то в этом мало приятного. Черт его знает, как это может быть неудобно, когда женщина бесчувственна.
И потом, если человек кого-то любит, то другого будет терпеть только по расчету. Вот и она хочет, чтоб муж ее содержал. Влюбленная женщина об этом бы не думала. Наверное, у женщин только первый раз бывает по любви.
Я испугался, что опять влюбился в выдуманный образ и не обращаю внимания на безразличие к себе, на скудность ее интересов, на постоянные сожаления о низкой зарплате.
А может ли она полюбить меня? Может быть, она влюбляется в то что, теряет? А не бросить ли ее? На время! Эксперимент в духе Фрейда. Возможность пережить свою психологическую травму вторично, порой помогает людям по новому ее осмыслить. Мне это показалось приемлемой идеей.
И я не пришел на свидание. Она не позвонила.
Первое время мне казалось возможным прийти к ней, попросить прощения, восстановить отношения! Какое-то время гадал: полюбила она меня или еще нет. А потом понял, как все это глупо и невозможно. И ведь я чувствовал, что так будет! Что же заставляло меня экспериментировать?

* * *
Любил и верил, и губил
Себя без жалости и меры.
Был первым и последним был
Пузырь разумной стратосферы.
Принял всю истину и ложь
Без отвращенья и разбора.
Искал, надеялся, и что ж?
Один, один среди простора.
Всегда один, в кругу друзей,
В душе и в мыслях, и в постели,
В горячке призрачных идей,
И в вечно длящейся дуэли.


10
Почему-то мне кажется, что Нострадамус видел будущее моими глазами. Кое-чего он не понял. Где ему понять, что такое фильм, компьютерная игра.
Много было шуму по поводу предсказания на октябрь 1999 года. Приход Короля Ангумуа. Я не предчувствовал никаких катастроф при затмении солнца, но не стал передавать это ему. Хотелось знать, сколько на свете передатчиков. Мне кажется, существует некий универсальный язык, на котором можно общаться со всем человечеством. Язык образов.
Но я так и не знаю ответа на этот вопрос. Настрадамус мог стать жертвой отрицательного прогностического эффекта, когда причина и следствие сливаются и становятся трудноразличимы. Нострадамус сам вызвал панику и эту панику зафиксировал. Интерес к этому предсказанию все же позволил мне напечатать статью о «петле времени» в «Технике молодежи». Мой приход состоялся. Но кроме меня его пока никто не заметил.


* * *
Живу страданьем измеряя
Лихие наши времена,
И волей страсти покоряя.
Но есть отрада у меня:
Окрепшим духом слушать вечность!
Сжимать в сознании века,
Лелеять в сердце человечность,
И ждать Христа издалека.

11
В Москве прогремели теракты. Я вспомнил, как пытался рассказывать знакомому будущее страны. О том, что подобно саранче наползет с юга на страну коричневая чума. (Наша домашняя, впрочем, ничем не лучше. Народ с озлоблением гадает: “Предадут — не предадут, продадут — не продадут”. Американцы расстегивают свой кошелек. Но захватчиков у нас всегда били.) Я рассказывал, как начнутся теракты. Охотный ряд я предвидел, даже зал игровых автоматов. Спутали мои мысли какие-то “революционные писатели”. Попробуй, разберись, то ли мир сошел с ума, то ли я? Бывают тяжелые случаи. Я как-то “ясновидел”, что паровоз упадет на крышу лифта и погубит много людей. Скажете, бред? Оказалось, что лифт был в алмазной шахте и произошло это где-то в Африке.
Других адресов я уже не знал. Сил не хватило. Да и зачем? Знакомый мой говорит:
— Надо же что-то делать.
— Надо. А что?
— Я не знаю...
— Представь себе, я тоже.
— Рассказать в милиции.
— Расскажи.
— Почему я?
— А почему я? А если я ошибаюсь? Я достаточно слушал всякого вздора в свой адрес.
Прошло время, прогремели взрывы. Признаться, я совсем забыл о бывшем разговоре. Я чаще думал о выигрыше в казино, чем о необходимости помочь людям.
Вспомнил, что, оказывается, рассказывал об этих взрывах кому-то, теперь уж не хочу вспоминать кому, еще в школьные годы. Если бы было хоть немного веры...
Ситуация сложна тем, что я не знаю, когда меня посетит настроение. Я не могу прийти в органы и рассказать, что будет. Мне нужно доброжелательное, заинтересованное отношение, время для раскачки.
Случилась и другая беда. Смотрю на телевизионные сообщения и понимаю, что я очень спокоен. Ни ужаса, ни страха, ни боли, ни любопытства. Усталость. А без эмоций предвидеть будущее невозможно. Может, я потеряю эту способность? По видимому я теряю интерес к жизни.
Ощущают ли политики, делающие эмоциональные заявления хотя бы десятую часть того, о чем говорят?
Я не знаю, как организоваться. Мне говорили люди, что я гордый. Я не верил, не понимал. Теперь понял. Я не могу просить. Никогда не просил. И не буду. Грозить Божьим гневом тоже не могу. Не было мне таких поручений.

* * *
Пару слов о религиозных войнах. Надо признать, что пророки сами виноваты в них. Чрезвычайно трудно не оставить людям лазейки для агрессии. Может быть кто-то и специально придумывал сказки для оправдания своей жадности. Например, иудеи заявляют, что Бог обещал им, мол, они будут править миром. Ну и сидели бы, терпеливо ждали, пока родитель отдаст им игрушку. Нет, сами лезут, дурные дети.
Иисус Христос пытался это преодолеть, но надо же ему было ляпнуть, что не щит принес он в этот мир, но меч. Где он его добыл?
И вот, пожалуйста вам, крестовые походы. Толпы фанатиков, поклоняющихся мечу.
Мухамед с оружием в руках устанавливал свою республику.
Неужели люди не понимают, что при желании Бог мог бы создать десятки новых религий? Но кто поднимет меч, тот от меча и погибнет.

* * *
Коммунизм это конечно дело отдаленного будущего, но вот социализм наверно возможен. Для его построения в обществе должно быть развитое и устойчивое представление о справедливости. Для этого в единстве понимания справедливости должны выступать государство (парламент и исполнительная власть), наука (философы и ученые, академии и институты), духовность (церкви, секты, писатели, деятели искусства и кино), народ (политические партии, союзы и объединения)
Если такое понимание есть, оно должно быть выражено в Законе. Должно быть, единство закона и морали.
Сейчас нет единства в мнениях. Либералы, демократы, социалисты, коммунисты, христиане, мусульмане, буддисты и т.п. Кто виноват? И как это преодолеть?
Можно же выделить хотя бы базовые принципы построения государственности – честность, компетентность и ответственность. Общество в лице, например интеллигенции и духовенства вполне может взять на себя труд следить за честностью министров и чиновников и требовать их отставки.

12
Любовь - сублимация жизненной энергии. Без энергии, конечно, ничего не возможно, поэтому ее ставят на первом месте, но она слепа. Только когда над нею берут руководство разум и Дух получается что-то стоящее.

* * *
Спаси человека и откроется Бог в сердце твоем.

* * *
Я несу людям ужас понимания того, что трагедии их жизней могли бы быть предотвращены ими. Незнание законов природы не освобождает от ответственности за их нарушение. Быть может, опыты моей жизни кому-то помогут.

* * *
Быть пророком человечества трудно. Многие обращения приходят мне в голову, сливаясь, накапливаясь.
По некоторым вопросам проходит голосование, словно взвешивание на весах.
Даже все человечество не в состоянии разрешить некоторые вопросы. Отсюда отсутствие уверенности в моих поступках.
Пророки Господа Бога, наверное, получали чистый сигнал, не замутненный сомнениями, не обремененный личностными переживаниями. А тут приходится работать с информационным шумом, избегать слезливых жалоб на трудную жизнь. Нет-нет, да и себя заодно начнешь жалеть. И вместо утешения происходит усиление мировой скорби.

* * *
Роман написан. Сделан еще шаг. Я перестал рассказывать о своих отражениях в зеркале, перестал спорить, убеждать, жаловаться, обижаться. Я уже не ищу воображаемого оппонента, но обращен внутрь себя. Закончилась цепочка оборванных диалогов со всеми, кто меня окружал. Я перестал осуждать себя.

* * *
Мне снился запах ультрафиолета
Привет от лета, седого лета.
И звук приснился,
Вкусный сочный "О",
Входил в окно.
Еще я видел, чудное "Спасибо",
Плыло как рыба.
Я просыпаться больше не хотел,
Ведь не было у мира новых дел!


13
Мне удалось окончить Литературный институт. Пока я учился в нем, казалось, что происходит много событий достойных описания, но по прошествии времени нахожу очень мало того, что мог бы счесть существенным. Я, конечно, старался продвигать свои идеи, прежде всего роман, который вы читаете. Я его представил как дипломную работу. О многом пришлось поспорить с мастером, писателем который вел литературные семинары. Конечно и форма и содержание романа более чем странные. В нем много противоречивого, а писательская братия склонна искать в противоречиях ошибки «инженера человеческих душ». Может быть простые читатели будут задумываться над их причинами.
Одновременно я занимался философскими разработками в области пророческого предвидения будущего. Назвал свою теорию «Времяоникой», все-таки с ее помощью в какой-то мере можно побеждать время. Издал несколько брошюрок, небольшими тиражами. Ни столько для пропаганды, сколько для закрепления авторских прав.
На известность я особо не надеялся. По моим прикидкам для овладения Времяоникой необходимые способности у людей, в массовом порядке, появятся минимум лет через пятьсот. Да и в расшифровках Нострадамуса говорится, что новая религиозно-научная система произойдет от одного ума. А это значит, что она будет воспринята не сразу. Но будет принята.
Торопиться особенно не следовало. Расшифровщики сделали предположение, что в 2002 году может начаться мировая война, и что она будет иметь религиозную подоплеку. Пришлось свернуть свои действия. Не хватало еще, чтобы война, пусть и случайно связывалась бы с моей теорией.
Война, как известно, все-таки началась. Теперь с моей теорией можно связать разве только окончание войн.

* * *
Институт я окончил, дипломную работу зачли. Но я все никак не мог завершить роман. Что-то еще оставалось не проясненным. И теперь я должен рассказать о следующих событиях.
Я встретил девушку, которая недавно закончила институт. Я случайно узнал, что существует какая-то мистическая история, почему она не замужем. И тут я вспомнил. Эта девчонка училась в одной школе со мной. Когда я был в десятом, она была в шестом. Однажды после уроков я с другом зашел в класс, где она с подружкой мыла пол. Я увидел ее, услышал ее имя, и тут на меня нашло состояние предвидения будущего.
Не могу сказать зачем, но я признался ей в любви, сказал, что в будущем она станет моей женой. Когда это случится? Я знал, что очень не скоро. Мы встретимся после того, как она закончит институт. Я лишь не сказал, что она долго в него не будет поступать. Кажется, она и не хотела.
Попытался объяснить, почему я это знаю, рассказать кто такие пророки. А ведь я сам знал очень мало. Точно помню, что тогда я впервые назвал себя пророком. Рассказал какие-то сведения о будущем: о развале Советского Союза, об открытиях, которые должен сделать, о войнах, которые я должен предотвратить. Для этого мне надо было учиться и не думать о личной жизни, но быть уверенным в будущем. А нынешняя встреча необходима для того, чтобы выстроить энергетические потенциалы.
Мне самому это казалось невозможным, но на прощание я обещал ей покровительство архистратига Михаила. После этого я ушел и больше с нею не встречался.
Происшедшее казалось мне странным и даже не приличным. Мне казалось я люблю Наташу, а тут… выходило, что с Наташей ничего не получится.
По прошествии многих лет я вспомнил о напророченной любви, попытался добиться свидания, но получил отказ. Девушка сказала, что у нее есть парень. Я и так чувствовал себя виноватым, а может быть стал мудрее, и лишь пожелал ей счастья.
Сейчас, по прошествии лет, я в принципе понимаю, зачем я предсказал себе то, чему не суждено было сбыться. Мне надо было вырвать себя из жизненной суеты, задать определенный вектор развития. А девчонка? мне просто понравилось, как она улыбалась!
Я только теперь понял, почему мое общение с женщинами было таким трудным — сам выстроил барьер. Удивительно, что все это функционировало на подсознательном уровне. Я иногда вспоминал об этом предсказании, но не помнил ни имени, ни адреса, и ждал, что время само сведет нас. Время свело, но этого оказалось недостаточно. Что ж, я могу ошибаться, я ведь не Бог. Возможно мир совсем не такой, каким я себе его представлял.
Однако теперь я стал выздоравливать от своих мессианских наклонностей. Я уже больше не считаю себя служителем идеи. Вообще, тридцать лет это хороший возраст для того, чтобы начать жить.


14
До конца лета промучился в поисках темы и решил для пополнения жизненного опыта устроиться на работу. Тут и случай подвернулся, в одной из школ появилось вакантное место. Учительница нашла себе работу в Москве. Там ей дали больше часов.
И вот я в школе, в гимназии. Работа началась с уборки территории. Школьный двор был проходным, мусора за лето накопилась много. Учителя работали, не переставая жаловаться на свою тяжелую жизнь — заниматься уборкой они не обязаны, но что поделаешь, учителя совершенно бесправны перед администрацией, подчеркивали они. Школьников к работе привлекали мало, как мне сказали — школа находится в центре города и много «блатных» детей — детей богатых родителей. Я не против того чтобы они имели «блат», но почему за счет учителей?
Мне дали классное руководство. Часть учеников пришла на пробный урок. Мы познакомились. На мою просьбу помыть пол в классе и убрать школьную территорию никто не отреагировал. Как сказала учительница из соседнего класса, они еще не воспринимают меня как учителя.
Ну и ладно. Спешить некуда. Хотя директор был категоричен: «Может быть, сам уберешь?». Прошла установка губернатора на чистоту дворов. Должна быть комиссия из Облано. Но у них комиссия, а у меня воспитательный процесс. Территорию я убрал не до конца, чтоб и волки были сыты и овцам осталась работа.
Кое-как разобрался с учебными планами. Подобрал литературу. Три десятых и один восьмой. Однако вот и первый звонок, урок гражданственности.
Попытался быть интересным — рассказывал о работе Льва Гумилева «Этногенез и биосфера Земли». Потом провел вводный урок по литературе. Понедельник прошел.
Во вторник у меня не было уроков. Среда, четверг, пятница. Сложно было определиться что читать, как. В восьмом классе дисциплина была аховой. Даже не знаю, что этому можно было противопоставить, журнала еще не было и двойки ставить было некуда. Десятые классы были внимательны. Но я был немного скован новизной обстановки. Класс, в котором мне дали классное руководство, был небольшим. У меня не хватало времени, да я и не знал когда с ним встречаться. Ученики наняли техничек убирать в классе. Классных часов в расписании не было. В пятницу меня вызвала завуч и сказала, что родители написали жалобу директору по поводу отсутствия классного руководства. А я то думал, что кто-то из родителей придет познакомиться.
Директор сказал, что одна из девочек собралась уходить, другая хочет перейти в другой класс. «Я теряю шефа, — сказал он, — такого, какого у меня никогда не было».
Что тут скажешь? Пришлось согласиться, что есть проблема. К тому же сказали, что меня плохо слышно. Но на моих уроках никто не присутствовал. Может быть, подслушивали за дверью? Хорошо, что у меня не педагогическое образование, и я не мечтал быть учителем, другому бы это запросто испортило жизнь.
Предложили ставку педагога внеклассного воспитания. Вести научное общество — литературный кружок. Я согласился. Увольняться сразу не хотелось. Надо было разобраться в происшедшем. За пять дней я ничего не успел понять. Да и судьба литературы мне не безразлична.
В субботу я провел последние уроки, потому что замену так быстро найти не могли. В восьмой класс зашла классная руководительница — поддержать порядок, и я понял, почему не было порядка. Грозными окриками она продемонстрировала нужный стиль управления. После нее другим учителям делать было нечего.
Итак, теперь мне надо было собрать литературный кружок.
Я общался с учителями, слушал советы, сочувствия, объяснения сложившейся ситуации. Вот некоторые из них:
«Дисциплины надо добиваться жестче. Не всегда надо гладить по головам, но иногда и бить. Бить, — спохватилась учительница, — в переносном смысле». При этом в классе у нее творилось черте что.
Завуч рассказывала, что она говорит ученикам. Я, прежде всего, устанавливаю дисциплину, хоть целый урок, хоть неделю. Я все равно потом нагоню и дам матерьял. Хотя я слышал на собрании математиков, что вместо необходимого по плану углубленного изучения математики они дают обычное. Не хватает времени.
Еще мне говорили, что я должен быть артистом и в чем-то даже клоуном.
Кроме этого мне постоянно жаловались на загруженность, низкие зарплаты, бесправие учителей.
У меня был опыт создания Клуба любителей фантастики при библиотеке, но кружок литературы в школе так просто не создается. На объявление никто не откликнулся. Я прошелся по классам. Ноль внимания. Решился подвизаться на создание сайта гимназии и размещать там стихи и рассказы гимназистов.
Сделал сайт. Собрал стихи, поместил в интернет. Договорился с местной газетой об их публикации. По видимому я показал свою работоспособность, и мне сказали, что надо было отстаивать свое право на классное руководство. Родители, по-видимому, решили, что я молод и честолюбив, и наставлю их чадам двоек. Девочка, которая хотела уйти из школы, все равно ушла. Решение администрации было поспешным, я понял, что это стиль руководства.
Прошел примерно месяц, я получил зарплату 952 рубля. Но руководство школы явно не представляло ни объема работ по созданию сайта, ни его необходимости, а в школе функционировали научные общества, которые хотели помещать свои работы в интернете. У меня отобрали пол ставки. Это притом, что я печатал школе кучу документов. Иначе как бы я познакомился с этой стороной жизни школы. Бюрократы страшные. Половина их бумаг просто макулатура. Треть — очковтирательство.
Съедят тебя в школе — говорила мне знакомая. Почему меня должны были съесть, я понял не сразу. Дело в том, что на ставку ушедшего учителя может подвизаться работать кто-то из учителей. Это может испортить.
Хотели взвалить на меня сбор материалов для газеты. Как их собирать? Дети не реагируют на просьбы. Да и требовалось от них не творчество, а статьи. Газетка была образцово показушной.
Мне говорили — надо заставлять. Но как? Когда? Ведь не во время урока. Попробовал попасть на классные часы — не проводятся. А нужны они не только мне, но и скажем психологу.
Как сказала мне учительница, учитель в школе нужен, пока он работает. Когда он начинает что-то требовать, от него освобождаются. Но я и не думал чего-то требовать. Я лишь изучал эту систему и, в общем-то, узнал о школе все, что хотел. Поэтому уволился без сожалений.
На свете много людей желающих попробовать поработать в школе. Но социальная психология быстро меняется. Что-то будет завтра?


11.
Сегодня многие люди приезжают в Москву в поисках работы. И немаловажно, как они смогут обустроиться. Одна из проблем -- поиск жилья. Хочу рассказать о своем негативном опыте, мне срочно нужно было жилье, какое-нибудь, хоть койка в общежитии. И мне попалось заманчивое объявление--место в общежитии от 1500 рублей. Но позвонив по телефону, я узнал, что это не общежитие, а агентство недвижимости, занимающееся поселением.
Я уже целые сутки был на ногах и поэтому доверчиво выслушал условия поселения, рассказанные менеджером. Правда цена возросла до 3500р. Агентство хотело свою плату. Резонно, правда, предложенный договор вызвал подозрение. Гарантий поселения там не было. Но менеджер уверяла так естественно, а я сильно устал после суток проведенных на ногах. Поэтому заплатил и скоро понял, что никуда меня поселять не собираются. Информационные услуги, предоставленные агентством, не ориентированы на мои потребности. И я бы никогда не купил их так дорого. На утверждение, что это все равно мошенничество в агентстве мне сказали: "Да, вы читали договор, видели что подписывали". Видел, но разве от этого мошенничество перестает быть мошенничеством?
Законодательно эти агенты себя обезопасили. А суда людского они не боятся, о божьем суде и говорить не приходится. Да и есть ли людской суд, хотя бы намек на какую-то мораль? Несколько лет назад, заканчивая в Москве институт, я слышал от друзей истории о таких "агентствах", и хотя друзья мои имели отношение к журналистике, они не попытались написать об этом. Интеллигентность ли это или наш российский буддизм, сложно определить. А может быть трудно рассказать, что не хватило жизненного опыта, ума... чтобы не пойти на поводу у мошенников. Да и подумаешь, всего лишь обманули, а могли и подложный договор всучить, да и просто так деньги отобрать, а то и убить, есть ли у них тормоза.
Наш российский менталитет удивителен и надо его подстраивать под современные жизненные реалии. Я еще верю в людской суд поэтому сообщаю, что агентство называется "Ровена", а его генеральный директор Дорофеев Артем Сергеевич. Как говорится не пользы ради... Хотя многие агентства так работают.
Конечно, ритмы жизни человека убыстряются и нет времени искать правду, меняются и масштабы -- если и найдешь это капля в море. Но необходимо, ведь есть же в мире достойные государства, отрегулировавшие свою жизнь. Или нет? и эта задача невозможна и чем дальше в капитализм тем больше фальши?
Очень уж у нас интеллигенция пассивна, не хочет бороться с безнравственностью. А надо, ведь общественный договор начинается не с высоких трибун и телеэкранов, он возможен лишь тогда, когда тебя не обсчитывают в магазине, не обирают в жеке, не обманывают в агентстве. А иначе что?.. не делать же революцию!
Написал об этом в газеты и интернет и, через некоторое время московские тележурналисты вмести с милицией поймали таки заруку этих мошенников. Я случайно увидел это в одном телерепортаже.


15
Во времена перестройки можно было услышать такую фразу: «Если такой умный, то почему бедный?». С появлением «новых русских» появилась иная: «Если такой урод, то почему такой богатый?» Мне всегда казалось, что в этих парадоксах что-то есть. С мудрецами все понятно, а с богатыми?
Сейчас на книжных прилавках можно встретить много руководств для желающих достигнуть успеха в жизни. О одном из них я вычитал любопытные сведения: «Как выяснили исследования, проведенные в Америке, — утверждал автор, — больше половины людей достигших успеха в бизнесе оказались дислектиками, людьми которым трудно говорить, формулировать мысли». Вот мол, если они смогли, то вы то уж, если захотите, и подавно сможете, — писал автор, стараясь вселить в читателей энтузиазм.
Но этот факт заставил меня задуматься, а какими еще патологиями мышления страдают бизнесмены? Ответ долго искать не пришлось. Чуть далее в руководстве говорилось: «измените свое мышление, вы постоянно должны думать, как заработать больше».
Извините, но ведь это же чистая паранойя. Ведь это у параноиков мышлению свойственно зацикливаться на навязчивых состояниях. И дальше в руководстве утверждалось, что бизнесмены самые несвободные люди. Ну, еще бы!
А чем еще должен страдать успешный бизнесмен? Боязнью бедности, подозрительностью, недоверчивостью к людям, чинопочитанием или авантюризмом? Вопрос этот еще не изучен специалистами. Зачастую ротшильдовская идея возникает как сверхкомпенсации какой-то человеческой неполноценности. Не удивительно развитие в этой среде преступности, когда в упаковке вместо лекарства оказывается мел, в колбасе вместо мяса соя.
Все это уже не забавно, от этого становится грустно. Как говаривал Экклезиаст — знания порождают скорби. Бывают же очень серьезные патологии, например фашизм. Фашизм можно назвать «идеологией взбесившегося собственника». «Взбесить собственника в человеке» ставил своей целью Гитлер, и другие разновидности фашизма апеллируют к собственнической психологии.
Еще Ницше писал, очень богатые так же опасны, как и нищие. У нас этого как-то не понимают. Олигархи финансируют чеченских террористов, кто в бегах, кто в тюрьме. Спрашивается, для каких это хозяйственных нужд наше государство вскормило этих ублюдков? И кто следующий?
Однако вывод: государство должно относиться к предпринимателям как к инвалидам, с особой заботой, помогать им, давать кредиты и налоговые льготы, а вот во власть их пускать не надо — мало ли что…




16
Говорят, вселенная пульсирует, как сердце, то, взрываясь, расширяется, то сжимается в точку. А ведь в прошлом, до большого взрыва могли тоже существовать люди, и к закату вселенной они могли развиться до огромного всемогущего разума. После взрыва от него могло что-нибудь остаться. Как знать, от скольких вселенных остались напластования разума. Вообще, он, этот своеобразный Бог, даже мог управлять эволюцией вселенной, задавая ее физические законы.
Как он относится к нам, людям, недавно родившимся на земле, в очередной вселенной, к людям с еще только зарождающимся разумом, который неизвестно насколько жизнеспособен? Врятли мы его сильно интересуем, но на него все-таки можно надеяться, ведь он велик и могуч.
Это лишь гипотеза. Может мечта, а может откровение.



* * *
Времяоны, времяреки
Перепутывали беги
В сингулярностной свирели
И пространственно ревели.
И текли созвучья смыслов,
Уплотняяся в миры,
Вырывались клочья смыслов,
Прямо в хаос тишины.
И в пространстве время крик
Словом стал, все стихло в миг.
Полилася песня жизни…



17
Очень часто, при рассмотрении какой-нибудь проблемы можно слышать мнение, что надо верить в Бога и все будет хорошо. Но многих такое мнение разочаровывает, как людей, которые на просьбу о помощи услышат в ответ, «сам дурак». Почему это так?
А дело в том, что понятие Бог очень туманно и расплывчато, и чтобы на него опереться, надо сжать его в точку или группу точек. Помните, как говаривал Архимед: «Дайте мне точку опоры, и я переверну мир!»
Но что происходит, когда мы сжимаем понятие Бог в точку? Как ни странно, Он материализуется, и люди заявляют, что это не Бог, а природное явление или закон мироздания, и разочарованные расходятся. Но мир от таких материализаций меняется, и там где люди тонули в тумане, они получают возможность ходить «аки посуху». Поэтому надо не просто призывать людей к вере, а заниматься концентрацией мысли, открывать новые знания, создавать новые науки, расширять идеологии и мировоззрения.



18
Какие только смыслы не приписывали вере. Поискал в интернете и ничего хорошего не нашел. Поэтому изложу свои представления.
Для чего приходили к людям мессии и пророки? Врятли их интересовали лавры других богов, которым строили храмы и курили фимиам. Чаще всего они устанавливали и проповедовали моральный закон.
Моральный закон необходим для жизни человека и общества, но для него нужен авторитет. Такими авторитетами обычно были Бог, государственная власть, разум.
На разум особой надежды никогда не было, даже у крупных мыслителей, например И. Канта, моральный закон вызывал удивление. А наука и вовсе могла давать странные выводы, например дарвинизм с его борьбой видов и выживанием сильнейших. Лишь последние, более глубокие исследования выявили наличие и необходимость в обществе гуманных ценностей любви, альтруизма и взаимопомощи.
Поэтому мессии и пророки могли апеллировать только к Богу, демонстративно отказываясь от всего земного, жертвуя благополучием, здоровьем, жизнью, ради доказательства высокой ценности того пути, который характеризуется любовью, моральными принципами – честностью, ответственностью. Этот путь создает из человека – Человека, высшую ценность двух миров.
Поэтому основной задачей веры должно быть осознание морального Закона (Бога) и само создание себя Человеком, самовоспитание разума.


19
Сегодня возникла необходимость в самовоспитании, которое имеет массу преимуществ перед воспитанием. Во-первых, оно своевременно, человек в своем распоряжении, когда пожелает, а не когда это кому-то надо со стороны. Во-вторых, самовоспитание исключает всякий элемент насилия и следовательно не вызывает отторжения. В-третьих, самовоспитание дает работу разуму и воле человека, и соответственно все плоды ее они могут считать своей наградой.
А возможно ли самовоспитание? Наверно, также как и самообразование, самовоспитание необходимо в современном мире. Самовоспитание возможно если принять, что существует "правильная", "идеальная" система развития и жизни разума человека.
Попробую изложить свой взгляд на правильное развитие разума, и если вы согласитесь с ним, то сможете использовать его как руководство к действию.

Разум – это не подарок, который дается даром, для его развития нужно много работать. Раньше разум был редким явлением, люди плохо понимали, благодаря чему он возникает, и считали его чудом, возникающим благодаря наработкам и заслугам прошлых жизней. Сейчас есть данные, что развитость большинства способностей зависит от целеустремленности человека в этой жизни.
Природой так заложено, что в нервной системе сначала формируются центры возбуждения и лишь затем центры торможения. Если бы было наоборот, то центры торможения легко бы перекрыли не сформировавшиеся центры возбуждения. Поэтому рождающийся разум подобен машине без тормозов и руля.
Можно конечно понадеяться на генетическую память, но она невелика и плохо приспособлена к новым условиям, поэтому лучше принять творческое участие в формировании центров управления.
Краеугольным камнем в основу любого разума конечно должна быть положена честность. Надо сказать, что люди не рождаются честными или лжецами. Только на определенном жизненном этапе они задумываются кто они, какими они хотят быть. Тогда приходит понимание необходимости честности. Причем чем большую цену приходится платить за честность, тем крупнее вырисовывается личность человека.
Честность бывает как внешней, так и внутренней. Если с внешней, в быту и в общении все более менее ясно, то внутренняя, требует постоянной рефлексии и анализа, и если хотите, психоанализа. Необходимо изучить и уметь пользоваться инструментами мышления – законами логики и информатики.
Ложь это запруда в ручейке информации текущей в нашем разуме. Если таких запруд много, то нарушается работа ума, он пробуксовывает, выдает ложные решения. А иногда работа ума полностью блокируется.
Естественными причинами, приводящими к нарушению честности, являются страх и жадность (зависть). Запущенные случаи страха и жадности, помноженные на активность ума, порождают злословие, воровство, ненависть, месть, агрессию, гнев.
Нужно уметь управлять своими желаниями и уметь отказываться от них, с радостью делиться с другими. С жадностью борются путем развития силы воли, ведением аскетического образа жизни.
Страх преодолевается путем его осознания, понимания его причин. Организм имеет одну и туже реакцию страха на разные пугающие раздражители, поэтому если вы преодолели с помощью тренировки какой-то один страх, то можно считать что вы подготовились к другим.
От многих недугов разум может излечить работа, потому как праздный ум начинает предаваться пустым размышлениям, зависти, злобе, страху.
Разуму необходима настроенность на позитив, на поиск разумного начала и целесообразности всех вещей. С этого начинается вера в Бога, ощущение его красоты и гармоничности. Благодаря этому зарождается любовь. На этом основывается уверенность в себе, подразумевающая разумность и благожелательность окружающего мира, а также хорошую степень самопознания и самосозидания.
Также разуму необходимо постоянно расширять свой кругозор, стремиться знать больше чем кажется достаточным. Особое внимание должно быть уделено изучению языка.
Это конечно очень краткие размышления о развитии разума, детальное рассмотрение можно найти в сотнях книг посвященных развитию личности.



***
Где Разум мира?
В смысле слов и в смысле песен, в смысле снов.
Где Разум мира?
Он в пути, которым предстоит пройти.
Где Разум мира?
Он в любви, связавшей вместе все пути.
Он в цели, что венчает путь,
В законе, чтобы не свернуть.
Разумность мира
- путь творца, узревшего черты лица.
Разумность мира
- свет сердец, которые избрал Творец.


***
Довольно часто можно встретить дискуссии о доказательствах бытия Божия. Обычно это доказательства бытия Бога творца, сотворившего мир. При этих спорах почему-то не принимается во внимание, что Бог сотворив мир, предоставил ему возможность развиваться по раз и навсегда определенным законам и значит именно наука, выявляющая законы мира, дает наилучшие доказательства бытия Божия.
Частенько можно встретить доказательства существования Иисуса Христа, которые основывают на исторических исследованиях древних писаний. Хотя лучшим доказательством было бы показать благотворность для человека и общества тех моральных законов, которые он заповедал. И этим следовало бы заняться психологии, педагогике и социологии.
И, наконец, основные усилия следовало бы бросить на обнаружение той божественной ипостаси, которая непосредственно действовала и действует в мире, а значит, оставляет материальные следы своей деятельности. Такой ипостасью является Святой Дух. Следы его деятельности можно обнаружить в культурной жизни человечества: искусстве, литературе, науке.
Интересные доказательства бытия Святого Духа собрала времяоника, но создается впечатление, что она интересна лишь немногим энтузиастам. Огромные и, по видимому, неповоротливые общественные институты оказываются вне дискуссии. Такое положение дел нельзя счесть удовлетворительным.


* * *
Попытка ввести времяонику в общественный дискурс выявила массу проблем. Казалось бы, есть факты, надо их изучать, надо ориентировать общество на их выявление, освещение, изучение. Но не тут то было. Оказывается явление, которое пытается изучать времяоника, уже давно приватизировано, довольно схематичное его объяснение вписано в догмы, идеологии, религии.
Но что-то, по видимому, серьезно напутано, извращено, подтасовано и замарано в древних текстах, если оказалась парализована вся мыслительная деятельность человека. Обществу усиленно навязывают рынок, а вместе с ним и бездуховность. Масса пропагандистов навязывает народу мысль, что в евангельской максиме "духовно нищие наследуют царство небесное" речь идет о слабых духом и бездуховных, а не о тех, кто на дух не переносит стяжательства.


* * *
Существует в человеческой культуре феномен духовности, в чем же он заключается и почему он так противоречив? Существует в мире Святой дух, но почему же люди так мало о нем знают, да, создается впечатление, и не хотят знать?
Придя в этот мир и "научившись" " жить" люди захватывают и делят собственность и власть и всячески стараются ее удержать. И вдруг, появляется нарушитель спокойствия, носитель Духа Святого, который и, не претендуя на власть и собственность, разрушает стереотипы и иерархии. Конечно же, власть и собственность предержащие, ополчаются против него. Может быть поэтому Иисус Христос говорил в притче о винограднике, что у этого мира есть настоящий хозяин, а люди лишь временно призваны для работы.
Почему же это так происходит, в человеческой истории, каких только государств не возводили, каких только иерархий не создавали, но гармонии не получалось. Причем, власть старается приручить и священников и ученых, но Дух Святой появляется как бы со стороны, не вписываясь в рамки и нормы. В чем же причина такой неувязки?
Времяоника имеет ответ на этот вопрос. Согласно имеющимся фактам, Святой дух больше свойственен беспокойному разуму, а власть всегда стремилась успокоить разум в своих подопечных. Да и общество строится не на основе разума, а на основе силы, хитрости и компанейства. А беспокойный разум свойственен бедным неустроенным людям, вот они и выходили на связь со Святым Духом, а тот рассказывал им о будущем, иногда близком, иногда далеком, о том которое будет через сотни, тысячи лет. Это вносило окончательный разлад духовных людей с окружавшим их миром. Мир отделялся от носителей Святого Духа стеной непонимания, молчания и неприятия. А напрасно. Позднее их стали окружать ареалом избранности, но не для уважения, а для отдаления и изоляции.
Окружили Святой Дух парадоксами и туманом и даже научили людей бояться его проявления, тем более, что когда это явление объявлено свойственным только избранным появляются и желающие заработать на нем. Объявлено было, что "надо проверять духов", но не сказано как, сделан лишь намек "по плодам", но созревание плодов отдаленная перспектива. Одним словом ситуация странная, если принять во внимание, что ни для кого уже не секрет, о чем говорит Святой Дух, потому что он всегда говорит об одном и том же: о любви, о не стяжательстве, о необходимости заботиться о ближних, помогать слабым, о необходимости беречь мир его экологию, напоминает о высших смыслах бытия. Специфичными являются только сообщения Святого Духа о событиях будущего, но и тут они направлены на то, чтобы кого-то спасти, а кого-то предостеречь.
При таком понимании деятельности Святого Духа нет места злоупотреблениям, которыми пугают народ, и которые есть благодаря господствующим в обществе извращенным представлениям о Святом Духе.


* * *
В чем уникальность Иисуса Христа — это эталон Разума человека.
Вселенная это огромная система различных законов данных Богом. В неё правильно и гармонично может вписаться только правильный и гармоничный Разум, и образец такого Разума дал миру Иисус Христос.
Мы имеем всего одну вселенную, и в ней возможен только один вид Разума, все остальные правильнее было бы считать безумием.
Поэтому так похожи мудрецы создавшие духовные учения, они обладали Разумом. Разум этот, по видимому, дается через Дух Святой. Именно изучение человека, его способности предвидеть будущее должно быть самой животрепещущей проблемой общества и социальных институтов. Вместо этого общество наблюдает возню и скандальчики псевдоверующих с атеистами.

20
Будучи автором времяоники я чувствую необходимость высказаться о религиозном вопросе. Прибавила ли мне веры моя способность предсказывать будущее? Наверно нет. В моих предвидениях будущего было слишком много человеческого, чтобы приписывать их потусторонним силам. Так во что же я верю?
Я верю во вселенский РАЗУМ. Здесь я солидарен с христианами, мусульманами, иудеями, пантеистами, хотя и считаю, что в силу своего определения, эта вера в Бога, выходит за рамки любой дискуссии. И мыслители древности относились к этому Богу с осторожностью, признавая его существование, они говорили о его непознаваемости, о том, что он находится вдалеке от своего творения либо слился с ним (пантеизм). А творение управляется законами: природными, философскими, духовными, нравственными. Возможно, когда-то произойдет встреча развившихся человеческих разумов с Богом, и он будет «судить». Некоторые утверждают, что мир управляется не законом, а непосредственно Богом, но это несет массу парадоксов и противоречий и делает Бога соучастником множества нелепостей, если не сказать преступлений, творимых людьми в мире.
Но люди всегда чувствовали соучастие в своей жизни некоторой мистической силы. Нет, они не преувеличивали ее значение и силу, они лишь надеялись, что она идет от Бога. И силу эту назвали Духом. У разных народов она называлась по разному: провидение, параклит, ветер времени. Наиболее отчетливо этот Дух воспринимался пророками и поэтами. Об этом я написал времяонику.
Мне кажется, у человечества всегда была вера в Истину, в Дух Истины и в их детей пророков, поэтов и героев. Думаю, здесь я близок к зороастризму и христианству.
Что касается пророков, то могут сказать, что порой они несли всякую чушь, но их истины касались социального устройства жизни, а они различны для разных времен и народов. И потом надо иметь в виду не то что дошло до наших дней, а то, что было изначально.
Сначала вера в Истину была в храмах, затем перекочевала в университеты. Тут надо рассматривать шире, ученые делающие открытия теже пророки.
Я не думаю, что информация о будущем, об открытиях или изобретениях, приходит из космического «разума», я думаю, что источник ближе, это объединенное соборное Человечество, обладающее единым вневременным разумом (ноосферой и пневматосферой). На сегодняшний день этот разум еще не сформировался и болеет, но это сегодня, а из будущего идет уверенная и надежная весть о его силе и могуществе.
Человек постоянно сталкивается с проблемами и хочет помощи, уверен, что все необходимое он может найти в самом себе.
Философские обобщения времяоники говорят, что человек через временной канал является соучастником творения вселенной. Необходимость развития разума от простейших форм наверно объясняется физикой вселенной, неизбежностью прохождения ее через сингулярность, где неустойчивы любые конструкции. Сейчас неизвестны все планы творения, но есть надежда, что было запланировано больше, чем нам сейчас дано, и земля лишь оранжерея, где рождается индивидуальный человеческий разум, который при удачном стечении обстоятельств будет и дальше жить и развиваться в духовных пространствах космоса. Я не исключаю и реинкарнации на земле, но, лишь для несостоявшихся разумов.
Такова моя вера на сегодняшний день.


21
Каким же путем идти человечеству в будущее?
Прежде всего необходима честность и открытость в обществе. Проблем тут много, после того, как народ спихнули в болото лжи и лицемерия. Но народы часто оказывались в подобных положениях и находили выход.
Необходимо непосредственное участие народа в выработке и принятии законов. Возможности для этого есть благодаря развитию электронных коммуникаций интернета.
Государство должно жить по законам принятым всенародными голосованиями, референдумами, тогда можно будет ждать выздоровления.




ВРЕМЯОНИКА
Историко-философское исследование предпринятое Димой Юнишевым.


Существуют разные представления о судьбе. Судьба как детерминированность нашей жизни, предопределенность заложенная в генах, в образе жизни, в образовании. И судьба как всемогущий случай, нарушающий наши планы, карающий или возносящий. Можно ли знать заранее свою судьбу?
Современная наука вплотную подошла к разгадке тайны предвидения будущего. Но все по порядку.
Человечество на протяжении всей истории своего развития постоянно сталкивалось с удивительными случаями предвидения будущего, которые никаким перебором ситуаций не объяснишь. Их стали называть пророчествами. Поражая впечатление древнего человека, такие случаи закреплялись в памяти, входили в легенды и предания. Они служили источником религиозного вдохновения, наводили на мысль об общении с божественными силами.
Пророки, оракулы, пифии, — вся история древнего мира пронизана сказаниями о них. Пророками были основатели мировых религий.
Основатель одной из древнейших религий Заратуштра был пророком — человеком, черпающим информацию из будущего. Он создал религию — поклонения Благой Мысли. (Верховный Бог — Властелин Мысли, Ахура Мазда)
Его учение это наставление как работать с внутренней информацией. Заратустра указал, что для общения с Богом нужна внутренняя духовная нить и молитва стала погружением в мир мыслей, сосредоточенной медитацией (размышлением).
Библия проникнута духом пророчеств. Вся древнегреческая культура пронизана пророчествами. Огромную роль в Греции играли оракулы. В Дельфах была глубокая расселина, из которой поднимались вредные испарения, сводившие людей с ума. Около этой расселины и устроили оракул Аполлона. Были оракулы и у других богов. Пифии — служительницы оракула отвечали на вопросы людей. Подобно оракулам большое значение в Азии и Риме имели пророчества сивилл.
Но были пророки и не нуждавшиеся в одурманивании. Тересий из Фив (трагедия Эсхила "Эдип"). В истории взятия Трои рассказывается, что дети Гекубы и Приама Троянского, Кассандра и Гелен обладали способностью пророчить будущее. Вспомнить всех древнегреческих пророков не представляется возможным.
В Китае выделялись специальные центры, имевшие региональное и даже обще китайское значение, подобно Дельфийскому оракулу у греков. В Индии мистических прозрений достигали с помощью специальной системы упражнений — йоги. Это предписания относительно положения тела, дыхания, сосредоточения мыслей и моральной дисциплины. Йог, который в достаточной степени победил свои низшие наклонности, вступает в высшее состояние, именуемое самадхи, в котором он встречается лицом к лицу с тем, чего никогда не подозревал ни инстинкт его, ни рассудок. Он узнает, что духу присущи высокие, превосходящие разум, сверхсознательные состояния, в которых дух познает без посредства разума.
Веды говорят, что это состояние высшего сознания может явиться и случайно, без подготовительной дисциплины, но тогда его результаты мало пригодны для жизни.
Есть много других религиозных направлений, не упомянутых здесь, но большинство, так или иначе, занимаются предвидением будущего. Как бы ни относиться ко всему этому, пророчество — явление не только занимательное, но и нуждающееся в научном исследовании.
К пророчествам проявляли интерес многие писатели. А.С. Пушкин написал "Песнь о вещем Олеге", сюжет которой почерпнут из "Истории Государства Российского" Карамзина. Тот в свою очередь заимствовал сведения из "Повести временных лет". Так же всем известно его стихотворение "Пророк".
Пушкин очень интересовался предвидениями. Известно, что ему предсказали гибель от белого человека. Строя планы об отъезде в Польшу поэт говорит Нащокину "Там у них есть один Вейскопф (белая голова): он наверное убьет меня и пророчество гадальщицы сбудется".
А вот Лермонтов, по-видимому, в предсказаниях не нуждался, так как сам очень чутко чувствовал будущее. Его взгляды на предвидение будущего нашли отражение в "Герое нашего времени", в главе "Фаталист", в стихах "Предсказание", "Сон".
М.Ф. Достоевский в незаконченном произведении "Неточка Незванова" писал: "Бывают такие минуты, когда все умственные и душевные силы, болезненно напрягаясь, как бы вдруг вспыхнут ярким пламенем сознания, и в это мгновение что-то пророческое снится потрясенной душе, как бы томящейся предчувствием будущего, предвкушая его".
Куприн в повести "Олеся", рассказал о нелегкой жизни людей обладающих пророческими способностями.
В существовании иных миров, в существовании служителей будущего нисколько не сомневался Александр Блок. Поэт-философ Максимилиан Волошин в работе “Пророки и мстители. Предвестия великой революции” изданной в 1906 году писал: “Души пророков похожи на темные анфилады подземных зал, в которых живет эхо голосов, звучащих неизвестно где, и шелесты шагов, идущих неизвестно откуда. Они могут быть близко, могут быть далеко. Предчувствие лишено перспективы. Никогда нельзя определить его направления, его близости. Толща времени, подобно туману, делает предметы и события грандиознее и расплывчатее”.

Швейцарский психоаналитик Карл Юнг исследовал явление, названное им синхронизмом, то есть когда одновременно, подчас в разных местах, происходят похожие или даже одинаковые события. Например, когда смерть одного человека вызывает тревожный сон у его близкого родственника.
Подобные совпадения, вследствие их многочисленности, требовали какого-то рационального объяснения помимо ссылки на случайность или телепатию. По мысли Юнга, явление синхронизма служит дополнением к причинности: и физика, и психология не могут быть абсолютно объективными, поскольку и тут, и там наблюдатель неизбежно влияет на наблюдаемый объект.
Юнг внимательно отнесся к случаю со Сведенборгом, к его переживаним видения пожара точно в то же время, когда пожар действительно бушевал в Стокгольме. По мнению Юнга, определенные изменения в состоянии психики Сведенборга дали ему доступ к “абсолютному знанию” — в область, где преодолеваются границы времени и пространства.
Конечно, в концепции Юнга, коллективного бессознательного было много надуманного, но она позволила собирать факты. Как известно, в науке новые факты не признаются из-за отсутствия объясняющей их теории, а теории не возникает из-за отсутствия фактов.
Пытаясь "обытизировать" идеи "коллективного бессознательного" и архетипа, Юнг обращается к истории, связанной с лечением пациента, больного шизофренией, который обладал "даром особого видения". Его, по словам Юнга, одолевали эти "видения", он рассказывал о них врачу и хотел, чтобы врач тоже попытался увидеть то, что он видит сам, и что так его беспокоит. Юнг терпеливо слушал больного, но при этом считал просьбу шизофреника глупой: "Я думал: Этот человек сумасшедший, а я нормальный. Его видения не беспокоят меня.
В глубоком убеждении собственной правоты он пребывал до тех пор, пока не познакомился с книгой немецкого исследователя А. Дитериха "Eine Mithrastiturgle", в которой была опубликована часть "magic papyrus" ("магического папируса"). "Я, — пишет Юнг, — изучал их с большим интересом и на стр. 7 я нашел "видения" моего лунатика, слово в слово. Это привело меня в состояние шока. Я сказал: "Как на земле возможно, что этот парень вошел в состояние этого "видения". Это был не только образ, а серия образов".
Что представляет собой пророческое предвидение будущего? Рассмотрим все возможные точки зрения.
Итак, первый (с исторической точки зрения) взгляд заключается в признании за этим явлением атрибутов чуда. Многие философы и религиозные деятели считали, что пророческое предвидение инициируется Божественной волей. Такая точка зрения не является продуктивной в познавательном плане. Чудо говорило бы о несовершенстве этого мира его незавершенности, необходимости со стороны творца постоянно достраивать его, вмешиваясь в ход событий. Это не увязывается с представлениями о гармонии мира.
Другая точка зрения заключается в том, что инициаторами пророческого предвидения являются потусторонние силы, духи, инопланетяне.
Тут возникают следующие проблемы, требующие осмысления. Смысл жизни человека. Его место и роль в этом мире. Вопрос о смысле жизни, на наш взгляд, решается с точки зрения внутреннего достоинства. Достойно ли человеку быть марионеткой в мире или он занимает в нем главное место?
Явление пророческой способности духов или инопланетян, пусть и данное нам в опосредованном виде через пророков, также поставило бы вопрос о природной сущности этого явления. Поэтому мы выбрасываем духов и инопланетян из нашего рассуждения как лишнее звено.
Итак, мы рассмотрели две гипотезы и поставили в центре нашего внимания человека с его пророческой способностью. Тем самым мы постулировали полную принадлежность этой способности сфере психического человека.
Представим себе человека в некоторый момент обладающего истинными знаниями о будущем событии. Возникает вопрос, как они появились? Тут есть много предположений. Во первых, событие не является многовариантным, и знания о нем не являются феноменом. Во вторых, существует гипотеза опережающего отражения, говорящая об опережающей работе живых систем. В третьих, статистическая случайность частых предсказаний.
Рассмотренные предположения могут объяснить существование многих явлений предвидения, но есть исторические факты которые не поддаются объяснению с данных позиций:
— Жене Юлия Цезаря приснился сон, в котором она видела, как убивают ее мужа, а через три дня Цезарь был действительно заколот;
— Вообще великие люди окружены вниманием предсказателей. Так историк Рима, Аммиан Марцеллин, описывая смерть императора Юлиана, пишет, что тому заранее было предсказано место его гибели и то, что он погибнет от железа.
— Английский король Ричард III увидел во сне, что погиб в бою, а на следующий день это свершилось;
— Жизнь Жанны д'Арк можно рассматривать как исполнение пророчества.
— В 1756 году в конце сентября Сведенборг, только что возвратившийся из Англии в Готтенбург, обедал в обществе нескольких особ, у одного из тамошних жителей. Около шести часов вечера он вышел из комнаты и воротился бледный и встревоженный, говоря, что в Стокгольме сильный пожар и что пламя охватило уже значительную часть города. (Готтенбург отдален от Стокгольма на 50 миль.)
В беспокойстве он несколько раз после того оставлял комнаты и объявил наконец, что дом такого-то его знакомого уже превратился в пепел и что его собственный дом находится в большой опасности. Выйдя еще раз около 8 часов, он возвратился уже с лицом спокойным, говоря: "Слава Богу, пожар погашен, огонь остановился за три дома от моего". Все это произвело большое движение в городе и дошло до сведения губернатора, который на другой день пригласил к себе Сведенборга и получил от него подтверждение всего сказанного им накануне с описанием всех малейших подробностей. А на следующий день приехал из Стокгольма курьер с известием о пожаре, который действительно происходил, как его описывал Сведенборг.
— Аналогичный случай произошел с Василием Блаженным на пиру у Ивана Грозного. Будучи однажды приглашенным к Ивану Грозному, юродивый три раза вылил подносимую ему застольную чашу. Когда царь рассердился на него, Василий ответил: "Не кипятись, Иванушка, надо было залить пожар в Новгороде, и он залит".
Позже выяснилось, что действительно, в это самое время в Новгороде был опасный пожар.
— Борис Годунов позвал к себе гадателей, и те предрекли ему, что он будет царствовать в течение семи лет.
— Уверяют, пишет Карамзин, что астрологи предсказали Ивану Грозному неминуемую смерть через несколько дней, именно 18 марта, но что Иоанн велел им молчать, с угрозою сжечь их всех на костре, если будут нескромны. 17 марта ему стало лучше и 18 марта он хотел казнить астрологов, но вдруг умер.
— Свифт в “Путешествии в Лапуту” указал почти точные сведения о спутниках Марса, — расстояниях от планеты и периодах обращения, — хотя эти спутники, Фобос и Деймос, были открыты астрономами лишь много лет спустя... " Кроме того, они открыли две маленьких звезды или два спутника, обращающихся около Марса, из которых ближайший к Марсу удален от центра этой планеты на расстояние, равное трем ее диаметрам, а более отдаленный находится от нее на расстоянии пяти таких же диаметров. Первый совершает свое обращение в течении десяти часов, а второй в течении двадцати одного с половиной часа, так что квадраты времен их обращения почти пропорциональны кубам их расстояний от центра Марса, каковое обстоятельство с очевидностью показывает, что означенные спутники управляются тем же самым законом тяготения, которому подчинены другие небесные тела".
— Странный сон приснился М. Ломоносову: "Последнюю ночь корабельного плавания не спал, в каюту не заходил. Так и стоял, так и ждал, скоро ли-де всплывет русский берег.
"...Но на рассвете вздремнул и увидел сон необыкновенный.
Вижу, будто мой корабль огибает остров Моржовец, что в горле Белого моря. Вхожу в губу Глухую. Падает снег. На берегу карбас; в нем, под снежной пеленою, человеческое тело. Я рукою охитил снег с лица и... узнаю отца. Он испытно глядит на меня и вопрошает: "Дитятко, ты меня на Страшном суде не будешь уличать, что я тебе встать на ноги не пособил?"
И я будто отвечаю ему:
— Нет, татушка, не буду. А ты на меня вечному судии не явишь, что я тебя при старости лет бросил?
— Нету твоей вины, дитятко!
И тут его накрыла метель. Это побережье Моржовца мы не раз навещали с отцом ради промысла. В Петербурге я поспешил разыскать своих земляков-двинян, весенних гостей столицы. Они уже стояли кораблями на Неве. Здесь встретило меня известие, что отцов корабль не вернулся прошлой осенью с промысла. Неведомо и то: на каких берегах погиб... Я, — рассказывает далее Ломоносов, — немедля отправил на родину депешу, дабы искали в Глухой моржовецкой губе. Послал и деньги, потребные к расходу по сей экспедиции. Снаряженный из Архангельска гальот нашел останки отца моего в указанном мною месте. Понеже грунт явился кремнист, накрыли кости бревенчатым обрубцем".
— Сны и видения играли важную роль в судьбе поэта и философа В.Соловьева. За год до коронования Александра III Соловьеву приснился сон, рассказанный им позднее князю Е.Н.Трубецкому: он видел себя едущим по длинному ряду московских улиц, и из одного дома выходит к нему католическое духовное лицо, у которого Соловьев попросил благословения; тот заколебался, но Соловьеву удалось победить его сомнения ссылкой на мистическое единство вселенской церкви, и благословение было дано. На коронование прибыл папский нунций, и с Соловьевым наяву произошло все то, что он видел во сне, — причем совпало в мельчайших деталях.
— Епископ Йозеф Ланий увидел во сне, как застрелили австрийского эрцгерцога Фердинанда, что и произошло на следующий день, в результате чего началась Первая мировая война;
— Известный экстрасенс Эдвард Кейс назвал точную дату землетрясения в Калифорнии, разрушившего Сан-Франциско в 1906г.
— В дневнике московского школьника Левы Федорова, написанном незадолго до начала Великой Отечественной войны, не только содержится достаточно точно указанная дата начала войны, но и раскрыт основной смысл и содержание захватнического плана "Барбаросса", дан блестящий детальный прогноз будущего, показана ущербность и бесперспективность этого плана, неизбежность краха германских военных устремлений.

К сожалению, нет никакой возможности привести все документально зафиксированные факты. Несомненно только одно: следует признать существование феномена. Мы видим, что природа здесь охватывается некоторой закономерностью.
Обычно приводится довод, что случайно совпавшее высказывание остается в памяти, становится историческим фактом, в то время как масса других просто забывается.
Попробуем вычислить вероятность случайного совпадения.
Рассмотрим такие исторические события как пожар в Страсбурге и сон Сведенборга, и пожар в Новгороде и слова Василия Блаженного.
Для появления случайного совпадения такие высказывания должны были бы делаться регулярно в отношении близлежащих населенных пунктов. Значит если за год происходит (происходил) один пожар в одном из 10 пунктов, то вероятность случайного предсказания 1/ 365*10 = 0.00027
Насколько мы знаем, никто не занимался регулярным высказыванием прогнозов будущего в таких количествах. Причем пророки известны, как правило, не одним сбывшимся предсказанием, а при этом вероятности складываются.
Многие предсказатели, это и Нострадамус, и Вещий Авель и Эдгар Кейси и Ванга и другие неоднократно на протяжении своей жизни верно предсказывали будущее. В последнее время в деле расшифровки Нострадамуса были сделаны заметные продвижения. Надежда и Дмитрий Зима нашли внутренний код посланий. Их работа "Расшифрованный Нострадамус" вызывает большой интерес.
Опять возникает вопрос, откуда у человека могли появиться пророческие знания о будущем? Мы знаем лишь одно место в пространстве-времени, где человек обладает этими знаниями. Это место во времени после совершения события. Тем самым видим логическую необходимость говорить о существовании передачи знаний от человека находящегося на временной оси в точке после совершения события человеку находящемся в прошлом до совершения события.
Рассуждения о сути связи между людьми, разделенными во времени может постичь судьба дискуссии о взаимодействии в физике. В конце концов, все может свестись к взаимодействию каких-нибудь частиц или на худой конец волн. Образно можно представить, что мозг человека представляет собой что-то вроде матрицы, с которой Мировой дух снимает информационные коды. При пророчестве передается информация от человека из будущего человеку в прошлом.
Отметим, что существующая в эзотерической прессе гипотеза о существовании информации в пространстве (в виде тахионных полей) и о возможности получения ее оттуда, не согласуется с представлениями о сути информационных процессов происходящих в мозгу человека в частности с тезисом о том, что информация существует только в кодовом виде. Мозг человека может раскодировать только свои собственные коды или близкие своим коды других людей, по своему истолковав их.
При рассмотрении чисто функциональных вопросов передачи и приема сигнала, опыт говорит нам, что передаваемый сигнал должен быть достаточно мощным и желательно не иметь посторонних шумов. Приемник, по-видимому, должен быть настроен на принимаемую частоту (хотя подобная настройка может и не иметь значения), и не должен создавать свои собственные шумы.

Почему в обыденной жизни мы не умеем предвидеть будущее? Почему, как считается, предвидение будущего было более свойственно людям прошлого?
Конечно, раньше люди были более доверчивыми, но причина как мне кажется не в этом. В данном случае имеет значение появление у человека логического мышления. Развитие интеллекта на какое-то время вытеснило древнюю приспособительную способность.
Человек, предчувствуя будущее, не мог не искать объяснения своим пророческим снам. Неизбежно он приходил к пониманию, что эти сведения идут от потусторонних сил, или от самого Бога. Здесь источник религиозного мировосприятия древнего человека. В древности человек и помыслить не мог, что инициатором предвидения будущего является он сам. Слишком он был слаб.
Информационный поток из будущего может проявляться не только в предвидении, но и в творчестве. Наверно все зависит от того, какие "энергии" генерирует человек на протяжении своей жизни. От того, с какими колебаниями духа вступает в резонанс его душа.
На современном этапе развития человек может попытаться вернуть себе утраченную способность. Человек может улучшить “слышимость” будущего за счет более качественного наполнения межвременного информационного потока. Существуют разные способы нагнетания потока информации: концентрация внимания, гипноз, медитация. Необходимо долгое и кропотливое осмысление образов, передаваемых в прошлое.
Информация о событии может сопровождаться определенным эмоциональным настроем. Каждый человек должен сам определить и выделить для себя такое эмоциональное состояние.

Только ли человеку доступно преодоление границ времени?
Рассматривая пророчески предвидящего человека как абстрактную информационную систему можно распространить явление переноса информации из будущего в прошлое на все живые системы. Тут мы можем рассмотреть факты накопленные наукой:
— Лев Гумилев в своей работе "Этногенез и биосфера Земли" — высказал гипотезу о действии в историческом процессе некоторой особой силы, названной им пассионарностью. Под пассионарностью (passio — от лат. "страсть") он подразумевает "эффект той формы энергии, которая питает этногенез". Но может быть пассионарность можно объяснить информационным потоком из будущего?
Пассионарность Гумилева имеет много общего с проявлениями духа в истории. С этой точки зрения термин пассионарность мог бы показаться излишним. Но, по всей видимости, это лишь одна из разновидностей проявления духа.
— Противники дарвинизма утверждают, что жизнь на Земле развивалась целенаправленно, потому что, если подсчитать, сколько времени необходимо для эволюции путем случайных мутаций, то получится несуразно большая величина, значительно превышающая возраст Вселенной.
— Случайность не объясняет и явной системности в многообразии возникающих форм живого, что проявляется в существовании закона гомологических рядов Н.И.Вавилова, согласно которому генетически близкие виды имеют сходный тип наследственной изменчивости. Это говорит о существовании некоторых общих упорядочивающих законов. Получение информации из будущего, один из таких законов.
В модели целенаправленной эволюции развитием управляет будущее. Управляет, проецируя на прошлое информационные коды видов, которые должны возникнуть! Просто в будущем их числено больше. Здесь мы предполагаем, что Мировой дух может снимать информационные коды с матриц любых живых систем. Может ли Мировой дух передавать информационные коды неживых систем? Будет ли искусственный интеллект способен на пророческое предвидение? На этот вопрос пока невозможно ответить.
—Сторонники “витализма” постоянно утверждают особенность жизненных процессов их разительное отличие от кибернетических машин. Всю первую половину двадцатого столетия созревала мысль о важнейшем качестве живых систем — целесообразности (или целенаправленности, целеустремленности и т.п.).
Используя нашу гипотезу модно дополнить существующую концепцию времени. Но это не значит, что нужно отказаться от реальности причинно-следственных связей, а только признать диалектическое единство причины и следствия, прошлого и будущего (в физике это проявляется в существовании так называемых квантовых корреляций и не локальности). Это можно интерпретировать и так — события способны создавать во времени причинно-следственные петли.

Наблюдения житейского опыта
Возможно, предвидение будущего в большей степени свойственно детям, нежели взрослым людям. В автобиографической книге Натальи Глебовны Овчаровой "Колкие травы" описывает такой случай. Пожилая женщина, глядя на грудного ребенка, говорит "Нежилая, видно. Пришлых не чувствует". И через некоторое время ребенок умирает от диспепсии.
Здесь пример не просто предвидения. Здесь отмечено состояние самого ребенка. По-видимому, ребенок в младенческом, а может и в эмбриональном возрасте, во время формирования мозга, уже впитывает в себя информацию о будущей жизни. А в данном случае ее не было. Возможно когда-нибудь будет можно проследить физиологические различия в формировании мозга у умирающих детей и продолжающих жить.
При рождении мозг человека развивается не только подчиняясь законам биологической наследственности, но и воспринимая информацию из будущего. Информацию связанную с будущей деятельностью человека, с его судьбой. Мозг как может приготавливается к предстоящим испытаниям. Не зря говорят, что все дети гении. В детстве мозг ярче воспринимает информацию из будущего, как от самого себя в будущем, так и от других людей.
Чем длиннее жизнь, тем больше информации ребенок получает из будущего. Но гении часто гибли в раннем возрасте. Возможно они формировались за счет интереса к ним человечества.
Надо внимательнее относиться к тому что говорят дети, порой еще в младенческом возрасте. Дети иногда настолько обременены неразрешимыми проблемами, которые встанут перед ними в будущем, что могут даже болеть от этого.
Генетика пока не выявила механизмов передачи врожденных программ универсальных образов поведения, под влиянием которых, по мнению Юнга, находятся не только элементарные поведенческие реакции, вроде безусловных рефлексов, но также восприятие, мышление, воображение. А информация из будущего может влиять и на восприятие и на мышление. Чтобы выявить это влияние потребуются обширные и массовые исследования социальных явлений.
Но уже сегодня можно заявить, что природа гениальности не исчерпывается генетической предопределенностью. Сказывается исторический момент. Накачка мыслями потомков. В известных родах нет равномерности проявления талантливости, есть всплески и провалы. Возникло даже мнение, что на детях гениев природа отдыхает.
Наша гипотеза может внести свои коррективы в идею клонирования гениев. Высказанная гипотеза утверждает, что гении — обычные, хотя и талантливые люди, попавшие под пристальное внимание последующих поколений. Информационный поток из будущего снижает роль генетической составляющей в гениальности. Поэтому нужно не клонировать гениев, а создавать условия для пропаганды и сохранения интеллектуальных ценностей.

Коррекция взгляда на причинно следственные связи.
Есть ли смысл влиять на прошедшие события? Ведь мы их не изменим. Но нужно знать, что произошедшие в прошлом события уже учитывают наши будущие мысли. И мы не знаем всего комплекса событий явившихся следствием нашего воздействия на прошлое.
Развитие современной науки, отвергая абсолютизацию ранее известных форм причинно-следственных связей, раскрывая их многообразный характер, подтверждает, углубляет и обобщает диалектико-материалистическое понимание причины. Диалектический материализм признает сложность причинно следственных связей, их изменчивость, многозначность, “оборачиваемость”.
Высказанная гипотеза говорит о том, что материя в нашем мире движется в двух временных направлениях, следовательно, с точки зрения вневременного наблюдателя мы не можем указать, что является причиной, а что следствием.
Жизнь можно представить, как реку с двусторонним течением различных, взаимно проникающих субстанций. Чтобы избавиться от парадоксов нарушения причинно-следственных связей, достаточно взглянуть на мир с точки зрения вневременного наблюдателя. Тогда жизнь или путь человека по жизни предстает в единстве и целостности своих временных проявлений. Поступки людей определяются равнодействующей сил, одна из которых является информацией текущей из будущего.
Детерминизм или индетерминизм мира нельзя вывести теоретически. Вывод может быть сделан исходя из выяснения характера взаимодействия информации и материи. Является ли это взаимодействие детерминированным? Это вопрос квантовой механики. Решение этого вопроса может зависеть даже от того, является ли наша Вселенная замкнутой или нет.

Интересно взглянуть на явления мистики с информационной точки зрения. Например, всевозможные галлюцинации, зрительные образы представлявшиеся различным мистикам. Один человек их видит, а окружающие нет. Замечено, что для человека, который видит видение, время может течь по другому нежели для окружающих. Может ли подобные явления объяснять информационный подход?
Рассматривая психические явления как работу с информацией, галлюцинации, посещавшие мистиков, являются не чем иным как информацией. Понятно, что она не объективируется в пространстве и окружающие ее не видят. Бывают и коллективные галлюцинации, но это говорит лишь о том, что информационные послания могут получать несколько человек сразу.
А что происходит со временем? Мы полагаем, что информационное послание не может воздействовать ни на время, ни на пространство. Речь может идти только об изменении в восприятии субъективного времени человека "прочитывающего" информационный пакет. Послание может содержать запись событий длящихся к примеру пол часа. Человеческий мозг прочитывает их за минуту. Ему кажется прошло пол часа, а прошла одна минута.
На наш взгляд, такое представление роли информации в мистических явлениях многое проясняет и упорядочивает.
Возможно, часть НЛО и являются информационными сообщениями (фантомами) запущенными будущими поколениями назад по времени.
Такие выводы информационного взгляда на мистические явления совпадают со знаниями приобретенными религиозными мистиками. В этом есть рациональное зерно. Органическая связь метафизики с религией уже давно выявлена философами. Если религия и философия суть взгляды об одном и том же, тогда истинная религия и истинная философия должны совпадать, хотя и могут отличаться по способу выражения.

Почему мы верим? Если мы взглянем на религиозные откровения разных времен и народов, то, прежде всего, удивимся обилию в них пророков, предсказывающих будущее. Вот истинный исток религиозности.
В пророчестве преодолеваются время и пространство, но из факта преодоления времени и пространства следует признать расширение психики человека, выход психических свойств за пределы человеческого тела, за пределы его потребностей. Но психика расширяется не в пустоту. Она расширяется в коллективное сознание. Происходит духовное общение людей. Возникает объединенное человечество, как единый интеллектуальный организм. Под влиянием духовного общения с людьми будущего, некоторые люди - гении совершают поступки расцениваемые как альтруистические.
Многие писатели оказывались в своих произведениях предсказателями будущего, и это не случайно. Ведь их слово было обращено к потомкам, а мысли читателей обращены к писателям. Между ними возникает духовное общение. Люди обмениваются мыслями. Писатель пишет свои мысли на бумаге. Потомки читают их и размышляют над творением писателя. Ветер времени срывает их мысли как старые листья и несет их в прошлое, где часть их попадает к писателю. Отсюда и таинственные предвидения. Но, конечно, потомки обращаются своими мыслями не ко всем подряд, а к мыслителям, оставившим свой след в истории. Такой источник духовных устремлений человечества мне кажется более продуктивным, чем страхи и сублимация.

Что делать? В современном мире бушует криминальный и экологический кризисы, а угроза из космоса, в виде возможности столкновения с малыми небесными телами! В результате беспечности людей, из книги бытия может быть вычеркнуто все человечество. Без способности предвидеть будущее нашему обществу не выжить.
Мы не знаем, сколько людей могут иметь скрытые способности к пророческому предвидению. Можно ли обнаруживать таких людей, поощрять их и тренировать? Сейчас существует много парапсихологических центров, школ магии и астрологии и целых академий, может быть они возьмут на вооружение высказанные в работе идеи. Но на наш взгляд дело это должно быть государственным.
Предсказателей сейчас развелось много. И положение дел в этой области оставляет желать лучшего. Из изложенного выше ясно, что феномен предвидения будущего заложен в самом человеке и поэтому не стоит искать будущее в движении планет, в картах, бобах, кофейной гуще, компьютерах и прочем. Надо изучать собственное сознание.
Шарлатаны предлагают “предвидеть будущее” по почте и по телефону. Меж тем человек берущийся предвидеть должен в будущем обладать исчерпывающей информацией о предмете своего предвидения. Это не возможно при поверхностном общении. Следует обратить внимание, что в рассмотренных случаях предвидения речь идет об исторических личностях, оставивших след в истории.
Знание закономерностей вневременного информационного обмена поможет избежать грубого обмана. Как известно наука это сумма ограничений. Пора ей навести порядок в этой области человеческих знаний.
Предвидения будущего возможны, если впечатления оставляют яркий, глубокий след в мозгу в настоящем. Предотвращенный несчастный случай чаще всего не вызывает яркого эмоционального возбуждения, которое благоприятно для фиксации зрительного образа - причин несчастного случая. Произошедшая трагедия может предвидеться нами лучше, чем предотвращенная. К тому же очевидец трагедии, зачастую предвидевший ее, все же остается в неведении относительно ее причин и тем самым не может ее предотвратить. Но, тем не менее, последствия трагедий все же можно минимизировать.
Спонтанно это явление происходит регулярно и оставляет документальные факты. Что требуется для воспроизводимости этого явления в "лабораторных" условиях. Во первых: разработка метода предвидения. Информационный взгляд на предвидение будущего позволяет такие методы разработать. Во вторых: наличие лаборатории. В данном случае лабораторией является мозг человека, а мозги у людей совершенно различные, поэтому можно надеяться на воспроизводимость пророческого предвидения будущего только у части людей.
Так как пророческое предвидение будущего отнесено нами к сфере психического, то можно разработать систему тренинга этой способности. Требуется развитие двух свойств. 1) Достижение покоя, для получения информационного сообщения (до события). 2) Накачка информационного потока (после события). Умение создавать мысленный образ и удерживать его в сознании, для передачи информационного сообщения.
Приобщаясь к духовной жизни человечества необходимо обезопасить себя антивирусной программой. Нужно иметь твердую установку — “Не навреди”. Это было важно в прошедшие времена, это важно и теперь, на переходном этапе. Вполне возможно попасть под влияние сил распада, разложения. К тому же то, что в одно время благо, в другое может быть злом.
В этом отношении характерным примером является жизнь и творчество М.Ю.Лермонтова. Неизбежность увиденного будущего он принимал за волю Бога, бунтовал, балансировал на краю пропасти, ведь именно в вопросах жизни и смерти предвидение становится особенно ярким. И погиб, ставя эксперименты плодами которых мы можем воспользоваться только сейчас.

О телепатии
Раньше такие явления как телепатия ясновидение и пророчество рассматривались отдельно. Информационный подход объединяет телепатию и пророчества. Телепатия — это мысленное общение людей разделенных в пространстве, а пророчество — мысленное общение людей разделенных во времени.
Высказанная гипотеза может объяснить и часть феноменов экстрасенсорики. Например, человек с аномальными способностями при чтении текста в закрытом конверте работает успешнее, если потом ему сообщают содержание этого текста. Или, если экстрасенс указывает место какого-то происшествия, а потом ему говорят о том, где это действительно произошло.
Итак, никакой мистики, кроме небольшой корректировки наших взглядов на природу времени.
Явление предвидения будущего имеет больше шансов на признание наукой, так как основывается на обильных исторических и современных фактах.

Идея объединенного соборного человечества.
Идея объединенного мистического человечества нашла свое отражение в философских взглядах и творчестве различных философов. На заре века интеллигенция была увлечена идеями богостроительства, идеями созидания нового человечества.
Вот что говорил В. Соловьев о человечестве в работе “Идея Человечества у Августа Конта”: “Основатель “позитивной религии” понимал под человечеством существо, становящееся абсолютным через всеобщий прогресс. И действительно, человечество есть такое существо. Но Конту, как и многим другим мыслителям, не было ясно, что становящееся во времени абсолютное предполагает абсолютное вечно-сущее, так как иначе самое это “становление” (das Werden, le devenir) абсолютным (из не-абсолютного) было бы самопревращением меньшего в большее, т.е. возникновением чего-нибудь из ничего, или чистейшей бессмыслицей. Не нужно даже поднимать философского вопроса об относительной природе времени, чтобы видеть, что становиться абсолютным можно только чрез усвоение того, что по существу и вечно есть абсолютно”.
В отличие от Конта В. Соловьев говорит не просто о человечестве, а о богочеловечестве.
Чтобы иметь возможность говорить о человечестве как о едином организме, необходимо обнаружить между людьми духовную связь. И вот высказанная гипотеза говорит о наличии такой связи, позволяющей преодолевать пространство и время. Это открывает новые мировоззренческие горизонты и может существенно изменить жизнь.
Я не думаю, что предвидение может избавить человечество от всех бед. Оно по-прежнему будет сходить с ума, мучаться от скуки и одиночества, тщетно стремиться понять мир и свое место в нем. Но при нормализации мыслеобращения между будущим и настоящим, многие процессы могут прийти в гармоничное состояние. Услышав благую весть об универсальной гармонии, каждый почувствует себя связанным, примиренным и слитым со своим ближним.
Народ может наполнять мыслями вневременной информационный поток, чтобы историческим деятелям было откуда черпать информацию. Это не процесс изменения истории, нет, это процесс соучастия в ней. Сила народа заключена в историческом чувстве граждан, в осознании и переживании ими истории человечества как собственной жизни.
И тут становится важным вопрос сохранности языка. Иначе, мысли, которыми наполняется Ветер времени, не прочитываются нашими предками, а в результате в проигрыше оказываемся мы, меньше открытий и исторических свершений сделали наши предки — ниже наш уровень жизни.
Учение йогов говорит, что человек может развить способность предвидеть будущее.
Но для нашей цивилизации путь, выработанный индийской философией, не совсем подходит. Для йогов стремящихся к нирване информация является лишним шумом, помехой. Путь нашей цивилизации — создание информации, путь творчества, прогресса, развития, духовного самосовершенствования. Совместить учение йогов и цели нашей цивилизации — задача ближайшего будущего.

2007