Клуб культовых писателей

КЛУБ КУЛЬТОВЫХ ПИСАТЕЛЕЙ

И сказал Бог: да будут светила на тверди небесной, для отделения
дней от ночи, и для знамений, и времен, и дней, и годов.
И да будут они светильниками на тверди небесной, чтобы светить
на землю. И стало так.
Ветхий Завет


1

Телекенез, телепортация, массовый гипноз…
Не забудьте также выход из тела, беседы с душами умерших, управление стихиями. Все это только короткий перечень тех талантов, которыми я не владею.
Проникновения в чужие сны, полеты во сне и наяву, умерщвление одним взглядом, наведение порчи – это лишь частичный фрагмент табеля о чужих дарованиях, которыми меня обделила природа.
Притягивание железа, излечение неизлечимых, воскрешение покойников, хождение по воде – вот лишь короткий список умений, которые мне никогда не заиметь.
Пока наверняка из необычного я умею только одно. И это одно положительно не понравилось бы моей мамочке.
Когда мне было на пятнадцать лет меньше, и я только-только пошла в школу, мы жили на первом этаже девятиэтажного дома из красного кирпича. Напротив красовалась детская площадка. Я проводила на ней большую часть своего детского времени. Когда же меня там не было, то я была на своем посту: у кухонного окна, позволяющего глазеть на играющих ребят. Однажды моя мать не выдержала и сердито сказала: «Ло! Мне кажется, ты достаточно много времени проводишь на улице. Незачем вот так, как маленький звереныш в клетке, тоскливо смотреть на улицу сквозь окно, как сквозь железные прутья, все время! Это меня выводит!»
Мне пришлось стараться меньше отираться у окон, пока мать дома.
Когда мне было четырнадцать-пятнадцать, мы жили на пятом этаже шестиэтажного панельного дома, напротив которого, в двадцати метрах, высилась девятиэтажка. Я открыла для себя ежевечернее занятие, поглощающее мое внимание, по крайней мере, до получаса в день. Я вставала на низенькую батарею на кухне, высовывала голову в форточку и погружалась в жизнь, бурлящую за плохо задвинутыми занавесками противоположного дома. Я предавалась этому созерцанию до тех пор, пока однажды мама твердо не попросила меня прекратить. У меня мурашки по коже, сказала она, когда смотрю на тебя, высматривающую нечто в окне вот так. Что там можно выглядывать? Что с тобой? Откуда такая тяга? Это навевает тревожные мысли о каком-то психическом расстройстве, продолжала беспокойно она. Вокруг ее клиники (она работает в женской консультации) ошивается мужчина, который постоянно заглядывает в окна. Это ненормально. Мое поведение выглядит примерно так же, констатировала она.
Я перестала пялиться на чужие окна с наступлением темноты.
Маленькая вуйаристка. Вот что мама подумала бы, узнай она про мое нынешнее хобби.
Все что я умею теперь, это втихаря, сквозь потолок, как сквозь плохо задвинутую шторку, подглядывать за жизнью обитателей дальних планет. Всего лишь маленькая жалкая вуйаристка. Так что, если кто-то из вас один из тех серьезных ребят, описанных выше, я не в вашей лиге!
Ничего не поделаешь.
Сканирование потолков ради такой мелкой шалости как путешествие от одной галактики к другой – скромное достижение. Но если б вы только знали, как впечатляет ничем не ограниченная «сквозьпотолочная» панорама звездного неба! Смотришь на звезды, и дух захватывает! Кстати, с тех пор, как у меня проявился этот маленький талант, я усвоила одну важную вещь. Чем ниже потолки, тем лучше видны звезды.
Так и запомните: если ты – мелкий шизик, то это еще не страшно. Это еще не значит, что ты – гений.
В отличие от жизни за плохо задвинутыми занавесками в убогих девятиэтажках напротив или каких-то там провинциальных гинекологических клиник для женщин, на дальних планетах действительно есть на что посмотреть. Главное, уметь правильно воспользоваться увиденным. Например, мне удалось подсмотреть кое-что, чего не знает ни одна спецслужба мира. Любой президент отвалит мне за этот секрет такую сумму, что я сразу окажусь в списке лидеров Forbes. Но мне не резон кому-то об этом докладывать. Надо мной нет шефов. И мне не нужно так много денег, да еще и так просто. Я не ищу легких путей. У меня план получше.
Так и запишем: если ты шизуешь по крупному, то это еще не значит, что участь мелкого шизика – не твоя судьба.

Меня зовут Ло. Как Лолиту Набокова. Но на этом наше малое сходство заканчивается, зато начинается игра в «найди десять различий». Она – тоненький, вертлявый подросток с глазами и губами демона порока. Конфетка-нимфетка, одним словом. Мне – двадцать два года. И я – обычная, немного неказисто сложенная девчонка. И похожа я не на маленькую сладкую конфетку, а на спелый (и немного круглый) плод, жаждущий взорваться своими соками под жаркими тропическими лучами жизни.
Так что честно добавим: сводить с ума мужчин – тоже еще один талант, которого у меня нет.

Тропиками поблизости от меня и не пахнет. Куда ни глянь, во весь обзор, простирается Москва. Именно она в прямом и переносном смысле окружает меня вот уже как третий месяц. Ее кольцо, как удав, плотней и плотней сжимается вокруг моего горло. Но преисполненная гордой решимости, я продолжаю существовать в самом центре этого кольца, буквально через десять остановок метро от моего самого заветного врага – Виктории.
Я – любознательная Ло-всезнайка, жующая яблоко с книжкой в руках в предбаннике мужского душа, единственном месте, где вечерами доступен свет. Я - смешная Ло, возлежащая на верхней полке «вертолета» в женской комнате общежития с четырьмя другими такими же двухэтажными кроватями. Я - замерзшая, как цыпленок, Ло, когда моюсь в общественном душе, где смеситель - такой же рудимент, как и человеческий копчик: вода-то все равно всегда ледяная. Я - взбешенная Ло-мегера, когда местный имбицил с толстой попой по кличке Ушастик в очередной раз преподносит мне розу. Или шоколадную конфетку. Или жизненно важный совет.
Я не преувеличиваю и не хвастаюсь. Просто это все про меня, и так пафосно и поэтично я могу описывать себя только потому, что вот уже почти тридцать дней и тридцать ночей я с высоко поднятой головой проживаю в запрятанном почти в самом сердце столицы грязнющем-пригрязнющем пристанище для бедняков – хосписе для нелегалов!
Ночлежка. Да еще для нелегалов! Вот это здорово! Разве это не звучит гордо? Бьюсь об заклад: обыватель со мной не согласится. Он уверен: гораздо престижней снимать хорошо меблированную однокомнатную квартирку и жить там одному, как это делает Виктория, например. Виктория хорошо зарабатывает и может себе это позволить, а все воображают, что это здорово. Наивные. Как они ошибаются! Не я придумала поговорку: кого люблю, того и мучаю. Никто и ничто не мучает Викторию – это значит, никто и ничто ее не любит! Но зато Виктория обрекла меня на бездну страданий: благодаря своему милому врагу я уже четвертую неделю каждую ночь карабкаюсь на вторую полку «вертолета», в комнате, где помимо меня храпят еще девять других любимчиков судьбы. Что ж, очень рада, что мой самый заклятый, мой эксклюзивный враг, так меня уважает и ценит, что принуждает жить в ночлежке!
Думаете, я – романтик? Нет, я лишь рассуждаю здраво. И моя логика проста. Если ты живешь в городской квартире, где есть все удобства, а до станции метро рукой подать, ты лишен всякого шанса увидеть хоть капельку чего-нибудь из разряда необычного, из ряда вон выходящего, что могло бы всколыхнуть душу высокоорганизованной личности, подвигнув ее тем самым к высокому творчеству. Возьмите, к примеру, Амели Нотомб. Знаменитость, богачка и лауреат самых лучших литературных премий! (Мысленно посылаю ей тысячу поцелуев. Вот бы мне такого врага!) Она так трогательно и пронзительно описывает в своих бестселлерах переживания, прочувствованные ею в Японии и Китае. Но вот что меня в ней смущает: она – дочь дипломата, проколесившего самые лакомые уголки планеты. В детстве ее мучили няньки и гувернантки всех рас. А в свободное от пыток время девочка любовалась то обманчивой японской сакурой, то топтала маленькими ножками бетон пекинского гетто для дипломатов, то плескалась в песчаных дюнах Африки, как остальные дети в домашней ванне.
Ни я, ни Виктория не являемся отпрысками дипломатов. Японские сады и китайские гетто нам только снятся, но зато теперь по части получения экзотического опыта я смогу теперь дать любому сто очков вперед! Так что это моя тебе фора, Вика, смотри на это именно так!
Сделав мне судьбоносный подарок, Виктория честно заслужила не только мою ненависть, но и немножко любви. Как сказал Ницше, врага надо любить, уважать и лелеять, поскольку когда он могуч и у него все хорошо, тебе есть куда стремиться, чтобы ему отомстить.

Вот я лежу на второй полке двухэтажной кровати и сквозь потолок изучаю звездное небо. На животе - нетбук. Я крепко жму его к себе, как циклопическую грелку.
Он словно прирос к телу. Я поглаживаю бук любовно. В нем, как в железном чреве, растет чудесное дитя. Плод непорочного зачатия. Любви и ненависти. Младенец Божественного Духа и Великомученицы Меня, мучимой Викторией.
Надуло божественным ветром.
Так и запишем: если ты – девственница, это еще не значит, что ты – святая. Представь, что тебе просто не повезло в личной жизни.
Да приняла она страдания во имя спасения народа.
Так и запишем: если ты – великомученица и девственница в одном лице, это еще не значит, что ты станешь Девой Марией. Представь, что тебе просто не повезло ни в чем.

В один прекрасный день я проснусь невыносимо знаменитой и богатой. Как сейчас вижу себе вот такую картину: я зеваю, потягиваюсь после сладкого сна в огромной, размером с боксерский ринг, кровати, и возле меня чудесным образом возникает поднос с плюшками и кофе Я подношу тонкого фарфора чашечку к губам и…! Вот я уже позирую навстречу вспышкам фото-и кинокамер, с которыми журналисты благоговейно облепили мою кровать, заваленную по краям диктофонами.
Красотка от пера! Крошка из Сибири! Миллионерша из трущоб! Маленькая, экзотическая пташка, выпорхнувшая из глухоманных кущей сибирского рая! Вспышки фотокамер огнем и каленым железом пропечатывают слова дифирамбов у меня в голове. Цак-цак-цак – цокают целым лошадиным табуном кнопки фотоаппаратов.
- Правда ли, что когда вы начинали, вы жили в хосписе? – кричит какая-то девушка с красными губами.
- Я ваша поклонница! – выкрикивает другая, в модной кепке.
- А неужели вас когда-то считали неудачницей? – перекрикивает ее паренек из толпы с другой стороны кровати.
- А что, вы действительно, были девственницей, когда приехали в Москву? – недоверчиво и немного смущенно ухмыляется лысый толстячок совсем у изголовья моей кровати, похожей на поле для игры в гольф.
- А, правда, что вы – незаконная дочь олигарха?
- А, правда, что вы – любовница президента?
- Правда, что вы выкуриваете по пять пачек сигарет в день?
- Ложь, - протестую я – теперь я курю сигары.
Красотка от пера! Крошка из Сибири! Миллионерша из трущоб! Цак-цак-цак – цокают целым лошадиным табуном кнопки фотоаппаратов.
Конечно, одним ответом про сигареты не отделаться, не утолить жадное любопытство прессы обо Мне Прекрасной. Поэтому надо серьезно поломать голову над тем, что я буду им рассказывать про себя, когда прославлюсь. Нужно придумать биографию. Симпатичную историю, все равно какую. Главное, чтоб звучала правдоподобно.
Зачем придумывать, скажете вы? Расскажешь, как есть! Но в этом и проблема. Я НЕ МОГУ.
Не могу, что, спросите вы? Казалось бы, плевое дело - вспомнить свою жизнь, какая она есть. Гораздо сложнее, на первый взгляд, придумать себе новую звучную биографию, которая сама по себе служила бы хорошим пиаром. Но нет. У того, кто так много времени проводит за мегапарсеками от Земли, на чужих звездах Млечного пути, в голове бурлит каша.
Я собираю свою биографию по кусочкам и… теряюсь. Где память о моей жизни, а где нечто, подсмотренное мною в космосе? Или, может, нафантазированное мной? Я учусь собирать свою маленькую историю по отдельным ярким стеклышкам, а для верности мысленно живописую их со ссылкой на названия планет, приютивших сиротливые кусочки моей жизни.
Как сейчас вижу, как я буду угощать журналистов байками о себе. Вот я сижу в клетчатом приталенном пиджачке. Или, нет, лучше в синей футболке. Так лучше. Синяя, с виду простенькая (хотя на самом деле в цену самолета), футболка нужна, чтобы показать, какая я неиспорченная славой и большими деньгами. У меня на лице - очень вежливое непроницаемое выражение. Немного обыденным тоном, который нужен, чтобы показать, как я спокойно, без пафоса отношусь к собственной славе, я говорю:
Гмм… Кажется, это был 2008 год, май месяц. Значит, вот я иду...
Обыденным тоном я говорю: вот я сижу и пью кофе с печенькой...
Обыденным тоном я говорю: вот я прихожу в дикую ярость по поводу того, что... Короче, ребята, вы уверены, что вам это интересно?
Конечно, журналистам это будет интересно, поэтому трудно-нетрудно, а надо учиться рассказывать про собственную жизнь.
Я начинаю учиться. Не хотите ли послушать докучливую сказочку обо мне? Эта история звезды по имени Я.
Моя коротенькая исповедь. Проповедь о тех, кто меня любил и помогал. Отповедь тем, кто меня предал. Одним словом, история обо всем, что происходило со мной до того, как я прославилась.

2

Гамма Волопаса
Сообщение в форуме официального сайта Чака Паланика: «Эй! Я знаю кто ты!!!»

Гамма Близнецов
Вот я, студентка третьего курса провинциального вуза, пью третий по счету растворимый кофе, делаю десятый кус от бутерброда, изготовленного по собственному рецепту, и размышляю о Москве. Слой майонеза на ломтике хлеба увенчан усиками морской капусты. Маленькая подсказка для известных дизайнеров, владельцев модельных агентств и просто тех, кто занят поиском кого-то, кто станет лицом вашей рекламной компании: если вы ищите кого-то, кто умеет быть сытым низкокалорийным, экологически чистым святым духом, то постучите в другую дверь. Я – не то, что вам нужно.
Москва обладает волшебной способностью придавать значимость своим обитателям. Если тебе нечем похвастаться – соври, что ты какое-то время жил и работал в Москве. Действует безотказно. Твои собеседники сразу тебя зауважают, станут заглядывать тебе в рот, как стоматолог, и вообще начинаешь чувствовать, что какую бы чушь ты не спорол, глупость, озвученная твоими устами, коснувшимися священного московского воздуха, превращается если не в истину, то, по крайней мере, в модную тенденцию.
Но мне-то, конечно, и так есть чем похвастаться. Мне-то, конечно, и без этого есть, чем гордиться. Просто я еду в Москву. Есть еще вопросы?

Гамма Близнецов
Я сижу за кухонным столом нашего клоповника - университетской общаги. Наблюдаю за ползущим по стенке тараканом. Докуриваю тридцать третью сигарету. Делаю тысячный глоток дешевого кофе из пакетиков. Замещаю мысли о сексе мыслями о высоких академических достижениях. Психологи называют это сублимацией. Бог с ними. Черт с ними! Никаких сожалений. Я сублимирую в счет того, что в ближайшем будущем ринусь грудью на покорение столицы и возмещу все то, чего лишала себя раньше.
Я не собираюсь убивать таракана, а лишь хладнокровно попиваю кофе, поглядываю на стенку. Раз. Два. Три…
В целом, семь секунд до неизбежного. До того, как таракан достигнет роковой белой черты, начерченной не судьбой, но мелком, и с характерным чмоком опрокинется навзничь.
Незачем мараться. Все произойдет само собой. В общем, через семь секунд. Как в фильме звонок, в котором неумолимый голос назначает тебе остаток жизни. Смертоносная Машенька убивает на раз и не предупреждая.
Я – равнодушный наблюдатель, поставленный в известность о надвигающейся трагедии. Он – жертва обстоятельств, не подозревающая, что ее прекрасная тараканья жизнь обречена оборваться через какие-то мгновения.
Четыре. Пять. Шесть…
И надо же. Я ЭТО ЗНАЮ. И просто смотрю. А он, будучи не в курсе предстоящего ивента, полный радужных надежд, ползет. Я отхлебываю кофе. Нельзя давать ему остыть из-за некомпетентности какого-то таракана.
Семь! Плюх!
Я делаю еще одну затяжку. Запиваю ее кофе и возвращаюсь к замещению мыслей о сексе мыслями о высоких академических достижениях.
Ритуальный вынос тела с помощью веника и совка может подождать, пока я не допью кофе до последней капли.

Гамма Близнецов.
Вот я получаю свой желанный красный дипломчик. Привет, Москва! Аллилуйя!

Гамма Волопаса
Разыскивается Кодзио Судзуки
Прикрытие: домохозяйка, воспитывающая двух дочерей, КУЛЬТОВЫЙ ПИСАТЕЛЬ.
культовый писатель
Продукты х: Прогулка богов, темные воды, Звонок, Спираль, Петля, Рождение.
Радиус поражения: планетарный.
Количество жертв: миллионы.
Статус: ОСОБО ОПАСЕН.

Бета Пегаса.
Светлый воскресный день в московской квартире. Пятидесятипятилетняя дама в белых брюках и светлой рубашке вальяжно прислоняется попой к буфету, богемно засунув руки в карманы брюк.
Сейчас она вытащит руки из карманов, чтобы зажечь сигарету, марка - Беломор. В одной рукой она будет богемно держать сигарету, другой богемно возьмет со стола недопитую рюмку стограммового коньяка. Все, что она делает, - богемно по умолчанию.
Это моя московская тетушка. Коньяк для нее – это не то же, что шоколадка для безвольной, плохоустойчивой к стрессам, эксцентричной дамочки. У тетушки все по серьезному. В нем она топит «выпавший на ее долю крест» (одиночество). Будучи Homo Sapiens с большой буквы она действует с прицелом на долгосрочную перспективу: заодно топит и все остальные кресты, которые всенепременно еще выпадут на ее долю. Обязательно выпадут. Потому что святой без страданий бессмысленен. Так же как телеканал без рейтингов.
Тетка жаждет взять на воспитание котенка, мышонка или… племянницу из провинции. Первой под руку ей подвернулась я…
Не то чтобы она страдала от одиночества. Ее любовно окружают ее преданные друзья-кресты. Она же, (в отличие от большинства несовершенных людей) умея быть преданным другом, любовно окунает их порядочно заржавевшие от времени и обилия сорокопроцентной влаги головки в хороший коньячок за каждым ужином. Одним словом, верных друзей и компаньонов у нее в избытке, не заскучаешь. Другой вопрос, у каждого персонажа в личной тусе должен быть свой функционал. Друзья-кресты – это та категория функционеров, которым ты должен говорить «спасибо» за честные поводы опрокинуть рюмашку-другую. Еще они – повод гордиться тем, какой ты сильный в свете своей несчастной судьбы.
Теперь моей тетке нужен персонаж, который будет говорить «спасибо» ЕЙ. Племянница-крест, одним словом, которая будет благодарить тетку за то, что та, такая добрая и благородная, в свете моей судьбы приютила меня.
Одним словом, суть теткиной личной тусы всегда в одном: превозносить ее достоинства.
Нет, правда, моя тетушка вовсе не одинока. У ее ног трется колли. Собака и хозяйка живут душа в душу. Но теткиной ненасытной душе этого мало. Она хочет воспитать кого-нибудь по-настоящему умного, благородного, красивого. (И за все за это благодарного, естественно.) Любимая собака для этого не подходит. Она и без того прекрасна. А тогда и за что благодарить? Племянница из провинции подходит для этого куда лучше.
Тетушка в истоме предвкушает выполнение высокой воспитательной миссии, нервно курит, запивает сигарету коньяком и ожидает приезда "особенного креста". Меня, то есть.

Гамма Близнецов.
Я пчелкой-труженией летаю по квартире своей матушки и собираю чемоданы. В Москве мне по первости пригодится только все самое необходимое. Самое жизненноважное. То есть книги, консультирующие тебя по всем языковым аспектам английского, немецкого и испанского языков. (Лингвисту без них никуда). И мой старенький нетбук. (Без него никуда тому, кем я собираюсь стать)
Через жадный хоботок, как сквозь газовую трубу, бесперебойно уходит прямо в недра чемоданов нектар знаний из моей пятилетней студенческой коллекции.
Я жужжу себе под нос веселые песенки и сметаю с книжных полок самую сладость.
В Москве из этой сладости получится первосортный мед.
Этот мед уже течет у меня по губам. Его слишком много для меня одной. И я мысленно раздаю его всем моим друзьям.
Я распеваю победные песенки, упаковывая чемоданы. Мой красный дипломчик я прячу в самый укромный уголок чемодана. Там же притаились мои самые потаенные желания.

Бета Пегаса.
- Моя дорогая племяша! - торжественно заявляет моя благодетельница - Тебе ужасно повезло! Наконец, ты очутилась в надежных сильных руках, которые выбьют из тебя всю дурь!
Тетка рассматривает меня сверху вниз. Одна рука – в кармане белых домашних брюк, в другой - дымящаяся сигарета. Она продолжает:
- Из гадкого деревенского утенка я собираюсь воспитать принцессу. Только гарантировать ничего не могу: а) тебе уже не пять годиков. б) из говна конфетку слепить сложно. Говно - это не ты, это я рассуждаю гипотетически. Про твой исходный материал я пока ничего не знаю. Время покажет.
- А я и так принцесса, только зовут меня Золушка. – слабенько пробую отшутиться я. – И дело только за каретой, платьем и серебряными башмачками.
- Ха! Золушка! – моя тетушка богемно гогочет. – До состояния Золушки тебе так же далеко, как плохому тибетскому монаху до звания Далай-ламы! Сначала научись стирать свои носки и трусы!
- Принцессы нанимают домработниц. Слышали про таких?
Тетка изучает меня ехидно-оценивающе. Сигаретный дым витиеватыми колечками поднимается к потолку. Она говорит:
- Моя дорогая конфетка «Чукчи на Севере»! Если твоя гениально варящая тыковка когда-нибудь наварит на домработницу, я буду рада. Может быть, я и сама пойду к тебе в домработницы. Но пока, – она делает многозначительную паузу, – пока домработницей придется попотеть тебе! И не на кого-нибудь, а на свою чудесную московскую тетушку!

Бета Пегаса.
Моя алчущая деятельности тетушка мечтала взять на воспитание какого-нибудь зверенка, мышонка или хотя бы племянницу из провинции. Первой под руку ей подвернулась я. И как же моей тетушке со мной повезло! Как оказалось, провинция, как чума, заразила меня кучей недостатков. Выражаясь без обиняков, провинция заразила меня самой собой. Я погрязла в пороках, и моя воспитательница с головой ушла в работу по их искоренению. Тетка говорит, что плохо во мне буквально все. Это ВСЕ начинается с на редкость низчайшего интеллекта и хрестоматийно дурного вкуса, а заканчивается банальными вшивыми манерами. «Ло, сядь прямо!» - говорит она мне, как пятилетней девочке. «Не клади нога на ногу, это некрасиво!» - не унимается тетка. «Сними эту юбку, балда деревенская! Ты ничего не понимаешь в моде!» - вопит моя наставница, как заведенная. «Цыц! Говорит Цицерон!» - богемно восклицает она каждый раз, когда я пытаюсь сопротивляться.
Полы - это только жалкая толика того, что я без конца и края мою-мою-мою в тетушкиной квартире каждый божий день. Этому есть причина. Моя благодетельница любит повторять: "Нынешняя молодежь так аморальна! Секс стал разменной монетой, которую ты получишь на сдачу в любом магазине. Кто еще позаботится о моральном облике моей племянницы, как ни тетушка? Мой-мой полы, деточка, и радуйся, что нашелся человек, который ограничит твою половую жизнь до брака натиркой полов!"
Так началась моя «половая» жизнь…

3

Бета Голубя
С тех пор, как я прочно поселилась на "вертолете", я буквально с закрытым глазами могу путешествовать сквозь одну галактику к другой. Но как выяснилось, у моего чудесного таланта запросто сканировать потолки есть и темная сторона. Я сделала открытие: мои любопытные глаза - не одиноки. С ТОЙ стороны за мной наблюдают другие глаза. Причем далеко не одна пара.
Они подглядывают за мной очень внимательно. Я у них на мушке? Что ж, пусть! Фиг вам! Тогда и они у меня на мушке!

Гамма Дракона
Вот я перечитываю свое странное интервью для журнала Esquire, рубрика Правила жизни. (если вы тут увидете слова вроде, «говенный» или «гребанный», я здесь не причем. Это редакторская правка.)
Не понимаю, почему некоторые пишут, будто я – стерва. То же самое они пишу про Наоми Кепбел, потому что она избивает служанок и скандалит в общественных местах. А ведь я просто пишу хорошие книги.
Если не хочешь, чтоб тебя обманывали другие, сам ври как можно правдивей.
Я всегда знала, что стану очень богатой, поэтому когда во времена моей бедности люди мне говнили, я спокойно думала: «Ага, посмотрим, как ты попляшешь, когда я разбогатею».
В молодости я думала, что если не стану известной богатой писательницей, тогда я выйду замуж за какого-нибудь гениального конструктора и посвящу себя управлению его золотыми мозгами и карьерой. Даже подумать страшно, какую сраную тучу денег мы бы заработали!
Если я не нравлюсь мужчине, то единственное объяснение, которое мне приходит в голову, это: он недостаточно умен.
Если я нравлюсь мужчине, то это необязательно потому, что он читал мои книжки и нашел их талантливыми. Может быть, это просто потому что я классная.
Никогда не считала себя красавицей. Однако я не из тех кумушек, которые, будучи некрасавицами, считают, будто если ноги длинны, ум обязательно должен быть короток.
Когда я начинала писать, я мечтала о том дне, когда я стану богатой да знаменитой. Вот я буду сидеть, думала я, в своем шикарном пентхаусе в позе лотоса, с биойогуртом в руке, внизу меня ждет мой быстролетный БМВ, а я ломаю голову над дилеммой: с кем пойти на свидание, с Ромой Абрамовичем или с Сергеем Прохоровым. Смешно, да? Но еще смешней, что так оно и есть. Именно так я и делаю, сижу в своем пентхаусе, ем биойогурт и все такое…
Зависть – хорошее чувство. Не будь зависти, большинство людей не добилось бы в жизни ничего. Главное, не забыть, что зависть должна плавно перетекать в здоровую конкуренцию.
Писанина похожа на кино или театр. Пишешь свою главную героиню, а потом едва-едва можешь выйти из роли. Так что когда-нибудь я подамся в актрисы.
Надо почаще глядеть на небо – того и глядишь, взойдет и твоя звезда.
Чем ниже потолок – тем лучше видно звезды.
У меня было много взлетов и падений. Взлеты оказались очень кстати. Мне даже понравилось. Зато падения научили меня гораздо большему.
Если уж тебя угораздило падать, иногда для разнообразия неплохо скатиться кубарем. Вот это аттракцион! В ушах свистит, перед глазами мелькает жизнь. Не говоря уже о том, что чем быстрее упадешь, тем быстрее начнешь вновь карабкаться вверх.
Алкоголь - почти то же, что и секс. Главное помнить: где, когда и с кем.
Когда я делала первые шаги в литературе, я думала, вот какая у меня бурная жизнь, которую я придумываю у себя в голове. Зачем мне настоящая? Ну а потом мне стало ясно: нет уж-ки. Я занимаюсь любимым делом для того, чтобы разбогатеть. Тупо иметь кучу денег и при этом жить какой-то там роскошной жизнью в своей голове.
Трудоголизм – это не зло. Другой вопрос, все люди делятся на скучных и жизнерадостных. Я – жизнерадостный трудоголик.
Мне нравится жить в Гамбурге. У меня здесь свой особнячок. Я ухлопала на него кучу денег, почти все, что у меня было. Но зато теперь, когда мне хочется пожить в сказке, я еду сюда.

Омикрон Кита.
Маленький мальчик по имени Таро живет с горбатящейся на его благо бабушкой, а сам ничего не делает. Только лежит с утра до вечера в горах на солнышке, ест лепешки и устраивает поединки по сумо со зверятами. Однажды его заезженная как лошадь бабушка понимает, что больше не в силах подняться с печи. Тогда Таро побеждает свою лень и отправляется на поиски своей мамы. Много лет назад, еще до рождения Таро, духи озера наказали ее за эгоизм, превратив в безобразного дракона. Теперь этот маленький недоросль с рисовыми колобками на перевес топает босиком через всю Японию в поисках мамы-дракона. Господа журналисты, это всего лишь старая японская сказка под названием "Приключения Таро в стране гор". Запомните же мальчика Таро. Запомните же его несчастную маму-дракона. В моих межпланетных блужданиях в поиске своего истинного жизнеописания я еще не раз окажусь на Омикрон Кита.

Бета Пегаса.
Если мне что и нужно, так это хорошая трудотерапия. Так говорит моя тетка. Ей невероятно нравится все время проводить параллели между мной и мальчиком Таро. Она плескается в этом занятии, как жизнерадостный малыш в ручье. Я и Таро что две горошины, говорит она. Я такая же неотесанная, такая же неказистая, как он, и мой кошелек также пуст. Так что впору садиться и лепить рисовые шарики на весь остаток жизни!
Тетка не верит ни в мой интеллект, ни в мои красные корочки. Красные корочки сибирского университета попахивают красивым мифом. Гораздо больше она доверяет реальной силе такого документа, как московская прописка. Тетке невдомек, чего это я со своими рисовыми колобками, вперемежку с мухами, и липовыми красными корочками перлась через всю Россию в Москву. Я же вроде не Ломоносов.
Моя богемная тетушка считает, что при всех сходствах и совпадениях со мной Таро все же обладает передо мной весомым преимуществом: на бабушкиных харчах он вырос физически сильным японским недорослем! А это значит, что он смог бы преуспеть в столице как грузчик или вышибала. От меня же не ожидается никакой пользы.
Ленивый малыш Таро преодолевает все преграды и выдерживает все испытания, ради того чтобы найти свою матушку. И моя тетка повторяет, что я выкарабкалась из своей норы в холодной и колючей Сибири, чтобы надежно уцепиться за ее московский подол. Она считает, что это единственное, помимо мытья полов, конечно, что у меня получается хорошо.

Альфа Девы
Вторую полку плацкарта мерно потряхивает. Туда-сюда.
Я, наконец-то, еду в Москву.
Пока я еще не начала привыкать к мысли, что добрую половину своей жизни буду проводить на второй полке экономкласса. На всем, что будет иметь отношение к моей жизни на ближайшее время, будет стоять клеймо «экономкласс».
Я замерла в позе эмбриона, намертво приклеившись лбом к стенке, вцепившись в полку для полотенца. зажмурив глаза и широко, как локаторы, открыв уши. Лежу и вслушиваюсь, как звучат рельсы, соприкасаясь с колесами. ЦАК! ЦАК! ЦАК! Туда-сюда...
Я - это мои уши. Я слышу ими, как вокруг душно. Туда-сюда. Сквозь них проникают испарения чужого пота. Туда-сюда. Мои уши страдают от бессонницы. Туда-сюда. Им ничего не остается, как вслушиваться в темноту. ЦАК! ЦАК! ЦАК!
От "ЦАК! ЦАК! ЦАК!" ломит уши. "ЦАК! ЦАК! ЦАК!" переходит в стон. Вдруг я, вернее, мои уши различают в одном из запертых купе, пять вагонов от меня, мерное колебание полки…
Это мужчина и женщина. Очень молодые и красивые.
Мне ничего не остается, как только стиснуть зубы, покрепче нахлобучить подушку на голову, пытаясь задушить свои безумные уши. ЦАК-ЦАК-ЦАК!
Но ОНО не кончается...

Гамма Волопаса
Разыскивается Стивен Кинг
Прикрытие: после окончания филологического факультета так и не смог найти место школьного учителя, работал на бензоколонке за 1.25 долларов в час, КУЛЬТОВЫЙ ПИСАТЕЛЬ.
Продукты х: Керри, Жребий, Сияние, Противостояние, Мертвая зона, Воспламеняющая взглядом, Куджо, Кристина, Клатбище домашних животных, Цикл оборотня, Оно, Глаза дракона, Мизери, Томмиинокеры, Темная половина, нужные вещи, Игра Джеральда, Долорес Клейборн и т. д.
Радиус поражения: планетарный.
Количество жертв: миллионы.
Статус: ОСОБО ОПАСЕН.

Бета Голубя
Шевеление ушами – не про меня. Пародирование Ельцина (так чтоб было смешно и похоже) – из той же оперы. Выпекание блинчиков, ровненьких, румяных и аппетитных – еще одна моя докучливая сказочка про белого бычка, которую я никогда не расскажу.
На мне – пижама в розовую клетку с белыми рюшами. С широко открытыми глазами, я лежу на второй полке "вертолета" и размышляю о врагах и друзьях. Если делить всех людей по степени их значимости в своей судьбе, насчитаешь три группы: враги разного калибра, друзья и те, кто для тебя – никто и звать их никак. Конечно, самое почетное – оказаться в первой категории, особенно если ты – враг крупного калибра. Как Виктория, например. Враги помогают тебе развиваться и становиться сильней, чтобы их побеждать. Если некого побеждать – расти не будешь. Вторая группа – тоже неплоха сама по себе. Тем более, что каждый друг, как и возлюбленный, имеет шанс перекочевать в первую группу. Ну, а третья – это просто люди, которые приходят в твою жизнь и уходят, так и не наследив в ней. И пользы от них – как от козла молока. Больше всего не хотелось бы, чтобы Вика записала меня в нули! Ассоциироваться с одним нулем – вовсе не одно и то же, что с их бесконечной вереницей. Как Роман Абрамович, например. Представляю, как долго окружающие смотрят вслед удаляющемуся Роману, мысленно подсчитывая ноли, хвостом летящие за ним.
Если уж делить всех людей на врагов, друзей и нулей, то лучше сразу и оговариваться, кто есть кто. Сразу расставлять все точки над «i». Тетка для меня станет врагом навсегда. И я уважаю ее за это, ведь она – сестра моего отца, а в нашем роду не место людям из третьей группы!


Тета Водолея
"Не одна пара глаз" в очередной раз пожирает меня от самых пяточек до кончиков спутавшихся в постели волос. Кажется, их не меньше, чем клеток на моей пижаме с рюшами.
Любопытным зевакам видно меня, не хуже, чем мне их.
Мысленно я зову этих товарищей невидимыми монстрами. Невидимые - потому что их никто не видит, кроме меня. Потому что они не показываются тебе, пока не захотят того сами. Монстры - потому что безобразны не только их тела, но и души. Дело в том, что мои любопытные зеваки вовсе не молчаливые безобидные создания. Они только того и ждут, когда же со мной случится очередной облом. Например, кто-нибудь в очередной раз не возьмет меня на работу или я просто поскользнусь на банановой кожуре прямо у всех на виду. И тогда они всенепременно появятся посреди ночи и начнут кривляться, посылая через мегапарсеки издевки в мой адрес. Как плевки…

Альфа Большого Пса
Шопинг – лучшая терапия от стрессов. Особенно в Москве, где потребление – одновременно и болезнь и лекарство. Чтобы купить побольше, нужно побольше заработать. А если не удалось заработать побольше – то ничего не остается, как что-нибудь купить. Так, чтоб подбодрить себя и в другой раз срубить больше капусты.
Это мой четвертый день в Москве, и я еще ничего не заработала. У меня в кармане – свободная штука (рублей), и я отправляюсь на Новый Арбат в книжную лавку.
Некоторые думают, что лучшие друзья девушек – бриллианты. Но все относительно в системе координат жизни. Когда у тебя в кармане тысяча, и это твой четвертый день в Москве, можно надеяться лишь на дружбу с парой книжек в дешевых бумажных обложках. Ну, с парой-тройкой, если нарвешься на скидку.
Итак, я еду на Новый Арбат за парой книг, которые скрасят мою «половую» жизнь.
Вдоволь набродившись между бесконечных полок, я вырываюсь на свежий воздух. Узкие и широкие улицы манят дальше, к Красной площади.
Я стою, облокотившись на парапет фонтана в Охотном Ряду, во власти мыслей. Но вдруг посреди потока мыслей ощущение кого-то рядом. Взгляд направо. Совсем рядом он. Волосы цвета ночи. Темные очки. Улыбка. Божественно. Мы улыбаемся друг другу. Мы молчит, и я думаю о том, что мне нравятся его флюиды. Незнакомец снимает очки (сразу становясь похожим на Аль Пачино в молодости) и, наконец, осмеливается заговорить.
Его зовут Маг. Сначала он будет мне другом, но потом превратится в немножко врага. Но пока я этого не знаю и просто ему улыбаюсь.
Маг. Да пусть хоть Волшебник, он все равно мне - не пара. Я мечтаю вовсе не о полуобразованном поваре из маленькой горной деревеньки. Я ведь умная, образованная, интеллигентная, и собиралась остановиться на некоторое время у своей не менее умной и интеллигентной тетки. До тех пор, пока не найду хорошую работу и жилье, понятно. И трудиться я собиралась вовсе не на пропахшей едой кухне какого-нибудь захудалого ресторанчика. Я собираюсь стать богачкой. Знаменитой богачкой. А то зачем и в Москву ехать?

Альфа Большого Пса
Маг очень мил. Очень мил. Очень-очень. Настолько, что через полчаса он провожает меня к метро, и я позволяю ему приобнять меня за талию. Котенок, вот как он меня назвал.
В метро я тяну его в сторону касс, но он, загадочно улыбаясь, говорит.
- У меня есть один билет.
- Один? – удивляюсь я. – Но нас же двое!
- У меня есть один билет. – Он тихо смеется и тянет меня за руку к пропускнику.
Я доверчиво двигаюсь за ним. Он крепко обнимает меня сзади и, прилипнув на мгновение друг к дружке, как одно целое, мы ныряем между угрожающими створками. Класс! Отличный трюк! Он видится мне как маленькое посвящение в настоящую, скрытую от глаз туристов, бурлящую в Москве жизнь.
У Мага лишь два выходных в месяц. Мы узнаем о существовании друг друга в его первый выходной. В его второй выходной идет проливной дождь. Наши планы покататься на лодке тонут, как Титаник. Но с чего бы мне жалеть об утрате? Выросший на козьем молоке маленький славный горец мне все равно не пара…

Бета Пегаса
На улице ливень. Гулко-гулко и без остановки барабанит по окнам. Тетка, как разбитая шарманка, скрипит:
- Ло, ты живешь со мной! Так что никуда с ним не пойдешь!
- Ло, почему он не пришел сюда, не представился, и не выпил со мной чаю?
- Ло, что ты о нем знаешь? Может быть, он маньяк? А?
- Ло, здесь каждый второй - маньяк!"
Льет, как из ведра. Хорошо, что не солнце. А еще лучше, что мы с Магом - не пара!
Не то чтобы я хочу с ним спать без всяких намеков на серьезности, но...

4

Бета Пегаса
Тетка в белых брюках и светлой рубашке вальяжно прислоняется попой к буфету. Прошел месяц со дня моего приезда в Москву. В одной руке у нее сигарета, другую она богемно держит в кармане брюк. Тетка с прищуром смотрит на меня сквозь синие колечки дыма и говорит: «Из говна конфетку не сделаешь».
На плитке свистит серебристый чайник. Мне нужно отключить плитку и передвинуть его на другу. Я делаю это.
Именно ЭТО она и имеет в виду на этот раз. В смысле, имеет в виду, что из меня не получится конфетка. И я догадываюсь, почему она так говорит. Все потому, что уже два дня как я работаю продавцом в зоомагазине в двух кварталах от ее дома. Тетке не нравится моя работа. Ей за меня стыдно. Она говорит: «Зачем ты учила так много иностранных языков? Может быть, ты их вовсе и не знаешь?»
Мне нечего возразить.
Она говорит:
- Может, все дело в том, что ты училась в провинциальном вузишке?
Она говорит:
- Интересно, на каком из своих блистательных иностранных языков ты разговариваешь со своими птицами? Может быть, деревенщинам стоит лучше учить птичий язык вместо человеческих? Куриный, например.
Она говорит:
- Людям с куриными мозгами стоит учить куриный язык.
И работать в курятнике. В деревне. А не ехать в Москву.
Я отвечаю, что, может быть, мне стоило учить птичий язык. Что еще я могу сказать? Тем более, что палки да камни могут и покалечить, а слова по лбу не бьют.
Тетку не устраивает мой исходный материал, и она морщит лоб, соображая, как бы меня выставить.
В душе она считает, что я еще хуже, чем то, из чего я сделана. Это что-то приходит по регламенту и от него легко избавиться, нажав на кнопку слива. А я так или иначе человек. Ее родная племянница. И слить меня куда сложней.
Я вижу, как она страдает, и хочу ей помочь, поэтому задумчиво размышляю о подъездах и подвалах, где лимита коротает ночи. Пока я еще не знакома с другим чисто московским трюком – покупаешь на Смоленском вокзале маленький желтый четырехугольник бумаги, – скажем, до Смоленска, одним словом, куда-нибудь поближе, чтобы это не ударило по кошельку, а затем благословляешь этот почти магический воздушный змей в свободное плавание по бесконечным пространствам дневной красавицы-столицы и ночного вокзала до самого дня… пока начальник вокзала персонально не уведомит кассира: этому товарищу или этой подружке билет не продлять! Но пока я не знаю такого трюка и думаю о подъездах. Вот это было бы грандиозное посвящение в московскую жизнь! В кухне вдруг раздается телефонный звонок.
В этот знаменательный вечер Виктория позвонит мне, чтобы записать меня в свои друзья. По крайней мере, не в нули. Неплохое начало.

Дельта Змееносца
Вот я пускаю в расход сорок пятую сигарету, начинаю пожевывать губами сорок шестую, запиваю ее черным кофе с двумя кусочками рафината и размышляю о городе, который меня окружает.
Москва самобытна, воинственна и блистательна, как племя Масаев. Вновь прибывшие воины и местные вояки в борьбе за трофеи безжалостны к себе и друг другу. Правда, до благородных романтических рыцарей им далеко. О, слабый воин! Не жди пощады, если споткнешься! На войне, как на войне!
Блистает Москва благодаря трофеям, которые все-таки кому-то да достаются. Самых удачливых воинов видно издалека: мужчины в перерывах между сражениями нежатся на шкурах пантер возле собственных бассейнов, а прекрасные амазонки время отдохновения проводят в бутиках Милана и Парижа.
О самобытности Москвы можно рассуждать днями. Она уникальна и непохожа ни на один другой город мира. Чтобы проникнуть в суть ее самобытности, нужно понять логику Москвы. Эта логика сложна и проста одновременно. Сложна – потому, что ее не постичь. Проста – оттого что зиждется на отсутствии всякой логики. Примеров тысяча! Где еще улыбающаяся ресепшенистка, чья единственная высокая миссия в компании – принимать входящие звонки – может зарабатывать в два раза больше, чем переводчик с двумя языками? Или еще хлеще. Население Москвы – многомиллионное. Ежедневно на каждом из московских вокзалов выгружаются десятки вагонов с провинциалами, приехавшими сюда в гости или даже на ПМЖ. От снующих вокруг людей идет кругом голова, но при всем при этом ты, приезжий провинциал, - всегда одинок! Ты научишься «выть волком», а в качестве утешительного приза станешь гордо называть себя одиноким волком или… волчицей.
Мой самый избранный враг Виктория решила записать меня в друзья именно потому, что больше не хочет «выть волком». Я тоже больше не хочу выть волком. И мы с радостью принимаем обоюдное решение, что выть вдвоем хоть и не так пафосно, но зато веселей. От тетки я переезжаю в уютную однокомнатную квартирку, которую до сих пор она снимала одна.
Наше решение съехаться хорошо еще тем, что жить одной мне все равно не по карману. А Виктории – по карману. Потому что ее жизнь в Москве склеилась сразу же. Как две половинки орешка, нафаршированного вареной сгущенкой.

Дельта Дельфина
Верьте, нет, но так бывает! Викторию в Москве как будто и ждали. Меня же не ждал никто. Меня гонят с позором отовсюду, а в лучшем случае, просто недоуменно пожимают плечами.
Надо же! Вику берут везде, меня - нигде. По-крайней мере, нигде, где мне могли бы хорошо заплатить. От такого биполярного статуса кво я рассыпаюсь в прах комплексов. Вот если бы меня брали не НИГДЕ, а для разнообразия хотя бы ГДЕ-НИБУДЬ, а ее не ВЕЗДЕ, а просто МНОГО ГДЕ, мне было бы полегче. Но нет: я стучусь во все двери и окна, но закрытые двери и окна, кажется, придуманы специально для таких, как я. Каждый раз, ожидая, что на мой стук отзовутся, я, в лучшем случае, слышу деликатный скрежет замков и защелок, закрывающихся от меня покрепче, а в худшем, сверху меня окатывают вонючими помоями.
Взять, например, такую простую и непритязательную профессию как секретарь. Их пруд-пруди в каждой захудалой конторке в любом городе мира. Когда же появляюсь я, эта профессия превращается во что-то дефицитное, с налетом элитарности.
Никогда бы не подумала, что буду так страстно страдать из-за того, что меня не берут в секретарши. Меня негде не берут на эту должность и мои сбережения подходят к концу – от того и другого моя страсть к секретарскому делопроизводству неожиданно ярко расцвела. В разных конторах я лицезрею самых разных секретарш. Одни сияют блестящими черными кудрями Инфанты и сучат бесконечными ногами Линды Евангелисты, вторые - миленькие, суетливые коротконогие блондиночки, третьи - в очках, с бесцветной шишкой на затылке напоминают серых мышек-нарушек. Неравнодушная к этим особам, в ряды которых меня упорно не желают принять, я внимательно вглядываюсь в таинственные лица жриц делопроизводства, в их жесты, как смотришь на руки фокусника или цыганки, стараясь обнаружить, где же все-таки скрыт подвох. Но нет! Кажется, мне не разгадать ноу-хау, делающий из простой смертной женщины востребованную работодателем секретаршу. Для всех работодателей я остаюсь простой смертной, недостойной принимать звонки и подносить кофе.
Догадываются ли они все, что я обязательно пролью кофе на штаны их шефа? Начертана ли такая безалаберность на моем лице? Читается ли это в моей богатой мимике? Или моя интенсивная жестикуляция таит в себе намек на угрозу? Ответов на эти вопросы я не знаю, но отчаянно пытаюсь убедить хоть одну собаку доверить мне кофейный поднос, с которым я могла бы гордо дефилировать от кофемашины до кабинета шефа.

Ламбда Большой Медведицы
Ежевечернее, как для молитвы, я усаживаюсь дома перед зеркалом и в лицах изображаю из себя хорошего надежного секретаря. Я не представляю, как выглядит сей субъект, но работа мне нужна. Поэтому упражняюсь по наитию: с сиротливым видом кладу ручки на колени. Мой голос, когда я излагаю воображаемому интервьюеру подробности своей трудовой биографии, звучит смирением, которым могла бы гордиться любая невеста господа! Уголки моих губ робко подрагивают. Я вживаюсь в роль. Я в восторге от самой себя. Я жажду Оскара, но... при этом теряюсь, потому что моя блистательная игра не трогает жюри, состоящее из моих работодателей.
Многие смеются над профессией секретаря, считая это занятие несерьезным. Болтают всякое. И де этот труд неинтеллектуален, и де секретарши всегда спят со своими боссами, и де эта работа для девушек, лишенных всяких амбиций. Чушь ли это, правда ли - у меня нет никакой возможности проверить на собственной шкуре!

Гамма Андромеды
Сегодня я переезжаю с чемоданом к Вике. Итог на текущий момент неутешителен. Что имеет она? Красивого седоволосого шефа, металлургического короля, непыльную высокооплачиваемую работенку переводчиком в несколько рабочих часов в день, имя среди переводчиков-фрилансеров и однокомнатную квартиру, которую, не вой Вика волком, она может легко снимать одна.
Что имею я? Пять лишних килограммов, чемодан с нажитым за пять непосильных студенческих лет книжек, полуразвалившийся нетбук и должность продавца в скромном зоомагазине в Химках.
Экипированная таким образом, я переезжаю в логово к своему врагу. Начало войны положено.

Альфа Киля
Вот я, первокурсница, корчусь в кровати, стискиваю зубы и пытаюсь покрепче нахлобучить подушку на голову, в попытке задушить скрип кровати в соседней комнате. Цак-цак-цак! Там - моя двоюродная сестра, с которой я снимаю квартиру, и ее приятель, «снятый» на ночь. Они не сомневаются, что я вижу десятый сон, поэтому децибелы набирают обороты. Цак-цак-цак!!! Надо же! Она знает его ровно три часа!
Я безуспешно пытаюсь подавить судороги возбуждения в животе и надеюсь, что это приятель - на ОДНУ ночь и других ночей точно не будет. Цак-цак-цак-цак!!! Я знаю, что они не предохраняются. ЦАК! ЦАК! ЦАК!
И все. Немного-то...

5

Альфа Льва
Маленький рост традиционно связывают с комплексом Наполеона. С Викой эта закономерность проявляется в полной степени. Вика – маленькая хрупкая брюнетка с черными нежными глазами олененка. Она походит на Белоснежку, за ненадобностью разогнавшей свою свиту – семь незадачливых гномов. Такой сильной и самодостаточной она является. Однако теперь у Вики есть один гном. Правда, он тщательно маскирует свою сущность гнома-обожателя, поэтому Вика о нем не догадывается. Но я догадываюсь. Вернее, даже наверняка знаю, кто он такой и как его зовут.

Дельта Ориона
Вот мы впервые встречаемся с Викой в Му-Му сразу же после ее телефонного звонка. Она уже ждет меня. Перед ней стоит чашка чая. Вика везде пьет только чай и ничего не ест или вообще ничего не пьет и ничего не ест, благодаря чему она похожа на прозрачную фею. Мой будущий враг мне улыбается, и на щечках у него играют ямочки. Это очаровательно! Я в восторге от того, что теперь буду жить не с гоблином- теткой, а с эфирным существом, наделенным душой Маргарет Тетчер!

Бета Возничего
Сообщение в форуме официального сайта Чака Паланика: «Я в курсе твоих мерзких делишек!!!»

Альфа Льва
Эфирное создание и я! Нас только двое, а в нашем распоряжении - целых три помещения: кухня, коридор и зал. Третья комната – зал - нам не впрок, хоть там есть все, включая телевизор. Тут нам просто нечем заняться. Единственное, что мало-мальски вызывает наш с Викой интерес - кровать. На ней после рабочего дня можно восстановить силы для новых трудовых подвигов. Но интерес к кровати уж очень слаб: железные леди не могут спать больше пяти часов в сутки!
Такие детские побрякушки, как телевизор, нас мало трогают. Мы предпочитаем взрослую полноценную жизнь. Именно для такой жизни и придуманы домашние рабочие кабинеты! У Вики в этом качестве выступает прихожка, где она в своих чудесных вязаных носочках на крохотных ножках восседает с утра до вечера за компьютером, делая переводы. У меня – кухня, где я восседаю за своим дышащим на ладан нетбуком в сорокового размера зеленых клетчатых тапках и втихушку писательствую.
Так мы сидим каждый в своей берлоге, погруженные в работу, иногда навещая друг друга в наших «офисах». В таких случаях мы начинаем поигрывать друг перед другом мышцей своего интеллектуального развития, эрудиции и широких горизонтов. Каждый пытается «замочить» своего визави произведенным впечатлением. Это непросто, потому что оба противника попались искушенные. Мы походим на двух борцов сумо, которые сходятся на арене, чтобы посмотреть, кто кого сдвинет с места своим величием, значимостью и превосходством.
Конечно, убеждать в своих превосходстве и значимости затруднительно, когда ты работаешь в зоомагазине. Тем более, расположенном даже не в Москве, а в Химках. Мне приходится туговато. Доходит даже до срывов. Тогда я начинаю дергаться, как самый типичный паяц. Но что ж тут поделать – Я РАБОТАЮ В ЗООМАГАЗИНЕ!

Альфа Ворона
Мастерское рассказывание анекдотов – еще один мой неконек. Акробатика – я не родилась гуттаперчевой. Складывание и отнимание чисел в уме – еще одна хилая овца из драгоценного табуна моих неконьков.
Иногда Вика вынуждает меня вести себя как дьяволица. Вернее, хотеть вести себя как дьяволица. Например, когда она начинает заливать о том, что она стала очень крутой переводчицей, потому что вкалывает больше всех. (В категорию «все» вхожу и я) Включая меня. В такие минуты мне хочется пойти в туалет, взять большой рулон туалетной бумаги и порвать его весь, на маленькие кусочки. Это помогает выплеснуть гнев. Иногда я просто начинаю паясничать.
Вот Вика в сотый раз с достоинством констатирует: «…это потому, что я много работаю!» И я говорю:
- Ага! А как насчет удачи?! Или ты думаешь, я работаю меньше?!
- В этой жизни есть только две вещи, которые я не беру в расчет. – неторопливо рассуждает Вика. - Одна из них – это мужчины. Я хочу доказать, что умная женщина может добиться вершин без помощи мужчин. Вторая – это как раз удача. Она - слишком ненадежный и переменчивый партнер. Что касается тебя, то я вижу, как ты работаешь, но я слишком мало тебя знаю, чтоб судить…
- Одним словом, в твоих глазах, я либо недостаточно усердна, либо - недостаточно умна?
- Я могу судить только о результатах, а не их причинах! – дипломатично уходит от ответа Вика.
- Ага! А результата ноль! – я откровенно нарываюсь на конфликт – А как ты думаешь, может, я не там пытаюсь достигать результаты?
- Вполне вероятно! Может, тебе попробовать себя в роли крупье? Это посолиднее, чем зоомагазин – ее голос звучит непостижимо серьезно и невозмутимо, как высокое ясное звездное небо.
- А я вот ненароком о другом подумала! Может мне стать известной модной писательницей?
- С удовольствием уже сегодня начну читать любую из твоих книг, даже не самую известную и не самую модную. – викулин голос безмятежен, а темные глаза – непроницаемы.
- А у меня не будет немодных и неизвестных книг! Предпочитаю писать модное и известное. Почитать свой первый бестселлер дам – но явно не сегодня и не завтра!
- Это немного наивно, смешно, но очень мило.
- Знаешь, Ридьяр Киплинг сказал, что самые интересные личности – это неудачники!
- Согласна. Возьмем Пьера Ришара - на него, правда, интересно смотреть. Но все почему? Оттого, что он – смешон. Однако не всякий захочет оказаться на месте его чудаковатых, малоуспешных персонажей.
- Он смешон и малоуспешен. Однако хорошо смеется тот, кто смеется последним. – мой голос звучит отчаянной решимостью. – Может статься, когда-нибудь обо мне заговорят как о восходящей звезде литературного небосклона! И ты тогда будешь гордиться, что когда-то жила со мной!
- Поспеши! Не сегодня-завтра меня пригласят переводить для ООН. Не хочу пропустить мимо ушей новости о твоих литературных успехах. – говорит она степенно, с самой серьезной миной.
- А я спешу! Как ты думаешь, чем я занимаюсь на кухне вечерами? – нагло преувеличиваю я. – Готовлю литературную мину для твоего ООН!
- Моей ООН. Она – моя. Организация. – Викуля и глазом не моргнула.
- Когда она взлетит на воздух, твоя ООН, на взрывной волне моего фурора – ей будет все равно, какого она пола!
- Хорошо! – говорит Вика примирительно. - В свете своей будущей писательской карьеры начни экономней пользоваться туалетной бумагой. Иначе как гордый знакомством с тобой человек я поведаю твоим биографам, что ты записала свои гениальные идеи, сидя в туалете, на туалетной бумаге!

Альфа Льва.
Вот я открываю и закрываю холодильник. Дверца жалостливо чмокает. Открываю и закрываю. Чмок-чмок. Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его… Открываю и закрываю. Чмок-чмок. Если же правая рука соблазняет тебя, отсеки ее… Толку-то? Холодильник все равно пуст, как желудок маленького голодного теленка. Дверца холодильника - вход в иное измерение, заказанное обитателям нашей планеты на двоих. Я отрываю его, чтобы лишний раз насладиться своей решимостью. Когда Вика рядом, решительно держать голод в ежовых рукавицах - плевое дело.
Холодильник и кровать - это два стратегически важных пункта, вокруг которых разворачивается основной театр военных действий между нами. Они - бесконечный генератор возможностей брать друг друга «на слабо». У кого продуктов хранится в холодильнике меньше – тот выигрывает. У кого еда содержит минимум жиров и углеводов – тот срывает овации. Кто дольше борется с усталостью, позже укладываясь спать – тот монстр. Чьи воображаемые петухи поют раньше – тому водружают на голову лавровый венок. Конечно, битва эта, как и сам процесс награждения, негласная. Никто никого не подначивает криками, не танцует победных танцев и не издает торжествующих улюлюканий. Это холодная война. Здесь каждый день - новый раунд. И расслабляться… гмм… не то чтобы запрещено, просто это дурной тон.

Альфа Большого Пса
Выигрывание престижных грантов и стипендий, призов в телешоу или хотя бы денег в карты – не часть моего послужного списка, а просто хрень, пришедшая на ум.
Помощь африканским детишкам, пожертвования на храмы и синагоги, участие в политических акциях и движении Гринписа – это лишь часть списка того, чего в моем послужном списке нет.
Разговоры по душам, джет – слева, хук – справа, тайский массаж – прекратим на время пытку под названием «Алле, мы ищем таланты, которым у меня нет».
Сегодня я – выходная. На стол катятся пара яблок, лимон и связка банан – все то, что я только что принесла из супермаркета. Делаю кофе. Добавляю в желанную чашку ломтик лимона и делаю глоток.
Ведьма от пера! Королева вымысла! Автор, специализирующийся на бестселлерах! Вспышки фотокамер огнем и каленым железом пропечатывают слова дифирамбов у меня в голове. Цак-цак-цак – цокают целым лошадиным табуном кнопки фотоаппаратов.
Кофе кончился - тянусь за пачкой сигарет. Теперь раз я живу с Викой, надо курить в форточку. Сейчас я распахну ее во всю ширь, чтобы убедиться, что столичная жизнь идет своим чередом.
За окнами Москва гремит победными фанфарами. Секретарши в элитных офисах бойко меряются длиной и худобой ног. Девушки из «Red stars» - завораживают мерным покачиванием по-мальчишески худых бедер. Девочки-танцовщицы из ночных клубов в вихре канкана мелькают ножками, затянутыми чулочками в сеточку.
Мне бы со своими впалыми от недоедания щеками и горящими азартом войны глазами да туда, наружу. Но нет. Я – боец невидимого фронта. Моя война – здесь. В моем личном кабинете под названием кухня. Открываю бук и полная боевая готовность. Встукиваю пальцами: глава такая-то и такая-то. Закрываю глаза. И вот уже я слышу ветер. Пара капель на щеке. Дождь и мрак. Океан опасно забурлил. Но я гоню волну сильнее. Еще сильнее. Немного напряжения и…сознание взорвалось в самой пучине стихии…
Дерзким, бесстрашным серфером мчусь я с одной волны на другу. Я не боюсь. Это настоящий экстаз. Но это еще не все. Я надеюсь, что придет волна посильнее. Однажды. Сильна и мощная. Такая, что может быть, накроет меня с головой…

Бета Лебедя
В сущности, наша с Викторией совместная жизнь походит на рай. Я и Виктория, мы функционируем как две безупречные автономные атомные подлодки. Обе такие прекрасные и мощные в своем совершенстве и обе дышащие опасностью! И мы, кажется, так мало нуждаемся друг в друге. Каждый день, сидя в своих «офисах» (или капитанских рубках?), мы глубоко погружаемся в море наших высоких мечтаний и надежд. Море - одно на двоих, но кухонная дверь, отделяющая мой «офис» от прихожки, служит верным водоразделом. Мы стараемся держаться каждый своей территории.
Наша автономность впечатлила даже нас самих, и мы, не сговариваясь, возвели ее в культ.
Как следствие автономности мы погрязли в лени. Лени сделать хоть шаг к общению друг с другом. Эту лень-Supreme придумала и провозгласила я. Так я надеялась достойно ответить на Викину лень «ходить в магазин за едой».
Однажды, в самом начале, Виктория обмолвилась, будто так мало ест ровно потому, что ей лень дойти до магазина и купить продукты. Она со своей обычной серьезностью добавила: «Любому походу в супермаркет я предпочту что-нибудь более легкое, приятное и привычное. Например, работу». Вика в очередной раз поразила меня своей неординарностью.
Я долго думала, чем бы таким, в свою очередь, удивить ее. И я превзошла саму себя.
У меня в чемодане обнаружились старые ненужные тапки. Так на свет родилась первая в мире «тапочная» азбука Морзе. С ней наши автономность и леность достигли своего апогея.
Когда я впервые сообщила о своем изобретении Вике, та только быстро заморгала глазами. Ее трепещущие, как птички, реснички выдали хозяйку с головой: она сожалела, что патент на эту игрушку принадлежит не ей, а мне.
Теперь наша азбука работает просто и безотказно, почти на дурака. Что-то перепутать невозможно. Если посреди шума собственных скрежещущих извилин я различаю слабый «вжик», (звук, производимый тапочком, метко запуленным Викторией в дверь кухни) я сразу же лезу в почтовой ящик Яндекса. Там меня ждет очередное послание от капитана конкурирующей подлодки. Например: «Ты, кажется, плохо заблокировала смывательное устройство в туалете - вода журчит. Мешает…». Если «вжик» слышала Вика, в электронке ее подстерегала засада, вроде: «У меня закончилось топливо в холодильнике. А как у тебя с йогуртами? Сходим в гипермаркет?»
В «тапочном» Морзе только один изъян. Каждый из нас может услышать «вжик» не чаще одного раза за вечер. Причина – ясна как день. В моем чемодане обнаружилось только два старых тапка. Вышло всего по одному на нос. Шиковать и разбрасываться ими без серьезного повода не приходится. Поэтому повод к каждому броску тщательно взвешивается. Бросив раз – мы не надеялись на то, что тапок сам приползет к нам обратно. Вставать же из-за компьютера, чтобы сходить за «пушечным мясом», противоречит философии лени.
Лень стала нашей религией, ее основной догмой и ценностью. Лень стала высшим благом, если относится к таким чересчур человеческим желаниям, как желания поспать, набить утробу, слишком долго посидеть в туалете или ванной, впустую помечтать, погрызть ногти, впустую потрепаться, короче, сделать что-либо бессмысленное, что так обожают делать большинство смертных. Мы не созрели быть простыми смертными. Мы хотим обеспечить себе бессмертие.
«Тапочный» Морзе пришелся нам по вкусу особенно потому, что в нем мы реализуем пассивную агрессию по отношению друг к другу. Запущенный в дверь не чаще одного раза за вечер тапочек и следующее за ним краткое сообщение подчеркивают: мы обе так хороши и так сильны, что нимало не нуждаемся друг в друге.
Конечно, можно возразить, что в двадцать первом веке есть и сотовая телефония, «тапочный» Морзе – это бред! Но это заблуждение! Сотовый телефон – не плох сам по себе, но только не в нашем случае. В нашем же случае помимо культа лени на пике популярности и скупость. (идеолог этой философии - Виктория, я лишь жалкий последователь) Звонить друг другу по всякой мелочи – удовольствие недешевое. Слать смски хоть дешево и можно делать это многократно, это наносит ущерб нашему образу автономных единиц.сердито, но наносит урон нашему образу записных лентяек. Вот так. Еще возражения?

6

Бета Возничего
Прислонившись спиной к облупленной стенке, я сижу на табурете в мужском предбаннике с буком на коленках. Рядом, на соседнем стульчике, дымится в пузатой чашке кофе. Пальцы остервенело бьют по клавишам. Те послушно и упруго уходят в гнезда, как хорошо натянутая кожа барабана. Я в экстазе колочу по ним, как по пластмассовым барабанчикам. Их ритм нарастает. Эта музыка звучит в голове, погружая в транс.
Маленькие тамтамы с буквами. Барабанная дробь, уводящая в небытие транса. Ритм, уводящий в бытие фантазии.
Что-то большое и темное зашевелилось в самой глубине сознания и медленно начало подниматься наверх. Тонны забеспокоившейся воды начали приближаться к сердцу, подступать к голове. И в голове уже бушует целый океан. Одна смертоносная волна накрывает другую, а посреди всего этого я – повелительница волн и их главная любительница – мчусь сквозь стихию на своей доске. На своем key-board…
Вдруг четкий, выверенный ритм тамтамов смешался с сотнями противных хаотичных топоточков. Это по ушам затопали многочисленные ножки невидимых монстров. Как всегда вовремя, чтобы испортить кайф, думаю я. Один из незваных гостей, залихватски отбив вдруг цыганочку быстро перебираемыми щупальцами-конечностями, спрыгнул молодецки с моих ушей в ноги кровати и сделал реверанс.
И вот мой искуситель приступил ко мне: «Если ты такая талантливая, скажи, чтобы дешевый кофе сий сделался изысканным красным вином!»
Я же сказала ему в ответ: «Написано, что не вином единым будет жить художник, но всяким словом, обладающим силой творить реальность».
Но не отступился монстр, запел хитреньким тоненьким голосом, улещая: «Так ведь дешевым-то кофе можно и подавиться, неровен час, а то и… схватить язву. На голодный-то желудок особенно».
Я же ответила: «Подавиться? Нет! Минует меня сия чаша. Не для меня она, злобный монстр. Но окропись мое нутро горячей пылкой молодой кровью… разве случаются муки творения без страданий? Сие будет кровь моя нового завета, за многих изливаемая. Я благословлю ее! И это красное вино станут пить все. Чтобы причаститься к моему творчеству…»
Тогда отступил мой безобразный собеседник. Прикусил коричневую, покрытую ершиком жестких волосинок, губу. Сузил и так маленькие глазки. Задумался на мгновение. Сверкнул оскалом гнилых клыков и растворился в туманностях вселенной.
А моя голова снова наполнилась плотным слоем брызог океанской пены. Волна снова захлестнула волну. А я с замиранием сердца стала молиться, чтобы, наконец-то, родилась такая всесокрушающая опасная волна, с которой не справлюсь даже я – повелительница волн.
Все зависит от меня. Когда-нибудь я все же смогу породить такую волну…

Эпсилон Андромеды
Разыскивается Чарльз Буковски
Прикрытие: был признан негодным к службе в армии как антисоциальный, работал на бойне, в железнодорожной ремонтной бригаде, в американском красном кресте, скитался, голодал, пил, поддерживал беспорядочные связи, КУЛЬТОВЫЙ ПИСАТЕЛЬ.
Продукты х: Хлеб с ветчиной, Женщины, Фактотум, Почтамт, Hollywood, Макулатура, и т. д.
Радиус поражения: планетарный
Количество жертв: миллионы
Статус: ОСОБО ОПАСЕН.

Альфа Льва.
Вот я, ничего не подозревая, наслаждаюсь душем и вдруг понимаю, что настал ЭТОТ САМЫЙ ДЕНЬ. Я слышу сквозь закрытую дверь ванной, как ЕЕ прекрасный бархатистый голос предает меня.
Вернее, это еще пока не само предательство, а только намек на него. Кран на секунду отключен, и я вслушиваюсь в ее чудесное щебетание. Она говорит по телефону. Увлеченная разговором, она не замечает, как душ в ванной смолк. Я ВСЕ слышу:
- Мне впервые приходится жить с девушкой в одной квартире, и я сделала огромное открытие. Жить с девушкой гораздо сложнее, чем с парнем. Ты любишь его вместе со всеми его маленькими прибамбасами и недостатками, она же будет раздражать тебя всякий раз, когда забудет на столе грязную кружку.
И Я ЭТО СЛЫШУ!
Она замолчала, слушает ответ невидимого собеседника, а я замерла в страхе, боясь, как бы она не вспомнила об осторожности и молчащем душе. Она продолжает:
- Да, ты предупреждал меня, что я не смогу жить с девушкой. Но кто мог спрогнозировать наверняка?
Я СЛЫШУ.
Это еще не предательство, и я не знаю, чем это может мне грозить. Но то, что Виктория готова отвергнуть меня ради каких-то мужчин, подействовало на меня угнетающе. Она считает мужчин интересней меня, и я чувствую себя уязвленной. Я предпочитаю общество Вики обществу большинства мужчин.

Альфа Волос Вероники
Вот я скромная, изящная, полная достоинства и таланта звезда от литературы, восседаю за столиком летней веранды. Рядом дымится чашечка с шоколадом. Журналистка глядит мне в рот, хотя диктофон на столе записывает каждое мое слово.
- Критики пишут, что я в совершенстве конструирую чужие души. Черта с два! Полная чушь! Мне бы разобраться с конструкцией самой себя! Моя душа – потемки, темные и густые. Как вот этот шоколад. – я позволяю густой струйке скатиться с серебряной ложечки обратно в чашку.
- Время от времени я выхожу на прогулку по своей душе и боюсь потеряться. Знаете, зачем мне нужно писать? Чтобы не потеряться навсегда в потемках собственной души. Каждый раз, когда я брожу в темноте, ощупывая стены лабиринтов своего Я, меня охватывает беспокойство. Беспокойство и тревога, что я иду не той дорогой или что я никогда не найду выход. Тогда я закрываю глаза, чтобы не видеть кромешную тьму, и начинаю придумывать сказку. И эта сказка, как огонек, озаряет темноту, делая ее уютной и прозрачной. И тогда я некоторое время знаю, куда идти. По-крайней мере, думаю, что знаю. В этом суть моего творчества для меня самой.
- Такая организация души свойственна всем талантливым писателям?
- Спросите у них.
- Но у вас, наверняка, есть мнение на этот счет, может быть, вы просто не хотите никого обижать?
- Вы должны понимать, я не пророк, не сочинитель и не знаток человеческих душ! Я всего лишь писательница, чья писанина пришлась по вкусу достаточно многим, включая критиков. Я могу выражать только частное мнение. Моя душа – темна, а мое творчество помогает мне не потерять ориентацию в этом мире, но это все, что я могу сказать наверняка. Хотя мне, конечно, кажется, что человеческая душа, неважно является ли ее обладатель творческой личностью или нет, не может и не должна быть простой и понятной, как кухня в хрущевке, освещенная двухстами киловаттами.
- Но а если это так? Какой диагноз вы бы поставили человеку с «ярко освещенной малогабаритной» душой?
- Я думаю, это иллюзия. Иллюзия того, что все понятно. На самом деле, это страх перед непонятным, который мешает осознать, что вокруг темно и впереди - не единственный парадный вход, а множество дверей, в которые можно войти без стука. Мне кажется тем, чья душа лежит, как на ладони под мощными софитами, нужно почаще приглушать свет, и в наступивших сумерках внимательно послушать тишину своей души. Эта тишина скажет о многом…

Альфа Льва.
Некоторым людям лучше быть врагами, чем друзьями – толку больше. Может быть, Вика поняла это раньше меня. А может, она считает меня недостойной быть ее другом. Я ничего не знаю, но пусть так.
В любом случае, это было еще не предательство. Предательство настигло меня только через неделю. За три дня до внесения квартплаты. В воскресение я решаю дать Вике фору по очкам, проспав до девяти утра. Что-то толкает меня изнутри, и я просыпаюсь раньше, чтобы подслушать, как в «офисе» Вики готовится заговор. Иногда даже стены и плотно запертые двери могут быть на твоей стороне. Через них я слышу, как хорошо поставленным голосом синхронного переводчика Виктория отчетливо сообщает кому-то, что нашла себе другую однокомнатную квартиру, куда и переезжает на днях.

Альфа Девы.
Так уж повелось сначала, что жизнь Виктории склеилась сразу, как две половинки орешка, нафаршированного вареной сгущенкой. Это значит две вещи. Она легко может позволить себе снимать однокомнатную квартиру одна. Это первая вещь. А вторая вещь заключается в том, что благодаря первой вещи она легко может позволить себе предать кого-нибудь. Так уж повелось, что меня не берут нигде. По-крайней мере, нигде, где мне могли бы хорошо заплатить. Для меня это значит две вещи. Я никого не предам - мне это просто не по карману. И я потеряла крышу над головой.
Конфуций сказал: «Еда, питье, мужчина, женщина – вот чего в первую очередь жаждет человек». В эти утекающие денечки перед квартплатой мне не до мужчин и пиршеств. В меня не лезет даже кофе.
Я думаю только о том, куда я буду бросать свои кости с наступлением темноты в ближайшем будущем.

Альфа Большого Пса.
Безупречная дикция – еще один талант, которому я завидую. Умение ставить клизму самой себе – полезный навык, которому я для разнообразия не завидую, несмотря на то, что у меня нет и его. Глажка рубашек – проходите мимо, не задерживайтесь!
День расплаты в прямом и переносном смысле приближается со скоростью кометы. И я свободна, как птица, лететь куда угодно. Кроме своего гнезда, конечно. У меня его нет. Есть только логово врага. Но и его скоро не станет.
Я иду, куда глаза глядят, по центру Москвы. Совершаю вечерний моцион после работы. Я бреду и бреду, пока не натыкаюсь на Москву-реку.
Вокруг ни души. Вода убаюкивает мое отчаяние. Мою обиду. Передо мною во всю ширь - звездное небо.
Смотрю на звезды. Картинка один в один схожа с праздничным салютом, замороженным на фотографии. Если у кого-то сейчас праздник, у Вики, например, то пейзаж на небе – то что надо.
У кого-то праздник. Может, у Вики. Может, у Бога.
Не укладывается в голове: ты тонешь и уже только что не пускаешь пузыри, а у кого-то праздник, и он запускает салюты. Пусть даже это и сам Бог. Сквозь толщу воды, под которую тебя затягивает, ты беспомощно наблюдаешь помутневшими глазами за фейерверком.
Мне хочется, чтобы у меня в руке очутился рулон бумаги.
Может быть, небо хочет меня подбодрить, напомнив о том, что жизнь - это праздник по умолчанию.
Может, это очередная успешная попытка подразнить утопленника. Рулон бумаги, пожалуйста!
Может, бог вообще сидит сейчас за своим божественным столом, попивает божественный кофе, и затягиваясь божественной сигаретой, смотрит на меня, как на таракана, ползущего по стенке до мелка? У каждого свой мелок. И мне сейчас до него как раз почти семь минут. Зачем Богу мне помогать? Может, ему хочется меня прибить на месте тапком и не ждать никаких секунд, но все дело в кофе и сигарете – не хочется марать руки. Два рулона бумаги!!!
А может, небо говорит, что мне надо помолиться? И я молюсь из всех сил.
Я говорю: эй, Бог, ты чего-то попутал! Парень, ты тут не для того, чтобы вставлять палки мне в колеса. Ты должен мне помогать!
Я продолжаю молиться изо всех сил.
Я говорю: кончай мешать! Начинай уже помогать! А то я тебя уволю!
Я говорю: я тебя уволю легко! Меня нигде не берут, так что и у меня руки чешутся кого-нибудь уволить! Почему не тебя?
Я говорю: с сегодняшнего дня ты должен работать как надо.
Я говорю: я хочу быть известной писательницей!
Так прям и говорю.
Я хочу быть богатой культовой писательницей!
И ты мне в этом собираешься помогать, говорю я ему.
И еще я говорю, что для начала мне нужно жилье. Как маленькое испытательное задание, прежде чем я смогу восстановить его на работе.
У меня на глазах слезы, но я стойко полирую глазами небо. И мне становится хорошо. Я ощущаю это улучшение всем телом. Включив мозги, ищу источник приятного. Это моя попа, которая с чего-то вдруг чувствует странную вибрацию. Я сильнее включаю мозги и вспоминаю, что сижу на сумке. Не положи я туда сотовый лично, я бы подумала, что Вселенная услышала мои роптания и вживила мне в одно место моторчик, чтобы я прямо сейчас могла полететь к звездам.
Я достаю телефон.
- Привет! Ты помнишь меня? – говорит Маг смущенно.
- Да! Маг! Где ты живешь? С кем? – автоматной очередью стреляю я в трубку.
- А что???
- Мне негде жить!
- Как негде?! Ведь ты жила с теткой, и у тебя все было хорошо!
- А теперь все плохо!
- Как это возможно?
- Считай, я живу на Москве-реке! Как русалка! Хвостом здесь, а руками и зубами цепляюсь за квартиру, где пока живу! Меня оттуда через два дня палкой погонят!
- Шутишь? Неужели все так плохо?
- Нет, еще хуже! Говорю же: у меня уже не ноги, а мокрый хвост!
- Понял, я сейчас живу в другом месте. Общага одна. Нелегальная. Не знаю, подойдет тебе, нет. Но раз так… Дай мне двадцать минут. Справлюсь насчет тебя.

Альфа Большого Пса.
Древняя Греция. Театральное представление в разгаре. Главный герой в отчаянии. Зрители смахивают слезу, глядя, как он заламывает руки, рвет на себе волосы от безысходного горя. Вдруг «с небес» на сцену неожиданно спускается в "колеснице" Бог и на радость зрителей выручает страдальца. Чудо происходит.
Пять дней назад я нашла бы такое «чудо» дешевкой. Теперь же меня переполняет радость. Такая «самопальная» развязка кажется мне грани гениальности.
Теперь, когда я сама оказалась главным действующим лицом трагического представления, такой избитый прием как «бог из машины» показался мне изобретением не человека, но самого Бога…

7

Ню Большой Медведицы.
Я торчу в форточке, мусолю сигарету за сигаретой. Наверное, люди из противоположной пятнадцатиэтажки, видя, как мое лицо непрестанно маячит в форточке, воображают, что я мне есть дело до того, что происходит в чужих квартирах. Но мне нет до этого дела. Не до окон, ни до того, что думают люди. Мне вообще сейчас все по барабану. Я мусолю сигарету за сигаретой и пытаюсь представить себе мир Мага.
В мире Мага козье молоко с фермы в горной деревушке отдает амброзией, а не вонючей козлиной шерстью. Люди здесь не работают, а промышляют. А те, кого «взяли» на промысел, зарабатывают на хлеб в качестве нелегальных рабочих, продавцов газет или официантов.
Мой красный диплом. Мои блестящие перспективы. Мои куриные мозги. Палки и камни могут и покалечить, а слова по лбу не бьют.

Эта Козерога.
В окно заглядывает луна. Ночь на удивление нежна и уютна. Сегодня монстры взяли отгул, предоставив меня самой себе.
Я лежу на второй полке и мягко стучу по клавишам. Поглядываю на луну в окошке. Прислушиваюсь к своим мыслям и к биению сердца моего малыша. Так же как и сын Зевса и Данаи он растет не по дням, а по часам.

Бета Лебедя
Вокруг темно, как в туалете, в котором перегорела лампочка, и ты держишь дверь слегка приоткрытой, чтоб хотя бы отыскать в нужный момент бумагу. Я и Маг, мы идем по призрачным закоулкам, ведущим к берлоге нелегалов. Он собирается показать мне будущее жилье.
Темнота меняет город до ужаса. Особенно хорошо у нее это получается с проулками. И особенно, когда вокруг почти ночь. Мне кажется, что мы идем по трущобам Венесуэлы. Как я их себе представляю, конечно. И я сожалею, что у нас нет с собой пушек. Хотя, может, у Мага где-нибудь припрятана за пазухой какая-нибудь игрушка – он же здесь живет.
Мы идем молча.
Сворачиваем налево.
Направо.
И молчим, молчим.
То тут, то там под редкими фонарями мелькают устрашающие тени. А мы снова молча берем курс налево.
Наконец, наше путешествие заканчивается возле длинного двухэтажного здания за бетонной оградой. Я успеваю заметить две вещи: строительный кран, торчащий за оградой и два тусклых окна, похожие на глаза полудохлого кашалота.
Всего два горящих окна поздно вечером? Может, у них всего две комнаты?
Маг собирается толкнуть железную дверь, но… мама мия – тяжелая дверь открывается сама. Оттуда выскальзывает тень. Какой-то тип. Аллилуйя! Ничего сверхъестественного.
Когда Маг закрывает за нами дверь, я чувствую разочарование. Наверное. Я ожидала. Что дверь тяжело захлопнется за нами, как пасть крокодила навсегда закрывающая кромешной тмой просвет надежды для проглоченной жертвы.. Здесь только одно крыльцо, и мы поднимаемся на него и входим внутрь. Справа от входа - коморка со стеклянным окном.
- Вахта, – хвастается Маг, – нас охраняют! Суперсервис!
Мы поднимаемся по лестнице. На первом этаже – забитая досками крест-накрест дверь. Мы проходим мимо. Нам на второй этаж.
..ЖЭК…Как будто ЖЭК. Длинный тускло освещенный коридор. Ободранная кушетка. Такие господь создает специально для посетителей ЖЭКа. В многочасовой, а то и многодневной очереди за до одури нужной тебе справочкой на тебя находит просветление. За формой предметов и явлений вдруг начинаешь видеть их суть. И тогда ободранная кушетка превращается в кровать в спальне Людовика четырнадцатого. В местах вроде ЖЭКа ободранные неудобные кушетки и все такое прочее всегда уместны.
Маг ведет меня по коридору и показывает комнаты. Туалет, сообщает Маг. Он открывает на секунду дверь. Я заглядываю в кладовку с унитазом. Мужская комната, бубнит Маг. Он открывает дверь, и я успеваю заметить торс какого-то фавна с кудлатой черной бородкой рядом с «вертолетом». Душевая, предупреждает Маг. Он открывает дверь. Я заглядываю в склеп со скамейкой. А вот и твоя комната, говорит Маг совсем тоскливым голосом. Он коротко стучит и открывает дверь.
Я хорошо умею считать до пяти. Особенно, когда передо мной всего пять крупных предметов. И я насчитываю пять "вертолетов". Маг закрывает дверь.
Он зевает. Пойдем, я покажу тебе кухню, говорит он. Мы идем в конец коридора, прямо к распахнутой настежь двери. И я цепенею…

Альфа Центавра.
Я и Маг стоим, замерев, на пороге вертепа, под названием кухня. Я смотрю сквозь дверной проем, и моя решимость улетучивается.
Том Вольф однажды сказал: «На свете нет более завораживающего зрелища, чем прекрасная женщина на кухне, готовящая еду для любимого». А я скажу вам так: нет ничего более устрашающего, чем уродливая, вдоволь насладившаяся тумаками жизни женщина, готовящая нехитрую стряпню для десятка чернорабочих-нелегалов. Вот как.
Я вижу следующее. Я вижу смог из дыма Беломора и испарений жаркого. Вижу, как блестят жиром деревянные столы. Как бликуют голые животы и плечи. Вижу тела, покрытые шерстью всех оттенков. Грубые басы бойко и весело перебивают друг друга. Всем этим сатанинским хором управляет один дирижер - королева кухни - одетая в домашний халат и фартук толстуха. С царственным видом повариха дрейфует от одного стола к другому, до плитки и обратно, раскидывая свои телеса и наслаждаясь эффектом. Стоит ей приблизиться к одному из столов, как его обитатели смолкают и, как голодные вороны, заворожено следят за ее мясистым телом. Я чувствую себя в логове разбойников из сказки про снежную королеву. Все эти полуголые волосатые мужики – безжалостные кровожадные разбойники. Повариха - разбойничиха. А я - бедняжка Герда. Не хватает только маленькой разбойницы с кинжалом в руке, которая подкралась бы сзади, чтобы приложить холодное острие к моему горлу. Как зачарованная, смотрю я на это печальное зрелище через дверной проем. Мой нос вдыхает дым папирос и кухонных ароматов, мои глаза сквозь клубы дыма с жадным ужасом ищут детали.
Все эти люди и кухня с закопченным потолком находятся по ту сторону порога. У меня все еще есть выбор – переступить через него или нет. Оказавшись среди них я, быть может, как раз и пополню недостающий персонаж – маленькую разбойницу! Но пока я - все еще эту по эту сторону баррикад. Я ни за что не решусь сделать шаг вперед через порог. Резкий взрыв хохота вырывает меня из оцепенения. Меня могут заметить. Возможно, это опасно. Я поспешно тяну Мага за руку прочь отсюда.
Вечерней улицей мы пробираемся обратно до метро. На этот раз Маг ведет меня не закоулками. Сокращенный путь – сложен для запоминания, говорит он, а мне ведь придется после переезда находить сюда дорогу каждый день. Меня как будто ударили по голове.
Кухня внушила мне дикий страх. Возможно, эти люди на кухне не причинили бы мне никакого вреда. Ведь со мной был Маг. Он держал меня за руку, и я чувствовала себя защищенной. С другой стороны, чтобы защищать кого-то от опасности, нужно самому быть безопасным. А Маг был всего лишь одним из тех людей на кухне. Разница между ним и предполагаемыми разбойниками с кухни заключалась лишь в краткосрочном прикосновении наших рук. С моей стороны баррикады он был лишь в ту минуту, пока, держась за руки, мы стояли перед открытой кухней и наблюдали за происходящим. Наверное, я была слишком слаба, чтобы оказаться надолго посреди этого демонического гогота.

Альфа Большого Пса
Разыскивается Курт Воннегут
Прикрытие: в 1943 только армия спасла его от отчисления с химического факультета Корнельского университета, после армии провалил защиту магистерской диссертации по антропологии на тему "Неустойчивое соотношение между добром и злом в простых сказках", работал торговым представителем, полицейским репортером, клерком в отделе по связям с общественностью, учителем в школе для детей с умственной отсталостью, КУЛЬТОВЫЙ ПИСАТЕЛЬ.
Продукты х: Утопия 14, Сирены титана, Мать-тьма, Колыбельная для кошки, Дай бог вам здоровья, мистер Розуотер, или не мечите бисера перед свиньями, Бойня Номер пять, Завтрак для чемпионов, Фарс или Долой одиночество, Рецидивист и т. д.
Радиус поражения: планетарный.
Количество жертв: миллионы.
Статус: ОСОБО ОПАСЕН.

Альфа Льва.
Вот наступил вечер, когда Вика официально уведомляет меня о своем переезде. За день до внесения квартплаты. Она сообщает мне, что поможет найти другую «вторую девушку». Чтобы я смогла заплатить за следующий месяц.
- Спасибо. Нет нужды. У меня другой вариант – вру я гордо.
- Куда ты переезжаешь? – голос моей любимой изображает заботу.
- Тебе не о чем беспокоиться, - холодно отвечаю я.
- Мне очень жаль.
- Жалеть не о чем. Все в порядке, - я поворачиваюсь к ней спиной, давая понять, что разговор окончен.
Я сумела задеть ее холодностью, и от этого ощущения страх начал потихоньку улетучиваться. Сердце наполнилось решимостью. Сегодня вопреки установленному порядку на "планете для двоих", я рано ложусь в постель. Я лежу в темноте и размышляю о золотом драконе Заратустры. Вот он – само воплощение мощи и красоты. Его чешуя переливается на солнце золотом. На каждой чешуйке – слово «ты должен». Я должна смириться с обстоятельствами и вернуться в Сибирь, несолоно хлебавши. Должна почитать свою тетку. Должна любить своего врага Вику. Должна работать по своей профессии, а не «болтаться, как говно в проруби» или ошиваться в зоомагазине. Должна думать о создании социально значимой ячейке общества – семье, а не о карьере. Из всего того, что я должна, я согласна только любить Вику. Потому что несмотря ни на что она - прекрасна.
Заратустра завещал убить дракона. Я никогда не была трусихой. Я не хочу возвращаться на поклон к тетке. Я не хочу, чтобы Вика насмехалась над проигравшей. У меня нет ни малейшего желания возвращаться домой, в Сибирь побитой собакой. Я должна убить свой страх и переступить порог кухни, залитой дымом Беломора. Я принимаю решение.

Альфа Льва.
Ночью мне снится Вика в золотом платье. Она стоит, облокотившись спиной о капот машины. Черная машина почти сливается с ночью. Золотое платье сверкает в свете фонарей. Она мне улыбается. Глаза смотрят в самую душу. Черные волосы развеваются от едва заметного ветерка. Вика хрупка, как никогда. Ее взгляд пробирает насквозь, вызывая приятную истому. От нее веет такой силой, мощью и красотой! Она прекрасна, и она мне улыбается! Она признала меня. Она меня любит! Я ликую. Я осмеливаюсь сделать шаг вперед. Но что это? Слепит глаза, и я не знаю, что это действует на меня так сильно: ее красота и мощь или сверкание ее золотого платья. Я делаю еще один шаг. И вдруг вижу: платье Вики состоит из золотых чешуек, на каждой из которых написано «ты должен». Я каменею. Вика хохочет своим низким прекрасным голосом. Теперь, когда я знаю, что дракон – это она, я хочу убить ее. Но платье начинает сверкать сильней. Глаза жжет. От боли я не могу подойти ближе. От собственной слабости и Викиной притягательности я в отчаянии. На этом месте я просыпаюсь.

Альфа Льва
Вика колотит по клавишам, когда я с одиноким чемоданом на колесиках оказываюсь в коридоре. Мы сухо прощаемся.
- Желаю удачи, - невозмутимо изрекает она, имитируя участие.
«Хорошая Вика – мертвая Вика» – приходит мне в голову.

Эпсилон Волопаса
У метро меня ждет Маг. Возле него переминается с ноги на ногу печальный грузный гигант с большими ушами. Это Сергей, говорит Маг. А это Лолита. Грустный титан перехватывает у меня чемодан на колесиках, как пушинку. Мы передвигаемся по темной центральной улице, залитой светом фонарей, и я изо всех сил стараюсь запомнить дорогу обратно. Мы шагаем молча. Каждый думает о своем. Ушастик грохочет моим чемоданом на колесиках. Поскольку это единственный звук, который он при мне производит с того момента, как нас представили, мне трудно судить, умен он или нет. У молчуна по-дивчачьи толстая задница. Избыток эстрогенов? Наверное, у него никогда не было девчонки, думаю я. Девчонкам нравятся парни с поджарыми задницами. Не говоря уже о вселенской печали в его глазах. Такое выражение глаз отпугнет большинство жизнерадостных девчонок.
Так или иначе, Сережа гремит МОИМ чемоданом, и он ПРИШЕЛ С Магом, а Маг мне ДРУГ. Друзья же Мага – могут рассчитывать на мою симпатию.
Пока мы просто молча идем эти двести метров. Впоследствии Сережа превратится в моего лютого врага Ушастика. Но пока я этого не знаю, пока мы просто молча идем, и я испытываю к нему благодарность, потому он гремит моим тяжелым чемоданом.

Бета Возничего.
Вот Маг во второй раз в жизни ведет меня по полутемному коридору к двери, где меня должно окатить непривычно ярким светом. Но свет на этот раз кажется мягче. Я расцениваю это как хороший знак.
В комнате ни души. Я задвигаю чемодан под нижнюю койку и забираюсь на вторую полку вместе с йогуртом. Прямо как в поезде.
Маг рядом. Его голова - на уровне койки.
- Ло, если тебя кто обидит, сразу скажи мне – я разберусь.
- Ок.
- Хотя, думаю, никому не взбредет в голову: все знают, что ты – от меня.
- Супер.
- Это самая лучшая комната. Знаешь почему? Нет? Потому что здесь живут две подруги комендантши. Комендантша не поселила бы своих подруг куда попало.
- Ок.
Не в силах выразить свою благодарность, я выраживаю:
- Супер, что тут оказалось место в женской комнате.
- Гм... Не совсем так. Не было тут мест. Просто выгнали тут кое-кого. Чтоб тебя вселить. У нее все равно денег не было, чтоб вовремя оплату внести.
Это производит на меня впечатление. Я смотрю на Мага. Но он держится, как ни в чем не бывало. Тогда и я успокаиваюсь. В конце концов, приходится выбирать, чья шкура тебе дороже: чужая или своя собственная. Не освободись по мановению комендантской палочки полка на втором этаже, я бы сейчас торчала на улице. Вика выгнала на улицу меня, а я выгнала на улицу кого-то еще. Так я получаю свой первый урок: «Не плач по тому, кто упал за борт».
За борт люди здесь падают часто. Поэтому имеет смысл дружить с самыми стойкими. Хотя бы затем, чтоб было с кем выпить чаю.
Маг ушел.

Альфа Центавра
Я жадно поедаю йогурт и смотрю вокруг. Вернее осматриваю мир под моей полкой. Высоко!
Мой Анти-эверест. Взятая мною псевдо-высота. Моя горе-гора. Моя двухэтажная Бастилия.
И все же я восторженно взираю на мир под второй полкой. Смелый и гордый орел на самой вершине горы, готовый взмахнуть крылами и воспарить над миром.
Свободна!
Выше всех!
Надо мною только высокое небо!
С высоты птичьего полета все мои земные неудачи – соринки, увиденные кем-то в моем глазу.
Итак, я сижу на своей горе-горе и жду возвращения с работы народа. Нужно ведь им как-то представиться, что-то сказать.
Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.
Моя нагорная проповедь. Моя подпотолочная правда. Мое Подпотолочное Царство.
Блаженны плачущие, ибо они утешатся.
Мое бескровное мученичество. Мое страдание без слез.
Блаженны чистые сердцем, ибо они узрят Бога.
Вы – соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленой? Вы – свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы.
Моя горе-гора. Мой Анти-эверест. Моя зависшая между небом и землей вторая полка.
И зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме.

Бета Голубя
Я чувствую себя смелым гордым орлом, изучающим местность с высоты птичьего полета. В этот вечер я действительно парю! В свободном счастливом полете. Я выше всех! Надо мной только небо!
Я не преувеличиваю своего блаженства. Я парю выше всех, кого знаю. Может быть, я выше Вики только благодаря двухэтажной кровати в нищей общаге. Может быть, я лечу только потому, что свободна и от Вики, и от тетки и от пугающей квартплаты, которую я одна не могла осилить. Но я, правда, парю!
Интересно, как будут выглядеть другие девять женщин, которые разделят со мной эту комнату. Может быть, они все будут походить на толстую повариху с кухни. Это не так страшно. Вика - примерная худышка, но от этого мое желание убить ее не становится меньше. Теперь у меня не будет никакого индивидуального домашнего «офиса»: девятерым остальным эта комната принадлежала, так же, как и мне. Но и это не так досадно. Можно вообразить, будто нас разделяют невидимые стеклянные перегородки, тогда получается, что наша спальня – это маленький корпоративный офис на десятерых сотрудников.

Гамма Девы
Я млею от вкуса земляничного йогурта.
Чье-то мощное плечо поддевает дверь. На пороге торжественно появляется разбойничиха. Смотрит как будто бы свирепо. Огромные обрюзглые белые руки и ноги похожи на щупальца спрута. Щупальца заняты – но не ножами. Комната заполнилась треском – но не пистолетным. Вокруг дым – но не пороховой. Это скворчит, дымится и вкусно пахнет только что поджаренная картошка в большой сковороде, которую она бережно, как младенца, несет в руках. Тетка дружелюбно бросает: «Я – тетя Маша. Садись! Картошечку покушаем, покудова горячая!»
Я обожаю жареную картошку. По-моему, так лучше деликатеса не бывает. Но у тетки на ноге зияет жуткий нарыв. Может, я просто не голодна, но мне подумалось, что легче переночевать под мостом, чем съесть жареную картошку, приготовленную кем-то, у кого на ноге нарыв.
- Спасибо, - смирно сказала я, - я недавно плотно покушала.
Скоро я могла повнимательнее рассмотреть жильцов моей комнаты. На месте были не все, и пока я видела только взрослых теток. Иногда сюда заглядывали мужчины - чьи-то мужья или любовники – они смотрели на меня. Похоже, я была единственной молодой жилицей в этом богоугодном заведении для нищих и юродивых. Я почувствовала свою значимость. Наверное, мое появление здесь произведет фурор. Вдруг дверь с шумом распахнулась, и в комнату впорхнула совсем юная золотоволосая крошка. «Вот и наша хохотушка!» - радостно объявил грудной голос тети Маши. На пороге девушка обернулась и прокричала кому-то вглубь коридора: «Любишь? Где мой Мерседес?! А??» Она снова хохочет, захлопывает дверь перед самым носом незадачливого ухажера и в изнеможении заваливается на свою кровать. Мы смотрим на нее. С полминуты она лежит с блаженным видом кинозвезды, греющейся в лучах славы и вспышек фото и кинокамер. Затем, с проворностью маленькой обезьянки, она подскакивает и, выудив из пакета упаковку с печеньем, звонко гаркает: «Теть Маш, почему чай еще не закипел?!» «Звезда!» - восхищенно произносит одна из калмычек. «Вот как?» - недовольно думаю я. Оказывается, здесь уже и без меня водились звезды!
Итак, я не единственный свежий бутончик в убогом розовом кусте местного сообщества. Это подтверждается тем, что маленькая обезьянка, которой на вид лет восемнадцать, обратила на меня не больше внимания, чем на тумбочку. Я же, в свою очередь, глазела на нее, как на лучик света в темном царстве.
Прошло, по крайней мере, пять минут, пока юная особа не прервала свою возню и между прочим поинтересовалась:
- Как тебя зовут?
- Ло. Тебя?
- Оля!
И это все! Кажется, с моим фурором полный облом!

8

Альфа Орла
Ловкий фальшивомонетчик – кто-то, о ком я изловчилась наслышаться только из сводок новостей. Курсы кройки и шиться – полезное времяпровождение, которое бесполезно меня миновало. Секс без устали всю ночь напролет – достоинство, которого я еще пока никак не удостоилась.
Вот я просыпаюсь на второй день пребывания в своем новом доме. Чтобы соскользнуть вниз, надежно опираюсь локтями на свою и соседскую кровати, и от неожиданности зависаю в воздухе: на нижней полке, по диагонали от меня, - молодая девушка в наушниках в обнимку с пятилетним мальчиком. За два дня я привыкла, что на этой кровати никто не ночует. Оба смотрят как раз на меня.
- Ленни Кравитц по утрам - это обалдемон. – сообщает мне девушка - Ты подружка Мага?
- Мы едва знакомы.
- Ааа.. Ну, он так и сказал. Но мы ему не поверили.
- А я похожа на подружку, которую стоит стесняется?
- Да мало ли.
- Меня зовут Олеся.
- Я – Ло.
- А у нас ночью вечеринка была, у Оксаны. И Маг там был.
- Ага? – изображаю равнодушный тон - А вы про меня вчера с Магом разговаривали?
- Ну, так, немножко. Интересно же.

Мю Дракона.
Итак, что мы имеем? Маг вчера был на какой-то вечеринке вместе с очень симпатичной поклонницей Ленни Кравитца. И уверяет всех, что я - не его подружка.
Легкий неприятный укол в сердце против зажигательного ритма рока а ля Ленни Кравитца в уши. Что победит?

Ню Дракона Сообщение в форуме официального сайта Чака Паланика: «Да черт возьми, я же сказала, мне все известно!!!»


Альфа Большого Пса.
В ста метрах от нашего общежития расположен очень дорогой ресторан. О нем очень хорошо отзывается самый авторитетный московский ресторанный критик. Каждый день, в какое бы время дня ты не проходил мимо ресторана, вдоль его здания тянется ровная линеечка черных БМВ, мерсов или джипов. Сюда приезжают кушать министры.
Также в ста двадцати метрах от нас находится супермаркет. Самый обычный и ничем непримечательный. Сюда ходят простые смертные и даже мы. На стенке входа здесь, как и во многих других супермаркетах, вывешены фотографии звезд, которые однажды сюда заходили.
В пятидесяти метрах от нас работает магазин для людей особых размеров. Сюда приходят за одеждой толстые люди. Наших среди них нет, и понятно почему. Это не только оттого, что мы не очень-то богаты, чтоб от обильной еды стать толстыми, и не столько оттого, что мы много работаем физически и посему не можем располнеть, а скорее потому, что мы все время трясемся от страху, как бы нас отсюда не выперли.
Сомневаюсь, что обычные люди, которые бывают в этом районе или даже здесь живут, знают о нашем существовании. Нас скрывает высокий забор, толстая железная дверь и никогда не работающий строительный кран. Никто не замечает, что кран никогда ничего не строит, но зато он создает замечательную иллюзию стройки.
О нашем существовании знает только строительная компания, которая должна тут что-то строить, но ничего не строит, и местная милиция, которой эта компания платит мзду, чтоб нас не трогали, пока они ничего не построили.

Альфа Ромео.
Париж называют серым городом. Это правда. Там преобладают серые цвета. Но зато в Париже есть африканские кварталы. Африканские кварталы – это яркое пятно на фоне бесцветного мегаполиса. Одежды африканцев праздничны, почти карнавальные, звуки тамтамов в наступающих сумерках отдают глубоко в подсознании. Именно благодаря им город с наступлением вечера кажется сюрреалистичным: в густых томных сумерках время замирает, луна смущает ум своей откровенной наготой, а ветерок, бродящий по витиеватым улочкам, шепчет о любви, свободе и полетах во сне и наяву.
В нашем гетто живут люди разных национальностей и разных культур. Белорусы, украинцы, молдовы, кавказцы, калмыки, русские. Мы, к сожалению, не так экзотичны, как африканцы. Хотя, наверное, это к счастью – иначе нас бы давно заметили и погнали в шею, лишив последнего.
Понятие гетто требует монолитности, объединения по какому-то признаку. У нас таким объединяющим фактором служит печальное слово «лишение». Я здесь – принцесса. У меня нет только хорошей работы. А остальные лишены всего: нет московской регистрации, нет здесь родных или друзей, приличного жилья, хорошей работы, планов на будущее, образования и, как результат, надежды на лучшее. Поэтому наше гетто не представляет собой никакого чудесного яркого пятна на теле Москвы. Скорее, наоборот, это одно из ее родимых пятен, подлежащих сведению.
Мимо нас проходят, не замечая. Мы сидим, как мыши, не издавая ни звука. Мы не носим карнавальных одежд. Поэтому, рассекреть нас – и мы не привнесем в жизнь столицы никакого изюму. Но зато как наше автономное, засекреченное существование сюрреалистично! О! Только представьте: мы есть, и нас как бы нет! Мы – как другое измерение, существующее в самом центре столицы.
Несмотря на свою серость и убогость, мы могли бы вдохновлять своей сюрреалистичностью художников! Я не художник, но даже я так вдохновляюсь, что в голову лезет куча сюрреалистичных трогательных сюжетов. Все эти сюжеты – сплошной плагиат, картины, которые я где-то уже видела, но которые у меня ассоциируются с нашим гетто. А сколько всего могли бы наваять настоящий талантливый художник!
Когда я думаю о том, что мы есть и нас как бы нет, вспоминается картина «Дождливое такси». Я не помню, кто ее написал. Даже и не помню, так ли она называется. Помню только, что на ней изображено такси, мчащееся под струями дождя через наполненный огнями вечерний город. Город прекрасен. Нереально прекрасен. А рядом с водителем сидит манекен.
Очень странная и впечатляющая картина, скажу я вам. Дождь, как будто, символизирует жизнь. Город вокруг изображает бурлящий праздник жизни. А пассажир такси – неживая кукла. Может быть, у него произошло горе, и его жизнь потеряла из-за этого всякий смысл. А может быть, он мертв, потому что финал его жизни предопределен. Как в фильме Андрея Звягинцева «Изгнание».
В любом случае, чтобы ни было в голове у художника этой картины, обитатели нашего гетто похожи на манекена в такси, рвущемся в самый дождь через праздничный город...

Гамма Гончих Псов.
За окном капает дождь. Я лежу на второй полке вертолета, утонув в белом одеяле, как сугробе. Я думаю. Меня морозит, и я греюсь о нетбук, еще горячий от работы. Цак-цак-цак - холодные капли громко ударяются о стекло.
Меня чуть-чуть потряхивает от холода. Я кажусь себе девочкой со спичками из сказки Андерсена, которая как маленькая мушка намертво угодила в паутину снежного вихря и согревается короткими вспышками деревянных палочек. Только мой снежный плен – мое белое одеяло, которое не греет. Мой коробок с надеждой на спасение – бук, еще горячий от бурных фантазий и бреда хозяйки, сохраненных на жестком диске.
Мысли на сегодня закончились. Но я думаю еще. Ноутбук скоро остынет, и мне нужен дополнительный заряд гениальных идей, чтобы подогреть его. Иначе я замерзну, как девочка со спичками.
Монстры, почувствовав минутную заминку, начинают свою ехидную атаку:
- Если ты такая талантливая, то почему не превратишь гнусную вторую полку в прекрасный кожаный диван? А-то ведь ненароком и упасть можно!
Я же сказала им в ответ:
- Если и упаду, то сломаю лишь спину, а не волю, чтобы продолжать работать, а не пальцы, чтоб стучать по клавишам, а не колени, куда б ставить бук.
Я не сдаюсь - поглаживаю свою волшебную грелку и собираюсь с мыслями. Невидимые монстры с удовлетворением наблюдают за тем, как я подрагиваю от холода, зябко кутаюсь в одеяло, но дальше поглаживания "грелки" дело не идет. Меня злит моя беспомощность, и я выдираю нетбук из-под тяжести одеяльного сугроба, открываю и жму на кнопку power.
Монстры открывают от такой наглости рот. Выпучивают глаза, но уже через мгновение приходят в себя и ехидно щерятся. Цак-цак-цак неожиданно набирает децибелы. Из щелей в окне потянуло льдом. Я лишь поглубже зарылась в сугроб и собираюсь писать.
Но монстры не сдаются. Помимо цаканья я чувствую, что ледяные струи проникают под ворот футболки, мокрый холодом покалывает под мышками, противно липнет футболка к телу, сугроб от воды стынет в лед.
Цок-цок-цок - бушует дождь на улице. Монстры смеются. Но и я не сдаюсь.
Дрожащими кончиками пальцев нажимаю клавиши. Экран загорается. Нахожу нужный файл. Пальцы торопливо - цок-цок - начинают встукивать мысли в железный панцирь. Клац-клац-клац - стучат холодные капли за окном. Цок-цок-цок - набирают ход мои мысли и пальцы.
От кончиков пальцев по телу разливается тепло. Я рада, что борюсь с монстрами, как могу. Тем ничего не остается, как злобно ухмыляться.
А между тем, хотят они того или нет, внутри моего железного панциря, как дитя любви или, может быть, ненависти, растет бомба. Клац-клац-клац от моих пальчиков сливается в единое целое с цок-цок-цок моих мыслей и цак-цак-цак дождя, и вот мне уже чудится, что по окну вместо ледяных капель колотят теплые капельки грудного молока. Того самого, которое питает моего долгожданного младенца.

Альфа Южного Креста
Дождь. Просто бешеный ливень. Я тороплюсь домой по закоулкам и темным улицам сквозь стену дождя, озаряемую вспышками молнии. Бегу, не разбирая дороги. Ноги, как заколдованные, несут меня прямо в лужи. Небо дрожит от раскатов грома. Вспышка: в самую грязь!
Ну и вечерок…
Говорят, вода – темная стихия, питающаяся ужасом. Все самое странное и страшное всегда происходит именно во время ливня или просто возле водоемов. Особенно когда вокруг темно. Например, японцы верят, что во время дождя ночью можно встретить призрака. Не знаю, верю ли я в призраков, но дождь и темнота всегда навевали мне подобные мысли.
Вот передо мной вырос двухэтажный дом с бетонным забором. – Бросаю взгляд на свое окно. Темно. Только дрожит маленький красный отсвет. Прямо, как в аду. Темно и страшно.
Мокрая насквозь, я влетаю в комнату с десятью кроватями. В свете красной лампадки за столом одиноко сидит незнакомка с длинными темными волосами. Перед ней тарелка с рыбьей тушкой.
- Здравствуйте! – говорю, сбрасывая сырую одежду . – Я вас раньше здесь не видела. Вы новенькая?
- Здравствуйте! – отвечает незнакомка. У нее тусклый голос. Тусклые черты лица. Тусклый взгляд из-под темных ресниц. Тусклая кожа. – Я въехала вместо Алены.
Алена, между прочим, это женщина, которая все это время спала подо мной, и мне неприятно это слышать.
- Куда она делась?
- Куда? – она удивилась - А есть ли разница? Здесь все куда-то деваются рано или поздно.
- Откуда вы знаете? Вы же только заехали?
- Только! – она усмехается – Это ты только заехала. А я здесь в доску своя. Я просто на время отсюда съезжала.
Удар грома. Вспышка. Ее лицо озаряется и… как будто преображается.
- Меня зовут Ло.
- Я – Вазиля. Но зови меня Имад.
Я надела домашние джинсы, свитер и тапки. Удар грома. Вспышка.
- Я хочу угостить тебя рыбкой. Не терплю есть одна. – произносит новая соседка.
Я соглашаюсь. Усаживаюсь за стол. Передо мной возникает тарелка с кусочком рыбы. Я начинаю ковыряться вилкой.
Удар грома. Вспышка. Под стулом моей компаньонки что-то блеснуло.
- Что это за лужа вон там? – спрашиваю я.
- Без понятия.
- Гм…
Мы сидим и болтаем о премудростях жизни в нашей нелегальной общаге.
Свет красной лампадки привлекает одинокую моль. Как мотылек с обрубленными жизнью крыльями мельтешит он рядом со светом. Так же как мы, жители этого хосписа.
Глаза Имад-Вазили внимательно следят за молью. Пользуясь случаем, внимательно изучаю лицо Имад. Короткого удара грома и очередной маленькой вспышки вполне достаточно, чтобы это занятие по-настоящему увлекло меня. Лицо моей визави снова другое. Красивое. Резкое. И зловещее. Глаза блестят. Дуги бровей хищно изогнуты, как две змейки. Губы как будто пухлее и пунцовей. Я всматриваюсь в их уголки, ищу едва уловимую полуулыбку. Перевожу взгляд на глаза. Будто в трансе, она смотрит на мельтешащего псевдомотылька. Еще мгновение и…из середины яркого рта выскальзывает язык-змейка. Одно молниеносное движение в сторону красного света, и маленького мотылька больше нет.
Я смотрю туда, где был мотылек. Он все еще тут, бьет крылышками. Я смотрю туда, где было хищное лицо Имад, оно все еще тут, безликое и тусклое. Тогда, чтобы скрыть замешательство, я начинаю расспрашивать ее о том, где и чем она промышляет. Выясняется, что у Имад очень престижная по сравнению со всеми нами работа. Она – курьер в одной крупной турфирме.

Тета Водолея. Я лежу на своей второй полке, слушая в полутьме, как сильно капли дождя бьются о стекло. Цак-цак-цак!
В темноте, со второй полки, такой низкой, что, кажется, проткнешь носом потолок, далекое небо лежит как на ладони.
Цак-цак-цак!
Планеты не излучают свет, я знаю это из краткого школьного курса астрономии, они скрыты тьмой для обычного глаза. Но только не для того, кто шпионит за ними со второй полки вертолета. Мой натренированный взгляд, не задерживаясь подолгу на ненужном, щупает одну планету за другой. Пока я не нахожу одну. Искомую. Очень четко я различаю монстров с бесчисленными руками, похожими на щупальца, и тысячами пальцев, которыми они, как маленькими отростками, бесшумно шелестят. Я закрываю глаза. Я слушаю, как невидимые монстры с далеких планет барабанят своими бесчисленными пальчиками по моему телу. Цак-цак-цак-цак-цак-цак!
Невидимые мостры - невидимые! Об их существовании знаю только я, и это здорово. Иначе как бы я могла позволить их безумным пальчикам щекотать мое измученное тело во время дождя?
Бах!!! Мое тело - безумный плод - с треском лопается в тишине. Цак-цак-цак продолжает стучать дождь по окну.

9

Каппа Геркулеса.
Вот я собираюсь в магазин. Дойдя до курилки, натыкаюсь на Ушастика с салафановым пакетом конфет и бутылкой шампанского. Одна большая шоколадная конфета уже надкусана. Ушастик спрашивает:
- Дать конфетку? Вкусные!
- Давай. - говорю.
- Хочешь шампанское?
- Гм.. А что отмечаем?
- Новый заказ. Квартиру будем отделывать нашей бригадой.
- Пожалуй, буду.
- Неси кружку.
Я возвращаюсь с кружкой, вижу, что к нам спешит еще один собутыльника, отец Ушастика. На его пальце, как на крючке, повисли две железные кружки. Рыжий, в интеллигентных очках он торопится откупорить бутылку и разлить шампанское. Мы чокаемся, с удовольствием глотаем живительные капли и закусываем шампанское красными шапочками.

Гамма Ворона.
Я чапаю в магазин, ощущая приятную тяжесть в карманах. Там – две такие здоровые горсти шоколадных конфет, что кажется, их сунула туда рука атланта.
Интересно, нормально ему совсем без девчонки-то или нет?

Мю Журавля
Имад – одиночка. Она здесь ни с кем не общается, кроме меня. Можно сказать и так, что из всех обитателей общежития я – единственный свидетель ее жизни. Для всех ее как будто и нет. Вот так. Имад всегда либо в бегах между отделами турфирмы, либо молча лежит в своей кровати, завернувшись в одеяло, либо, лежа в своей кровати рассуждает сама с собой о метафизике буддизма. Возможно, Имад выделяет меня потому, что мы делим один и тот же "вертолет". Я - вверху, она внизу. Ей приглянулся низ, потому что она хочет соблюдать девятую заповедь Даса Шилы. В ней говорится о том, что благочестивый человек, практикующий буддизм каждый день, должен избегать высоких постелей.
Иногда она танцует, но тоже так, без свидетелей (возможно, потому что буддизм запрещает танцы). Исключение – опять же я. Так что моя персона что-то вроде приобщена к культу ее личного дзена.

Альфа Ромео.
Вот моя университетская подруга, пожившая в Лос-Анжелесе, рассказывает о своем итальянском приятеле, мечтающем стать известным голливудским сценаристом.
Она говорит:
- Он эмигрант, этот юный аль пачино. Живет здесь года два-три.
Она рассказывает:
- Днем он работает официантом в ресторанчике, а ночами творит. Когда-нибудь он напишет что-нибудь гениальное.
Она продолжает:
- Он много лет пытался уехать в Америку, такая вот у него была мечта. И вот однажды ему повезло: он выиграл гринкарту. Теперь он живет в Лос-Анджелесе и пишет сценарии. Это ночью. А днем - бегает с чаевыми в левом кармане брюк.
Я думаю о том, что смешно работать официантом и мечтать прославиться как сценарист. Это бред неудачника, думаю я.
Поэтому я ехидно щерюсь.
Дальше - больше - я ехидно смеюсь.
Подруга обижается. Почему я смеюсь, недоумевает она. Ведь это только ПОКА, говорит она, пока он не написал ничего стоящего и не продал это в Голливуд. Он, возможно, действительно, талантливый парень, настаивает она.
Я не верю. И смеюсь.

Дзета Ориона.
Невидимые монстры не верят и мне. И смеются. Сегодня ночью в сотый по счету раз. Они заходятся хохотом, слыша, как я стучу клавишами нетбука. Они гнусавят: "Неудачница!"
Я деловито стучу по клавишам, изображая глухую.
«Бред!» - гогочут они.
Ну и пусть.

Альфа Центавра
- Все это я должна знать, как отче наш, иначе меня уволят. – Деля почти с гордостью тычет мне в лицо распечатку меню из нового суши-бара, куда она устроилась несколько дней назад. – Тут все на японском, ну, в смысле, написано русскими буквами, но названия суши я должна произносить на японском. Знаешь, как сложно? А я уже почти все выучила! Проверь! Проверь-проверь! – настаивает она.
Мы сидим с ней в курилке и поедаем связку бананов. Дели – двадцать. Она живет в общаге со своей калмыцкой матерью. Большую часть своей юной жизни она проработала официанткой, и ее любимое слово – чаевые. Она меняет столичные заведения, как перчатки. Не держится ни в одном более трех месяцев. Не знаю, много ли питейных заведений в Москве, в которых она еще не получала на чай. Она всегда уходит туда, где по докатившимся до нее слухам, больше проходимость. А трафик – это в переводе с языка официанта – щедрый чай.
Проверь-проверь! – настаивает Деля. Ее красивые калмыцкие глазки блестят самодовольством.
Я проверяю, и она не делает ни одной ошибки. Хотя, откровенно говоря, не нахожу никакого чуда в том, что твоя память становится очень острой, когда тебе каждые два-три месяца приходится осваивать с нуля новое меню.
- Зачем тебе ноутбук? Ты все время что-то пишешь. – задает вопрос Деля после того, как с успехом проходит экзамен.
- Гм… пишу книгу. – отвечаю.
- Зачем? Просто так, для себя или рассчитываешь, что ее напечатают?
- Почему нет?
- Хочешь прославиться?
- Не откажусь.
Деля скорчила мордочку.
- Ну, давай, пиши, может, что и выйдет. А что за книга? Про любовь поди? – она подмигивает.
- Нет. Мистика. Мистический триллер.
- Ого! – Деля надкусила банан так, что в руке осталась только пустая шкурка – Ты думаешь, что продашь его!
- Может, продам, может, нет. Это моя проба пера. Ученическая книга. Получится не очень – напишу что-нибудь другое, получше.
- Расскажи про что триллер?
- Нет.
- Пожалуйста! Мне же интересно!
- В трех словах не получится. Не стану же я тебе все рассказывать.
- Почему нет? Мы куда-то торопимся?
- У меня есть еще пятнадцать минут, прежде чем я залягу за работа – соглашаюсь я и начинаю повествование. – История выглядит примерно так.
Профессора лингвистики Красина находят мертвым в его квартире. Его неожиданная смерть выглядит самоубийством: просто напился уксусной кислоты. Никаких посмертных писем, ничего, что бы объяснило его решение уйти из жизни, в квартире не найдено. Странная записка в кармане халата покойного с перечислением фамилий известнейших писателей ХХ века смахивает на бессмыслицу. Судмедэкспертиза не обнаруживает ничего подозрительного, милиция не фиксирует ни звонков, ни писем с угрозами, ни следов присутствия чужих в доме, и дело закрывают. Но дежуривший в тот день на скорой помощи любопытный медбрат – студент мединститута – копирует странный предсмертный список. Позднее он передает его девушке, в которую не на шутку влюблен, - соседке по лестничной площадке красавице Полине. Ей список приходится как нельзя кстати.
Полина – двадцатилетняя студентка журфака на грани вылета. Разочарованная в жизни, она тусуется с местной богемой, балуется философией и выпивкой, и время от времени покуривает травку ради расширения сознания. Учебе она уделяет так мало времени, что однажды декан лично рапортует ей о приказе на отчисление. Не желая огорчать больную мать, девушка убеждает декана дать ей еще три месяца. За этот срок она проведет собственное журналистское расследование, проливающее свет на необъяснимые суициды внешне благополучных и успешных людей. Случай профессора Красина становится ее первым делом.
Полине удается договориться с матерью профессора об осмотре его вещей. В личной переписке лингвиста она обнаруживает всего одно подозрительное письмо. Датированное месяцем ранее, чем смерть профессора, адресованное некому Виктору Юрьевичу, оно гласит: «Я на пути величайшего открытия. Пока ни о чем не спрашивай. Я напуган и очарован. Я растерян, как никогда». Среди гор книг, валяющихся грудами прямо на полу, Полина находит залежи романов авторов, перечисленных в списке. На английском, французском, немецком, русском языках. Их страницы испещрены разными непонятными знаками и пометками, сделанными почерком хозяина квартиры. Также она обнаруживает папку с газетными вырезками за разные годы. Статьи посвящены военным событиям, природным катаклизмам, крупным катастрофам с большими человеческими потерями, созданиям политических альянсов, слияниям крупнейших мировых концернов, научным открытиям мирового значения. Каждая статья обозначена красным маркером: инициалы одного из писателей, название романа, глава. Полина в недоумении. Связаны ли эти находки с заоблачным открытием ученого или его интерес к культовыми писателями носит безобидный характер литературного увлечения? Разговоры с коллегами и друзьями профессора на тему его последних исследований не проливают свет на таинственный список. Тогда девушка связывается с Виктором Юрьевичем, пытаясь с его помощью найти хоть какую-то нить. Но школьный друг Красина обладает лишь скудной информацией. В одном из писем год назад ученый упоминал свое новое увлечение: НЛП, а также кодирование и шифровка информации.
Полине удается познакомиться с военным в отставке, бывшим кодировщиком, который немного увлекается НЛП. Она отвозит ему ксерокопию статьи про войну в Афганистане и текста главы, указанной маркером. Александр обещается перезвонить, как только что-то прояснится. Через неделю он связывается с девушкой и просит привезти дополнительные образцы, желательно связанные с войной. Полина отвозит ему копию статей про войну в Боснии и Ираке, а также тексты глав произведений, указанные профессором. Пока журналистка напряженно ждет звонка, она интервьюирует родных и близких еще девяти людей, неожиданно покончивших с собой в их городе в ближайшем прошлом. Через две недели Александр звонит и взволнованно просит ее приехать. Полина выезжает за город, как только освобождается, но приехав на его загородную дачу через три часа после разговора, понимает, что опоздала. Возле дома – карета скорой помощи и милицейский уазик, а во дворе толпятся соседи. От одного из соседей она узнает, что хозяин дачи повесился…
- Все, – говорю я, - мне еще нужно поработать. – Спасибо за компанию.
- Спасибо за бананы. Интересная история. А продолжение ты уже написала?
- Да, конечно.
- А когда расскажешь дальше?
- Как-нибудь. Ну, все, пошли в комнату.
- Ну, так хоть намекни, что будет дальше?
- Не-а.
Мы идем обратно с нашими кружками, с запиханными в них шкурками от бананов. Деля таинственно улыбается.
- Значит, хочешь прославиться, говоришь? - спрашивает она немного ехидно.
- Хотелось бы. – просто отвечаю я, давая понять, что разговор окончен.

Ламбда Девы.
Жизнь преподает мне еще один урок: в любом обществе, каким бы крохотным и жалким оно не казалось, рано или поздно появляются классы. У нас в общаге это белые господа и чернь.
Парадом в классе господ руководит комендантша общежития и ее друзья, куда примыкает и Маг. Чернью же - все остальные. Нейтралитет держу только я. В основном, потому, что я не в формате ни тут, ни там.
Аристократов считают чуть ли не белыми воротничками. Это штучные люди. Их видно издалека. Аристократы могут выгнать отсюда любого неугодного. Они обладают дипломатической неприкосновенностью: никого из них не выбросили бы за борт в случае несвоевременной уплаты. Кроме того, у них есть такие весомые преимущества, как приличные подушка и матрац.
С аристократами нужно дружить. Например, благодаря тому, что Маг тесно якшается с аристократами, он смог выгнать кого-то ради меня…
У аристократов есть и свое привилегированное времяпровождение: закрытые вечеринки, на которых ни меня, ни чернь не ждали. Аристократы штучные персоны, и их количества - константа. Может быть, эта цифра напрямую связана с количеством гостей, которых квартира Оксаны готова принять на один вечер и одну ночь.

Бета Андромеды.
Неведение порождает любопытство. Я не знаю, как выглядят эти таинственные вечеринки. Мне, отверженной, но наделенной богатым воображением, кажется, что они походят на оргии римских патрициев. В воображении рисуются опрокидываемые ведра водки, опустошаемые кадушки с солеными огурцами и затем опрокидываемые на кровать тела комендантши Оксаны и ее подружек…
Маг ходит на эти вечеринки. Но он нем, как рыба.
Он, конечно, мне не пара, но…

10

Бета Льва.
- Я вам клянусь, домовой есть в каждом деревенском доме. - на ночь глядя вещает Валя-украинка с верхней полки - А если их в городах нет или у нас, например, так это, может, потому, что наш дом - каменный или потому, что у нас слишком много народу здесь - где уж тут одному домовому справиться со своей работой!
- А у него еще и работа есть? - хихикает Олеся - Я думала, он только баловаться по ночам горазд, щупать кого-нибудь или душить или банками греметь!
- Глупости! - Валя вещает дальше. - У него много работы. Он заботится о семье и хозяйстве. Например, если банка с варением вдруг захочет упасть, он ее поймает. Калитку закрыть забудешь - он закроет, чтоб, не дай бог, воры не зашли.
- Что ж вы прямо видели, как он банками с вареньем жонглирует? - не унимается Олеся.
- С какой стати домовой будет жонглировать перед кет-то банками? Клоун он что ли?
Мы ржем.
Валя обиженно продолжает:
- Нет! К вашему сведению, домовые - невидимые! Они не садятся, как ни в чем не бывало, за стол обедать вместе с другими и не занимают очередь в баню!
- Если они еще и туалет не занимают, то у них должны быть ангельские крылья! Чего они только из деревень не улетят куда-нибудь на Канары?
Мы гогочем.
Валя продолжает:
- Пока я жила с родителями в деревне - у нас ни одной банки с огурцами или вареньем не разбилось! Это о чем-то говорит.
Валя продолжает:
- Вообще, домовой - опекун скотины. Ну и птицы тоже. Это основное. Он ее кормит и поит, подгребает корм в ясли, чистит, расчесывает гриву лошадям, заплетает ее в косички. Лошади - это его слабость! Но ему не вякая скотина по душе придется. Если ему не угодить мастью или породой, он будет лошадь гнобить.
- Что же, кормить-поить не будет? А на что же хозяин?
Мы умираем от счастья.
- Ой, дуры! Просто он лошадь мучает. Приходишь по утру - а она вся в поту! С морды - пена кровавая капает! Видно, что кто-то его за ночь заездил. А лошадь всю ночь в стойле заперта была. Кто же, кроме домового может? Даешь лошади корм, уходишь, а домовой овес убирает, а вместо него навоз подкладывает. Такая скотина издохнет быстро. Поэтому лучше сразу покупать скотину, которая придется "ко двору" домовому. А то и деньги потеряешь и вкалывать будешь на нее зря.
- Как же узнать вкус домового? Обсудить с ним это?
Мы трясемся.
- Ну, мы всегда держали пегих лошадей и коров белых с коричневыми пятнами. Отец мой это еще от своего отца узнал. Но вообще, в деревне, я слышала, так делают. Его надо увидеть. И в зависимости от того, какого цвета у него волосы на голове или шерстка на мордочке, такой масти и должна быть лошадь или корова.
Мы интересуемся у Вали, как его можно увидеть.
- В пасхальную ночь надо надеть на себя лошадиный хомут, покрыться бороной, зубьями на себя, и сидеть между лошадьми, которых он особенно любит, всю ночь. Смотреть на него надо одному. Иначе может случиться беда. Еще его можно увидеть в Чистый четверг или на Рождество. Подняться со свечой на чердак, а на Пасху...
- Хватит глупости болтать на ночь глядя! Какие домовые! - девочка-мафиози возмущается не на шутку. Она историк по образованию.
Она говорит:
- Это пережитки язычества! Еще вспомни о кикиморах, упырях, дремах, баюнках!
- А и они есть! - говорит тетя Маша-повариха. - Давайте о них поговорим!
Мы буквально сотрясаемся от смеха.
- Все, спать!

Каппа Геркулеса.
Вот я сижу на кровати с нетбуком и смотрю, как Имад выплясывает танец живота. Я никогда не говорила, что Имад – красива даже в своей тусклости?
Она в одном лифчике, зато на бедрах - красный шелковый платок, на шее - нитка бус, на руках - браслетики со звенящими монетками. Имад говорит, что танцовщица даже во время тренировок должна выглядеть на все сто. Это помогает утвердиться в своей высшей женской сущности.
Имад - ненастоящее имя. Но она просит, чтобы мы называли ее так, потому что все исполнительницы танца живота берут себе сценические имена, выбирая что-нибудь выпендрежное. Восточное, другим словом. В переводе с арабского "Имад" значит "удача".
Сквозь железные прутья спинки кровати я вижу ее красивый профиль. На ее месте я бы назвалась Шехерезадой, так она красива.
Через прутья я вижу только ее четко очерченный профиль и волны темных волос. Иногда она поворачивает ко мне свое лицо и загадочно улыбается сквозь прутья. Все-таки она красивее, чем Шахеризада!
Если я смотрю влево, я частично вижу ее отражение в большом зеркале над маленькой переносной плиткой. Она говорит, тренироваться надо перед зеркалом: зеркальное отражение помогает танцовщице оттачивать технику.
Я скашиваю взгляд влево, в зеркальное отражение Имад. Она как раз делает "качалку". Ее миниатюрная грудь ловко поднимается, описывая круг. При этом она, наверное, красиво двигает руками, но зеркального изображения хватает только на тело чуть пониже бедер и на руки до локтей. Но это все же лучше, чем любоваться только красивым профилем.
Вот она эротично перебирает руками от себя, при этом, как настоящая индианка, двигает подбородком влево-вправо, вперед-назад. Я перемещаю взгляд вперед. Сквозь железные прутья отдельно взятая голова, двигающая подбородком, выглядит болезненно. Как и любая отрезанная, но все еще живая голова. Профессора Доуэля, например.
Но это еще не самая невыгодная точка, откуда можно наблюдать за танцующей Имад. Если пристроиться где-нибудь сзади нее, сразу бросятся в глаза три большуших черных родинки у нее на спине. Расположенные прямо вдоль позвоночника, они похожи на чешую рыбы или... дракона. Имад их стесняется до жути. Эти родинки отпугивают от нее особо брезгливых мужчин.
Я их понимаю…
Вот она приступила к "тряскам". Сегодня ее прямо-таки тянет на "тряски". "Тряски" - прерогатива египетского стиля танца живота. Раз Имад потянуло на "египет", значит сегодня она настальгирует по корейскому дипломату, в одной конторе с которым ей довелось работать лет десять назад.
Корейское посольство и Имад, живущая в общаге нелегалов, - две вещи, которые, на первый взгляд, совершенно не вяжутся друг с другом. Но это правда, когда-то она действительно работала секретарем в корейском посольстве, и ей нравился тамошний шеф. Красавчик и умница. Блистательный парень, одним словом. Так что Имад, рядовая, ничем не блещущая, сотрудница посольства, не разрешала себе в него влюбиться. Она была рыбкой не его крючка, так она мне сказала. Однажды во время новогодней вечеринки он пригласил ее на медленный танец, и ток, который пробежал между ними поставил все на свои места. Но дальше явлений из курса школьной физики дело не пошло.
- Почему ты за него не боролась, Имад?
- Зачем? Если бы он хотел, он сделал бы что-нибудь сам.
- Но неужели ты совсем-совсем не разрешала себе в него влюбиться?
- Если бы он предпринял хоть какие-то шаги, я бы в него влюбилась.
- Может быть, он ждал того же от тебя!
- Не знаю. Когда мужчины чего-то хотят, они обычно делают первые шаги сами.
Не знаю, была ли Имад влюблена в своего дипломата или нет, но я больше всего люблю ее в "египетском" настроении. В такие вечера она танцует с неподдающейся выражению словами напряженностью страсти, которой много, но которая надежно заперта железным замком рассудка.

Альфа Журавля
Вот я сочиняю статью «Как делать деньги на книгах». Ее опубликуют на интернет-ресурсе для писателей-новичков. Естественно, читателями этой статейки как бы случайно окажутся не только соплячки зеленые, а и маститые писаки. (Как же иначе? Ведь они мне ужасно завидуют, хотя и не подают вида).
Чтобы написать коммерчески успешную книгу, пишу я, нужно знать правила маркетинга, как отче наш. Нужно, пишу я, ежедневно между двумя чистками зубов производить мониторинг книжного рынка. В первую очередь поближе познакомиться с игроками, которые в разное время будут играть за вас или против вас. Игроки - это все живущие ныне, заметьте, издающиеся писатели, не зависимо от страны происхождения и жанров, в котором они работают. Приготовьтесь: это самый перенасыщенный рынок из всех рыночных ниш, которые только можно вообразить. Поэтому если вы не уверены в себе – валите отсюда, пока не поздно!
Итак, обратимся к издающимся писателям. Все эти виртуальные персонажи, чьи имена и псевдонимы вы лицезрите на обложках книг - ваши заклятые конкуренты. Но это потом. А сначала, пока вы еще никто и звать вас никак, некоторые из них даже любезно, сами о том не подозревая, побудут вашими гуру. Как вот я теперь. (Это я, понятно, обращаюсь к молодняку, а не к маститам) Так было всегда, так есть и будет. Аминь.
Представьте себе рынок писак в виде огромного торта, нарезанного на множество аппетитных кусков. Те, что побольше, - и есть самые коммерчески привлекательные сегменты рынка. Но не стоит заблуждаться по поводу размера кусков. Размер – не главное. Важнее – розочки да розетки. Что нам нужно – так это эксклюзив! Не лезьте туда, где конкуренция слишком большая, а крем на заветном куске вылизан чужими алчными язычками. Выбирайте непаханую целину. Ах, да, чуть совсем не забыла - выбирайте ту писательскую нишу, в которой вам легче всего будет реализовывать свой литературный дар.
Возможно, вы рискнете создать свою нишу. Тогда, в случае если вам удастся свести вмести новизну формы и содержания с извечными, то есть старыми интересами публики, статус звезды вам обеспечен. Вот так!

Альфа Киля
Разыскивается Джек Керуак
Прикрытие: в двадцать один был забракован военно-морским флотом как параноидальный шизик, после первого литературного успеха получал отказы повсюду в течение шести лет, несмотря на двенадцать написанных романов, КУЛЬТОВЫЙ ПИСАТЕЛЬ.
Продукты х: Бродяги Джармы, В дороге, Город и городок, Подземные, Доктор Сакс, Мэгги Кэссэди, Блюзы Мехико, Книга снов, Видения Коди и т. д.
Радиус поражения: планетарный
Количество жертв: миллионы
Статус: ОСОБО ОПАСЕН

11

Гамма Близнецов
Вылетает ли настоящий талант неожиданно, как камень из пращи, поражающий цель больно и надолго? Или же подобно аппетитному омлету, пересыпанному зеленью и специями, куда щедрая хозяюшка влила чересчур много молока, он долго и мучительно скворчит на сковородке подсознания, прежде чем превратится в полноценный завтрак? Наверное, у кого как. Лично я не искала ЕГО. ОН сам узнал меня в толпе среди тысячи других. Опутал паутинкой легких головокружительных намеков, приучил к себе и только затем показал мне свое истинное лицо. Оно было прекрасным!

Альфа Волос Вероники.
- Эй, Валек, расскажи еще про домовых? Интересно заливаешь! - просят с первой полки второго ряда.
- Я не заливаю!
- Так я ж говорю, ХОРОШО заливаешь! Мы послушаем!
- Раз вы считаете, что я заливаю, я и рта не раскрою. Не люблю врать.
- Ладно, верим-верим каждому зверю! Рассказывай!
- Ну, ладно! Давайте хоть по вопросам что ли?
- Ну какую он там еще работу выполняет? Ну, заливай уже!
Мы брызгаем от смеха.
- Сейчас залью. А про что я заливала в прошлый раз?
- Про то, что домовой скотину любит.
- Ага. Так вот, еще он следит за тем, чтобы домочадцы не ругались. Того, кто спор начал, наказать может. Поскользнешься, например, когда в погреб полезешь, синяк набьешь. Или сковорода тебе на голову упадет. Или ночью душить начнет. Когда мужик гуляет - тоже помогает.
- Это как же? Жену его утешает, пока мужик гуляет?
Мы кудахчем от смеха.
- Нет. Препятствует как-нибудь. Пойдет мужик к любовнице, а по дороге ногу подвернет. Или не встанет у него.
- Ну, тут-то на домового свалить проще простого.
Мы молимся, чтобы остаться живыми после взрыва хохота.
- Ну не знаю. Я просто пример привела. Я только про подвернутую ногу наверняка слышала.
Валя продолжает:
- Если домовой не любит хозяев дома, он их достает. По ночам спать не дает, шумит, и все в доме крушит, вопит дурными голосами, топает, бьет посуду, душит, щиплет, скотину изводит.
- Банки с вареньем бьет?
- И банки тоже.
- И что же, ничего с таким засранцем поделать нельзя?
Мы почти икаем.
- Знахаря звать надо. А вообще, конечно, они в основном добрые, если их всячески задабривать. Хлеб, молоко, мясо оставлять. Хозяином вслух называть.
- А дом на него случаем не надо записать? Хозяин же все-таки!
Мы готовы описаться.
- Нет, правда. Домовых в деревне любят. Они - помощники. И домовые своих любят. У нас в деревне случай был, дом сгорел дотла. Вместе с хозяевами-пьяницами и ребенком. Так домовой там несколько лет так голосил, так плакал по хозяевам. Вся деревня из покаления постарше слышала.
- Так может, это не домовой плакал, а их души?
- Не знаю, может быть. Но в деревне так думали.
- Ну, скажи, откуда ты так уверена, что у вас жил домовой, а не сказки все это, если никто из вас его никогда не видел?
- Видели мы его. Один раз. Перед смертью отца. Отец в больнице районной лежал, а мы своего отца вдруг на кухне увидели, как он лицо под рукомойником умывает. И улыбается так грустно. Весь в черном. Через три дня батя и помер...

Бета Лебедя. Вот кто-то спускает со второй полки подушку на читающую Speed Info Валюху. Та только охает. "Домовой!" - весело сообщают сверху. Все катаются со смеху.
- Во дураки! - Валька бесстрастно встает, забрасывает подушку наверх и снова удобно устраивается с газеткой.

Альфа Южного Креста
Я бью по клавишам бука неутомимыми пальцами, взбивая, как маленькими миксерами, лист экрана в пену. Пенится и океан у меня в голове. Нетбук, урча, как злой и голодный зверь, накалился от напряжения. Маленькими камфорками покраснели от температуры подушки пальцев. Вскипает пузырьками толща воды. Закипает и мой мозг…
Вдруг посреди всего этого я случайно кидаю взгляд на спинку кровати со стороны ног. Там сидит-посиживает, как у себя дома, невидимый монстр. Теперь он более чем видимый. Я смотрю на него, и мне хочется плеваться. Такой он мерзковатый. Он как будто не знает моих мыслей, с шутовской гримасой смирения и преклонения держит ручки сложенными, словно в молитве. Будто молится на меня. В этом его ирония. Надо мной. Решил взять меня измором иронией? Но вот он уже говорит:
- Если ты и впрямь Художник с большой буквы, то почему не скажешь, чтоб скудная мелочь в твоем тощем кошельке обратилась в пачку зеленых банкнот?
И я ответила, задумавшись на секунду:
- Зачем? Чтобы стать богатым, нужно побыть бедным. Никто не может стать тем, кем он уже является.
- Дешевая философия! – возражает монстр - Прикажи деньгам появиться у тебя, и ты хотя бы сможешь сменить этот дряхлый склеротичный бук на мощного, многофункционального, элегантного зверя! Не стыдно тебе хранить свое нетленное творчество в памяти такого оборванца?
- Во что я могу превратить содержимое своего кошелька сейчас? В тридцать иллюзорных серебряников? Думаешь, я променяю своего друга на иллюзию? Придет время, и я разбогатею, и тогда мой верный друг сам собой отправится на заслуженный покой. Убирайся! – и я с сердцем делаю вид, что плюю туда, где балансируя на своих многочисленных ножках, как циркач, на железной спинке кровати примостился монстр…

Альфа Южного Креста.
"Послушай-ка одну байку об одной чокнутой девчонке, которая дула свое и никого не слушала, когда все говорили, что она – полное ничтожество". - говорит девочка-мафиози, когда мы идем в магазин за фруктами. (Я слушаю ее, открыв рот). Я всегда с интересом прислушиваюсь к ее мнениям хотя бы уже потому, что она – уникальный кадр. Тридцать пять лет, живет в одной из женских комнат нашего гетто. Покойный муж, главарь провинциальной мафиозной группировки, был пристрелен во время одной из разборок. Я первый раз познакомилась с женой одного из первых братков, имеющего два класса образования (плюс третий – коридор), которая была бы пухленькой миленькой дурнушкой с двумя красными дипломами престижных университетов. Хотя, может, все дело в том, что мой опыт дружбы с женами «крестных отцов», ограничиваясь просмотром кинофильмов, слишком скуд, чтобы судить.
Она продолжает:
- Это не совсем чтобы байка. Это правдивая история про чокнутую девчонку с чокнутой мечтой.
- Так вот, жила-была одна серая мышка-студентка, - говорит она - ни ума, ни фантазии, ни рожи, ни кожи. Как говорится, одна "золушка" на десять принцесс. Мы все были красавицами, комсомолками, спортсменками, отличницами, всем, чем угодно, и мы презирали мышку. Она была у нас на положении изгоя. А у этой мышки была идея-фикс: подцепить командированного иностранца. У нее был план.
План заключался в том, объясняет она, чтобы ошиваться вокруг международных гостиниц, где проживали командированные принцы из капстран. Девчонка, как заводная бегала туда каждый вечер, лекции пропускала.
- Мы над ней смеялись, считали форменно чокнутой. - продолжает она - Конечно, у нее ничего не получалось, и мы считали это в порядке вещей. Кто-то мог польститься на такое воплощение серости и глупости?
- Но вот однажды она прибежала в университет возбужденная и раскрасневшаяся и сообщила, что у нее все получилось. Мы недоуменно пожали плечами.
Дальше ситуация с серой мышкой стала развиваться так. Она уехала вместе со своим новоиспеченным хорошо обеспеченным мужем за границу. Через пару лет она променяла его на другого, более богатого и перспективного. Через несколько лет и этого мужа постигла та же участь. Еще через какое-то время отправился на пенсию и этот. Что характерно, каждый новый избранник был на порядок круче и успешнее, чем предыдущий. Она вышла замуж в пятый раз и на этом остановилась. Этот муж - настоящий миллионер!
Девочка-мафиози рассказывает дальше:
- Однажды она приехала в гости и пригласила нас в дорогой ресторан. Я плачу, сказала она нам по телефону. Мы пришли. Мы - старые побитые жизнью интеллигентские калоши, с кучей детишек, кучей проблем и мужьями, инженерами-неудачниками. И она - шикарная ухоженная аристократка, легко, радостно и уверенно шагающая по жизни. Вот так.
Мы все крупинки в песочных часах времени, - говорит она, - отличные по своим изначальным возможностях, но равные в мечтах. Все дело в финише, не в старте. Кому-то дается фора. Кто-то обходится без нее. Но фора-то дается слабакам! Ты помни это!
- Дуй свое, и не обращай внимания на тех, кто говорит тебе, что ты – никто! – продолжает девочка-мафиози. – Возможно, завтра, ты окажешься сверху всех тех, кто думал, что это они имеют тебя.

Тета Эридана
Вот я бегу через младшую и старшую школу незаметно и тихо, как слепая кротиха через бесконечные подземные норки-лабиринты. Слепая, я не ведаю, куда бегу. Я не замечаю никого и ничего. И меня не замечают тоже - такая я серая да невзрачная. Мама усиленно выбивает из меня дурь – возникающие в классном журнале то тут, то там «уд.». Вместе с моими выдранными волосами в ее руках, из классного журнала постепенно выкорчевывают тройки. На их место приходят твердые четверки. Но дальше этого дело не идет. Я слишком посредственна, чтобы знать, для чего все это нужно.


Альфа Южного Креста
- Спина - прямая. Подбородок - чуть-чуть поднять. – Мы с девочкой-мафиози стоим в полуосвещенном коридоре. Она обучает меня премудростям дефиле.
- Мягкая, грациозная походка пантеры – первый симптом настоящей женщины. – сказала она вчера наставительно. – Женственная походка привлекает даже больше, чем фигура. У тебя, скажем честно, и с тем и другим проблема. Давай подправим хотя бы походку.
- А я-то думала по своей серости, что симптомы бывают только у болезней. – попыталась шуткануть я.
Девочка-мафиози одарила меня «что я делаю с такой дурочкой» взглядом и заявила:
- Роковая красота, между прочим, - это такая серьезная душевная болезнь, при которой один является носителем и возбудителем, а другой – заболевшим и пострадавшим. Протекает агрессивно и иногда переходит в хронику. Разумеешь?
Такая постановка вопроса мне понравилась, и мы договорились начать занятия на следующий день.
- Корпус – зафиксируй! Идешь только ногами. И попа!
- ???
- Между ягодицами мысленно зажми монету. Не дай ей выпасть!
Выпасть?? Как же! Моя до отказа набитая бутербродами попа намертво заглотала свою жертву. Я двинулась по коридору.
- Боже! Только не как манекен! Расслабься хоть чуть-чуть!
- У меня в заднице монетка! Что ты хочешь?
- Ты идешь, как кукла-робот!
- Мне нужна монета! Настоящая! Может быть, тогда я немного расслаблю задницу. И получится не так скованно.
Я бегу за монетой в комнату и возвращаюсь через пару минут с пятирублевиком.
- Вот. – говорю я, сунув монету, куда положено. И она безнадежно пропадает в моей попе, как в слоте уличного автомата.
- Хорошо. Теперь иди по одной линии.
Я снова отваживаюсь начать движение.
Так я хожу туда-сюда по длинному коридору, а девочка-мафиози следует за мной и дает указания. Руки заложены у нее за спиной.
- Включи немного свою фантазию. Представь, в конце этого коридора тебя ждет новая жизнь. Жизнь успешной красавицы. И всего-то, что тебе нужно, - это продефилировать к ней достойно через весь коридор.
Бедро. Голень. Пальцы. Просто продефилировать к успеху через весь коридор.
- Вперед! У тебя уже получается! Правда-правда! – подбадривает меня мой гуру. – Вперед, к победе!
Бедро. Голень. Пальцы. Колено не сгибать. Я хожу туда-сюда, как заводная. В голове – цель. В попе – монетка, как напоминание о том, что было вложено в достижение цели.
- Не маши руками!
Бедро. Голень. Пальцы. Все эти уличные автоматы с напитками и всякой мелочью, которые можно приобрести, бросив монетку в слот.
- Дуй свое! Неплохо! Не отводи спинку так сильно назад!
Бедро. Голень. Пальцы. Моя попа – чудесный автомат, торгующий красивой жизнью. Брось монету!
- Головку чуть-чуть повыше! Вот так! Умница!
Кусочек славы. Немножко денег. Чуток обожания масс. Все это предлагает волшебный автомат под названием «моя попа». Сколько, интересно, красивой жизни в граммах можно приобрести, бросив в попу-слот пятак?
- Дуй свое! Прекрасно!
Будь это возможным. Превратись мои ягодицы в слот волшебного автомата, исполняющего желания, я бы, не задумываясь, отправила туда все, что я заработала в зоомагазине.
Вот так люди готовы засунуть в ж. самое ценное, что у них есть, двигаясь на пути к своим целям.
- Давай моя голубка, поднажми и дело в шляпе!
«Дело в попе», - мысленно поправляю я.

12

Эта Козерога.
Вот я снова любуюсь красивым профилем Имад сквозь железные прутья. Так бы ее и так, эту ложную скромность и низкую самооценку, злюсь я. Моя злость закипает, и я не выдерживаю:
- Тьфу, Имад! Ты могла бы выйти замуж за дипломата! Откуда такая пассивность и смирение!
- Если бы он хотел, он сделал бы все сам.
- Он пригласил тебя на танец!
- Не знаю. Не судьба, и все!
- Плохая карма виновата?
- Может быть. Не отвлекай меня!
"Не судьба" - знакомая отговорка. И очень удобная! Имад говорит так всегда, когда речь идет об интересных мужчинах, которые появлялись в ее жизни, но которые не проявили достаточной инициативы. А появлялись они в ее жизни часто, особенно когда она работала ресепшенисткой в Интернационале. Это было еще до работы в посольстве.

Гамма Близнецов
В институте, неожиданно для всех, я оказалась в ударе. Мне на голову посыпались круглые, похожие на обсыпанные сахарной пудрой берлинские булки, пятерки. Я щедро кормила ими свое эго за каждой сигаретой в курилке, за каждым кофе, чаем и соком в университетском буфете. В столовке. В общежитие. Я не жадничала - я угощала своими академическими подвигами всех вокруг. Не каждый может этим похвастаться. И я гордилась собой!
На четвертом курсе мне показалось, что я объелась. Я превратилась в среднестатистическую отличницу, подающую надежду клацающим зубами в поисках перспективных аспирантов профессорам. Берлинские булочки двадцать четыре часа в сутки сделали свое дело. Я заплыла жиром, и сквозь глаза-щелки, выглядывающие над раздувшимися, как у хомячка, щеками, я снова не видела ничего и никого. Я опять не знала, куда бежать.
Вместе с ощущением, что из меня прут булки, снова возникло ощущение голода. Я не знала, чем его утолить на этот раз. Моя голова звенела пустотой. От академических подвигов меня клонило в сон. Я впала в летаргию собственной посредственности. Но вдруг нагрянуло спасение. За два месяца до защиты диплома! Буквально за волосок от разинутого полнозубого рта научного руководителя, жаждущего продолжения булочно-академического банкета!
Итак. Я ОСОЗНАЛА, что я талантлива. Я поняла, что обладаю ИМ. И что ОН – это тот самый кусок сладкого пирога жизни, которым мне предстоит утолять голод. Вместо гребанных берлинских булочек-пятерочек!
Меня посетило откровение, благодаря которому я заглянула в свое будущее: вечнозеленеющее листвой и травой долларов лето, трепещущие, как крылышки белых голубок, листы бумаги, покрытые маленькими мушками букв, вечно и бесконечно шуршащие из принтера, бесконечно длинный, извивающийся изгибами дальней дороги розовый шарф и кружка сладчайшего, как сама dolce vita, густейшего горячего шоколада! И посреди этого лета в самых богемных позах восседала или возлежала королева всего этого – Я! На удобном шезлонге, под солнышком каких-нибудь Багам! В уютном плетеном кресле маленького кафе на Монтмантре! За печатной машинкой в дорогом коттедже в престижном шестом округе Парижа! За рулем пухленького, золотистого, похожего на пчелку, дорогого автомобильчика! Это везде была Я! Я! Я! Я! Я, все это ЗАСЛУЖИВШАЯ и всем этим НАСЛАЖДАЮЩАЯСЯ благодаря великому, могучему и неизбывному таланту ПИСАТЕЛЬНИЦЫ! Вот так…

Ню Дракона.
- Итак, что ты собираешься с этим делать? - спрашивает меня Деля решительно, растянувшись на своей койке. В комнате никого, мы легко можем поговорить на щепетильные темы..
- С чем, с этим? - я прикидываюсь дурочкой в надежде уйти от ответа.
- Не виляй! Я просто хочу знать, не стыдно ли тебе будет признаваться, что ты - девственница, когда... ну, ты понимаешь? - глаза юной калмыцкой красотки Дели смотрят на меня с хитрым прищуром.
Она говорит:
- Он может подумать, что ты старая дева. Возникнут вопросы. Он их задаст. Необязательно вслух. Кто знает, может, тебя просто никто не захотел раньше? Или ты просто странная. Никогда не знаешь, что лучше в глазах парней: быть странной или старой девой, которую ни разу никто не захотел даже попьяни.
Ее тягучий, как патока, голос продолжает капать мне на мозг:
- Когда я делала это в первый раз, мне было восемнадцать. Думаешь, я стеснялась? Не то слово! Боялась провалиться сквозь землю. У меня реально было такое чувство, будто я - старая дева!
Она решила перестать быть старой девой не по любви. Просто чтобы расквитаться, наконец, с ЭТИМ. Другие девочки с техникума уже давно стали женщинами, и она не хотела отставать.
- А ты отстала! - говорит она, водя пальчиком по коленке. - Мне интересно, что ты собираешься с этим делать?
Я отвечаю, что ничего.
- Короче, ты будешь ждать своего принца до тридцати? - говорит она.
Я интересуюсь, есть ли у нее какие-либо конкретные предложения. Или это только треп. Или это серьезно.
- Или это вовсе не треп. - отвечает она. - Я никогда не треплюсь просто так. особенно, когда речь идет о подругах.
Некоторые в таких ситуация, говорит она, отправляются в ванную. Там они торжественно закрываются. А в кармане их домашнего халатика запрятана свеча. Не толстая и не тонкая. Такая, чтоб в самый раз.
- Чтоб было эффективно и не больно. Я имею в виду, небольно, по сравнению с тем, когда тебя... гм... без всяких там наркозов пытаются протаранить вот такой дурой! - она соединяет указательный и большой пальцы в полукольцо.
Она говорит:
- Это резонно!
Я колеблюсь несколько секунд и отвечаю:
- Наверное, хороший способ. Но у меня нет ванной. Вот в чем проблема.

Бета Зайца
ВСЕ началось с неожиданных намеков, похожих на отголоски мечтаний, которые зародились где-то в моем сердце, но еще не дали о себе знать. Они возникали то тут, то там, не представляя по отдельности ничего значимого, как кусочки загадочного, но многообещающего пазла. И вот однажды они сложились вместе в одну прекрасную мозаичную картину чудесного лета моей будущей жизни. А всего их было три.
Первый намек, похожий на шепот, зацепился и затрепетал на ветке дерева обрывком розового салафанового пакета. Я шла из бассейна в общагу, растрепанная, уставшая, с плохо просушенными волосами. А этот розовый обрывочек чей-то воплощенной мечты все трепетал и трепетал по ветру, не в силах освободиться от плена ветки. Сквозь него, как сквозь розовый леденец, жарило солнце. Вдруг пакетик сорвался с ветки и в свободном радостном полете, переворачиваясь в воздухе, помчался ввысь. Моя голова, словно флигель, повернулась в направлении его полета. Розовый клочок то взмывал вверх, то падал. Он ни разу не коснулся земли…

Альфа Южного Креста
- Ну, так что там дальше-то у тебя в книжке происходит? – спрашивает Деля. Мы идем по темной улице. Возвращаемся в прелести хосписа после небольшого вечернего моциона. Это один из поздних тихих вечеров в Москве, когда тьма прорежается фонарями, а редкие машины – оттуда и сюда - погружают в транс.
- А на чем я остановилась в прошлый раз?
Напротив нас неслышно тормозит БМВ.
- Девушки! – высовывается из опустившегося тонированного стекла темноволосый мужчина в песочном пиджаке – Вас, может, подвезти или…гм… еще что-то?
Я толкаю Делю локтем и отвечаю ему в тон:
- Еще что-то!
- То есть вы… работаете?
- Ага! – отвечаю я, мертвой хваткой вцепившись в локоть подружки. Деля начинает в панике вырываться.
- Замечательно, - он тянется, чтобы открыть заднюю дверку. Но я, подмигнув Деле, смотрящей на меня, как на сумасшедшую, уже кошечкой устремляюсь к опущенному окну.
- Не торопитесь! – мурлыкаю я, облокотившись на окно. – Мы в этом бизнесе новенькие. Понимаете? – я многозначительно смотрю на него – Мы пока еще даже не в курсе цен на рынке этих услуг. – пою я соловьем.
- Понимаю – говорит он спокойно – Сколько вы хотите?
- Но вы-то опытный клиент, может, вы сами огласите прайс-лист на интересующие вас услуги?
- Нет – твердо сказал он – вы должны сами назвать цену.
- Лучше не надо. Если я возьму ее из головы – вы испугаетесь. А я не хочу отпугнуть своего первого клиента.
- А я не из пугливых. Давайте попробуем. Назовите вашу цену!
- Дайте подумать. Гм.. А во сколько вам обошлась эта машинка? Какой у нее, кстати, пробег? Может, вы подарите ее нам?
- Дороговато! – улыбается он. – А что, у вас какая-то особенная техника? Откуда такая цена?
- Ну, вот, говорю же, я вас почти отпугнула.
- А я еще не сказал нет. Я просто хочу уточнить, за что назначена такая цена.
- Откровенно говоря, техника – дрянь. Просто мы – я указывая на Делю, - дорогие ночные бабочки. Так, по субъективным причинам субъективного идеализма.
- А. Понимаю – тянет он. – Брендовые бабочки. – Мы смеемся.
Мы продолжаем дурачиться и хохотать еще минут десять. Он уже стоит на обочине, рядом с нами.
- По-моему, ваша подруга даже не понимает, о чем мы! – говорит он со смехом.
- Не важно. Главное, что она понимает, что я шучу – я смотрю на него многозначительно, подняв брови.
- И я понимаю, что вы шутите! – он смотрит на меня многозначительно, задрав брови.
Мы обмениваемся еще парой шуток и расстаемся почти друзьями.
- Как ты можешь шутить на такие темы? – это первое, что говорит мне Деля, кипя возмущением. – Непонятно, кто из нас девственница! Мне бы даже такое в голову не пришло!
Мы идем дальше. Вот мы уже минуем шикарный ресторан, где обедают министры и супермаркет, где на стенде висят фотографии со знаменитостями.
- Ну, так что было дальше, в твоей книжке, я имею в виду? – обращается она ко мне неожиданно. – Рассказывай, и тогда я прощу тебе эту глупую выходку.
И я рассказываю.
…Никакие доводы Полины не помогают ей упросить вдову покойного осмотреть его рабочий стол. Тогда она решается на отчаянный шаг: подбивает влюбленного в нее соседа по площадке Андрея тайно проникнуть на дачу кодировщика в отсутствие жены. Он соглашается.
Проникнув в дом, они обыскивают бумаги в рабочем кабинете. Нужные бумаги находятся в прозрачном файле: тексты кишат плюсиками и минусиками, цифрами и буквами. С полсотни листов испещрены непонятными алгоритмами. Молодые люди внимательно изучают листки, идентичные один другому, пока, наконец, в самом конце большими печатными буквами не обнаруживают запись: «Game over!» Эта запись обведена в кружок. Прихватив папку, ребята уносят с дачи ноги.
В автобусе ребята пытаются рассуждать, но теряются в самых фантастических догадках. По возвращении домой молодые люди ужинают в гостях у Андрея омлетом и гренками, пьют чай. Их расположение друг другу становится все более теплым. Полина уходит домой, а на следующий день узнает, что Андрею ночью стало плохо с сердцем, его везли по скорой, и он скончался через два часа в реанимации.
К ужасу Полины ясно, что смерти связаны с приобщением в той или иной степени к тайне списка. Остается только загадкой, почему сама Полина все еще жива. Полине не известны причины собственного везения, но искушать судьбу не хочется: она решает забыть про случай профессора Красина и продолжать работать с «обычными» случаями суицида.
Уничтожив бумаги, девушка старается жить, как раньше. Ходит в университет, хотя теперь и регулярно, пересдает сессию, пишет курсовую, делает наброски к обещанной декану статье. С богемными друзьями она завязывает. Но ее жизнь вдруг резко меняется. Все вдруг начинает ладиться, все намерения исполняются раньше, чем Полина начинает прикладывать усилия, жизнь обретает смысл и без травки и алкоголя. Полина как будто превращается в воплощение везения и удачи. На экзаменах ей попадаются те билеты, которые она знает назубок. Она выигрывает деньги в лотерею. В барах, куда она иногда может заглянуть, обязательно оказываются классные парни. Мама как будто пошла на поправку. От успехов у Полины идет кругом голова. Но это еще не все. Венцом странных положительных изменений в ее жизни становится звонок парня, в которого она была безумно влюблена в школе. Между ними вспыхивает головокружительный роман, в котором все происходит прямо как в ее школьных мечтах. Они ходят не иначе, как держась за руки. Обнимаются и целуются до посинения. Она и Денис вместе готовятся к занятиям, сидя в одной комнате, сидя в разных углах с книгами, постоянно ощущая близость друг дружки. Их секс нежен, как в первый раз.
С момента злополучных событий проходит два месяца. Никаких сенсационных открытий на счет таинственных самоубийств сделать не удается. Но однажды происходит очень странное происшествие. На столе у одного из самоубийц, работавшего при жизни, инженером, она замечает тоненькую брошюрку с научными публикациями по антропологии. Автор публикаций – кандидат наук М. Г. Пронин. Полину заинтересовывает тема, и она просит хозяйку квартиры одолжить ей книгу на неделю. Она проглатывает ее за четыре дня и отдает обратно. Но не проходит и двух дней, как она замечает знакомый корешок издания в квартире еще одной самоубийцы. Совпадение удивляет ее. Движимая фантастической догадкой, Полина ищет брошюру Пронина во всех квартирах и… находит. Полина звонит на кафедру университета, на которой, судя по выходным данным, трудится доцент Пронин…
- А теперь тебе надо поработать, моя талантливая девственница? Наверное, ты будешь первой писательницей двадцать первого века, которая написала книгу раньше, чем потеряла девственность! – Деля довольно хихикает.

13

Альфа Журавля
Второй намек, как отголосок моей предыдущей жизни, посетил меня в общественном туалете студобщежития. Я неловко уронила рулон туалетной бумаги, и он молнией слетел с кафельной ступеньки вниз, развернув свой длинный белый хвост. Вспышка! Мне пришлось спуститься с каменной ступеньки за сбежавшим рулоном. Он был уже не годен. Не испачканный своим «высоким и, казалось бы, единственным предназначением» он радостно выглядывал из мусорного ведра, будто в ожидании лучшей доли. Неожиданно я удивилась. Рожденный ползать, летать не может. Но этот кусок бумаги только что доказал обратное. Буквально мгновения назад он во весь дух летел с каменной ступеньки, тем самым сделав выбор между моей попой и шансом на что-то более красивое в своей короткой бумажной жизни.
Моя попа устроила его меньше, чем возможность оказаться после мусорного ведра где-то еще....

Альфа Южного Креста
- Ты бежишь, держа в голове образ уютного домика из зеленого кирпича. Такого симпатичного кирпичика из прессованного доллара. – голос Имад просачивается сквозь прогнившую ткань матраца, как сквозь щель между косяком и дверью сортира.
Это Имад курим свой фирменный бамбук на своей полке. Вернее, мы обе курим наш фирменный бамбук, «делая лежебоку» и страстно предаваясь нашим извращенским хобби. Я без всяких зазрений совести подглядываю за кулуарной жизнью вселенной, а Имад с авторитетным видом Будды учит весь мир правильно жить. Она это обожает. Весь мир, который она обучает уму разуму, это я. В свою очередь, и я, наслаждаясь звездным шоу, не забываю думать о том, что говорит Имад. Можно сказать, это как будто быть на одной волне: мы все время помним друг о друге, если мы рядом. На практике это выглядит примерно так. Прекрасные, как дорогие шикарные женщины, каких видишь в глянцевой рекламе, звезды, планеты, интриги их жителей – все это как увлекательная постоянно меняющаяся авансцена, тогда как бледный перманентный фон основного действа - расслабленный, вдохновенный бубнеж Имад. Он просачивается вверх сквозь грязные поры моего давно нестиранного тощего, как больной цыпленок, матраца, и я в сотый раз volens nolens слушаю о том, что жизнь похожа на бег с препятствиями по кругу в поисках прибежища.
- Да, ты бежишь вперед, в поисках этого чуда-домика, высунув язык, с такими вонючими подмышками, что не спасет никакой шариковый гель. И вот ты на месте. Да не тут-то было! Что выясняется? Это прибежище - временное. И ты бежишь дальше. В поту и мыле. Твоя следующая цель - например, любовь. Ты бежишь дальше. – великий учитель из Имад плохой, выходит так нудно, будто она считывает выходные данные с рулона туалетной бумаги.
Мой замыленный бесконечными блужданиями по небу, запотевший от усиленной рефлексии взгляд бежит дальше в поисках следующей планеты – очередного прибежища.
- Ты бежишь к любви из последних сил, воображаешь, что это панацея от всех бед и страданий. И вот мы на месте. И что же? Любовь заканчивается, превращается в привычку. Женщина или мужчина уходит к кому-то еще или… может умереть, в конце концов. Это не-на-деж-но. И бег по замкнутому кругу в поисках счастья и смысла жизни продолжается! И все это - усиленная гимнастика, от которой ты потеешь, как в финской сауне! – звучит слово в слово как в кратком учебнике по буддизму, который я со страху не получить автомат по истории проштудировала на первом курсе перед семинаром.
Все же представляю себе запах пота, хочу заткнуть нос, а лучше, уши, но не могу, моя святая задача - оставаться на волне с Имад. Поэтому я продолжаю играть с Имад в прятки. Мой взгляд прячет меня за миллионы мегапарсек в очередном «убежище».
В Сибири студенты называют двухэтажные кровати танками или вертолетами. Эти чудные метафоры конкурируют между собой, кочуя из вуза в вуз, с факультета на факультет. Вообще, конечно, «танк» подходит сюда больше. Но это с точки зрения простого смертного, не облеченного даже таким слабеньким талантом, как глядение сквозь потолки. Меня же это сооружение подобно железной птице регулярно возносит в небеса. Лично я голосую за «вертолет».
- Другие ищут прибежища в еде, наркотиках, сексе, но они помогают ненадолго. И ты маешься только больше. И при этом все время от тебя воняет! Твоя карма воняет на всю вселенную, как масло, в котором жарят чебуреки на вокзале, и это плохо! Потому что в следующей жизни ты останешься таким же вонючим глупцом, который ничему не научился в прошлой жизни.
Почему я не говорю Имад дружеское: "Заткнись!"? Потому что выйдет себе дороже. Не потому, что она – из буйных, и мне не поздоровится. Наоборот. Она – самое законопослушное и социально-ответственное существо из всех небожителей нашего двухэтажного Олимпа. Но все же, если я скажу ей: «Уйди к такой-то матери!» или, скажем, «Отвянь!», так, по-дружески, конечно, и она именно так и сделает, - все пропало. Я уйду в ноль. Сдуюсь, как одноразовый шарик для детишек. Лопну, как дешевый презерватив. Так и запишем: ты – неудачница!
Если только я скажу ей: «Отвали!», и Имад отвалит, моя песенка спета. Это точно. Точнее некуда.
Так и запишем: ты станешь такой же скучной и предсказуемой, как начинка какашки. Лузером, одним словом.
Именно поэтому я этого никогда не сделаю. Нет ужки. Не дождетесь.

Как раз для того, чтобы поддерживать свою злость, я и позволяю Имад процеживать мне мозги сквозь сито. Злая-презлая, я нежно поглаживаю нетбук. Я как черепашка с защитным панцирем на животе. И он, мой панцирь, заслуживает ласки. Внутри него, как дитя любви, а может быть, и ненависти растет бомба. И чем я злей, тем быстрее оно растет.
Так и запишем: если ты зол, то разозлись еще сильнее. И тогда, пожалуй, с твоей злости будет толк.

Гамма Близнецов
Третий намек сразил меня в маленькой кондитерской, куда я со своей подружкой забрела, чтобы отпраздновать стипендию. Мне принесли кружку горячего шоколада. Я заглянула в нее. Голова закружилась. На темно коричневом густом фоне сияла белая кремовая розочка. Глазное яблоко. Все вместе это походило на третий глаз. Такой необычный глаз мудрости с белым яблоком и коричневым белком. Странный глаз, призванный созерцать мир и смотреть в самую суть вещей.
Когда всматриваешься в суть вещи, понимаешь зачастую, что внутри она – полная противоположность себе снаружи. И твое представление об этой вещи переворачивается с пяток на голову. Если постоянно смотреть по сторонам, вглядываясь в суть вещей, то с пяток на голову переворачивается весь мир. Нечего и удивляться, что третий глаз предстал пере до мной с белым яблоком, но коричневым белком!
С помощью золотистой ложечки я опустошила кружку до последней волшебной капли. Я как будто поела молодильных яблочек. Только это был шоколад мудрости. Мудрец умеет созерцать. А созерцание – основа созидания…
В этот вечер я возвращалась домой. Вдоль дома, рядом с которым я шла, бежала кошка, к хвосту которой была привязана консервная банка. Кошка отчаянно неслась, силясь оставить тренкающую жестянку далеко позади. Трень-трень-трерь! Кошка умчалась из виду. Терь-трень-трень осталось звучать у меня в голове.
Ночью мне приснился сон. Я – розовая кошка, к хвосту которой привязана большая консервная банка. Я, как ошпаренная, бегу куда глаза глядят, в надежде избавиться от мешающего груза. Трень-трень-трень тормозит мой свободный бег. Раздражает слух монотонностью. Зубастый край жестянки норовит отцапать полхвоста при каждом взгляде назад. Я бешеной пантерой взбираюсь на дерево, с него на карниз, по нему взбираюсь на крышу дома и после секундных колебаний ныряю вниз…
Я оторвалась от земли. Лечу. Свободный полет излечил меня от трень-трень-трень. ОНО заткнулось. Консервной банке будничной серости не по зубам тот, кто летит!
Я вскакиваю в постели. Я знаю! Я видела! Я поняла! Я должна стать писательницей! Вот так божественное провидение намекнуло мне, что мне делать дальше со своей жизнью. И я села писать…

Гамма Ворона.
Невидимые монстры расшалились, как дети. Помимо обидного прозвища "старая дева", которым они меня щедро награждают, помимо издевательского хохота, они еще и пускают в меня солнечных зайчиков!
От обиды я закрываю глаза, с силой прижимаю ладони к ушам, но, кажется, все бесполезно! Мама дорогая! Маленькие чудовища начинают щекотать меня своими зайчиками в тех метах, которые не принято называть вслух в приличном обществе! Они щекочут меня по бедрам, по животику, под мышками, по плечам, а затем двигаются дальше - к груди и лону.
Я ничего не могу с собой поделать: я возбуждена…
Чур меня!

Дельта Змееносца.
В чужой монастырь со своим уставом не ходят, поэтому я их активно осваиваю правила нашей богадельни на практике. Тут не принято заканчивать университеты и работать кем-то, кроме чернорабочих и продавцов газет. Это – нормально и приемлемо, а все остальное воняет снобизмом. Я не хочу быть вонючим снобом и легко мирюсь с таким положением. На вопрос «училась ли я где-нибудь» я, как примерная ученица, отвечаю: «нигде». На вопрос «где ты собираешься работать» я бесстрастно говорю: «на работе». Я никому не рассказываю, что владею иностранными языками – это прозвучит слишком неприлично. Я знаю: мой престиж может взлететь, вознеся меня даже над аристократами. Но стоит ли светиться? Последствия могут оказаться плачевными. Чернь отвернется от меня, как от безнадежного больного, пораженного гангреной самомнения. Или еще хуже, может заподозрить меня в шпионаже в пользу тех, кто – на противоположной стороне баррикад. Что касается аристократов, то большинство из них - девушки, значит, среди них может вспыхнуть зависть. Я помню об их способности выбрасывать неугодных за борт и предпочитаю оставаться в безвестности. О моей принадлежности к касте образованных знает только Маг. Но он не станет меня выдавать. Он слишком хорошо знает правила.

Альфа Южного Креста
Разыскивается Фредерик Бегбедер
Прикрытие: был уволен с должности редактора-разработчика в крупном парижском рекламном агентстве после выхода своего первого романа «99 франков», позднее вел передачу Hypershow, которую благополучно прикрыли, бесплатно консультировал Робера Ю. на президентских выборах – выборы клиент провалил, КУЛЬТОВЫЙ ПИСАТЕЛЬ.
Продукты х: Каникулы в коме, Воспоминания необразумевшегося молодого человека, Любовь живет три года, 99 франков, Романтический эгоист, Идеаль и т. д.
Радиус поражения: планетарный.
Количество жертв: миллионы.
Статус: ОСОБО ОПАСЕН.

Каппа Геркулеса.
Вот мы, я и Маг, блаженствуем на рваной кушетке в коридоре-курилке. В смысле, сидим, болтаем, курим. Не хватаем только кофе. И моего бука.
Маг мне не пара. Но сейчас я с ним по политическим причинам. Он принадлежит к аристократам, значит, не стоит терять его поддержку. Только поэтому. Только лишь.
Я сижу, поджав, как воробушек, ноги под себя, в его куртке, призванной спасти мое не слишком-то щуплое от природы тело от сквозняка. Он - свободно распластав крепкие мускулистые ноги на всю длину прохода, в одной футболке, с проступающими под мышками пятнами пота, мешает людям свободно проходить мимо. Возвращавшиеся с промыслов мужики сначала пялятся на меня, завернутую в кожаную куртку, затем неизбежно запинаются о ноги Мага, что ужасно развлекает его. В промежутках между этими маленькими развлечениями Маг рассказывает мне о своей горной деревеньке в Дагестане.
- Там природа - Адам и Ева обзавидовались бы. У меня семья большая - пять сестер и три брата. Я их люблю. Но многие там несчастны. По всему миру - цивилизация. А там - другая планета. Жесть! Живешь среди каких-то средневековых предрассудков! Взять, например, отношения между мужчиной и женщиной. Взгляды, прикосновения до брака - вне закона. Секс - так это как убить кого! Холостые деревенские парни ходят делать свои дела к вдовушкам. На это закрывают глаза.
Мимо проходят Ушастик с отцом. Они пялятся на меня. Ушастик запинается о ногу Мага. Маг ухмыляется и продолжает:
- Нельзя отменить любовь. Этого добра, как и везде, - навалом. Да только без толку. Общество запрещает любовь вне брака! Конечно, есть и другая жизнь. Там нет свидетелей, и можно позволить себе какие-то вольности. Например, в школе у меня была подруга. Во время уроков мы тихонько переглядывались, потом тайно встречались где-нибудь, где никого не было, болтали, смеялись, держались за руки и обнимались. Нас видели только горы, деревья и солнце. Но их мы не боялись, и вели себя очень дерзко. Раза три я целовал ее в лоб...
Мимо идет очень светловолосый скелет с челкой, одетый в синий синтипон. Он пялится на меня и запинается о ногу Мага. Маг ухмыляется и продолжает:
- Но можно встречаться в тайне сколько угодно, тайные встречи не означают, что вы поженитесь. Невесты знакомятся со своими мужьями в день свадьбы, а женихам указывают на их будущую избранницу отцы. Мою школьную подругу выдали замуж за парня из богатой семьи. А моя семья была бедной.
Мимо идут трое молодых парней. Они щерятся, пялясь на меня. Крайний запинается о ногу Мага. На этот раз Маг не ухмыляется, а просто говорит:
- После брачной ночи родне предъявляют окровавленную простынь. Если крови нет, мужья режут себе палец, чтобы не опозорить жену. Вот так. Один мой друг, который остался в деревне, сильно любит одну из моих пятерых сестер. Она тоже его любит, но они не могут пожениться. Это сестра - вторая по старшенству, а самая старшая еще не замужем. Такое правило.
Я внимательно слушаю Мага, но его слова меня не трогают. Вернее, трогают, и именно поэтому я старательно, кубиком-рубиком, кручу-верчу в голове одну историю, которая помогает мне немного охладиться. Ее рассказала мне в свое время старшая сестра. А моей сестре рассказала ее подруга, которая в свое время проживала в гражданском браке с одним иранцем из Гамбурга.
Иранец боготворил свою первую жену-иранку. Он никогда с ней не спал до свадьбы, даже просто не видел голышом. О таком он и не мечтал. Все, что они могли, это обмениваться полными любви взглядами. Но дальше ситуация развивалась так. Началась брачная ночь, и он впервые, не помня себя от счастья, раздел ее. И что вы думаете? Он увидел ее влагалище. И все. На этом его большая любовь улетучилась. У нее половые губы, видите ли, были так разворочены от природы, что его затошнило.
Что ж? Осталось хотя бы уважение. Спасибо и на том. Я внимательно слушаю Мага, и мне не терпится вякнуть:
- Надеешься меня разжалобить, чтоб в постель затащить?
Но мне неудобно, и вместо этого я грустно спрашиваю:
- Сколько тебе лет?

14

Мю Скорпиона.
Я любуюсь красивым профилем Имад сквозь железные прутья.
Ох уж эти ее буддистские ограничения!
Ох уж эти ложная скромность, низкая самооценка и пассивность!
Подумать только! РЫБКА НЕ ЕГО КРЮЧКА! Меня передергивает от такой метафоры!
Имад танцует танец живота, я смотрю на нее сквозь прутья решетки. Мне вдруг кажется, что это не прутья от спинки кровати, а железяки тюремной решетки. Имад томится в тюрьме собственных предрассудков!
С другой стороны, в те мгновения, когда она поворачивается ко мне, чтобы улыбнуться, она видит сквозь прутья решетки меня. Интересно, приходит ли ей в голову что-то подобное? Если да, то по ее криминальной версии, я сижу в клетке человеческих страстей и желаний, которые по дхарме - источник страданий.
Что ж, может, так оно и есть.

Альфа Ромео. Маг не зря загрустил. И мне грустно. Наверное, у меня на лице написано, как это ужасно, когда тебе тридцать один, и ты вынужден существовать так же убого, как он. Я-то думала, я и он, мы оба только начинаем строить свою благополучную жизнь. Куда там!

Альфа Ромео.
Вот я изучаю лицо Мага с пристрастием доктора, чья задача - по физиологическому состоянию пациента определить его возраст в точности до месяца. На его лице грустная улыбка. Я замечаю густую бордовую сеточку капилляров в его глазах, скольжу пытливым взглядом дальше, по его лицу, и нахожу, что кожа успела по-мужицки огрубеть, гляжу на лоб и напарываюсь на толсто бороздившую его печальную морщинку. Я знаю сколько ему лет. Минуту назад я спросила Мага о его возрасте. Но мне хочется думать, что это - неудачная шутка. Поэтому я усиленно рассматриваю его лицо в надежде поймать его на обмане.

Альфа Южного Креста.
Вот я дожевываю свой бутерброд, запиваю его кофе, тянусь к пачке сигарет и иду в курилку.
Пока я туду добираюсь, вы запомните, на тот случай, если никто не сознавался вам в этом раньше. Если вы – симпатичная девушка, закидывающаяся фастфудом, так что щеки застилают глаза. Молодая девушка, укуривающаяся в доску, так что темнеют зубы, а кожа теряет эластичность. Умная, талантливая девушка, запивающаяся кофе – примерно с тем же эффектом, то это еще не означает, что вы – декадентка, отрицающая навязанные миру стереотипы красоты. Может быть, вы просто не очень счастливы? Или, что еще проще, у вас отсутствует сила воли?
Между делом я вспоминаю разговор со своей университетской подругой. В Лос-Анжелесе, говорила она, люди дышат сексом. Воздух пропитан этой неуловимой субстанцией насквозь. Он благоухает цветами любви, и это благоухание наполняет людей жизненным драйвом. Здесь одна ценность – секс, утверждала она.
В Москве, на первый взгляд, балом правят деньги и секс. Они бликами отражаются в тонированных стеклах дорогих машин, прячутся в блеске мокрого после дождя асфальта, мерцают в бегающих неоновых огнях.
- Здесь столько денег, что захватывает дух! - с восторгом восклицала другая моя знакомая, описывая Москву.
Здесь столько секса, что он похож скорее на разменную монету. Одним словом, как ни крути, Москва – это только деньги.
Итак, мы дышим каждый день деньгами, и это приятно. Когда-нибудь, когда я разбогатею на таком благотворном воздухе и захочу подышать чистым сексом, я куплю билет до Лос-Анжелеса…

Бета Киля.
Устроим себе маленький мозговой штурм. Просто, чтобы немного отвлечься от нелегальной общаги. Вот условия небольшой задачки, которую нужно решить в уме. Сконцентрируйтесь. Вернемся на мгновение в мое безоблачное студенческое прошлое. В одни из жарких летних каникул после успешно сданной сессии. На одной чаше весов мои однокурсники, на другой - я. Поехали.
Дано. Самые лихие из моих однокурсников гоняют волну на досках, там, где есть хорошая волна. А я опасно лавирую между «ловцами за человеками» без регистрации. Самые любопытные с аквалангом ныряют в прохладные воды морей. А я очертя голову ныряю с головой в глубину метро. Самые ленивые – просто прохлаждаются в тени пальм со стаканом сока. А я ловлю тенек стекло-бетонных громадин московских зданий. У меня нет денег, чтобы поехать хотя бы в одно из этих мест. А у них деньги есть. Но зато нет московской тетушки.
Найти: кто весит больше? Спросим по простому: кто кому из нас больше завидует? Они или я?
Решение: если вы сомневаетесь, если вы аккуратно и внимательно приглядываетесь к весам, если украдкой помогаете им пальчиком, в попытке добиться объективного результата, то вы двоечник. Круглый. Раз не могли решить такую простую задачку верно и на раз. Потому что ответ очевиден. Как день.
Весы любят меня, помазанника божьего, чей перс коснулся местной земли, чьи ланиты горели на московском солнце, чьи уста теперь раз и на всегда глаголют истину. Аминь.

Альфа Центавра.
Вот я приезжаю к тетушке на двухчасовую воскресную побывку. Я считаю ее своим врагом, но мне не хочется, чтобы ее из-за меня загрызла совесть. И я имитирую незлопамятство. Тетушка открывает дверь. На мне - новая куртка и новые ботинки, на плече - новая сумка. Тетушка ахает, и по ее первой реплике я понимаю, что она – неисправим:
- С каким олигархом ты ВСЕ ЭТО натрахала? - с ужасом вопрошает она.
- С Мишей Прохоровым, - отвечаю я не моргнув. Я знаю правила игры.
Тетушка недоверчиво улыбается. Она спрашивает:
- Почему, например, не с Сулейманом Керимовым?
- А он не в моем вкусе! – парирую презрительно.
Тетушка бледная, как смерть, но, кажется, продолжает мне не верить:
- Ну правда? Где ты взяла эти вещи?
Я не тороплюсь ее разочаровывать:
- Говорю же, Миша Прохоров подарил. Молодой и холостой олигарх - как раз мой размерчик! А что, ВСЕ ЭТО выглядит так дорого?
- Да. И прекрати дурачиться, когда речь идет о твоей морали!
Тогда я отвечаю ей с полной серьезность:
- Здорово, что они выглядят дорого! Я купила их на Черкизовском рынке. На свою зарплату. Я вообще-то иногда езжу на работу, в зоомагазине, если вы не забыли!
Тетка разочарованно вздыхает. Секс продолжает быть ее любимой темой. Пока я жила с ней в течение месяца она не уставала повторять, что впервые улеглась в постель с мужчиной в первую брачную ночь. (Верится с трудом, поскольку замуж она вышла лет в сорок). В любом случае, она склонна приписывать мне и другим особам моего возраста весь букет грехов, которые ей самой не удалось свершить из-за пуританских принципов.
Секс с незнакомцами, секс в подвалах, секс со стариками – это только шортлист приключений, с удовольствием приписываемых мне. Она придумывала любовные истории, главной героиней которых была неизменно я, не хуже Боккаччо. По сравнению с ее бурной фантазией, «Декамерон» - жалкая выдумка слабоумного графомана. Когда я уходила в магазин за вафлями и задерживалась на пятнадцать минут, первое что она говорила, открывая дверь: «С кем ты была??» Всем своим друзьям и коллегам она хвасталась, что купит мне пояс неприкосновенности. Друзья и коллеги хихикали, а я была безутешна: тетке уж очень жаждалось быть шокированной моей испорченностью, а мне нечем было даже немного порадовать ее неугомонную душу. Я – бездарная в своей хорошести девственница!
Но разочаровывать тетку мне не хотелось. Такое крамольное признание перекрыло бы ей всякий кислород, необходимый для разглагольствований о всех тех запретных физических удовольствиях, которых она лишила себя в молодости. Я сильно подозреваю, что все дело в сожалении. Видимо, тетушка в тайне жалела о своей чрезмерной праведности в былые годы. И это не страшно. Плохо, когда люди не любят сожалеть о чем-то в одиночку. Им нужна компания. Я оказалась самой уязвимой жертвой, которую можно было затянуть в свою компанию страдальцев. Закрой я жестоко эту тему навсегда – это бы убило мою тетушку. А я, понимаете ли, не так жестока…

Альфа Тельца.
Деля сидит напротив меня за столом и размазывает по хлебу треугольник масла. Масло совсем подтаявшее и размазывается по свежему хрустящему куску, как джем. Я проглатываю слюну и запиваю ее глотком кофе.
- Глупо сидеть на диете сегодня, если ты не делала этого вчера. Да и если завтра, наверное, тоже не будешь. - учит она меня.
- Еда - это удовольствие. - говорит Деля. А много ли у тебя удовольствий в жизни, чтоб лишать себя и этого?
Я отвечаю:
- Не знаю, например, птички и хомячки в магазине. Я их люблю! Ты знаешь, сколько их там?
Я начинаю загибать пальцы.
Деля говорит
- Это несерьезно, а я - серьезно. Некоторые с этим что-то делают.
Что именно, спрашиваю я?
- Гм…Некоторые прививают себе гельминта. Тогда можно обжираться и оставаться худым. Или, по крайней мере, можно обжираться. Я слышала, так делали богатые китайцы во время праздников живота.
- Уточни-ка, что такое гельминт!
- Глист. – хладнокровно поясняет Деля - Цепень. Бычий или свиной. Но лучше бычий. А-то от свиного коньки отбросить можно.
Она снисходительно вдается в подробности. Личинки свиного цепня, - объясняет она, - могут попасть из кишечника в желудок, объясняет Деля. У личинки есть крючки, а уж благодаря им она может пробраться дальше - в мышцы и другие органы.
- Представляешь, вот такая жуть заползает тебе в глаз! Или мозг! – Деля делает страшное лицо.
- Короче, пипец! - констатирует она. - Если эта хрень пробирется тебе в глаз, мозг или печень, тебе хана.
Бычий цепень - совсем другое. Это очень милое и безобидное создание, заверяет меня Деля. У них нет никаких цеплялочек, одни присосочки, а в длину они достигают до десяти метров.
- Представляешь, вот такая десятиметровая белая ленточка, - говорит она в восхищении - состоящая из квадратиков, тихонько сидит в тебе, покуривая бамбук, поедая за тобой все лишние калории, о которых ты теперь не должна думать! Вуаля, и ты тоже можешь курить бамбук!
- Это впечатляет! - говорю я.
- Мне в них только одно не нравится: начиная с двухсотого квадратика, они становятся самостоятельными, могут выпазить из задницы и ползать по тебе, например, ночью. Не нравится мне это! Это мерзко!
- Мерзко. – соглашаюсь я.

Альфа Эридана.
Сдохла одна из черепашек. Чуткое, умелое обращение с экзотическими питомцами – забудьте про это, когда я рядом.
Я сижу в подсобке в зоомагазине. У меня обед. Я ничего не ем. Сигарета запихана между пальцами. Я механически сую ее в рот, где забытую нечаянно перекусываю пополам. Омерзительный вкус возвращает меня к жизни. Кофе остыл. Ну и бог с ним. Я занята другим. В мире смущения не до кофе и сигарет. Я думаю о природе влюбленности.
Начало влюбленности похоже на странный футбол. Странный? Футбол? Еще бы не странный! Может быть, ты вообще никогда не играл в футбол, но вот однажды открываешь глаза и... видишь себя в воротах. Ты - в спортивной майке и шортах, застыл в нелепой позе вратаря. Вокруг трибуны, с которых на тебя глазеют тысячи. Эти тысячи что-то там кричат. На поле ты один, и ты сражен удивлением: откуда что взялось? Тут в какой-то момент оглядываешься назад и с испугом замечаешь: в левом углу ворот УГРОЖАЮЩЕ ЛЕЖИТ ЗАБИТЫЙ МЯЧ! Ты стреляешь глазами по трибунам, но, непонятно почему, ОСТАЛЬНЫЕ ПРОПУЩЕННЫЙ МЯЧ НЕ ЗАМЕТИЛИ. Только ты один знаешь. что гол забит. И не знаешь, как вести себя. Ты смущен. Ведь мяч-то там! Но заявить ли об этом во всеуслышание или как-то умудриться спрятать его? И куда его в сетке спрячешь?!

Альфа Южного Креста.
Если вы уверены, что я отлично вяжу крючком, то вы ошибаетесь.
Если вы допускаете, что я ловко подсовываю утки под попы лежачих больных, то у вас все еще велик пробел знаний в области Меня.
Если вы станете драть глотку, защищая мое умение декламировать стихи, то вы меня разочаровали. Вы совсем-совсем не выучили урок по вышеуказанному предмету.

15

Альфа Южного Креста.
На кухне дымится спасительная сковорода с жареной картошкой. (у тети Маши нарыв не зажил, но привыкаешь, блин) Я обливаюсь слюной, думая о сковороде на кухне. Все, что мне нужно, это встать, пойти на кухню и вернуться в комнату с драгоценной добычей. Но я знаю, что ТАМ - находится Маг, и я не могу заставить себя двинуть хоть одним членом.
- Иди за картошкой. - увещает меня тетя Маша.
- Сейчас. - говорю я, глядя перед собой.
Я сижу на кровати Имад, сложив ноги вместе, руки на коленях. Очередная порция слюны стекает вниз, и я нутром пытаюсь проследить ее траекторию от гортани до желудка. Я слышу, как он ворчит. Сейчас это большой рот, по недовольной артикуляции которого при желании можно прочитать его точную форму и объем. Но при всем при этом, я четко чувствую, что где-то там, за стенами и перегородками находится Маг. Поэтому я говорю желудку-губам "заткнись" и продолжаю смирно сидеть на кровати.
Я думаю о том, что Магомед забил мне гол.

Гамма Андромеды.
Я болею смущением.

Альфа Волос Вероники.
Бессонница. Как трудно ее избежать, если ты слеплен из того же теста, что я и Вика! Разве не трудно расслабиться ночью, унять дрожь возбуждения, подавить тревогу, когда всеми фибрами своей стремительной души осознаешь: тебе уже двадцать два, а ты все еще не работаешь на ООН!
Мы с Викой слеплены из одного теста. Мы рано встаем, чтобы работать. И мы поздно ложимся, потому что боимся спать. Как только мы оказываемся один на один с подушкой, мы начинаем с мукой размышлять, какими наполеонами мы могли бы стать, но… еще не стали. Она, бедняжка, лежит в своей однокомнатной квартире и мается из-за работы на ООН. А я лежу в темноте на второй полке вертолета на стремном матраце и страдаю, потому что ни одна из моих книг не была переведена на тридцать четыре языка, а Квентин Тарантино не названивает мне на мобилу и не кричит преданным голосом в трубку, что сценарий для его нового блокбастера должна писать только я!
Больше всего на свете я хочу быть знаменитой и богатой. Вот я лежу по ночам и маюсь, не зная, что предпринять, чтобы стать такой. Потому как, если уж быть до конца откровенной, я за всю жизнь не написала еще ни одной даже непутевой книженции, и на работу меня даже в Москве не берут ни в одно путевое место, молчу уж о Голливуде! Что такого мне предпринять, чтобы стать знаменитой и богатой??? Пока мне приходит в голову только одно: побей своего злейшего врага Вику!
Я засыпаю каждую ночь в своем маленьком гетто с девятью другими женщинами. Мы тут все разные, как камешки на берегу моря. Есть среди нас и косые и кривые, и старые и молодые, и калмычки и русские. Некоторые из нас храпят безбожно. Кое-кто безобразно скрипит зубами. (признак глистов, если кто-то не знает) Наши двухэтажные вертолеты похожи на пчелиные соты, а общий храп, скрежет смахивают на гул из пчелиного домика. Мы – простые труженики, нелегальные гастарбайтеры, выполняющие для столицы самую грязную работу. Но знали бы вы, как сладка моя бессонница посреди этого ночного пчелиного гула!
О, Вика! Знаешь ли ты, догадываешься ли, как ты полна официоза даже в пижаме посреди ночной тишины! Мое сердце замирало на мгновение, когда ты мирно укладывалась на свой ночной пост со своей стороны кровати. Ты ложилась ровненько, на спину и лежала неподвижно и бесстрастно, как будто сидя в кабинке для синхронщика на собрании ООН. А я напряженно вслушивалась в твое равномерное, четко выверенное дыхание и знала, что ты не спишь. Так же, как и я, ты молча лежишь и широко открытыми глазами смотришь на потолок и думаешь. А я лежала, слушала твое, мерное, как маятник, дыхание, и боялась шевельнуться, прервать ход твоих гениальных мыслей необдуманным шепотом. Я лежала без движения рядом с тобой, охраняя покой твоей бессонницы, такой грандиозной и такой значимой! Моя бессонница в тот период нашего совместного проживания была пустышкой. Она была лишь поводом побыть полночным стражем твоих тайных мыслей и грез.
Здесь в общежитие я храплю по ночам. Я это знаю. И мне нет до этого никакого дела. Потому что мой храп теряется в общем пчелином звоне остальных. С тобой же, моя дорогая, я вслушивалась в твое дыхание, пытаясь угадать, уснула ли ты уже или нет, потому что больше всего я боялась уснуть раньше тебя и… захрапеть! О, как бы это было ужасно так расслабиться рядом с лежащей в пижаме Викой! Я бы не простила себе такой оплошности никогда! Это опозорило бы меня в твоих глазах навсегда! И ты смотрела бы на меня свысока, как на низменное несовершенное существо, неспособное контролировать свои мысли и поступки по ночам!

Альфа Южного Креста
Мы с Делей сидим в суши-баре на Тверской. Это не тот суши-бар, в который она устроилась работать. Хотя, впрочем, она уже давно ушла и из него: нашла местечко с более хорошей проходимостью.
- Слушай, а ты не зря все время уходишь куда-то, где выше чаевые. – пошутила я в тот день, когда она объявила о смене работы. – В какой-то момент твои чаевые достигнут верхнего предела. И ты станешь миллионершей!
- Хорошо бы, если так. Но этого, боюсь, никогда не случится. Для этого мне надо открыть сеть ресторанов! А для этого нужно действительно много чаевых!
Мы уплетаем суши и разглядываем симпатичное местечко. Времени уже много: скоро двенадцать. Надо успеть до закрытия метро. Но торопиться не хочется. Это наша первая совместная вылазка вместе куда-нибудь в люди.
За одним из соседних столиков трое молодых черноволосых мачо строят нам глазки. Выглядят, как старшие помощники младших гангстеров итальянского происхождения, район Бронкс.
- Симпатичные парни! – замечает Деля. – Вот только выглядят опасно.
- Опасно, – соглашаюсь я, – особенно в такой небезопасный час.
- Еще по суши?
- Я за.
- Ну, так, может, ты мне сейчас расскажешь, как продвигаются события в твоей книге?
- По-моему, не самое время.
- Почему? Мы же все равно не собираемся знакомиться с теми парнями. Нужно доесть суши. А если опоздаем на метро…Что ж, придется шикануть на такси.
Черт. И почему только ей так легко удается меня уговорить?
…Доцент Пронин оказывается худым, прыщавым, очкастым молодым человеком с вздымающимся горой кадыком. Ему лет двадцать пять, не больше. Он заикается, моргает глазами, но взгляд голубых глаз – жесткий. Он изучает Полину настороженно. Свою книгу он опубликовал за счет одного из грантов крошечным тиражом в 30 экземпляров. Раздавал ее знакомым, соседям, одноклассникам, однокурсникам, просто оставлял экземпляры в общественном транспорте. На вопрос Полины зачем, ответил совершенно спокойно, что просто хотел немного популяризировать темы статей. «Они весьма небезынтересны! - испытующе глядя ей в глаза, резюмировал он. – А с чем связан данный интерес?» Полина ответила, глядя ему в лицо не менее испытующе, что расследует необъяснимые самоубийства, а его брошюра была найдена у всех самоубийц. Глаза доцента сузились, его лицо становится еще жестче. «А что, в нашем мире уже бытует мнение, что книги подбивают кого-то к самоубийствам? – он усмехается и добавляет – А вы сами читали брошюру?»
Да, он прав. Полина тоже читала брошюру и была жива, также как она в курсе списка, и тоже все равно жива. А другие, нет. Что тут скажешь? Да, он выглядит, как обиженный жизнью таинственный маньяк-психопат, способный приговорить к смерти и сотни, и тысячи. Но, гм… А вдруг это совпадение, и доцент здесь не при чем? Если она сейчас скажет ему про программу к действию, список, начнет развивать мысль про брошюру, он наберет номер психушки. Она встает и прощается. «Вот номер моего телефона, если заметите что-нибудь интересное касательно своего…гм… творчества!» - говорит она на прощание.
Что делать в такой ситуации? Что делать с таким знанием? Куда пойти и пожаловаться? В милицию? ФСБ? Но в лучшем случае, засмеют, в средней паршивости - отправят в психбольницу, в худшем – кто-то опять погибнет. В очередной раз Полина решает, что если забыть историю теперь, она уже о себе не напомнит. Статью она фальсифицирует.
Но тайна крепко держит Полину в своих цепких когтях. Ей начинают мерещиться знаки, напоминающие о списке. В газетах, которые она раскрывает, ей мерещится слово «игра». В темах для семинаров она усматривает ключевое слово список. Это устрашающее слово пишут на доске профессора. И удача, которая нагрянула в ее жизнь так неожиданно, вдруг поворачивается к ней спиной во всем. Наконец, под грифом спам ей на имел приходит сообщение с одним лишь словом в теле письма «игра!». В отчаянии она удаляет письмо.
Но на следующий день там уже пять копий. Она с чувством удаляет и их. Но уже через час – их не меньше двадцати. Она удаляет почтовый ящик и заводит новый. Но вместо автоматического сообщения с напутствиями для нового пользователя она получает все то же злополучное послание. Не помня себя от ярости она находит в интернете адрес официального сайта Чака Паланика и заходит в форум. Там она оставляет всего одно сообщение: «Эй, я знаю, кто ты! Я в игре! Скажи правила! Мой номер ICQ 3786594». Ни ответа, ни привета. Будто ушло в пустоту.
Через несколько дней она и Денис сидят у нее дома. Ему нужно съездить к одногруппнику за лекциями, и в 9 вечера он уезжает. Полина включает компьютер, чтоб поработать над статьей и вдруг в нижнем правом углу монитора выскакивает сообщение:. «А вот теперь ты в игре, детка!» Чья-то шутка? Ошарашенная девушка берет себя в руки и пишет:
- Вы кто?
- У тебя нет времени на расспросы. Правила игры таковы: через полчаса ты должна быть в кафе «Сабрина». Там будет наш человек. Он тебя узнает. Опоздаешь хоть на минуту, распрощаешься со своим другом навсегда! Игра началась!
Полина схватила сотовый, судорожно набрала Дена, но в ответ услышала только невозмутимое: «Абонент не доступен». Тогда, накинув вещи, посмотрев адрес в Дубльгисе, она выбежала из дома. У нее еще оставалось 25 минут.

Гамма Андромеды.
Симптомы моей странной болезни становятся все более явными.

Дельта Змееносца
Разыскивается Чак Паланик
Прикрытие: репортер, механик по дизелям, волонтер, санитар в хосписе, гей, КУЛЬТОВЫЙ ПИСАТЕЛЬ.
Продукты х: Невидимки, Бойцовский клуб, Уцелевший, Удушье, Колыбельная, Дневник, Призраки, Рэнт: биография Бастера Кейси, Пигми, Snuff и т. д.
Радиус поражения: планетарный.
Количество жертв: миллионы.
Статус: ОСОБО ОПАСЕН.

Гамма Южного Треугольника.
В свое время я переехала к Викуле, потому что мне надоело выть волком от одиночества. И мы стали выть вдвоем. Но вместе мы провыли недолго. Может быть, оттого что не было третьего, который обязательно выл бы тише всех и на которого падали бы все шишки самого слабого. А так "самого слабого" среди нас не было. Только она и я. И никто из нас не желал выть тише другого.
Теперь я живу в гетто, и вокруг меня столько воющих, что понять, кто в общей массе воет, а кто - подвывает невозможно. Тут главное, с одной стороны, - не выделяться, с другой, не забыться и не начать выть в унисон со всеми по-настоящему. В унисон с другими я могу позволить себе только звонко храпеть по ночам. Начни же я только выть под общую дудку в дневное время, я быстренько забуду все другие мелодии!
Поэтому я широко захлопнула глаза и громко запела свой веселый мотивчик. Я мурлыкаю его в своей голове, не обращая внимания на происходящее вокруг, и этого уже достаточно. Как сказал Оскар Уайльд, все самые важные события в мире происходят в голове!
Счастливые нотки своего мотивчика я уловила среди полок книжного магазина, в которых я еженедельно ковыряюсь в поисках золотой жилы. В глазах рябит. Амели Нотомб, Чарльз Буковски, Элизабет Гилберт, Чак Поланик, Вэй Хой. Я роюсь среди новинок в поисках гениальных произведений, которые могли бы меня вдохновить, и в поисках гениальных авторов, способных стать моими гуру. Я перелистываю странички, как золотоискатели на Аляске перемывали в реке песок. И наконец, в моих алчных пальцах, как кусочек золота, оказался призрак чужой гениальностьи. Это призрак бомбой разорвался в моем сознании. Запел хвалебными одами Эльфриде Элинек, за свой роман «Пианистка», получившей Нобеля. Зазвучал взрывающими сердце минорными нотками фортепиано, нарисованного на титульном листе. Страстно и испуганно зашептал строчками романа. Призрак, твердый как алмаз, и ослепительно блистающий золотом, поселился в голове. Потерялся в одной из извилин мозга. Плотно спрятался под одной из ее глубоких складочек. И как радиодатчик, ловящий волны вышеупомянутой радиостанции, начал бесконечно транслировать мелодию. Это и есть моя веселая песенка, которую я мяукаю себе под нос. В песенке поется, что я должна писать, пока кровь не пойдет носом, лупить по клавишам, пока не сотрутся подушечки пальцев, пока не ослепнут от напряжения глаза, пока я, в конце концов, не взлечу вприпрыжку по радуге своей мечты - не получу за свою книгу Нобеля! Это совсем неплохая мелодия. И особенно мне нравятся ее слова!

16

Ню Дракона.
Вот я читаю «Пианистку» и плачу от счастья, потому что передо мной такая прекрасная в своей гениальности книга. Глаза перебирают строчки, как пальцы четки, и испускают влагу оттого, что я не так гениальна, как ее автор, чтобы сотворить такую красоту прямо сейчас!
Судя по фотке на обложке, Эльфриде должно было быть лет сорок, когда она написала свою «Пианистку». Мне же только двадцать два. Это подает надежду, что в своей бездарности я еще исправлюсь.
Я верю, как в бога, что талант можно отыскать в себе, как сундучок с кладом. Надо только рыть почаще и поглубже. Поэтому я тверда в желании откопать в себе как можно больше жемчуга и алмазов.
В старину алхимики обыскались в поисках философского камня, превращающего в золото все, чего он коснется, и оживляющего мертвецов. Талант похож на философский камень. Он превращает ртуть в золото, как сказал один критик про Амели Нотомб. И он делает людей еще более живыми, наделяя их душу божественной искоркой. Значит, его надо обязательно искать. Вопрос, как? Ответ: так же как и философский камень. Путем проб и ошибок, короче.
Поскольку как искать – я не знаю, такой метод мне подходит. Ошибаться же и пробовать я готова до бесконечности…
Моя бесконечность не резиновая. Найти свой талант я должна до того, как Вике позвонят и позовут переводить для ООН.

Гамма Южного Треугольника.
Ежедневно в Москву прибывают вагоны новобранцев, в поисках лучшей доли готовых сражаться до последней капли крови. Если ты, новобранец, везущий с тобой чемодан, набитый изъянами и несовершенствами, лучше позабудь его на самой верхней полке в купе плацкартного вагона.
Москва не терпит изъянов и несовершенств. Если, как шахид, не оставишь эту вредную ношу в вагоне, прежде чем легко и уверенно спрыгнуть с подножки на перрон, благодаря московскому воздуху они проявятся во всей красе очень быстро, как безобразные яркие пятна на лакмусовой бумажке. И их не спрятать. Москва выявляет все слабости и недостатки, как мощный рентген. Позорные недостатки всплывут на поверхность стремительно и в тот самый момент, когда ожидаешь этого меньше всего.

Бета Голубя.
Кроме того, что меня ото всюду гонят и что я храплю по ночам, у меня есть еще и другие недостатки. Открою вам страшную тайну: я – неаккуратна.
Моя неаккуратность вылетела на поверхность неожиданно и с громким позорным треском, как пробка от шампанского, благодаря моему совместному проживанию с Викой. И я прокляла всех тех, кто до Вики не обмолвился и словом о том, что я – неаккуратна.
Не то, чтобы я никогда ни от одной души не слышала об этом. Я слышала это тысячи раз в самых разных формах. По-крайней мере, от пяти более или менее близких мне людей. Но я не верила им! Не верила не в то, что я – неряха, а в то, что это может быть так ужасно. Помню, когда мне было лет восемнадцать, одна моя родственница рассказала, как ее девятилетняя дочка вынуждена была в школе сменить соседа по парте, потому что у того сильно пахли носки. Бедная девочка, прежде чем решиться на такой отчаянный шаг, долгими бесконечными школьными буднями со смиренным отвращением дышала отравляющим запахом его носков. Наконец, она не выдержала. Моя родственница искренне негодовала, рассказывая мне эту истории. Я же, на всякий случай, подальше задвинув свои ноги под стол, едва сдерживалась, чтобы не зарыдать от смеха. Я нашла эту историю по-настоящему анекдотичной. И смеялась я не над мальчиком в вонючих носках, а над возмущением моей родственницы. Теперь же мне было не до смеху.
Вика зараз расставила все по своим местам в день официального предательства, заявив, что одна из причин, по которой ей неудобно жить со мной, это то, что я – НЕ АККУРАТНА. «Ты в этом не виновата – добавила она великодушно – я думаю, это все из-за того, что ты жила в общежитие. А в общежитии трудно быть опрятным».
Никакая сила в мире не заставила бы меня стать аккуратней, если бы не слова Вики, заставшие меня врасплох, в тот злополучный вечер.
Теперь ледяная вода в душе нашего маленького гетто не переставала шуметь. Другие обитательницы общежития для нелегалов грели воду кипятильниками в кастрюлях. Я же всякой нагретой воде предпочитала обрушивающие на мою бедную голову и плечи ледяные потоки. Это было искуплением за все мои предыдущие грехи. Чтобы продлить очищающее самоистязание, я вначале тщательно намыливалась с головы до пят мылом, добираясь до самых удаленных уголков своего тела, набирала полные воздуха легкие и… крутила ручку. Обжигающие колючие струи оставляли на моем теле тысячи маленьких невидимых клеймо. Вода смывала с меня позор, вызванный Викиными словами. Бесчисленные клеймо, поставленные невидимой рукой таинственного кузнеца, свидетельствовали о том, как мое тело и дух закаляются все больше с каждым днем.
Я могла позаботиться о том, чтобы мои вещи были всегда вовремя постираны. Но мне трудно было позаботиться о том, чтобы они все аккуратно висели на отдельных вешелочках в плательном шкафу. Плательными шкафами у нас служили чемоданы. Тут уж я ничего не могла поделать – я не была волшебницей, а только училась. Шкафов не было даже у аристократов. Не знаю, начинает ли одежда слеживаться и пахнуть, если ее все время держать в чемоданах. Мой нос слишком плох, чтобы это почувствовать наверняка. Но поскольку никто на работе не жаловался и не пересаживался от меня за другой стол, я сделала вывод, что все в порядке.
Вешалку с двумя костюмами, которые я носила постоянно, я зацепила за бортик кровати. Все остальное я просто подвергала учащенной стирке.

Гамма Южного Треугольника.
Интересно, может ли смущение быть заразным? Маг ко мне больше не подходит. Возможно, это связано с моей странной болезнью.

Гамма Козерога.
Я слежу за тем, чтобы от меня не пахло нашим гетто. И это, кажется, у меня получается. Но как я уже сказала, Москва видит все твои малейшие недостатки, как мощнейший рентген или детектор лжи. Ты думаешь, что у тебя все в порядке: твой костюм безупречен, ботинки натерты до блеска, твой духовно-интеллектуальный багаж тяжел, как никогда. Ты уверенно направляешься к самым широким дорогам московской жизни и совсем упускаешь из виду, что, например, под лощеный ботинок ты по рассеянности надел рваный носок. Зачем носиться с такими мелочами? Кто может заставить тебя снять ботинок у всех на глазах именно сегодня? Ты так уверен, что всех обманул, всем видом показывая, что все в порядке. Но нет, детектор лжи засечет даже самую маленькую дырочку на среднем пальце. И тебе крышка. Ты потерпел фиаско!
Четырнадцать часов своей жизни я провожу в гетто. Все остальное время – в зоомагазине, где я выключена из бурлящей московской жизни. И я не встречаюсь ни с одним парнем. Казалось бы, кому какое дело, какие носки я надеваю по утрам: неподходящие по цвету или с маленькой дырочкой на среднем пальце? Лишь бы они были чистыми и не пахли так, чтобы люди вокруг хотели шарахаться прочь. Как бы не так! Невидимому ревностно выполняющему свою работу Мистеру Рентгену недостатков нужно обязательно выставить тебя в дураках вместе с твоими гнусными дырявыми носками!
Для выставления тебя на посмешище у него есть все подручные средства. Это обстоятельства, которые он сплетет для тебя в узел, и ими сдавит тебе горло. Мистер Рентген неразборчив в местах, где тебя «засветят». Это может быть самая захолустная станция метро. Со мной в первый раз это там и случилось. (и надеюсь, в последний)
Я не из тех, кто культивирует правильно подобранные по цвету носки или отсутствие дырочек на них. Даже Вика не заставила меня отказаться от пагубного равнодушия к сим предметам туалета. Я думала, я надежно прячу их под своими ботиночками. Но я жестко ошибалась!

Альфа Ромео.
Вот история о том, как моя маленькая дырочка на носке засияла кусочком голой кожи на всю Москву благодаря стараниям Мистера Рентгена. Итак, я спешу в гетто после работы, чтобы не вылазить оттуда очередные четырнадцать часов. Мне предстоит сделать пару переходов в метро. На одном из них, как вихрь, ко мне подлетает пожилой коротышка в элегантном плаще. Я никого не искала и никого не трогала, тем более пожилых коротышек в элегантных плащах. Но вихрь без всякого спроса обрушился на меня, потому что от Москвы не спрятаться в маленьком гетто. Она все равно – вокруг тебя, атакующая и всепроникающая, заставляющая играть в свои игры.
Москва в лице незнакомца повела атаку. Он почти кричит:
- Вы говорите по-английски? Вы работали на меня?
Я отвечаю невозмутимо:
- Я говорю по-английски. Но я вас вижу впервые в жизни.
- О, верно, я перепутал! Простите!
- Ничего.
- Но все же, вы не слишком заняты сегодня вечером? Я хочу пригласить вас в Большой театр, на премьеру!
Я колеблюсь всего несколько секунд. Гетто никуда не сбежит от меня, если сегодня я проведу там на три часа меньше.
Итальянец берет меня под руку, и мы устремляемся наверх, туда, где кипит московская жизнь.

Гамма Южного Треугольника.
Мой спутник семенит рядом. Он ниже меня на полголовы, но это никого не смущает. Мимо плывут элегантные вывески, красиво украшенные витрины и их обитатели - роскошные девушки-манекены. Их лица и тела прекрасны, наряды баснословно дороги и подобраны со вкусом. Они выглядят, как живые девушки из высшего света. Они – само совершенство!
Слава богу, они – ненастоящие, думаю я, поэтому можно восхищенно таращиться на них сколько влезет. С "живыми куколками" этот фокус не пройдет. На них разрешено любоваться только из-под тишка. Это неудивительно: даже в глазах манекенов - легкое пренебрежение к каждому, кто не выглядит, как они. Что уж говорить про "живых куколок"?
Мой спутник продолжает семенить рядом, я же тащусь от цоканья собственных каблуков. Мне нравится, что на своих циклопических драндулетах я выгляжу на полголовы выше, чем господин, поддерживающий меня под локоть.
Кажется, каблуки отсчитывают секунды, соединяющие два отстоящие друг от друга во времени момента: момент настоящий, где я – убогая жительница конуры для нелегалов и момент моего чудесного превращения в одну из элегантных "живых куколок".
Пока я цокаю на всю улицу рядом с богатым господином, все выглядит иначе. Шикарные девушки-манекены в витринах, как будто сменили гнев на милость, и предвидя наше скорое родство, смотрят на меня скорее оценивающе, чем пренебрежительно.
Вот одна из вывесок привлекает внимание моего итальянца. Он решительно тащит меня внутрь. Я успеваю заметить, что девушка-манекен из витрины подбадривающе мне подмигнула.
Итак, мы - в магазине верхней одежды для дам.
- Ее размер. – командует он и тычет в самый элегантный кремовый плащ.

Гамма Южного Треугольника.
Вот я - в плаще и гляжусь в зеркало. От элегантности фасона, благородства цвета и ткани у меня захватывает дух.
Мой итальянец приценивается. Обрадованная легкой сделкой продавщица называет цену.
Но мой итальянец протестует:
- Слишком дорого! Заберите плащ!
Мы выходим на улицу. «Этот плащ я смотрел не для вас, а для другого человека» - промолвил он. Я заверяю его, что так сразу и поняла. Он успокоился…

Бета Возничего.
Вот мы - в театре. Здесь полно людей, и все глядели на нас. На премьеры обычно ходят солиднейшие люди. Но сегодня премьера никого не интересует - всех интересуем мы. Я в восторге. Особенно потому, что мой старик трусливо ежится под настойчивыми взглядами зрительного зала. Мой старик беспокоится:
- Наверное, они все себя спрашивают, что такой взрослый мужчина делает рядом с такой молодой девушкой!
Я говорю:
- Ничего подобного, скорее всего, они думают, что я ваша племянница.

Каппа Геркулеса.
- Я могу предложить вам работу. - говорит он. - Сколько вы хотите зарабатывать в месяц?
Я называю месячный доход Виктории. Он свистит.
- Это очень хороший доход – говорит он.
Я не собираюсь с ним торговаться и просто соглашаюсь:
- Хороший.
Он продолжает:
- Вас, наверняка, без устали снимают в клипах и кино.
Меня нигде не снимают, признаюсь я. И это большое упущение со стороны продюсеров и клип-мейкеров, думаю я про себя.
Кажется, древо жизни раскинуло передо мной свою роскошную крону, а я, не хуже Евы, внимаю льстивым речам Змия в образе моего итальянского старика. Страсти накаляются.
- Вы поедете в Милан! – чуть не визжит вдохновленный собственными дифирамбами итальянец.
В Библии Змий приволок Еву к древу жизни и уговорил откусить от яблочка одними лишь посулами золотых гор. Операция прошла без сучка и задоринки. Что проистекало, наверное, из общей простоты тогдашней жизни. Это была такая идиллия! Люди разгуливали нагишом. На обед хранительница очага срывала пару яблок или груш, которые по чистоте экологии не слышали про воду и мыло. Вот такое простое и радостное существование. Понятно, Ева опростоволосилась за будь здоров.
Я же - дитя двадцать первого века. В наше время хай-тека мало посулить – гони расписку. А еще лучше – предоплату или аванс. Я знаю об этом, и поэтому голые слова на меня не действуют. Откуда о таких тонкостях было ведать бедняжке Еве с ее фиговыми листиками? В те простые времена об этом вряд ли знал и сам господь бог!
Змий купил Еву на слова. Недорого. Но если на то пошло, то и бог не очень-то изощрялся, выдумывая табу для своих земных детей. Просто запретил одними сло-ва-ми!
Меня же парализует запрет посущественней. Кремовым бельмом на глазу мельтешит передо мной не купленный в бутике плащик. Мельтешит мотыльком всеми складочками дорогой элегантной ткани, не давая вверить свою душу и тело Змию.
Плащ сделал всю игру. Я ему не верю.

Бета Возничего.
Гордыня и самомнение – грехи, которые, как и ветрянка, поражают нас в детстве, когда мы еще неразумны, и только один раз. Такая болезнь длится ровно столько, пока не наступит эффективная терапия – жизнь окунает раздувшегося от гордости, как индюк, страдальца в парашу обстоятельств, и болезнь как рукой снимает. Моя прозорливость с плащиком внушила ощущение всесилия, всезнания и полного контроля. Поэтому когда под занавес итальянец предложил выпить по бокалу красного вина, я не бросилась от него прочь под предлогом позднего часа, темноты и ожидавшей меня дома работы.
- Я пока занят. Я позвоню, когда меня забирать. – таинственным голосом сообщил он в трубку своему шоферу.
В свое время незнакомец по имени Маг предложил мне последовать за ним. ОН сделал это дважды. При первой встрече и при второй. Я послушалась его оба раза. Теперь незнакомец, чье чересчур мудреное итальянское имя я не разобрала даже с третьего раза, позвал меня за собой. И я снова послушалась его. Маг был нищ – и, охваченная любопытством, я доверчиво последовала за ним. За итальянским «Бог знает как его зовут», поблескивающим бриллиантами наручных часов с встроенным в чипом – гарантом, что он всегда знает месторасположение своей жены – я отправилась благодаря любопытству и уверенности, что у такой умной девушки, как я, все под контролем.
Гамма Гончих Псов.
Вот я и итальянец идем через темные улицы.
- Куда мы идем? – спрашиваю я.
- Здесь есть одно хорошее местечко. – загадочно отвечает он.
Мы доходим до метро. Садимся в поезд. Через пару остановок выходим. Снова погружаемся в закоулки.
Мы двигаемся к своей цели подобно евреям в поиске Земли обетованной. И, наконец, останавливаемся напротив темной жилой многоэтажки. Мой проводник поспешает возвестить об этом.
- Ну, вот мы и пришли!- восклицает он – Более спокойного и уютного местечка не найти!
Земля обетованная мрачной тучей нависла надо мной девятью этажами, на каждом из котором – с десяток тишайших, наиуютнейших местечек, где под прикрытием глухих стен можно безбоязненно наслаждаться сладостным вином любого порока. Хитрый итальяшка обманул меня.

Дельта Дельфина.
В двух шагах от нас - дверной порог подъезда. Мы еще не перешагнули его. И мне не обязательно делать это. Мы все еще не переступили порог, и мне кажется, будто я застыла не ПЕРЕД домом, а на ЕГО КРЫШЕ. И это самый ее ОТВЕСНЫЙ КРАЙ. Еще шаг – и пугающая пропасть бесконечности поглотит меня, такую хорошую. Отчаяние сковало меня. Но кто может заставить меня прыгнуть против моей воли? Не столкнет же он меня!
Я не зря упомянула о гордыне и самомнении. Они родились раньше нас. По-крайней мере, меня. Иногда легче сделать этот последний шаг за край, чем признать вслух, что обложался. Обложался, не спрогнозировав такой исход. Обложался, позволив вести себя, как овечку на заклание, к самому краю. «Куда мы идем? Что это за место?» - спроси я это в самом начале, когда он сказал, что есть тут одно хорошее местечко, я бы легко миновала крышу. Я этого не сделала. Ева в очередной раз оказалась такой же лохушкой, как и тысячелетия назад. Но моя гордость, замешанная на самых сильных дрожжах, не позволила мне признаться в этом. И вот я делаю шаг вперед…

Альфа Возничего.
Как это ужасно! Хуже ситуаций не бывает, восклицаем мы иногда, сраженные очередной неприятностью. Но будьте осторожны в словах, бойтесь гневить бога, потому хуже может быть всегда. Я остро, до боли в мозгу, понимаю это, когда, покинув лифт, мы направляемся к двери квартиры. Я понимаю, что под аккуратным правым до блеска начищенным ботиночком у меня скрывается дырка на колготке!!!
Говорят, что, снявши голову, по волосам не плачут. Ой, ли? Дырка! Эта мысль, обличенная в круглую форму на самом большом пальце, пронзила мозг, парализовала нервную систему, окончательно превратила меня в зомби. Как во сне, я вхожу в квартиру.
- Можно не разуваться? – лепечу я.
- Нет, лучше разуться.
- Я…гмм… впомнила, что у меня порвались колготки. Дырка… – мямлю дальше.
- Ничего страшного. У многих дырки. – невозмутимо отвечает он.
Я прошла в комнату, стараясь зиять дыркой, как можно меньше. Боясь присесть, я бегаю из угла в угол, как пойманный в ловушку зверек. Наверное, вид у меня такой затравленный, что он недовольно спрашивает:
- Что с вами? Вы как-то странно себя ведете!
- Мне нужно домой. Уже поздно.
- Но мы только пришли! Даже не присели!
- Говорю же, поздно! Меня беспокоит моя доставка на дом!
- Глупость! Тут не о чем беспокоиться!
- Есть о чем! Кто меня доставит домой?!
- Вы как-то странно себя ведете! Устраиваете истерики из-за всяких глупостей! Прекратите!
- До свидания! – говорю я решительно, почувствовав приятное облегчение.
- Куда вы? – испуганно говорит он, видя, как я решительно иду в коридор.
- До свидания! – говорю я с чувством приятной усталости. – Можете меня не провожать!
- Я не так воспитан! – вспыхивает старикашка и бросается к своим ботинкам.
Мы молча выходим на улицу. Земля Обетованная остается позади. Я даже на нее не оглядываюсь.
- Вы испуганная маленькая глупая девчонка! – говорит он с сердцем.
- И это так плохо?
- Нет, не плохо!
- Так в чем проблема?
Мы снова некоторое время молчим. Потом он снова говорит:
- Ладно. Я старый дурак, который не знает, как общаться с молодыми девушками.
- Что правда, то правда, не знаете. Но вы вовсе не старый дурак.
Мы снова молчим. Метро уже совсем рядом.
- Давайте как-нибудь еще сходим вместе в театр. – неожиданно предлагает он. – Ведь вам понравилось хоть там-то?
- Понравилось – вру я, потому что премьера показалась мне невероятно скучной.
- Отлично! Раз поход в театр это все равно единственное, что у нас двоих получается хорошо, я приглашу вас куда-нибудь еще! Хорошо? Давайте ваш телефон.
Это было мило. Мы расстаемся добрыми друзьями. Он больше мне никогда не звонит. Но разве это важно?

17

Мю Журавля.
Неведомых размеров железная кувалда, кажется, пытается разнести дверь в женской спальне с десятью кроватками. Мы испуганными голубками смотрим друг на друга. Деля встает из-за стола и идет к двери. На полпути она останавливается и вопросительно смотрит на нас. Мы переглядываемся и киваем головой. Она осторожно открывает дверь.
Это Ушастик.
Он говорит:
- Ло, можешь выйти на минутку.
Я выхожу. Он протягивает мне розу. Спасибо, говорю я.
- Ты любишь ходить в кино? - говорит он.
- Ну, да. - говорю.
- Пошли в кино! Какие фильмы ты любишь?
- Хорошие. - говорю.
- Отлично. Тогда я узнаю, какие фильмы будут на этой неделе.
- Нет, - говорю - на этой неделе я все время буду занята.
- Хорошо. Я узнаю, какие фильмы будут на той неделе.
- Нет. На той я тоже буду занята.
Тогда Ушастик говорит:
- Надо жить полноценной жизнью. Нельзя откладывать свою жизнь на потом. Нужно получать удовольствие.
Я с ним полностью согласна. В голове крутится мысль о том, что жизнь доставила бы мне удовольствие, пошли я Ушастика в ж... Но я говорю совсем другое. Я говорю:
- Наверняка, мы когда-нибудь сходим в кино вместе. Но не в ближайшее время. Я весь месяц буду очень занята.

Альфа Тельца.
Вот я читаю интервью с большим гурманом Юрием Грымовым. Он говорит: «Просто так есть нельзя. Нужно учиться обсуждать еду, как музыку. Так развивается мозг, восприятие человека становится более гибким и тонким не только в том, что касается еды, но и в отношении других чувственных впечатлений».
Юрий Грымов учится обсуждать еду, как музыку, в европейских ресторанах высокой кухни. В России, по его мнению, высокой кухни в природе нет. Значит, наверное, нечего и обсуждать. Никто из нас не был в лучших (и даже в худших) ресторанах Москвы. Поэтому нам трудно соглашаться или не соглашаться с Грымовым. Собственно говоря, никто в моем гетто, кроме меня, не слышал про существование Грымова. Но, судя по всему, жизнь в нашей берлоге не так уж и плоха. Потому что кое-что из того, что уходит в наши желудки, мы все-таки облекаем в словесную форму. Причем не сговариваясь. Калмыцкий чай!

Бета Возничего.
Вот я и остальная калмыцкая шатия-братия наслаждаемся калмыцким чаем. Это ничто иное как пища земных богов! Мы если не богини, то, по-меньшей мере, добрые ведьмачки! На переносной плите – ведьминский котел - большая кострюля. Под льющуюся из старенького магнитофона какофонию мы пляшем наши бешеные пляски вокруг кипящей воды, предвкушая праздник. Наши функции, как у настоящих жриц, строго определены. Баина сейчас забросит в воду треть пачки чая, Баира – зальет молоко, Билтяш – добавит кусок сливочного масла и, наконец, я торжественно всыплю большую ложку соли.
Варево весело клокочет, перемешиваемое большим черпаком. Мешаемся друг другу и мы, толкаясь и пихаясь вокруг кастрюльки.
Калмыцкий чай готов, и мы разливаем ЕГО по пузатым кружкам и начинаем разглагольствовать о том, как ОН похож на молоко матушки Земли. О том, что мы - ее детушками, потому что пьем ее молоко. И о том, что, может быть, она выбрала нас в свои любимцы, учитывая, что никто другой, кроме нас, по всей Москве про НЕГО даже не знает.
Беловатая, солоноватая, густая жидкость пьется маленькими глоточками. Мы впиваемся в кружки губами, как голодные младенцы в материнскую грудь, и обсуждаем каждый глоток. Как музыку. Вряд ли мы делаем это так же изысканно-интеллектуально, как Юрий Грымов. Для этого нужно обладать большой копилкой красивых прилагательных. А откуда в нашем гетто процветать чему-то такому ужасному? Мы делаем это запросто. Без всяких наворотов. Обсуждаем каждый глоток материнского молока, навивавающего нам мысли о вещах простых и понятных, даже таким отщепенцам, как мы.
Обжигающий калмыцкий чай звучит пасторальной музыкой. Ни бахами, ни бетховенами, ни шубертами тут не пахнет. Пасторальная музыка рисует перед нами картинки фантастической привольной жизни в сельской местности, где нет московских прописок, вымогающих на каждом углу деньги милиционеров, провинциальных и столичных университетов, городских предрассудков, респектабельных и нереспектабельных работ, а есть только свежий воздух, мычание сытых коров, близкие люди и свой кров. Есть на этих картинах и пастушки с пастухами, играющие на флейте дни напролет. Все эти беззаботные картинки мелькают на дне кастрюли, пока калмыцкий чай набирает силу.
Как сказал Оскар Уальд в Дориане Грее: «Самая обыкновенная безделица приобретает удивительный интерес, как только начинаешь скрывать ее от людей». Калмыцкий чай – часть нашего гетто. А мы здорово навострились скрывать свое пристанище от целой многомиллионной столицы. Неудивительно, что чаепитие доставляем нам массу удовольствия…

Гамма Льва.
Высекание огня из камня, бег с препятствиями, езда на верблюдах – не замечена, не состою, не привлекалась
Дрессура собак – нет, нет, нет!!!
Я размышляю о Джиме Пьерсе, отце известной французской теннисистки Мари Пьерс. Однажды он сказал: «Мари – это прекрасно оттюнингованный спортивный автомобиль. Самый настоящий «Феррари», который построил лично я. Почему же у меня нет права иметь от него ключи?»
Я размышялю о себе. У меня нет чудесного папы с инженерными задатками. Нет даже механика под боком для моральной поддержки. У меня нет ничего, кроме меня самой. Но все же я - исходный материал, из которого я все равно сваяю гоночный болид.
Вот я и сижу в своем воображаемом гараже, где перекраиваю саму себя. Делаю из говна конфетку, как бы сказала моя тетка. И бесперечь бегаю взглянуть на трассу, где в потоке ревущих голосов болельщиков мимо лихо проносятся известные гонщики от пера. Гарсия Маркес. Эльфрида Элинек, Эмили Нотомб, Чарльз Буковски, Чак Паланик – маленькая грозная кучка героев. Своих героев я знаю наизусть.
Гоночная трасса – это полки книжных магазинов и регулярно выдаваемые кому-то (пока не мне) буккеры, пулицеры, нобели. Или просто денежки! Гараж – это мое маленькое грязное гетто, где я стучу по клавишам старенького ноутбука в постоянном страхе, как бы моя машинка не навернулась. Скоро ворота моей сверхсекретной мастерской распахнутся, и оттуда выеду я – литературно-спортивный суперкар с отполированными до блеска металлическими боками и мощным, в тысячу лошадиных сил, движком внутри…
Хорошо, что у меня нет папочки на хвосте. Не придется кому-то отдавать ключик от своей будущей славы. И денежек. Ключ по праву будет принадлежать только мне!
«Кольцевые гонки писателей» - вещь опасная. Всегда есть угроза сойти с дистанции. Исписаться, например. Или просто умереть с голоду, пока хоть что-то заработаешь! Так что рискнет не каждый…

Бета Возничего.
Жаль, что я не владею искусством телепатии. Я хочу, Виктория, чтобы ты услышала оду, которую я сочинила в твою честь. Слушай, любимая. Может быть, московский ветер донесет ее до твоих нежных маленьких ушек. О, Виктория! Одно твое имя означает победу. Я преклоняю колени перед твоим острым умом, амбициями и стальной волей! Твое тело – чудесный сосуд, достойный божественного напитка под названием «Душа Виктории»! Твоя талия тонка, как стан изящной японки! Твоя кожа бела и чиста, как дорогая слоновая кость! Я с умилением вспоминаю твои маленькие чудесные ножки в вязанных носочках, в которых ты сидела за компьютером! Будь на твоем месте любая другая девушка, я бы сказала: твои маленькие носочки, в которых ты ходила по дому. Но ты не из тех примитивных существ, которые приходят домой, чтобы по нему ходить. Ты – небожительница, которая возвращается с работы в милый сердцу родной угол, чтобы…работать, т.е. сидеть за компьютером двадцать четыре часа в сутки! И я восхищаюсь тобой!
Я восхищаюсь твоей работоспособностью и боготворю твою жестокость! Потому что твоя жестокость ко мне есмь любовь!
Не будь ты ко мне так жестокосердечна, я бы не оказалась в лоне изысканных страданий и лишений, про которые я когда-нибудь обязательно упоительно и пронзительно напишу. Не хуже Эмили Нотомб. Обещаю тебе, любимая.
Я так люблю тебя ненавидеть, что даже затрудняюсь сказать, чего в моем чувстве к тебе больше: ненависти или любви. Терзай меня, моя любимая! И я стану сильней в сотни раз. Я восстану из пепла, как птица Феникс, и пролечу так высоко над твоей головой, что у тебя, моя дорогая, закружится голова наблюдать за моей победой!
Да, я пью калмыцкий чай с солью и молоком – это белое пойло сделает мою молодую кровь еще горячей. Я сплю на второй полке жесткой кровати – но эта кровать, для начала переломав мои нежные кости, сделает их такими крепкими, что их не сломают уже никакие удары судьбы! Да, круги в которых я вращаюсь – это не «сливки от сливок», а скорее горькая кофейная гуща. Но эти коричневые песчинки – соль земли, и изведав ее вкус одни раз, я стану на бреющем полете пускать в глаза не пыль, но соль, которая поможет людям зрить правду! Они – соль Земли! Они – свет мира!
Подожди, дорогая! Не радуйся раньше времени моим промахам. Я не сломлена. Твой враг – в засаде. Бойся меня! Как гласит китайская поговорка: если долго сидеть на берегу реки, скоро увидишь, как по ней поплывут трупы твоих врагов. И все будет именно так, как я сказала.

Альфа Овна.
Вот я возвращаюсь поздно вечером с работы. Учет затянулся до одиннадцати часов. В свете фонарей маячат призрачные тени. Черная дверь в бетонной ограде никогда не работающей стройки как обычно таинственно скрипит за мгновение до того, как я протягиваю к ней руку. Темный силуэт мужчины вываливается из разинувшейся пасти двери. (Теперь меня это ни мало не удивляет и не пугает) Я и сама призрачной тенью скольжу внутрь. (Легко притворяться тенью, когда так долго живешь среди других таких) Продираюсь сквозь темноту шаг за шагом, когда вдруг чьи-то огромные руки закрывают мне глаза.
Голос говорит:
- Привет, Ло! У меня есть для тебя подарок.
Узнаю голос Ушастика, поворачиваюсь к нему и вижу, как его рука-лопата неуклюже лезет в большой карман. Она выворачивает оттуда плитку шоколада.
Я говорю:
- Спасибо.
Беру шоколадку и иду наверх.
В комнате с десятью кроватями я кладу шоколадку на общий стол и предлагаю всем угоститься шоколадкой, которая мне не нужна. Я на диете.

18

Альфа Девы.
В Африке на каждого трехтысячного туземца рождается один альбинос. Это пугающая цифра, если учесть, что на черном континенте их не жалуют. Простая арифметика выглядит так. Пятьдесят процентов темнокожих аборигенов считают их исчадием ада и готовы спалить полафрики, лишь бы очищающее пламя унесло с собой всю «белую» нечисть. Другие пятьдесят верят, что кусочек мертвого тела альбиноса, например, палец, замотанный в платок, принесет удачу. Эти ради богатого рыбного улова укокошат и расчленят любого зазевавшегося альбиноса. Одним словом, альбиносам в Африке не везет: на кого не нарвешься – тебе будет не до математики.
Неприязнь европеоидов цивилизованна. Она ограничена словами. Вот что пишут на одном из сайтов: «люди-альбиносы ужасны, а зверушки-альбиносы местами даже симпатичные». Что и говорить: белоснежные, пушистые павлины, белочки, мышки, львы и тигры кажутся мягкими игрушками! Своей красотой они только оттеняют безобразие, какое представляют собой люди с прозрачной кожей и по-вампирьи красными глазами!
За что любить людей с недостатком меланина? Они не похожи на нас. К тому же их мало, и они в своем недуге - слабаки. А как приятно, иметь какого-нибудь слабака под боком и указывать ему на его место!

Альфа Девы.
Устроим себе маленький мозговой штурм. Просто, чтобы немного отвлечься от нелегальной общаги. Вот условия небольшой задачки, которую нужно решить в уме. Сконцентрируйтесь. Перенесемся на мгновение в мое безоблачное студенческое прошлое. В жаркие летние каникулы после успешно сданной сессии. На одной чаше весов мои однокурсники, на другой - я. Поехали.
Дано. Мои лихие однокурсники, гоняющие волну на досках, там, где есть хорошая волна. Я, опасно лавирующая между «ловцами за человеками» без регистрации. Мои любопытные однокурсники, ныряющие с аквалангом в прохладные воды морей. Я, очертя голову бросающаяся с головой в глубину метро. Мои ленивые однокурсники, просто прохлаждающиеся в тени пальм со стаканом сока. Я, ловящая тенек стекло-бетонных громадин московских зданий. У меня нет денег, чтобы поехать хотя бы в одно из этих мест. А у них деньги есть. Но зато нет московской тетушки.
Найти: кто весит больше? Спросим по простому: кто кому из нас больше завидует? Они или я?
Решение: если вы сомневаетесь, если вы аккуратно и внимательно приглядываетесь к весам, если украдкой помогаете им пальчиком, в попытке добиться объективного результата, то вы двоечник. Круглый. Раз не могли решить такую простую задачку верно и на раз. Потому что ответ очевиден. Как день.
Весы любят меня, помазанника божьего, чей перс коснулся местной земли, чьи ланиты горели на московском солнце, чьи уста теперь раз и на всегда глаголют истину. Аминь.

Бета Ориона
- Зайка! – обращаюсь я к Оле-звезде.– Как ты думаешь, никто не обидится, если я вскрою йогурт прямо сейчас, очень пить хочется?
Я и Деля, мы пришли за покупками в супермаркет с фотографиями знаменитостей при входе. Оля взвешивает здесь колбасу в мясном отделе, сегодня, по счастью, ее смена.
- Конечно, можно. Здесь все так делают. Хочешь – ешь, хочешь – пей. Главное, заплатить за продукт у кассы.
Мы подходим к хвосту очереди, и я плотоядно поворачиваю крышечку банки с йогуртом. Вот незадача! Баночка неловко опрокидывается, и струйка белого йогурта попадает прямо на плащ пожилой дамы впереди. Я испуганно переглядываюсь с Делей. Что делать? Женщина ничего не заметила.
Вроде бы, у меня в сумочке чистый платок. Набравшись Смелости, я аккуратно окликаю даму. Безрезультатно. Пробую еще раз. Она недовольно оборачивается. Я делаю самое жалобное лицо на свете и мямлю: «Извините, пожалуйста! Только не беспокойтесь, я все исправлю, но я нечаянно выплеснула на вас йогурт!»
Женщина смотрит на плащ и багровеет.
- Кошмар! – голосит она на весь магазин – Ужас! Ты за йогурт даже еще не заплатила, какого черта?
- У меня есть платок, сейчас я все исправлю – я едва слышу саму себя.
- Руки прочь от меня! Какие подонки! Как их пускают в магазины!
Моя рука неловко ныряет внутрь сумки, лихорадочно роется там в поисках платка. Наконец, я выуживаю его и, чтобы продемонстрировать свои благие намерения, подымаю руки вверх вместе с платком, как будто собираясь сдаться.
- Отойди от меня! Руки прочь! Какие молодежь подонки пошли!
Деля пытается что-то вставить. Но тут меня охватывает раздражение. И я кричу во весь голос:
- Кошмар!!! Да как таких невоспитанных людей из свинарника пускают в приличные магазины? Вы распугиваете нормальных клиентов!
Тетка вдруг моргает глазами, успокаивается, спокойно достает из кармана платок, и спокойно вытирает подтек на плаще.
Люди, которые любят громко кричать без повода, успокаиваются легко. Главное, закричать на них вдвое громче. Об этом я и сообщаю Деле по выходу из супермаркета.
- Эту терку надо отметить! – замечает она – Большая шоколадка и чай? – она подмигивает красивым узким глазом.
За чаем она напоминает мне про мою книгу. Я в лицах рассказываю ей продолжение. (Что и говорить, шоколад растопит сердце даже скупого на слово рассказчика).
…Полина влетела в кафе за 2 минуты до дедлайна. Уселась за столик. Сердце заколотилось еще сильней. Ровно через две минуты в кофейню вошел рафинированный мужчина лет тридцати в элегантном сером плаще. Не оглядываясь по сторонам, он уверенно направляется к ней.
- Надеюсь, вы знаменитость? Знаменитый писака, в смысле? – агрессивно начала она разговор первой.
Мужчина засмеялся.
- Не настолько, как те, кого ты имеешь в виду! Пока…
- Что вам от меня нужно?
- Чтобы ты была с нами по своей воле.
- А если нет, вы меня уничтожите?
- Придется. Но до этого, определенно, не дойдет. Потому что ты согласишься.
- Это из-за Дена?
- Можешь так думать. Если тебе удобно. Но все же я думаю, ты куда разумней, чем пытаешься казаться. Дай объяснить, что мы тебе предлагаем, и я уверен, тебя это осчастливит. – он коротко засмеялся – Ты ведь всегда страдала от дефицита смысла жизни. Теперь у тебя будет его, хоть отбавляй!
- Убивать людей, как этот прыщавый говнюк?
Мужчина просто расхохотался.
- Прыщавый говнюк, говоришь? Метко сказано. Не в бровь, а в глаз! Я в тебе не разочарован!
- Так моя работа будет убивать?
- Ну что ты? Не суди о нашей деятельности так узко. Ты будешь делать ВСЕ! И иногда даже больше.
Он приступил к объяснению. Существует закрытый элитарный клуб, членам которого нравится контролировать планету. Они не пользуются никакими гениальными финансовыми схемами. Они идут куда более простым, но зато втройне более надежным путем: просто творят историю. Как? Пишут программы смоделированной ими реальности, кодируют их внутри текстов. А легче всего массово распространять подобные текстовые программы к действию через востребованную литературу. Лучше всего программа внедряется в подсознание, когда текст вызывает сильные эмоции. Другими словами, чтобы быть влиятельными, члены клуба вынуждены быть культовыми писателями. К тому же забавно выдавать себя за кого-нибудь безобидного, на самом деле обладающего мало чем ограниченной властью.
- Надеюсь, ты понимаешь, что члены клуба – НЕ ЛЮДИ в полном смысле этого слова? – незнакомец в плаще смотрит на нее испытующе, как будто замеряя произведенный его словами эффект. – Они не люди с планеты. Это пришельцы. Небольшая колония пришельцев, которым наскучило жить у себя на планете, и они решили развлечься, попробовав себя в роли местных богов для более слабой расы.
Они называют себя охотниками. Охотниками за головами и умами. Их сафари – планета земля. Им здесь весело. Они соревнуются за количество «похищенных голов». Поэтому книги пекутся, как горячие пирожки. А качество – высоко.
- Вы – один из них? – чужим голосом произнесла Полина.
- Нет. Я, так же как и ты – человек. И таких в клубе достаточно.
Они хотят влиять повсеместно, для чего им нужен кто-то еще. Еще авторы-помощники. Люди, одним словом. И они отбирают самых сильных внутренне и талантливых, объясняет он. Тех, чья биография безупречна. Это те люди, про которых не подумаешь, что они делают историю. С виду неудачники, одним словом.
- Я – как раз один из них. А теперь и ты тоже.
- Но я не умею ни писать культовые книги, ни кодировать. – возразила Полина.
- Писать ты умеешь. Иначе бы тебя не выбрали. Что касается кодов – это еще проще. – покопавшись в кошельке, он выудил оттуда пластинку размером с игральную карту, положил себе на ладонь, полюбовался. И протянул Полине. – Просто внимательно посмотри на нее. Здесь обучающая микросхема.
Полина увидела, как к ней протягивается картонный прямоугольник, испещренный черными микроскопическими значками. Она уже поднесла карту к лицу, взяла буковки в фокус и…в голове мелькнула красная вспышка, а потом все погрузилось…
- Все, пошли в комнату. – говорю я. Мы давно сидим в курилке с пустыми кружками.
- Ну, еды больше нет - поели, можно и поспать! – хихикает Деля.

20

Бета Возничего.
Вот я в Москве на очередных летних каникулах. Я отдыхаю и одновременно развлекаю московских друзей моей тетушки. В Москву прикатил зоопарк с одним зверьком, думают они. Всего с одним, зато каким! Я стою десятерых. Я - не какой-нибудь крокодильчик, пойманный в Конго, а настоящая белая пушистая штучка из Сибири! Добренькая Ло? Почему у тебя такая пушистая шкурка? (Не знаю, что они имеют ввиду). Наверняка, оттого что ее распушили сибирские снежные вьюги? Наивненькая Ло? Отчего у тебя такая белая шкурка? Наверняка, ее выбелил особый состав провинциального воздуха?
Итак, я - страдающий генетическим сбоем зверек. Посему со мной общаются через прутья решетки из вежливо-дежурных улыбок. Ближе не подходит никто. Изредка я ловлю брошенную сквозь клетку подачку-комплимент.
Я их умиляю: вот с улыбками на устах они знакомятся в моем лице с российской глубинкой. Вот они уже снисходят до нее, проникаются ею, постигают ее и… в конце концов, незапятнанные ею, удовлетворенные, отходят прочь.

Альфа Возничего.
Вот я сижу на табурете в теткиной кухне, обложившись тяжелыми чемоданами. Теперь я не белая пушистая штучка из Сибири, не безобидный генетически модифицированный зверек, теперь я - презренный человек-альбинос.
«Люди-альбиносы ужасны, а зверушки-альбиносы местами даже симпатичные..."
Я все же человек, и приехав в Москву, рассчитываю на все те же блага, на которые рассчитывают и московские друзья моей тетки. Поэтому все они объявили мне войну. Как они рады, что диковинный зверек нашел свое законное место – в зоомагазине!

Ню Стрельца.
Люди-альбиносы не выносят прямых лучей солнца. Им нужны специальные очки и защищающая от солнца шляпа. Это их «костыльки» или «гробики», куда они, как вампиры, привыкли прятаться с восходом солнца. Я тоже с трудом ковыляю по палящему зною московской пустыни. И мне не хватает «костыльков» - престижной работы, московской прописки, маломальских связей, адекватности, без которой я даже среди секретарш неконкурентоспособна. Без «гробика» в столице можно и сгореть, как положено приличному «вампиру», и тогда от меня по-настоящему останется только призрачное воспоминание.
Недостаток меланина превращает людей в инвалидов. Будь все наоборот, делай он их сильными– они бы считались прекрасными лебедями!
Пока я - гадкий утенок. Чтобы красиво взмахнуть крыльями и полететь, нужно преобразить свой природный изъян в силу. Например, попробовать вознестись в вышину на крыльях своего литературного таланта…


Бета Стрельца.
Говорят, кто за всю жизнь не нажил ни одного врага, прожил зря. Вот так вместе с Викой моя жизнь в одночасье обрела смысл.
Теперь я живу со смыслом, и часть его – в любовании моим прекрасным врагом. Мой враг – это сто шестьдесят два сантиметра щуплого девичьего тела от кончиков пальцев ног до макушки. Это сорок пять килограмм чистой мышечной массы. Это всего несколько миллиметров подкожного жира. Это два сантиметра нарощенных гелевых ногтей, которые почему-то не ломаются, хотя их обладательница остервенело, двадцать четыре часа в сутки колотит подушечками пальцев по клавишам компьютера. Наверное, при желании она легко пустила бы в ход ногти, чтобы выцарапать своему врагу глаза. Но для этого она слишком серьезна. Она бьет кулаком сразу и наверняка. Сносит башку одним прямым ударом весом в сорок пять кило.
Единственный, кому ей не удалось снести голову, - это Артур, ее последний бойфренд, в которого она безумно влюблена, но который оставил ее за месяц до нашего съезда.
Артур снес ей башку тремя словами, но она, как говорится, не потеряла ее от горя. Не впала в депрессию, не начала промывать пробоину в сердце вином, а попросту ушла с головой в работу: целый месяц сутками делала переводы для одной переводческой конторы и… ничего не ела.

Альфа Волопаса.
В перерывах между работой и раундами, во время которых мы мутузим друг друга кулаками своей значимости, мы садимся на ковер в зале и рассуждали о мужчинах, которых мы любили. Она рассказывала мне об Артуре. А я вспоминала свою школьную любовь. И мы обе гордимся тем, что вот мы-то умеем любить по-настоящему!
Артур – это персонаж из галереи мужских типажей, являющий собой мерило женских слабостей в прямом и переносном смысле. Богатые, уверенные в себе дамочки заводят себе фатоватых мальчиков в шарфиках в качестве любимых домашних питомцев. Эти домашние любимцы потом катаются на подаренных им шикарных авто, мотоциклах и делают много других забавных вещей за счет своих хозяек. Они похожи на маленьких сказочных принцев в шарфике и барашком рядом. Только в качестве барашка - золоторунная овечка, которую маленький принц стрижет и стрижет, и стрижет. Пока не надоест.
Бедные девушки, догадывающиеся, что им не светят миллионы без сильного и богатого короля, не смотрят в сторону маленьких принцев в шарфах.
Одним словом, такие артурчики измеряют собой тягу женщины к красивому мужскому телу и также степень ее уверенности в своем блестящем будущем без активного участия в нем мужчин.
У Вики нет шикарных автомобилей, мотоциклов или яхт, но она - очень уверенная в себе и своем будущем молодая девушка. Поэтому Артур щеголяет в бредовых джинсах, купленных ею, разговаривает с нею по межгороду за ее счет и пользуется дорогой моделью мобильного - ее подарком.
Маленький принц по имени Артур расстался со своей золоторунной овечкой за месяц до моего переезда к ней.

Альфа Возничего.
В перерывах между работой и раундами, во время которых происходит потчевание друг друга пинками наших тяжеловесных эго, мы садимся на ковер в зале и для разнообразия спокойно рассуждаем о мужчинах, которых мы любим, а также о том, как горячо да сильно мы вообще умеем любить. Виктория запускает вечный саундтрек про Артура. А я - про свою единственную трогательную и верную любовь до гроба: про еврейских юношей, короче. Про сложную Викину любовную драму вам уже известно. Моя же история проста, как иронический детектив. Однажды, в старшей школе, я отчаянно влюбилась в одного еврейского мальчишку – ученика параллельного класса. Малый оказался не промах: всего двух первых сессий экономического курса университета хватило ему, чтобы найти свою золоторунную овцу. Влюбленная дочка банкира стала счастливой невестой, он – обладателем роскошной квартиры, машины и многого другого, а я – хроническим маньяком, убивающимся по Давидам, Голиафам, Исайям и Израилям.
У каждого уважающего себя гения должна быть хоть одна незаживающая любовная рана. У Вики это Артур. У меня – они. Любовь – это святое чувство, поэтому разговоры о ней не терпят насмешек или высокомерия. Пожалуй, только в эти священные минуты мы по-настоящему уважаем и понимаем друг дружку. В такие мгновения мы почти друзья.

Гамма Андромеды.
Вот история о том, как Артур расстается с Викой. Принц набирает мобильный своей овечки и кричит: «Мы должны расстаться! Щааас деньги кончаааатсяяя!!!! Прощаай!» Гудки…
Они прожили в Сибири вместе в одной квартире пять лет.
Иногда он уходил от нее навсегда. Но всегда возвращался обратно. (Чаще, когда заканчивались деньги) Она принимала его без всяких истерик, как положено мужчине…
Ей пришлось перезвонить ему на мобильный в Сибирь.
Она хотела знать о его чувствах.
Они снова говорили за ее счет в течение часа. Он сказал, что им лучше расстаться, потому что в отличие от нее, он никогда не сделает карьеру и будет только тормозить ее…
Она знала: никто и ничто не способно помешать ей сделать карьеру. Тем более он…

Сигма Стрельца.
Когда в перерывах между работой и мутузением друг друга мы сидим на ковре и рассуждаем о вечном, она рассказывает мне об Артуре. В эти моменты она так прекрасна со своими большими черными глазами на сосредоточенном лице, маленьким ротиком-сердечком и еще более крошечными вязаными носочками, что у меня захватывает дух…

Сигма Стрельца.
Вот она говорит мне: «Мне часто снится сон. Я еду в Кадиллаке с открытым верхом по пыльной дороге"".
Она говорит, а я смотрю на ее прекрасные большие черные глаза на сосредоточенном круглом лице и маленький ротик, похожий на жестокое сердце и замираю от восторга.
- Вокруг – бескрайние прерии. - продолжает она. - Я - в черных очках, на шее развивается шарф, и я знаю, что я очень богата и успешна… Вдруг я вижу на обочине Артура. Он машет мне рукой. Но я на всей скорости миную его, оставляя за собой только облачко пыли... Наверное, так и суждено случиться – он слишком слаб для меня.
Каждый раз, когда Артур покидал ее, он говорил: «Мы должны остаться друзьями». Через две недели после того, как мы с Викой съехались, он снова позвонил ей и сказал: «Мы ведь друзья?» Вика твердо ответила: «Нет».
Я горжусь крепостью Викиного духа: она победила в себе последнюю слабость. У меня же пока остается много слабостей: я не могу есть так мало, как она. Мне трудно спать, так мало, как она. Мне трудно ходить с такими ногтями, как у нее – они беспрерывно ломаются. Я не могу так легко, как она, ходить на каблуках. И я продолжаю тащиться от евреев! Я совершенно не в состоянии стать вегетарианкой! Все эти слабости должны быть вырваны с корнем.
Виктория избавилась от последней человеческой слабости – Артура. Когда я избавлюсь от всех своих ненужных мелких слабостей, мне предстоит выкинуть из головы прекрасную Викторию. Она – тоже моя слабость. Но прежде нужно победить ее…

21

Сигма Стрельца.
Итак, наша жизнь в гетто - сущий рай. В том плане, что здесь все не по-настоящему, не как на Земле. Все те правила, что так хорошо работают на нашей планете, здесь - пустой звук. Лишь отзвук жизни, бурлящей в чуждом нам измерении, окружающем наше гетто. Тут мало кто кому завидует и мало кто кого любит. Криминалом не пахнет, потому что главного аперитива для преступных побуждений – денег – нет. Тут нет ни врагов, ни друзей. Все - друзья на прокат. И это очень удобно. С такими друзьями можно попить чай с крендельками, пообедать, сходить на прогулку, посудачить о жизни – а потом аккуратно, сдунув с них пылинки, поставить на полку. Такие друзья не предадут и не превратятся в самого заклятого врага. Как моя Виктория.
Так делают у нас в гетто. Тут такое разнообразие друзей стоит на полках! В одной только моей женской спальне – девять штук на любой вкус! Сидят, как матрешки, на своих «вертолетах» и всем видом дают знать: «Выбери меня»!
Прокат друзей, ничем не хуже и не лучше любого другого проката, и стоит денег. В нашем случае – это помесячная плата за койко-место в общаге для нелегалов. Недорого за такую-то уйму друзей!
Открой такую матрешку и внутри нее найдется небезынтересная история.
Небезынтересная история идет как бонус, к тому же делает весь процесс похожим на займ книжки в местной библиотеке. Книга может оказаться такой же увлекательной, как «Десять негритят» Агаты Кристи. Десять негритят отправились обедать, один поперхнулся, их осталось девять. Девять негритят, поев, клевали носом, один не смог проснуться, их осталось восемь…
Целых десять негритят умещаются всего в одной маленькой истории. И это неудивительно. История каждого из них очень коротка, потому что примечателен в них только один момент – смертельный финал. Моим десятерым негритятам, спящим на десяти кроватках, в одной книге будет тесновато. Нужно про каждого писать отдельную. Потому что история их предсмертных судорог растянута на целые декады жизни.
Десять историй жизни. Десять смертей, протяженностью в жизнь. Один в один. Тика в тику. Десять карт болезней под названием судьба, которая не задалась.
Плохая карма, как бы сказала Имад.
Карта больного:
Диагноз: полное фиаско.
Клиника: хроническое отчаяние, аритмия доходов, острая материальная недостаточность, полный некроз надежды на изменение к лучшему.
Лечение: не показано.
Рекомендации: хоспис. До самого конца…

Дельта Змееносца.
Урра! Наконец-то, и я - везунчик в любви! В основном, везение в том заключается, что для разнообразия, безнадежно влюбилась не я, а в меня. К тому же, мне нравится протекание этой любви. Она, нечаянно нагрянувшая в мою жизнь, вызывает у окружающих не сострадание, а радость. Причем очень бурную. Выражаемую посредством смеха. Субъект этой смешливой любви (потому как влюблена не я, а в меня) – не кто иной, как лопоухий дурачок Ушастик. Этот малый действительно в меня втрескался и не дает мне проходу. Из-за него-то надо мной и потешается вся наша нелегальная шарашка. Хихикают, будто он – мой жених. Хотя он мне вовсе не пара, и я вовсю пытаюсь его отшить. Так я стала клоуном от любви. (По-крайней мере, не жертвой несчастной страсти, что уже приелось)
Но смешки на наш счет - не самое примечательное. Обидное в том заключаются, что, по сути, надо мной никто не смеется. Все УМИЛЯЮТСЯ. Умиляются чуду любви, которое произросло под крышей нашего чумного хосписа. Жизнь не так черна, кажется им, когда посреди десяток кроватей, ободранных обоев и голых труб процветает ЛЮБОВЬ. Пусть девчонка понабивает себе цену, рассуждают они, когда меня нет рядом. Так положено. Вот что они все думают и говорят.
Не умиляется только комендантша общежития Оксана. Вчера она остановила меня на лестнице, когда я поднималась наверх, и заслонив своей тушей свет из единственного оконца на верхней площадке, разметав по моим плечам свои пережженные перекисью ошметки волос, осыпав перхотью мое лицо, заявила тоном старой доброй няни: «Детка, объясни мне одну вещь! Я вот чего-то не догоняю. Во всей столице что, парней больше нет, кроме этого дебила? Ты же молодая и красивая девка? На кой ляд он те сдался?» Я чуть было не заплакала от досады...

Бета Пегаса.
Девочка-мафиози полулежит на своей кровати в позе Данаи на полотне Рембрандта. Она со смаком предается воспоминаниям о первом дне знакомства с покойным мужем. Их встреча состоялась в баре, куда она нечаянно забрела со своей подружкой, в момент, когда он, глава мафиозной группировки, и его ребята, праздновали очередной успех. Девочка-мафиози похлопывает свою драгоценную попу из-за которой, собственно, и разгорелся весь сыр-бор.
Она говорит: "Только представь себе, какой сильной может быть настоящая страсть! Дав ему пощечину за хлопок по моей заднице, я была уверена, что он мне отвесит такую оплеуху в ответ, что зубов не досчитаюсь! Но взглянув в его глаза, я поняла, что у меня намокли трусики! НАМОКЛИ ТРУСИКИ! Можешь себе представить, как я его захотела? Страсть - это когда ты думаешь, что тебе сейчас вмажут по первое число - а у тебя, раз, и намокают трусики! Разумеешь?
- Так может, ты просто – мазохистка? – предположила я.
- Дурра ты! Он мне просто так сильно понравился! Между прочим, он мне потом то же самое про себя говорил, что невыносимо захотел меня сразу же, как я ему влепила! Понятно? Мы просто безумно захотели друг дружку!
Мне было понятно. Вот как это называется. Страсть. Именно из-за нее я все еще здесь. Сплю на второй полке рядом с девятью другими. Моюсь ледяной водой. Читаю в предбаннике мужского душа, пока он никому не пригождается для прямого назначения. Терплю Ушастика. Благополучно притворяюсь недоучкой. И работаю в зоомагазине. Судьба с некоторых пор регулярно угощает меня пинками и тычками, вмазывает мне по первое число каждый день, но у меня страсть, и я тоже безумно хочу. Хочу стать богатой. Хочу стать знаменитой. Хочу стать счастливой. И если бы не ЭТО, ничего бы не было.

Сигма Стрельца.
Пальцы бегают по клавишам быстро-быстро, как у пианистки. Но вот только музыка, которую они выбивают звучит лишь у меня в голове. Как маленькие жестокие хлысты, они своими ударами без устали погоняют воображение вперед. Ихха!!! Цак-цак-цак! Стучат подковки несущихся, как ветер, призрачных жеребцов. Ихха! Неумолимый погонщик в погоне за первым призом готов загнать своих лошадок до смерти.
Краешком глаза я вижу, как монстры корчат гримаски, издевательски перешептываются и подсмеиваются в свои уродливые кулачки. Наконец,. самый безобразный, подмигнув остальным, приближается ко мне: Как злобный клоун, красками нарисовавший почтение у себя на лице, он подобострастным голосом запевает:
- Теперь мы видим, как могуч и прекрасен твой талант! Ты не зря ему поклоняешься. Но вот только разве честно, что он позволяет тебе жить в такой нищете? – монстр щупальцем, как перстом указующим, обводит комнату с пятью «вертолетами».
- А ведь ты только посмотри вокруг. На мир! – сочувствующая морда мигом сменяется на торжествующую, и монстр эффектно и громко щелкает пальчиком одного из кулачков.
В одну секунду моя полка завертелась, как юла, превращая пространство вокруг в кашу. Когда она, наконец, успокоилась, перед моими глазами предстала картина самого красивого и уютного уголка на всей планете. Jungfrauenstrasse. Улица белых особняков, похожая на озеро с миролюбивыми лебедями. Я вижу, как к одному из них бесшумно подъезжает дорогое авто.
Вот я вижу белоснежную комнату – блестящий образчик минималистической дизайнерской мысли. Белокурая незнакомка с легким розовым шарфиком на шее извлекает трогательную мелодию из клавиш белого рояля. Я, почти загипнотизированная, наблюдаю за девушкой со спины. Страсть как хочется увидеть ее лицо. Как будто я знала ее раньше…
Где-то из глубины комнаты звонит сотовый. Вот оно: сейчас я увижу ее лицо. Но передо мной уже другая картина. Роскошный салон личного самолета. Красивый мужчина с волевым лицом разговаривает по телефону. Он счастливо улыбается. Картинка меняет угол зрения, и я вижу красивого мужчину с волевым подбородком со спины. Невидимая камера фокусируется на экране его ноутбука. Срабатывает увеличение и… я вижу лицо белокурой пианистки…
Это я, если вы еще не поняли.
Тут снова все исчезает, и в глазах начинает рябить от быстро сменяющихся пейзажей. Роскошные пляжи, шикарные отели, пентхаусы, дорогие автомобили, яхты и самолеты, громадные ранчо, изысканно одетые мужчины и женщины…
Монстр снова щелкает пальчиком, и все исчезает.
- Ну как тебе все царства мира и слава их? Разве не лучше они, чем грязь и вонь, которые тебя окружают? Что ж ты медлишь? В чем сомневаешься? Твой талант так велик, что скажи лишь слово, и все это станет частью твоего мира!
И сказала я твердо:
- Все это будем моим, когда придет время. А пока мне надо писать! Прочь!
И монстры оставили меня в этот вечер, а я стала работать дальше.

Альфа Волос Вероники.
Вечер Нового года. Большинство гастарбайтеров - разъехались по домам. Мне известно, что Маг будет веселиться в компании комендантши и ее подруг. Я думаю о том, что меня туда не пригласят.
Ведь я не девушка Мага.
Ведь я не одна из подруг комендантши Оксаны.
Меня устроит и волшебный запах мандарин, витающий в как никогда тихой комнате с десятью кроватями. Мандарины напоминают о безоблачном детстве с елкой, конфетами, шоколадными белками и костюмами зайчиков.
Вот наручные часы безмолвно показывают двенадцать ночи. Время чудес – надо лезть спать. Может, чудо хотя бы приснится? Но дверь распахивается и в комнату вбегает одна из жилиц общежития. Удивленная моим одиночеством, тетка скороговоркой уговаривает меня последовать за ней. В одной из мужских комнат гуляют те, кто не разъехался по домам.
Почему нет, говорю я?
Вот я с трепетом выуживаю из сумки красное платье, купленное в первые деньки по приезду в Москву – залог будущего головокружительного успеха в столице.
В ход идет красная маска с перьями, такая же, как в фильме «Летучая мышь».
Безусловно, я волнуюсь, когда иду по коридорам за своей спутницей. За одной из дверей слышится гогот. Дверь с шумом открывается. Сквозь прорези маски я вижу изумленные лица. Среди них - лицо Мага. Мгновение и... я уже миновала проем.
Кто бы теперь не ждал меня за дверьми, куда я послушно спешу со своей знакомой, какими бы жалкими не казались яства на грубом столе без скатерти, но мне уже хочется пуститься в пляс…

Альфа Ромео.
Мне очень хорошо, когда на радостях я опрокидываю в рот рюмку водки. Вилка цепляет с огромного блюда циклопический, неуклюже отрезанный, кусок колбасы. Мне весело, когда я кружусь в танце среди раскисших от водки, счастья и желания мужиков и старых некрасивых женщин. Я и впрямь на седьмом небе от счастья, когда потерявшись в круговороте тел вижу, как дверь робко отворяется, и за ней появляется Маг…
Как настоящее дитя гор он робеет не больше трех секунд, затем издав дикий вопль радости, как в ни в чем не бывало, врывается в веселящийся круг. Весело ли нам? Да, мы просто умираем от счастья!
Кто-то включает медленную романтическую мелодию. Маг осторожно берет меня за руку и тянет за собой на импровизированный танцпол. Я плотно обнимаю его за шею…

Гамма Гончих Псов.
Мы танцуем и молчим.
Мы танцуем и молчим.
Мы танцуем и молчим.
И вдруг:
- Странно как-то…Я знаю точно, что в тебя не влюблен…
- Вот как?
- При этом ты меня почему-то смущаешь… Когда ты поблизости, у меня в животе бабочки…Тысяча бабочек…
Я думаю со смешинкой, что то же самое могла бы сказать и ему, но молчу.
Маг продолжает:
- Может, это и влюбленность. Хотя нет. Точно нет. Но я точно тобой восхищаюсь и уважаю тебя… Ты такая умная и образованная!
Некоторое время мы снова молчим, затем, непонятно почему, мне захотелось сорвать маску с лица, небрежно отбросить ее подальше, как страстные любовницы бросают на пол опостылевшую одежду. Левой рукой я неловко тяну за бархатные посыпанные битым стеклом очки. Непослушные пряди волос ухватываются за резинку, как за последнюю надежду. Наконец, освобожденный каскад волос рушится на красное платье, прозорливо тронув и лицо Мага. Маг понимает сигнал, прижимает меня посильнее к себе, начинает целовать в шею. Я не сопротивляюсь, хотя и знаю, что вокруг - полно народу. Я не отстраняюсь от него даже тогда, когда кончик его языка скользит в мое ухо, а рука, осторожно прощупывая самый верный путь, начинает опускаться ниже. Теперь я счастлива по-настоящему. Еще мгновение и я скажу: «стоп»…
Мгновение прошло. Я мягко отпрянула от него.
- Я боялся, что ты меня оттолкнешь… - говорит он.
Мне нечего сказать в ответ…

22

Каппа Геркулеса.
Имад счищает шкурку мандарина и бережно разрывает его на две части. Это мандарин ее желаний, комментирует она. Она отделяет первую дольку и говорит:
- Эта долька символизирует мое желание иметь много дорогих и красивых вещей.
Она отделяет вторую дольку и говорит:
- Эта долька символизирует мое желание иметь успешного шикарного мужа.
Она отделяет третью дольку и говорит:
- Эта долька символизирует мою любовь к хорошей еде.
Она отделяет четвертую дольку и говорит:
- Эта - моя страсть к дорогим автомобилям.
Она отделяет пятую дольку и говорит:
- Эта - моя зависть к чужой известности.
С каждой долькой мандарин все больше напоминает экзотический цветок с сочными мясистыми лепестками.
Имад отделяет дольку за долькой.
- Это мое желание быть очень сексуальной.
- Это мое желание, чтобы у меня было много поклонников.
Имад методично отедляет дольку за долькой.
- Это желание свалить отсюда.
- Это желание, чтобы все мои враги сдохли.
Имад особенно аккуратно отделяет последнюю дольку. На этот раз она молчит.
Развороченный мандарин окончательно превратился в цветок.
- Это лотос моих сокровенных желаний. - говорит Имад. - Сейчас надо этими дольками кого-нибудь угостить. Так я тушу свои желания, как маленькие огоньки. Все дело в символике.
Она продолжает:
- Нужно уметь желать по минимуму. Это - высшая мудрость. Чем больше жаждешь, тем больше страдаешь. Я не люблю страдать.
Она дает мне одну дольку. Остальные оставляет на тарелке, но одну все же кладет в рот. Я замечаю, что это та самая долька, отделяя которую она ничего не сказала.
Я спрашиваю:
- Что это за долька?
- ???
- Не придуривайся! Та, что ты положила в рот. Какое она символизирует желание?
- Какая разница?
- Хорошо, - говорю я, - спрошу по-другому. Имад, все бы хорошо, одного только не понимаю. Буддизм не любит алкоголя, обжорства и танцев. Чего же ты тогда регулярно танцуешь? Почему не подавляешь эту страсть?
Она смотрит на меня серьезно и отвечает:
- Это единственное, от чего я не могу отказаться. Танец - это жизнь Это - надежда. Буддизм, знаешь ли, - это не религия о том, как красиво умереть. Нирвана - фуфел. Расхожее словечко из лексикона модной молодежи. На деле, буддисты учат тому, как красиво жить.
Она продолжает:
- А если танец - жизнь, зачем же мне от нее сознательно отказываться?
Я спрашиваю:
- Так что это за долька?
- Эта долька - символ моей любви к жизни.

Сигма Стрельца.
Тук-тук-тук. Это бьется мое новое сердце внизу живота. Оно рвется наружу, потому что я думаю о Маге.

Бета Лебедя.
Вокруг меня кромешная тьма. Здесь темно и холодно, как в открытом космосе. Меня греет натянутое по плечи одеяло. Тук-тук-тук. Бьется сердце внизу живота. Кажется, кровать парит над полом. Или может, в невесомости? Когда вокруг хоть глаз коли, трудно разглядеть пол или стены. Только тело, подушка и одеяло послушно лежат там, где им положено. Тук-тук-тук. Подушка и одеяло прилипли к телу. Тук-тук-тук! Мое новое сердце разделило тело ровно на две половинки: ноги и все что идет выше низа живота. Я чувствую, что на мне только маленькие трусики. Слева появляется полоска золотистого света. Она растет в масштабах до размера большого прямоугольника в человеческий рост. В проеме - силуэт мужчины. Этот кто-то плюет на то, что здесь, оказывается, есть пол, и летит в невесомости к кровати. Я поднимаюсь повыше на подушке, спускаю одеяло с подбородка до груди - уже нехолодно - и придерживаю его, чтобы не сползло. Незнакомец совсем близко, я узнаю его - это Маг. Но что это? Одеяло вдруг начало беситься, норовя вырваться из сжатых кулачков и улететь. Но я крепко держу его.
Еще мгновение, и он со мной на кровати, и нежно тянется рукой к моим волосам.
- Это мой первый раз, - робко мямлю я и разжимаю кулачки.

Гамма Ворона.
Маг целует меня взасос, лаская мою грудь.

Дельта Паруса.
Мое новое сердце бьется что есть мочи. Маг делает мне непрямой массаж моего нового сердца. Оно хочет быть поближе к руке Мага и толкается сквозь мою плоть все сильнее.

Альфа Скорпиона.
Вот я таинственно дергаю маленькую юркую Ольгу за рукав и тащу в спальню. Там никого нет, и я могу показать ей кусочек масляной картины, изображавшей мою сокровенную тайну.
Мы поудобнее устраиваемся на нижних полках и я говорю:
- Это очень плохо, когда девушка не хочет встречаться с парнем, но хочет с ним переспать?
Олины глаза загораются бесовской искоркой.
- Нет, не плохо. Отчего нет?
- Гм.. А она может сама дать ему понять? Об этом?
- Может.
- А ты так когда-нибудь делала?
- Да. – она улыбнулась – А кто он?
Мои легкие тягостно выталкивают очередную порцию отработанного кислорода. Проходит пара секунд, прежде чем я говорю:
- Маг…
- Я так и знала…
- Тогда я сделаю это сегодня.
- Раз хочется – зачем тянуть?

Альфа Малого Пса.
Проходит тридцать минут. И вот я медленно, на подгибающихся от волнения ногах, подхожу к кухне. Я изо всех сил тяну время. Медленно отворяю дверь. Маг - прямо предо мной. Сидит за столом, боком ко мне, и задумчиво подбирает с тарелки жареную картошку. Кусочек картофелины беззвучно падает с вилки обратно на тарелку.
Я на вытяжку стою рядом с ним. Как солдатик на посту. Он поднимает голову.
- Маг. Ты можешь выйти со мной на пару минут?
- Зачем? – он удивляется.
- Надо поговорить…
- А это нельзя сказать здесь?
- Нет!
- Можно я доем?
- Конечно... Когда поешь… Я у себя...

Мю Журавля.
Проходит сто двадцать секунд, я - в своей комнате, полная сомнений и тревоги. Почему Маг не бросился по первому моему зову за дверь? Почему бы ему не броситься хоть куда, хоть на край света, лишь бы с мной? В голове крутятся неприятные вопросы. Невидимые монстры все слышат и радостно насмехаются.

Альфа Большого Пса.
Проходит три минуты, и в дверях женской спальни послушно материализуется Маг. Я молчу. Не говоря ни слова, прохожу мимо него. Весь мой вид говорит, следуй за мной. Удивленный такой таинственностью, Маг повинуется.
Вот мы в курилке, и Маг с размаху падает в потертое кресло, а я, как нахохлившийся воробушек, присаживаюсь на корточках подальше от него.
Его черные, как угольки, глаза горят, как будто он знает, зачем я его сюда притащила.
Маленький воробушек коршуном уставился в черные глаза, стараясь определить степень доверия, которую можно оказать их обладателю. Наконец, Маг не выдерживает:
- Ты что-то хотела мне сказать? Я горю любопытством!
- Сейчас скажу. – я перевожу взгляд от его глаз на черный, как смоль, чуб, затем – на красиво очерченные губы, затем уставилась на его макушку, словно пытаясь в последние секунды оценить, стоят ли все эти прелести ее позора.
- Сейчас скажу – смущенно повторяю я, не в состоянии оторвать взгляда от черноты его волос..
Кажется, Маг из-за моих откровенных взглядов распаляется все больше, и мне приходит в голову, что он точно все понял. Это устрашает. Идти на попятную поздно. Поэтому я говорю:
- У меня есть предложение.
- Какое?
- Типа просьбы что ли, не знаю.
- Какая просьба?
- Она необычна. Ты можешь заранее мне обещать ее выполнить?
- Как глупо! Если я не знаю, что это за просьба, как я могу что-то обещать!
- В таком случае, я ничего не скажу!
- Почему?
-Я могу сказать, только если ты обещаешь мне ее выполнить заранее.
- Странно!
- Нормально! Просто я не знаю, как ты отреагируешь!
- Хорошо! Я говорю тебе, что выполню твою просьбу, если она находится в рамках приличного!
- Приличного?! Откуда мне знать, что покажется тебе приличным! Считай, что этого разговора не было!
- Хорошо: скажем, рамках разумного.
- А где заканчивается твоя мера разумного!
- Если ты хочешь, чтоб я грохнул твою тетку, я этого не сделаю, и не проси!
- Только это? Только подобное ты сочтешь вне рамок разумного?
- Да!
- Замечательно!
- Ну, теперь-то ты можешь озвучить свою просьбу-предложение?
- Мне надо подумать, стоит ли мне его делать?
- А зачем тогда ты меня сюда позвала, если ты еще не решила, делать мне его или нет?
- Хотела с тобой поговорить и понять…
- И когда ты решишь?
- На днях я подойду и скажу тебе.
- ОК!

Альфа Лиры.
Вот я в своей комнате, сижу за столом, дожевываю второй двухэтажный бутерброд, запиваю его второй кружкой жиденького кофе и думаю о Маге и о своем поступке. Я больше ни за что не заговорю с ним об этом.
Он мог бы начать уговаривать меня открыться... Я стала бы ломаться, он - настаивать и, наконец, краснея, бледнея, я бы призналась ему в своих желаниях.
Но прежде для начала, он должен сделать это…

Эридана.
Вот я в курилке, докуриваю пятьдесят пятую за вечер сигарету, думаю о том, что меня ждет на столе жиденький кофе. Я надеюсь, что он еще не простыл. Пара глотков холодного кофе - вот что мне надо, чтобы уместить в желудке третий двухэтажный бутерброд. (Вот бы где мне пригодился столь разрекламированный гельминт!) Я жду Мага без результата вот уже как третий день.
Невидимые монстры хохочут.

Дельта Паруса.
Я лежу и жду Мага без результата вот уже как пятый день. В голове крутятся мысли о беспокойных взглядах, которые я исподтишка на него кидаю. Я глажу живот по часовой стрелке, как меня учили - чтобы быстрее переварить бог знает какой по счету двухэтажный бутерброд, бог знает какой по счету жиденький кофе.
Я могу сделать хоть тысячу вращательных движений по животу - все равно Маг останется самим воплощением спокойствия и равнодушия. Но я все же упорно вожу ладошкой по часовой стрелке.

Альфа Южной Рыбы.
Я лежу и жду Мага без результата вот уже как десятый день. Мне ясно, что ему все равно, и я гоню этот случай из своей памяти. Бабочки в животе стихли. Даже невидимые монстры угомонились.

Ню Дракона.
Вот я натыкаюсь на Мага в мужском душе. Он останавливается и, не улыбаясь, интересуется:
- Ну и когда ты примешь решение по поводу своей просьбы?
- Я передумала. – сообщаю я.
Его лицо темнеет.
- Значит, ты сочла меня недостойным выполнять твою просьбу?
Я удивлена.
- Нет. Достойным. Просто я передумала.
- Нет! - его голос звучит резко, почти грубо. - Ты сочла меня недостойным!
Маг резко поворачивается и с высоко поднятой головой выходит из душа.
И что я должна думать?

Альфа Южной Рыбы.
Цак-цак-цак-цак! Пребольно лупят капли дождя по железной раме и окошку. Невидимые монстры свирепствуют нынешней ночью, как никогда. Безумный плод, на этот раз, лежит послушно и тихо.
Я знаю, за что он несет наказание. Невидимые монстры колошматят по его налитому телу изо всех сил за то, что я упустила шанс с Магом.

23

Альфа Девы.
Я разгуливаю посреди зверюшек, пташек и мурашек своего зоомагазина с пластиковой упаковкой салатика, купленного на разновес, в одной руке, одноразовой вилкой - в другой.
Мне чудится, что я - богоизбранный посреди тварей ковчега, а повсюду, за пределами магазина - бесконечные просторы раскинувшегося океана. Вокруг нет никого и ничего, кроме нас.
Мне чудится радостное шуршание зверушек и радостное пение птах. Мы с ними заодно.
Мне чудится победная игра фанфар. Раньше я слышала их только в фильмах. Мы с ними заодно.
Райский соловушка! Эдема для нищих! Маркиза дна! Поэтесса трущоб! Вспышки фотокамер огнем и каленым железом пропечатывают слова дифирамбов у меня в голове. Цак-цак-цак – цокают целым лошадиным табуном кнопки фотоаппаратов.
Мое жалкое прозаическое существование! Моя исключительно поэтическая проза жизни!
Раскинув руки, как будто в попытке обнять весь мир, я, окруженная птахами и мурахами, царю над раскинувшимися просторами океана. Скоро, совсем скоро я напишу выдающуюся книгу на яву. И я прославлюсь. Да услышен пусть будет глас вопиющего в пустыне столицы.

Бета Центавара..
Сознание можно расширять. Можно проникать в него все глубже и глубже, как в масло, режа его опасной бритвой своих амбиций, желаний и усилий. Вот я, как опытный мясник, рассекаю массивную тушку своих мыслей, уверенно отделяя самые лакомые кусочки. Ливер - тоже идет в ход. Он тщательно перемалывается жерновами моего чудесного мозга, пока на выходе не появляются красиво упакованные аппетитные колбаски.

Эта Козерога.
Я сижу за столом, очищаю мандаринку и рассматриваю гибкую поясницу Имад, вращающую бедрами перед зеркалом. Передо мной маячат три черных родинки прямо на позвоночнике – родинки, так напоминающие рыбьи чешуйки.
Так же как Имад, я аккуратно отделяю первую дольку. Это чтобы я стала писательницей, думаю я про себя.
Я аккуратно отделяю вторую дольку. Это чтобы я стала очень известной писательницей.
Я аккуратно отделяю третью дольку. Очень богатой и известной писательницей. Настоящей богачкой и знаменитостью.
Я аккуратно отделяю четвертую дольку. Лотос все больше напоминает священный лотос желаний. Это чтобы я вышла замуж за настоящего принца.
Я аккуратно отделяю пятую дольку. Это моя страсть к дорогим и красивым вещам.
Отделяю шестую дольку – это моя любовь к хорошей еде.
Имад изображает руками змейку. Черные родинки продолжают маячить перед глазами, а я все отделяю дольку за долькой и загадываю желания.
Наконец, лотос желаний блистает передо мной своими сочными мясистыми лепестками. Дольку за долькой я кладу их в рот, жмурюсь, с удовольствием жую, наслаждаясь каждой капелькой солнечного сока. Все дело в символике, я хорошо помню слова Имад.
Я съедаю все. Имад продолжает танцевать Не поворачиваясь ко мне, она произносит ровным голосом:
- Итак, ты одна съела всю мандаринку желаний?
- Да.
- И ты не с кем не поделилась?
- Нет, не поделилась.
Она поворачивается ко мне. У нее серьезное, как никогда, лицо. Знаешь, что случается с эгоистичными людьми, которые съедают все, не делясь с другими, спрашивает она. Я отвечаю, что не знаю. Она говорит:
- Бабушка в детстве рассказывала мне сказку про мальчика Таро. Это японская сказка. "Приключение Таро в стране гор" называется. Там мальчик один, сирота, отправляется искать свою мать, которую в свое время превратили в дракона. Он обошел страну вдоль и поперек и, наконец, нашел ее.
Имад продолжает:
- Так вот мать ему рассказала свою историю. То есть, как так вышло, что ее, такую милую и хрупкую женщину, превратили в дракона. Знаешь, как это вышло?
- Не знаю, - честно признаюсь я.
- Догадайся!
- Боюсь не получится. Я не такая догадливая.
Имад торжественно продолжает:
- Однажды она вместе с другими жителями своей деревушки отправилась на работу в поля. Она была беременна, и люди решили ее пожалеть, и оставили готовить им обед, вместо того, чтобы заставлять надрываться в поле. Она поймала в озере три больших вкусных рыбины. Пожарила их. Потом не выдержала, попробовала кусочек. Затем еще, еще. И так она съела все три рыбины, предназначенные для всех.
- И что? - недоумеваю я.
А то, что древняя японское поверье гласит, что тот, кто съест три рыбины один, не поделившись с другими - превратится в дракона. Так оно и вышло. Она превратилась в дракона, ушла под воду в озеро, в котором и поймала три рыбины. А через сколько-то месяцев люди из деревни обнаружили корзинку с младенцем, плывущую по волнам. Это и был Таро. Сын дракона, как его прозвали. Он был почти такой же, как все. Только на спинном позвоночнике у него было три родинки, похожие на рыбьи или драконьи чешуйки. Вот и вся история.
Она заключает:
- Нельзя думать только о себе и своих удовольствиях. Не хочешь превратиться в дракона - ешь только одну дольку. Но выбирай ту, что с самым сокровенным смыслом.
- А может, это чушь? - говорю я.
- А может, ты - глупая маленькая девчонка?
Имад смотрит на меня очень строго. Она встает, поворачивается ко мне спиной и начинает свой психоделический танец. Я смотрю на нее и не могу оторвать глаз. Ее корпус и бедра двигаются так изящно, что я готова больше вообще не прикасаться к мандаринам, лишь бы лицезреть ее волшебно двигающееся тело.
Я смотрю на три черных родинки вдоль линии позвоночника и повторяю про себя, что я - маленькая-маленькая глупая девчонка. Я повторяю это, и про себя почти плачу от радости. Я говорю:
- Да, ладно. Если все эти двенадцать желаний сбудутся, я не огорчусь, если у меня на спине вырастут двенадцать черных родинок. Как у тебя от трех несчастных съеденных пискарей.

Гамма Близнецов.
Курилка. Я расправляюсь с тридцатой пятой по счету сигаретой. Ушастик стоит напротив меня и наблюдает за тем, как я сижу в кресле и расправляюсь с тридцать пятой по счету сигаретой.
Он спрашивает:
- Зачем ты куришь?
Вместо ответа я тушу окурок и приступаю к новой. Я надеюсь разозлить его, чтобы он свалил в ж...
Но он спрашивает:
- У тебя есть мечта?
- А что? - говорю я.
Он говорит:
- У каждого человека должна быть какая-то мечта жизни. Иначе зачем и жить.
У жизни должен быть смысл, поясняет он. И Ушастик настоятельно хочет знать, какая у меня мечта.
- Да, вот какая у тебя мечта? - повторяет он важно.
У меня крутится в голове: чтобы ты пошел в ж..., имбицил! По-моему, это хорошая мечта. Но вместо этого я говорю:
- Я не такая крутая, как ты, и живу как маленькое бездумное животное. А какая у тебя мечта жизни?
- Например, сделать так, чтоб ты не курила.
Мне еще больше хочется послать его в ж... Но я говорю:
- Ясно. Что-то еще? Или пока все?
- Нет, не все. Еще я мечтаю построить своими руками дом, посадить дерево, вырастить сына.
Мне кажется, я сейчас не сдержусь и точно пошлю его в ж... Но я говорю:
- Что ж. Это хорошая мечта. Тебе осталось только найти славную девушку, с которой ты будешь жить в том самом чудном доме, и которая родит тебе чудного сына.

Эпсилон Большой Медведицы.
Вот коменданша Оксана останавливает меня на лестнице, когда я поднимаюсь наверх. Она говорит:
- Детка, объясни мне одну вещь! Я вот чего-то не догоняю. Во всей столице что, парней больше нет, кроме этого дебила?
Я смотрю на нее снизу вверх. Ее туша закрывает собой свет из одного единственного оконца на верхней площадке. Она говорит:
- Ты же молодая и красивая девка?
Я смотрю на нее. Ее пережженные перекисью ошметки волос разметались по моим плечам. Она спрашивает:
- На кой ляд он те сдался?
Я смотрю на нее, и чувствую, как капельки ее слюней разлетелись по моему лицу.
Я смотрю на нее и мысленно проклинаю Ушастика.
Я почти плачу от досады.

Эпсилон Большой Медведицы.
Раздражена ли я?! Я ощущаю себя самым большим садистом в мире. Сегодня Ушастик снова повторил свой трюк с розой. На этот раз все выглядит вот так. Я валяюсь в кровати с взрывающим голову приступом мигрени. Громкий, настойчивый, похожий на выламывание дверей милицией, стук в общую женскую комнату. На этот ужасающий стук ритмом танго отзываются еще десять сердец, включая и мое. Самая смелая из нас подходит к двери и торжественно с подмигиванием сообщает, что пришел мой мучитель. Я готова его убить!
Неохотно подхожу к двери: незадачливый посол любви смущенно переминается с ноги на ногу. Губы - изображают нечленораздельное шлепанье. Такая-то скромность после такого нескромного грохота! Злобно вырываю из большой мягкой руки цветок, точь-в-точь как у неразумного ребенка отнимают дорогую и совсем недетскую игрушку, лишь из шалости оказавшейся в его цепких пальчиках. Демонстративно громко захлопываю дверь перед его носом, и возвращаюсь в постель: у меня все еще приступ мигрени. Роза сиротливо примостилась в ногах.

Бета Голубя.
Я лежу в кровати. Мигрень разносит голову на куски .
Ушастик - не маленький, двадцать два года. Достаточно, чтобы понимать, что мы - не пара. Как подобная чушь вообще могла привидеться даже во сне пусть и такому дебилу, как он? Я ли не умница?! И образованная?! И достаточно привлекательная?! А кто такойУшастик? У меня сводит в животе от бешенства. Он - глупый чудила-бугай, которому не повезло родиться дурачком!
У меня свои проблемы. Даже много. Вовсе не хочется платить еще и за его беду - его природные изъяны, его дурость и непонятливость. Вот я лежу так с открытыми глазами, уставившись в потолок, до которого отсюда можно коснуться рукой, и мысленно глумлюсь над Ушастиком.

Бета Возничего.
Посреди ночи я просыпаюсь, боли нет, и я вспоминаю о цветке. Роза ничуть не виновата в том, что неуклюжий дегенерат вообразил, будто может так запросто влюбиться в такую девушку, как я!
Я беру розу, ныряю на пол со второй полки и направляюсь в туалет, в надежде найти пустую банку. В темноте слышится хлюпанье воды – сломанный унитазный бачок. Гениально! Засовываю цветок в скол в крышке унитазного бачка.
Возвращаюсь в постель. Сон почему-то не спешит обратно. Потолок так близко, рукой можно потрогать! Я лежу, уставившись на него, и мысленно глумлюсь над Ушастиком.
Интересно, что творится у Ушастика в голове? Наверное, он думает, будто должен ухаживать за мной. Добивается меня красиво, как настоящему рыцарю положено добиваться своей Дульцинеей Тобосской. Через препоны и опасности. Наверное, мои пинки и болючие щипки – и есть препоны и препятствия, которые только нагоняют на мужчину жару. Или еще лучше: они помогают мне набить цену. Будь на его месте кто-нибудь другой, я бы сочла это романтичным. Но это не тот случай. Если он осмелится прийти ко мне завтра, я брошу, наконец, эту детскую пугалку – хлопанье дверьми перед носом - и скажу ему все, как есть. Брызгая слюнями. Медленно. Смакуя каждое слово. МЫ – НЕ-ПА-РА!
Я очень злая. Врагов надо любить. Но Ушастик мне не враг, а так. Врагов же уважают. А мое чувство к нему тяготеет к обратно противоположному!
Как выглядит любовь имбицила изнутри? Что он чувствует? Какие желания испытывает? Снаружи любовь Ушастика выглядит обычно. Но то, что прячется у него внутри, вызывает отвращение. Такое чистое возвышенное чувство как любовь, помещенное в такое безобразное, рыхлое тело, чувство, управляемое и осознаваемое таким убогим мозгом, кажется скверной.

Дельта Паруса
«Тебе уже не восемнадцать, на твоем месте я бы не стала с этим затягивать!» - говорит мне Виктория.
«Свеча должна быть не тонкая и не толстая, а в самый раз» - говорит мне Деля.
«Секс стал разменной монетой, которую ты получишь на сдачу в любом магазине. Кто еще позаботится о моральном облике моей племянницы, если не тетушка?» - говорит мне тетка.
Воспоминания об этих словах звоном падающих дешевых монет отзываются у меня в голове. Рикошетят в сердце. Дзинь-дзинь.
Дешевая разменная монета.
Но дешевка занимает меня не слишком долго. Сперва остается лишь эхо, и я прислушиваюсь к нему. Но вот уже что-то происходит. Дыхание замирает в груди. Сердце останавливается.
В голове чудится ветер. Знакомое напряжение нервов. Мускулов. И вот в самом центре ветра вдруг забился пульс. Сильней, быстрей, скорей. И это уже не ветер, а вой. Страшный цунами вздувает толщу, поднимая на воздух тонны воды. Мне нужно в центр цунами. Туда, где сносит голову. Закрутиться волчком в страстном порыве. Я чувствую волны. Я играюсь с ними. Это игры с огнем. Но мне мало. Я жажду по-настоящему большую волну. Такую, которую не забудешь никогда. Сердце идет на ускорение. Где-то далеко зазвучал барабанный бой. Мысль раздувает меха ветра. Покорный моему намерению, океан изнывает, готовый взбунтоваться. Настоящий бунт. Вот что мне нужно. Бунт стихии. Бунт меня.
Танцующая по лезвию пера! Дрессировщица слов! Укротительница смыслов! Вспышки фотокамер огнем и каленым железом пропечатывают слова дифирамбов у меня в голове. Цак-цак-цак – цокают целым лошадиным табуном кнопки фотоаппаратов.
И он наступает. Барабанная дробь расстрельной команды смолкает. Подобная скале волна оглушительной силы несет меня, опрокидывает, и я, тихая и безмятежная, лечу в пучину.

24

Тэта Скорпиона.
- Ну, так что случилось дальше с матерью-драконом? - спрашиваю я у Имад. - Удалось ли ей вновь превратиться в человека? В милую и хрупкую молодую женщину?
- Да, удалось. Через боль и кровь во имя радости других.
- То есть?
- Мальчик Таро уговорил ее разбить своим телом огромную гору, запершую воду в озере и мешающую людям поливать посевы. Она целую ночь долбила гору, израненная, на последнем издыхании, пока, наконец, та не крякнула, и вода не хлынула орошать засохшие поля. Это значило для местных конец голода. И только тогда чары рассеялись, и огромный, безобразный дракон превратился обратно в красивую японку.
- Именно поэтому ты раздаешь теперь всем мандарин своих сокровенных желаний?
- Да.
- Интересно, в кого ты превратишься, если чары спадут?
- Улучшится моя карма. Но как это будет выглядеть - поживем-увидим.
- И как? Хоть какие-то изменения заметны?
- Ты знаешь, делиться мандаринками - невеликая жертва, пусть даже в этих мандаринках - все самое лучшее, что я желаю себе. А коль невелика жертва - не стоит ждать и огромного вознаграждения. Это честно. А вселенная ведет честную игру.
- Почему же ты не совершишь более значимую жертву? Хотя бы во имя своего же собственного счастья?
- Видимо, пока еще недостаточно надоело быть драконом. Или я - просто слабый человек.

Дельта Паруса.
- Все-таки мне любопытно, Имад, как выглядели те три пискаря, из-за которых ты теперь со всеми пытаешься всем делиться?
- Зачем тебе знать? Это самые обычные рыбы, из тех, что поедают все люди и потом превращаются в драконов.
- Да, нет. Думаю, пища у драконов всегда разная. Закон разницы работает даже на уровне вселенной. Мне интересно, каких акул нажралась Вика, чтобы стать таким драконом. Ее панцирь - непробиваем. Она прекрасна в своей жестокости. И я хочу победить ее.
- Тогда, может, тебе стоит превратиться в человека? В сказках всегда находится очень добрый, человечный герой, который побеждает чудище.
- Так это в сказках.
- А ты представь, что мир вокруг - это сказка, плод твоей выдумки.
- Вот это новость! Теперь так модно писать в буддистских книжках?
- Нет, в них написано, что НЕТ НИЧЕГО. Ни людей, ни зверей, ни государств, ни болезней. Есть только атомы и молекулы. А, может, и их нет. Значит, все - выдумка.
- Значит, Вика - это моя выдумка?
- Это значит, ты - своя собственная выдумка. Начни с этого.

Тэта Скорпиона.
Вот я бреду по вечерней Москве. Вслушиваюсь в ее песню и думаю, что мне нравится музыка, но вовсе не к душе - слова.
Значит, все - выдумка? Я - своя же выдумка. Мои мечты - выдумка. Зоомагазин - выдумка. Неудачно выдуманные слова московской песни - выдумка. Правила игры - выдумка. Если это так - то я, априори, хороша как писательница! Нобеля мне дадут уже хотя бы за то, что я выдумала целый мир, включая и саму премию Нобеля!
Что мне делать со своим всесилием?
В голове крутится ответ: "Выдумай другие правила, удобные тебе!"

Альфа Гидры.
Я стою под душем. Струи соскальзывают с моего тела, как презрительные плевки, и ударяются о каменный пол со знакомым "цак-цак-цак". Мои ноги в сланцах утопают в луже плевков, но на этот раз мне все равно. Я знаю, в чьих плевках я купаюсь. И им недолго осталось радоваться.
На этот раз "цак-цак-цак" звучит, как нечто знаковое, как руководство к действию.
Плевать так долго, так смачно и так скользко могут только невидимые монстры, и я высоко и гордо подымаю голову, чтобы безо всякого страха встретиться с ними глазами и даже обменяться с ними презрительными взглядами.
Вот так! Я вас больше не боюсь. Я к вам больше не прислушиваюсь. Я собираюсь написать ДРУГИЕ ПРАВИЛА.
Мне надоедает эта игра "в гляделки", и я опускаю голову и зажмуриваю глаза. Сегодня цак-цак-цак успокаивает нервы. Я включаю мозг и начинаю придумывать "другие правила".
Я думаю.
Я думаю
Я думаю.
Бах!!! Вот оно, ЭВРИКА!
Я прислушиваюсь к звуку плевков. Может, это мое воображение, но, кажется, никто больше не плюется.
Вместо этого кто-то беззвучно плачет. И этих кого-то МНОГО.

Гамма Близнецов.
Вот я набираю в ноутбуке: "Больше всего на свете я мечтаю стать известной талантливой писательницей. Я свято верю в то, что заветные мечты сбываются. Вопрос: Какие у меня есть основания в это свято верить? Знаю ли я хоть одного человека, чья самая фантастическая мечта осуществилась? Ответ: Да, этого человека зовут Ушастик. Вопрос: О чем же таком фантастическом он мечтал? Наверное, о полете на Марс? Ответ: Нет, он просто посмел мечтать о девушке, которая была ему не парой. Каждой своей клеточкой он стремился к тому, что она принадлежала ему. Хотя бы на мгновение. Хотя бы на одну ночь. И однажды его мечта осуществилась. Поэтому я свято верю в то, что самые заветные мечты всегда сбываются. Главное, иметь храбрость в это верить."
Я захлапываю ноутбук. Спрыгиваю вниз, надеваю тапки.
Я иду навстречу своей мечте. Безумству храбрых пою я песню. Я пою ее самой себе, самой большой выдумщице на свете.

Дельта Дельфина.
Передо мной маячит взволнованное лицо Ушастика. Мы - в комнате. где обычно несет вахту милиционер, которому мы платим, чтоб он нас охрянял. Супер-сервис! Сегодня в течение четырех часов эта каморка - наша. Сегодня мы заплатили ему за то, чтобы его каморка на четыре часа оказалась нашей.
Голова Ушастика похожа на огромный колокол, но только это мертвый колокол, потому что не издает ни звука. Я вижу капельки пота у него на висках. Я говорю:
- Ушастик. Только не волнуйся. Все хорошо.
Он молча кивает большой головой.
Я говорю:
- Ушастик, миленький, просто дай мне побольше выпить! А сам не пей! Тебе нельзя!
Это не занятие любовью, говорю я, это - операция. Мне нужен наркоз.
- Вернее, это занятие любовью, конечно, - спохватываюсь я - но надо помнить, что это и операция. А при операциях требуются наркоз и чуткость хирурга. А хирург сегодня - это ты, Ушастик.
Ушастик молча кивает большой головой. Одна капля пота скатывается с виска и падает мне на лицо.
Я допиваю четвертый бокал.
Мы неуклюже целуемся.
Я допиваю пятый бокал.
Кажется, я допиваю пятьдесят пятый бокал. Взволнованное лицо Ушастика рябит перед моими глазами. Кажется, я готова, говорю я, откидываюсь на подушку и закрываю глаза. Сквозь дремоту я чувствую, как руки Ушастика стаскивают с меня одежду.
- Я готова, Ушастик. - бормочу я и проваливаюсь в небытие...
...Тупая боль вырывает меня из лона сна. Но мне лень открыть глаза, и я лежу и слушаю. Цок-цок-цок! Человек-колокол делает свое дело.
Вместе с болью из моего чрева вырывается поток невидимой скверны, которая стекает с диванчика, на пол и мгновенно исчезает под ковром.
Цок-цок-цок! Я слышу неумолимо нарастающий хохот невидимых монстров.
Цок-цок-цок! Невидимые монстры празднуют свою победу невиданными плясками вокруг костра. Они держатся за руки, прыгают вокруг огненного марева, дрыгают ногами и не переставая хохочут. А скверна капля за каплей выливается из моего живота.
Цок-цок-цок! Безумное веселье нарастает, хохот становится все демоничней и оглушительней. Тени монстров все быстрее мелькают на фоне зарева.
Цок-цок-цок! Тени мелькают быстрее. Цок-цок-цок! Тени ускоряются. Цок-цок-цок! Хохот перерастает в визг. Цок-цок-цок-цок-цок-цок!
Бах!!! Оболочка плода лопается, разбрызгивая последние остатки грязи. Неистовый визг монстров достигает своего апогея, превращается в вой, затем в хрип и... монстры не выдерживают - смех разрывает их на миллиарды склизких обмоток. Кусочки разлетаются с астрономической скоростью по всем сторонам света.
Монстров больше нет в природе. Аллилуйя...
Большое лицо Ушастика нависло надо мной, как большой колокол. Я смотрю на него, и мне кажется, что изнутри колокола доносится тихий чистый звук. Дзинь-дзинь-дзинь. Капля скатывается с головы Ушастика. Капля пота с виска. Или слеза - какая разница.
Я прислушиваюсь к дзинь-дзинь-дзинь и проваливаюсь в темноту...

25

Дельта Большого Пса
Я прихожу домой. В комнате с пятью вертолетами полный кворум. Нет только Имад. Я спрашиваю, где она.
- Какая Имад? – удивленно поднимает брови повариха.
- Ну, Вазиля!
- Мы таких не знаем! – добродушно заявляет она же. – У тебя, видимо, какие-то особые друзья.
Меня это немного удивляет. Но пока только немного. Я объясняю, что что Имад-Вазиля, это та дама, которая все это гребанное время спала подо мной.
Все глаза недоуменно замирают на мне. Пауза.
- Ну вообще-то после Алены эта кровать – ничья… - говорит повариха.

Гамма Андромеды
Я сижу на ток-шоу для домохозяек. Слева от меня на диванчике развалился главный редактор модного глянцевого журнала. Справа – известный кинопродюсер. Мы делимся с публикой нашими рецептами успеха. Зрители таращатся на нас во все глаза. Как вам живется в статусе звезды, спрашивает меня ведущая. Этот вопрос в той или иной форме мне задавали уже сотни раз, но каждый раз я делаю вид, будто задумываюсь о нем впервые. И это срабатывает. Люди воспринимают ответ как сенсационное откровение. Поэтому я готовлюсь состряпать безупречно отрепетированную перед зеркалом мину. Сейчас камера возьмет мое лицо крупным планом. Я озадаченно поднимаю красивые брови, хмурю их домиком. Так чтобы зритель по ту сторону телевизора не сомневался: экзистенциональный вопрос почти поставил меня в тупик. Считаю до четырех, посылаю невинный взгляд в самый центр камеры и невозмутимо отвечаю то, что отвечаю всегда в таких случаях. А я звезда? Впервые слышу, говорю я! Это слишком большая ответственность, называть себя звездой, поясняю я. (На языке искушенных это означает, что на самом деле я считаю себя не звездой, а суперзвездой).
- Не может каждый быть звездой, кто пишет, поет или снимает кино и при этом мало-мальски известен. – продолжаю я.
Мои соседи нервно ерзают на диванчике. Им кажется, будто это камень в их огород.
Звезда - это очень приятная метафора. Но звезд на небе далеко не так много, как людей, которых всуе называют звездами. Давайте будем честными: настоящих звезд очень мало. И я пока только могу мечтать о том, чтобы звезда с моим именем зажглась на небосклоне.
- Да, но звезд значительно больше, чем те, что можно увидеть невооруженным глазом! – возражает ведущая.
- Вот вы все и сказали сами, - говорю я – остальных не видно. Так стоят ли они и разговоров???

Эпсилон Киля
В каждой хорошей истории должен быть свой иуда. Тогда это будет героическая история про по-настоящему хорошего человека. Героя Иисуса, например. Кто бы про него узнал, не подвернись предатель? Тридцать серебряников – хорошая инвестиция в чей-то героический бренд.
Тетка делает из меня героя. Вика делает из меня героя. Шестьдесят серебряников, двойная порция шоколада, двойное предательство, двойной герой - вот кто я. Мне везет.

Дельта Змееносца.
- А как ты пишешь свою книгу? Пишешь-пишешь, а придумываешь по ходу или сначала придумываешь, а потом пишешь? – задает Деля умный вопрос.
- Сначала придумываю скелет. Что-то вроде фабулы. Потом придумываю мясо. Что-то вроде сюжета. Ситуации там всякие, характеры героев. Пока я это выписываю, все переосмысляю, и появляются новые завихрени в костной системе. Так что к концу работы то, что вначале выглядело, как примат, предположим, в конце может превратиться в бог знает какое чудо-юдо. И это очень интересно. Для тебя самого. Просто посмотреть, на что это будет похоже в конце. Твое детище.
- Действительно, интересно. Ну, и на что оно похоже сейчас, с точки зрения…гм… костной системы, я имею ввиду? – Деля хитро зажмурила глаза, что сразу сделало ее похожей на большую кошку.
- Ты хочешь, чтобы я рассказала тебе дальше свою историю?
- Хотелось бы. – просто, в тон мне ответила она.
…Полина проснулась утром от звонка. Взяла сотовый с ночного столика. Номер неизвестный.
- Это Максим Пронин. Автор брошюры. Мы можем сегодня увидеться?
Она вспоминает события вчерашнего вечера. Они договариваются на обед. Затем она набирает Дена. У него все замечательно, и это ее немного радует.
С Прониным они встретились на лавке в парке.
- Вы один из них? – сразу же спросила она.
- Они уже вышли с вами на контакт? – он сделал большие глаза. – Что они вам предложили?
Полина передала ему разговор с незнакомцем в плаще и рассказала про вспышку в голове и прерванную встречу.
- Значит, сработало! – восторженно воскликнул он.
Макс объяснил изумленной Полине, что он не является членом Охотников. Наоборот, он попытался противостоять им их же методами. Макс овладел кодированием на том же уровне, что и пришельцы, и написал свою программу, блокирующую всякое воздействие через текст.
-Но, видимо, она не получилась или я не смог все учесть. Вся моя контрольная группа скончалась. Тебе об этом уже известно. Сначала они все повыбрасывали книги тех писателей. Но затем… Видимо, антивирус сработал как плотина, которая вначале сдерживала, но потом не выдерживав массы бушующей реки, прорвалась и поток хлынул с уничтожающей скоростью.
- Но я? – уставилась на него вопрошающе Полина.
Полину не зря выбрали как достойную членства в клубе, предположил Максим. Возможно, у Полины есть что-то в мозгу, некий фильтр или иммунитет, который и помог закрепить «плотину».
- Полина, мы можем объединиться и организовать что-то вроде повстанческого движения. Мы будем писать антипрограммы, мы будем пытаться бороться с ними.
- Что ты? – Полина испугалась – Они уничтожат нас, если узнают!
Макс посмотрел на нее долгим взглядом, усмехнулся и устало произнес:
- Они уже знают. Они хотят, чтобы мы были. Им давно скучно. Им нужно сопротивление.. Охотники жаждут настоящей охоты…

Бета Пегаса
Дождь. Бешеный дождь за окном. Настоящее светопреставление. Я сижу одна в абсолютной тьме, на стульчике возле обеденного стола, глядя на мирно свистящих, сопящих, храпящих, скрежещущих зубами людей. И думаю. Я полностью одета.
Невидящими глазами я пялюсь на пять двухэтажных кроватей и слушаю дождь. Самый обычный.
Но что-то не так.
На мне свитер, джинсы и куртка. Нужно выйти наружу. Покончить с сопящим, свистящим, храпящим пространством с пятью «вертолетами». Кажется, сегодня сороковая ночь моего бытия в хосписе для нелегалов. Сорок дней и сорок ночей. Вполне достаточно, чтобы решиться. Я принимаю решение.
Кроссовки надеты, и я выхожу вон. Зонт забыт намеренно: играющий по собственным правилам не беспокоится о таких мелочах, как воспаление легких.
Итак, я выхожу в дождь. Покидаю ограду. Поворачиваюсь лицом к зданию и смотрю на него сквозь струи дождя. Семь секунд. Раз. Два. Отсчет пошел. Я любуюсь спящим зданием сквозь ледяные потоки. Семь секунд…Я продолжаю прощаться со своей временной обителью и ее обитателями. Три. Четыре. Окна печально темны. Но им, внутри, больше не о чем беспокоиться. Не им, не мне. Пять. Шесть.
Теперь, когда я играю по своим правилам, я больше не безучастный свидетель того, как в течение семи роковых секунд таракан бежит по направлению к машеньке, чтобы сорваться вниз.
Шесть пятнадцать. Отсчет пошел. Я не дам вам валяться на самом дне! Шесть сорок – через шестьдесят сотых все изменится. Я вам это гарантирую. Больше никакой боли. Печали или потерь. Никогда. Ни за что. Ни для кого из вас. Шесть пятьдесят.
Сюрреальный мир закончится ровно через десять сотых. Я спасу вас от такой жизни, бедолаги! Вот увидите. Так вам будет лучше. Семь секунд.
Я смотрю, не мигая, на мое временное убежище сквозь струи дождя, и картинка задребезжала. Я держу руки в карманах джинс и внимательно наблюдаю за изменениями в бетонной стене, здании, никогда не работающем кране. А качество черно-серой фотографии перед моими глазами все ухудшается и ухудшается, пока низкое разрешение не превращает изображение в бессмыслицу.
Больше нет ни бетонной стены, ни крана, ни мрачной двухэтажки со спящими в нем гастарбайтерами. Только ровные ряды дрожащих серо-черных мушек, плененных сотнями расположенными параллельно друг другу липких лент. Всего лишь пара сотен строк отчаянно рвущихся на волю мушек-букв.
Моя короткая история бытия длиною в сорок дней и сорок ночей. История начала моего славного небытия.
Вот почти и все. Дело за малым. Я буду скучать по вам, мои дорогие лузеры!
Я держу руки в карманах. Плевать на дождь. Теперь мне не нужен зонт, это ерундовое изобретение для простых смертных. Теперь мне не требуется даже нетбук. «Все у тебя в голове. Играй по своим правилам!» - звучат в ушах слова Имад.
Продолжая держать руки в карманах, я мысленно жму на кнопку «пометить все». Выделяю темным сотни рвущихся в небо насекомых и хладнокровно жму на «удалить».
Отвернувшись от места, где до этого стояло общежитие для нелегалов, я прогулочной походкой направляюсь в сторону магазина для больших людей. Нет, я вовсе не планирую удалять и его. Просто настало время для маленькой прогулки по столице. Маленького триумфального шествия по столице в честь Меня.
С легкой душой и легким шагом я дохожу до магазина и сворачиваю направо, на центральную улицу. Легкое нажатие клавиши в голове – повсюду вспыхивают праздничные огни и взлетают в небо фейерверки.
Мой бодрый шаг прямо посреди дороги сквозь стену дождя. Мои уверенно засунутые в карманы руки. Моя радостная улыбка на лице.
Мимо пролетают и элитный ресторан, и супермаркет с фотографиями знаменитостей на стенах. При желании я могла бы шикарно поужинать там, где едят министры. И даже сделать так, чтоб на стенах супермаркета оказалось и мое фото. Но такие мелочи успеются. Впереди у меня еще целая вечность.
Но улица уже не так пустынна. По тротуару слева и справа навстречу попадаются люди, их лица сияют, и они машут мне руками.
Случайных встречных становится все больше и больше, несмотря на безбожный дождь, пока людская толпа, подобно прорвавшейся плотине, не захлестывает всю улицу вокруг меня.
Как триумфатор, вернувшийся после войны с победой, я гордо и смело делаю шаг в толпу. И она, как послушное море перед Моисеем, расступается в стороны. Руки в брюках, насвистывая свой любимый мотивчик, подслушанный посреди книжных полок, я иду мимо ночных гуляк, слушая, как звуки ливня тонут в ликовании толпы.
Я узнаю многих из них – одноклассники, одногруппники, соседи по дому, по даче, персонажи моей книги, работодатели, которые так никогда и не дали мне работу – все они, как один, сейчас каждой частичной тела и души льнут ко мне. Обладательнице Тела, вмещающего сей всемогущий прекрасный дар. Но я иду мимо.
Вот моя тетушка, в промокших насквозь белых брюках и рубашке, тянет ко мне свои белые рученьки. Короткого хлопка по мокрому плечу и прямого взгляда в глаза – вполне достаточно для тетки-предателя. И я иду дальше. Теперь уже я внимательно осматриваю толпу. Нужно повидаться кое с кем. И этот кто-то точно здесь. Кто-кто, а я уж это знаю. И я иду вперед.
К моему Телу отчаянно продирается Виктория. В своем ослепительном золотом платье дракона Заратустры она выгодно выделяется из толпы, моя Виктория - я заметила ее сразу. Я рада ее видеть: мы не виделись целую вечность. Но она вовсе не тот, кого я здесь ищу.
Викины крошечные ладони теребят мою руку, большие черные глаза с тянущегося с высоты каблучков личика смотрят на меня, словно прося пощады. Я не разберу, что горячо лепечет ее низкий бархатистый голосок. Но догадываюсь, и это что-то больше не важно. Кивка головы и прямого взгляда в глаза – вполне достаточно для не состоявшейся подруги. И я двигаю дальше.
Ближе к метро огни ярче и чаще вспыхивают фейерверки.
Вдруг в окне одиноко припаркованного джипа я замечаю того, кого ищу. Того, кто научил меня другим правилам. Того, кто меня не предал. Того, кого, конечно, же не было в хосписе для нелегалов сегодня ночью. Иначе я не стерла бы его с лица земли сегодня. Того, кого я считаю своим Другом.
Кого? Имад, конечно же. Кого ж еще?
Я ускоряю шаг: она меня заметила и радостно машет рукой. Мой милый друг! Мой славный, верный, милый друг!
Я уже рядом и открываю рот, чтоб прокричать что-нибудь крайне радостное. Но что-то меня останавливает. Имад, мой милый друг, мне улыбается… Но что-то не так. С ее глазами. С ее губами. С ее лицом. Оно меняется. Как будто дождь смывает с него краски. Парализованная шоком, я смотрю на нее во все глаза.
Еще пара мгновений, и это уже не Имад. С высоты водительского кресла джипа на меня смотрит, щерясь, невидимый монстр…
- Ну, что, Ло? – спрашивает знакомый тускловатый голос. – Ты как будто выглядишь немного обиженно?
Я молчу.
- Неужели стоило так долго упираться? - продолжает он - Посмотри вокруг! Здесь все для тебя. Весь город!
Я молчу.
- Ну, признайся! Разве не приятно быть в центре всего и быть центром всего? Участвовать в событиях и даже создавать их? А?
Я молчу.
- Вика – у твоих ног. Нравится, дружи, хочешь - пошли! Все работодатели, ищущие кого-то, все издатели, ищущие звезд… Да хоть сам Тарантино! Все они, все – у тебя вот здесь! – монстр сложил свою безобразную крысиную лапку в кулак.
- Ну, не смотри ты на меня букой! Да, я прибегнул к хитрости. Но все ради кого? Ради тебя же, дурочка!
Но я все еще храню молчание и мрачно сверлю его глазами.
- Нет, ты только вспомни тот занюханный хоспис, в котором ты жила! Это же кошмар! Ты была недостойна такой участи, детка!
Я мрачно смотрю на него, не мигая.
- Здесь все по-честному. В натуральную величину, что называется. Это продукт твоего гения. Ты – гений, Ло!
Я смотрю, не мигая.
Лицо монстра вдруг дернулось.
- Дурочка, что ты задумала??? Это бесполезно!
Но уже поздно, процессы в голове пошли.
- Ло, ты не можешь удалить меня! Ты уже в игре! Мы оба в игре!
Сжав губы, я быстро жму на все кнопки.
- Ло!!! – хрипит монстр в удушье – Я – это ты-ы-ы! – хрип вместе с буковками-букашками растворяется в ночи, унося за собой в корзину для мусора даже джип.

Она меня обманула. Ой, ли? Она? Оно!!! Я стою и смотрю на все сегодняшнее великолепие и думаю о том, что произошло.
Оно сказало, что я в игре. Что же? Начало у этой игры не самое скучное! Я сую руки в карманы и, насвистывая свой любимый мотивчик, двигаюсь вперед – навстречу глобальной славе и деньгам…

26

Альфа Волос Вероники
Вот я лежу на белой кожаной софе посреди пустой комнаты у себя в гамбургском доме на улице девственниц. Всегда хотела жить на улице девственниц. Не потому, что название вызывает у меня какие-то особые ассоциации, а просто так, потому что очень уж онна уютная. Вокруг все белое: пушистый белый ковер, белые стены, белые тапочки, белый журнальный столик. Все, как я хотела. Все белое, кроме легкого розового шарфика на шее.
Итак, все, как я хотела. Я – в Гамбурге. В элегантной белой комнате. А внизу в гараже меня поджидает быстрокрылый БиЭмВи, как говорят тут в Гамбурге. Черный.
Я расслабляюсь на белой софе с ноутбуком, обтянутым белоснежной кожей, (так все задумано, в этой комнате – все белое) а за окном – Гамбург. Или не Гамбург?
Как сказать. Все зависит от моего воображения. Вернее, от того, ТОЛЬКО ЛИ ЭТО МОЕ ВООБРАЖЕНИЕ.
Белоснежная кожа дивана холодная на ощупь. Если она вообще белая, если на то пошло. И кожаная. И если этот диван вообще мой. Или если он вообще существует.
Я ничему не удивляюсь.
Ну, а если диван не мой, а я на нем валяюсь, как будто так и надо, по хозяйски, тогда, может, я – это вовсе не я, а всего лишь альтерэго, как это сейчас модно говорить, самой себя, очередной персонаж своего же романа?
Если это просто не Гамбург, то еще терпимо. Если я – это не я, это тоже куда ни шло. Но вот от мысли, что в гараже, возможно, не стоит никакого БМВ, хочется закурить. А то я что-то разнервничалась.
Тебя периодически тянет закурить - вот они, огрехи твоей писательской деятельности. Твоего писательского таланта. Твоей успешной гонки за количеством авторских листов в день. Твоего личного успеха. Ты никогда не знаешь, где заканчивается твоя фантазия и где начинается реальность. Ты никогда не знаешь, где твои мысли, а где мысли твоих героев. И как результат, твоя жизнь превращается в их жизнь. И наоборот.

Альфа Павлина
Вот я еду на свидание к своему бойфренду. Я – за рулем своего серебристого «мерса», терзаюсь очередным приступом неопределенности. Десятая сигарета не помогает определить, я это или нет. Еду ли я в мерсе или БМВ, и еду ли я хоть куда-нибудь вообще. Молчу уже о таком шикарном субъекте мужского пола, который якобы ждет меня пять кварталов отсюда, называясь при этом моим другом. Заволнуешься тут.
Зажигаю одиннадцатую сигарету и думаю о том, как использовать ее с толком. Все-таки мне важно, ждет ли меня через пару кварталов отсюда молодой человек. Вариант номер один. Можно ткнуть горящим кончиком в кожу сидения. Если она натуральная, и стоила мне кучу кровных, тогда ничего с ней не случится. Вариант номер два. Приложить к своему запястью. Если я – это не я, то есть не известная писательница, а всего лишь пшик, созданный ее фантазией, тогда мне тоже опасаться нечего.
Вот и проверим, пока еще осталось пара кварталов, кто из нас дешевка, автомобиль или я. Сигарета, как шприц с сывороткой правды, наготове. И я готова. Если ты пишешь, ты всегда готов узнать о том, что ты – дешевка. Твои книги – фуфло. Твоих читателей, а соответственно и гонораров, не существуют. Все это только плод твоего слишком активного воображения.
Сыворотка правды все еще наготове. А я наслаждаюсь моментом истины. Вернее, моментом, когда ты можешь узнать, где истина, а где - фуфло.
Я что-то не тороплюсь.
Эй, истина, ты где-то рядом! Подойди ко мне! Откройся! И я узнаю, кто я и что я на самом деле. Вот это было бы хорошо.
Я что-то не тороплюсь. Тяну время.
Собственно, зачем мне все это надо, в смысле, выяснять истину? Если она мне так важна, тогда незачем и писать. Тратить время на всякую выдумку.
На углу паркует машину красивый темноволосый мужчина в плаще. Его волевое лицо озаряется улыбкой, когда он замечает меня. Улыбка, адресованная мне. А может, и не мне. Тук-тук-тук, стучит сердце. Цак-цак-цак.
У меня все еще наготове сигарета. Но я ее тушу. Действительно, глупо портить себе свидание с таким привлекательным типом, только потому что, возможно, оно ПРОИСХОДИТ ТОЛЬКО В ТВОЕМ ВООБРАЖЕНИ.
Пусть будет, раз есть. Аллилуйя!!!
Чак Паланик утверждает, что его писательское существование состоит из двух фаз: факта и вымысла. Именно в этом чередовании фаз, пишет Паланик, и кроется интересность жизни писаки. В корне не согласна! Все самое потрясающее и необыкновенное кроется на территории фантазии. Истинно говорю. А что еще замечательней, в этом мире ты – царь и бог! Правь единолично и безраздельно!
Не верите мне на слово? Крутите пальцем у виска? Что ж, проверьте сами. Отправляйтесь в общежитие нелегалов. На сорок дней и сорок ночей. И вы все увидите. Все услышите. Все прочувствуете на своей шкуре. Вам все расскажут невидимые монстры.
Но если они не появятся – пеняйте на себя. Тогда вам не поможет ни общага нелегалов, ни даже прекрасная Вика, ни даже тетушка-предатель.
Так и запишем: если невидимые монстры так и не объявились, значит, вы – не писатель.
Если они не дали о себе знать, значит, вы – обычный графоман и трепач.
Если они не позвонили в вашу дверь, значит вы – просто бездарь.
«…твердое стояние на земле, отличная ориентация в реалиях современного мира, умение налаживать связи, умение пустить пыль в глаза, умение слыть серьезным человеком. Все это было ей чуждо». Вот лишь краткая выдержка из эпитафии, которую выбьют на моей кладбищенской табличке в день моей смерти. Прежде чем прочитать ее всю, уйдет битый час. При жизни она не умела того-то, она не была тем-то. В результате, наверное, все эти люди, которые там соберутся, начнут сомневаться, а существовала ли я вообще. Или я – плод их выдумки.
И посему назвала Я свет миром воображения, а тьму – реальностью. И увидела Я, что это хорошо. И стало так…

27

Альфа Гидры
Разыскивается Ло Стеншке
Прикрытие: вылетела из квартиры московской тетушки через месяц совместного проживания, работала продавцом-консультантом в зоомагазине, жила в хосписе для нелегальных гастарбайтеров, КУЛЬТОВАЯ ПИСАТЕЛЬНИЦА.
Продукты х: в стадии разработки
Радиус поражения: планетарный
Количество жертв: миллионы
Статус: ОСОБО ОПАСНА.