Мать химика

XLII глава
В большом семействе Менделеевых, за накрытым столом, царило редкое до сего момента веселье: Мария и Иван справляли именины долгожданного сына Ванечки, коему исполнилось два года. Вот и гости подъехали: учителя, приказчики из образовательной коллегии, семья Казанцевых - саратовские помещики и полковник в отставке Акимов из старинного дворянского рода, пришедший на праздник со своей младшей дочерью - ровесницей Машеньки.
За накрытым столом раздавались восторженные тосты в честь наследника, звучали переливчатые детские голоса и радостный смех. Всё было хорошо, по-домашнему тепло и уютно, и Иван Павлович Менделеев, держа сына на коленях, забывал все горести-обиды, свалившиеся разом на одного него, как только ему пришлось взять бразды правления училища. Лишь на короткие промежутки перед его мысленным взором проплывали картины последних лет жизни, когда вся семья переехала из Тамбова в Саратов, претерпевая в пути всякие неудобства. Ступив на должность директора училища, Менделеев осознал, для чего, почему именно ему досталось сие место и зачем был уволен предыдущий управляющий. Вопреки всем ожиданиям, жалованье в Саратове оказалось куда скромнее, чем то, что выплачивалось в Тамбове. Кроме прочего, не считая пополнения в собственной семье, Иван Павлович как ревностный управляющий, засучив рукава, с большой долей энтузиазма, присущей лишь людям долга и чести, окунулся с головой в дела насущные, и училище вместе со всеми учениками стало для него вторым домом.
Немного пообжившись, попривыкнув, Менделеев занялся счетами документов; лично проверяя-сверяя всё, он обнаружил множество несостыковок и ошибок в счетах. Впоследствии была выявлена недосдача, получившаяся не по вине его предшественника Ченыкаева, а из-за халатности и лени ревизора Лажечникова, который помимо дел государственных, состоял в коллегии литераторов и ему пророчили великое будущее на писательском поприще.
Иван Павлович не стал долго выжидать приезда ревизора, а решил сам разобраться в сложившейся неприятной ситуации, что могла повлечь за собой более серьёзные проблемы. В тот же день он написал своему начальнику Михаилу Леонтьевичу Магницкому, в коем сообщил: "Заметил я, что бывший визитатор саратовской гимназии директор пензенских училищ Г. Лажечников продал в здешнюю фундаментальную библиотеку некоторые книги ценою на 145 рублей 55-ть копеек, присланные из Департамента Народного Просвещения именно для оной, но числившиеся по продажной, взяв деньги себе.. При дальнейшем рассмотрении дел открылось, что по библиотекам не оказалось книг на 595 рублей 454 копеек..."
На следующий же день Магницкий вызвал к себе Лажечникова, вместе они провели в беседах длительное время и в конце Михаил Леонтьевич отпустил ревизора, прощаясь с ним весьма по-дружески. Какие речи были произнесены в ходе тайного диалога, что сулил Лажечников начальнику, да только после Магницкий призвал к себе немедля Менделеева и тот предстал словно провинившийся школяр, не понимая, в чём его вина.
- Недостающая сумма бременем ляжет на вашего предшественника Ченыкаева, сударь, - произнёс несколько мягким тоном, растягивая слова, Михаил Леонтьевич, - в том нет вашей вины, поелику я сам разобрался со всеми тяжбами, однако.., - он вперил острый взгляд на собеседника и взгляд сий не означал ничего хорошего для второго, - однако, на ваше имя поступают всякие жалобы, а именно: ученики под вашим руководством заметно уступают в успеваемости учащимся из иных гимназий, к тому же гимназия, что отдана вам, имеет весьма запущенный вид - а это нехорошо как для гимназистов, так и для учителей, вынужденных претерпевать всяческие неудобства. Вас, сударь, пригласили занять место управляющего по рекомендациям, а вы нас, и в частности, меня весьма разочаровали, ведь мы здесь полагались на ваше чуткое руководство, к тому же сами вы, Иван Павлович, незаурядный, умный человек. Чем вы сможете объяснить теперешнее положение вещей?
Менделеев изучающе глядел в лицо Магницкому: это лицо весьма приятное-лёгкое, нос прямой, тонкие губы на волевом подбородке, единственным украшением сего лица были большие зелёные глаза, смотревшие всегда несколько лукаво, насмешливо. Сам Михаил Леонтьевич был одет в безупречный щегольский костюм, обладал лучшими светскими манерами и в любой, даже сложной ситуации, оставался внешне спокойным и никто не знал, какие бури играют в его душе.
Наконец, несколько обдумав услышанное, ясно полагая, что всё происходящее находится в его собственных руках, Иван Павлович чуть поддался вперёд, проговорил, стараясь держаться как можно спокойнее:
- Если вы имеете ввиду якобы неопрятный вид училища, в том есть свои причины; дело в том, что дети, выходящие из классов за естественными нуждами, по отдалению сего места, особливо в ненастное время, наносят на ногах грязь и песок, но полы моются несколько раз в день и ежели какая грязь присутствует, её тут же убирают. Что до успеваемости, то не всё так скоро. Как только я ступил в должность директора, мною лично была проведена ревизия библиотеки, а также необходимых инструментов для практических занятий - всё прежнее было устаревшим, в удручающем состоянии...
- Конечно, в том не было вашей вины, - перебил Магницкий и усмехнулся.
Менделеев сделал вид, будто не услышал сей колкости и продолжил:
- Тогда я написал письмо с требованием обновить библиотеку и лаборатории новыми пособиями; я пригласил также нового преподавателя танцев. Самолично объезжал губернию, общался со многими уважаемыми людьми ради того, чтобы приготовить открытие нового училища в Вольске и Царицыне. Может статься, я проявлял не столь яростное усердие, а может, где-то виной моя некая природная робость, но поверьте мне, Михаил Леонтьевич, я крайне дорожу отданной мне должностью и люблю своих подопечных как собственных детей, а училище - мой второй дом.
- Хорошо, хорошо, Иван Павлович, - быстро произнёс Магницкий, убирая тем временем бумаги со стола, показывая этим, что спешит куда-то, а, значит, разговор окончен.
Менделеев вышел из кабинета в подавленном состоянии, однако, тайная надежда на счастливый исход дела всё ещё теплилась в его душе. Увы, этим надеждам не суждено было сбыться и 22 октября 1825 года Магницкий вызвал к себе Ивана Павловича с требованием подать прошение об отставке. Трясущимися руками Иван Павлович подписал необходимые бумаги, затуманенным взором наблюдал, как Михаил Леонтьевич ставил тут и там печати, что-то сверял-перепроверял, как затем с натянутой-лицемерной улыбкой отпустил его, поблагодарив в конце за прошлые услуги.
Менделеев вышел из здания, вдохнул прохладный осенний воздух. С сероватых небес заморосил неприятный дождь, в кармане сюртука оставались кое-какие деньги, но тратить их на экипаж не хотелось: дома его поджидала большая семья и больная няня, и память о них всех раскалённым ножом воткнулась в сердце. Ноги сами собою ступили на мокрую землю, машинально направились к родному очагу. Дождь зарядил надолго и мокрые капли стекали по лицу, но Иван Павлович, казалось, не замечал ни влажных следов на щеках, ни холодного ветра - ничего. Непогода бушевала в его душе пуще, нежели в реальном мире, в котором он растворился маленькой незаметной точкой. Из-за угла вышли, еле стоя на ногах, двое пьяниц, глянув вслед одиноко бредущему Менделееву, один из них крикнул непотребные слова, его приятель громко рассмеялся столь нелепой, злой шутке, а после они скрылись в дверях трактира.
Дома - в тёплых стенах, где так хорошо, уютно дышалось родным духом, Иван Павлович позабыл все горести и печали: играл с детьми, обсуждал предстоящие именины с любимой супругой, но вопреки всему, взор его грустных глаз сказал-поведал обо всём прежде, чем правда вырвалась из его уст. Мария успокаивала мужа, говорила слова ободрения, вселяла в него веру, что всё образуется и тогда Магницкий самолично раскается и вернёт всё на круги своя.
Минул день, второй, третий, а от Михаила Леонтьевича не было вестей. Более того, друзья в тайне поведали Менделееву, что в день его увольнения поздним вечером Магницкий поехал на бал с некой прелестной молодой особой, столь очаровательной и милой, что произвела наиприятнейшее впечатление на дам и господ. Менделеев в ответ лишь пожимал плечами: что он мог сказать? И вот в день именин сына, за длинным столом, Акимов невзначай наклонился к его уху и прошептал так, чтобы никто более не слышал сказанного:
- До вашего увольнения Магницкий получил от Лажечникова хорошую сумму откупа; понимаете теперь, почему вся вина легла на вас?
Иван Павлович сделал вид, что крайне удивлён новой вести, однако, сам в душе невольно догадывался о сим, понимая ясно, что взяточничество неискоренимо в чиновничьих кругах, а в особенности средь тех, кто, как известно, вышел из грязи в князи, а ему же, честному человеку, оставалось лишь принимать удары судьбы да терпеть всяческие беззакония.