«Идеалисты и пацифисты всегда обвиняют революцию в чрезмерности. Но такая точка зрения вырастает из самой природы революции, которая сама есть чрезмерность истории. Однако такие обвинения произрастают на почве отрицания революции, как таковой. Я признаю революцию».
Л. Троцкий
…Дом стоял на Венской улице и напоминал крепость. Фасад с высоко рубленными маленькими квадратными окнами, протянулся метров на тридцать вдоль примыкающей улицы, огражденный с двух сторон надстроенными лоджиями. Высокая металлическая ограда окружала просторный двор, вход в который охраняла сторожевая будка с дежурным охранником.
Дом был достаточно просторен, чтобы вместить жилые помещения и комнату охраны, которая после покушения, организованного Альфаро Сикейросом, увеличилась до пяти человек. Кроме того в доме была установлена охранная сигнализация.
При нажатии на кнопку, допустим, в кабинете Льва Давыдовича включалась сирена. Три охранника контролировали металлическую решетку забора, два постоянно находились внутри дома. Присутствие посетителей строго ограничивалось и строго проверялось охраной.
«Наша маленькая крепость», - с гордостью говорил Троцкий и задумывался, сожалея, что, погибший в Париже Левушка, мог бы жить здесь вместе с ними и тогда был бы жив…
Засиживаясь иногда допоздна в гостиной, с приехавшими из Парижа Альфредом Розмери, гостившим у него вместе с женой, Лев часто вслух сожалел о том, что не сберег сына.
На все утешения он отрицательно качал головой. «Это моя вина…» - тяжело вздыхал.
Зато чета Розмери, наконец, привезла в Койокан сына Зины, тихого, спокойного подростка Севу с грустными глазами, которому было уже тринадцать лет. И Наталья и Лев перенесли свою родительскую любовь на внука.
Вместе с тем, события в мире грозовым штормом надвигались даже на Мексику, далекую от Европы, пылающей огнем большой мировой войны. Лев Троцкий мучился бездействием, но, понимая опасность для себя и своих близких, радовался этому укрепленному убежищу и с утра до вечера сидел в кабинете и писал книгу о злодее Сталине, который занимал предназначавшееся ему, Льву Троцкому место вождя, и руководителя великой революционной России.
Он, Лев Троцкий, избегал называть свою бывшую родину СССР, а говорил и писал: «Советская Россия».
Страстный охотник и рыбак - Лев Давыдович иногда чувствовал себя зверем, запертым в клетке и для того чтобы как-то прервать тягостное житье на одном месте, он, до покушения Сикейроса, иногда ездил посмотреть на остатки древних ацтекских городов.
Но сейчас даже этого невозможно было делать - правительство Лазаро Карденеса, который относился к Троцкому очень дружелюбно, выставило наружную охрану в доме Троцкого и вооруженный патруль обходил виллу на Авениде Виена, каждый час от заката до рассвета.
Лев Троцкий, беседуя с гостями говорил, что читал о том, как русский святой девятнадцатого века Феофан Затворник, привыкая к одиночеству, в начале, когда тоска по просторам земли русской вскипала в душе, поднимался на стены монастыря и смотрел вокруг. Потом через двор стал выходить из кельи только в собор и в трапезную, а потом и вовсе перестал выходить куда либо, «затворившись» на двадцать восемь лет в этой келье, где молился днем и ночью.
- У меня еще есть время, - грустно посмеивался бывший глава РВС - если Сталин попробует меня и здесь достать, то я забаррикадирую двери и буду жить как затворник, не оставляя своего дела - борьбу за права трудящихся во всем мире.
Охрана называя его Стариком, очень уважала и даже любила - Троцкий по-прежнему обладал даром завораживать людей, а когда он начинал говорить о будущем, то загорался и казалось аура бессмертного величия светилась вокруг его седеющей головы и сухой стройной фигуры.
И не только члены Четвертого Интернационала, но даже охранники, смотрели на него как на главнокомандующего будущей мировой революцией и старались всячески ему услужить.
Мужественный, яростно сильный Робинс, похожий на героя американского боевика, как-то поговорил с Натальей и предложил ей привезти для старика кроликов, которых он видел на соседней ферме.
- Это не дичь, - улыбаясь, говорил он, - но, все-таки звери, - я сам охотник и думаю, что Старику это понравится. И потом Хозяин сможет отдыхать от работы ухаживая за ними.
- Да и для нашей кухни подспорье, - смущенно продолжал он…
Наталья, после ужина, рассказала об этом предложении мужу и он тут же одобрил решение приобрести этих кроликов.
- Замечательная идея, - воскликнул Лев, - я буду их кормить и убирать их клетки. Я помню, - после долгой паузы продолжил он, - что в имении отца на Украине было пусто, пыльно и жарко. Мне тогда было шесть лет. И вот как-то, когда я сильно болел и лежал в постели, отец зашел ко мне пропыленный, загорелый, пахнущий потом и табаком, видя, что я лежу чуть живой, грустный и молчаливый, вдруг пообещал мне, что когда я выздоровлю, то он привезет мне от соседей несколько кроликов, и это помогло мне. Я мечтал о том, как буду их кормить с руки, буду гладить их пушистые спинки, - Троцкий грустно рассмеялся, - и вот снова кролики…
Он обнял Наталью правой рукой, прижал её голову к груди и поцеловал в макушку, в поседевшие волосы.
- Судьба имеет какие-то свои определенные знаки – метки.
Ты помнишь, как может быть единственный раз в нашей жизни, мы были спокойны и счастливы в Вене, еще до первой мировой. Мы ведь там прожили очень долго, почти семь лет… Он на какое–то время задумался вспоминая, а потои закончил: - Тогда мы были молоды и по настоящему счастливы!
Наталья ласково и преданно глядя в его яркие, светло-голубые глаза, погладила его руку, а потом легким движением смахнула внезапно набежавшую слезу.
«Как все-таки Лев порой бывает красив и молод еще» - подумала Наталья и тут же вдруг вспомнила Фриду Ревера, и ревность вновь вспыхнула в её сердца.
Уложив внука Севу спать, Наталья села за вязание и продолжила вспоминать недавние события: «Я не знаю, что между ними было или не было, но то, что эта истеричная кошка влюбилась в Леву, это точно. Хорошо еще, что я во время заметила. Она ведь бывала у нас, в старом доме почти каждый день. Придет, якобы со мной поболтать, а сама все что-то высматривала - я только потом поняла, что она Левушку ищет глазами.
Вот характер! Мало ей поклонников, мало ей теленка-мужа готового её на руках носить. Она решила и Левушке голову вскружить!
Фрида Ревера была действительно стройная, страстная красавица, но с капризным, неуравновешенным характером.
Впервые увидав Льва Троцкого, она разочарованно вздохнула: «А говорили, что он красавец?!».
Но, как-то, придя в гости со своим мужем, благо это было рядом с их домом, она впервые услышала его, говорящего о революции, о будущем мира и словно в бурю попала.
«Он завораживает, заставляет соглашаться с его доводами, гипнотизирует своим светлым взглядом – рассуждала она, сидя глубокой ночью в своей мастерской, отослав послушного мужа спать.
- Боже, а как он должен быть жесток, когда кто-нибудь или что-нибудь становится ему поперёк дороги!
Фрида встала, прошлась по мастерской, невольно погладила себя по бокам и плоско-молодому животу и мурашки пробежали по её телу.
«Но ведь ему уже скоро шестьдесят, - подумала она только для того, чтобы тут же себе возразить: - Ну и что, он выглядит всего на пятьдесят и у него такие красивые, сильные руки»!
Походив по мастерской, Фрида подошла к мольберту, взяла в руки кисть и быстро смешав краски - красную с желтым, стала мазок за мазком изображать на полотне большое, горячее, тяжелое солнце заходящее за золотисто-песчаные, пустынные холмы!
Назавтра, тарахтящий мотором грузовик привез купленных на соседней ферме молодых кроликов вместе с большой, на деревянном основании клеткой, которую установили во дворе, подле старой конюшни.
Кроликов было много, почти десяток белых, черных, пятнистых.
Они сидели стаей, настороженно поводили длинными ушами испуганно вглядываясь блестяще черными глазами в подошедших охранников.
Все смеялись, а Троцкий, обрадовавшись, долго не отходил от кроликов ласково поглаживая их пушисто-шелковистые шубки.
- Замечательные зверьки, - говорил он, улыбаясь, - я теперь буду кормить их сам, хотя бы раз в день. Я хочу, чтобы они быстрей привыкли, а то уж очень они испуганы переездом и новизной вокруг!
Вечером, в кабинете, Старик как обычно читал и писал, иногда поднимая голову и невидящим, сосредоточенным взглядом смотрел в окно, напряженно обдумывая возникшую мысль:
«Иисусу Христу было хорошо, так как за его спиной стоял авторитет Бога - Отца.
Я не верю, что есть какой-то Бог, который все создал в семь дней - это конечно все вздор для малых детей, но вот в то, что Иисус был, я готов поверить и то, что он был первый революционер на земле, я в это тоже верю и знаю, что так и было!
И ведь время тогда было очень подходящее для революции - римляне с их законами, порядками и традициями заполонили весь мир.
И в этом мире денег, тесноты и прагматизма, вдруг возник кусочек пустоты и Израиль был тем самым местом, где могла произойти революция.
При общей традиционной религиозности, но далеко от суетливого, тщеславного мира, именно там возникло христианство как антитеза официальному фарисейству.
И апостолы, внимая Иисусу, слушали его как посланца Бога, а чудеса Иисусовы только укрепляли их веру»!
На секунду отвлекшись, Троцкий взъерошил волосы левой рукой, переменил положение, выпрямил спину и хрустнул позвонками:
«Но в России, в Революцию, был свой авторитет, почему-то отрицавший религиозность, определяя её как форму закабаления народа – и это конечно Ленин. Но рядом были не апостолы, не смеющие себя сравнивать с Божьим сыном, а обычные люди с их индивидуальными характеристиками, разнообразным прошлым, привычками, предрассудками.
Пока шла Революция, пока воевали с её врагами рискуя жизнями, всех апостолов объединяла идея достойная Бога – построение справедливого и красивого мира равных людей!
Апотом Патриарх умер..!
Троцкий тяжело вздохнул, откинулся на спинку стула, вспомнил революцию, встречу с Лениным в Кремле:
«Я ведь хотел тогда, чтобы меня не смешивали со всеми. Я тогда отказался от места заместителя Ленина в правительстве, потому что там уже были заместители: Рыков, Цурюпа и кто-то еще, не помню - мне до сих пор кажется, что это был правильный шаг.
Я не привык подчиняться кому бы то ни было, даже Патриарху!
А ведь он, тогда, предложил мне создать комитет по борьбе с бюрократией, нарождающейся в правительстве, да и в партии. И Ленин тогда предлагал мне бороться со Сталиным - я только потом это понял.
Ведь Ленин считал и правильно считал, что партия это его детище - он стоял у истоков, он подавлял оппозицию своим гением, своим авторитетом, делая все по - своему и всегда был в конечном итоге прав.
А я, принимая его позицию, или иногда отрицая, понимал, что он Патриарх, а я лишь апостол»!
Воспоминания всколыхнули еще один слой памяти и Старик вспомнил, как в самом начале, он долго, почти через всю Европу добирался до Лондона, тогда ещё молодой, без копейки в кармане, и с помощью товарищей по партии, добрался наконец до Лондона, до Кингз-Кросса, до квартиры Ленина.
Тогда Ленин помог ему поселиться рядом с редакцией «Искры» и на другой день водил по Лондону, показывал дворцы и памятники, знакомые еще из курса гимназической истории…
Память протолкнула в сознание факт:
«Тогда у меня, помню, была шутливая кличка «перо»!
А как меня ревновал Плеханов к своей славе первого писателя партии?!
У Ленина, кстати, не было своего стиля, а Засулич вовсе писать не умела.
У нее получалась не статья, а набор несвязанных фрагментов…
Однако я углубился,- остановил себя старик, но вскоре вновь отвлёкся вспоминая…
«И так Патриарх умер, а я тогда был на Юге, болел и не смог приехать, а ещё Сталин соврал в телеграмме дату похорон»…
Он снова вздохнул:
«Будь я там, может быть, сегодня было бы все иначе и этот горец сидел бы здесь, а я там!
Так вот, Патриарх умер, и тут простые люди стали говорит: Я – апостол! А другой твердит: Нет – я! Начались интриги и предательства. Меня вытеснили вначале из армии, потом из политбюро, а потом и вообще сослали…
А ведь я в Гражданскую делал советскую армию, а Патриарх только сидел в Кремле, а мотался по фронтам на бронепоезде»!
Троцкий улыбнулся - этот бронепоезд, смешно, чисто по-русски назывался: «Сторож революции»!
«И вот ни апостолы, а просто люди незаметные в революции и в войне, пришли и стали делать непонятно что. А я, который создавал, защищал республику, я стал не нужен.
А Патриарх тоже не был Богом и даже сыном Бога - он тоже ошибался, не мог предугадать…»
Старик поглядел на часы. Было два часа ночи и вокруг стояла такая тишина, что было слышно, как ворочался Хансен в комнате охранников на первом этаже.
А мысли как заведенные продолжали свой бег:
«Ведь он хотел сохранить свою власть до конца, но даже Патриарх был только человеком - он не мог подумать, что болезнь победит его так быстро. Если бы тогда он мне доверился!
Я бы сделал ему достойную старость и даже позволил бы говорить пока бы он был жив – Моя революция!
Но никто не знает своей судьбы»!
Старик зевнул, медленно поднялся со стула, покрутил головой, восстанавливая чувство равновесия и подумал: «Надо идти спать. Поздно уже».
Он погасил свет в кабинете, закрыл входную дверь на ключ, спустился на первый этаж, громко ступая прошел мимо комнаты охраны к выходу.
Заслышав стук каблуков, Хансен, дремавший в комнате охраны, проснулся, вскочил с лежанки, суетливо поправил одежду.
Проходя мимо открытой двери дежурки Старик улыбнулся, приветливо махнул рукой произнеся на ходу: - Я во двор, на секунду.
Отворив запоры, сняв кованые крючки с тяжелой входной двери, старик чуть отойдя в глубь двора остановился и запрокинув голову глянул на небо.
Темное, бархатистое пространство мерцало мириадами звезд и поперёк небесной сферы, серебряной полосой протянулся Млечный Путь.
«Как это все огромно, красиво!
А мы, живя на земле, которая лишь капля в этом океане вечности, рассчитываем, предполагаем, боремся, побеждаем и терпим поражения! Зачем? Почему? Ответить, конечно, можно - на человеческом языке все можно объяснить и рассказать, но будет ли в этом объяснении хоть крупица истины?
...И все-таки... Все-таки я счастливый человек! Я нашел свое место - меня слушает и читает весь мир»!
Троцкий тихонько засмеялся: «И бояться!»
В соседнем, через переулок, саду трещали цикады и где-то вдалеке, в стороне большого города, пророкотал мотором автомобиль.
«Кто-то с утра пораньше встал, - подумал он, - а может и мне не ложиться?». Старик заулыбался и вернулся в дом…