Перемена

XIV ГЛАВА
В Дрездене чете Вишевских выделили целую квартиру в центре города, из окон которой во всём своём величии открывался вид на главную площадь. К ним приставили служанку из числа молодых расторопных девиц, несколько глуповатую, необразованную, но преданную своему долгу. Девица по имени Грета, сама будучи родом из деревни, помогла Елизавете Андреевне переодеться с дороги, тут же накрыла стол и пока Вишевские обедали, аккуратно разложила все их вещи.
Следующим утром Елизавета Андреевна потребовала себе завтрак прямо в почивальню. Горячий кофе со сливками окончательно вывел её из полусонного состояния, но хандра, больше похожая на тоску, только усилилась. Делать было нечего: погода в Дрездене стояла холодная и слякотная, Михаил Григорьевич отсутствовал с раннего утра до позднего вечера в Посольстве по службе, ей некуда было даже сходить погулять - да и не с кем. Своих соотечественников она не встречала, а кроме глупой Греты рядом никого не было. Вот тогда-то Елизавета Андреевна осознала, как было весело и хорошо в Вене, вспоминала она, грустно вздыхая, затяжные венские вечера, как она кружилась в такт вальсу Шуберта, а на следующий день, просыпаясь к обеду, отправлялась кататься по городу в компании с охочей до разговоров Варвары Павловны. Здесь, в Дрездене, было всё по-иному, даже хмурое небо, даже серые мостовые.
Допив кофе, она позвала Грету, та незамедлительно вошла в спальню, аккуратно отнесла поднос, а затем вновь вернулась с маленькой запиской в руках.
- Что это? От кого? - спросила озадаченная Вишевская, недовольная тем, что её отвлекли от раздумий.
- Эту записку велел передать вам ваш супруг, мадам, - ответила Грета, ничуть не смутясь недовольному тону хозяйки.
Елизавета Андреевна прочитала послание: "Сегодня в полночь состоится бал у герцога Легберта. Прошу быть готовой. За вами вечером приедет экипаж". Она свернула обратно записку, положив на прикроватную тумбу.
- От вас будет послание? - поинтересовалась служанка.
- Нет, но для тебя есть иное задание. Возьмёшь моё зелёное вечернее платье и отнесёшь в прачечную, пускай его приготовят к вечеру. А из прачечной зайди в цветочную лавку и купи розы - только свежие, не красные.
- Слушаюсь, мадам.
Грета сделала всё, что от неё требовалось и вот вечером Елизавета Андреевна стояла перед зеркалом в своём безупречном зелёном наряде, отороченном по складкам бежевыми лентами, её большие косы были заколоты диадемой вокруг головы, а в ушах и на тонкой шеи переливались зеленоватым отливом изумруды. Грета помогла ей спуститься к экипажу и заверила хозяйку, что по приезду всё будет готово.
Замок герцога располагался за пределами города на берегу реки Эльба, выходя по крутым ступеням прямо к воде. Внутри, однако, было много просторнее и уютнее, чем казалось снаружи. Комнаты и залы, оставившие отпечаток восемнадцатого века, когда был в моде стиль рококо, выглядели нарядно, даже чересчур нарядно, несколько помпезно и в глазах молодых - старомодно, но, с другой стороны, сия роскошь, кою мог позволить себе герцог, вполне сочеталась с его высокой, широкоплечей, грузной фигурой, вытянутым благородным лицом с орлиным носом и небольшими живыми карими глазами. Герцогу было шестьдесят четыре года, ещё моложавый, красивый мужчина, он принадлежал к числу консерваторов старой гвардии, решительно отвергал явные новшества и в тесном семейном кругу сетуя на столь скорые, разительные перемены вокруг, обвиняя попутно своих сыновей, что они не желают следовать законам дедов. Попасть на приём к герцогу в его родовое поместье, воздвигнутое ещё в средние века мелкопоместными дворянами из рыцарского рода Легбертов, получивших земельный надел после крестового похода на Ближний Восток и принявших через пару поколений титул герцогов благодаря бракам на родственницах императора, было весьма не просто: сам герцог Легберт крайне редко приглашал гостей из числа неближнего окружения и потому лишь счастливчикам выпадал столь удачливый шанс - попасть в замок двенадцатого века. Вишевские получили приглашение потому как герцог явно благоволил русским людям, ратуя на Советах и в Палате Лордов о тесном сотрудничестве между Германией и Российской Империей, полагая, что у немцев и русских много больше общего, чем с французами, коих он в тайне презирал, и англичанами, к которым испытывал давнишнюю неприязнь, называя их лжецами и лицемерами.
Вишевский Михаил Григорьевич встретил супругу у ворот замка. В большом приёмном зале, где в канделябрах горело столько свечей, что было тепло, он представил её хозяину дома, а Елизавета Андреевна, несколько смутившись оценивающего взгляда герцога, покраснела, не забыв подать ему руку в белой перчатке для знакомства.
- Вы очаровательны, мадам Вишевская, - проговорил герцог, поднося тонкую ручку к губам и с упоением окидывая хитрым взглядом её лебединую шею, красивые белые плечи, - и станете главным украшением нынешнего вечера.
- Я весьма польщена, сударь, ваше предложение звучит крайне заманчиво.
Вишевский слегка дёрнул рукой, держащую бокал вина; он наблюдал за искусным обольщением старого герцога, видел его улыбку, его глаза, бегающие по стану Елизаветы Андреевны, приметил, как супруга, кокетливо посмеиваясь, принимала его комплименты и тогда - впервые в жизни он почувствовал в душе колкую ревность, обжигающую его сердце раскалённым пламенем. Первый открывший бал танец Михаил Григорьевич взял на себя, но во втором танце ему пришлось уступить Елизавету Андреевну герцогу Легберту и долго, упорно всматривался в их кружащую в танце пару, не понимая, что с ним происходит и отчего его то и дело накрывает непонятный-неизведанный страх. Он корил себя за то, что взял супругу с собой, оторвав её от дома, детей и родных, кинув в омут бесконечного тщеславного соревнования, дав ей повод к нежелательной свободе и сковав себя цепями необузданного порыва ревности, который он из последних сил сдерживал в груди.
"Глупец! Какой же я глупец", - говорил сам себе Вишевский, а в это время Елизавета Андреевна пронеслась мимо него, весело смеясь, а её держал в объятиях герцог Легберт.
По прошествии трёх танцев, немного утомлённая. раскрасневшаяся, но невероятно счастливая, Елизавета Андреевна пошла к роялю, где столпилось множество гостей из числа знатных родов Германии. Говорила одна дама в в слишком открытом для её немолодого возраста платье из чёрного бархата, на котором удивительно красиво переливались в блеске драгоценные камни, отражая на своей поверхности пламя свечей. Даме было на вид лет шестьдесят, приятной полноты, весьма недурна собой, обмахиваясь веером, она говорила, а другие слушали с заметным любопытством:
- Представляете, господа! Мой сводный брат взял в жёны прачку! Понимаете? Прачку!
- Какой ужас! - раздался чей-то голос.
- Позор! - вторил тонкий женский голосок.
А дама продолжила:
- Она, ещё молодая девица, пришла к нему в услужение, а через год подарила этому заядлому холостяку наследника. Он-то бы, пожалуй, и выгнал её, но как оставить сына, бросить его на произвол судьбы? Нечего делать: пришлось жениться на своей прачке, дать ей, скрепя сердце, дворянский титул и признать ребёнка. Можете себе представить, какая неуклюжая была эта женщина, впервые оказавшись на балу? А ведь я не раз предупреждала брата, чтобы он сторонился молодых девок из плебеек.
- К великому сожалению, в наши дни благородство фамилий утратило первоначальное значение. Каково теперь, если титулы покупают и продают, если любой крестьянин имеет право заполучить дворянство, то что вы хотите ещё? Раньше, чтобы получить титул, необходимо было доказать верой и правдой свою любовь к родине; сейчас же для сего необходимы лишь деньги. Вот так и выходят баронессы из прачек, - высказался один невысокий тучный господин и досадно махнул рукой.
Пожилая дама обернулась в сторону Вишевской, та вытянулась тонкой струной, приветствуя её. Дама учтиво поздоровалась, спросила:
- Вы и есть супруга господина Вишевского? Я слышала как-то о вас от вашего мужа, зная, что вы красивая женщина. Но я и представить не могла, насколько вы прелестны.
- Ах, вы мне явно льстите, мадам, - молвила Вишевская, хотя по её глазам было ясно, что комплимент пришёлся ей по душе.
- Ничуть, сударыня, я абсолютна честна с вами. К тому же, хочу признаться, у вас прекрасный немецкий, вы говорите на нашем языке почти без акцента и, добавлю, мне это весьма нравится.
- Языки мне даются легче всего. Помимо прочего, я говорю также на французском, английском и испанском.. В последние несколько недель старательно изучаю итальянский, так как супруг мой в скором времени отправляется во Флоренцию - и я вместе с ним.
- Ваш супруг приставил к вам учителя?
- Нет, я самостоятельно изучаю итальянский язык по учебнику, благо, времени свободного немало.
- Вы - удивительная женщина, мадам Вишевская! Я так счастлива познакомиться с вами, узнать вас получше.
- Спасибо.
Вдруг гости, до этого столь непринуждённо ведя праздные беседы, разом смолкли и уставились в одну точку. В зал вошла молодая белокурая женщина, довольно пригожая на вид, статная и очень высокая. Когда она проходила мимо, мужчины склоняли головы, женщины приседали в реверансе, пожилая дама склонилась к уху Елизаветы Андреевны, шепнула:
- Это племянница герцога Легберта, об её красоте и прирождённом музыкальном таланте ходят легенды. Да и вы сами в том сейчас убедитесь.
Вишевская наблюдала, как герцогиня неспешно прошла мимо гостей, одаривая собравшихся своей обворожительной жемчужной улыбкой, как она, элегантно, чуть приподняв подол платья, села за рояль, а окружившие её дамы и юные прелестницы с копной белокурых, рыжеватых волос наперебой заговорили, перебивая друг друга:
- Сыграйте, герцогиня.
- Сыграйте!
- Мы просим вас!
Герцогиня Легберт не была из тех высокомерных особ, наводнивших светское общество, в котором любой порок казался игривой забавой, а на грехи глядели сквозь пальцы. Нет. Рождённая в знатной семье, окружённая с детства роскошью, о которой большинство только мечтают, юная герцогиня расцвела в замке своего дяди, не зная ни в чём отказа и потому, взращенная светскими правилами и христианской моралью, спокойно относилась ко всем материальным ценностям, ставя во главе угла бриллианты душевного богатства. В обществе её обожали и боготворили, старые кумушки и достопочтенные дамы ставили герцогиню в пример своим строптивым дочерям, а каждый господин почтил бы за честь дотронуться хотя бы раз до её пухлой белоснежной ручки.
С приходом герцогини Легберт яркая звезда Елизаветы Андреевны померкла и она, до того находящаяся в центре внимания и ловя на себе восторженные взоры, растворилась в тени другого белоснежного светила. Вишевская пыталась было отыскать взглядом Михаила Григорьевича, её глаза бегали по лицам мелькавших гостей, но Вишевского среди них не было, зато рядом оказалась пожилая дама, с которой недавно познакомилась и та, взяв Елизавету Андреевну под руку, проговорила:
- Мадам, вы непременно должны познакомиться с герцогиней. Надеюсь, она будет польщена вашим приятным обществом.
Они подошли к роялю, пожилая дама, чуть склонившись в реверансе, представила герцогине Вишевскую, радуясь тому, что смогла обратить на себя её внимание. Елизавета Андреевна, чуть кивнув головой, также присела в реверансе, приметив, как светло-серые глаза герцогини окинули её с головы до ног.
- Я польщена вас видеть в нашем доме, мадам Вишевская, - ответила, поднявшись со стула герцогиня Легберт; она была выше Елизаветы Андреевны больше, чем на голову, шире в плечах и вообще крупнее, а Елизавета Андреевна задумалась про себя - и почему герцогиню все именуют красавицей? Разве женщина столь огромного роста, с такими крупными руками может считаться прелестницей? В ней нет ни грации, ни изящества, и недаром она до сих пор не замужем в свои-то двадцать три года.
Тем временем герцогиня уже общалась с каким-то пожилым благородным сударем, а Елизавета Андреевна, спешно покинув маленький круг почитательниц госпожи Легберт, отправилась на поиски супруга и нашла его на другом конце зала, сидящего за столом с некими молодыми мужчинами - благородными и красивыми; когда Вишевская приблизилась к их столу, Михаил Григорьевич как-то весь напрягся, заробел: таким его Елизавета Андреевна никогда раньше не видела.
Поравнявшись с женой, изволив сударей покинуть их непринуждённую беседу, Михаил Григорьевич устало взглянул ей в лицо, сказал по-русски:
- Не волнуйтесь, моя дорогая. Вечер скоро завершится и мы вернёмся домой.
На квартиру они приехали в шесть часов утра. Грета уже была на ногах и встретила хозяев приветствием. Пока Вишевские вкушали лёгкий завтрак, служанка готовила им ложе, аккуратно складывая на кресла ночные рубахи.
В спальне, глубоко вздохнув от приятной усталости, Елизавета Андреевна как была в платье легла поперёк кровати, широко раскрытыми глазами уставившись в потолок. Михаил Григорьевич быстрым взглядом окинул её фигуру, будто никогда прежде не видел её. Он любовался её тонкой шеей, переходящей в белые округлые плечи, на её ложбинки в области грудной клетки, тесно утянутые корсетом, затем в его голове пронёсся танец его жены с герцогом, он помнил её задорный смех, её щёки, покрытые румянцем, а ныне не понимал, что за новое чувство овладело всем его существом? Вишевский лёг подле Елизаветы Андреевны, лёгким касанием пальцев провёл по её длинным косам и, сам того не ведая, коснулся своими губами её губ, спустился вниз, неистово целуя эту прекрасную лебединую шею, эти нежные плечи, расходящиеся в стороны ключицы. Он уже было дошёл губами до твёрдого края корсета, но в это время Елизавета Андреевна сделала над собой усилие, руками оттолкнула мужа и поднялась, сев на край ложа, волосы её, собранные в причёску, растрепались по плечам и спине, она гневно взглянула на Михаила Григорьевича, проговорила:
- Что вы делаете? Разве не время почивать?
- Меня переполняют, душат чувства, что обдают мою душу жаром. Сегодня, когда вы кружились в вальсе с герцогом Легбертом, меня охватила волна ревности - впервые со мной такое. Там, в замке, мне пришлось сдерживать свой порыв, но теперь, когда мы вдвоём и вы так прекрасны, я не могу оставаться в стороне, ибо это выше моих сил. Милая Лиззи, как я люблю тебя! Я так сильно тебя люблю!
Он прильнул к её плечу, осыпал его горячими поцелуями, а после долго прижимался к её груди, тихо слыша, как бьётся там, внутри, сердце. Елизавета Андреевна попыталась было вырваться из его цепких объятий, но сил у неё более не было и они вместе упали на мягкие подушки.
А за дверью без единого шороха стояла Грета, пристально всматриваясь любопытным взором в замочную скважину.