Подружки демона

Лана Эскр
Подружки демона
Глава 1.
Эта история случилась давным-давно, лет двести назад, когда люди пытались быть христианами и верили, что искупление грехов возможно, если научиться жить просто, довольствоваться малым и мечтать о простом. Несмотря на популярность этих идей, получалось далеко не у всех и путь к мечте лежал через тернии греха, которым демон искушал, зная все слабости человеческого естества.

Теодора родилась в семье, которые с детства внушали малышке, как важно быть хорошей христианкой и как плохо нарушать правила, которые помогали ею стать. Но одно дело теория. Теодора повзрослела и поняла, что хочет быть не только хорошей христианкой, но и любимой так, чтобы душа пела, а тело ликовало от ласк. Она была хороша собой, угловатая прелесть девичьей фигуры привлекали к ней внимание и ей это нравилось.

Родители сразу заметили, что дочка торопится и решили не искушать судьбу, а себя оградить от перспективы воспитывать незаконнорожденного – занялись поисками для дочери подходящего мужа. И нашли. Им повезло – кандидат оказался из богатой семьи. Организовали смотрины. Дочка нарядилась, как взрослая дама, чем привела молодого парня в дикий восторг, а его родителей смутила:

– «Да девственница ли она? Надо бы разузнать, а то наш лопух не поймет. Могут быть сюрпризы…»

Однако опасения были напрасными, Теодора находилась под постоянным присмотром и любые попытки остаться наедине с прислугой мужского пола неважно какого возраста, пресекалась жестко, не забалуешь. Теодора злилась, но возражать не смела. Разве что шла на хитрость и ухитрялась получить свое, правда в весьма скромном варианте, украдкой и набегу – дать себя потрогать за округлости, пощупать кое что самой и другое, что обрываясь на самом интересном – переступить грань не хватало решимости и времени – в спешке толком ничего не получалось, одна суета, но и та была приятной и Теодора вспоминала о том, что было, уже в своей постели. Если было, что вспомнить, подкрепляла воспоминания легкой имитацией, которую воспроизводила сама. Когда наступал пик блаженства, затихала и мирно засыпала в своей девичьей постели в предвкушении сна – там то уже можно было ничего и никого не опасаться.

Сны Теодоры, надо сказать, отличались удивительной реалистичностью. Ей и в голову не приходило, что все это было по-настоящему. Демон давно уже заприметил рано созревшую девицу и решил поучаствовать в ее дальнейшем взрослении. Но так, чтобы никаких следов не оставалось – демон это мог легко. Девственность? Да пожалуйста! И сколько угодно, лишь бы душа и сердце красавицы было широко открыто для посетителя – его, а порой и с компанией мелких бесов, которые были рады полакомиться свежатиной. Они облепляли свою жертву, доводили ее до определенного состояния души и тела и пили нектар, который воспроизводился людьми обоего пола исключительно в этом состоянии. Участники пиршества становились сильнее, им хотелось все больше и только демон мог строго прикрикнуть на них:

– Довольно! А то от нее ничего не останется, – и разгонял веселую компанию до следующего раза, который наступал на следующий день, поскольку Теодора, один раз испытав неземные ласки, уже не могла и не хотела остановиться. О том, что это противоречит званию хорошей христианки, Теодора не думала. Аргумент был железный – проникновения не было, а все что не это, шалость, за которую и ругать некому потому, что никто ничего не видел.

Продолжалось это довольно долго и к дню своей первой брачной ночи девушка подошла раскочегаренной, как котел, который был готов был взорваться, если не выпустить пар.

Во время свадебного пира невеста сидела, опустив глаза, чтобы не выдать своего состояния, нервно покусывала губы. Жених посматривал на нее и думал, получится ли с ней что-то или придется мучиться до утра, а потом делать вид, что он не оплошал, жена не подвела и они оба довольны и счастливы. Успокаивал себя:

– «В первый раз, если не получится в нее войти, сделаю вид, что напился или скажу, что она испугалась моего напора. Пришлось пожалеть и отложить утехи до следующей ночи. Уж тогда-то…. В крайнем случае придумаю что-нибудь еще или посоветуюсь со своими друзьями. Вот глупец, они же советовали мне сходить в лупанарий! Ничего, теперь у меня свой, в любое время и бесплатно!»

Не будем осуждать парня за такие мысли, в молодости особое видение очевидного. И неважно, что оно не имеет ничего общего с реальностью.

На молодых гости поглядывали с ухмылками, полуулыбками, мол, знаем, знаем, сами такими были, посидите еще с нами, потом мы вас отпустим.

Томились ожиданием не только они – за праздником любви, семьи и верности наблюдал демон. Волновался, хорошо ли подготовил свою подопечную или этот олух и правда заснет на ней, а потом скажет все то, о чем сейчас думает…

– «Впрочем, если что, можно будет этим воспользоваться, одолжив невесту на пару часов. Много не надо, бесы знаю свое дело и найдут способ преодолеть границу между мирами, чтобы потискать основательно эту «добрую христианку»!»

***

Дело шло к ночи. Гости уже потихоньку выходили за рамки приличий, голоса звучали громче, вино лилось утроенной рекой, из которой усердно хлебали не только господа, но и рабы, которые прислуживали.

– Долго еще? – Теодора покосилась на Феодора, как звали молодого мужа.

– Не знаю, – буркнул он в ответ.

– Может давай сами уйдет? Никто не заметит.

– Нельзя.

– Почему?

– Гости обидятся.

– Если заметят! Посмотри на них! У каждого в одном глазу кувшин, в другом чаша, в которую наливают – видишь, качают головами туда-сюда.

Феодор посмотрел. Сравнение показалось удивительно точным и потому забавным. Он улыбнулся.

– «А она ничего. Значит не будет ломаться», – Феодор скосил глаза на свою тогу и по тому, как она оттопырилась, понял – пора.

– Если мы встанем, они сразу это заметят и начнут нас усаживать.

– Ты что-то предлагаешь? – сразу догадалась Теодора по загадочному тону, каким Феодор это произнес, рассматривая

предательски торчащее нечто под тогой. – «Думал, я не замечу! Ох, поскорей бы уже увидеть, что там!»

– Давай за мной, – и Феодор, отодвинув кресло, медленно начал сползать под стол. Глаза у Теодоры округлились. Она схватила его за рукав и попыталась вытащить обратно. Феодор показал ей кулак и ткнул пальцем вниз. Теодора едва не задохнулась от такого проявления власти над ней, на этот раз подчинилась и, стараясь ничего не зацепить своим платьем, полезла следом за ним под стол.

– Что дальше? – спросила она, рассматривая под столом то, что гости прятали друг от друга – свои ноги и то, что было между ними. – Фу…, хотя…, – но Феодор не дал ей возможности и дальше любоваться интересным зрелищем, двинулся в сторону и потащил ее за собой.

Слуга, заметив странное поведение молодоженов, сначала опешил, а потом сделал вид, что смотрит в другую сторону. Но находчивость и смелость молодоженов оценил. Хоть и раб, но у него было свое собственное мнение, и оно мало отличалось от того, о чем думали те, кто ставил на них свое клеймо. Просто судьба распорядилась так. В следующий раз рабами будут все те, кто за столом. Уж он то покуражится над ними… Мечта! Память о таком следов не оставляет, иначе каждое новое поколение занималось бы тем, что мстило предыдущим. А жить когда?

– Где тут наша спальня?

– Там, – Теодора ткнула пальцем наугад потому, что совсем не хотела идти туда, где было так нарядно, красиво и чисто. Для полноты ощущений ей захотелось другого и это она нашла в каменной беседке сада недалеко от помещения, где продолжался свадебный пир. – Давай только посмотрим, – она показала на беседку и улыбнулась так, что у Феодора все тело одеревенело и он повалил Теодору, не сходя с места в кусты роз, которые тут же сомкнулись, образовав над парочкой шатер из цветов и колючек с вырванными клочками свадебных нарядов.

Демон, увлекшись зрелищем оргии, которая начиналась за столом, не заметил, как молодые покинули зал, от досады ударил по ближайшей колонне, которая пошла трещинами и удержалась только потому, что была достаточно массивной, а удар больше эмоциональный, чем с целью все тут развалить. Щелкнув пальцами, разослал мелких бесов с приказом – найти беглецов. Невнимание могло закончиться тем, что он не окажется в нужный момент рядом с молодыми и они познают друг друга «целомудренно», как муж и жена. А надо было совсем по-другому – в присутствии армии бесов, которые будут подначивать и улюлюкать в ожидании кульминации. Вот это настоящий пир! А не то жалкое, что могло быть, останься эти двое наедине без его присмотра.

– Не для того я столько времени ее опекал, чтобы дать шанс стать не только доброй христианкой, но и хорошей женой! Это моя добыча!

Демон, который однажды смог пробраться и завладеть мыслями, так просто бы уже не ушел. Теодоре предстояла расплата за такое «знакомство». Сны, которыми демон морочил ей голову в скором времени должны были превратиться в кошмар…

Глава 2.
Для первого раза того, что произошло, Феодор посчитал более, чем довольно – главное, справился и получил удовольствие, за что жена удостоилась его поцелуя в плечо. Феодор почувствовал приятную усталость, довольно и нечаянно хрюкнул и засопел прямо там, где их с Теодорой настигла страсть.

Теодора была опустошена. Разочарование тем, что она только что испытала, настолько обескуражило, что она продолжала лежать в том положении, в каком она была, давая возможность Феодору показать, на что он способен. Он и показал, не потратив на прелюдию ни секунды. Феодор овладел своей женой мощно, но, увы, слишком скоротечно, чтобы позволить ей насладиться приятным общением и новизной.

– И это все?! – билось у нее в мозгу, стирая все остальные чувства. Супружеская верность испарилась первой. Теодора недовольно сопела, посматривая на мужа, даже пару раз его толкнула в бок, надеясь пробудить и заставить все повторить, на этот раз без спешки. Но Феодор спал сном счастливого мужа, уверенного, что он не оплошал. Теодора сжала кулачки и зарычала. Демон услышал голос разочарованной женщины и мигом примчался. Увидев куст роз и обрывки ткани на нем, понял сразу – тут! Бесы, которые клубились над этим местом, корчили рожи, визжали и толкались, тыкая вниз пальцами.

– Цыц, – приказал демон и царственным движением приказал розам расступиться. Куст подчинился.

– О! – только и смог произнести он, увидев Теодору, – какая прелестница тут у нас и такая недовольная. Интересно, почему?

Демон спланировал вниз, повел носом:

– Чую, есть. Но мало. Надо еще. Я знаю ее возможности. А ну-ка, милая, отрабатывай нашу дружбу, а то я потеряю свою репутацию, чего доброго, позволив тебе в первую брачную ночь отделаться тем, что тут было.

Теодора нахмурилась, увидев знакомого.

– «Что он тут делает? Я же не сплю!»

– Теперь это не имеет значения, если ты беспокоишься об этом, – ответил на ее мысли демон. – Я теперь буду посещать тебя, когда сочту нужным, пока ты мне будешь давать то, зачем я тут – свой сок и свою энергию. Все вместе это и есть нектар, за которым охотится весь ад со всеми его обитателями. Другой радости у нас, извини, нет. Не так-то просто удается найти такую, как ты. Не потому, что юные девы все целомудренны и только мечтают, чтобы стать «хорошими верными женами». Нет. Просто ты настолько откровенно и громко о себе заявляла, и так легко впускала нас в свои грезы, не задумываясь о последствиях, что я не мог пройти мимо! Никто бы из наших не смог. Твой ангел-хранитель, который у тебя, разумеется, есть, справиться с такой ордой не смог, не обижайся на него, он очень старался и то, что проиграл не его вина, а твоя с ним общая беда. Но мне нет до этого дела. Я здесь не затем, чтобы жалеть вас или подсказывать, как все исправить. Я здесь совсем по-другому поводу. Настал момент тебе это осознать и перестать из себя корчить то, чем ты не являешься по определению, ибо вижу тебя насквозь.

Демон, который с каждым словом, все ниже опускался к Теодоре, гипнотизируя ее словами и взглядом, с усилием развел руки, которыми Теодора хотела прикрыть обнаженную грудь. Над ее сомкнутыми к тому времени коленями трудились бесы, открывая путь для своего хозяина, которому по праву и принадлежало право первой брачной ночи этой легкомысленной и невоздержанной на желания девки.

Ангел Теодоры стоял в стороне и рыдал, видя, что с ней делали. Он ничего не мог в этот момент, ибо все, что происходило было плодом ее сокровенных желаний, которые сделали его бессильным – в них не было ничего о ее будущем, только то, что можно было испытать здесь и сейчас. Время Теодоры для познания сути произошедшего еще не пришло.

Теодоре надоело – уже второй час у нее между ног продолжалась невероятная сутолока бесов, которые торопились попользоваться молодой, пока ее муж мирно похрапывал рядом. Никаких приятных ощущений, кроме раздражения, она уже не испытывала и держалась только за счет воспоминаний о пережитом блаженстве от ласк своего наставника, который на этот раз посетил ее не во сне, а наяву.

Напитавшись ею, демон-искуситель отвалил восвояси, оставив поглодать «сладкую косточку» своим помощникам, мелкой шушаре, которая всегда крутится вокруг сильных и влиятельных.

– Может хватит уже, – спросила Теодора, зарядив пяткой в лоб бесу, который оказался в самом конце очереди и уже чесался от нетерпения. И вдруг такое… Бес обиделся, но настаивать не посмел – девка могла и нажаловаться – пока она востребована, наглеть не стоило. Оставалось проявить хитрость. Отойдя в сторону, он занялся разработкой плана, который должен был обеспечить его желаемым в том объеме, в каком он хотел с учетом обидного удара по лбу.

Вспомнив о том, что с невесты не сводил глаз один из приглашенных, бес отправился назад к свадебному застолью, чтобы разузнать, кто он такой и насколько этим вниманием можно было воспользоваться – вдруг смотрел просто так, от скуки, не зная, куда деть глаза, а мысли были, например, заняты, каким-нибудь мальчиком-слугой. Опозориться еще раз и стать посмешищем бес не хотел, решил действовать наверняка. Приняв благопристойный облик, бес оказался среди гостей, которые все еще пировали.

Человек, который был ему нужен, сидел грустный. Бес заметил, как слуга заменил перед ним очередной опустевший кувшин и смело направился к нему.

– Скучная свадьба!

Утомленный гость не сразу сообразил, что разговаривают с ним, дал знак рабу, чтобы тот наполнил ему кубок.

– Давайте лучше я! – бес услужливо улыбнулся удивленному человеку, показывая за спиной слуге знак – проваливай. Слуга тоже удивился, но настаивать не стал, отвернулся, посматривая краем глаза за странной парочкой.

– С чего это? – поинтересовался грубо гость. – Слуга нальет! Где этот бездельник?

Пока он возмущался, его кубок наполнился нежно-розовым вином, которое необычно искрилось и сверху образовалась нежная шапочка пены.

– Что ты мне налил?

– А вы попробуйте! Если не понравится, перережу себе горло прямо здесь.

– Ха, странная свадьба… невеста похожа на уличную девку и гости…

– А что гости! Хорошие. Вы, например! Достойнейший из достойных. Про себя скромно умолчу.

– Нет уж, назови свое имя, пока я не позвал стражу. Может им скажешь, что за яд налил мне?

– Ах, вот вы о чем! Какая нелепость. Смотрите! – бес, не моргнув, сделал солидный глоток из кубка, на который с подозрением смотрел острожный гость.

– «Надо было тебе яду налить», – бес расстроился, что человек оказался не так прост и не настолько пьян, как он думал. «Чувствую, сегодня останусь без сладкого. Девка уйдет!»

Утерев с чувством губы, бес с улыбкой посмотрел на собеседника:

– Ну вот, я жив! Напиток превосходный! Смотрите, как вино играет! Этот рецепт переживет не одно поколение, уверяю вас.

– Дай, – гость выхватил кубок, сам долил его до верха и пил не отрываясь до тех пор, пока ни осталось ни капли. Оставив опустевший кубок в сторону, промычал:

– Что это было? Никогда ничего подобного не пробовал. Кто поставщик?

– Я, – гордо сказал бес и подмигнул.

Дальше разговор переключился на обсуждение деталей покупки нескольких бочек «прекрасного вина», которое бес назвал «игристое розовое». Услышав стоимость, гость крякнул:

– Ничего себе! Да ты обнаглел..

Глава 3.
Бес только пожал плечами, следуя железному правилу – достойное и стоить должно достойно и не важно, что так можно было продать хоть говно – цена формально исключала такую возможность. Но в данном случае бес не втюхивал, а «ловил» душу так, чтобы наверняка. Скрепив договор рукопожатием, бес неожиданно предложил:

– Раз мы в сами обо всем договорились, не посмотреть ли, куда сбежала невеста? – и внимательно посмотрел, какая будет реакция, не поторопился ли. Сверкнувшие глаза враз захмелевшего гостя были лучшим ответом. «Игристое» работало. Можно было приступать к следующему пункту плана.

– Судя по твоей наглой ухмылке, ты не только делаешь отличное вино, но и знаешь, куда сбегают невесты со своих свадеб?

– Это моё призвание, -скромно ответил бес и показал пальцем в сторону сада.

– Там?! В саду? Ты лжешь!

Бес обиженно скривил губы и затем важно кивнул. Гость же не решался поверить в такое, искал объяснение – кто и зачем над ним так странно шутит.

– Она там не одна, – бес брал «козла за рога», пока действие «игристого» не начало ослабевать, кувшин был уже пуст, а для сотворения новой порции требовался настрой. «Если я сейчас не овладею этой.. невестой, черт бы ее побрал, позору не оберешься и с этим потом разбираться, когда поймет, что его опоили. Шум поднимется, а это главному ни к чему, все должно быть по-тихому и с обоюдного согласия. Ну же, соглашайся, блуд – это так приятно!».

– Как же это? – продолжал тупить гость, – А.., я так и знал! Она никакая не невеста, а ряженная девка из лупанария! Кто так над нами решил поиздеваться? Надо будить гостей! Рассказать им, что свадьба не настоящая! Пусть возвращают подарки!

Бес уже собрался в отместку врезать копытцем ему между глаз за «сообразительность», но к счастью не успел.

– "Однако…" – бес нервничал, смена настроения у собеседника превосходила его способность перестраиваться с одной темы на полную чушь.

– Нет, погоди, так значит она там не одна, говоришь? А тот, с кем она, не будет против, если мы с тобой присоединимся?

– Уверен, что нет. Но есть одно «но».

– Так и знал, – гость снова сел.

– Тот, с кем вы хотите договориться, ее законный муж.

– Да ну! Тот? Вот этот, что тут..? Идем! Если он не придумал ничего лучше, как осчастливить молодую жену в кустах, мы с ним договоримся – он любит остренькое, а мы их брачной скукоте прибавим своего настоявшегося, ха, соуса, только и всего!

– План замечательный, – одобрил бес и побежал следом, едва поспевая.

Оказавшись среди розовых кустов, остановились в нерешительности. Бес пытался понять, на месте ли «жертва», гость – где девка. Бес прислушался. Сначала было тихо, потом раздался характерный звук.

– Финики! У меня с них то же самое, – прошептал с понимаем гость и двинулся на звук. Бес за ним. Оказавшись в двух шагах, снова остановились.

– Кто первый?

– «Мне все равно, кретин, делай то, за чем пришел, в нужный момент присоединюсь!» – Уступаю вам, мой дорогой, вы познатнее.

– Это точно. А ты молодец, свое место знаешь, мне это нравится!

– «Ну еще бы!» – подумал бес, поражаясь, как легко люди попадаются на такие уловки – немного тупой лести и вей из них веревки, которыми они сами себя потом свяжут…

– Это чтобы вы не укололись, – бес, устав ждать, раздвинул кусты, пропуская гостя вперед.

Теодора была на месте и уже собралась уходить, когда перед ней появилась красная рожа. Она узнала – это один из гостей, так на нее пялился все это время, не заметить было трудно.

– О! – произнесли ее округлившиеся губки.

– А! – прозвучало в ответ. Гость окинул Теодору взглядом и едва не разрядился себе в праздничную тогу. Бес вовремя помог – заткнул фонтан, обругав своего помощника за нетерпение.

Теодора потупила глаза и сделала вид, что смущена.

– Зачем вы здесь? Я с мужем. Вдруг он проснется.

– Будь здесь хоть сто твоих мужей, я бы не ушел, – вулкан снова приготовился к извержению, но бес был уже наготове, подсуетился и на этот раз – ни капли мимо, все, что добыто таким способом – всегда считалось достоянием демонов.

Теодора посмотрела на мужчину и ей показалось, что его лицо двоится.

– Вы не один?

Гость растерялся.

– «Как догадалась! Мы ж договорились с этим, чтобы сидел тихо и не вылезал, пока не позову!», – оглянувшись, не увидел никого.

– Тебе померещилось, прелестница. Но в каком-то смысле я и правда не один, если хочешь, покажу, с кем я пришел поздравить тебя с днем твоей свадьбы так, чтобы тебе этот день запомнился.

– Значит, я была права, вас двое! – Теодора захихикала и глазами дала понять, что не против взглянуть на того, второго. Просить о таких вещах в подобной ситуации – верх нелепости – гость был представлен незамедлительно и округлившиеся глаза Теодоры означали – ей все понравилось, и она не прочь продолжить знакомство. Вышла небольшая заминка, но бес пнул мужчину в спину и тот рухнул на Теодору, едва успев опереться на выставленные вперед руки.

– «Какого …» – возмутился такой дерзостью он, но рука Теодоры перенесла его в другую реальность, в которой все трое вмиг стали добрыми друзьями и партнерами. За одним совместным «распитием нектара» последовал второй, потом третий и еще несколько раз. В какой-то момент муж Теодоры открыл глаза, но бес был начеку – точный удар между глаз уложил его ровно настолько, насколько было нужно.

Феодор открыл глаза и понял, что он в кустах и один. Осмотрелся – никаких признаков жены, которую он смутно помнил, поблизости не оказалось.

– «Наверное совершает омовение», – подумал муж, – "Поспешу к ней, чтобы присоединиться. Глядишь и сотворим что-нибудь в присутствии рабынь, говорят, заводит очень…»

Однако ни в этот день, ни в другой Феодору пообщаться с молодой женой не удалось. Теодора вдруг замкнулась в себе и всякий раз, когда он просился в ее покои или звал к себе, получал отказ. Все было корректно – «Кровит», «Приболела», «Ушла к родителям, там заночую со служанкой, забыла предупредить» и т.п.

После бурной брачной ночи и утра Теодора вышла на прогулку и встретила знакомую игуменью. Та окинула Теодору оценивающим взглядом, поздравила с важным событием и спросила:

– Твои чувства чисты, Теодора? Или ты уже провинилась перед мужем, оскорбив его доверие?

Теодора вспыхнула, как пламя, даже щеки защипало от прилившей крови.

– «Опять она и все знает! Но откуда?!»

– Поживи с мое, дитя, научишься видеть то, что скрывают человеческие лица – душу. Когда ей не по себе, вокруг головы образуется свечение, похожее на нимб, только он темный и от него на лицо падает тень. Ее-то я и увидела. Никаких тайн, только жизненный опыт и знание природы греха.

Теодора ошарашенно молчала, не зная, что делать – бежать или спросить, о чем знать, если честно, не хотела. Но она не успела сделать шаг – игуменья за секунду до этого ловко ухватила ее за руку.

– Торопишься, дитя мое? Позволь мне еще кое-что тебе рассказать. Просто так, вдруг пригодится.. Для начала давай познакомимся. Я мать Изабо.

– Мне все равно! Даже не знаю, надо ли мне вас слушать?

– Не попробуешь – не узнаешь. Твое любопытство уже увлекло тебя по дороге, в конце которой не ждет ничего хорошего, поверь мне, Теодора. Ты не всегда будешь молодой, красивой и желанной. Наступит время, когда ты не заинтересуешь даже раба, разве что заставишь его лечь с тобой.

– А мой муж? – Теодора пробовала защищаться.

– Ему ты станешь не нужна еще раньше, такова тайна супружества, которую все знают, но, чтобы не казаться одураченными, держат в секрете и врут.

– Ну, значит надо все испробовать сейчас, чтобы потом не тянуло никуда. А потом детей нарожать…

– Еще одно заблуждение. Страсть и блуд – такое блюдо, которое приедается быстро, а стоит отказаться, хочется снова. Если ты думаешь, что остепенишься и посвятишь себя семье и детям, ты обманываешь сама. Как начнешь, так и продолжишь! Поверь моему опыту, я всяких насмотрелась в нашем монастыре – люди придумывали себе разные оправдания своего падения, но ни одно из них не избавляло от последствий.

– Если они такие ..падшие, что они делали в монастыре? Разве им там место?

– Их выбор. Почему, спросишь сама, если станет интересно. А нет, так и не надо. В монастыре народу хватает – туда приходят сами, когда уже идти некуда.

Игуменья повернулась, чтобы уйти.

– Постой! Так и уйдешь?

– Да. Я тебе все сказала, а дальше сама думай, как тебе лучше распорядиться своей молодостью. Это твое богатство, хотя товар скоропортящийся, да кто же об этом помнит! Прощай, Теодора.

Глава 4.
Молодая женщина вернулась домой в расстроенных чувствах. Посидела до вечера и решила сходить в баню. Оказавшись во фригидарии (одно из помещений классических римских бань), разговорилась с женщиной, которая не стеснялась и сразу призналась, что она сводня.

– Как мило, – сказала Теодора, размышляя, случайная это встреча или ей хотят предложить нечто новое в ее супружеской жизни, которая уже казалась ей скучной и бессмысленной.

– Да уж куда там, милее не бывает. Взгрустнулось? Если расскажешь, смогу помочь, настроение поднимется, как волна, и ты на ее гребне взлетишь до самых небес.

Теодора помялась, но опытная сводня помогла ей разговориться, и она поведала ей о своих приключениях.

– Ты же понимаешь, что это не на самом деле! Во сне! Но все так живо…

Сводня смекнула, что перед ней перспективная дама для знакомств, которые никто не хочет афишировать, но стремится иметь их с регулярной периодичностью и чем дама замужнее, тем лучше – болезней меньше – за этим следит муж!

Сводня взяла Теодору за руку, погладила:

– Какая у тебя дивная кожа, ты как нимфа! Стоит тебе захотеть, и ты получишь все то, о чем я тебе рассказала. И никто ничего не узнает!

Ключевые слова прозвучали – Теодора действительно не хотела, чтобы о ее шалостях знали другие, кроме тех, кого она ими удивляла и радовала.

– Так-таки и никто!

– Абсолютно. Ты же знаешь, если это, ну ты меня понимаешь, происходит при свете луны, это не считается грехом.

– Не может быть!

– Точно. Ночь она и есть ночь, а вот если вздумается блудить днем, это да, нехорошо, это грех. Остальное – нет. Положись в этом деле на меня. Пара особых заклинаний и сверху вообще ничего не увидят – омоешься с утреца и ты как новорожденный ангел – вся в белом и сверкаешь чистотой. Там наверху ценят только это – чистоту.

Об одном не сказала сводня – чистота ценилась совсем другая и омовение с трижды волшебными травами не могло ее дать – чистота души достигалась только омовением собственными слезами…

Теодора вновь обретала душевное равновесие, услышав то, что хотела. Слова игуменьи стали забываться. Страсть к греху возросла многократно и больше напоминала болезнь, которую люди называли бешенством – универсальный недуг на все времена.

***

По мере того, как Теодора совершенствовалась в искусстве любви, упражняясь с теми, кто проявлял к ней интерес, число ценителей ее способностей росло не по дням, а по часам. Временами жажда новых ощущений и сравнения прежнего любовника со следующим толкала ее на рискованные эксперименты, когда мужчин было несколько и нередко любовные утехи заканчивались дракой. Они не могли ее поделить. В такие моменты Теодора наслаждалась своей властью над мужчинами, она смотрела на их потные тела, которые нелепо возились на полу, пытаясь нанести друг другу увечья и хохотала.

– Эй, вы там, не устали? Не можете сообразить, как решить эту проблему? Я вам подскажу. Будем кидать жребий, – Теодора полюбила этот способ установления очередности, сама не зная, почему – все равно оба овладеют ею, раз уж пришли к ней. Ее возбуждал этот способ устанавливать «справедливость» после того, как драка была прекращена. Она смотрела на обоих «самцов» притворно кротким взглядом, прикрывала руками свой «цветок», будто стеснялась и ждала, когда вытянут жребий. После этого, изображая из себя «жертву», «нехотя» отдавалась. Теодора при этом вскрикивала и стонала так, будто все происходило с ней впервые. С учетом того, что все происходило на глазах у менее удачливого «охотника», зрелище приводило его в состояние буйного помешательства, и он набрасывался на Теодору, едва соперник успевал закончить свое дело. Теодора ликовала – такого восторга не испытывала ни одна другая женщина во всей Александрии, она это чувствовала и знала из сплетен, которыми ее снабжала сводня. Мужчины рассказывали о ней легенды, не забывая приукрасить свои усилия:

– Мы бились до первой крови – победитель получал приз – её!

– А проигравший?

– Тоже… но чуть позже.

Слушатели посмеивались и аккуратно вызнавали, где можно найти эту чудесницу. Отбоя от желающих не было.

Сводня, пользуясь моментом, из всего извлекала свою выгоду и шла у Теодоры на поводу, отыскивая новых мужчин, которые могли заплатить за услуги, которые она им предлагала.

– Ну и здоровье у моей курочки, – радовалась она, подсчитывая прибыль, которая оседала в ее кошельке – остальное уходило на оплату места для встреч, хорошего вина и фруктов, на которые она не скупилась, чтобы поддержать марку своего предприятия и обеспечить свою ненасытную курочку богатыми посетителями.

С некоторых пор Теодора стала требовать дополнительных расходов на драгоценные масла, которыми умащивала себя в таком количестве и так часто, что сводня забеспокоилась и стала за «курочкой» наблюдать, присматриваться к ней.

Как оказалось, беспокоилась она не напрасно.

Теодору вдруг стали мучить вопросы, которые «приходили» неожиданно и начинали покусывать ее.

– Пока я молодая, все они меня жаждут. А что будет, когда я располнею, мое лицо потеряет свои четкие контуры, а глаза утратят свой блеск? Они так же будут умалять меня о любви?

– «Они будут пользоваться твоим телом, пока оно будет их привлекать», – Теодора услышала голос матушки Изабо и рассердилась. Вечно она является, когда ее не приглашают и воспитывает!

– Ты так говоришь из зависти.

В ответ она услышала смех.

– Да! И не смейся, не делай вид, что ты не завидуешь моей молодости и тому, что со мной делают все эти мужчины!

– Чего в тебе больше? Наивности или дурости? Теодора, пора уже начинать просыпаться. Время – наш враг, если не успеваешь все делать во-время, а опаздываешь или торопишься. Предупреждаю, у тебя не так много времени.

– Ты о чем?

– О тебе. Впрочем, ты не одумаешься. Придется тебе помочь. Ты уж извини.

Теодора надменно повела плечами и с удовольствием стала рассматривать в зеркале свое изображение – прозрачная туника не скрывала плавных изгибов тела, напряженные соски напоминали о том, что уже пора..

– Вот, им расскажи, что я никому не нужна!

– Ну, ну, – усмехнулась монахиня и пропала. Впрочем, она и не появлялась воочию, Теодора слышала лишь ее голос, который уже узнавала.

***

Теодора с неприязнью думала о будущем, которое не наступило. Но основательно ее взбодрили мысли не о том, что будет, а страх о том, что уже есть. Она заметила, что на ее безупречном и гладком, как шлифованный мрамор, теле появились небольшие точечки, которые краснели, вспухали, а потом лопались, оставляя едва заметные шрамики. Пока их было не так много, но со временем становилось все больше. Не зная, с кем можно поделиться бедой, Теодора обратилась к сводне – у той наверняка были свой лекарь, который знал толк в женских болезнях – так считала Теодора и оказалась права. Сводня, которой она показала свои «нарывы», изменилась в лице и пообещала все устроить.

– А пока ты постарайся никому это не показывать.

– Даже мужу?

– Да. И жди моего знака, как только я договорюсь с кем надо, дам знать.

Расставшись с Теодорой, женщина бросилась к дому самого известного в Александрии лекаря.

Глава 5.
– Э, уважаемая, я так не могу. Чтобы понять, что с вашей…э.., кто она вам, вы так и не сказали, мне надо на нее взглянуть хотя бы одним глазком. Не говорю про то, что не помешали бы и ее выделения, – лекарь заметил, что между некоторыми болезнями и то, что он назвал выделениями, была прямая связь и собирал коллекцию своих наблюдений, чтобы написать очередной медицинский трактат и повысить свой авторитет в мире медицины. Ему было все равно, кто обращался к нему за советом – он не отказывал никому:

– Чем моя коллекция будет больше, тем выше вероятность, что я окажусь прав.

Потому и начал с предложения – показать ему даму, хотя прекрасно был осведомлен, что перед ним сводня, причем со стажем – вся Александрия пользовалась ее «добротой». Но этому было простое объяснение – лекарь сам не упускал возможности поближе познакомиться с теми, кто обращался к нему с интимными проблемами. Все происходило по обоюдному согласию. Всякий раз, поручив слуге проводить госпожу до дверей, хвалил себя:

– Женщины приходят ко мне и платят за то, чтобы я, э-э-э, детально осмотрел их. Что делать, если в некоторых случаях осмотр должен быть именно таким – пощупать изнутри там, на что они жалуются. Я же не виноват, что этим уязвимым для болезней местом чаще всего оказывается их ….

Сводня посмотрела на лекаря, прищурив глаз. Уж она то знала этого греховодника, который устроил у себя лупанарий, прикрываясь тем, что он врач. В его доме жило несколько юных дев, которые, как считалось, помогали ему по хозяйству, а на самом деле предоставляли те же услуги, что и она – профессиональная сводня, привлекая помощниц со стороны. В некотором смысле они были с ним конкурентами, но друг без друга обойтись не могли, причем сводня в большей степени, чем он – к нему обращались не только «курочки» из ее курятника, но и мужи, а также добропорядочные матроны, которые смогли найти «приключения на свою…» сами или несколько перестарались на супружеском ложе, такое редко, но тоже случалось.

– Что ты придумал? Зачем тебе все это? Она обычная женщина – у нее все, как у всех, ничего особенного. Только вот прыщики..

– Не скажи, – усмехнулся лекарь и облизнулся. – Соблазн, как пчела на мед, стремится туда, где свежесть юности сочетается с пороком, этот «греховный эликсир» действует безотказно. По признакам, которые ты описала, дама скорее всего молода и невероятно активна. Ее организм не справляется с обилием того, чем ее одаривают мужчины и собственный сок выделяется так часто, что организм дал сбой. Вот я и хочу своими глазами взглянуть на это чудо. Можешь находиться во время осмотра рядом – я только гляну, кое-где потрогаю… и скажу, можно ли ей помочь.

– Хитрец, оставляешь себе лазейку? Уж нет, ты или скажи точно, что поможешь или фантазируй тут сам, не мне тебя учить, как это, хе-хе, – сводня не могла отказать себе в удовольствии поиздеваться немного над конкурентом. По тому, как он вспыхнул, поняла, что угадала и улыбнулась еще шире, уже не скрывая, что сделала это специально и не уйдет, пока они не договорятся.

– Ладно, старая карга, – маски были сброшены, сразу перешли на конструктив. – Слушая, что я тебе скажу. У твоей молодой развратной курицы скорее всего начальная форма «любовной чумы» или «болезни Купидона».

У сводни от таких слов подкосились ноги. Такого в ее практике еще не бывало. За что же боги решили ее наказать?

– «Болезнь Купидона»…. Так-так-так…, моя «курочка» с некоторых пор несет не только золотые, но и тухлые яйца. Не пойдет, достаточно одного испорченного яйца и вся моя стряпня будет испорчена, еще и обвинят в том, что я добропорядочных мужей заражала нарочно, по просьбе их обманутых жен. Не так давно был такой случай, я помню!"

Действительно, случай такой был – вся Александрия гудела – сводню вместе с женушкой бросили в клетку ко львам. Она тоже ходила посмотреть, как голодные звери разрывают несчастных орущих на части.

– "Мне туда не надо. Придется с Теодорой расстаться, пусть ищет себе кого хочет сама!»

– Вот тебе плата.

Лекарь от неожиданности крякнул и отстранился от протянутой руки, в которой лежало несколько приличных монет – больше, чем он рассчитывал.

– Бери, бери, ты мне уже помог. О моем приходе забудь, как и о том, с чем приходила. Прощай.

Лекарь удивился не столько поспешности принятого решения, сколько подозрительной доверчивости посетительницы:

– «Она мне поверила? Или поняла, что хочу на самом деле разнообразить свой маленький гарем?»

– Не спеши, – лекарь остановил женщину, которая уже собралась уходить. – И забери свои деньги. Я их не заработал. Ты или приведешь эту женщину сюда или я донесу на тебя, что ты укрываешь опасную больную и разносишь болезнь по всему городу. Знаешь, что тебе за это будет?

Сводня уходила от лекаря подавленная. Всю дорогу она думала, как уговорить Теодору пойти на осмотр, который скорее всего, закончится для нее общением не столь приятным, как она привыкла. С ней Теодора была свободна и могла уйти в любое время. Там, куда теперь предстояло ее отвести, ждало «рабство».

– "Пройдоха лекарь, когда узнает, чья она жена, будет шантажировать ее до тех пор, пока она не утратить свою привлекательность!" – В «болезнь Купидона» сводня не поверила – видела уже эти признаки – у Теодоры что-то другое.

– «Угораздило же меня пойти с такой ерундой к этому паразиту…» – ворчала она про себя, думая, с чего начать беседу с Теодорой.

Как всегда они встретились в банях. Теодора была весела, резвилась и плескалась в воде в ожидании того, что скажет ее «старшая подруга». Но та хмурилась и молчала.

– Что ты такая молчаливая сегодня? Ничего мне не рассказываешь… кто меня хочет на этот раз? Чего молчишь! Или может быть никто? – последнее предположение испугало Теодору, о таком она прежде даже не задумывалась, а тут вдруг ни с того ни с сего…И сразу же вспомнилось лицо игуменьи!

– «А это еще к чему? С чего вдруг я ее вспомнила?»

Сводня, подбирая слова, начала плести свою сеть. Но Теодора ее не слушала. Лицо игуменьи сбивало с толку, мешало сосредоточиться.

– Послушай, мне тут нехорошо, давай уйдем, может на свежем воздухе мне станет лучше, и ты мне расскажешь, что такая невеселая.

Сводня поджала губы.

– «Девка даже не слушала меня! Я уже забыла, что сказала, дело дрянь, мне теперь надо все сочинять снова! На такую ложь требуется вдохновение, где я его возьму..?»

Глава 6.
Выйдя из терм, женщины расположились в саду, но разговор не клеился. Теодора посидела еще немножко и хотела уже уходить, как вдруг из-за соседнего куста с розами показался ее муж.

– «Следил?» – была ее первая мысль. Но улыбающееся лицо Феодора говорило о том, что он был безумно рад ее видеть – такое не изобразишь, если этого нет в сердце и Теодора успокоилась. Но другая мысль ее все же озаботила:

– «Не следил. А зря.. Мне доверять нельзя, дорогой муж, я неверная жена, прелюбодейка, каких Александрия еще не видела… мне все это говорят! А на тебя смотрят с жалостью и издевкой, хотя сами своих дорогих жен выставляют в таком же свете.»

Феодор подошел к жене, взял ее за руку:

– Как я рад видеть тебя! Ты уже закончила омовение? Тогда пойдем со мной, погуляем по этому саду. Я покажу тебе один примечательный куст! – Феодор изобразил на лице загадочность и подмигнул.

– «Какой еще куст?» – не сразу сообразила Теодора, потом вспомнила. «Ах, этот… знал бы ты, сколько нас там было вместе с тобой, доверчивый мой муж…»

Теодора опустила голову. Незнакомое чувство неприятно царапнуло ее – ей не хотелось смотреть мужу в лицо! Чувство, похожее на стыд, окрасило ее щеки в нежно-розовый. Сводня даже причмокнула губами, настолько Теодора была хороша собой в этот момент.

– «Всего-навсего муж, а как она на него реагирует. Столько мужчин ласкали ее тело, а она еще не разучилась покраснела, как девица, ну и Теодора….»

Сводня нерешительно поднялась – было ясно, что больше тут ей ловить нечего:

– "Встретимся в другой раз, а пока пусть гуляет со своим доверчивым мужем и любуется кустами" – отойдя несколько шагов, она обернулась – парочка в ее сторону даже не смотрела. Такого пренебрежения разрушительница супружеской верности снести не могла – ей плюнули в душу, ее профессиональная гордость получила знатную оплеуху – такое стерпеть нельзя.

Вечером к дому Теодоры подошел посыльный и попросил передать госпоже записочку. В ней было всего несколько слов:

«Жду тебя в доме у лекаря. Он сказал, что у тебя «болезнь Купидона». Он тебе поможет. Я за все заплатила – иди и ничего не опасайся. Не медли и не подпускай к себе своего мужа, пожалей его». Подписи не было, но Теодора и так поняла, от кого это.

Опустившись на каменные ступени, Теодора разрыдалась. Во-первых она уже "подпустила" мужа – едва они приблизились к тем самым кустам, как ее обуяла бешенная страсть, Феодора тоже. Они накинулись друг на друга и любили так, будто копили энергию и чувства вплоть этого момента.

– В кустах предаваться любви? А мне понравилось! – поделился своими впечатлениями Феодор с женой, которая лежала рядом, обнимая его нежно и вспоминая совсем другую картину, связанную с этим местом. Но вместо приятного томления она вдруг расплакалась.

– «Что теперь будет? Вместо благодарности за любовь и нежность, я одарила своего доброго мужа такой мерзостью», – рыдала Теодора и не могла успокоиться даже при мысли «во-вторых» – ей теперь надо не рыдать, а немедленно бежать к этому доктору, может быть он даст нужное лекарство… Теодора не сомневалась, что она больна и Феодор тоже.

Наконец она стала понемногу успокаиваться. Мысли выстроились в нужный порядок и Теодора стала думать:

– Куда мне пойти? К лекарю? Или к игуменье? Она недаром мне привиделась. Но как я ей объясню, с чем пришла? Придется все рассказать. Хотя, сдается мне, она и так все знает и моя болезнь ее не отвратит от меня. Но можно пойти и к лекарю – он даст лекарство и я смогу избавить Феодора и себя от позора…»

Женщина оделась и не глядя как обычно перед выходом на улицу в свое отражение, вышла. На противоположной стороне ее дома стояла мать Изабо.

Теодора ей поклонилась и хотела идти дальше. Но та остановила ее:

– Не спеши. Твоя болезнь – это ловушка, чтобы заманить тебя в еще худшие сети, чем те, в которых ты запуталась сама. Муж к тебе добр настолько, что не заподозрит дурного, как другой, кто сразу бы обратил внимание на твою любовь к необычным способам любви, так сказать. Во всем видит только плюсы, как и всякий счастливый муж. Ты можешь оставаться сама собой – быть распутной девкой, но только для него. Нельзя одного – желать многих. Живи с одним! И забудь о том, что было.

– Как забыть? Ты не знаешь, о чем говоришь, – Теодора усмехнулась, непроизвольно возгордившись своим, пусть и таким сомнительным, «превосходством».

– Еще как знаю, – ответила игуменья. – Гордиться тут нечем, а отмаливать этот грех мне придется всю мою жизнь. Одна польза – понимаю как раз таких, как ты, вижу вас насквозь. Все можно забыть, если занять себя чем-то более значимым. Муж, дети, забота о ком-то – подойдет любое из этого. Видения прошлого будут тебя навещать. Но силы в них над тобой не будет. Живи будущим, а не настоящим. Шаг и ты уже в нем! Пространство и время дают нам такую возможность, а время и гравитация у тех, кто зациклен на своей молодости и внешности, все отнимают.

– Я не знаю, что такое гравитация…– Теодора пыталась сопротивляться, но уже понимала, что сказанное не даст ей возможности идти прежним путем. Ничего нового, кроме непонятного слова, она не услышала. Добавилось только то, что она получила от близости с мужем, которая пробудила в ней то, чего в ней, казалось и не было.

– Интересное слово, правда? И мне нравится. Ученые мужи придумали, а я поняла по-своему, так как и сказала тебе. Природа так устроена, что со временем наша внешняя красота, если она есть, сначала расцветает, а потом под воздействием другой силы, которая исходит от земли, она стекает с лица, как вода, оставляя кусок сморщенной сухой глины.

Теодора невольно потрогала свое лицо.

– Испугалась? Правильно делаешь, что относишься к силе природы серьезно. Легкомыслие – удел молодости, а ты уже достаточно искушенная, чтобы уметь сравнивать, твой опыт прелюбодеяния тебе или поможет или погубит окончательно.

– Но я не могу быть никем, кроме прелюбодейки! К тому же мне это нравится!

– Все ты можешь, – отмахнулась монахиня. – Время и гравитация не только меняют внешность, но и наполняют содержимым наши мозги. Нравится-не нравится – для женщины не причина – быть кем-то, а повод, чтобы от чего-то отказаться – думай лучше так, чтобы не усложнять себе жизнь, ты и так запуталась.

Лицо Теодоры, которая находилась под впечатлением от услышанного, было задумчивым. Ее окликнули. Теодора все еще смотрела на игуменью и думала, что ей ответить, как объяснить, что все ее существо жаждет греха – она не просто ему придается – она его любит! Игуменья, будто прочитав ее мысли, усмехнулась. Теодору окликнули снова. Она обернулась – на ступеньках стоял ее муж. Он вышел следом, хотел ее догнать и удивился, увидев, что она никуда еще не уходила.

– Ты еще здесь?

– Меня задержали. Не ожидала встретить ее тут.. мы разговаривали.

– О, моя прекрасная жена, ты, как утренняя роса, так же прекрасна! – Феодор, который после того, как наладилось их с Теодорой супружество, никак не мог перестать быть счастливым, театрально развел руками, подражая актерам, которые восхваляли богов. – Но с кем ты разговаривала, если рядом с тобой никого нет..?

– Что ты сказал? – Теодора посмотрела на своего мужа, пытаясь понять – он все еще шутит? Если так, то почему вдруг решил выставить ее лживой притворщицей, которая говорит, что с кем-то общается, а на самом деле там никого нет. Может быть сводня таким образом собралась ей отомстить и настроить любящего мужа против нее? Очень может быть. Но тогда Феодор не разговаривал бы с ней так, а скорее всего набросился бы на нее с упреками за вероломство, заставляя признаться в подлой измене и получить неопровержимые доказательства, что стал очередным александрийским рогоносцем.

Теодора знала своего мужа и была уверена – знай он о ее делах со сводней, поступил бы так, а не стал бы ходить вокруг да около, да еще приплетать мистику.

Теодора вспомнила про лекаря.

– «Неужели этот он, мерзкий прелюбодей, который маскируется под врача, а сам…? Я не стану одной из его кур! Не бывать этому. Гадкая ящерица, не может успокоиться, фу!»

Потом Теодора вспомнила еще с десяток своих знакомых, с которыми хорошо провела время.

– «Может быть кто-то из них решил надо мной так зло подшутить? Но почему? Я же никому никогда не отказывала!»

Теодора перебрала в памяти всех. Но забыла о самом первом своем совратителе, госте из ее снов, демоне, который, можно сказать, и взял ее в жены, причем во время брачной трапезы, когда гости еще славили новобрачных, а молодой муж лежал рядом в бесчувственном состоянии – бесы постарались. Нежные отношения Теодоры с Феодором демона-совратителя обескуражили. Он был уверен, что такого не случится, потому что человек не мог соперничать с ним в науке любви.

– Этот неумеха не удовлетворит даже козу! – надсмехался он и под одобрительные повизгивания своей бесовской своры представлял, как Феодор «учится» науке любви, став завсегдатаем скотного дворика, который располагался позади его с Теодорой дома. – Там тебе и место, а дамочку оставь понимающим и опытным. Доставить удовольствие женщине, вознести ее на олимп наслаждения – смертному не дано, разве что мы придем на помощь.


Глава 7.
Демон лукавил. Был способ добиться такого результата, но он и думать о нем не желал, считая еще большей редкостью, чем супружеская верность – демон боялся любви. Той, что давала влюбленным крылья и возносила их на олимп, а потом еще выше, куда ему не добраться было никогда. Там, на недостижимой для демона высоте, влюбленные одаривали друг друга не просто чувственным наслаждением, а состоянием восторга, которое дает только взаимная и абсолютная любовь. Не страсть и желание отдаться или отдать, а стать одним целым.

Демон, пробираясь в супружеские постели, занимался банальным воровством, подбивая на соучастие одного из супругов. Взаимная любовь для демона была непреодолимой преградой. Такие крепости он не бросал, а брал в осаду и ждал удобного момента. Почти всегда дожидался. Но ликование победы всегда омрачалось осознанием того, что это все же не то… та самая любовь, которая делала его бессильным, уже либо ушла сама, либо ее изгнали, либо в нее перестали верить.

Послав Теодоре наваждение, что она беседует с игуменьей, демон хотел одного – напугать Теодору. Феодор должен был «помочь» – смутить Теодору предположением, что она не в себе и ей уже мерещатся игуменьи. Расчет строился на знании человеческой психологии – молодая женщина должна была испугаться всего – и невидимых призраков, которые уже поджидают ее у дверей дома, и разоблачения мужа, и шантажа со стороны сводни, лекаря и других своих «партнеров» по прелюбодейству.

Однако Теодора ощутила в себе совсем другое и демон был поражен, «увидев» этот свет. Он шел из самого дальнего уголка ее души, где как в старом чулане, несмотря на ее молодость, уже было навалено столько хлама, что маленькая резная фигурка ангела, найденная ею однажды на берегу Нила, давно затерялась в пыли. Яркий луч пробился сквозь толщу грехов Теодоры и воссиял над ее головой. Золотая нить протянулась в небеса, прошла мимо олимпа наслаждений и уходила дальше ввысь.

Демона затрясло от негодования и разочарования. Он был уверен, что эта грешница ни за что не сорвется с его «каменного и горячего крюка», как он игриво называл свой фаллос.

***

Теодора все еще стояла на ступнях дома, не зная, куда – то ли идти, то ли уже бежать, а демон в бессильной ярости пинал своих бесов, ругая за то, что прозевали, не предупредили, не предотвратили… Бесы оправдывались:

– Она не скрывала, что милуется со своим мужем! Мы думали, вам это даже нравится – Теодора из законченного девственника сделает прелюбодея! Это ваши слова, господин, мы не вмешивались.

– Никчемные, бесхвостые бездари, – метал громы и молнии демон, поотрывав бесам хвосты. – Как вы могли просмотреть ЭТОТ луч? Где были ваши глаза?

– Ясно – где, господин, у Теодоры между ног, больше ничего интересного – поцелуи ее мужа – м-м-м…пожалуй, но смотря, в какое место, в остальном – зрелище так себе.

– Хорошо, – успокоился демон, – попробую все исправить. Приведите Теодору в Александрийский сад, да найдите местечко поукромнее, она не сможет удержаться и будет кричать, когда я напомню ей, что такое настоящее наслаждение.

– А мы? – с надеждой спросили бесы, почесываясь во всех местах.

– А вы – к козам. Вместе с Феодором. И что бы ни одной не пропустили. В следующий раз будете наблюдательнее. За столько лет забыли, как выглядит наш истинный враг – настало время вспомнить – свет, идущий из темноты души того, кто покорился нам! Запомните. Мы не должны упустить Теодору – она как дойная корова, была готова пролиться соком и накормить вас, дармоедов, стоило посмотреть на мой крюк! Я раскочегарил ее до того, что она, как я теперь понимаю, заводилась при виде жалких подобий, пародии на фаллос вообще. Потерять ее? За Теодору буду воевать пока ее судьба не решится окончательно. Надеюсь, успею.

***

Демон был настроен решительно. Притаившись в густых зарослях Александрийского сада, он поджидал Теодору, чтобы вернуть ее на путь истинный, с которого она, по его мнению, намеревалась сойти. Ближе к назначенному часу Теодора появилась – бесы выполнили задание и радостно толпились неподалеку в ожидании – может хозяин сжалится и отменит коз.

Демон посмотрел на Теодору строго, решая – с какой стороны зайти – кем прикинуться.

– Эй, ты, – прохрипел он голосом разбойника, – чего тебя занесло в такую глушь? Заблудилась? Снимай свои одежды и подойди ко мне, – приказал он.

Теодора послушно разделась, подошла к демону. Но она не смотрела ему в глаза, а стояла, опустив голову.

– Посмотри на меня, – снова приказал демон. Проникнуть в душу Теодоры можно было только, заглянув ей в глаза. Она не шелохнулась.

– Ты мне слышишь? Немедленно посмотри на меня! – демон поменял облик и предстал перед Теодорой в облике ангела.

– "А раньше ей такая игра нравилась…" – демон начинал терять терпение. – Или я выставлю тебя в таком виде на Александрийской площади! Все будут тыкать в тебя пальцем, а потом позовут твоего мужа и его семью, чтобы они тебя забрали. Ты придумала, как будешь объяснять им свой вид? Я возьму тебя силой и твои сбитые колени и два пятна за твоем заду от моих лап расскажут о тебе больше, чем можно было увидеть своими глазами, ни у кого не будет сомнений, чем ты занималась! Ну же! Посмотри на меня!

Теодора не шевелилась. Тогда демон схватил ее за подбородок, резко дернул вверх и впился Теодоре в глаза, но в ужасе завопил и отпрянул от нее. Глаза Теодоры, наполненные слезами, стали зеркалами, которые отразили копье демонической сущности, которым он хотел преодолеть ее упрямство. Поскольку демон напрягся, мощность удара получилась такая, что он сам не выдержал и схватившись за голову, покатился по траве, рыча от боли и ярости.

***

Теодора пришла в себя от того, что ее кто-то трогал за руку.

– Теодора, ты не вовремя решила походить без одежды, холодно и час такой – вся нечисть скоро будет здесь и разбойники вместе с ними. Одевайся, пойдем со мной.

Теодора посмотрела затуманенным взглядом на мать Изабо, позволила ей помочь себе одеться, пошла за ней. Игуменья ни о чем не спрашивала и Теодора молчала всю дорогу, пока они не пришли к стенам монастыря. Женщину завели в комнату монастырской гостиницы и оставили одну. Теодора, когда игуменья зашла проведать ее через час, так и сидела на стуле в углу комнаты, глядя перед собой.

– Теодора, – окликнула ее игуменья. – Давай так, ты сейчас поешь. Потом ляжешь спать…

– Я не хочу спать! – Теодора встрепенулась. – Мне нельзя спать! Они сразу явятся и снова будут мучать!

Демон, который следил за Теодорой на расстоянии потому, что не мог преодолеть стен монастыря, куда его подопечная пришла по своей воле, ехидно усмехнулся:

– «Мучать!? Вот лживая змея! Лицемерка. Тебе это нравилось! Я умею отличить ложь от притворства! Я не какой-нибудь глупый и наивный муж!»

– Я тебя услышала, раз так, пойдем со мной, я скажу, что тебе делать. В монастыре много работы. Поможешь? Тебе некогда будет думать о своих демонах.

Теодора покраснела и прошептала:

– Откуда ты все знаешь?

– Я уже говорила тебе – тот, кто прошел этим путем, навсегда запомнит ощущения, я же делюсь с тобой опытом, как излечить себя или хотя бы оградить от наваждений на время. Демон приходит к праздным, и добавила, – и к тем, кто возгордится, что победил демона.

– Значит все безнадежно, – Теодора то ли задала вопрос, то ли сказала утвердительно, она ждала ответа, а сама была в этот момент, как струна. Может быть не стоило противиться демону, если все равно он победит, потому что сейчас она действительно была рада за себя, что устояла в схватке, впервые отказалась демона впустить, искренне не пожелала проникновения, никуда – ни в тело, ни в душу и у демона ничего не вышло, как он не старался. Теодора была готова к тому, что ее возьмут насильно, считала это меньшим злом по сравнению с тем, что демон проникал в ее душу.

– В какой-то мере, да, потому что самый слабый бес – сильнее тебя и это надо усвоить. Вопрос в том, в чем нуждается твоя душа. Прислушайся к себе, она тянется к свету и ей хорошо, когда он ее согревает? Бывает по-другому – душа предпочитает мрак и свет ее ранит, жжет.

– Разве не каждая душа жаждет света?

– Каждая. Такова природа души. Но человек свободен в своем волеизъявлении. Как он решит, что выберет, то и будет. Душа обречена подчиниться и только потом, когда власть человека над ней пропадет в момент смерти, она вырвется на свободу, станет ясно – какова ее дальнейшая судьба. Все души скорбят настолько, насколько они удалены от света. В этом и состоит суть наказания. Это и есть ад. Образы сковородки, котлов с кипящей лавой, «геенн огненных» – примитивные представления людей, на большее мы не способен в силу своей духовной незрелости, большинство из нас такими и остаются – злыми детьми, которые так боятся колдунов и любят волшебников, думая, что это разное.

Игуменья чувствовала присутствие демона. Но с этим она уже могла справиться – пара заклинаний и между демоном и Теодорой образовалась стена. Демон с досады схватил первый попавшийся под руку камень и сдавил его со всей злобой и обидой за постигшую неудачу.

– Бедная Теодора! Какую девку погубили… испортили!

Его ладонь разжалась. Вместо камня остался лишь песок, да и тот ускользнул, оставив пару песчинок – слишком мало для живых воспоминаний.

– Но я еще поборюсь за тебя, – прорычал демон. Получилось неубедительно – он сам уже не верил в то, что говорил.


Глава 8.
Теодору определили на монастырскую кухню. Там она работала с другими женщинами, не спрашивая имен, кто, почему и зачем – все работали молча, без лишних слов. Голоса раздавались только во время молитвы. Но и тогда они не смотрели друг на друга, не нарушая своего и чужого уединения. Так было надо. Этого требовала душа, которая хотела отдохнуть, перед тем, как начать свое новое служение, на этот раз питаясь от света, а не отдавая свой – тьме.

Но однажды Теодора исчезла. Игуменью спрашивали:

– Куда подевалась новенькая, матушка Изабо? Вернулась к той жизни, откуда сбежала?

Монахиня останавливалась. Можно было подумать, что она собиралась с мыслями – как лучше ответить, чтобы никого не обидеть, не оскорбить или не оклеветать своим «признанием». Но проходили секунды и она также молча разворачивалась и уходила прочь, оставив вопрос без ответа и еще больше возбуждая интерес к такой таинственности.

Мать Изабо не знала, где Теодора и что с ней, но чувствовала – она на верном пути, хотя и несколько странном для женщины – «следы» Теодоры, когда игуменья попыталась мысленно за ней проследовать, вели в мужской монастырь. И это «прозрение» пришло не с первого раза – игуменья с трудом вспомнила, кто такая Теодора вообще! Странным образом ее воспоминания на время покинули ее и вернулись так же внезапно.

– Видимо, мы вместе сделали что-то особенное, раз у меня отшибло память. Мужской монастырь…. – это было очень странно, но и умно. К такому выводу пришла игуменья, вспомнив обо всем, что предшествовало исчезновению молодой женщины.

***

Незадолго до исчезновения Теодора знаком дала понять, что хочет о чем-то поговорить. Мать Изабо наклонила голову в знак согласия и взглядом показала на монастырскую веранду, которая шла вдоль внутренней стены самого монастыря и в свое время служила для оборонительных нужд, а теперь монахини прогуливались там в часы уединения – одинокую фигуру можно было заметить издалека и если кто замечал ее, никто больше туда не заходил, чтобы не мешать.

Когда игуменья пришла, Теодора уже была там, стояла, спрятавшись за колонной.

– Ты чего-то опасаешься? Почему? Здесь тебе никто и ничто не угрожает. Стены монастыря не такие высокие, но обычаи делают их непреодолимыми для остальных.

Теодора подняла на игуменью глаза. В них был страх и даже отчаяние.

– Да что с тобой! Опять твои ночные видения?

– И это тоже, – призналась Теодора.

– Это искушение. Оно так быстро не оставит, я предупреждала, тут дело не в монастыре, а в тебе.

– Это не все.

– Что же еще? – удивилась монахиня.

– В своей келье я нашла вот это, – Теодора показала гребень для волос.

Игуменья взяла его в руки, покрутила, только хотела сказать, что ничего особенного в нем не видит и густо покраснела – широкая часть гребня была расписана фривольными любовными сценками. В одной из фигурок легко было узнать Теодору.

– Но как он сюда попал?

– Я уже догадываюсь, как – подкупили одну из монахинь, я всегда ей не нравилась, она считала меня недостойной стен монастыря, видимо, знала о моих мирских «подвигах». Меня больше волнует – как узнали, что я здесь? Я не могу понять, кто это сделал. Мой муж добрый, но не такой умный, он бы ни за что не догадался, где я. Я так надеялась, что через год моего отсутствия он успокоится, решит, что я умерла и женится снова. И забудет обо мне, а я смогу начать новую жизнь, и мое предательство не будет мучить меня каждый день при взгляде в его любящие глаза.

Игуменья выслушала Теодору и задала вопрос:

– Все это мило, дорогая, но это не объясняет произошедшего. Смысл! И последствия. Надо что-то предпринять, иначе твое пребывание в монастыре станет невозможным или тебе придется принимать постриг. А ты к этому не готова, я так вижу. Стать христовой невестой не просто, хотя для таких, как мы с тобой, опытных прелюбодеек, может и проще, чем для тех, кто изначально считает себя добропорядочным и верным. Все дело в осознанной жертве, которую мы приносим вместе со своим решением. Я бы тебе не советовала уходить в монастырь. Ты молода, красива, полна желания любви, тебе нечего тут делать! Твое дело – жить и наполнять этот мир любовью, тем более, что он в ней нуждается больше, чем стены монастыря. Надо только найти способ защититься от твоего демона-искусителя, не дать ему быть третьим в твоей супружеской постели.

– Это невозможно! – воскликнула Теодора, вспомнив, как демон втирался между нею и Феодосием и подменял собой его, а Теодора замечала обман слишком поздно.

– Это трудно. Но возможно. Я подскажу. Демона, который одержим своими страстями, можно обмануть, он потеряет свою власть над тобой и ты сможешь сказать "нет". Ты же и раньше подумывала отвязаться от него, но эти три буквы застревали у тебя в горле, не так ли? Как видишь, у меня есть опыт, скажу больше - личный. Не смотри так... дело прошлое. Надо будет провести древний обряд, о нем написано в книге, которая хранится в библиотеке монастыря. Её никому не позволяют брать в руки. Но я же настоятельница и у меня такая возможность есть. Мы используем это знание во благо. Ты согласна?

Теодора не могла поверить, что спасение возможно и промолчала, но взяла руку монахини, поднесла к губам и поцеловала.

***

В назначенный час игуменья позвала Теодору за собой и они вместе оказались перед маленькой дверью, которая вела куда-то дальше. Монахиня нажала на одной ей известный камень на стене рядом с дверью, кирпич углубился, образовалась ниша.

– Просунь туда руку, достань ключ, – строгим голосом попросила она.

Теодора с опаской посмотрела в темноту и отпрянула.

– Чего же ты испугалась?

– Не знаю. Но там что-то может быть! Вдруг оно откусит мне руку.., я не знаю, но может..

– А когда ты принимала ласки демона, о чем думала? Руки и ноги тебя волновали меньше твоей бессмертной души?

Теодора не знала, что ответить, игуменья была права – она не готова пожертвовать ничем ради избавления от демона. Причина не только в страхе, а в недоверии к самой себе – надо ли ей что-то менять?

– Решайся или мы уходим.

– По-другому нельзя?

– Можно. Я сама могу достать ключ. Но почему ты думаешь, что я должна пожертвовать своей рукой ради тебя? С какой стати? Теодора. Ты сейчас получила урок, но не поняла в нем ничего. Иисус принял смерть за то, чтобы наши души оставались бессмертными и сделал это потому, что любил нас. Он пошел на смерть потому, что любил нас! Понимаешь? Ты боишься рискнуть всего лишь рукой, ждешь, что это сделаю я? Да я и близко не могу встать рядом с таким подвигом! Не наваливай на меня груз, который раздавит любого смертного. Тебе придется идти по этой дороге самой, если не передумаешь. Иисус смог и ты сможешь, если очень захочешь. На руках никто не понесет. Сделай хоть что-то не для своего смертного тела, а для своей бессмертной души! Противно видеть, как ты печешься об этой недолговечной плоти.

Теодора подошла к темному проему в стене, глубоко вздохнула, затаила дыхание и ее рука потянулась в темноту. Сначала ничего не происходило. Она осторожно пошарила рукой, но ничего не нашла. Теодора в нерешительности обернулась на монахиню.

– Ключ точно там?

– Да. Сосредоточься, – Изабо едва успела предупредить Теодору, как она почувствовала, что руку схватили, сжали в тиски и дернули, втащив до плеча. Теодора закричала, попыталась освободиться, но вместо этого ее щека и шея еще плотнее прижались к холодной каменной кладке.

– Зачем ты это сделала? – Теодора смотрела на игуменью и не могла поверить, что та ее предала. Это месть бывшей прелюбодейки? Значит так становятся монахинями – мстят всем, кто еще по ту сторону монастыря? – Ты за этим меня сюда заманила, чтобы искалечить? – прошептала Теодора, теряя сознание. Она посмотрела на игуменью, думая, что увидит хладнокровную ухмылку, но игуменья смотрела на нее с надеждой.

Последнее, о чем помнила Теодора перед тем, как потеряла сознание, было жжение – она «видела», как сморщивается ее кожа, темнеет и отваливается плоть, обнажая кости – это видение Теодору добило окончательно. Она услышала хохот – это демон потешался над ней и ее доверчивостью. Теодоре стало вдруг противно, отвращение к самой себе заполнило ее, не оставив место для искушения – на это у нее больше не было сил. Демон замолчал, попытался шептать ей слова сочувствия, но было уже поздно – Теодора поняла все. Она подумала о демоне с такой искренней ненавистью, что ему больше нечего было противопоставить и он удалился, злобно ворча себе под нос:

– Я еще тебя найду…долго тут ты не протянешь, найду способ напомнить о нас с тобой…

– Надоел! Опостылел! Изыди! – с яростью отозвалась на эту угрозу Теодора, в ее сознании что-то вспыхнуло и ее швырнуло в темную бездну.

Глава 9.
– Теодора, очнись, – голос матушки Изабо звучал тихо и будто издалека.

– Кто здесь, – она открыла глаза, но ничего не увидела, вокруг была абсолютная темнота. Теодора боялась шевельнуть рукой, которая побывала в нише – что от нее осталось после того, что она «видела»… представила обугленный обрубок вместо руки и содрогнулась, но не от жалости к себе, а от осознания своей немощи. Что она без руки? Кому она нужна такая?

– Теодора, – ты меня слышишь? – голос монахини продолжал звать ее в темноте.

– Я не вижу тебя! Почему здесь так темно? И холодно. Как в могиле…

– Мы все там же, Теодора, в подвале у библиотеки, ты пыталась вырваться и случайно сшибла со стены факел, он и погас. Я пыталась его найти, чтобы зажечь снова, но не смогла. Мне нужна твоя помощь. Вместе мы его обязательно найдем.

– О чем ты, – усмехнулась горько Теодора, – я же теперь калека, как я могу тебе помочь?

– Калека? Я не замечала.

– Сейчас увидишь, – Теодора разозлилась, задвигалась и другой рукой попыталась нащупать упавший факел. – Вот он! – воскликнула она. – Нужна искра.

После нескольких безуспешных попыток высечь искру, монахине это удалось, по смолистому факелу побежал огонек и на его вершине вспыхнул огненный цветок.

– Что это! – Теодора в изумлении смотрела на свою руку. – Она цела! Но я же видела, что она горела! Это колдовство?

– Нет, это твое воображение, – ответила монахиня и с волнением спросила. – Ключ? Ты его нашла?

– Ключ? – Теодора о нем и не помнила, не до него и поняла, что держит его в руке, той самой. – Вот он.

Дверь отворилась. Поиски нужной книги были недолгими. Игуменья прочитала заклинание и велела Теодоре посмотреть, что изображено на гравюре.

– Монастырь! Мне надо постричься в монахини? Ты же говорила, что я не готова, да я и сама чувствую…

– Ты хорошо посмотрела? Как следует или так, скользнула взглядом? Детали важны иначе толку от заклинания не будет – ты снова «уйдешь» не туда.

Теодора стала внимательно рассматривать картинку и с удивлением поняла, что перед ней монастырь, но мужской.

– Еще лучше… монастырь мужской… нет, видимо, на меня заклинание не действует или это демон так шутит, путает, издевается.

– Дай подумать, – монахиня замолчала, потом сложила обе руки перед собой и прошептала слова молитвы, прося разъяснений подсказки, которую обе не знали, как толковать. Или это и правда проделки демона…

– Я поняла! Теодора, слушай внимательно! – Изабо подробно рассказала о том, что «увидела» сама. Теодора слушала и изумлялась, но старалась все запомнить.

Когда были произнесены последние слова, монахиня замолчала и странно посмотрела на Теодору.

– Я должна теперь тебе сказать кое-что еще. Все, о чем ты от меня услышала и наше обращение к древнему знанию лишит меня десяти лет жизни. Это моя плата. Прощай, Теодора. Я бы хотела сказать, что в этой жизни мы уже с тобой не увидимся – незачем напоминать друг другу о том, кем мы были. Но этой свободы друг от друга нам не дано. А пока начни жить снова. Я обрела свой покой в монастыре. Ты в праве выбрать свой путь сама. Но потом, когда почувствуешь, что прошлое больше не вгоняет тебя в уныние. Пройди путь, на который встала, до конца.

***

Воспоминания выстроились в стройный порядок, в душе Изабо воцарилась гармония и покой.

–«Так вот ты где, дитя моё», – прошептала игуменья, прислоняясь к стене, чтобы не упасть от открывшегося ей знания о том, что произошло. Хорошо было бы узнать, сколько прошло времени с тех пор, как исчезла Теодора… Если до сих пор все тихо, значит наш план удался», – монахиня наконец успокоилась и поспешила в свою молельную комнату, чтобы вознести благодарственные молитвы за оказанную помощь такой великой грешнице, как Теодора. И за то, что сама легко отделалась, приподняв завесу над тайнами, которые тревожить не следовало никому, даже ей. Разве что по очень веской причине. Игуменья искренне желала, чтобы ее аргументы оказались достойными того, чем она воспользовалась, посвятив еще и постороннюю.

***

Теодора появилась у стен мужского монастыря поздним осенним вечером. Она была коротко острижена. Брови сбриты. Нижняя часть лица измазана сажей, создавая иллюзию «юношеской» поросли. Теодора стояла, низко наклонив голову. Вся ее фигура была олицетворением покорности судьбе и решимости служить богу.

– Кто ты, странник? – спросил через смотровую щель монах, который с интересом рассматривал очередного гостя. – Откуда ты пришел? И чего ищешь?

– Грешник. Пришел из мира, в котором много успел нагрешить и почти лишился своей бессмертной души. Ищу в стенах этого монастыря уединение и покой, чтобы молиться.

Ответы гостя понравились – они были содержательными. Монах отправился докладывать настоятелю, отцу Дамиану, и спросить его разрешение – впустить гостя или предложить поискать уединения в другом монастыре.

– У него с собой что-нибудь для монастыря есть? – спросил настоятель, имея ввиду плату за возможность спрятаться. Опыт и возраст давали право таким образом заботиться о монастыре.

– Нищие духом, это – одно, – наставлял он. – А нищие своим кошельком – другое, с ними у монастыря проблем будет больше, а помощи – никакой.

Исключения бывали, но только в тех случаях, если соискатель проявлял упорство и ждал смиренно, пока сердце настоятеля оттает.

– Этот хотя бы не предаст сразу, – выносил заключительный вердикт настоятель, принимая новенького в обитель.

Теодора на вопрос – есть ли что-нибудь для алтаря, без слов протянула мешочек, в котором были все ее драгоценности. Мешочек был увесистым и объемным. Отец-настоятель, увидев сокровища, нахмурился:

– Непростой монашек, непростой. Зови его, я сам посмотрю, что это за ночная птица к нам залетела. Ка бы не впустить вместе с ним демона…– опыт – великое дело.

На тот момент Теодора была надежно защищена после таинственного обряда, во время которого изгнала демона, да так убедительно, что он все еще не оправился от разочарования и не приступил к ее поискам.

Рассматривая стройную фигуру молодого послушника, отец Дамиан спросил:

– Ты монах?

Теодора покачала головой – нет.

– Будешь послушником?

В ответ кивок головы – да.

– Не передумаешь?

Теодора покачала головой – нет.

– Постриг примешь?

И вновь ответ нет.

Настоятель вздохнул, но посмотрел на мешочек снова и переспросил:

– Это оставишь монастырю в любом случае?

Ответ – "Да".

Отец Дамиан все не решался дать окончательное согласие. Что-то его смущало в новеньком. «Он не говорит. Немой?»

– Ты не произнес ни слова. Это немощь твоя или обет?

Теодора сделала знак руками: одной провела по губам, второй прочертила невидимую полосу сверху вниз. Настоятель ее понял.

– Понятно, обет. Хорошо. Оставайся. Никто ни о чем тебя расспрашивать не будет. За твою богатую жертву разрешаю тебе занять келью в башне, это самое уединенное место, там тебя никто не потревожит. Живи и молись. Пусть наш монастырь станет для тебя вратами, а куда они ведут – узнаем потом.


Глава 10.
Теодора, став Феодосием, поселилась в уединении и наконец занялась врачеванием своей души – болячки, которые внушали ей страх, что это что-то заразное и неизлечимое, незаметно прошли сами.

Демон кружил поблизости. Она его чувствовала, как и он её. Стены монастыря надежно укрывали беглянку от посягательств злой силы, которая жаждала ее погубить. Демон недоумевал, почему его тянет именно к этой обители. В мужском монастыре он не видел особых перспектив для своих поисков – монахов и послушников, падких на его лесть? – не стоит овчинка выделки. Другое дело, женский. Сбежавшую от него Теодору он искал именно там. Он уже начал думать, что Теодоре удалось невозможное – ускользнуть от него. А поскольку такого еще не бывало в его практике последние сто лет, решил проявить активность и скоротать время. Его внимание привлекла дочка игумена монастыря – того самого, в котором временное убежище нашла Теодора. Ирония судьбы или провокация Бога…

***

Девочка родилась, когда её отец, Георг, еще не имел отношения к монастырской жизни. Увидев дитя, которое появилось на свет слабым и нежизнеспособным, будущий игумен отнесся к возможной скорой смерти ребенка относительно спокойно. Но как только взял младенца на руки и тот посмотрел на него своими ясными глазами, зарыдал и дал обет, что посвятит себя богу, если ребенок выживет. Так и случилось. Девочка выросла красавицей, а Георг ушел в монастырь и стал монахом, а затем игуменом, отцом Дамианом. Несмотря на свою всепоглощенность заботами монастыря, который теперь был на его попечении, отец Дамиан не забывал о своей семье – навещал свою, теперь уже бывшую, жену, Кларису и наблюдал за тем, как растет его дочь, Инес, ради которой он дал обет и надел сутану.

За ней то и стал охотиться демон, который решил таким образом отыграться за неудачу с Теодорой, и заместить таким образом неприятные воспоминания.

***

Игумен назвал свою дочь Инес будто в насмешку над ее естеством. Она, как и Теодора, слишком рано начала свою «войну» с упованием родителей, которые нарекли ее Инесс не просто так, а чтобы обезопасить ее душу от посягательств демона. Имя Инес значило "невинный, чистый, безгрешный". Надо сказать, что Инес довольно рано начала ревновала отца к его «работе», как она воспринимала его служение церкви и богу в благодарность за то, что девочка осталась жива. Детский протест со временем разросся до такой степени, что Инес буквально провоцировала отца тем, что заигрывала с мужчинами у него на глазах или так, чтобы ее проделках он узнавал одним из первых. Могла ни с того ни с сего усесться на колени к общему знакомому и сидеть так, обняв обалдевшего гостя дома за шею.

Сначала это воспринималось как детская шалость – девочка редко видит папу! Потом поняли, что это уловка – при появлении отца Инес запиралась в своей комнате и не покидала ее, пока отец не уходил обратно в свой монастырь. Обитель все больше становилась для него домом, а семейное гнездышко, в котором оставалась бывшая жена и росла Инес – во временное пристанище и как правило, без ночевок.

– Если так пойдет и дальше, она сама организует в нашем доме лупанарий! – беспокоилась ее мать, Клариса. Отец Инес, который уже успел зарекомендовать себя на церковной поприще, реагировал рассудительно:

– Твое беспокойство оскорбляет нашу дочь. Ты сама себя пугаешь. Хочешь, чтобы я ее закрыл в монастыре? Хоть завтра, только скажи. Но потом не жалуйся и не гноби меня, если она вдруг решит, что там ей лучше и примет постриг.

Монашества для дочери не хотел ни отец, ни мать, в этом они были единодушны и оба не представляли, как удержать дочь от преждевременных отношений с мужчинами. Их мечтой было выдать Инес замуж, как в свое время поступили родители Теодоры. Сбыть с рук непутевое дитя – не способ поправить дело, история Теодоры это показала. Но кто пользуется чужим опытом в таких вещах? В лучшем случае посплетничают и решат:

– О, нет, этот ужас не про нас.

***

Общей заботой родителей Инес стала ее невинность, которая ценилась наряду с приданным. Но этот «товар» умело подделывали, а если разоблачали обман, то мало кто решался публично в таком «упс» признаваться – свадьба уже состоялась и подарки получены.

После первой брачной ночи общественность получала «достоверные» доказательства, что невеста была до брака цела и только теперь по праву может называться женой – муж постарался и свидетельствует, что все сказанное – истинная правда. Многие, помня о своем опыте, вежливо скрывали усмешку и поздравляли молодых с удачным началом. Потом ждали появления младенца… вот уж где могли быть сюрпризы, если сроки выдавали обман и все с интересом всматривались друг в друга, пытаясь угадать – кто же отец. Чужая семейная жизнь всегда интересна тем, что полна тайн и неожиданных разоблачений – на этом фоне своя не кажется такой абсурдной и бессмысленной.

Помня обо всем этом, отец Инес, став настоятелем монастыря, приставил к дочери соглядатаев, которые отслеживали каждый ее шаг. Даже в термах ей предоставляли купальню, где имелись потайные смотровые окна. Шпионам работа им нравилась: мало того, что спокойно можно было насладиться приятным зрелищем, за услуги еще и платили – в основном за молчание, конечно. А рассказать было о чем.

– Чертовка, не девка, – шептал "везунчик", потирая занемевшие без движения ноги и кое-что другое, что реагировало на пикантное зрелище – Инес обходилась без помощников, ублажая себя. Ее руки извивались, как змеи, обнимая воображаемого партнера. Шпионы представляли на месте «невидимки» себя, не подозревая, что это место уже было занято и воображение Инес давно уже имело материальное воплощение, которое оставалось невидимым только для посторонних. И для самой Инес тоже! Она упивалась тем, что происходило и особенно не переживала о происхождении сладкого наваждения, а стремилась в термы при каждом удобном случае.

– Тебе не кажется, что Инес слишком частый гость там? – снова заподозрила нечистое Клариса. Интуиция ее вела в верном направлении, но нужны были доказательства.

– Да она там, как в клетке! – раздражался отец Дамиан, может приказать ей мыться при всех? Потом скажешь, что это была моя идея? Реши уже что-нибудь! Я не знаю, как уберечь нашу дочь от позора, кроме как запереть ее в монастырь и выдать замуж да так, чтобы новые родственники нас невзлюбили – меньше будем ее лицезреть!

– Что ты говоришь, – она же дарована нам богом! Ты ради нее принял монашество!

– Принял. Только вот насчет бога сомневаюсь. Бог послал болезнь, от которой ребенок должен был умереть. Я, я(!) испросил милости и дал клятву! Приняв монашество, наконец понял, что мною двигала гордыня, а не любовь. Нам надо было ее отпустить. А теперь мы будем расплачиваться за то, что посмели желать большего, чем для нас уготовил всевышний. Чьи это дары? У меня нехорошие предчувствия. Молюсь ежечасно, чтобы бог простил мне мой грех гордыни. Услышит ли? Я не хочу больше слышать про Инес, где она моется, с кем и у кого сидит на коленях, насмотрелся уже. Она нас не обманывала никогда. Это мы хотели видеть в ней то, чем она не была с момента, как ее душу принял под свое крыло тот, кто сам был наказан богом за гордыню. Смирись и терпи. Дальше будет только хуже.

Отец, как в воду глядел. Главные испытания на долю семьи выпали вскоре после того, как в монастыре появился новый послушник, который назвался Феодосием.

– Позовите ко мне новенького, хочу дать ему поручение. Вам в миру делать нечего, а он еще не отряхнул с себя его пыль и тлен, ему не повредит, может передумает и не вернется, что тоже неплохо.


Глава 11.
Отец Дамиан относился к Теодоре, назвавшейся Феодосием, насторожено, никак не мог постичь истинный мотив пребывания молодого послушника в стенах монастыря.

– Может бежит от несчастной любви. Родители небось хотели женить на нелюбимой или на такой оторве, как наша Инес, – последняя мысль показалась игумену предвзятой по отношению к дочери. – Может быть я слишком строг с ней? Если подумать, она в чем-то права – я и правда не был хорошим отцом. У нее были лучшие куклы, какие я мог купить на Александрийском базаре! Но это бездушные куски глины и кусочки драгоценных тканей не смогли заменить меня. Если я буду с ней ласков, перестану читать нравоучения, следить, возможно Инес оценит это и станет ко мне подобрее? И добродетель не будет казаться ей обременительной…

В следующую секунду игумена посетила еще одна мысль, которая влетела в его голову, как стрела, выпущенная из лука. Так и было, только лук этот был в руках демона, и подброшенная идея тоже была его.

– Этот Феодосий, он богат, наверняка, сын богатых родителей. Если я познакомлю его с Инес, может быть из этого что-то слепится? Она красивая, умеет обольщать. Надо только их сблизить, а дальше молодость сделает все сама.

Так у игумены родился план. Демон ликовал. Но он ликовал бы еще больше, если бы знал, кто скрывается под личиной послушника, с которым игумен хотел свести свою непутевую дочь.

Феодосий зашел к отцу-настоятелю, ни о чем не подозревая.

– Вот тебе деньги. Отправляйся в Александрию. Купи муки. Возвращайся в тот же день.

Феодосий с сомнением посмотрел в окно – дело было к вечеру, когда же он вернется? Ночью можно было нарваться на разбойников.

– Не переживай, я все предусмотрел. По пути остановишься в другом монастыре, в Махерат, там для тебя приготовят келью, переночуешь и с рассветом продолжишь путь.

Идея ночевать вне стен монастыря, к которому Теодора уже привыкла, ей не понравилась. Но перечить настоятелю в такой мелочи было неправильно. Феодосий в знак согласия послушно склонил голову и перебирая четки, ушел собираться. Игумен был рад, что первая часть плана прошла без заминок – послушник мог упереться, пришлось бы уговаривать, заставлять, а так, вроде как все само собой, не заподозрил ничего.

В тот же день игумен заехал к семье, объявил жене и дочери:

– Я не хочу никого ни к чему принуждать. И не хочу, чтобы одна их вас сочла меня деспотом. Потому предлагаю обеим немедленно собраться и отправиться в Александрию.

Инес захлопала в ладоши, Клариса насторожилась.

– В Александрии вы пробудете столько, сколько вам хватит потратить этот кошелек, – настоятель поставил на стол увесистый мешочек с монетами. – Все состоится с одним условием – вы проведете ночь в монастыре Махерат. Просто переночуете там. Больше ничего от вас не требуется – ни молиться, ни нести послушание. Вижу, что вы не против, тогда собирайтесь. Через час выдвигаетесь.

– На ночь глядя? – подала голос бывшая жена.

– Именно так. Я же сказал, переночуете в монастыре.

***

Вслед на Феодосием в сторону Александрии выдвинулся небольшой караван, к которому присоединились две госпожи, которые пожелали остаться неузнанными. Возле стен монастыря Махерат, который они проезжали, перед тем, как караван выезжал на прямую дорогу, которая вела в Александрию, женщины попросили остановить повозку. Караван продолжил свой путь, а женщины пошли к монастырю. Там их ждали: выделили комнату в гостинице.

***

Демон, который следовал теперь повсюду за Инес, наслаждаясь временами ее обществом, терялся в догадках – с кем же отец собрался ее знакомить, где нашел такого доверчивого дурня?

При монастыре Махерат был разбит чудесный розовый сад. Инес попросилась погулять. Мать разрешила, полагая, что в стенах монастыря ничего не угрожает. Оказавшись в саду, Инес сразу заприметила разлом в стене и устремилась туда, надеясь выбраться на свободу. Ожидания были несколько преувеличенными – свобода заключалась в том, что за стеной был источник, который пользовался дурной славой. Деревенские тоже обходили источник стороной. Ходили дурные слухи, будто в колодце вода не простая, а колдовская, можно отравиться. Какого рода отравление, не знали, но боялись. Все было правдой – вода в колодце действительно имела особые свойства. Объяснялось все это просто – выше по склону, откуда стекал ручей, который подпитывал источник своей водой, росла цикута. Иногда ее сок проникал в воду. Дозы мизерные, но этого хватало, чтобы изредка источник становился опасным – мог убить. Поили, как правило, животных, когда было лень идти к источнику, который находился дальше. Животина страдала коликами, несколько дней болела, исходила пеной и погибала.

Инес ни о чем таком, конечно, не знала и смело направилась к источнику. Тропинка к нему заросла. Тем удивительнее было увидеть возле него юношу, по виду, простолюдина.

Он сидел на остатках каменной скамьи, смотрел вдаль и казалось, о чем-то грустил. Инес спросила его:

– Ты зачем здесь? Не боишься, что монастырские тебя погонят? Этот источник, наверняка, принадлежит им.

Юноша посмотрел на Инес печальными глазами:

– Не погонят. Я послушник. Просто в монастыре мне страшно, непривычно, вот и выхожу сюда, подышать, потому так и оделся – юноша улыбнулся, – Ты же тоже пришла «подышать», я же вижу, такая девушка не для монастыря, ты создана для любви!

Инес не могла сдержать улыбки – вот это удача в двух шагах под носом у всех!

– Ты угадал, – ответила игриво Инес, а сама подумала. – «И что дальше? Так и будем тут стоять и дышать? Он же пошутил. Или нет? Что же мне его самой за его фаллос приласкать, сам не догадается».

В ответ на эти затруднения демон, который принял облик юноши и поджидал Инес, «подсказав» ей тропинку к разлому, посмотрел на Инес и провел языком по своим чувственным губам. Инес от такого приглашения даже застонала…

***

Махерат не впустил демона – он был надежно защищен особыми знаками. Инес сама вышла за его стены и тут же угодила в "ловушку".

После нескольких подходов, демон даже утомился. Посещая Инес в термах под присмотром шпионов, демон не мог себе позволить тех игр, которым можно было открыто предаваться на лоне природы под покровом бархатной ночи, будто созданной для запретной любви.

– «Теодора по сравнению с этой, сама невинность», – и тут же поправил себя, чтобы не потерять нити своей мести, которая по его расчетам рано или поздно должна была привести к "обожаемой" беглянке.

Решение заняться мужскими монастырями пришло после нескольких неудачных попыток напасть на след Теодоры, которая, по его предположениям, могла скрываться в одном из женских монастырей. Инес была не самоцелью, а лишь средством. А ее сверхъестественная похотливость утомляла.

– «Дитя отметил кто-то из наших, не иначе» – таков был окончательный вердикт, который демон вынес после последней встречи, наградив напоследок Инес своим семенем:

– «Пока будет беременной, хоть отдохну от нее, займусь поисками Теодоры, я по ней скучаю. Интересно, а она обо мне думает?».

Демон не слишком переживал по поводу беременности Инес – знал, что она ребенка выносит, но роды не переживет, как и младенец. Как говорится, концы в воду. А он сможет найти себе новенькую, поспокойнее. Увы, демона ждал сюрприз, как и Инес, которая не планировала материнство, разве что оно могло ей присниться в самом страшном сне.


Глава 12.
Проводив Инес до разлома в стене, демон отправился восвояси. Он видел, как через главные ворота въехали повозка, груженная мешками с мукой. Тоненькая фигурка сопровождавшего груз послушника показалась ему знакомой, но большего интереса не вызвала – Теодору охраняли молитвы игуменьи.

Определив повозку и быков под навес овина, Теодора решила не идти в гостиницу, а заночевать рядом на сене, которое повсюду валялось в избытке. Только закрыла глаза, как вдруг почувствовал, что чья-то рука нежно гладит его по щеке. Теодора открыла глаза и увидела над собой юную девушку. Она смотрела на нее с восхищением.

– Какой хорошенький! – воскликнула Инес. Она случайно наткнулась на Теодору – когда шла назад, сумерки уже наступили, в темноте заблудилась и вместо гостиницы, вышла к овину, где сушилось сено.

Теодора несколько секунд смотрела на девушку, потом ткнула пальцем сначала ей в лоб, мол, думай, к кому пристаешь и затем в сторону гостиницы – что означало – тебе туда, проваливай.

Это было невежливо. Инес от неожиданности даже села на свой зад, не удержала равновесие. Кое-как поднялась, с гневом приказала:

– Как ты смеешь! Ну-ка, немедленно проводи меня! Или я прикажу тебя высечь!

– Я сейчас позову на помощь, скажу, что на меня напали, когда я спал. Ты же тут с родителями? Таких послушниц не бывает, твоя развратность написана у тебя на лице. Почему ты не в своей постели, а шаришься по овинам? За быками решила присмотреть? – Теодора усмехнулась, видя, что девушка ее неприличный и грубый намек поняла. – Еще посмотрим, кого высекут. Чеши отсюда, позор семьи, горе будущего мужа. Пока я не исполнил своей угрозы.

Инес быстро поднялась и, недовольно фыркнув, выбежала из овина.

Теодора долго не могла успокоиться, вспоминала об инциденте.

– «Что я на нее так накинулась, обидела? Сама не лучше. Может надо было поговорить по доброму?» – и снова усмехнулась – блудливое выражение глаз Инес было не спутать ни с чем, любой разговор мог закончиться тем, что она бы просто на нее напала, пытаясь склонить к взаимности и тайна Теодоры была бы раскрыта.

Остаток ночи Теодора провела кое-как и, едва забрезжил рассвет, вывела быков и покинула стены Махерат, не желая встречаться с ночной гостей.

Чем дальше повозка удалялась от монастыря, где Теодора провела ночь, возвращаясь из города с грузом муки по заданию настоятеля, тем ночное приключение все больше казалось ей нелепым приветом из прошлого. Она все время думала о той девушке, дочери настоятеля, Инес, которая хотела ее соблазнить, приняв за мужчину.

– Странно, однако, что мы с ней там встретились. Обычно приключения за свой зад ищут намеренно, а я засела за монастырскими стенами, сижу там, как мышь и вдруг на тебе – и в овине меня нашла какая-то молодая избалованная лупа (волчица). Интересно, настоятель знает, что его дочь уже созрела и ее пора выдавать замуж?

Теодора также нашла удивительное сходство между собой и Инес.

– Такое впечатление, что наши вкусы «шлифовал» один «горячий напильник». Если так, то демон мог навести на меня эту девушку намеренно, чтобы притвориться ею и снова заполучить меня. Похоже, я легко отделалась. Это странно – от демона так легко не обманешь, если он тебя коснулся рукой, а Инес прилипла ко мне всем телом, своими сосками чуть не покалечила меня, – Теодора не удержалась от улыбки, вспомнив, как отбивалась от одураченной Инес. – Значит, это был не он. Но кто тогда навел ее на меня?

В случайность встречи Теодора не поверила и всю оставшуюся дорогу ломала над этой загадкой голову.

Едва повозка въехала в монастырский двор, Феодосия позвали к отцу Дамиану. Первый вопрос настоятеля удивил:

– Как прошла ночь в монастыре?

Не то, как сложилась дорога, как прошли торги, сколько удалось сэкономить и насколько хороша привезенная мука… Феодосий, как всегда, глядя в пол, произнес голосом в котором слышались смирение и легкое недоумение:

– Вашими молитвами, все хорошо. Сена в овине было достаточно, чтобы накормить буйволов и выспаться перед дорогой. Меня никто не беспокоил.

– Никто? – едва ли не привстал со своего места настоятель, сверля глазами Феодосия.

Теодора, все больше волнуясь, покачала головой.

Так они и стояли друг напротив друга в молчании, ожидая, что один из них даст пояснения первым. Но Теодоре сказать было нечего, а настоятель решил отложить «допрос», но предварительно выслушав свою дочь. Он был уверен, что она не упустит своего шанса – познакомиться с таким молодым послушником. Он создал все условия, чтобы встреча состоялась! Остальное было в руках Инес. И что же… план провалился?

– Вы позволите мне пойти к себе, – попросил Феодосий, надеясь, что настоятель не станет больше его пытать – рассказывать о проделках его дочери Теодора не хотела. Она вообще не хотела иметь к этой истории никакого отношения. Какое ее дело, если у настоятеля дочь – лупа! Пусть сам разбирается со своими семейными делами – она же не стала ни на кого вешать свои дела – просто исчезла из жизни семьи и все. Теодора вспомнила о доме.

– «Наверное уже думают, что меня нет в живых. Вот и хорошо. Та Теодора, которую они знали – умерла».

Почему с ней произошли такие перемены, Теодора не знала сама. Влияние игуменьи на себя она не переоценивала – ей с детства внушали только благопристойные мысли, а делала она совсем другое. Демон совратил ее потому, что она сама хотела этого. Познав любовь одного мужчины, она поняла, что растратила себя на многих и тем самым исчерпала свой запас любви, который был ей отмерен от рождения. Любви, не похоти – недостатка в этом «добр» Теодора не ощущала и сейчас, но теперь эти эмоции занимали подобающее им место в самом низу иерархии чувств и потребностей ее души, там где собиралось все самое грязное и зловонное.

Теперь она хотела только покоя, но прежде ей надо было освободиться от прошлого, чтобы оно никак не напоминало ей о ней самой, и она могла в тиши монастыря спокойно готовить себя к монашеству. Серьезным препятствием Теодора считала то, что выдавала себя за мужчину. Если принимать постриг, ей надо было вернуться в женский монастырь, но там мог поджидать ее главный враг. Только тут она была для него «невидима». Получалось, что эта Инес напомнила ей и о прошлом, и о том, что демон не оставил надежд добраться до нее. Если одна из пущенных им стрел упала рядом, следовало ожидать очередного «попадания». Теодора стала молиться, просить, чтобы ее миновала «чаша сия».

Как там провернулись жернова судьбы, не известно, но последствия Теодора ощутила не сразу, а через девять месяцев…

***

Инес, потерпев неудачу с послушником, затаила обиду. Отец ее спросил – как она отдохнула в монастыре. Инес, поджав губы, ответила, что замечательно и тут же ушла к себе, не желая продолжать беседу. Ей хотелось поскорее пойти в термы и там смыть с себя пыль дороги, запах овина и следы любовных утех с демоном под видом послушника, чей облик он принял, "соблазнив" Инес.

– Значит Феодосий не солгал, – убедился отец Дамиан и в сердцах назвал дочь глупой, что упустила такой шанс устроить свою жизнь. После этого настоятель несколько раз заговаривал о том, чтобы отправить Феодосия еще куда-нибудь, где он мог пересечься с Инес, тот отвечал отказом, вплоть до того, что покинет монастырь насовсем, если его не оставят в покое. Пришлось угомониться и ждать, что Инес заинтересуется кто-нибудь другой.

Инес регулярно вывозили и выводили в места скопления самых богатых отпрысков, которые собирались в определенных местах в поисках невест. На нее посматривали, подходили побеседовать, посылали ей знаки внимания, но дальше этого дело не шло.

– Как заколдованная, – сетовала Клариса, мать Инес, а настоятель неустанно молился. Но ничего не помогало – Инес оставалась одна – а как иначе – ее наградил своим семенем сам демон.

Самое ужасное началось после того, как одна из служанок обратила внимание на то, что у молодой госпожи уже которую неделю нет выделений. О причине догадались, но сообщить эту новость ее родителям, никто не решался. Буря разразилась после того, как мать Инес подслушала разговор:

– Госпожа беременна!

– Все это знают. Вот будет сюрприз!

– «О ком это они», – подумала Клариса, первым делом примерив «новость» на себя, а потом с ужасом поняла – Инес!

Прибежав в покои дочери, она застала девушку за обычным для нее занятием – Инес предавалась любовным утехам с посыльным, который доставил ей благовония и душистые растирания, приготовленные по ее заказу.

– Ты с ума сошла! Пошел вон, мерзкая тварь, – она накинулась сначала на дочь, потом на того, кто ее оседлал сзади и по инерции не мог остановиться, смотрел на вошедшую круглыми осоловелыми глазами. Еле расцепив любовников, женщина принялась хлестать обоих всем, что попадало под руку. Несчастный посыльный выскочил из комнаты Инес голышом, по дороге сорвал полотнище с оконного проема, обмотался им наскоро и удалился уже шагом, посмеиваясь про себя – будет, о чем рассказать! Правда, придется на время уехать, пока шум не уляжется – все же дочка настоятеля, хоть и лупа – бывает!

– Ты с ума сошла, – повторила мать Инес, рассматривая ее фигуру. Признаков беременности, кажется, не было, хотя дочь немного поправилась за последнее время, но от переедания детей не бывает, – С тобой все в порядке? – спросила она.

Инес удивилась.

– «Ничего себе, вместо того, чтобы отхлестать меня розгами, такой вопрос!» – Да, а что такое? Если ты про этого …, то это не то, что ты подумала. Он просто показывал мне… физическое упражнение, чтобы похудеть.

– Инес! – прошипела мать, – ты с ума сошла? Какие упражнения с высунутым фаллосом? Если отец узнает, он запрет тебя в монастырь, и ты оттуда выйдешь только в саване! Ты понимаешь это? Я уже вижу, что ты готовая меретриса (куртизанка в древности) и тебе надо выдавать спинтрии (жетоны для оплаты услуг)! Чего тебе не хватало, что ты полезла сюда? Но как бы там ни было, я не хочу, чтобы ты окончила свои годы в стенах монастыря. Что тебе мешало просто выйти замуж и потом творить, что угодно?

– Разве муж мне бы позволил?

– Разве у мужей спрашивают разрешение на такое? Нет, ты точно сумасшедшая.

– Но ты мне никогда о таком не рассказывала! Если бы я знала, то …

Продолжить Инес не смогла – низ живота свела судорога и резкая боль.

– О, боги…, – прошептала она и упала без сознания.

Позвали лекаря. Осмотрев Инес, он вынес вердикт:

– Беременна.

–Вы уверены?

–В чем?

Клариса махнула рукой, расплатилась и добавила сверху за молчание. Слуги тоже получили приказ молчать. Одновременно начались поиски того, кто последним "оприходовал" Инес – о том, что он далеко не первый, мать уже поняла. Но начинать с кого-то поиски «козла отпущения» надо было немедленно.


Глава 13.
Инес пришла в себя и первым делом попросила, чтобы позвали отца.

– Дочка! Давай обойдемся без него, сами придумаем, как ему все объяснить.

– Нет, хочу ему признаться, – требовала Инес.

Игумен, узнав о том, что его срочно призывают домой, испугался – такие приглашения как правило не к добру. Увидев жену, успокоился и тут же испугался еще больше – Инес!

– Что с ней?

– Она сама тебе скажет, теряясь в догадках, ответила жена и после того, как муж вошел в комнату дочери, приготовилась подслушивать – Инес мать не впустила.

– Так значит это Феодосий!, – отец Дамиан радостно похлопал Инес по заду, – Молодец, дочка, я в тебе не ошибся!

Инес смотрела на отца.

– Ты все знал? – изумилась она.

– Конечно! Я же твой отец! Как я могу не быть в курсе таких событий в жизни моей дочери. Отдыхай, милая, не волнуйся, я все устрою. Он от нас никуда не денется.

– Феодосий, – прошептала Клариса, стоя по ту сторону дверей, – что еще за Феодосий? Надеюсь, хоть не посыльный…

***

Теодора вышла от игумена белая, как лепесток лилии. Настоятель напомнил ей о том, как посылал за мукой и по его настоятельной просьбе она должна была на обратном пути переночевать в Махерат.

– Я же тебя спрашивал – как прошла ночь, ты ответил, что все было тихо, а оказывается тебя побеспокоила, если так можно выразиться, моя дочь. Или ты ее? Ну не суть. Ты напрасно скрывал от меня, что между вами было. Я же отец! Ты хороший парень, я не имею ничего против того, чтобы наши семьи породнились. Что тебе делать в монастыре? Успеешь. Поживи мирской жизнью, насладись отцовством, в этом тоже есть радости, поверь мне.

О том, какая радость быть отцом такой, как Инес, игумен уточнять не стал. Теодора несколько раз пыталась открыть рот, но что она могла сказать? Что предположения ее «отцовства» столь же нелепы, как и то, что она мужчина?! Ее тут же бы выгнали б из монастыря. Но не это самое страшное. Едва она окажется за воротами, демон схватит ее и ее душа будет развращена незамедлительно и с такой интенсивностью, что никакие силы не помогут ей сохранить в себе хоть песчинку чистоты. Ее могли осудить за притворство, а то и вовсе запереть в самом дальнем подземном склепе монастыря, чтобы история не вышла за пределы. Инес «мужа», если что, найдут. А вот послушника Феодосия уже не нашли бы никогда. Ни один из вариантов Теодоре не понравился. Она металась между этими стенами, как загнанная лань и просила, молила о помощи.

Ей явилась мать Изабо.

– Дитя мое, твое положение хуже некуда.

– Спасибо, Изабо. Это я и так знаю. Совет будет или мне самой думать, как лучше уничтожить себя? Ты же непростая игуменья! Разве ты не должна помогать таким, как я? Сама же говорила!

Теодора обращалась к матушке Изабо непочтительно, фамильярничала, но та не обижалась – видела, в каком она состоянии.

– Есть еще один выход. Но он тебе не понравится.

– Говори!

– Даже не знаю…

– Говори же!

– Ты признаешь свое отцовство.

– Я?

– Да. Скажешь, что обесчестил Инес в ту ночь, когда ночевал в том же монастыре, что и она.

– Даже так, обесчестил..

– Именно. Потому что в противном случае они тебя уничтожат.

– Было у меня и такое предположение, – прошептала Теодора, – Надеялась, что ты посоветуешь, как выйти из этой ситуации.

–Я и посоветовала, но тебе идея не понравилась.

– А чего ты ожидала? Мало того, что мне надо признать себя мужчиной и закрыть себе дорогу в женский монастырь, что мне делать с младенцем? Или может мне жениться на этой юной лупе и перевоспитывать ее?

– Хорошая идея. Но не осуществимая. Инес – невеста демона. И ребенок – это его плоть от плоти. Жениться на ней тебе и так не дадут потому, что выяснится, что у тебя нет родителей в том виде, в каком они себе их представляют. Ты для своей семьи – женщина и к тому же умерла. Твое появление сейчас воспримут, как попытку обмана. Увы, Теодора, твое разоблачение не выгодно никому.

– Допустим, все так, как ты сказала. Что мне делать с ребенком, чей отец – демон?

– Выиграем время, а потом решим. Ребенок демона – это серьезный козырь. Я с такими историями не сталкивалась. Нужен совет мудрых, увы, среди старцев таких мудрецов. Но я знаю, кто может дать совет – этим сверху все видно, если соизволят проявить внимание. Но пока я буду убеждать, что «заблудшим овцам» нужна помощь, а не жертвенный нож, тебе придется играть роль «отца».

***

– Он просит его принять? Хорошо, пусть приходит, – воодушевился игумен, получив известие, что Феодосий сдался и согласен признаться, что Инес ждет ребенка от него. – И позовите Инес! Теперь точно не отвертится.

Теодора вошла в комнату и увидела сразу Инес. Та стояла возле кресла отца, улыбалась.

– «Лупа», – подумала про себя Теодора, назвав Инес волчицей, которым место в доме свиданий, где женщины добровольно занимаются тем же, чем и она в свое время, но будучи замужней. – «Как все меняется. Это и есть моя кара? Но кому могло прийти такое в голову – чтобы покарать блудницу плодом чужого блуда? И не просто ребенком, а таким, кого зачал сам демон. На месте Инес могла быть я. Мой бедный муж, ты меня спас тем, что вовремя вытащил из этой трясины, полюбив! Как жаль, что Инес не дождалась своей любви и получила то, от чего я избавилась, благодаря провидению,» – Теодора пыталась себя подбодрить любыми способами, не умея заглянуть в будущее – оно было еще более неопределенным для ее бессмертной души. Теодора шла на встречу с Инес, представляя, что прыгает в омут, откуда выплыть можно было, проявив недюжинные таланты.

– Вот, посмотри на него, моя дорогая дочь, узнаешь?

Инес посмотрела на Теодору. Та стояла, опустив голову, по привычке, сложив руки на груди и пряча их под накидкой, которая скрывала ее фигуру.

– Пусть он посмотрит на меня! Так мне не понятно, – Инес решила поиграть с послушником, которого хотела оклеветать и собиралась представить все, как можно более правдоподобно.

– Ты слышал? Подними голову.

Теодора не шелохнулась. Инес, поигрывая бедрами, сама направилась к ней. Подойдя совсем близко, остановилась.

– Ну же, не упрямься хоть сейчас, – прошептала она, – Только покажи свое лицо, и я скажу отцу, что пошутила и ты уйдешь! Клянусь тебе своим ребенком!

Теодора пришла в ужас от такого дьявольского лицемерия и бесстыдства вперемешку с наглостью.

– «Оказывается, бывают еще хуже, чем я!» – удивительное открытие придало Теодоре сил. Она медленно приподняла голову и даже слегка сдвинула капюшон, чтобы Инес могла лучшее ее рассмотреть. Встретившись с Теодорой взглядом, Инес ахнула.

– Что такое? – забеспокоился отец, больше всего не желая ошибиться. Он уже подсчитывал деньги, которые принесет ему замужество Инес.

– Отец, это не он.

– Ты хорошо посмотрела?

– Она лжет вам, это я ее обесчестил, – Феодосий говорил громко, чтобы перекричать Инес, которая бормотала, как заведенная – «Не он».

– Уведите мою дочь, закройте в ее комнате и следите, чтобы муха не залетела. Феодосия тоже заприте. На всякий случай.

Инес, увидев вблизи Феодосия, поняла свою ошибку и какую глупость она сделала, что указала на него. Но что ей было делать? Какой бы она не была испорченной, выходить замуж за женщину, точно не собиралась – а как же супружеский долг мужа? Этот вопрос ее беспокоил, пока она не вспомнила о том, что можно найти радость и на стороне, поехав, например, в недолгое путешествие и остаться заночевать в одном знакомом ей монастыре.

– «Надеюсь, тот послушник еще там? А этот, вернее, эта, мне не нужен» – решила Инес, но отец не желал ее слушать…

– Ваша дочь говорит, что Феодосий – женщина, – передавали отцу Дамиану.

– Да, а она не пыталась вас убедить, что это Зевс ее осчастливил своим вниманием и немного перестарался? Я знаю свою дочь лучше вас, перестаньте мне носить сплетни о том, что она там бредит, главное, следите, что б не сбежала.


Глава 14.
Время пролетело. Приближалось время, когда должен был родиться ребенок. Демон вспомнил о своей подружке:

– Как она там? Надо будет хотя бы с ней попрощаться. Бедняжка, угораздило же забеременеть от меня! Она хоть и беспутная дева, но все же человек и достойна уважения, – демон разыгрывал моно-спектакль, куражился, тем самым старался скрыть неловкость, которую испытывал – Инес ему нравилась не меньше Теодоры – стоило ее поберечь, а не награждать своим семенем, зная, что подписывает ей смертный приговор. В очередной раз он не совладал с тем, что называют зависть. По его мнению Создатель одарил людей по-царски – бессмертную душу и свободу волеизъявления в нагрузку – тот еще дар, если нет дара предвидения и бессмертия. Демон лицемерно причитал:

– Знаю, что быть человеком непросто, я-то бессмертный в любом виде, а они, лучшем случае, будут прозябать калеками, умоляя о смерти. Да и болезни там разные… Мой сын, если бы выжил, полагаю был бы избавлен от этих недостатков и унаследовал все лучшее, что есть во мне. Из него мог бы получиться неплохой царь, где именно, найти не проблема – всем нужен царь!

Демон настолько увлекся своими несбыточными планами, что совсем забыл о том, что роды доконают Инес смертна, а ребенку не суждено было сидеть не то, что на троне – даже на стуле! Он должен умереть вслед за матерью.

***

Демон заявился к Инес незадолго до начала схваток. Она почувствовала его присутствие и не обрадовалась.

– Ты меня боишься? Что такое? За что такая немилость?

– Уйди, пожалуйста, – попросила Инес.

– Что значит, уйти, я отец ребенка! Ты тоже виновата в том, что случилось. Забыла, как я ублажал тебя так долго, что сам утомился. А тебе все было мало. Я и разрядился в тебя, хотя и не собирался. Достала! Теперь во всем винишь меня и гонишь, как шелудивого пса?

Сказать несчастной роженице, что скоро все кончится – она отмучается и ее душа отлетит в лучший мир, демон не решился. Очень некстати в памяти всплыли сцены их близости, одна жарче другой. Ему стало жаль свою несчастную подружку.

– «А что, если попробовать искусить ее так, что она сама предпочтет остаться со мной? Для этого ей придется расстаться со своей бессмертной душой. Но она в таком состоянии, что ей не до рассуждений. Может получиться» – демон начал издалека, осторожно – намекнул на перспективу продолжить их «знакомство».

Отчасти расчет был верен – Инес было страшно. Ей казалось, что она непременно не переживет роды. Инес не могла себе представить, как содержимое такого огромного живота выйдет у нее через место, которое доставляло обычно только плотскую радость. Страх с каждым днем рос и достиг таких глубин ее сознания, что она осмелилась возразить самому демону, не поверив в его благие намерения.

– Ты уже все получил, уйди! – взмолилась она.

– Не глупи. Родишь, отлежишься и мы с тобой отметим это событие, – демон сочинял на ходу, торопился, чувствовал, что время поджимает. – Пригласим бесов, если тебе меня будет мало. Все к твоим ногам, дорогая.

Слова демона до Инес уже не доходили. Инстинкт самосохранения подсказывал ей, что сейчас надо не болтать, а сосредоточиться на процессе. Если ее пощадят, сочтут, что она этому миру зачем-то еще нужна, возможно, роды она переживет. Инес впервые в жизни начала молиться.

– Обещаю! Клянусь! Никогда, никогда! Ни за что, ни за что!

Но судьба ее уже была решена ангелами, которых призвал ее собственный хранитель, когда понял, что не справляется. Попытки демона – выманить у Инес согласие расстаться со своей бессмертной душой в обмен на жизнь, вызывали опасение. Она могла согласиться, не зная, что за жизнь ее ждет. Объяснять тонкости существования существ, которых обратили в нечто, что должно было отныне и до века питаться чужой кровью, уже не было времени.

Видя страдания роженицы, ангел-хранитель сделал попытку выпросить для Инес просто жизнь, хоть сколько-нибудь:

– Разве ее страданий недостаточно, чтобы искупить её грехи? Она еще так молода… В качестве исключения, может быть можно?

Более опытные наставники и знатоки человеческих душ был категоричны:

– Молода, но уже успела проявить свою блудливую натуру. Сейчас она наобещает все, что угодно. Присутствие демона говорит о том, что он ее не оставит и после смерти, не даст подготовиться к встрече с Богом. Если дать ей шанс дожить свою жизнь, демон будет первым, кто примет ее в свои объятия. Ее родители, несмотря на то, что отец ради ее спасения дал обет и теперь "мучается" в роли "отца Дамиана" – несёт свой крест, не были для дочери достойным примером. Про мать вообще можно не говорить – Клариса занята собой и своей уходящей молодостью. В общем, подведем итог. Демон нашел замену Теодоре и не ошибся в выборе. Вы знаете, чем заканчиваются эти беременности. Инес умрет родами, как и ее младенец – другому не бывать.

– Но я чувствую в ней искру! – крикнул ангел.

– Ну и что? Ничтожная искра света есть всюду. Надежда на то, что она прорастет в ее душе, мала. Как только боль утихнет, а страх пройдет, она возьмется за старое. Демоны не любят проигрывать, особенно дважды.

Это был приговор. Ангел-хранитель утер свои слезы, но вздохнул с облегчением – тащить к свету таких, как Инес, труд еще тот, измотает даже долготерпеливого. Ангел отошел в сторону от изголовья, предоставив Инес ее судьбе. У роженицы начались схватки.

***

Никто из присутствующих не предполагал, что дальнейшие события пойдут по другому сценарию потому, что у бога на тот момент уже был свой план, которым он ни с кем не поделился, чтобы чистота важного эксперимента была абсолютной.

***

Теодора, услышав душераздирающие вопли, не находила себе места – ходила из угла в угол по своей келье, пыталась молиться. Но слова молитвы не складывались, получалось неискренне, и она это чувствовала.

Из дальнего угла кельи послышался знакомый голос – мать Изабо снова тайно посетила свою подопечную, над которой взяла шефство однажды и не по своей волей – это было своего рода послушание.

Изабо постаралась, насколько это возможно, облегчить страдания Инес. Ничего больше она сделать не могла. Она за Инес не отвечала. Другое дело – Теодора…

С Теодорой едва не упустили момент, когда изменения в ее душе могли стать необратимыми.

Матушка Изабо, одна из васИлис – существ, занимавших промежуточную ступень между ангелами и демонами, проживала одну из своих жизней, имела немалый опыт в подобных делах. Она сумела развернуть "корабль" Теодоры в нужном направлении, крепко держала штурвал, несмотря на уже кровавые раны до кости.

В свое время падение Теодоры было настолько оглушительным, что ее перепоручили Изабо – васИлиса и так уже некоторое время наблюдала за тем, как демон уродует эту душу. Уж она-то знала, как остановиться и получить второй шанс – прожить земную жизнь осмысленно и если грешить, то не до почернения души с последующим ее отмиранием.

Жить среди людей и не грешить могли только ангелы и то – потому, что лишены свободы воли. Демоны – покровители и наставники грешников, были их противоположностью. У Изабо был особый статус в небесной иерархии. К ее обязанностям – спасать заблудших, добавили специальные полезные навыки, чтобы она могла хотя бы иногда разговаривать с демоном на равных. При этом она оставалась свободным художником, балансировала между добром и злом на тонкой грани, интуитивной выбирая светлую сторону.

К тому времени, как понадобились ее услуги по спасению Теодоры, она уже прошла этап неофитства, когда выступала яростным борцом с человеческими грехами. Толку от такого «насаждения опыта спасения» было немного, а тех, кто надолго позабыл дорогу к храму, прибавилось, особенно среди молодых женщин. На первых порах она принуждала к вере, а не вела к ней, как сейчас Теодору.

Со временем мать Изабо научилась аккуратно внушать – путь из бездны греха все же есть и не важно, как далеко ты успел в эту помойку погрузиться – было бы осознанное желание изменить свою жизнь. С этими мыслями она и нашла дорогу к сердцу Теодоры, которую ей поручили сопровождать до тех пор, пока та не выберется из трясины, в которой уже находилась по самую шею.

Изабо понимала, что новая подружка демона, Инес, которую она называла копией Теодоры, обречена. Теодору ждало то бы то же самое, если бы не она – Изабо начала с того, что показала Теодоре – что такое простая любовь. Молодой муж, Феодор, оказался самым подходящим для этого кандидатом – наивен, не искушен и любил Теодору без всяких претензий на взаимность – ответный ласковый взгляд, рукопожатие, не говоря уже о похвале за доставленное плотское удовольствие – ему всегда хватало. Изабо научила Теодору любить и ценить эту преданность. Теодоре стало некомфортно изменять и совсем уже шоком стала мысль, что она могла наградить своего любящего, доверчивого мужа позорной болезнью. С этой ступени начинался путь Теодоры вверх.

– Не получается молиться? – спросила Изабо, «увидев» из своего далёка, чем подопечная занимается. Спросила с усмешкой, но беззлобной, давая понять, что в ситуации нет ничего неожиданного, для нее – точно.

Теодора уже привыкла, что мать-настоятельница за ней наблюдает, хотя они несколько раз спорили и договорились, что «шпионит» и «присматривает» – все же разное.

– Ты как мое дитя! Пойми, я не хочу тебя сторожить – бесполезно. Ты, как и Инес, легко преодолела родительский надзор. Это свойственно многим молодым, которые хотят поскорее вкусить жизнь, но начинают с самого сладкого. Это быстро кончается, а к горькому они не готовы. Вот и клянут время, что оно не дает им того, к чему приучили себя, молодятся, становятся нелепыми или идут на подлость или преступление.

– Что такого? Молодость берет свое.

– Да, но меры не знает и не замечает, когда надо остановиться, начинать копить, а потом отдавать.

Видя, как Теодора переживает, матушка Изабо поняла, что она постигает новую для себя истину и учится сострадать, раз уж захотела помолиться за кого-то.


Глава 15.
На этот раз Теодора была рада появлению Изабо, хотя не так давно сердилась и смущалась до слез – монахиня заставала ее в самых неприглядных ситуациях. Она могла явиться ей в момент, когда очередной любовник входил в нее и Теодора замирала в предвкушении.

– Ты могла бы так не делать? – попросила она матушку Изабо после очередного прерванного акта – впечатления были смазанными, и мужчина ушел от Теодоры разочарованный ее внезапной скованностью.

– Нет. Иначе ты никогда не остановишься. Время поджимает.

– Ты что-то видишь? – спросила с тревогой Теодора, вспомнив о своих подозрениях на болезнь, которой ее могли наградить ее прежние обожатели. – Я скоро умру?

– Успокойся. Я не об этом.

– О чем же?

– В свое время узнаешь.

С тех пор Теодора успела скрыться от демона, побывать в женском монастыре, сбежать оттуда, поселиться в мужском под видом послушника Феодосия.

– Ты напрасно выбрала имя на ту же букву, что и имя твоего мужа, будет напоминать тебе о том, чего ты лишилась.

– Пусть. Это чтобы я не забыла о том, что у меня было не только искушения демона, но и просто любовь.

– Которой тебе оказалось мало…

Теодора промолчала.

Окликнув Теодору сейчас, когда она молилась за Инес, Изабо все же застала ее врасплох. Теодора вдруг испугалась своей неискренности, вдруг она лицемерит и нисколько не скорбит, а притворяется. Молитва и правда не получалась. Матушка Изабо была терпелива.

– Давай для начала разберемся и поговорим. Ты зачем молишься?

Теодора удивилась.

– Как это зачем?

– Ну, вот и спрашиваю – зачем? Если знаешь, ответь.

Теодора задумалась. В самом деле – зачем. Она перебирала в голове разные варианты, но ни один не подходил потому, что аргумент не являлся главным, но все вместе и было совокупной причиной, почему ей хотелось обратиться к богу и попросить…

– «Ах, да,» – Теодора даже посветлела от новой мысли, – Я не знаю, о чем хочу Его просить! Ты это имела ввиду? Потому у меня и не получается?

– Возможно. Но для начала давай подумаем вместе – все ли причины достойны твоего желания обратиться к Нему?

Теодора начала перечислять и первое, что она назвала:

– Чтобы Инес разродилась благополучно. Она так кричит, так мучается! Мне ее жаль.

– Понятно. Что еще?

– Еще? Чтобы мне не надо было на ней ни «жениться», или заботиться о ее ребенке. Ее отец уверен, что это моя работа. Боюсь, что заставят. Потому пусть лучше живет, здравствует и сама возится со своим ребенком. Если попробую сбежать или отказаться, меня могут в этом монастыре и похоронить. Никто не угрожал, но я так думаю. Тут есть подвалы, куда нельзя спускаться. Говорят, там есть ниши, в которых замуровывали грешниц.

– Или врагов церкви.

– У церкви разве есть враги? – удивилась Теодора тому, что мать Изабо вдруг изменила тему.

– А как же. Общение с одним из них едва тебя не погубило. Помнишь, как тебе было весело? Вспоминаешь?

– Ты о демоне, – догадалась Теодора. – Конечно, вспоминаю, – призналась она и тут же воскликнула. – Но я не хочу больше! Мне вдруг стало противно. И он и его бесы. Липкие, суетливые, как навозные мухи, будто я не дева, а куча навоза!

– Хорошее сравнение. Честное. Не кричи, еще подумают, что с тобой тут неладное, придут проверить тебя, а мы еще не закончили. Погоди, мне надо на тебя посмотреть.

Теодора уже знала – мать Изабо, если не находилась рядом, предупреждала ее перед тем, как показаться. Изабо недаром осторожничала. Если бы ее застали в келье молодого послушника, кем для всех была Теодора, была бы беда: она то исчезнет, как и появилась, а вот послушника поместили бы в одну из тех ниш – монастырские стены надежно хранили такие секреты.

Изабо показалась со стороны маленького окна, забранного решеткой, будто вошла через него вместе с лунным светом. Теодора всегда волновалась, когда видела это свидетельство потустороннего. Благодаря этому «фокусу», игуменья смогла убедить Теодору в том, что с помощью такого же фокуса с ней все это время развлекался демон и его подручные – они легко проникали в нее через посредников-мужчин, слившись с ними.

«– Знала бы ты, как эти прохиндеи были удивлены, когда не смогли соединиться с Феодором! Его любовь к тебе защитила вас обоих».

Вспомнив о Феодоре, Теодора решила добавить к своим молитвенным желаниям кое-что еще.

– Изабо, скажи, я могу сейчас попросить за своего мужа?

– А он тут при чем? Ты же хочешь помочь Инес.

– Да, хочу, я также хочу попросить о забвении – чтобы он забыл обо мне и не мучился, женился снова и жил счастливо.

– Похвально, – ответила Изабо. – но это лишнее – он уже женился, и его молодая и красивая жена скоро разрешится первенцем.

Лицо Теодоры погрустнело.

– Прости, что не сказала тебе про это раньше. Жизнь не стоит на месте. Не переживай за него, если и правда это беспокоит. Его волнения, в отличие от твоих, как правило, приятные. Так что этот повод для молитвы можешь отбросить смело. То, что хотела за него помолиться – зачтется. Это все или что-то еще?

Теодора с усилием справилась с собой, чтобы не разрыдаться от жалости к себе и зависти к той, что заняла ее место. Ничего не поделаешь, она сама так решила. Феодора надо отпустить. Теодора почувствовала, как с души скатился еще один камень.

– Еще хотела бы наказать того лекаря, – Теодора отпустила по его адресу ругательство, которое в стенах монастыря прозвучало особенно выразительно.

– Ты не забыла, по какому поводу вообще начала молиться? Хотя… а как именно ты бы хотела его наказать?

Теодора начала перечислять болезни, отравы и беды, которые должны были поразить лекаря-прелюбодея, обманщика и соблазнителя.

– Хорошо. Но, один момент. Ты готова нести ответственность за то, что твои «рецепты» будут воплощены в жизнь? Ты сама будешь кормить его этими ядами? Думаешь, что твои просьбы будет исполнять кто-то другой? Ошибаешься – это твоя обязанность. Тебе создадут условия, но все будешь делать сама.

– Я не хочу быть убийцей! – воскликнула Теодора в ужасе представив не без помощи игуменьи, как она будет подсыпать ничего не подозревающему лекарю яд в его бокал с вином. Она увидела отчетливо свою руку, которая дрожала, сжимая склянку, а потом опрокидывала ее, и зеленоватые капли с шипением растворялись в вине. Лекарь взял бокал, поднес ко рту, сделал глоток. Теодора снова увидела, как яд, проникший в кровь, разносился по всему тему, разлагая его изнутри. Лекарь начал задыхаться потому, что легкие превратились к студенистую массу, а потом и вовсе исчезли. Следом растворилось сердце. Но лекарь не умирал потому, что жил его мозг. Он уже не дышал и смотрел на нее безжизненными глазами мертвеца и спрашивал:

– Это ты отравила меня, проклятая прелюбодейка? Убийца!

Наваждение рассеялось не сразу. Теодору трясло от пережитых мгновений.

– Если желаешь кому-то смерти и просишь об этом бога, ты одной рукой молишься, а другой уже держишься за топор, нож или у тебя в руках склянка с ядом. Ну так как, будешь просить об этом?

Теодора помотала головой. Еще одна ступенька вверх…

– Замечательно. Этот пункт вычеркиваем. Итак, остается Инес. Не спрашиваю, чего вдруг ты так к ней прикипела, но то, что ты хочешь помолиться о ней, говорит само за себя. Давай, Теодора, проси бога! Сможешь сейчас проговорить вслух при мне? Не застесняешься? Люди часто смущаются искренности, которая обнажает в них доброту.

– Да. Смогу, наверное…, – Теодора начала неуверенно, словно смущалась того, что делала:

– Отец небесный, прошу тебя, помоги несчастной Инес разродиться здоровым малышом. Помоги ей найти душевное успокоение. Избави ее от боли, мучений и искушений, – Теодора посмотрела на монахиню. – Надо уточнять, о каких искушениях речь? – Изабо улыбнулась ее наивности и сделала знак рукой – продолжай, пока все идет хорошо. – Отец, а еще помоги мне понять, что надо сделать, чтобы искупить свою вину перед тобой. Я вижу, какая Инес и не хочу, чтобы это случилось со мной. Но я не готова быть монахиней. Если есть другой путь, покажи мне его.

–Все? – спросила Изабо.

– Кажется, да, – Теодора неуверенно улыбнулась.

– Что ты чувствуешь? – монахиня приблизилась и заглянула Теодоре в глаза.

– Легкость! И страх.

– Чего ты боишься на этот раз?

– Что Он услышит мою молитву.


Глава 16.
Мать Изабо улыбнулась, когда увидела, что рядом с Теодорой, которая так искренне помолилась за другого, появился бесплотный ангел, невидимый Теодоре и обнял ее.

– «Почему не хочешь показаться ей?»

– «Чтобы не притупить ее инстинкт самосохранения – будет думать, что страхуют, ослабеет. Неверие в нас – не страшно. Лишь бы в Него верила».

– «Она уже убедилась, что демон реален. Сегодня помолилась. Предчувствие Бога уже в ее душе».

– «Это и твоя заслуга, Изабо. Тобой очень довольны», – ангел исчез.

–Твоя молитва услышана. Да будет тебе дано то, о чем просишь, Теодора.

Игуменья произнесла эти слова. В ту же секунду дверь в келью распахнулась от мощного удара. Теодора едва успела заслонить Изабо собой, давая ей возможность скрыться. На пороге стоял отец Дамиан. Его глаза горели огнем ярости и горя.

– Негодный человек. Кого ты прячешь за своей спиной? – Теодора отошла в сторону, надеясь, что там уже никого нет. – Будь проклят день, когда я впустил тебя в нашу обитель! Ты погубил мою дочь! – игумен сам верил в то, что говорил, забыв – послушник войти-то вошел, но остался по его личному разрешению. Но тогда – Если не хочешь сгинуть прямо здесь, забирай этого младенца и покинь стены монастыря немедленно!

Теодора не могла промолвить ни слова:

– «Я разве об этом просила?»

Матушка Изабо, которая намеренно задержалась, но успела стать невидимой, прошептала:

– «Пока мы тут с тобой постигали таинство молитвы, Инес умерла родами и была избавлена от искушений, боли, страданий, как ты и просила. Младенец жив и здоров, что очень странно. Нет времени выяснять, почему так. Раньше все умирали. Для этого ребенка сделали исключение. Что ж, Ему виднее. Теодора, ты признаешь младенца и будешь о нем заботиться. Считай, что это твое послушание». – Сказать, что ребенок наказание за грехи, Изабо не решилась.

– О чем ты говоришь? – Теодора была в ужасе от такой перспективы и воскликнула вслух. – Это же сын дьявола!

– Какого еще дьявола? – прорычал настоятель, безутешный отец почившей роженицы. – Еще смеешь богохульствовать в святом доме? Забирай плод своего греха и убирайся! Мою дочь будут оплакивать и похоронят как девственницу в другом монастыре – все будут думать, что она тайно приняла постриг. Это единственное, что я могу еще для нее сделать. А ты уходи, пока я не передумал.

Теодоре ничего не оставалось делать, как собраться и ждать, когда вынесут младенца. За Феодосием пришли:

– Настоятель разрешил тебе перед тем, как покинуть стены монастыря, в последний раз посмотреть на ту, кто приняла безвременную смерть из-за тебя. Младенец там, можешь его забрать.

Такова была последняя милость безутешного отца по отношению к Феодосию, которого монастырь обчистил полностью и теперь лишал крыши над головой, да еще перекладывал ответственность за судьбу незаконнорожденного. И все же милость была – требовалось сохранить тайну – не убив «плод греха», можно было сделать только так – убрать с глаз долой подальше, но под надежной защитой. Настоятель был уверен, что Феодосий его отец и сумеет позаботиться о свое ребенке:

– «Мы никогда не сможем его признать, не сумеем объяснить его присутствие в нашем доме и смерть Инес! Все поймут, как эти события связаны. Я не могу из-за этого лишиться сана и всего, что у нас есть».

Решение было принято заранее, причем, на всех уровнях. Инес, выносив под сердцем младенца, зачатого от демона, умерла, как и все подружки демонов, в которых проросло его семя. Такова природа демона – посеянное им, прорастало смертью.

Пути Господни неисповедимы. Ангелы, которые рождению живого младенца были удивлены не меньше Изабо, приступили к своим привычным обязанностям – стали готовить душу Инес к ее последнему путешествию по реке Лете. Челн уже ждал.

Тело несчастной Инес еще не сняли со станка для родов – специального приспособления из дерева, в тисках которого она провела последние часы своей жизни. При виде бледного лица, искусанных губ роженицы, Теодора не выдержала и разрыдалась.

– «Она не заслужила такой смерти!»

Голос Изабо снова все поставил на место:

– «Заслужила и ты это знаешь лучше, чем кто-либо. Зато теперь ее душа очистилась страданиями, надеюсь, она у Бога, отдыхает, отогревается. Видишь, твоя молитва оказалась действенной».

– «Почему ты так уверена, что именно моя молитва все так устроила?» – возмутилась Теодора. Перед лицом смерти ей совсем не хотелось лавров похвалы, да еще за такое – разве она думала, что этим все кончится?

– «Не знаю, почему ты так сердишься. Теперь у тебя есть опыт молитвы. Будешь знать, что слышат те из них, в которых просишь не для себя. Ты спасла Инес! Поверь мне. Я знаю, о чем говорю. Ты смогла в свое время улизнуть, а она нет – она понесла от дьявола, не забывай. Закрой ей глаза, бери младенца и уходи, пока дед и бабка не опомнились, что это единственное, что у них осталось на память от дочери и не отобрали младенца. Ребенка надо спрятать. Я помогу. Действуй, пока не поздно. Настоящий отец скоро будет здесь».

***

– Он уже ушел? – отец Дамиан не сразу прервал свою молитву, когда к нему зашли сообщить о том, что приказание исполнено – Феодосия (Теодору) из монастыря изгнали.

– Его келья пуста.

– Что он взял с собой?

Казалось бы – вопрос странный, если учесть, что никакого имущества у послушника, как правило, не имелось. О том, что у Инес родился младенец и Феодосий должен был забрать его с собой, старались скрыть, а тем, кто что-то пронюхал, уже приготовились заморочить головы. Этим сейчас отец Инес и занимался, аккуратно подбирая слова.

– Н-ничего! – ответил молодой монах, заикаясь, – если не считать…

– Я спрашиваю – ЧТО он взял с собой? – голос игумена звучал сурово и обещал непонятливому кару, если не последует верный ответ. В монастыре все были сообразительными, игумен в этом убедился.

– Ничего! Феодосий ушел и взял с собой «ничего»!

Настоятель уже было вздохнул с облегчением, но услышал продолжение:

– И его руки не были пусты.

Выругавшись про себя, игумен, который к тому времени отвернулся и смотрел в окно в надежде увидеть Феодосия и лично убедиться, что он покинул монастырь, развернулся к своему собеседнику и уставился на него, как голодный кот на единственную мышь в пустом амбаре.

– … потому, что это всего лишь видимость – прошипел он, – его руки не были пусты, как и его душа. Там была наша милость к нему. Ты же это хотел сказать?

Судя по виду начальства, второго шанса на неверный ответ у молодого и такого упёртого монаха не было. Справедливость требовала правды, а разум шептал свое:

– «Тебе надоело жить?» – монах тут же опустил глаза и начал молиться.

Отец Дамиан присоединился к нему, выждал, и убедившись, что перспектива скорой смерти в одной из ниш подземелья дошла до сознания этого несчастного в полной мере, отпустил с миром.

– Ступай, сын мой и впредь не путай злой умысел с провидением. Если злоумышленник уносит из монастыря то, что ему принадлежит, сообщай сразу. Бывают случаи, когда монастырь по воле бога, конечно, избавляется от того, что ему может навредить. Понимаешь, о чем я? Ну и славно, ступай! В освободившуюся келью пока никого не пускай, хочу ее осмотреть.

Отец Дамиан вернулся к окну и понял, что успел вовремя. По тропинке со стороны хозяйственных построек, как он и распорядился, шел Феодосий. Еще немного и он скроется из виду. Мысль о том, что Феодосий уносит и ребенка, кольнула его. Но он быстро подавил это чувство:

– «Ребенок – плод греха, не может оставаться в стенах монастыря. Это немыслимо», – чтобы не передумать, настоятель отошел от окна и начал разбирать бумаге у себя на столе. Ему попалась дарственная, которую Феодосий подписал на все свое имущество.

– «Глупец и гордец, потерявший все…»

Укол в сердце вновь дал знать, что не все в рассуждениях правильно. Но с этими попытками бога поговорить с одним из своих сынов игумен научился справляться. Перекрестился, чтобы избавиться от наваждения, прочитал соответствующую молитву и "продолжил служить Господу" дальше…


Глава 17.

Теодора шла, не чувствуя под собой ног. Младенец, которого она прижимала к себе, вел себя тихо. Она несколько раз останавливалась, чтобы посмотреть – жив ли. В самый первый раз, откинув краешек холщовой ткани, в которую ребенок был завернут, Теодора даже испугалась, наткнувшись на его взгляд. Темные глазки смотрели заинтересованно, будто спрашивали:

– «И куда мы теперь?» – не «она», а именно «мы» – у Теодоры было ясное ощущение, что младенец ее узнавал. Но самое поразительное было не в этом – он смотрел на нее, как на свою мать.

– Что уставился?

Младенец в ответ заулыбался беззубым ртом.

– Хоть это у тебя нормальное, – Теодора не удивилась бы, увидев у ребенка полный рот зубов – с таким то взглядом.. – Спи давай, мне еще надо думать, чем тебя кормить. У меня опыта нет, а помощников вокруг, сам видишь, – пожаловалась она и аккуратно закрыла личико уголком. Через секунду приподняла его снова – младенец спал, посапывая и сосал палец, который держал во рту. Теодора изумилась еще больше – ее приказание было исполнено в точности – мало того, что спит, еще и не ждет скорой кормежки – справляется своими силами.

– Вот и хорошо, вот и правильно, – похвалила Теодора и пошла дальше. Дорога уже не казалась ей такой тяжелой, как прежде. И не потому, что камни под ногами стали мельче – она уже не чувствовала себя одинокой и отвергнутой всеми – какое же тут одиночество, когда у тебя на попечении целый ребенок, да еще такой чудной.

***

Тело Инес перенесли в одну из комнат в подвале монастыря и заперли на ключ.

– Мы должны ее тело предать земле! Что ты ее там держишь? Надеешься на чудо, что она оживет? – мать Инес, Клариса, рыдала непрерывно, пытаясь добиться от отца Инес хоть какого-то ответа. Отец Дамиан хранил молчание, только смотрел на бывшую жену с печалью, которую и она бы заметила, если бы присмотрелась. Но рассмотреть детали окружающего мира, который ей казался жестоким, а теперь еще и несправедливым, мешали эмоции. Она во всем винила своего мужа. Если бы Георг не стал священником, а прожил бы свою жизнь в миру вместе с семьей, все было бы иначе. Положение и достаток, которые принес новый статус, со временем утратил свою ценность для нее. Знатной и состоятельной женщине захотелось простого человеческого тепла, а его-то и не было. Инес была непутевой дочерью, но своей, плоть от плоти – весомый аргумент для заботы о детях, когда другие не работали. Зато теперь не было ничего. О младенце настоятель запретил думать под страхом смерти.

– Ты обещал, что похоронишь ее, как девственницу. Передумал? Или тебе что-то мешает?

– Да! – это было сказано с такой горечью, что женщина в испуге отшатнулась.

– Да, – повторил он. – Я знаю, кем была моя дочь при жизни. Сам не святой. Но пойти на такое кощунство не могу. Ты права – хотел! Но не смог. Что делать, не знаю. Возможно, она навсегда там и останется.

– В подземелье? Ты обезумел… Это же твоя дочь!

– Там нашли своё упокоение более праведные, – эти слова игумен произносил, когда уже уходил.

– Безумец! – выкрикнула вслед Клариса.

***

Демон стоял и задумчиво взирал на стены Махерат, думая о том, как войти. В женский он попадал через своих преданных подвижниц, которые даже в монашеском одеянии, став «христовыми невестами» умудрялись хранить "верность" ему.

От привычки нарушать клятвы в верности и предавать избавляли не стены монастыря, а искреннее желание и чистая молитва, не важно, где, хоть в поле. Силы воздуха, воды и небес помогали одолеть внутреннего врага и то не сразу.

Демон безошибочно вычислял тех, кто надеялся от собственной порочности укрыться в монастыре и заводил с ними знакомство. Сначала ненавязчиво, чтобы не спугнуть, потом все настойчивее. И, наконец припирал в углу, сбросив маску приличия, но не на сатанинскую и ужасную. Демон превращался в юношу с выразительными карими глазами, длинными ресницами и чувственными губами, которые улыбались ласково, а кончик алого языка обещал неземное. Именно в таком облике он предстал перед Инес, не оставив ей шанса.

Матушка Изабо своим появлением серьезно усложнила демону жизнь, срывая одну охоту за другой. Демон ненавидел ее, но тронуть не смел. Эта война за души велась по строгим правилам. Человек должен был сделать выбор сам. Но его можно было подтолкнуть в ту или иную сторону. Изабо и демон занимались перетягиванием каната в течение доброй сотни лет и уже успели друг к другу привыкнуть.

Теодору демон считал своей неудачей и винил в этом Изабо, зная, что без нее тут не обошлось, иначе почему следы Теодоры обрывались поблизости ее монастыря. Он «обследовал» монастырь снизу доверху, но никаких следов беглянки не обнаружил – матушка Изабо знала, как его обхитрить, хоть это и было непросто.

Махерат изначально представлял для демона место, куда он не мог проникнуть потому, что натыкался на запретный знак в виде креста, перевитого терновыми ветками. Это амулет появлялся из ниоткуда без предупреждения после того, как его вымаливали непрерывно долгие годы. В мужском монастыре Махерат такой амулет был. Матушка Изабо, как и отец Дамиан, о такой «защите» лишь мечтали – в их монастырях часто случались распри, молитва прерывалась, приходилось начинать все сначала и так из года в год.

Когда Теодора решилась на безумный шаг – спрятаться в мужском монастыре, ей надо было спросить совета у матушки Изабо – та бы отправила ее в Махерат. Но Теодора следовало путем, которым её вела судьба.

После того, как Теодора покинула монастырь отца Дамиана и отправилась с младенцем на поиски нового пристанища, мать Изабо прилагала все усилия, чтобы "привести" ее в Махерат. Надежнее "гнездышка", где навязанный Теодоре "птенец" должен был вырасти, не найти. Все портил демон, который после смерти Инес, вдруг стал сентиментален – его неудержимо тянуло туда, где они зачали младенца.

Изабо знала, что рано или поздно она увидит его под стенами Махерат. Неимоверными усилиями ей удавалось сбивать демона со следа.

Увидев демона, как она и предвидела, мать Изабо не стала прятаться и пошла на рискованный шаг, показавшись демону.

– Тебе туда не попасть, – сказала мать Изабо так, будто встретила демона совершенно случайно.

Демон обернулся, увидел её, проворчал недовольно:

– Ты? Что тебе от меня надо? Твоё стадо не здесь или на грешок потянуло?

– Тебе туда не попасть, – повторила она и присела рядом, давая понять, что хочет поговорить. Все это было крайне необычно – демон поразмыслил и присел рядом.

– Зачем она тебе? Живых мало?

– Ты про кого? – демон не терял бдительности и не сразу понял, о ком она говорила – об Инес или о Теодоре?

– О твоей последней жертве, Инес.

– Тоже мне жертва, она казалась мне вполне довольной. Мужчины в таком не ошибаются.

– Ты не мужчина, – фыркнула Изабо. Демон обиделся, но спорить не стал. Игуменья поняла, что сказанное задело ее собеседника. Значит она на верном пути…

– Почему не стал опровергать? – она упорно тянула тигра за хвост.

– Какой смысл? Что я тебе этим докажу? Что у меня есть сама знаешь что. Тебе его показать?

– Да ну тебя, как мальчишка.

Демон хмыкнул, ему понравилось, как Изабо отреагировала на его предложение – вроде не хамила, а отказала и настаивать не хочется. Он посмотрел на нее с одобрением.

– Сколько мы с тобой уже ходим вокруг да около? Как ниточка с иголочкой – куда я, туда и ты. Чего притащилась сюда? Посочувствовать?

– Смотри, иголочка, не уколись! Меня удивили твои попытки. Подумала, может ты забыл? Амулет не убрать, а тот, кто может, не станет – не для того дарил.

– Подбодрила. Чем еще порадуешь?

– Не было такой цели. А кое о чем напомнить могу. Всех грешников не спасу, знаю. Тех, что ты забрал или заберешь, оплакивать не перестану и буду за них молиться. Инес была не из моих. Её душа уже далеко. Так чего же ты здесь вынюхиваешь?

Демон насторожился и на вопрос не ответил, но, пользуясь случаем, задал свой вопрос, который его интересовал, пожалуй, больше, чем Инес.

– Если ты про младенца, которого она родила, то мне самому любопытно – почему он жив и что с ним собираются делать. Может быть это не мой? – демон усмехнулся, будто нерадивый папаша "сомневался".

Изабо с усмешкой посмотрела на демона:

– Раньше ты девок редко оставлял с таким подарком. Почему сейчас решился на новое "жертвоприношение"? Или это очередная попытка "продолжиться" в людях? Ты же их всегда презирал!

Демон смутился. Не потому, что игуменья угадала – он сам не мог ответить на тот же вопрос и даже не успел его сформулировать – интуиции хватило прийти сюда, чтобы упереться в то, что имело название – «невозможное». Мысль, чтобы продолжить себя в людях, ему в голову не приходила до того момента, как это глубоко подсознательное желание не озвучила эта «ведьма» в монашеском одеянии.

– Шел бы ты по своим делам, – сказала строгим голосом Изабо. – Ловец душ.

–Это моя работа, – огрызнулся демон.

– Твоя работа – соблазнять, но не награждать своим семенем, тем более, что толку в этом никакого.

Демон вдруг стало неприятно, что он обсуждает интимные для себя вещи с какой-то монахиней. Прицепилась к нему, ходит за ним, вынюхивает. Вот и сейчас они встретились у стен этого неприступного монастыря? Что у нее тут за дело, если только она не следила именно за ним?

– А ты непростая игуменья, – прорычал он с угрозой.

– И ты не простой бес. Ты – демон. Твой поступок тебя не красит – только глупый лис может передушить всех кур в курятнике, вместо того, чтобы забрать одну. За что ты так поступил с Инес?

– Не много ли на себя взяла, монахиня?

– Сколько смогла. А ты? Молчишь? Вот и я о том. Думай, демон, думай.

В словах Изабо, которая открыто лезла не в свои дела, звучало приглашение к сделке – демон чуял это за версту и решил поторговаться.

– Если я тебя правильно понял, тебе от меня что-то нужно. Но ты до конца не будешь откровенна. Потому говоришь загадками. Попробую разгадать. Твое беспокойство связано с младенцем. Ты нашла меня, чтобы что-то предложить. Я прав? Я соглашусь на любые твои условия, если ты выполнишь две мои просьбы. Заметь – не условия, а просьбы.

– Какие?

– Дать мне возможность похоронить Инес, она упокоится, как и подобает подружке демона. Повод для таких почестей есть – наш ребенок выжил. И еще. Я хочу увидеть этого младенца.

– Хорошо. Ты займешься похоронами той, кого погубил. Сделаешь доброе дело – ее родители скоро друг друга возненавидят, споря о том, как поступить с ее телом. Приходи к стенам монастыря завтра после полуночи. Ребенка увидишь в том случае, если он сам этого захочет. Ждать придется долго, если не передумаешь.

Демон призадумался. Он предположил, что мать Изабо приготовила западню, но какую – не разгадал и кивнул в знак того, что условия приняты. Демон положился на будущее – монахиня не бессмертна в отличие от него, а желания младенца пока в расчет брать не стоило. И все же, его не покидало ощущение, что история его взаимоотношений с этой матушкой Изабо только начинается. Монахиня была довольна встречей потому, что Махерат демона больше не интересовал.


Глава 18.
Родители покойной Инес готовы были на крайности, лишь бы каждый мог настоять на своем. Отец Дамиан хотел оставить тело дочери в подземелье. Не только для того, чтобы сохранить тайну. В нем проснулись отцовские чувства, и жажда видеть дочь даже в таком состоянии. Не сумев быть ей нужным при жизни, игумен взялся отмаливать грешную душу своей дочери и хоть так унять боль, которая раздирала отцовское сердце. Каждую ночь он спускался один в подземелье, закрывался в пещере, где на каменном возвышении лежало тело Инес, опускался на колени и молился о ее душе. Чтобы не возбуждать подозрения и не выдать себя, он брал с собой не факел, а несколько свечей. В этот раз торопился и взял только одну. Игумен, как обычно спустился в Инес, проверил, хорошо ли запер за собой дверь и приступил к молитве. Все шло, как обычно. Свеча потрескивала, распространяла в сыром подземелье легкий аромат воска, что было очень кстати – прошло уже довольно времени и тело покойной претерпевало естественные изменения. На нежном лице под мраморной бледностью проступали темные пятна, и сама кожа начала съеживаться, будто усыхала. Черты лица заострились. Отец Дамиан прочитал очередную литанию (молитву) и присел рядом с телом дочери, чтобы передохнуть. Его рука случайно коснулась края ее одежды. Игумен отдернул руку, встал и отошел в дальний угол, где из стены выдавался уступ, на котором можно было сидеть. Свеча осталась возле Инес. Игумен смотрел на покойницу издалека. В какой-то момент ему показалось, что ее лицо изменилось – бледность и безобразные пятна смерти пропали, щеки и подбородок порозовели. - «Это свеча», - подумал игумен и прикрыл глаза, ему захотелось вздремнуть, ночь была длинная, он хотел побыть с телом до утра, чтобы потом сразу пойти на утреннюю литургию и вместе со всеми провести обряд «заочного погребения», как поступали с теми, кто принял монашество и для мира перестал существовать. Исчезновение Инес эта легенда объясняла наилучшим образом. К такому решению он пришел накануне и сообщил жене. - Что ты сделаешь с телом? – испугалась Клариса, представив, как тело ее несчастной дочери будут замуровывать в одну из ниш мрачного подземелья монастыря. - Ничего из того, о чем подумала ты, - ответил настоятель. – Тайно вынесем тело и похороним нашу Инес, хоть у себя в саду. Там мы сможем предаваться печали сколько захотим. Ты довольна? - В саду? - А что? Там та же земля, что и везде. Прах к праху. Посадишь в том месте свои любимые розы, будешь за ними ухаживать и каждый раз вспоминать об утрате. Со временем твоя боль утихнет. От горя тоже устаешь, если тебе о нем напоминают ежечасно или видишь в окно могилы. В нашем положении это будет лучшее решение. Если Инес похоронить в другом месте, подальше отсюда, мы не сможем бывать там часто, не вызвав лишних вопросов. - А что мы скажем остальным? Куда пропала Инес? - Об этом я уже подумал. Договорюсь, есть знакомая настоятельница женского монастыря. Она подтвердит, что среди послушниц есть наша дочь, которая «приняла постриг» и живет там под новым именем. - Она согласится? -Я смогу ее убедить. У них тоже есть, что скрывать. Монастырские стены скрывают множество тайн. Одной будет больше. *** Тело покойницы портилось. Матушка Изабо торопилась отдать ее демону, чтобы тот успокоился, заодно можно было избавиться от тела, которое всем «мешало». Обещание насчет встречи с ребенком откладывалось на неопределенное время. Теодору ждали в Махерат под видом послушника Феодосия, которому поручили присматривать, якобы за его собственным ребенком, прижитым на стороне. В будущем мать Изабо надеялась пристроить ребенка Инес в дом к его же бабке, матери Инес, Кларисе. Теодора со временем могла стать монахиней и если уж решится на постриг, то ей уже не придется прятаться под чужим именем - в монастыре матушки Изабо для нее всегда найдется место. Она сплела сложную паутину взаимных обязательств и ожиданий. Укладывая все это в своей голове, сокрушалась: - "Не запутаться бы…" *** Помимо подготовки убежища для Теодоры, матушка Изабо намеревалась уничтожить колдовской родник, возле которого был зачал ребенок Инес - на всякий случай, чтобы не тянуло туда. Это оказалось не так просто. Пришлось обойти окрестности и найти то самое растение, которое своим ядом отравляло воду «нечистой, греховной магией». Уничтожив цикуту, игуменья не смогла очистить почву и камни, которые успели напитаться дурной «силой». Место оставалось проклятым. Настоятель Махерат знал о ее изысканиях, но не препятствовал - не хотел связывать. О матушке Изабо говаривали разное. И никто не мог точно сказать, кто ей покровительствует. Полагали, что это очень влиятельные силы. Но вот насколько..? Игумен решил, что эти силы всяко не выше Бога и попросил пригласить назойливую монахиню к нему на разговор. Изабо пришлось выслушать немало претензий по поводу того, что она вторглась не в свой монастырь, но со своим уставом и стала наводить порядки. На это она ответила: - Скажите спасибо, что я не ославила Махерат на всю округу - вы же знали, что у вас под боком творится нехорошее и ничего не сделали. Наверняка извлекали из этого свою выгоду. Знаю я таких - раскорячатся между верой в чудеса, которые от Бога и колдовством и думают, что это одно и то же. Хотя знают, что это и есть та дверь, сквозь которую демон находит путь к доверчивым людям. А в Махерат не дверь, а целый пролом в стене! Не то, что один демон, весь ад может пожаловать сюда! Что толку в вашем талисмане, если вы оставляете такие лазейки? Неуважение к статусу, отец-настоятель, вот что я вам скажу. - Откуда вы узнали о том, что у нас «нечистый» родник? – спросил игумен, понимая, что его прижали к стене и будут что-то требовать. - В женских монастырях нет привычки скрывать такие вещи, предпочитают добиваться чудес молитвой и послушанием, а не водицей сомнительного происхождения, - матушка Изабо дала понять, что раскрывать своих информаторов не намерена. Пришлось удовлетвориться таким ответом. Настоятель знаменитого Махерат был посрамлен и решил не спускать дерзости, проворчал в ответ: - Увы, за «христовыми невестами», особенно теми, кто утратил свою невинность, надо полагать, сражаясь с демонами-искусителями, нам не угнаться. - Вы что-то сказали, святой отец? – матушке Изабо намек не понравился - слишком грубо, но обидно потому, что во многом справедливо. Пускаться в объяснения по поводу того, почему монахинь так называют, не стала - сам знает - это и есть сознательное отречение от мирского, символ. Обычно добродушное лицо матушки Изабо стало жестким. Настоятель взглянул на нее и понял, что пора заканчивать спор - он знал, что неправ, но ответить то надо! - Вам послышалась, матушка Изабо. Благодарю вас, что помогаете нам избавиться от скверны и сохранить нашу репутацию. Мы ваши должники. Теперь Изабо не сомневалась, что лучше Махерат места не найти - настоятель пойдет на любые ее условия. Осталось ему объявить о том, что у него будут гости и они задержатся на неопределенное время, а затем привести в Махерат Теодору и ребенка. *** Сон окончательно сморил отца Дамиана, который коротал ночь у тела дочери. Он пробудился от стука – звук был едва слышен, но и сон - неглубоким. - Кто здесь? – голос игумена дрожал от волнения и страха, который овладел им, как только он понял, что свеча вот-вот погаснет и он останется в полной темноте наедине с телом покойной дочери. - Отец... Только сейчас он рассмотрел, что покойница не лежала, а уже сидела на своем ложе и смотрела в его сторону. Она не предпринимала попыток встать. Ее взгляд был осмысленным и печальным. Инес была, как живая. -Инес. Ты же умерла! -Да. Мою душу не приняли. -Не приняли? Как это? – с точки зрения своего статуса, игумен задавал нелепые вопросы. Но кто из духовенства знает больше, чем сами умершие? Инес смотрела на отца с чувством явного превосходства. Ей нужны были ответы. Вопросы отца показались ей неуместными и даже глупыми. - Меня вернули, челн, в котором я плыла, почти достиг другого берега... Где мой ребенок? Ведь он у меня родился – ты не будешь это отрицать?. Непутевая дочь по-твоему не могла родить ничего стоящего, ты ведь так думал? Игумен надеялся, что успеет отмолить Инес. Случилось непредвиденное и это, по мнению игумена, не могло быть делом рук Бога – Инес далеко не праведница. Семейные разборки измотали и опустошили его. Дочь создала ему такие проблемы, которые он не мог разрешить при ее жизни, и как оказалось, и после смерти тоже. То, что с ним происходило сейчас, казалось невероятным, он смотрел на свою дочь, говорил с ней, а сам искал разумные объяснения. И каждый раз натыкался на глухую стену. Небеса были глухи, а реальность заключалась в том, что он один на один в монастырском склепе с воскресшей дочерью.


Глава 19.
- Я была мертвой. Но я все слышала и знаю, что мой ребенок жив и он со своим отцом – ты так сказал. Ты отдал его демону? - Какому еще демону? Феодосий кроткий, произвел на меня впечатление деревенского лопуха. Лопух слишком большой? - Представив, что Феодосий где-то бредет по дороге с орущим голодным младенцем, отец Дамиан погрустнел. - Какая нелепость! - воскликнула Инес. - Ты отдал его чужой женщине и я не знаю, что хуже – отдать демону или этой обманщице? - Какая еще женщина, какой демон? Умом повредилась? Ты сама не захотела выходить за этого Феодосия. Я все сделал, чтобы вы были вместе, свел вас в том монастыре! Если бы не твое упрямство и его благородство, он мог не признавать отцовство, я был бы счастливым дедом, а твоя мать была бы счастлива баюкать этого младенца. А теперь не знаю - где, но знаю - с кем – он со своим отцом, с Феодосием. - Феодосий ему не отец! - Час от часу не легче, дочь моя. Позволь спросить – кто же отец, если не он? Инес опустила глаза. Она не хотела отвечать, зная, какой будет реакция – проклянет еще больше и тогда из этого склепа ей уже не выбраться. - Разве это важно? Ты отдал ребенка женщине, которая водила вас за нос. Я говорила, что это не послушник. Ты не поверил. Одно не могу понять – зачем она согласилась? Чужой ребенок, да еще с такими.. гм, родственниками, - Инес подумала прежде всего о демоне, думая, что Теодора в неведении - "Вот уж повезло этой самозванке", - Отец, оставим распри. Ответь - она взяла его добровольно или ты заставил? - Этот Феодосий или как ты меня уверяешь – эта женщина, необычная. Она не пыталась сбежать – я к нему, прости, я уже начинаю тебе верить - к ней, приставил охрану, но не понадобилось. Такая вот она, эта «Феодосия»… Признаю, я был слеп, когда хотел вас свести, не разглядел в ней женщину, - О том, что отец Дамиан больше смотрел в мешочек с драгоценностями, которые Теодора оставила ему в знак благодарности за приют, игумен умолчал. – Инес, ты воскресла. Это, конечно, чудо! Думаю, твоя мать будет безмерно счастлива. Но для всех ты приняла постриг и находишься в женском монастыре. Если уж ты воскресла, тебе точно надо стать монахиней. Я все устрою! - отец-настоятель еще пытался возглавить то, что не мог отменить и считал абсурдным, но свершившимся фактом. - Сначала хотел меня выдать замуж без моего желания. Отобрал ребенка. Теперь в монахини определил? Так-то ты любишь свою дочь? – Инес уже не могла и не хотела сдерживаться. К тому же её стало одолевать неудержимое чувство голода, необычного - ее мучила жажда крови. Источник находился совсем рядом – кровь текла в венах ее отца. Мысль о том, что это не чужой ей человек, останавливала, но с каждым мгновением «жажда» становилась сильнее. - Если бы ты знала, на что я пошел ради тебя… Твое монашество стало бы платой, такой, как и моя. Инес сделала несколько незаметных шагов, чтобы подобраться к отцу поближе на тот случай, если он вздумает сбежать. Она была уверена, что отец, как мужчина сможет дать ей отпор, если она не опередит его. Услышав последнюю фразу, остановилась. Любопытство перебило чувство голода. - Если есть семейная тайна, которая касается меня, самое время мне об этом сообщить. Потом может быть поздно, отец, я не шучу. Отец Дамиан взглянул на дочь и все слова, которые уже готовы были сорваться, застряли у него в горле – в неверном свете угасающей свечи он увидел, как у его дочери отрастают клыки. Верхняя губа Инес приподнялась и подрагивала от нетерпения. Игумен отшатнулся от нее и начал неистово креститься, отмахиваясь свободной рукой, потом не выдержал и закричал: – Что ты надумала? Не подходи ко мне! Изыди! – он схватил молитвослов, но не успел его открыть – Инес вцепилась ему в руку. Игумен ощутил, как его кровь потекла в окровавленный рот существа, которое еще минуту назад было его Инес. С каждым глотком его тело слабело, сознание все больше путалось. С кровью из него высасывали саму жизнь. Мысль, что ему предстоит умереть от зубов собственной дочери, показалась ужасной, но она придала сил. Свободной рукой он нащупал молитвенник, замахнулся и со всей силы ударил углом кованного переплета в висок монстру. То ли Инес не ожидала, что жертва будет сопротивляться, то ли молитвенник «не понравился», но она выпустила руку отца, скрипнула зубами и вознамерилась вцепиться в другое место. Раздался душераздирающий скрежет заржавевших дверных петель. Инес обернулась. Отец с ужасом смотрел на ее окровавленный рот и обезумевшие глаза. В следующее мгновение пламя свечи, которое и так еле теплилось, вспыхнуло в последний раз и погасло - сквозняк сделал свое дело- склеп погрузился во мрак. В тесном помещении началась возня. На игумена навалилось что-то тяжелое. Он оказался на коленях, больно ударившись о каменные плиты, но тут же вскочил и начал хаотично отбиваться молитвословом, который стал его оружием. В голове билась отчаянная мысль - не дать приблизиться к себе. Один из ударов, кажется, достиг цели – молитвослов своим острым углом угодил во что-то мягкое. Раздался вскрик и голос принадлежал не Инес. Игумен на мгновение замешкался и тут же сам получил удар, но не сильный, поскольку били тоже наугад. Он отлетел в сторону, ударился головой о стену и на короткое время выбыл из битвы. Раздался испуганный женский голос: - Ай! Меня укусили! – на этот раз отцу Дамиану голос показался знакомым. Определить более точно не смог – мешало волнение. По сопению, ударам и звукам падающих тел невозможно было определить число участников. Учитывая то, что бились, определенно, с Инес, больше не с кем - игумен молился, чтобы у его спасителей хватило сил справиться с ней. Судя по тому, что она еще кого-то покусала, сдаваться Инес не собиралась. Игумен подтянул к себе ноги - их уже оттоптали - таращился в темноту и неистово молился. - Адская тварь! Да как ты посмела! – голос тоже был женский. Вслед за этим зазвучали слова заклинания – игумен их узнал – они были из древнего фолианта, одного их тех, что обычно хранились в монастырских библиотеках, как бесценное наследие далеких предков. В его монастыре такой книги не было - библиотека хранила в основном книги по астрономии и медицине - алхимия и ей подобное собирали в женских монастырях. Игумен часто задумывался над этим и пришел к выводу, что таким образом выражалась природная склонность женщин к ведьмовству или монахини старались не допустить распространение опасных знаний. Логика подсказала, что сейчас заклинание используют по делу - чтобы усмирить Инес. Несмотря на то, что она на него напала, отец не мог воспринимать ее иначе, как свою дочь. Если ее завернули, значит в том была и его вина - он, игумен, не успел помочь своей дочери, не отмолил ее грехи и сам едва не стал жертвой. Поделом. Не зная, как подействовало заклинание, настоятель не очень верил в спасение - Инес буквально обезумела и могла расправиться не только с ним - помнил, что выпитая кровь такие существа делает невероятно сильными. Утешало одно – он умрет не один, а если выживет, будет кому разделить непомерный груз этой страшной тайны. Звуки борьбы стали утихать. Игумен с замирание сердца ждал, чувствуя себя агнцем на заклании. – Надо поспешить, пока сюда не набежали. Мы так шумели, что мертвых могли разбудить, не то, что ленивых монахов, - голос не Инес. Настоятель с облегчением выдохнул. - «Сколько же их? Как они нашли сюда дорогу? - угроза смерти миновала и в игумене снова "заговорил" настоятель, который был весьма недоволен тем, как монастырская братия следила за тем, чтобы посторонние, да еще женского пола, не бродили, где не следует. – Похоже, монахи и послушники и правда спали, если до сих пор никто ничего не услышал! Меня могли уже прикончить и труп обнаружили бы в лучшем случае, к обедне!" - его возмущению не было предела. Он снова попытался вспомнить, кому принадлежал один из голосов, до боли знакомый, но его вновь отвлекли самым грубым образом - накинули на голову мешок и потащили за собой. Он не сопротивлялся. Не без усилий обуздав свой гнев, старался идти осторожно, чтобы не упасть. Он искренне надеялся, что у него еще будет время со всем разобраться. И вместе с тем его не покидало чувство вины - Инес следовало похоронить сразу, не испытывать судьбу. Один раз он уже сделал ошибку - выпросил ее у смерти. Второй раз ему нечего было предложить - Инес все могла взять сама.


Глава 20.
Отец Дамиан чувствовал боль в укушенной руке. Он осознал, что был на волосок от гибели. Пока его тащили по коридорам подземелья, он вспоминал все, что знал и слышал о воскресших и кровососущих. Перебрав все варианты, остановился на самом неприятном, с его точки зрения, поскольку был уверен, что его дочь стала гентакубом. О них он вычитал в одной из тех книг, что хранились в секретном хранилище монастыря - читать их было страшно, но интересно. И вот подтверждение, что все, что там было написано - не выдумка. Обстоятельства проверяли на крепость рассудок и веру отца Дамиана, заставляя вспоминать все, что он об этом узнал. Эти существа были безжалостны - они не испытывали ни к кому привязанности. В книгах сообщалось, что гентакубы используют охотнее всего кровных родственников, в качестве «еды». Гентакуб поселялся поблизости или в самой семье и "питался" до тех пор, пока не изводил последнего в роду. Это «сожительство» могло растянуться на сотню лет – гентакуб маскировал свое присутствие, а тех, кто о нем знал, держал в постоянно страхе. В «стаде» поддерживался строгий баланс – никаких лишних смертей, чтобы не лишиться источника еды и убежища – гентакубы во многом сохраняли свои прежние привычки и меняли образ жизни в крайнем случае. Чем больше игумен об этом думал, тем ему становилось страшнее. Он уже проклинал себя, что не послушал жену и не похоронил дочь сразу, тянул. Впереди мелькнул отблеск факела, значит скоро выход. Отцу Дамиану разжали зубы и что-то влили. Он ощутил горький вкус и тут же провалился в "сон", хотя тело продолжало бодрствовать. Изабо запаслась зельем заранее, как знала, что может понадобиться. Предварительно и сама приняла, но другое - оно сделало ее сильнее и выносливее. В итоге пригодились оба - нести на себе тело Инес, обездвиженное заклинанием, было проще простого. Из темноты показались фигуры - посыльные демона. Мать Изабо окликнула их. - Отнесите тело, сами знаете куда. А мы пойдем своей дорогой. Изабо даже не запыхалась, в отличие от Кларисы, хотя отец Дамиан, которого она только подгоняла, шел сам - само приключение вымотало ее до предела. Игумен, на которого еще действовало зелье матушки Изабо, оставался ко всему безучастным. - Он спит? – спросила Клариса, когда они наконец дошли до кельи отца Дамиана. - Не волнуйтесь, ничего с ним не случится. Несколько капель зелья, дошел и ни разу не споткнулся. Проснется, подумает, что ему все привиделось. Думаю, что так будет лучше, чем вам пришлось бы объясняться с ним. - Что теперь будет с Инес? Те люди, что забрали ее, не внушают доверия. - «Не удивительно», - согласилась с ней Изабо. - Но что-либо менять уже поздно". Изабо представила, как удивится демон, когда поймет, что Инес некоторым образом «жива». Ей пришлось немало потрудиться, чтобы «внушить» своей спутнице, Кларисе, что ее покусали крысы… - Инес похоронят, это все, что вам нужно знать. Вы же этого хотели? Вам надо заняться собой – укусы крыс чреваты, можно подхватить заразу, давайте, я вам прижгу рану. Куда вас укусили? Клариса показала шею. - Близко к лицу. Закройте глаза, я еще чуточку "поколдую", для вас это не опасно, а вот "испорченную" кровь оздоровит. Клариса беспрекословно повиновалась - смертельная усталость давала себя знать. Дождавшись, когда женщина закроет глаза, Изабо уколола себе палец, поднесла к ранкам и стряхнула в них по несколько капель своей крови. Клариса ойкнула. Послышалось шипение и на месте укусов вспенились розоватые шапочки - кровь васИлисы, как чудодейственный эликсир, очищал кровь, подпорченную гентакубом. Как ни странно, Инес не причинила ей особого вреда. Разве что Клариса немного ослабла и была в шоке от испуга. Матушка Изабо предположила, что Инес намеренно сохранила ей жизнь. Кларисе отводилась роль «жертвы», которая должна была питать гентакуба долгое время, а не погибнуть от одного укуса. Убедившись, что Кларисе больше ничего не угрожает, Изабо снова попыталась "окликнуть" Теодору. Как и во все предыдущие попытки, ей ответила тишина. Хотя пару раз до этого она ясно слышала детский смех. Ребенок хоть и был мал, почувствовал "слежку" и "спрятался" сам и Теодору накрыл защитным куполом - магия простая, но и ей надо было учиться долгое время. Ребенок демона владел этим искусством с рождения. - «Растет малыш, - вздохнула Изабо. – Надо поспешить, пока он не начал командовать нами, кто знает, что он Теодоре насоветует. Она еще не окрепла, может оступиться», - игуменья знала – если это случится, Теодора покатится вниз еще быстрее и остановить процесс саморазрушения будет не под силу даже ей. Она посмотрела на измученное бессонницей и переживаниями лицо Кларисы. - Вам надо принять все, как есть и жить надеждой, что дитя Инес в безопасности и не унаследует пороков матери, - сказала игуменья, подумав про его отца – но тут уж она ничего не могла – на все воля Бога. – Если могила Инес будет в доступном месте, вы об этом узнаете. В противном случае, сохраните ее в своей памяти. Советую вам отдохнуть – вы еле живая. У вас была сложная ночь и день будет не легче. Вас что-то еще беспокоит? – спросила мать Изабо, собираясь уходить. - Да. Есть кое-что. Мне показалось, что, когда дверь открылась, каменное ложе было пустым. Разве тело не должно было лежать там? - В самом деле? Вам так показалось? А я сразу увидела, что покойница там, где и должна. Это у вас от переутомления. Отдохните и не бередите себе душу ненужными предположениями. Инес мертва. Сделайте так, как предлагал игумен – объявите всем, что ваша дочь тайно приняла постриг. Судьба ее ребенка в руках бога, уповайте на него. И не забывайте промывать целебным настоем рану, я вам его пришлю – укусы крыс заживают плохо, придется прятать шею под воротником. Лишние расспросы ни к чему. - Вы правы, - Клариса с осторожностью потрогала шею. - Еще скажут, что покусал вампир, у нас народ, сами знаете какой - предрассудки уживаются с верой, как одно и то же. Матушка Изабо кивнула потому, что знала по себе - так и есть и дело не в дремучести верующих, а в убедительности доказательств, которые темная сторона предоставит по первому требованию. Ей не терпелось закончить этот разговор. Столько всего произошло за последнее время, а она не видела веренице проблем, которые предстояло решать. Вместо погребения - новый запутанный клубок в руках и не знаешь, за какую нить потянуть. Почему Инес вернули и не подумали о том, что она станет одним из созданий? Ее намеренно или случайно обратили в гентакуба? С вампиром или суккубом было бы проще. На секунду Изабо показалось, что так неловко «воскресить» мог только дилетант, новичок. Но у кого могла быть такая сила? О ребенке она не подумала – он же еще младенец, мог "подсматривать, прятаться", но не воскрешать! Перед тем, как уйти, она решила подбодрить Кларису. - А у вас есть характер, - комплимент игуменьи был искренним – без помощи Кларисы у нее бы ничего не получилось – только она знала дорогу и в склепе, несмотря на непредвиденные обстоятельства, самообладания не потеряла. - Из вас получилась бы неплохая игуменья – хладнокровие, милосердие и ум – три кита, на которых держится управление женской общиной. - Моей семье это не помогло, - ответила Клариса, хотя и была польщена. Сколько жила на свете, а таких отзывов о себе от мужа не слышала. Добрые слова были очень кстати. Сомнение, что она допустила ошибку, позволив "выкрасть" из монастыря тело покойной дочери, наконец ушло. Обещание, что она когда-нибудь увидит своего внука, стало для нее путеводной звездой - ради этого она пошла на безрассудный поступок, а значит и жалеть было не о чем. - Буду ждать от вас вестей. Если понадобиться мое участие еще в каком-то приключении, зовите. От моей семьи почти ничего не осталось. Отец Инес найдет утешение в своих молитвах, как и раньше, когда прятался за ними от семейных проблем. А что делать мне? - Жить и уповать на мудрость Создателя. Только не живите надеждой. Это может вас иссушить и отобрать последние силы. Может статься, что они вам еще понадобятся. - Да будет так, мать Изабо, помолитесь за меня. И за Инес... - Скажу вам то, что может вас задеть, но выслушайте. Попросив меня о молитве, вы хотите тем самым переложить ответственность на меня. Я не отказываюсь и постараюсь. Но боюсь, что моих молитв недостаточно. Научитесь молиться сами. Пока ваша душа страдает, у вас может получиться. Молитва сработает, если будет омыта слезами вашей души. Прощайте.


Глава 21.
Теодора, устроившись в корнях старого тутового дерева, крепко спала - усталость так ее измотала, что не найди они этого дерева, которое их приютило, она уснула бы прямо на обочине. Младенец уже выспался, потянулся и начал высвобождать себе руки, чтобы откинуть с лица уголок платка, который закрывал обзор, а на самом деле защищал его личико от солнца и ветра. Он еще раз потянулся, с наслаждением втянул воздух, будто глотнул его и заулыбался. Ребенок деловито распеленался, понюхал и недовольно сморщился. Он все это старался делать аккуратно, чтобы не разбудить Теодору. Голозадый и серьезный карапуз сел рядом с ней стал изучать – осмотрел ее лицо, брови, потрогал волосы, погладил по щеке. Теодора почувствовала прикосновение и открыла глаза. -Ты? Как ты выбрался? – она смотрела на младенца почти с испугом. – «Это же ребенок демона, что удивляться? Как бы он не придушил меня и не покусал, пока я сплю». Ребенок почмокал губами, демонстративно сунул в рот палец и начал сосать, не сводя с Теодоры глаз. - Хочешь есть? Что же мне делать? Ведь у меня нет молока. Теодора осмотрела себя и дотронулась до креста, единственно ценной вещи, которая была при ней – остальное осталось в монастыре. - Нам пора, - сказала она младенцу и начала заворачивать его снова. Он не мешал ей. Но когда она попыталась закрыть ему личико, решительно запротестовал, откинув ткань и строго посмотрел на нее. Теодора оставила лицо открытым, пусть смотрит, если хочет. *** Дорога в город заняла около часа. Разыскав рынок, Теодора первым делом прошла туда, где торговали молоком. У одной из молочниц, которая показалась ей не такой суровой, тихо спросила, показывая свой крест: -Сколько молока ты мне дашь взамен этого? Увидев крест, торговка оживилась – по виду он был дорогим. Осмотрев женщину с младенцем, торговка прикинула, что можно выгодно обменять молоко на вещь, о ценности которой, похоже, эта оборванка не подозревала – за такой крест можно было кормить ее ребенка недели две и самой накупить лепешек. - Кувшин, - сказала она, недовольно оттопырив нижнюю губу. - Целый кувшин! - Один кувшин? - А тебе десять надо? Ты собираешься кормить ребенка или купать в молоке? - Хорошо, не кричите. Я отдам вам крест, а вы пообещайте мне каждый день давать по пять стаканов молока. Я буду приходить сюда ежедневно. - И сколько ты собираешься ходить сюда? – торговка поняла, что женщина не даст себя одурачить. Названное количество молока было значительным, а его стоимость сопоставима с тем, что можно было за крест выручить. В любом случае, сделка была выгодной. - Неделю. Торговка согласилась, схватила крест и дала Теодоре молока, как она и просила. Отойдя в сторону, Теодора скрутила из платка подобие детской соски, опустила один конец в кувшин, другой поднесла ко рту младенца. Он сразу понял, что надо делать и зачмокал, прикрыв от удовольствия глаза. Теодора смотрела на него, а у самой в животе раздавалось урчание – пустой желудок напоминал о том, что тоже хочет есть. Но о себе Теодора не подумала. Ребенок открыл глаза, он тоже услышала «музыку», внимательно на нее посмотрел и продолжил свое дело. По пути на рынок Теодора приметила развалины сарая и решила, что это сгодится в качестве временного жилья, пока ребенок немного не окрепнет, а она не придумает, что делать дальше. - Здесь мы будем с тобой жить. Хоть какая крыша над головой. Главное, что у нас теперь есть для тебя молоко! Теодора опустила глаза и остолбенела – у нее под ногами валялась серебряная монета. - Вот удача! Я смогу купить себе лепешек! Счастье за сегодня улыбнулось нам дважды! *** Неделя полетела быстро. Найденной монеты хватило ненадолго. Дошло до того, что однажды Теодоре пришлось чуть ли не подраться с мальчишками, которые бегали по рынку, хватали с прилавков еду, какая попадалась и сбегали, а потом, прятались в укромном месте, делили добычу и ели. Один из них обронил рыбу – она выскользнула у него из рук. Серебристая кефаль валялась в пыли у самых ног Теодоры. Она не растерялась, наклонилась, схватила рыбу и прижала к себе. - А ну, отдай! Это наше! - Ваше? Что-то вы не похожи на торговцев. Вы ее украли! - Вот еще! Отдай! Или мы заберем ее силой. Теодора прикинула, что мальчишки вполне могут лишить ее еды, которая досталась ей пусть и таким не очень честным способом. Но рыба и так была краденная. Она прищурила один глаз и сказала: - Раз так, давайте поступим мудро. - Это как? - Очень просто – мы поделим рыбу – одну половину вам, другую мне. Мальчишки посовещались и решили, что такой вариант подойдет. Драться со взрослой женщиной им тоже не хотелось - по ее виду, она была голодна не меньше их и билась бы по-настоящему. - Мы согласны. Как будем делить? - Вот так, - Теодора разломила рыбу на две примерно равные части. – А теперь кинем жребий, кому что достанется. Теодоре достался хвост и большая часть икры, которая находилась в рыбьем брюхе. Мальчишки скривились, но договор есть договор. На том и разошлись. Теодора собралась съесть рыбу сырой – развести огонь было нечем. Но не успела она начать, как снова заметила что-то подозрительно интересное в углу сарая. Теодора удивилась бы меньше, если бы снова нашла деньги – на этот раз развалины одарили ее сосудом, доверху наполненным «греческим огнем». Теодора умела им пользоваться потому, что много раз наблюдала, как слуги его готовили, смешивая расплавленную серу, деготь, голубиный помет и что-то еще. Все это заливали кислотой, закупоривали в стеклянный сосуд и клали в печь. Зелье томилось там дней двадцать, а когда его вынимали, греческий огонь был готов. В него окунали факелы, которые буквально вспыхивали от одной искры. - Видимо, осталось от прежних хозяев или кто-то это украл и спрятал. Теперь это наше и у нас с тобой будет огонь! – Теодора была счастлива, что смогла решить сразу несколько проблем – пожарить рыбу и согреться – ночи были прохладными, она боялась, что ребенок, может заболеть. Теперь можно было об этом не думать. Ребенок наблюдал за Теодорой и заливался от смеха. - Чему ты смеешься? А, я кажется, знаю - тебе так же весело, как и мне – наши желания исполняются, как в сказке! В жизни такое случается не часто. Обычно все наоборот. Нам просто очень повезло. Спи, малыш, завтра будет новый день и новые чудеса. Спи… Теодора не заметила, как снова заснула первой. А малыш, как и в предыдущие ночи, до утра всматривался в темноту, не идет ли кто – сторожил. Когда Теодора просыпалась, буквально за секунду до того, как она открывала глаза, ребенок смыкал свои отяжелевшие веки и погружался в сон, совсем не детский и беззаботный. Так засыпают вымотанные до предела взрослые - сон приходит не сразу, а подкрадывается осторожно, будто не верит, что в нем есть нужда и его прогонят, как назойливого пса, чтоб не мешал. Теодоре приходилось ждать его пробуждения намного дольше, чем раньше. Она удивлялась – какой же он соня, но секрета такой чрезмерной сонливости так и не разгадала. Наконец настал последний день, когда Теодора должна была получить последний стакан молока. Ребенок поел. - Ну вот, что дальше, ума не приложу. Больше мне продать нечего. Разве что себя. Теодоре пришло на ум то, что приходило многим в таком же безвыходном положении. Эта мысль не шокировала ее, напротив, сейчас грех ей казался возможностью выжить. Побираться и есть помои она могла, но как накормить этим ребенка? Теодора стала присматривать, где в этом городе могло быть подобное заведение. Младенец смотрел на нее и сосал палец. -Ты голодный? Потерпи, скоро у тебя будет еда каждый день. Я еще молодая, только вот вымою лицо и разберу свои волосы. Расчески у меня нет и лент тоже, но они пышные и вьются, это мужчинам нравится. Эх, что добру пропадать, - Теодора в сердцах ударила себя в грудь и вскрикнула от боли – что-то царапнуло ее и это что-то было под ее рубахой. - «Что там?» - удивилась она – ведь крест был уже продан. Теодора решила, что это соломинка или травинка, которая случайно попала под одежду, когда они спали в сарае на ворохе старой соломы. Теодора полезла рукой себе за пазуху и нащупала цепочку. Потянув за нее, вытащила крест. - Но как…Зевс всемогущий…, - Теодора была христианкой, но в этот момент у нее вырвалось обращение к древнему богу – в его существование она была готова поверить быстрее, чем в то, что крест снова был у нее. Она услышала заливистый смех. Младенец даже покраснел от натуги, не имея навыка справляться с приступами такого веселья, закашлялся. Теодора похлопала его по спине. - Ты снова надо мной смеешься? Будто что-то понимаешь? Ребенок пожевал губками и улыбнулся. - Хочешь сказать, что ты все знаешь? Может это ты все устроил? – предположение было абсурдным, Теодора это понимала, сказала просто так, не зная, как объяснить странное поведение ребенка. Но он в ответ поднял маленький пальчик и показал им в сторону рынка. - Хочешь сказать, что ты стащил крест у торговки? – спросила Теодора, не отводя от ребенка глаз. От предположения, что ее нелепая догадка может быть правдой, у Теодоры перехватило дыхание. – Нет, это все неправда. Я сплю. Нет никакого креста. Малыш, не шути так со мной. Ты сводишь меня с ума! Ребенок покрутил головой, сунул палец в рот и занялся любимым делом – начал его сосать. Теодора так и осталась стоять, пытаясь совладать с собой и не растерять, как она думала, остатки своего разума. Этого она боялась больше всего...


Глава 22.
Прошло несколько дней, а Теодора никак не могла обрести душевного равновесия – история с «обретенным» крестом ее выбила из колеи. - «Я знаю, что это ребенок демона. Потому приписываю ему то, о чем в глубине души мечтаю сама и жду помощи! Случайные совпадения кажутся мне волшебством…», - Теодора задумалась. – А разве это не так? Разве такие находки – это не чудо?» Теодора ничем не отличалась от других людей, кто предпочитал добиваться всего сам, не дожидаясь «манны с небес» и, если она на них падала, относились к этому, как к случайности и на повторение не рассчитывали. Везение, повторившееся дважды, ее испугало. Радость, что насущные проблемы решены, сменилась опасением за свой разум. Теодора долго смотрела на ребенка, дольше обычного. Сейчас, когда он снова спал, он казался ей таким маленьким и беззащитным, что она не смогла сдержать слез – непрошенные, они полились из ее глаз. Несколько капель упало на личико ребенка. Он нахмурился во сне, но не проснулся. Теодора обхватила голову руками и запричитала: – Как я смогу о нем заботиться, если моя голова перестанет мне повиноваться и вместо того, чтобы что-то делать, я буду высматривать по углам, нет ли там еще какого-нибудь подарка? В нашем положении это опаснее, чем голод, который нас мучал. Но мне было спокойнее, чем теперь, хотя у нас есть крыша над головой – дырявая, но есть! Стоит мне подумать о еде, как тут же нахожу под ногами серебряные монеты! Нужен огонь – пожалуйста! Хоть рыбу добыла сама, слава богам! – похвалила себя Теодора, зная, что украсть рыбу, как мальчишки, она бы не смогла. Не потому, что ей стыдно – стыд привилегия благополучия и достатка – если бы ее поймали, кто бы позаботился о ребенке..? В рассуждениях Теодора смысл был. Он выражался в том, что удача притупляла в ней способность бороться, охотиться. Хочешь избавиться от зверя – приучи его к «халяве», а потом выпусти на волю, сделай «доброе дело» - зверь, каким бы мощным он не был рожден, станет легкой добычей для более слабого, кто не позарился на «подарки судьбы», предпочел им навыки охоты, более надежные. В мире, который окружал Теодору и младенца, выжить можно было, уповая на свои силы. - Хватит ныть. Я знаю, что мне делать. Надо заняться поиском, кто захотел бы меня за небольшую плату и тогда всякие глупости не будут лезть мне в голову, - эти слова Теодора проговорила вслух. Ей почти удалось себя уговорить, она даже успокоилась. Но рука нащупала под одеждой крест и в душе снова поселился страх. Пока Теодора убеждала себя, что ей придется «продавать» себя, ребенок проснулся, но лежал тихо и наблюдал за ней. Заметив, что он не спит, Теодора покраснела – ей показалось, что ребенок не только слышал ее слова, но и отлично понимал, о чем они. - Не понравился сон или я разбудила тебя своей глупой болтовней? – она сказала это просто так, чтобы скрыть неловкость, которую чувствовала. – «Если так пойдет и дальше, я начну его стесняться. Хорошенькое дельце. Как же я буду менять ему лопухи, когда он обкакается? Вот! Это и есть – сходить с ума…». – Малыш, почему ты так на меня смотришь? Хочешь что-то сказать? – Теодора откровенно провоцировала ребенка. Если он притворяется «малышом», а сам уже не пойми что, она заставит его признаться. Но ребенок отреагировал в соответствии с возрастом – моргнул, пару раз гукнул и сунул палец в рот - это и был его ответ. - Хорошо, - Теодора не собиралась сдаваться, она чувствовала, что ребенок что-то скрывает и по-своему морочит ей голову. Слишком много чудесного происходило за последнее время - они почти ни в чем не нуждались, учитывая их положение, но в этом ее заслуги не было. – Я знаю, кто ты, имей ввиду. Если тебе нужно, чтобы я оставалась в неведении, пожалуйста. Но знай, я уже буду начеку и все твои уловки увижу сразу. Если монета и «греческий огонь» - твоих рук дело, ты молодец. Но вот насчет креста я скажу так – тут ты не прав. Мы совершили сделку и не должны нарушать ее. Понимаешь? У людей есть законы. Если их все отменить, они передерутся и наступит право сильного. Для таких, как мы, это катастрофа. И таких людей гораздо больше, чем сильных и богатых. - «Я запомню это. А ты запомни, что ни при каких обстоятельствах нельзя отдавать свой крест, если не хочешь получить взамен более тяжелый». Теодора подняла указательный палец, подержала его так, собираясь с мыслями. Ребенок ответил ей. Значит все ее догадки на его счет оказались верными – он уже соображал, мог влиять на события и спорил с ней и поучал, да еще по такой теме! Неслыханно. - Значит так, - Теодора погрозила пальцем, но сама не могла сказать – кому предназначался этот строгий жест. Ситуация начинала выглядеть комично, похоже, что ребенок именно так ее и воспринимал – лежал себе и улыбался, а еще следил за пальцем Теодоры – она с ним играет? - О, боги! За что мне это? – воскликнула Теодора и в тысячный раз попыталась воззвать к матушке Изабо – она обещала, что не выпустит их из виду и подскажет, куда им идти. Так, где же ее подсказки и знаки? Прошло уже столько времени, а надежного пристанища как не было, так и нет. Все или почти все, что удалость раздобыть, как оказалось, могло быть заслугой ребенка. Если так и дальше пойдет, Теодора уже сможет однозначно сказать, что это она заботилась о ребенке, а не наоборот. *** Матушка Изабо не находила себе месты потому, что потеряла след Теодоры и младенца. В голову лезли дурные мысли – а что, если ребенок демона подчинил себе Инес, что тогда? Но, ничего не поделаешь, надо было набраться терпения и подождать, когда ребенок отвлечется или сам заинтересуется ею - матушка Изабо "стучалась" в невидимую дверь, которая скрывала от нее Теодору. Ребенок есть ребенок, сердиться на него за то, что он использовал свою магию, монахиня не могла - такова его природа. К тому же он скрывал их обоих не только от нее, но и от демона, который рыскал с неменьшим усердием. Недаром притащился даже в Махерат, откуда матушке Изабо с трудом удалось его увести, направив по другому следу. Время шло. Убедившись, что демон не преследует ее, матушка Изабо решила нанести визит в Махерат, чтобы обговорить детали. Теодора с младенцем могла объявиться в любую минуту.


Глава 23.
Отец-настоятель монастыря Махерат встретил мать Изабо настороженно – еще сердился на нее за последнюю стычку из которой она вышла победительницей, а он чувствовал себя, как нерадивый семинарист. – Не ожидал увидеть вас так быстро, мать Изабо. У вас насыщенная жизнь. Мне казалось, что мы наши разногласия уладили, разве нет? -Жизнь непредсказуема, - монахиня потупилась, давая понять, что пришла не «воевать» и сходу приступила к делу. - Скажите, святой отец, в Махерат в последнее время никто не приходил? - она спросила на всякий случай, вдруг Теодора сама нашла сюда дорогу или младенец ее привел туда, где был зачат - его душа, как и его поступки для матушки Изабо были непостижимой тайной - всего можно было ожидать. - Врата монастыря открыты, как и наши сердца. Вы имеете ввиду кого-то конкретного, мать Изабо? Говорите прямо или мы опять начнем упражняться в острословии, в котором, признаюсь, вы одержали верх. - Неужели? Мне показалось, что ваше замечание насчет «христовых невест» довольно меткое, хотя и дерзкое. Ради красного словца… Но, вы правы, не стоит мутить воду, когда вокруг злые силы плетут свои сети, - напоминание про воду было не случайным. Оценив вступление, настоятель приготовился слушать. Мать Изабо начала. С каждым словом брови настоятеля поднимались все выше, пока не уперлись в митру, венчавшую седую голову, как корона. Мать Изабо начала с того, что снова пообещала сохранить тайну о «колдовском роднике», потом аккуратно намекнула, что может передумать и поделиться вашим секретом со всеми, если он сочтет, что тайна того не стоит. - От этого родника одни проблемы. Скажу более – у меня есть опасения, что Мохерат могут заподозрить в потворстве колдовству. Это уже было слишком. Настоятель поднялся со своего места. Изабо замолчала, понимая, что настал решающий момент – либо ее попросят убраться и ей придется искать новое убежище для Теодоры, либо она перейдет к основной части и выяснит – кто остановился в Мохерат и можно ли на постояльцев взглянуть. -Чем могу быть тебе полезен, сестра? Монастырь наш небогат, но мы разборчивы в источниках пожертвований. Если у вас есть сведения, что в монастыре скрывается некто недостойный и я об этом не знаю, не скрывайте. Без меня вы все равно не сможете сюда войти. - Меня интересует послушник по имени Феодосий. - Это имя мне знакомо. Но я уверен, что тот Феодосий не совершил ничего постыдного и ему незачем прятаться в Махерат. Его приняли в другом монастыре. - «Конечно! Он мог запомнить Феодосия потому, что за него просил отец Инес. Полагаю, это все, что ему известно. За девять месяцев, и более того, многое могло измениться. Придется рассказать о Феодосии немного больше». - Вижу, вы ничего не слышали. Этот Феодосий оказался не так прост. Вы, полагаю, знаете, что в вашей гостинице около года назад останавливалась дочь и жена настоятеля другого монастыря. Это не так далеко от вас, но достаточно, чтобы Махерат служил пристанищем, если кто-то из их братии не успевал засветло добраться до Александрии. - Припоминаю, такая просьба была. К чему вы клоните? Они что-то здесь потеряли и спустя год решили поискать? - Понимаю, что это шутка, - проговорила Изабо, поразившись, насколько точными иногда бывают фразы, сказанные просто так. Настоятель почти угадал – разве что Инес не потеряла, а нашла у стен Махерат приключение, достойное ее изящного зада. Как бы настоятель отреагировал на такое признание с ее стороны, Изабо не стала представлять – надо было убедиться, что Теодоры здесь нет и, пользуясь случаем, посвятить настоятеля в некоторые важные детали. - Не буду больше скрывать – все это время я хлопотала именно об этом Феодосии. Но на сей раз он едет к вам не по поручению своего духовного наставника. У него на руках младенец. - Это как? - А как еще может выглядеть младенец, святой отец? Ручки, ножки… - Мать Изабо! Вы сведете меня с ума своими загадками. Что у вас за манера вести дела. Вы попросили предоставить вам укромную келью. Теперь выясняется, что она предназначена для послушника, да еще с ребенком! Чей это младенец? - Его. Так случается, когда юноши, собираясь посвятить себя Богу, в последний момент меняют свое решение. С Феодосием произошло то же самое. Он познакомился с девушкой и вот…. - Прискорбно. Видимо, тяга к соблазну оказалась сильнее желания соединиться с Отцом небесным. Мы не вправе осуждать. Итак. Вы хотите сказать, что этот Феодосий приедет в Махерат с прижитым младенцем? Как вы себе это представляете? Домик на отшибе. Но народ не слепой. - Понимаю, что сохранить тайну будет непросто. - Да уж, это мягко сказано! Невозможно – вот правильный ответ. Мать Изабо вздохнула, посмотрела на игумена, который уже несколько раз изменился в лице и сейчас сидел в своем кресле, как истукан с бледным лицом потому, что до него начало доходить – в какую авантюру мать Изабо его почти втянула. - «Надо было раньше расспросить ее! Старый осел», - настоятель ругал себя последними словами. - Увы. Понимаю ваши опасения. Но другого выхода нет. Вам придется поселить Феодосия в Махерат. - Это почему! Пусть отправляется туда, где согрешил! - Именно это он и делает. - ….?! - Мне надо было сказать сразу – Феодосий согрешил здесь, в стенах Махерат. - Это чушь! У нас мужской монастырь! - Верно. Но в вашей гостинице могут жить и особы женского пола и среди них встречаются дочери уважаемых священнослужителей, - высказав самое страшное, мать Изабо перевела дух. Теперь надо было только ждать, когда настоятель Моаерат переварит все и даст указание - готовиться к приему гостей. *** Демон припал к губам Инес и запечатлел на них самый нежный поцелуй, на который был способен. Лицо покойницы было подозрительно свежим, а губы сочными. Демон заметил эту странность во внешнем облике Инес, но решил, что это отблеск факела, свет от которого раскрашивал мертвые черты лица. Когда Инес открыла глаза, демон был слегка ошарашен – на такое действие своего поцелуя он не рассчитывал и если покойница ожила, то он явно перестарался или его скорбь и правда столь сильна. Вместо того, чтобы разобраться и понять – что произошло, демон снова оказался во власти своего самого сильного греха - гордыни. Он долго смотрел на Инес с настороженным внимание и восхищением. - Как ты хороша! Смерть тебе к лицу. - Дай мне зеркало, - попросила Инес. – Хочу сама оценить, не обман ли твои слова. Ты известный лжец, все это знают. - Не повторяй глупости за всеми. У тебя будет возможность убедиться в том, что моя репутация испорчена завистниками. - Перестань, себе не лги! Демон вздохнул. - С женщиной спорить… Ты просила зеркало? – демон усмехнулся. На, держи, дорогая, - демон бросил в ее сторону «шарик» из воды, которую зачерпнул в озере. Инес ловко поймала водяной «шарик»: - Изыскано. А простого зеркала нет? - Увы, дорогая, самые простые вещи теперь тебе недоступны. Зеркало – одно из них. Табу. - Почему? - Потому что ты в некотором роде не совсем живая. - Не понимаю. Я чувствую себя живой. - Мало ли что мы чувствуем. Поверь мне на слово – ты умерла. - Нет! В чем твоя ложь? - Ни с зеркалом, ни с тем – кто ты, я не лгал. Иногда мне кажется, что я самое правдивое существо на земле – вытаскиваю из людей то, что они скрывают и о чем лгут. Твое состояние – это одна из форм существования неживого. Если ты думаешь, что это я тебя обратил, говорю стразу – нет, не я. Кто? Понятия не имею. Но знаю, кого надо спросить, - демон думал об Изабо. – «Наверняка это она всучила мне такую Инес и не предупредила. Ох, матушка Изабо, чувствую, нам надо поговорить. Мы так не договаривались».


Глава 24.
Изабо пришло долго ждать, пока отец-настоятель знаменитого монастыря Махерат смог воспринимать ее не как исчадие ада, а партнера по беде, в которой он оказался потому, что был невнимателен к тому, что творилось за стенами Махерат. Он пытался протестовать, что это все происки и никакой дочери игумена тут не было. Но, проверив записи в гостевой книге, которую ему предоставили, убедился, что мать Изабо подготовилась хорошо. - Не знаю, чем все кончится, но вы – сущая бестия, мать Изабо. Вы хотите погубить наш монастырь? - Что за нелепое предположение. Я хочу его спасти! Как и вас. Но для этого нужно полное взаимопонимание. Вы готовы меня дослушать? - Разве вы еще не все сказали? - Почти. Мы не оговорили то, как долго Феодосий пробудет у вас. - Полагаю, у вас уже есть готовое предложение, от которого я не смогу отказаться? – проворчал настоятель, не зная, какие еще неприятности могут быть, кроме тех о которых он только что узнал. - Мохерат предоставит убежище тем, за кого я прошу, сроком на… десять лет. - …! – настоятель только открывал рот, пытаясь набрать воздух.- мать Изабо снова пробила брешь в его обороне – Махерат «пал» под натиском этой невыносимой монахини. - Сами понимаете, ребенок, чьи родители весьма необычные люди, и далеко небедные, должен подрасти прежде, чем одна из семей его родителей решится его признать. Сейчас он был бы для всех бастардом, бедный малыш. К тому же так вы искупите вину за то, что невольно стали соучастником – надо было присматривать за постояльцами, особенно за теми, в ком кипит молодая кровь и разум почти всегда проигрывает в сражении с соблазном - вкусить запретный плод, - мать Изабо искусно расставила нужные акценты, о других умолчала. - Мать Изабо. Надеюсь, вы больше ничем не сможете меня огорошить. Будет вам отдельный домик. Пусть живут, сколько потребуется. Если это младенец той, о ком я думаю, это может быть выгодным вложением на будущее. При случае я навещу ее родителей. У меня теперь есть к ним разговор. Торопиться не буду, никуда они не денутся. О таких услугах помнят до самой смерти. Кто знает, может быть когда-нибудь я и скажу вам за все спасибо. Но сейчас, прошу вас, идите с богом. Я так устал от вас и от ваших новостей… Мать Изабо смиренно поклонилась, умоляя бога: - "Только бы не узнал, что это сын демона"... *** Демон собирался похоронить Инес на дне подземного озера, рассчитывая на то, что глубоководные водоросли будут питаться им до тех пор, пока не обглодают все до костей, которые останутся там навечно. Хорошая могила. Чистая. Холодная. Он будет приходить сюда и предаваться воспоминаниям сотни лет. Но Инес, похоже, не собиралась на покой. Она потрогала руками свое лицо, посмотрела на руки – кожа была бледной, с легким розовым оттенком. - Будем надеяться, что с моим лицом то же самое. Не надо отбеливаться и укрываться от солнца. Всегда мечтала о такой коже. - Рад, что угодил тебе. - А ты тут при чем? - Я забрал твое тело и мой поцелуй тебя оживил. Наслаждайся, Инес! - Не в поцелуе дело! Лучше скажи, кто тот старик, что читал надо мной молитвы? – путешествие в челне по Лете стерла часть воспоминаний Инес. Она не помнила никого из людей, кроме Феодосия, которого хотела найти, но для чего, Инес не знала сама. Демона она воспринимала, как должное – есть и есть. Но особой симпатии к нему не испытывала – такие чувства, обычно бывают к надоевшим любовникам, которых прогнать жалко, а предаваться с ними любовными утехам противно. Демон уже предпринял попытку ее обнять. Инес оттолкнула его и показала клыки. Демон оторопел и засобирался на встречу с Изабо еще настойчивее. Но прежде надо было убедиться, что Инес никуда не денется, а если уйдет, то, чтобы она не натворила, не имело к нему никакого отношения. Отвечать за чужие «огрехи» демон не собирался. Создания, подобные Инес, так просто не появлялись. - «Кто ее обратил, тот пусть и возится». Большая часть воспоминаний Инес еще дремала. Но кое что уже проклевывалось, как лучи солнца. - Ты – демон! – вдруг воскликнула Инес. - Надо же, какое открытие. - У тебя есть ребенок? А вот это уже было интересно. Видимо, память Инес пробуждалась как-то избирательно. - Почему тебя это интересует? – он спросил осторожно, надеясь, что Инес скажет что-нибудь еще. - Потому, что, как мне кажется, это и мой тоже. Не делай вид, что удивлен. Мог бы предупредить, что собираешься осчастливить своим семенем. Это было нечестно с твоей стороны. Роды – это ужасно! - А я предлагал, ты сама отказалась принять мою помощь. Нагрубила мне… Кстати, где он? - Не знаю. Но я его чувствую. Я плыла в челне по реке. Он был там, на берегу и звал меня, просил остаться. Я хотела вернуться, но мне не позволили, ругались на него, просили отступиться от меня. Он ответил, что никогда не отступится от меня. Надо же, какой настырный… Демон задумался. Ребенок был слишком слаб, чтобы развернуть челн. Здесь требовалось согласие на самом высоком уровне иерархии, в которой демон занимал не самое почетное место. Искусить, соблазнить – одно дело, тут похоже было на колдовство, к чему он относился без особой симпатии – считал колдунов выскочками и самозванцами, которые повсюду шпионили и распускали сплетни о том, чего не понимали. Ближайшее время должно было прояснить – что из себя представляет Инес в своем новом качестве. О том, что она покусала своих родителей, демон не знал, иначе бы уже понял – она гентакуб. - Так значит, ты его видела, нашего малыша? Какой он? Опиши. - Лица не видела или видела, но не запомнила. Но чувствовала его. Он был такой одинокий! Но не беззащитный. Еще он смелый, сумеет за себя постоять, так что обойдется без нас с тобой, если ты и правда думаешь, что мы его родители. Мне все равно. Равнодушие Инес было намеренным, она интуитивно чувствовала, что должна сбить демона с толку и свой интерес к ребенку хотела скрыть. - Будешь его искать? Я с тобой. - Нет, - Инес демонстративно зевнула и потрогала пальцами вспухшие и покрасневшие десна – они зудели, видимо клыки снова начали отрастать. - Зачем? Пусть растет свободным, - против такого аргумента демону возразить было нечего – свобода выбора для демона – это всё. Хотя он недоумевал и равнодушие к собственному дитя покоробило. Демон посмотрел на Инес с сочувствием – она была лишена материнского инстинкта, как и он. Но он, хотя бы, интересовался судьбой ребенка, а ей было все равно. Темная душа демона, как бездомный пёс, рыскала в поисках того, что ему недоступно – любви. Могла ли Инес чувствовать это или любовь для нее означало только соитие? Если она при жизни была такой, то чего от нее ждать сейчас? Воскрешение Инес уже не казалась демону безобидным. - Инес, - сказал он вкрадчивым голосом, - ты можешь побыть одна, пока я отлучусь? - Иди, - ответила Инес, не задумываясь и без эмоций. Демон был ей не нужен – все врет и какой-то неуверенный в себе, а ей нравились мужчины с дерзким характером – этот совсем не такой. Что она в нем нашла раньше? Но больше всего ее бесило желание демона заявить свое отцовство. - «Ну уж нет, ты его не рожал! А я его выстрадала». Ей показалось, что демон может использовать ребенка, чтобы попытаться привязать ее к себе. Этот прием Инес сочла за неприличный и мысленно посоветовала демону «стать добычей ненасытного Асмодея напару с Эросом, раз двадцать подряд» - грубо, но от этого искреннего пожелания Инес полегчало.

Глава 25.
Инес снова была голодна. В первое время после превращения гентакубам приходилось питаться чаще. Потом организм адаптировался и потребность в крови была уже не такой мучительной - можно было обходиться без «подзарядки» неделями – высокая калорийность человеческой крови надежно обеспечивала необходимой энергией. Бросив на Инес озабоченный взгляд, демон удалился. Первым делом он собирался найти матушку Изабо и спросить – знала ли она, что Инес не человек? Если да, то почему не предупредила. Он уже твердо решил, что поддерживать отношения с гентакубом не намерен – демону нравились живые девушки. Не добавляло настроения то, что у него с гентакубом был общий ребенок, а это, как ни крути, налагало определенные обязательства и связывало с Инес. Если окажется, что монахиня ни о чем не подозревала, демону предстояло решать другую загадку – кто решился на такое без видимых причин и почему создание появилось без согласования с ним - взяв на себя миссию погребения тела Инес, демон считал его своей собственностью. Изменить условия договора могла разве что Изабо, но на это не было и намека. Демон уже «простился» с Инес, своей бывшей подружкой, когда понял, что она отвергает его. Узнав, что она почила, хотел лишь провести красивый обряд и создать пантеон, куда он мог бы приходить, чтобы погрустить. Демону нравилось подражать людям в чувствах, поскольку сам был их лишен. Получалось, что некто вмешался в его планы настолько, что он теперь должен суетиться, как простой смертный, изыскивать способ разорвать эмоциональную связь с существом таким же бессмертным, как он сам! «Чувствуя» себя обманутым, демон напрягал все свои силы, чтобы проникнуть сквозь завесу окутавшей его тайны и хотя бы в общих чертах нарисовать портрет того, кто за всем этим стоит. Он очень старался: сопоставлял, обращался в глубины своего подсознания, но, кроме невнятной бесполой тени ничего представить не смог. Встреча с монахиней могла что-то прояснить. Но демон сомневался, что Изабо будет с ним откровенничать и не заморочит ему голову еще больше. Вот что бывает, когда связываешься с людьми и недооцениваешь их, упуская момент, когда они из слабых и податливых вдруг становились дерзкими и непредсказуемыми. *** Оставшись в одиночестве, Инес сбросила одежду и принялась себя рассматривать – руки, колени, живот, грудь - все на месте. - Для недавно родившей, я бы сказала, очень даже неплохо. И грудь, она стала такой огромной, - Инес дотронулась до себя и поморщилась – ощущения были не из приятных. – Меня можно доить, как козу! Теперь понятно, почему вокруг меня всегда эта лужа! Молоко сочится из всех пор! Я должна срочно разыскать своего ребенка, иначе меня разорвет. Инес направилась к озеру. - Мечтала об этом с тех пор, как начались эти ужасные роды! Она разбежалась и плюхнулась в воду, поджав ноги. Получилось не очень изящно. Вода выплеснулась и окатила пещеру. Из полумрака донеслось недовольное ворчание, но Инес его не услышала потому, что погрузилась в воды озера с головой. Она опускалась все глубже до тех пор, пока не достигла дна. От воды исходил зеленовато-голубоватый блеск – это светились глубоководные водоросли, которые облепили ее тело, и она стала похожа на русалку, а ее кожа - на чешую. - Мне нравится! Жаль, что тут нет шансов встретить мужчину. И почему мне так не везет? Попадаются то «купцы» с «охотниками», то демон, то баба, переодетая мужиком. И как меня угораздило забеременеть и даже родить? Теперь не знаю, как смыть с себя никому не нужное молоко. Наверное, я проклята, - заключила Инес, напрягла живот, выпустила гирлянду пузырей из своей дивной попы, улыбнулась довольная, и поплыла наверх. Инес, став гентакубом, нисколько не изменилась – была все такой же раскрепощенной и прямолинейной в суждениях. Разве что стала в меру самокритична и рассудительна. Ее фигура, став еще более женственной и обворожительной излучала физическую силу и уверенность - случись что, она сможет себя защитить. Преодолев за пару секунд приличную глубину, она набрала скорость и выпрыгнула из воды, едва не разбив голову о низкие своды пещеры, увлеклась. Из полумрака донесся, размноженный коротким этом, вздох восхищения. Инес бросила в ту сторону любопытный взгляд и, не заметив ничего подозрительно, продолжила свои водные процедуры - еще немного поплескалась, затем вышла из воды. - На это совершенное тело надевать такие лохмотья? Ну уж нет, - она брезгливо поворошила ногой свою одежду, которая валялась на камнях неопрятной кучей тряпья. Инес вспомнила, что когда-то этот наряд был очень красив и стоил хороших денег – платье подарил ей отец. Как давно это было… Воспоминания возымели свое действие – категоричность Инес сменилась сентиментальностью – она собрала вещи, отнесла к озеру и принялась их стирать. Полноценной стиркой назвать это было трудно, но пыль и грязь удалось смыть. Ткань заиграла красками, напомнив Инес о том, как она была рада получить этот наряд – на минуту она поверила, что небезразлична отцу. Но он не дождался, пока дочь наденет свое новое платье, поспешил в свой монастырь. Инес разозлилась, сорвала с себя платье и больше его не надевала. Когда стали думать, во что облачить тело, отец предложил это платье. - Я сам выбрал его, надеялся, что Инес поймет, как дорога мне и если я бываю с ней строг, то только потому, что мне горько видеть, как она скатывается в бездну греха. Неужели я вымолил ее ради этого? Не дожидаясь, пока все высохнет, Инес накинула на себя платье и направилась к выходу. Выйдя из пещеры, она оказалась звездным под шатром ночного неба, который укрывал не только ее, но и Теодору с младенцем. В это мгновение все трое смотрели на звезды, любовались им и думали друг о друге. *** Прошло совсем немного времени, а ребенок уже заметно подрос, окреп и все время думал о своей матери. Не понимая хитросплетений ее и своей судьбы, он ощущал ее присутствие в этом мире, изо всех сил старался не потерять. Разве не он упросил развернуть челн, перевозивший его мать через Лету? Он добился своего и являлся ей каждый раз, когда она вспоминала о своем ребенке – мысли Инес были для него маяком, по которому он определял место, где ее искать. Он не мог прикоснуться к ней физически, хотя видел, что ее грудь полна молоком. Несколько раз ему почти удавалось коснуться ее, но неведомая сила обрывала нить, которая их связывала и все приходилось начинать заново. *** - Что надо от меня? – увидев благообразного и молодого путника, матушка Изабо сразу распознала в нем демона. - Тебя не обмануть, - проворчал он, но облик менять не стал. – Хочу спросить кое о чем, может быть ты догадываешься и начнешь сама? - С чего ты взял? - монахиня хотела обойти его, чтобы не нарываться на нежелательное выяснение отношений, которые и так держались на навязанном ей договоре – она бы с радостью оборвала все связи с ним и закрылась бы от него силами заклинания. Вместо этого приходилось быть на виду на случай, если демону вдруг приспичит с ней посовещаться. Что и случилось. Монахиню беспокоило не то, что он так легко нашел ее, а то, что заинтересуется – с чего вдруг она зачастила в Махерат. Но демон спросил не об этом. - Инес ведет себя странно, - начал он. – Ах, да, мне следовало начать с того, что Инес жива! Как тебе это удалось? Поведай, мать Изабо. О, нет, я не в претензии, одним создание больше. Но почему не предупредила? Что ты задумала? - «Началось…», - первый удар мать Изабо отбила легко и сразу пошла в атаку: - Видишь ли, когда я передавала тебе тело Изабо, она была мертва. Мертвого от живого как-нибудь отличу. Ты просил Инес? Ты ее получил. В каком качестве – мы не обговаривали. Хочу напомнить – ты обещал, что проведешь похоронный обряд, и бедная Инес упокоится в достойной ее красоты, могиле. Не смог сдержать своего обещания? Тогда и я могу не переживать насчет своего обещания тебе и ты можешь не надеяться на встречу с сыном, во всяком случае с моей помощью. Дождешься, когда он вырастет, тогда и явишься к нему. Будет время заучить наизусть – Сынок, я твой папа! А вдруг еще разволнуешься! Демон случал молча, но уже закипал – похоже, монахиня соорудила ловушку, в которую он угодил. Мать Изабо в свою очередь уже не знала, как еще ущипнуть демон и спровоцировать на ссору - повод разорвать договор! Но демон не повелся. - Не драконь меня, выслушай. Не каждый день к тебе демоны обращаются за советом. Мать Изабо от этих слов даже поперхнулась. - Пришел ко мне за помощью? - Не передергивай, я сказал - за советом. - А ты и правда гордец неисправимый. - А ты злобная монахиня. Мать Изабо усмехнулась – она первая перешла на личности и получила в ответ, но оправдываться не собиралась. Демон подтвердил ее худшие опасения – ее вернули и она обратилась в гентакуба, испив материнской и отцовской крови. Изабо пришлось потрудиться, прежде чем она смогла успокоить Инес и всучить ее демону. Была слабая надежда, что он сумеет с ней справиться и «похоронит» как-нибудь. Судя по его растерянному виду, ничего не вышло. Изабо не хотела, чтобы демон понял – она заинтересована в его помощи и рассчитывает на его содействие. В сочетании с договором это уже полноценное партнерство с демоном. Такое не могло не встревожить, но деваться было некуда.

Глава 26.
Несмотря на то, что мать Изабо встретила демона, как всегда холодно и старательно демонстрировала свою враждебность, он уловил явные признаки заинтересованности. Особенно после того, как монахиня прицепилась к фразе о том, что демону нужен совет и прочитала ему целую проповедь: - Совет и есть просьба о помощи, если о нем просят. Когда его дают - выражают готовность помощь оказать. У людей так. - Я не человек. - Не спорю. Только удивляюсь, что твои поступки все чаще напоминают человеческие. - Заподозрила меня в милосердии? – демон аж хрюкнул от нелепого заблуждения на свой счет, но игуменья только улыбнулась. - Упаси бог, если в тебе проснется милосердие, которое люди все чаще проявляют в последнее время по отношению к ближнему – конец света наступит раньше срока. - Разочаровалась в людях? – философское отступление снизило накал, но не увело от темы. «Разбитые иллюзии» - любимая тема демона на все времена. - Есть немного, если признать, что я и правда несколько разочарована собой. Старею, теряю хватку… - Вот уж не заметил. Энергии у тебя, как у ветра – носит тебя туда-сюда. Подозрительно часто с тобой встречаемся… Следишь? - Заметил? Жаль - старалась быть осторожной. От демонского нюха не скрыться, - «признавшись», мать Изабо, как мать-наседка от цыплят уводила демона от верной догадки. – Спрашивай, раз пришел, все равно ведь не отстанешь. Только не темни. Играть в твои игры не собираюсь. Если ты пришел, чтобы напомнить мне про договор, так я за него кровью не расписывалась. Придет время, мы к нему вернемся. Или встретился с Инес, повздорили и ты решил пожаловаться мне на ее поведение? Я не сплетница, мне ваши дела не интересны, - игуменья снова лукавила самым бессовестным образом. - Ну вот и добрались до главного, - демон снова оживился, понимая, что переговорить игуменью не получится – так и будут пикироваться, пока он не взорвется и не рубанет: – «Довольно, обойдусь без тебя!» - Значит так, я понял, что "воскрешение" Инес для тебя не новость. - Можно сказать и так, - уклончивый ответ матери Изабо подтвердил – да, она знала. - Могла бы предупредить. Но я не в обиде! - демон поднял руку в примиряющем жесте, останавливая очередную тираду, которую готова была выдать Изабо. – Я недоволен тем, что это нарушило мои планы. Думал, попрощаюсь, опущу тело на дно подземного озера и моя Инес упокоится навеки, глубоководные водоросли превратили бы плоть в свет, который сопровождал бы ее во тьме… - Как романтично, - перебила Изабо. – О чем ты вообще думал, когда соблазнял ее? - Напрасно пытаешься разозлить и избавиться от меня. Помоги и я сам уйду. Мать Изабо поняла, что разговор затянется – устало присела на камень, лежащий у дороги. - Уже поняла. Что ж, ты ждешь от меня совета – как от нее избавиться? - Да. - Может быть поладите..? - Издевайся…все равно не уйду. Инес изменилась. Она стала такой уверенной и дерзкой. Я удивился, когда понял, что она жива! Не ожидал. Зато она была само спокойствие. И еще мне показалось, что она ждала, как бы меня выпроводить из моей же пещеры! - Ожидал, что она бросится обниматься? Забыл, как она умерла? За такое, знаешь ли, не благодарят. - Я предлагал помощь. - Не удивляйся тому, что она тебя отвергла. И не надейся на взаимность сейчас. В ней много человеческого. Изменить ее сущность можно будет, если заставить ее пить кровь животных. Сможешь ее в этом убедить? - Я не хочу ее ни в чем убеждать! Помоги от нее избавиться! - Так и знала - просишь забрать красавицу назад? -Ну…, в общем да. - И как, по-твоему, это можно сделать? Уговорить ее стать вечной русалкой в твоем болоте? - Там хрустальная вода! - Да хоть молоко с кисельными берегами – какой вампир или суккуб согласится добровольно похоронить себя? Как ты это себе представляешь?! - Есть один способ. - Интересно, - игуменья почувствовала, что сейчас прозвучит нечто потому, что универсального и безобидного способа избавиться от создания, подобного Инес, не имелось – она изучила все подходящие заклинания и убедилась. - У нее есть ребенок. Если его найти, мы получим над ней неограниченную власть и сможем заставить сделать то, что нужно. Вплоть до того, что она сама себя сожжет или оторвет себе голову. - Милосердие - не твой конек...Ты знаешь, где он? - Думаю, ты знаешь, если обещала свести меня с ним. - Обещала. Но не сказала – когда, - мать Изабо лихорадочно обдумывала причину, чтобы отказать демону. - Так давай вместе изыщем способ – как поторопить дело! - Почему бы тебе не примириться с Инес? Уговорил бы ее сам – порвать с тобой. - Да она меня знать не желает! Мне надо оборвать связь с ней! Только так я могу от нее освободиться! - Вот, незадача, - прошептала мать Изабо. - Именно. Помоги и разойдемся с тобой навеки, клянусь, забуду, как ты выглядишь! - Мне не нравится, что ты пытаешься вынудить меня - разделить с тобой ответственность. Инес – это твоё наследство, как и ребенок. Не знаешь, как распорядиться? Терпи. *** Теодора занялась преображением себя в волчицу, лупу, которая вышла на поиски падких на легкие знакомства мужчин. Ребенок наблюдал за ее приготовлениями, посасывал деловито палец. -Ну, вот, вроде на что-то уже похоже, - с горьким смехом сказала Теодора, обнажая больше обычного свою грудь. Рука коснулась креста, который был на ней и мешал сосредоточиться на предстоящем. – Это здесь никаким образом. Придется тебе поносить его за меня. Инес сняла его и попыталась надеть его на шею ребенка. С крестом творилось что-то неладное: цепочка и сам крест, крутились, как живые, цепь путалась, крест соскальзывал, выпадал из рук. Теодоре никак не удавалось «укротить» единственную вещь, которая мешала ей заняться постыдным, но прибыльным промыслом. Она в изнеможении опустила руки. - Я не могу так! -«Чего ты не можешь?» - спросил ребенок. Теодора уже привыкла, что он говорит с ней, не часто, а только в моменты, когда происходило что-то ответственное, как сейчас. - Тебе не понять. - Объясни. - Детям такое знать не положено. Для меня это единственный способ заработать деньги. - На земле много денег. Их часто теряют. Мне не трудно их собирать. - Как ты это делаешь? - Не знаю. Смотрю и вижу, где они прячутся. Теодора вздохнула. Ребенок посмотрел на нее и спросил: - Может ты сама хочешь встретиться с теми мужчинами? - Что? – Теодора вспыхнула и вскочила. – Почему ты говоришь это? - Потому, что у нас есть деньги, а ты убеждаешь себя, что я умру с голоду, если ты не сделаешь то, о чем не хочешь сказать. Теодора от волнения не могла найти себе места – металась по хижине из угла в угол. - То, что я собираюсь сделать, это нехорошо. Грязь, понимаешь? Валяешься в грязи телом, а пачкается твоя душа! Да что я объясняю тебе! Ты ребенок! - Сама знаешь, что это не совсем так. Я быстро расту. И кое-что уже понимаю. Ты сама меня научила многим вещам. Я много думал о них и вот, что скажу - не делай того, от чего твоя душа станет грязной. Это так просто. - Ох, малыш… - Мне надо придумать имя. Теодора была рада смене темы разговора. Странно, что она сама не додумалась предложить это - нелепо получалось – с «малышом» они обсуждали темы, на которые не со всяким взрослым заговоришь. Возможно, останавливала мысль, что у ребенка есть родители, которые и должны были придумать имя. Она посмотрела на малыша и ее сердце сжалось от сочувствия к этому необычному ребенку – кто мог сказать, сколько в нем осталось от ребенка и сколько человеческой мудрости уже впитало его сердце? Он не успел родиться, а уже сирота, если вдуматься. Дед от него отказался. Теодора заменила ему мать. Но будет ли он благодарен ей за это? Решения принимались за него… Она перебрала в уме несколько и предложила: - Может быть Феодор? - Так звали твоего мужа. Теодора опустила глаза. - Называй меня Тео. И не смотри на меня с таким удивлением, ладно? Я не сказал ничего особенного. - Почему Тео? - Потому, что я хочу помнить о тебе, если нам придется расстаться. Мое имя будет, как ключ к моей памяти – если вдруг я забуду тебя. - Ох, малыш… - Тео. - Конечно, как ты хочешь, Тео. Но с чего ты решил, что мы расстанемся? Я никогда не брошу тебя, скорее умру. - Знаю. Но в жизни все может быть, особенно, если она очень и очень длинная... В ней столько соблазнов... Если хочешь, мы пойдем с тобой в город и найдем то место, где ты могла бы снова... испачкать свою душу. Может быть так тебе будет легче сделать выбор - не бежать от себя, а принять себя такой, какая ты есть. Испачканная грехами душа, израненная ими, все равно живая. Я никогда не отрекусь от тебя. Тебе нечего бояться - я же не муж, у которого вместо любви - гордыня. Теодора схватила ребенка, уткнулась в него и зарыдала, давая возможность душе, которая все это время изнывала в тисках своих же домыслов и предубеждений, излить боль, очиститься и вспомнить, как это - дышать свободно и без страха за будущее, радуясь каждому новому дню, как в далеком детстве. Будущее больше ее не страшило, как и соблазны, которые подстерегали на каждом шагу. Если ей суждено упасть, она знает, что это не приговор - надо только найти в себе силы снова встать и идти дальше, пока смерть не остановит ее и не скажет: - Хватит, ты сделал все, что могла. Теперь отдохни...


Глава 27.
Вопрос Тео – не хочет ли Теодора вернуть прошлое, от которого она то ли отказалась, то ли сбежала - ее озадачил. - «Что, если он прав, и я притворяюсь, придумываю поводы, чтобы оправдаться, а на самом деле хочу снова окунуться в тот омут? Тогда мне надо последовать его совету и испытать себя. Только так я смогу понять – мое отречение от греха было окончательным или это попытка сбежать от проблемы, вместо того, чтобы остаться и решать ее. Но для этого надо было признаться Феодору во всем. ВО ВСЁМ», - Теодору передернуло от одной этой мысли – нет, она бы точно не смогла. Даже самый любящий муж, как она считала, не простит такой чудовищной лжи и не примет раскаяния неверной жены. Или простит, но доверие между ними будет убито этой правдой. Проницательность Тео изумляла, но Теодора была рада, что ей не надо притворяться. Он не отвернется от нее потому, что верит ей. Ей не придется больше лицемерить - Тео сам подал ей это «зеркало», подсказал – как обрести мир в душе. - Ох, Тео, ты хоть и маленький, но надеюсь поймешь, если скажу, что я с тобой чувствую себя так, будто обнажена и совершаю омовение. Моя душа снова поет и радуется, это была лучшая исповедник в моей жизни, хотя ты сказал всего несколько слов, но самых нужных. - Я рад, что ты улыбаешься, Теодора. Ты желаешь это впервые с того момента, как понял, что мне чего-то не хватает, помимо материнского молока. Теперь знаю – твоей улыбки. Можно я попрошу тебя кое о чем? Теодора насторожилась – ребенок никогда ни о чем не просил. Он столько для нее сделал, намного больше, чем она для него. Теодора лишь пыталась накормить его и согреть, а он своими словами осветил путь ее душе. Раньше таким проводником для Теодоры была мать Изабо. Но сейчас ее нет и неизвестно, вернется ли она – возможно с ней случилась беда и Теодора теперь предоставлена сама себе и помощи ждать неоткуда. Мысли были неновыми, но теперь они Теодору не пугали, а настраивали на борьбу. Она смело посмотрела Тео в глаза: - Говори. Сделаю все, что в моих силах. Ты знаешь их предел. - Не будь такой серьезной, - улыбнулся ребенок. – Я знаю, куда мы идем. Не могла бы ты прикрыть свою грудь. А то на нее будут смотреть. Я не сдержусь и пожелаю этим людям плохое и оно сбудется. Теодора отнеслась к просьбе со всей серьезностью. Тео уже неоднократно доказал, что обладает способностями влиять на неживые предметы. Теодоре не хотелось проверять на что он способен по отношению к живым людям. Тео прав - на нее наверняка будут смотреть с вожделением или осуждением – сама же провоцировала тем, что так оделась. Теодора внесла необходимые изменения в своем внешнем облике и снова стала похожа на бродяжку, у которой ни гроша за душой – только голодный ребенок и безысходность. Понятно, что соблазниться на такую мог далеко не каждый, разве что кто-то рассмотрит, что она молода и решит поразвлечься, чтобы заплатить гроши или обмануть вовсе – никто не заступится. Но Теодоре теперь было нужно другое – она хотела испытать себя – потянет ее к прежним увлечениям или это осталось в прошлом, как недуг, от которого она освободилась. Оказавшись в городе, Теодора неспеша прогуливалась по улицам, высматривая – не встретится ли роза, воткнутая в расщелину стены дома. Так обозначались дома «слепых свиданий», где каждый желающий мог позволить себе «любовь, приправленную специями» в противовес тому, что давало «пресное» супружеское ложе. Посетители переступали порог после того, как надевали маску, которая скрывала лицо и делали щедрый взнос, но не деньгами, а оставляли в залог свои украшения. Залог возвращался, если посетитель соблюдал все правила - не срывал масок с других, не стремился показать свое лицо и не позволял лишнего – извращения не поощрялись – для этого были другие места, где можно было самовыражаться, как угодно. Дома «слепых свиданий» предназначались для супругов и тех, кто хотел сохранить свой брак и в то же время - познать незамужних или чужую жену или мужа, устав от своих. После завершения приключения вещи «выкупались». Желающие - нарушить правила - находились редко потому, что вещи, принадлежавшие им, в случае конфликта, выставлялись на всеобщее обозрение. Слух о том, что на стене дома появились браслет, серьги или подвеска разносился мгновенно, собирая толпы любопытствующих. Дорогие изделия опознавались сразу – ювелиры были первыми, кто прибегал сюда, чтобы успеть выкупить вещь и потом шантажировать владельца. «Покопаться в чужом белье» - страсть, которую изжить не возможно, как и желание – посплетничать и осудить. Дома «слепых свиданий» были относительно новой формой развлечений, но они понравились и быстро стали популярными. Теодора была там завсегдатаем, как и Инес. Феодор обходил это место стороной и только однажды попросил: - Если тебя сюда потянет, умоляю, скажи мне, не делай из меня рогоносца. У меня будет хотя бы выбор, и я смогу тоже прийти сюда, если пойму, что так можно спасти наш брак. Теодора сделала вид, что удивилась и сказала, что понятия не имеет, что там творится. Феодор знал обо всем со слов других и взялся «просветить» «наивную» супругу. Со слов других, рассказал о том, о чем Теодора знала и так. Сюда приходили потому, что были уверены - их тайну никто не узнает. Добропорядочные супруги могли позволить себе несколько часов побыть в несвойственной себе роли. «Верные» мужья неистово совокуплялись с чужими женами. При этом и те и другие были в масках. Феодор рассказал об одном случае, который его позабавил – Теодора знала об этом тоже, но слушала, «открыв рот». Так получилось, что муж и жена в масках выбрали друг друга, не подозревая ни о чем. Они так неистово предавались любви, что все остальные им либо завидовали, либо старались следовать их примеру – повторяли за ними то, что делали они. Теодора узнала обоих супругов по особым отметинам на их теле. Странно, что они сами не сразу обратили на это внимание и заметили лишь когда все закончилось. Теодора дослушала рассказ и едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, проговорила: - Вот ведь как бывает – оба хотят друг друга, а страсть пробудилась в состоянии измены. - Я тоже думал об этом, - в голосе Феодора слышалось смущение, видимо история затронула его намного глубже. Теодора увидела, что муж возбудился. Ответив на его желание, она отдалась незамедлительно, без прелюдий, неосознанно подражая соитию с незнакомцем – как в том доме. Для полноты ощущений Теодора закрыла глаза, а когда открыла, увидела, что у Феодора глаза тоже закрыты. - Мне очень понравилось, ты был прекрасен. Любая жена позавидует – мой муж любит меня, как чужую жену! Феодор густо покраснел. Теодора поняла, что попала в точку – он тоже о ком-то думал, представляя ее на месте Теодоры. Если она не знала за собой вины, наверняка обиделась бы. Но Теодора хорошо понимала, что творится в душе Феодора, потому предложила: - Я не осуждаю тех, кто ходит в эти дома. Лучше выпустить демона из себя и не ждать, когда он поглотит тебя. Если им что-то грозит, то это не супружеская измена – это ничтожно по сравнению с ложью, которой демон их опутает и подчинит себе. - Я не понимаю тебя, Теодора, - Феодор страдал потому, что жена читала в его душе – его греховные помысли, оказывается, не были для нее секретом, в то время, как он больше смерти боялся ей признаться, что думал о других женщинах и желал их. Он считал, что предает Теодору, сдерживал себя потому, что любил и боялся ее потерять. - Хочешь, «поиграем» с тобой в эту игру, как они? Наденем маски и разрешим себе то, о чем мечтаем и боимся признаться. Если это поможет нам сохранить себя друг для друга, почему не попробовать? Феодор согласился, но не сразу, Теодоре наговорить еще много слов, прежде, чем она смогла его убедить, что это не будет изменой. -Смешной! Мы же будем знать, кто под маской! -А в мыслях? Мы будем представлять кого-то другого? -Не хочешь, не будем, - Теодора уже устала, пусть остается все как есть – она постарается ходить в тот дом реже, со временем, возможно, забудет туда дорогу, но не сейчас – в Теодоре еще кипела страсть и одного мужа ей было мало. -Нет, я согласен. Но предупреждаю - я буду представлять тебя. -Как хочешь, - согласилась Теодора, понимая, что Феодора иначе к «эксперименту» не склонить. В результате все прошло замечательно. Они договорились, что будут в масках с особыми метками, чтобы узнать друг друга, потом поменялась масками с другой женщиной, подарив один из своих перстней и попросила поделиться впечатлениями. Женщина все исполнила – подошла к Феодору и увела его в укромный уголок, потом рассказала, что мужчина все время шептал: - О, моя Теодора… -А ты что? -Ничего, охала и стонала. -Претворялась? – Теодоре стало обидно за мужа, что он так оплошал – вспоминал ее имя, а не делал свое дело – какой смысл было приходить сюда, если он так и не смог раскрепоститься? -Что ты! Он был, как бешенный, поднимал меня на своем, ну ты понимаешь, как пушинку. На такое способны очень немногие, сама знаешь. Если ты его знаешь, шепни в следующий раз – я бы хотела испытать это еще. -Пожалуй, - смущенно проговорила Теодора. Феодор ее «не поднимал» ни разу, видимо дом «слепых свиданий» все же подействовал, как надо. С Феодором встретились уже дома. Он весь день не отходил от Теодоры, заглядывал виновато в глаза, думал, что она чем-то расстроена. Теодора так и не смогла «пожаловаться», что дома он ее ТАК никогда не баловал. А зря.


Глава 28.
Теодора шла вдоль улицы, вспоминая свою прошлую жизнь. -«Мой муж был неискушён в любви, но заставил трепетать и стонать не только меня. Воистину, когда кувшин полон, он щедр – готов напоить всех. Но кувшин не бездонный. Стоит кому-то еще пригубить волшебного нектара, высосут всё. Увы, любовь всегда расточительна и начинает себя защищать, когда кувшин уже пуст – и помочь некому. Мы сами опустошаем кувшины любви, сомнениями, страхом, ревностью, да мало ли чем еще можно убить свою любовь». Теодора не стала ждать, она сама покинула уютное гнездышко, сгорая от страха, что ее разоблачат и опозорят. У нее был шанс рассказать Феодору о том, что случилось в доме «слепых свиданий». Он бы обиделся, возмутился, но это было бы честно по отношению к нему. Прошлое оживило воспоминания и призраки снова разбередили прежние душевные раны. - Что ты решила? – спросил Тео, когда она остановилась напротив дома, в стене которого заметила розу. - Что наше положение не безнадежно - вот что. Я рада, что мой муж нашел другую женщину, а не стал таскаться сюда в поисках того, чего нет. Моя жизнь – одна сплошная ошибка, что ж теперь, тянуть за собой того, кто был ко мне добр и любил меня? Теперь я точно знаю, что смогу прожить без него. Я отпускаю своего мужа Феодора и благословляю его. О женщине, которая с ним, не хочу ничего говорить, не буду лицемерить. А его – отпускаю. Я вспомнила свое прошлое и поняла, что не хочу повторения. - Не потому ли, что в нем не будет Феодора? - Нет. Там я уже была и мне интересно, что будет дальше. Если бы я не ушла, то никогда бы не узнала тебя. Считай, что ты – это и есть мой выбор. Обрывая нить, которая ее связывала с Феодором, Теодора прояснила для себя и другое, что пришло ей в ощущения - будто бы она старалась плыть вверх, а ее нога запуталась в водорослях. Она могла захлебнуться, но вместо этого нырнула и распутала их. Больше ее ничто не удерживало – Теодора была, наконец, свободна. - Нам надо уходить. Но прежде давай зайдем на базар. По дороге поищи пару монет, нам надо запастись молоком, пока мы не найдем себе новое пристанище. Теодора ускорила шаг. Наконец появились признаки рынка – тележки торговцев, невнятный шум и ароматы специй. Не успела Теодора войти в арку, за которой начинался базар, услышала крик: - Негодная воровка! Вот она! Обманом выудила у меня молоко, а потом украла то, что отдала взамен! Это была та самая торговка, с которой они заключили договор в обмен на крест. Схватив Теодору за руку, она начала звать стражу, собирая зевак, которые смотрели на них с интересом. Теодора попыталась увернуться, но торговка вцепилась в нее, как цепной пес. -Отдавай немедленно мой крест! – заорала торговка и протянула руку к шее Теодоры. Один конец креста вдруг ожил – заострился и затрепетал, как змеиное жало. Дождавшись, когда рука приблизится, «жало» метнулось и воткнулось в палец торговки с такой силой, что проткнуло его насквозь. Она заорала еще громче, на этот раз от боли. Торговка отдернула руку, посмотрела на нее и, не увидев ни следов от укола, ни крови, уставилась на Теодору, будто перед ней был не человек, а аспид. -Что орешь? – появившийся стражник имел воинственный вид, но в такую жару разбираться по совести - кто в чем виноват, особенно, когда дело касалось двух женщин, у него желания не было. Он уже обратил внимание на жалкий вид Теодоры и решил, что виновата она. – Что у тебя с пальцем? – спросил он торговку строго потому, что визг этой женщины его выбесил тоже, напомнив жену: – «Такая же жадная стерва, чуть что в крик – раскошеливайся, если не хочешь остаться без ее ласк в постели». - Она укусила тебя? - Нет, это ее… ребенок! – торговка в последний момент сообразила – если скажет про крест, который ее ужалил, ей несдобровать, тем более, что палец был абсолютно цел, ни царапины. Про ребенка придумала сходу, но и это было воспринято не так, как она ожидала. Все, кто был, дружно расхохотались – Тео так умилительно улыбался и хлопал своими глазками, что никому бы и в голову не пришло обвинить такого красивого ребенка в недостойном поведении. -Кто-нибудь это видел? Люди замахали руками – никто не видел! Зато все подтвердили, что она схватила Теодору за руку, которой теперь отчетливо выделялись красные следы от цепких пальцев. - Кто будет свидетельствовать? Толпа отступила на шаг - никто не хотел выступать в этой роли: торговка сочувствия не вызывала, а нищенка с младенцем, за которую приняли Теодору, хоть и была в лохмотьях, как и ее ребенок, могла за себя постоять. Но зачем она явилась на рынок, если не украсть? Денег у таких, как она, обычно не было или гроши. Но эта женщина милостыню не просила, иначе ее бы уже заприметили. Оборванная одежда не могла скрыть молодости и красоты Теодоры. Мужчины в толпе присматривались к ней на тот случай, если она захочет подзаработать. Но сначала надо было убедиться, что она не воровка. - Про какой крест она говорит? Покажи! Теодора сунула руку за ворот и вытащила крест. Стражник нахмурился. - Дорогой. Откуда он у тебя? Ты его украла? Торговка говорит правду? - Крест мой, достался от покойных родителей. Это все, что они оставили мне в наследство. - Не очень-то они жаловали свою дочь, - усмехнулся стражник. – Не каждый обрадуется, когда его дочь приносит в подоле такой подарок. Может быть они умерли потому, что не пережили позора? Теодора опустила глаза и пролепетала, краснея: - Вы очень проницательны, господин. - «А ты лгунья», - услышала она шепот Тео и покраснела еще больше. Стражник был доволен – пусть все знают, что он не только грозен со своим мечем, но и умен. -А ты что скажешь на это? - Он ткнул пальце в торговку, - Чем докажешь, что крест твой? Торговка замялась. -Она мне сама его отдала! Богом клянусь! - Хорошо. Тогда спрашиваю - кто может подтвердить твои слова? Торговка неожиданно показала на Теодору. -Она и подтвердит! Прикажи ей! - Чтобы я заставил ее свидетельствовать в твою пользу? Командуешь мной? И бога приплела! Да ты рехнулась, старая ведьма. Властью, данной мне, налагаю на тебя штраф за скандал и неуважение к власти. По закону, ты обязана часть его заплатить ей за то, что оболгала ее. Плати ей сейчас же! Или я заберу тебя и отведу в долговую яму, посидишь там, одумаешься. Торговка открыла рот, чтобы сказать что-то в свое оправдание, но передумала. - Сколько я должна? – процедила она сквозь зубы. Стражник окинул Теодору с ног до головы. - Будешь давать ей в день по два литра молока. А ты будешь приходить ко мне и отчитываться. Если не придешь, подумаю, что ты воровка и сбежала. Поняла? Теодора, не веря своим ушам, смотрела на стражника с испугом и радостью - – ей было стыдно за ложь, но она была счастлива, что ей не придется продавать себя – теперь эти мысли точно можно было выкинуть из головы. Но как? Она посмотрела на Тео, поправила на нем пелены и незаметно ткнула его в животик, давая понять, что догадалась, чьих рук дело. - «Надеюсь, расскажешь, как тебе это удалось», - подумала она и улыбнулась ребенку, который заглядывал ей в лицо и сосал палец. - Иди за молоком прямо сейчас! Видишь, он есть хочет! – приказал стражник торговке и подтолкнул ее тупым концом меча. – Шевелись и благодари богов, что легко отделалась.

Глава 29.
Вскоре Тео пил свое молоко, а Теодора лежала рядом с ним, чувствуя, что сил - сопротивляться жизни у нее больше нет. - «Что грустишь? Все же хорошо», - сказал Тео, довольный тем, как все повернулось не без его участия. - Тео, столько лжи. Торговка сказала правду, а я изворачивалась, как последняя лгунья, при этом, обвинили во лжи её. По-твоему, это правильно? - Может и неправильно, но хорошо – нам с тобой. У нее не убудет. Захочу, ее коза перестанет доиться, а коровы заболеют. - Не вздумай. Животные не виноваты, что нам с тобой хочется есть. - И не собирался. Мне не нравится, что ты расстраиваешься вместо того, чтобы радоваться. Ты солгала. Но не ради себя, а ради меня. Это, насколько могу судить по своему опыту, ложь во спасение, а значит с благими намерениями. С твоей стороны корысти не было. А в ее желании - забрать крест – была. Отбирать чужие кресты глупо. Она попыталась это сделать и получила. Пусть теперь думает. Ты стала. Поспи. Я постерегу…» Теодора слушала мудрые слова ребенка и понимала, что он снова врачует ее душевные раны, помогает справиться. Она улыбнулась умиротворенно, представив своего голозадого "стражника" и погрузилась в глубокий сон. *** Покинув пещеру демона, Инес отправилась на поиски «еды» - голод снова ее одолевал, вынуждая поторопиться – ее тело содрогалось от судорог, руки и ноги стали, как чужие, казалось, что внутри разгорается пламя, которое, если его не потушить, сожжет изнутри. Погасить этот адский костер можно было только кровью. Осмотревшись вокруг, она увидела неподалеку оливковую рощу и вспомнила, что в ней останавливались торговые караваны перед тем, как заходить в город. Купцы и погонщики занимались последними приготовлениями, подсчитывали убытки, прикидывали прибыль. При этом все старались лечь спать как можно раньше. Один из таких караванов и заприметила Инес. Подойдя поближе, сообразила, что связываться с купцами не стоит – с ними были стражники. Она их не боялась – на короткий бой ее вполне хватит. Но она не собиралась «воевать», ей надо было поесть и как можно быстрее, пока тело не утратило подвижность. Ее могли бы принять за покойницу – так и до погребения недалеко. В такую жару никто не стал бы выяснять – кто она такая - закопали бы в наскоро вырытой могиле и дело с концом. Инес направилась к лагерю погонщиков, откуда доносились негромкие голоса – там тоже готовились отойти ко сну. Некоторое время Инес наблюдала за людьми, которые обустраивали свои ложа, которые соорудили из брошенных на землю старых верблюжьих шкур. Никаких палаток не было и в помине. Зато было видно – сколько их. Инес насчитала пятерых. Многовато, хватило бы одного, но тут уж как получится. Когда тело в очередной раз свело судорогой, Инес поняла, что больше тянуть не стоит и вышла к костру. Один из погонщиков заметил ее. - Смотрите! Кто там? – человек показывал в сторону олив, которые днем создавали тень, а ночью пугали своими очертаниями. Одно из них вдруг ожило и сейчас направлялось к ним. Чем ближе "оно" подходило, тем отчетливее вырисовывались соблазнительные контуры женского тела. - Мунара... , (греческий аналог нецензурного выражения - "обалденная" женщина) - выдохнуло сразу несколько из них, не веря в такую удачу. Измученные дорогой, раздраженные, они вскочили со своих мест и уставились на девушку. Она была изыскано одета и выглядела так, будто только что совершила омовение – мокрые волосы, одежда облепила каждый изгиб тела, она была словно обнажена. Незнакомка шла спокойно, так, будто прогуливалась по своему саду и была уверена, что опасность ей не грозила. Она была прекрасна. Пока погонщики верблюдов рассматривали ее, стреноженные животные по непонятной причине пришли в неистовство, стали грызть свои удила. Нескольким удалось вырваться, остальные топтались на месте, не давая возможности приблизиться с ним. Но погонщики и не собирались их успокаивать – открыв рты, они смотрели на Инес. Она подошла совсем близко, обвела их взглядом, остановилась на одном, самом молодом и привлекательном, молча протянула ему руку. - По-по-по! (аналог - о-го-го). Не ходи! – шептали ему, другие наоборот, подначивали и подталкивали -пойти и узнать, что нужно гостье - возможно, он получит свою долю ласк, которых при других обстоятельствах ему не видать потому, что он был беден - такие мунара стоили дорого – за всю жизнь не заработает. Но парень не чувствовал к незнакомке ничего, кроме настороженного любопытства и ее внимание к себе воспринял, как плохой признак. - Чего ты хочешь? – спросил он, стараясь, чтобы голос звучал твердо, но с волнением справиться не смог. Инес улыбнулась, провела рукой по своему телу, задержалась кое-где нарочито и снова поманила юношу рукой. Магия ее движений подействовала. И не только на него. Вместе с юношей поднялось еще несколько мужчин разного возраста. Они стали между собой спорить. - Ты еще молодой, такая куклица (аналог - куколка) не для моро (аналог - дитё) – тут нужен опытный, - "А, гамису!" (аналог - обещание неземных плотских наслаждений)! - воскликнул другой, - разве ты знаешь, как это делается? Сунешься не туда, она и откусит тебе, - раздался дружный смех. Обстановка уже не напоминала ту, что была минуты назад – казалось, что это они нашли глупенькую и беззащитную девушку и решали, кому она достанется первому, как добыча. – Что мы спорим? Она никуда не денется. Всем достанется. Инес прислушивалась к тому, о чем говорили между собой мужчины и уже не улыбалась. Они позволили себе слишком много, называя её так, будто-то она была им ровней. Ее лицо потемнело и на нем проступили синие пятна. Инес прищурила глаза - в глубине зрачков загорелись красные огоньки, казалось, что это пламя отразилось в ее прекрасных глазах. В Инес просыпался зверь и он был страшно голоден. Ей надоело слушать споры, кому быть первым, она повернулась и пошла в сторону олив, махнув рукой – «Следуй за мной!» - Куда ты уходишь, красавица? Мы еще не решили, кто будет первым! Хотим бросить жребий! Инес обернулась и кивнула головой в знак того, что идея со жребием ей понравилась. Короткую палочку вытянул молодой погонщик – ее избранник. - Везунчик! Иди. Даем тебе время, пока догорит эта лучина, - один из мужчин выхватил из костра тлеющую палку и поднял ее над головой. Парень, однако, не обрадовался, нехотя поднялся и побрел вслед за Инес, понуро опустив голову. Инес удивилась такому поведению, но чуть позже поняла, в чем дело – он был девственник и шутки насчет его неопытности были обоснованы. Инес обняла юношу и предупредила: - Закричишь, откушу голову. Она припала к его шее, выждала пару секунд, пока отрастут клыки и аккуратно вонзила их, стараясь попасть в вену – кровь потекла ей в горло. Нескольких глотков хватило, чтобы судороги прекратились. Инес облизнулась и посмотрела на парня, который пребывал в полуобморочном состоянии. - Не бойся меня, - попросила она. – Пусть они боятся, грубияны. Крикни им, что ты уже все. Пусть они идут. Юноша подчинился. Услышав его голос, мужчины у костра переглянулись: - Что-то он быстро. Молодой, скорострел. Чья очередь показать девчонке, что такое настоящий мужчина? - Все пойдем. Будем своей очереди ждать на месте. Я, когда смотрю, становлюсь быком – надеюсь, она выдержит, ха-ха, нам повезло, что она набрела на нас. Не придется платить. Все дружно вскочили, будто бес вселился в каждого из них, и вприпрыжку побежали туда, где их ждала Инес. У костра остался один старик. Он смотрел на пламя и ворошил палкой угли. Старик был глухим - не слышал, как крики удивления сменили вопли ужаса и боли, потом снова наступила тишина.


Глава 30.
Демон вернулся в пещеру и обнаружил, что она пуста. Он подошел к озеру, опустил в него руку. Ее тут же облепили светящиеся капельки, которые метнулись прочь, стоило ему пошевелиться. Демон осмотрелся и увидел на камнях следы женских ног. Они испускали слабое свечение и вели к выходу. Следы почти высохли. Демон понял, что опоздал – Инес отправилась на поиски жертвы. - Может ну ее, - подумал демон, потом сообразил, что Инес от него не отстанет, будет приходить, когда вздумается. Он не привык к такой несвободе и жалел, что не поговорил с бывшей подружкой об этом сразу. И одна мысль обожгла совсем уже неприятным подозрением – ревнива ли Инес. Она отказалась от его помощи, когда умирала и при встрече с ним вела себя независимо, не проявляла никакой симпатии. Добиться благодарности за свое воскрешение также не спешила, возможно – сомневалась, что дело в его поцелуе. Может так получиться, что «бывшая» захочет им помыкать. Свое отцовство в такой ситуации демон считал уже не недоразумением, а неприятностью. Интерес к ребенку после всех этих переживаний заметно ослабел. - Если бы он попал в мои руки сразу, мне бы удалось его воспитать должным образом, а так – кто знает, что ему наговорили обо мне. Демон-полукровка – аномалия, от которой можно ожидать, что угодно. Чем быстрее он найдет Инес, тем больше шансов уладить разногласия и договориться о том, как они будут существовать. Демона не желал иметь никаких рычагов влияния на себя. Претензии Изабо были сущей ерундой по сравнению с тем, что могла потребовать Инес, вообразив себя его женой. Уж он насмотрелся на эти «счастливые семейные пары» и не хотел бы оказаться в этом «аду». Следы Инес не были видны простому смертному, но для демона они обладали тем же свойством, что и для собаки – имели специфический запах. Сбивать со следа Инес еще не научилась, и демон довольно быстро разобрался, куда она пошла. Он увидел верблюдов. Они бесцельно бродили среди оливковых деревьев, старались держаться ближе друг к другу. Похоже, их что-то напугало или кто-то намеренно их отвязал. Животные были наполовину развьюченными, так поступают, если хотят, чтобы утром погрузка не занимала много времени. Это значит, что остановка предназначалась для завершающих приготовлений перед тем, как отправиться на рынок. Караван расположился на отдых в роще и был незаметен с дороги. Верблюды не сбежали, но и собрать их – нужно время. - Если бы я хотел крови без особых проблем, выбрал бы этот. Но верблюды не на месте. Что же тут произошло? Следы Инес были отчасти затоптаны испуганными животными, но ближе к оливам, стали ощущаться отчетливей и они вели в глубь рощи. Демон почуял запах крови – воздух пропитался им, это сбивало с толку и со следа. Он заметил отблеск костра и пошел в том направлении. Выйдя на поляну, увидел разложенный бивуак, но он был пуст, если не считать единственного старика – он сидел рядом с очагом и не реагировал на его появление. Демон приблизился вплотную, наклонился и тронул человека за плечо. Тот обернулся – старые слезящиеся от дыма глаза видели немногое, но страха в них не было. Демон спросил: - Ты видел женщину? Молодую. Она безумна. Старик очертил рукой полукруг – демон догадался, что он попросил его повторить. На этот раз старик пристально смотрел на его губы и, когда демон сказал про молодую женщину, радостно закивал головой, потыкал пальцем в разложенные вещи и показал в сторону олив. - Она и все, кто здесь был, ушли туда? – уточнил демон. Старик, довольный, что смог объясниться, снова закивал головой. Запах крови затмил все остальные. Вскоре обнаружилась место, откуда он исходил. Старые стволы олив тоже были в крови. В ветвях повсюду были видны человеческие останки. - Её разозлили, - догадался демон и увидел живого. Юноша сидел, сжавшись в комок и смотрел в одну точку. Демон присмотрелся, удивленный, что кто-то выжил после такой бойни, которую учинила Инес. Юноша был хорош собой, только не в себе. Демон предположил, что тут действует заклятье, видимо Инес освоила пару подобных фокусов. Но для чего она сохранила ему жизнь и где она сейчас? Наевшись досыта, она теперь могла долгое время обходиться тем, что взяла – забирая чужие жизни, Инес теперь спасала свою. - «Почему она просто не убила их? Она – гентакуб, но не безумна или я чего-то не заметил?» - демон не стал церемониться с молодым погонщиком верблюдов, пнут ногой. Тот покорно встал. Демон увидел, что его одежда в характерном беспорядке и понял, что Инес не только пила его кровь, что было заметно по характерному следу на шее. Она делала еще кое-что… Укол ревности настроения не добавил. - Так-так, потянуло на свежатину. Вот оно, женское вероломство, а я еще хотел о ней скорбеть», - схватив юношу за руку, демон грубо поволок его за собой. *** Отец Инес, с тех пор, как его вывели из склепа, вел себя странно – снял с себя облачение, непрестанно молился и отказывался говорить о том, что с ним произошло. Монастырская братия ждала его распоряжений, но вместо них настоятель через несколько дней попросил позвать Кларису, мать Инес. Услышав, что ее ждут в монастыре, она удивилась, но отказать не посмела – самой было любопытно, что надумал бывший и помнит ли хоть что-то из событий той ночи, когда она с игуменьей, можно сказать, спасли ему жизнь. - Что тебе нужно? – Клариса считала, что упрямство бывшего мужа и есть причина, что тело дочери оставалось непогребенным столько времени, а внук оказался в руках чужих людей. Взглянув на уже немолодого, но все еще привлекательного мужчину, Клариса заметила интересную перемену – на игумене не было облачения – его мускулистую фигуру больше ничего не скрывало, он выглядел, как обычный мирянин, а не как настоятель монастыря. Еще больше Клариса поразилась тому, что увидела в его глазах – боль, страдание и бесконечную печаль измученной души. Неприязнь, отчуждение и даже гнев, которые она испытывала к нему, отошли на второй план. Вместо этого она ощутила, что ее душа была такой же опустошенной и глубоко несчастной. Идя на встречу, Клариса не хотела, чтобы муж видел ее слабой, собиралась показать, что презирает его. Ах, если он был груб с ней, ей не пришлось бы переживать о том, что и она совершила ошибку, за которую ее следует осудить не меньше его. Тихий и печальный голос напомнил ей, каким ее муж был в годы их молодости – его признания в любви, звучали, как музыка. Клариса поняла, что ночное приключение повлияло на него не так, как она ожидала. Забытье, в которое его отправила мать Изабо, прошло и унесло с собой все наносное, то, что развело их по разные стороны пропасти, в которую канули мечты и надежды на совместное семейное счастье. Они снова стояли рядом и дышали, как одно целое. Клариса изо всех сил старалась воспротивиться этому чувству, но оно неумолимо твердило свое – горе изменило его и ты должна оставить обиды в прошлом. - Сядь, Клариса. Я позвал тебя для того, что бы узнать – что ты видела, там в склепе? - он начал без предисловий и угадал - Клариса не была настроена на реверансы, они были одни и можно было не притворяться. - Пустое ложе – вот что! Если бы мать Изабо слышала это, она бы поняла – Клариса не поверила ни единому ее слову. В рассказы про крысу, которая ее укусила, в том числе. Она изводила себя сомнениями – если Инес была жива, получается, что она сама отдала ее и неизвестно, что с ней сделают. Укусы на шее пугали догадкой, что Инес обезумела. Тем более, не следовало оставлять её в таком положении. - Значит, мне не придется клясться своим саном и всеми святыми, что наша дочь вовсе не умерла. Молчи! Я не все сказал. Она хотела меня убить. И она бы это сделала, если бы не ты - я слышал твой голос, не отрицай. Но там был кто-то еще, кого ты провела в запретную часть монастыря, вопреки строгому запрету. Ты выкрала у меня схему коридоров. Клариса, я знаю, как ты ненавидишь меня с некоторых пор, но тебе не следовало забывать о том, что в монастырь женщина без дозволения попадает в том случае, если мертва и ее тело готовят к отпеванию. Ты проникла обманом и тем самым нарушила серьезное табу. Погоди, дай договорить. Я много размышлял о случившемся и до сих пор не знаю - благодарить мне тебя или наказать за пренебрежение всеми мыслимыми правилами.


Глава 31.
Если бы под ногами Кларисы проползла змея, она бы не подпрыгнула так высоко, чтобы потом обрушиться на игумена с кулаками. - Собрался меня наказать? Упрекаешь меня? Не твое ли решение – не придавать ее тело земле, стало причиной нарушения этих твоих табу? Если ты заподозрил, что Инес жива и узнал меня, почему не дал знак? Возможно, мы могли бы ее спасти! Я схожу с ума от этой мысли! Мы убили свою дочь дважды - первый раз, когда ты заточил ее в этом склепе и потом, когда я отдала ее своими руками. - Клариса, опомнись! – настоятель пытался утихомирить жену, которая отчаянно молотила его по груди, по лицу. Но он был слишком слаб и мог только закрываться руками от разъяренной матери и от правды, которая была в ее словах. Наконец Клариса выдохлась. Она устало опустилась на колени и зарыдала. Настоятель ждал, когда хоть немного успокоится. Наконец, ее рыдания стали тише – усталость снова брала свое. – Что ж, надеюсь, мы можем продолжить наш разговор. Мы не враги, Клариса. Я люблю свою дочь и признаю, что совершил чудовищную ошибку. Кто мог знать, что с ней случится такое? Клариса поняла, что он имел ввиду необъяснимое «воскрешение» Инес. Начало их общения говорило о том, что первый барьер отчуждения пройден. Оба знают правду. Оставалось еще много невысказанного, но время поджимало, оба чувствовали, что надо объединяться. Клариса решила, что будет откровенной. - Кому ты отдала ее тело? - Ее забрала мать Изабо. - Но для чего! - Для погребения, сказала, тело Инес упокоится в пещере на дне подземного озера, там ее никто не потревожит. - А потом? Что было потом – когда ветер загасил свечу? - На меня напали. Потом почувствовал укус. - Посмотри сюда, - игумен показал жене свою руку со следами зубов. - Боже, что это? На тебя напала собака? - Откуда она в монастыре, - усмехнулся настоятель. - Это сделала наша дочь. - Ты безумен… Сначала ты не хотел нашу дочь похоронить по-христиански, собирался замуровать её в подземелье. Теперь я слышу про то, что она укусила тебя! Хочешь убедить меня в том, что это она безумна, а не ты? Тебя надо самого заточить в том подземелье! Клариса снова разрыдалась и запричитала, путая слова молитвы и проклятий в адрес мужа за то, что он сделал и бога, которому тоже досталось за то, что не помог. Поиски крайнего всегда заканчиваются обвинением в адрес того, на кого больше всего уповают и не верят, но требуют чуда. Благоразумие и подсказки здравого смысла без остатка растворялись в кислоте отчаяния, ярости и гордыни. Игумен подошел к Кларисе, не решаясь прикоснуться к ней. Она подняла голову, посмотрела мужу в глаза и ударила себя в грудь. - Что мы натворили с тобой? Ведь мы же любили ее. Ты - любил, я знаю! Настоятель преодолел свою робость и сделал то, что хотел, но боялся – коснулся волос жены, погладил ее по голове и перекрестил. - Вставай, Клариса, хватит уже плакать. Слезы бесполезны, – он помог ей подняться и усадил на свою кровать. - Мы оба виноваты. По грехам нашим. Мне нельзя было становиться игуменом. Какой из меня настоятель? Исповедовался в своих грехах, исповедовал других и грешил, как в первый раз. Так богу не служат. Про тебя не стану ничего говорить, сама все знаешь. Ты напрасно потакала Инес, ее наклонностям, видела, что из нее растет. Как сама не уважала узы брака, так и ей внушила, что в семье плотское наслаждение превыше всего, а муж – слепец или рогоносец, лишь бы дарил наряды. Мы оба виноваты в том, что погубили свою дочь, не остановили ее, когда можно было. Ты и я – мы были заняты собой. Я своим монашеством. Ты – обидой на это. - Если бы хоть несколько слов из этого ты сказал раньше, - Клариса упрекнула бывшего мужа и добавила. - Если ты знал, что я плохая мать, надо было думать об этом, когда выбирал себе жену. - Невеста, жена и мать своим детям - это три разных женщины. Разбираться в трех ипостасях одной личности, да еще женщины, никому из мужчин не дано. Кто говорит, что понимает вас – врет или ошибается и верит в свое заблуждение. Вы покорны и добры к своим мужьям, соблюдаете перемирие, пока любите. Ты разлюбила меня раньше, чем я научился любить тебя, как свою жену. Признайся в этом хотя бы сейчас и тебе станет легче. Я уже не тот, что был. Твои слова не причинят мне боли больше той, что мучает меня из-за моих собственных ошибок, из-за Инес и ее ребенка. Разногласия с тобой - дело прошлое. Наши ошибки проросли в детях. Клариса смотрела на отца Инес и боялась поверить в то, что он изменился и самокритичное настроение со временем не пройдет. Она слишком долго ждала, когда он одумается и останется с семьей, а не предпочтет стать рабом своего обета богу. Не бог заставляет принять решения… - Но я хочу попытаться исправить то, что еще возможно. Я не могу ничего сделать для Инес – она больше не человек. Тебе надо это знать, Клариса. Но я хочу вернуть нашего внука. Только так смогу искупить свою вину перед ним и перед Инес, клянусь, ее сын не будет сиротой. Мы признаем его и он будет нашим наследником. Мне все равно, что скажут другие. Я так решил. Поддержишь ли ты меня? Клариса растерялась. Час назад этот человек был противен ей, сейчас он был единственным, кто мог разделить ее чувства, понять и поддержать. Она снова ему верила и молила о том, чтобы это было навсегда – нового разочарования и предательства она точно не переживет. - Так ты уверен, что это она… - Более чем – я видел своими глазами, как у нее отрастали зубы, они еле умещались во рту. После того, как она напилась нашей крови, Инес стала гентакубом. Это примерно то же, что и вампиры или суккубы. Разница в том, что они тяготеют к своей семье, но не в том смысле, как нам хотелось. Мы теперь для нее гарантия, что она не умрет – за нами не надо охотиться, мы накормим ее сами… Это единственная возможность для гентакуба оставаться человеком. Если она будет пить кровь животных, то со временем утратит человеческий облик. Мы в западне, Клариса. Прости, что был так слеп и не послушал тебя. - О, муж мой, - Клариса не выдержала, прильнула к его сильному телу – воспоминания молодости нахлынули на нее, пробуждая чувства. Она ждала, что он ответит на ее порыв. Но это произошло не сразу – игумен не был готов в такому повороту – он был уверен, что Клариса никогда его не простит. Боясь все испортить, он осторожно обнял ее и бережно прижал к себе. - Я и забыл, как это приятно, - проговорил он. - Мы слишком дорого заплатили за иллюзию счастья, которая овладела мной. Лучше было бы прожить в бедности, но с тобой. Может быть судьба Инес была бы другой. - Ты мужчина. Твоя беда в том, что должно было пройти слишком много времени, чтобы ты осознал, что неправ и еще больше, чтобы ты набрался смелости и попросил прощения. Женщинам в этом плане намного легче – все обиды выходят слезами, но в душе остается звенящая пустота… - Благодарю тебя, что не стала мне лгать. Признайся, меня чем-то опоили? Я так и подумал. С правдой я еще как-нибудь справлюсь, Клариса – только не ложь. Она сделала из меня вероотступника и я погубил свою семью. - Скажу то же самое – ложь и мне не принесла ничего, кроме горя, я не заметила, как как превратилась в одинокую, никому не нужную старуху. Надеюсь, мы с тобой помирились? – Клариса впервые за долгое время подарила мужу улыбку, не вымученную или фальшивую, а самую искреннюю, идущую от сердца. - Я рад, что мы снова вместе, ведь я всегда тебя прощал. А надо было как следует отходить тебя плетью, глядишь, поумнела бы и с нашей дочерью была бы построже. – Переход был чересчур резкий, но он сказал то, что думал – какой смысл скрывать свои мысли, если они оба признались, секреты до добра не доводят. - Обиделась? - Вовсе нет, я и сама об этом думала. Мне казалось, что ты был плохим мужем, но стал хорошим священником. Но мне было обидно, что ты променял меня на монашество. Мы были еще так молоды и могли любить друг друга, а вместо этого разбежались по своим углам. - А сейчас? - Ты о чем? - Сейчас - ты думаешь, я больше ни на что не годен? Клариса заглянула мужу в глаза, боясь ошибиться в своих предположениях – вдруг ослышалась или не так истолковала. - Ты скажи! Я думаю, что муж из тебя все же лучше, чем монах, если тебя все еще волнуют всякие глупости, - Клариса засмеялась, ее щеки порозовели от удовольствия – неужели она снова желанна. - Совсем не глупости! Но…, - голос мужа вдруг снова погрустнел. – Постоянно думаю об Инес. Представляю, что она где-то рыщет в поисках крови и в любой момент может заявиться к нам. Что мы ей скажем? То, что виноваты и хотим искупить свою вину тем, что станем для нее источником крови? И будем ждать, пока она не иссушить каждого из нас по очереди или обоих разом? Такое будущее меня пугает не меньше, чем прошлое. Нам нужна помощь. Эта твоя мать Изабо, я слышал о ней, говорят разное – будто она знается с потусторонними силами. Раз она вмешалась в наши семейные дела, значит ей известно гораздо больше. Что думаешь? - Думаю, что ты прав – кроме нее нам не поможет никто. Если нам суждено погибнуть от зубов нашей дочери, то пусть это свершится как можно скорее. Жить ожиданием встречи с ней, как отложенная казнь, я не вынесу этого. - Если она убьет нас, своих родителей, ее душа будет навеки проклята. Мы не должны этого допустить. За нее нужно бороться. - Неужели это возможно? - Да. На все воля божья. Здесь не обошлось без демона, его происки. Но полагаться мы должны не на его посулы, а на веру в справедливость. Доверимся своей судьбе. Обоим в тот момент хотелось одного – чтобы чувство тепла и просветления, которое пришло после стольких лет безверия и тоски длилось как можно дольше. Все однажды заканчивается. Они это знали и просили о малом.


Глава 32.
Напитавшись свежей кровью и плотью, Инес пополнила свои запасы энергии, чтобы жить. Внезапный прилив сил навел ее на мысль о том, что часть из них можно потратить на то, чтобы лишить юного погонщика верблюдов невинности – раз уж ему выпал жребий. Она сохранила ему жизнь. Но он видел, что она сделала с другими и стоило Инес сделать шаг к нему, заскулил, как щенок и бросился бежать. - Хочешь, чтобы я за тобой побегала? Инес сделал одно движение и снова очутилась перед юношей, который наконец понял, что ему не избежать предназначенной участи. Он не понимал, в чем она заключалась и приготовился в худшему. Инес подошла к нему вплотную, коснувшись своей грудью. Юноша затаил дыхание, боясь шевельнуться. Инес прижалась к нему теснее и с удовлетворением ощутила, что одна часть тела, в которой она была заинтересована, очень даже жива. -Так-то лучше, - сказала она и поцеловала. Губы юноши были твердыми, но не жесткими, сквозь них она ощущала его горячее дыхание. Волна животной страсти захлестнула ее, однако Инес сдержалась, поняла, если хочет взаимности, не стоит его пугать – он и так напуган до полусмерти. - Я тебя чувствую и мне это нравится. Не бойся, я не сделаю с тобой того, что с другими. Ты не навязывался мне и не собирался вместе с ними мучить меня. Для наслаждения достаточно двоих, особенно, если это в первый раз. Не смущайся, у тебя все получится – доверься природе своего тела – оно выдало тебя и все сделает за тебя, я помогу. Инес видела, как страх в глазах юноши растворялся по мере того, как он вслушивался в ее слова. Всем своим телом она приближала его к тому, чтобы он выпустил на волю своего тигра и набросился на нее, как охотник на жертву – Инес позволила ему поменяться с ней местами и не пожалела. Следующие минуты они оба познавали восторг и блаженство, напоминая обычных любовников, которые встретились после долгой разлуки. С усилием оторвавшись от юноши, Инес перевела дух и приказала: - Когда тебя спросят, что ту было, ничего не говори, - она намереваясь встретиться с ним еще раз, когда возникнет желание пережить снова такие земные и волнительные ощущения. Близость с неискушенным, но пылким юношей напомнила ей прошлую жизнь. К тому же ей было приятно, что он оказался девственником - неумелость компенсировалась напором, в котором не было любви и соитие напомнило Инес ее прижизненные фантазии о «неблагородных разбойниках". Не успела она порадоваться, как явились «гости» – призраки, сквозь которые можно было увидеть раскиданные по поляне останки караванщиков, принявшие Инес за легкую добычу. Она присмотрелась и узнала одного из них – его звали Феодосием. Потом Инес увидела своих родителей, они стояли рядом и держались за руки. На демоне, который тоже маячил на удалении, она задерживать внимание не стала, была уверена, что станет ее разыскивать. Инес заинтересовал один из «призраков», она никак не могла рассмотреть его потому, что он путался у всех под ногами. -«Что еще за карлик?» - недоумевала Инес. Каждый, судя по тому, как все они лезли ей в глаза, хотел, чтобы Инес его признала, и прислушалась к тому, что они ей внушали. Феодосий просил никого больше не убивать. Родители плакали, умоляли их простить. Демон обзывал похотливой дрянью и сердился за измену. Ничего из этого Инес не тронуло. Ее интерес пробудил самый незаметный из них – ребенок. Несмотря на младенческий вид, он уверенно стоял на своих маленьких ножках. Увидев, что она на него смотрит, решительно всех растолкал, вышел вперед. Остальные исчезли. Они остались вдвоем, вернее втроем, если принять во внимание ошалевшего от впечатлений молодого погонщика верблюдов. Осоловелыми глазами он смотрел на Инес и тянулся к ней, теребя низ живота – намекал на свое желание. Ничего другого Инес и не ожидала. Что ж, он ей тоже понравился, но сейчас ее интересовал другой «мужчина». Инес вдруг смутилась: - «Он все видел? Случайно или подсматривал?» - Ты кто такой? – спросила она недовольно. Погонщик принял это на свой счет, перепугался - его рука, которая все время была в движении, замерла. Инес недовольно насупилась: - Говорю же – не до тебя. Потом. Живи и помни - я твоя первая женщина, - Инес подумала, что было бы неплохо избавиться от свидетеля и пообщаться с ребенком, выяснить – кто он такой и почему следит за ней. Сжав руками голову юноши, Инес посмотрела ему в глаза, преодолела сопротивление и легко проникла в его сознание. Поискав нужное место, легонько дунула туда и стала ждать. Веки юноши отяжелели, он некоторое время пытался сопротивляться, но выдохся и закрыл, наконец, глаза. Заснул. Инес опустила обмягшее тело на землю, чмокнула в обнаженное плечо и оставила в покое. Ребенок терпеливо ждал, рассматривая ее в упор и нисколько не смущаясь тем, что она была обнажена. Если бы Инес присмотрелась повнимательнее, то поняла - младенец изучает ее грудь вовсе не потому, чтобы оценить соблазнительные формы, его интересовало - есть ли там молоко. - Что пялишься? – с угрозой спросила она и оскалила зубы, уверенная, что это подействует, ребенок испугается и исчезнет, как и другие. Ребенок в ответ на агрессию сначала нахмурился, потом заулыбался и закрутил головой в предвкушении ласки и кормления - поведение женщины он истолковал по-своему: - "Мама же! Могла и почудить, а потом все равно накормит". - Фу, какой ты отвратительный, - проговорила Инес, пряча за грубостью своё беспокойство – ребенок имел над ней необъяснимую власть, но, кажется, час не осознавал этого. - Я тебя знаю? Что тебе от меня надо? Может быть ты хочешь есть? Похоже на то. Не отдавая отчета в своих действиях, Инес протянула к видению руки. Ребенок тут же, будто только этого и ждал, встрепенулся ей навстречу. Они едва прикоснулись друг к другу, как нечто темное вклинилось между ними и ребенок исчез. Инес недовольно фыркнула и прислушалась – она услышала голос, который точно был ей знаком. -Инес, черт бы тебя побрал, где ты? - "Демон", - лицо Инес снова стало жестким. Она подозревала, что демон хочет ее вернуть и обязательно постарается затащить в ту глубоководную могилу, чтобы сделать своей пленницей. Не желая встречаться с ним, она направилась в сторону дороги, которая вела в город. – «Ходить обнаженной в таком безлюдном месте для девушки небезопасно» - эта мысль была из ее прошлой жизни». Сейчас, подумав об этом, Инес только улыбнулась. Фантазиями о своем пленении разбойниками, Инес доводила себя до экстаза, но в реальной жизни выйти на прогулку в безлюдное место в одиночестве никогда не решалась – понимала, что могла и не вернуться – настоящие разбойники после всего, что они бы с ней сделали, отвезли бы потом на рынок и продали. Теперь все изменилось – Инес больше никого не боялась – сама могла расправиться с кем угодно и уж точно бы не стала утруждать себя канителью с работорговлей. В лучшем случае, прикончила бы одного за другим на глазах друг у друга. «Наедаться» впрок, когда была сыта, она не собиралась. Ее путь лежал в один из богатых домов, о котором она вдруг вспомнила. Вскоре после ее ухода, появился демон, они разминулись. А еще через некоторое время Инес подходила к родительскому дому, в то время, как демон завершил осмотр места пиршества Инес, ушел ни с чем, взяв в плен «заложника», нового дружка Инес.


Глава 33.
Тревожный сон Теодоры прервался потому, что ей послышался детский плач. Она открыла глаза и увидела, что Тео не спит, но ведет себя несколько странно. Обычно он встречал ее улыбкой, тянул к ней ручки и что-то лопотал на своем языке, изо всех сил изображая маленького. Или становился вдруг серьезным и спрашивал строго, хорошо ли она спала и просил рассказать, что ей снилось. - Если ты испугаешься во сне, зови меня, я приду и тебя спасу. - Хорошо, - обещала Теодора. – Но во сне люди со своими демонами справляются сами. Бесконечные войны с ними - самый безопасный опыт, подсказки, если человек умеет разгадывать знаки, посланные ему духом сна. В такие дела лучше не вмешиваться. - Много ты знаешь о снах, - фыркал Тео. - Да побольше твоего, - смеялась в ответ Теодора, тиская ребенка и умиляясь тому, как ему хотелось ее защитить. Ребенок и сейчас выглядел внешне здоровым, но настораживало отсутствие в его глазах задорного блеска - они будто смотрели и не видели! - Тео, - окликнула Теодора. Он не ответил, глаза продолжали смотреть в одну точку. Предмет, который они изучали столь внимательно, находился далеко за пределами возможностей Теодоры – видеть то же, что и они. - Что с тобой, Тео, очнись? – она попыталась его растормошить, но ребенок оставался безучастным. - Только бы не заболел! – воскликнула Теодора с каждой минутой все больше впадая в отчаяние. Неизвестная болезнь Тео означала, что отныне добывать деньги предстояло ей. Если Тео мог прибегнуть к своим чудесным свойствам, в ее распоряжении был только один – продать себя. Теодора прижала Тео к себе и поразилась тому, что вместо привычного тепла или жара, который бы указывал на простуду, ощутила холод. Она развела костер. Устроив Тео поближе к огню, начала внимательно осматривать и ощупывать его, надеясь обнаружить причину необычного состояния. - Я справлюсь, Тео, чтобы ни случилось, верь мне. Я отнесу тебя к лекарю. Прямо сейчас. Ради тебя я пойду на все. Подумаешь, схожу один раз в тот дом. Зато у нас будут деньги, и я смогу ему заплатить. Скажи хоть слово, малыш. Твое молчание меня убивает. Тео вздрогнул, глубоко вздохнул и перевел взгляд на Теодору. - Почему ты плачешь? Она улыбнулась ребенку, взяла его ручку и начала один за другим целовать его маленькие пальчики, мокрые и соленые от ее слез. - Как же ты меня напугал. Зову тебя, зову, а ты смотришь на меня и ничего не говоришь? Приснился дурной сон или подумалось о грустном? Так бывает, вспомнишь о чем-то таком, и оно тебя не отпускает. Не держи это в себе, расскажи мне. Теодора продолжала ненавязчиво рассматривать ребенка и заметила, что его лобик прорезали две продолговатые морщинки, неглубокие, но им было там не место, она была уверена, что они появились после его «возвращения». - Что у нас с тобой за жизнь? Ты такой маленький, а уже о чем-то печалишься. Это несправедливо. В твоей жизни так мало радости. Может быть ты думаешь о своих родителях? Неважно, кто они. Богу было угодно, чтобы ты появился на свет. Ты его дитя! Он тебя любит, как и я, а может быть и больше потому, что он простит даже то, за что я бы отшлепала тебя по твоей попе, - она старалась разговорить его и развеселить, но Тео оставался грустным. Теодоре вдруг казалось, что она грезит наяву – будто стоит на краю бездонной пропасти, в которую вот-вот упадет – она проживала момент вынужденного возвращения в ненавистный ей дом «слепых свиданий». Липкая бездна хохотала и манила ее к себе. Теодору качнуло. Но она не сорвалась с воображаемого обрыва, увидела протянутую руку и ухватилась за нее. - Я здесь, рядом с тобой. Это всего лишь видение. Теодора очнулась – никакой бездны, только она и Тео. - Я нашел ее, - она сразу поняла, о ком он говорил. - Показался ей, она тебя видела, ты уверен? Тео грустно кивнул. Теодора не скрывала своей радости – она и сама чувствовала, что ребенок страдает без своей матери – как она не старалась заботиться о нем, заменить материнскую грудь было нечем. Не удивительно, что Тео, когда начал свой рассказ, первым делом, сказал об этом. - Ее грудь полна молоком. Она сердилась на меня. - Тео, если ты можешь ее видеть, то почему не можешь соединиться с ней? - Она не зовет меня. Я ей не нужен. Она смотрит на меня и вспоминает, что умерла. Я бужу в ней плохие воспоминания, потому и бежит от меня. Тео замолчал. Его губы дрожали, а глаза наполнились слезами, которые выплеснулись через край - маленькое сердце не могло вместить свою горькую обиду и понять – за что. *** Молодой погонщик очнулся и сообразил, что не идет, а его волокут по земле. Попытался вырваться. Но невидимая рука только сильнее ухватила его, встряхнула и потащила дальше. Он снова попытался вырваться или хотя бы увидеть того, кто так грубо обращается с ним. Хватка ослабла, юноша не удержался и свалился кулем в дорожную пыль. Прямо перед своим носом увидел ноги в расшитых золотом сандалиях. Он попытался посмотреть наверх, но нога в сандалии поднялась и придавила его голову к земле. - Не дергайся, червь. Ты меня и так разозлил. Тебе лучше не провоцировать меня. Ты расскажешь мне все. Иначе я оторву твою никчемную голову, но сначала выдавлю твои глаза. Ты даже не представляешь, на что ты ими взирал, не имея на то права – Инес моя, - демон вперился в него, выманивая, одно за другим, воспоминания, которые превратились в стадо послушных овец. Вот он идет к оливам, чтобы расстаться с девственностью – из-за нее над ним смеялись и подшучивали. Он видит молодую красивую незнакомку, которая вышла к их костру. Она казалась такой беззащитной. Возможно, она заблудилась, искала защиту. Погонщики верблюдов решили воспользоваться ею и бросили жребий, который пал на него. Он боялся идти, но пересилил себя. - Бедный! – демон вклинился в «исповедь» и встряхнул юношу, чтобы он не терял нить. Сцену кровавой бойни демон рассматривать не стал, скучно. Его интересовало продолжение. Пара моментов и стало ясно, что Инес взяла все в свои руки, она была нежна с ним. Чтобы подтолкнуть робкого девственник к нужным действиям, она «утопила» его в черной бездне своих зрачков, откуда он благополучно "вынырнул", но уже ниже ее талии. Новые неведомые ощущения вползали в его душу, как змеи. Смущение прошло. Вместо этого он ощущал себя сверхсуществом, которому открыли тайну его рождения и сказали, что он умеет ходить по воде. Он вспомнил, как Инес прошептала ему ухо: - Теперь ты знаешь, что такое искушение, - а потом укусила. Теплая кровь струйкой побежала по его шее. Боли не было – ему казалось, что они становятся одним целым – ведь все это время, пока она пила его кровь, он был в ней. Вместе с тем пришло осознание, что за неземное наслаждение придется заплатить жизнью. Вместо того, чтобы испугаться, он еще энергичнее задвигался в ней. Женщина пришла в неистовство – она достигла пика наслаждения, откинула голову и застонала. Потом снова посмотрела на него: - Не боишься смерти? - Нет, - прошептал юноша и попросил, - поцелуй меня еще раз. Я хочу повторить, у меня еще остались силы. Демон схватил юношу, приподнял над землей и отшвырнул прочь. Он не представлял, что увиденное произведет на него такое впечатление. С ним Инес никогда не была такой чувственной! Как этому червю удалось пробудить в ней то, о чем демон мог только мечтать? - Вероломная! Ты заплатишь мне за это! – демон подхватил бесчувственное тело, перекинул через плечо и понесся, как разъяренный буйвол к своей пещере – ему не терпелось «досмотреть», зрелище чужого наслаждения его возбуждало. К тому же надо было придумать, как заманить Инес и побольнее отомстить ей. Если она сохранила этому «похотливому червю» жизнь, значит он для нее важен. Демону хотелось, чтобы Инес корчилась в муках, страдала, наблюдая за тем, как он будет превращать «червя» в экспонат своей коллекции.


Глава 34.
Мать Изабо пыталась постигнуть тайну очередного заклинания, которое могло пригодиться в общении с Инес и с демоном и не заметила, как позади нее возникла тень. Бесформенный сгусток чего-то темного, размером с яблоко, начала расти и светлеть, обретая узнаваемые формы существа с огромными крыльями и подвижной огненной субстанцией вместо головы - ангела. Воздух в каменном подземелье мгновенно раскалился, стало нечем дышать. Гранитная плита под ногами ангела стала плавиться. - Ты уже здесь, - проговорила мать Изабо, оборачиваясь к гостю. На ее лице выступили капельки пота, но не от жара – ей было страшно. Появление ангела ничего хорошего не сулило. - Мы ждали, пока ты нас позовешь, Изабо – тебя так зовут в этом мире? Ты возгордилась. Думаешь одолеть демона и генткуба без нашей помощи, будто это всего лишь презренный суккуб или вампир? Гентакубы, да будет тебе известно, порождение обстоятельств, вызванных вмешательством неизвестной силы. Ты уже разобралась с этим или все же попросишь подсказки? -Читайте в моем сердце - оно открыто. Кроме гордыни, которая по-твоему, мучает меня, ничего не заметили? Ангел слегка повернул в сторону матушки Изабо свою внушительную голову и даже пошевелил крыльями, обронив пару перьев. Изобразить безмерное удивление дерзким поведением монахини по другому ангел не смог бы, даже если бы постарался. Стоящая перед ним монахиня, безусловно, поняла, но не пала на колени, умоляя простить за слова, которые вырвались сгоряча от усталости и глупости. Она расправила плечи и смотрела вверх на него с таким отчаянием и болью, что ангел не стал ее пепелить, а решил понаблюдать – что еще она вытворит – не каждый день и даже век встречаешь такой осознанный протест. Обычно ангелы не слушают оправданий – они приходят, чтобы покарать. С матушкой Изабо ангел сделал исключение и не пожалел. Изабо приготовилась к худшему, но, увидев, что все еще жива, поняла – ей дали шанс, который она не упустит, иначе зачем были ее старания? -Люди грешные. Все до единого. Вы презираете нас. Будь ваша воля, давно бы извели человеческий род. За то, что творят люди, прикрываясь именем бога, в том числе, это было бы справедливо. Но разве замысел Создателя в том, чтобы карать всех, уравняв преступления с ошибками? Убийство может быть защитой слабого. Ложь – спасением для того, кто не вынесет правды. Подлость, измена, прелюбодеяние, воровство имеют, как минимум, две стороны – «преступник» и «потерпевший» приведут свои доводы и поменяются местами. Люди получили свободу воли. Это стало испытанием для них. Им нужна помощь! Тот, кто осознает бессмертие своей души и поверит в милость Создателя, может измениться! Люди боятся вас. Они рисуют вас белыми и пушистыми, но они вас боятся потому, что видят в вас предвестников смерти! Людям нужно помогать, пока они живы и сами могут что-то изменить. Это и хотела сказать… благодарю, что дали такую возможность. Я не надеялась. - В твоих словах любовь. Твою жизнь продлили не зря. Твой опыт имеет ценность. Ты хорошо справляешься. По-твоему, ангелы недостаточно хорошо справляются? - Люди знают про ангелов-хранителей, но чаще всего познают бога, когда к ним приходит карающий ангел, когда уже поздно. Боль и страдания души умирающих очищают, но живые лучше не становятся. Вы не замечаете того, что вижу я – безрадостная жизнь ломает, обезличивает, люди превращаются в бесчувственных и бездушных до того, как их призовут на суд. К моменту смерти уже и судить нечего… Их искушает. Вы караете. Они мучаются сами и в ответ мучают и предают друг друга. Знаете, почему люди убивают свою душу? По той же причине, о которой говорю – они это делают, чтобы не чувствовать и не страдать. Потому им кажется, что они живут только, когда грешат и ни о чем не думают. Изабо замолчала. Она пыталась вспомнить, о чем еще забыла сказать. Другой такой возможности в ее жизни не случится, и эта была скорее исключением из правил, чем практика общения ангелов с теми, кто «возился» с людьми, как священники и такие, как она – посредники или защитники между смертными и демонами. -Хорошо, учтем. Ближе к делу. - Это все? – Изабо была растеряна, она ожидала другого. - Хочешь упрекнуть в равнодушии? Не стоит. Достаточно того, что тебя выслушали. Могу лишь сказать, что твою речь слышал не только я. Все сошлись во мнении – радикальных перемен не будет. Мы расширим твои полномочия и дадим власть, чтобы ты смогла довести до ума то, что уже есть. Ребенок, зачатый от демона, выжил и входит в силу. Душа его матери неподвластна демону, ты знала об этом? Мать Изабо не скрывала своего удивления, потом сообразила, что появление ангела обусловлено именно этими – они знали, что случилось с Инес, но не объяснили ей – почему это произошло. - Она гентакуб. Я думала, что ее душа потеряна для бога навсегда. Но ее ребенок в надежных руках, та женщина сумеет пробудить в нем доброе начало. - Эти существа непредсказуемы. Представь себе, что ее душа спит, какой она проснется, зависит от многих причин. Ее вернули потому, что ребенок, зачатый от демона, имеет в себе такую силу. По какому пути гентакуб пойдет, не знает никто. Даже мы. Мы ее не видим, если описать образно наши возможности по отношению к ней в данный момент. Ее ребенок нечто другое. Мы наблюдаем за тем, как он растет. Теодора, которую ты определила ему в няньки, справляется. Ребенок любит ее. Но и свою мать любит тоже, хотя и злится на нее за то, что она его отвергает. Ты поможешь им встретиться и понять друг друга. Берегись демона. Его одолевает ревность - нахватался от людей, оставался бы просто демоном… Гордыня подвела. Но это его естество. Прощай. - Прощай… - мать Изабо наблюдала за тем, как ангел вошел в стену, оставив за собой след – оплавленные края вдоль длинной трещины, которая протянулась до самого верха. - Не знаю, услышал ли ты меня? Мало было создать людей и приручить. Людям нужно ваше одобрение. Вы, пастухи, забываете хотя бы изредка гладить овец. - Учтем, - прозвучало издалека и мать Изабо не была уверена в том, что ей это не послышалось. *** То было дальше, юноша вспоминал с трудом. В пещере, куда его притащили и бросили в угол, как куль с куриным пометом, царила атмосфера еще более опасная, чем в саду, где Инес на его глазах растерзала его товарищей. Там ему ничего не грозило – он это понял, когда его подружка давала ему наставления – обо всем помалкивать. Она не стала бы его предупреждать и давать советы, если бы хотела навредить. И самое главное – она его не убила, как других. Здесь же ситуация складывалась хуже некуда и обещала верную смерть. Демон, пока скакал во всю прыть к пещере, сгорая от ревности, подуспокоился. Он решил не убивать любовника Инес сразу, с этим можно подождать. - Вижу, тебе понравилось, - хозяин пещеры знал все до мельчайших подробностей о том, что произошло в саду – выудил «признание» нечестным путем – юноша не собирался ни с кем делиться этой тайной и готов был поклясться, что не сказал ни слова. – Не удивляйся. Ты очень громко думал. А знаешь, зрелище меня впечатлило. Глядя на тебя, не скажешь, что ты такой любвеобильный. С виду тихоня, но в «твоем омуте черти» - что надо. У моей подружки, Инес, чутьё, от меня набралась. Не подумай, я не любитель подсматривать за своими женщинами в момент, когда они мне изменяют. Разве что, иногда – это так возбуждает. Я потом аккуратно присоединяюсь и ..ну, ты понимаешь. Побледнел? Нет! Меня с вами не было. Интересно другое. Как могло случиться, что такой как ты, никчемный, ничтожный червь, стал мне соперником? Но на этом твое везение закончилось – с червями всегда так, пока им не надоест рыхлить землю, и они не выползут наружу – одно необдуманное решение и ты уже еда! Но это чуть позже, пока побудешь приманкой для Инес, - демон пнул ногой юношу в угол. - Не вздумай сбежать. Ах, да, ты еще не догадался, с чьей подружкой тебя угораздило покувыркаться. Так и быть, покажусь в своем истинном обличии. Смотри, не обделайся. Преображение не заняло много времени – изменилось всего несколько деталей в облике демона, но зато каких! По обе стороны массивного лба выросло два массивных рога. Грудь раздалась. Торс рельефными мышцами теперь больше напоминал тушу освежеванного буйвола, нежели человека. Вышитые золотом сандалии болтались на копытах, которые нетерпеливо постукивали по каменным плитам, высекая искры. Из-за спины существа, которое тучей нависало над бедным юношей, показался хвост – он извивался, щелкал и своим острым шипом чертил глубокие царапины на низких сводах пещеры. Хвост метнулся к лицу юноши. Он отпрянул, но недостаточно быстро – шип рассек на лбу кожу. Из раны брызнула кровь. Демон поморщился и ткнул в рану шипом, который успел раскалиться до бела. Послышалось шипение и запах жаренного мяса. Юноша взвыл от боли. - Понял, кто я такой? Я не главный. Но и не последний. Ори, сколько хочешь, тут тебя никто не услышит. Свою судьбу ты выбрал сам, когда поперся за Инес. Я прижег тебе рану. Будем считать это моей меткой, – демон повернулся, чтобы уйти. – На всякий случай, предупреждаю – не пытайся бежать. Пещера не охраняется. Но, если я вернусь и тебя тут не окажется, вариантов у тебя останется всего два – умереть сразу или получить от меня в дар вечную жизнь, но вот в таком виде, - демон показал юноше на длинную вереницу голов, которые, несмотря на то, что были отделены от тел, продолжали жить – одни наблюдали за ними, другие спали, – Моя коллекция! Здесь те, кому не хватило мозгов и веры – держаться от меня подальше. Послушай, червь, ты уже покойник, но у тебя есть шанс спасти свою душу. Не знаю, зачем я тебе даю эту подсказку. Видимо, я становлюсь сентиментальным… Инес меня расстроила, тем, что изменила с тобой. Я знаю, ты не виноват, это она принудила тебя к близости. До этого ты был девственником. Ты уже не забудешь ее. Она тебя пометила. Юноша слушал, но страх так и не смог вытеснить чувства, которые пробудились в нем - облик Инес – нежный, соблазнительный и смертельно опасный не отталкивал, а тянул к себе непреодолимо. Демон внимательно посмотрел на юношу, усмехнулся и махнул своей лапой: -Безнадежен, готов расстаться со своей душой ради нее, последуешь за ней, как баран, в ад. Ну, что ж, я предупредил, чтобы и в этот раз меня не обвинили в гибели невинной души агнца. Видел я тебя, агнец… Мне, что б так раскочегарить Инес, пришлось бы вывернуться наизнанку и то не уверен, что это бы помогло. Смотрю на вас, людей и понимаю, что мне и делать ничего не надо – стоит вам лишь сделать глоток похотливой страсти, которую вы по ошибке принимаете за любовь, - демон произнес эти слова наставительным тоном, показав когтистым пальцем вверх, мол, оттуда все видно и сам удивился, когда сквозь темные своды пробился луч - он услышан – верный признак, что земными делами наконец заинтересовались на небесах.


Глава 35.
Мать Изабо, расставшись с ангелом, вернулась к книге заклинаний, которую пришлось временно отложить. Несколько раз повторила молитву укрепления веры. Сейчас эта магия ей была нужна больше всего. Не имея возможности видеть будущее, ей было трудно прилагать такие усилия в настоящем, не зная, чем все обернется. -А вдруг все напрасно? А что, если демоническое начало притаилось и все равно поглотит душу ребенка? Он подрастет и ожесточится – это происходит со всеми детьми, особенно с теми, кого так любят, - мать Изабо была достаточно мудра, чтобы не питать иллюзий насчет ангельской сущности младенцев. Она считала детей податливой глиной, из которой можно было вылепить основу. Но дьявол всегда в мелочах. Примеры подобного взросления и метаморфоз из «чудесного ребенка» в монстра она наблюдала не раз. Сохранить в себе веру, не послать все к черту, невероятно трудно. Молитва должна была помочь. *** Инес внимательнейшим образом рассматривала дом, который утопал в зелени, неудержимо манил ее уютом и ощущением безопасности. Это был дом ее родителей. Магия матушки Изабо проложила этот путь, связав его с желанием самой Инес – найти место, где можно было отдохнуть, одеться и воскресить свои воспоминания. Её угнетала пустота, которая, по ощущениям Инес, должна была содержать «летопись» ее «богатого» прошлого. Инес казалась себе книгой, в которой было много страниц, ни одной буквы и несколько картинок скабрезного содержания. Если бы не лик ребенка, который проступил на одной из «страниц», можно было подумать, что она жила с единственной целью – напиться крови и совокупиться. Отправляя Инес за своими воспоминаниями домой, Изабо действовала наугад, не представляла, насколько сложный механизм познания самого себя через свое прошлое она запустила. Как отнесется Инес к себе самой, когда она только начинала копить свои грехи, отдавая предпочтение самым чувственным и потому – наиболее опасным. Сойти с этого пути было сложнее, чем убедить себя в том, что быть богатым – это скорее плохо, чем хорошо. Человек мог постичь благодать щедрости, осознать тщетность накопления земных богатств, но отказаться добровольно от плотских наслаждений и сдаться без боя неумолимой старости мог далеко не каждый. Инес залюбовалась нарядными воротами, которые, как и полагается в ночное время, были наглухо закрыты. Она на секунду задумалась и уверенно свернула в сторону, прошла вдоль густой, колючей изгороди, которая скрывала высокую каменную стену. -«Что я ищу?» - удивлялась Инес тому, что делала, но продолжала идти вслед за "незримым маячком памяти". Он озарил темные закоулки, где неожиданно обнаружились полезные вещи, например, знание того, как преодолеть колючую ограду, которая, чем дальше от входа, становилась выше и гуще. - Вот так вот! – Инес не удержалась, проговорила это вслух, рискуя быть услышанной охраной, которая по идее должна была оберегать покой владельцев богатого имения. И не ошиблась – по ту сторону высокой стены послышалось шуршание. Инес прислушалась и поняла, что это не человеческие шаги. Скорее всего сторожевые псы, которые первыми обнаружили чужака. Но почему не лают? Инес в нерешительности замерла перед едва заметной в хаосе дикого винограда калиткой. - Пробраться в этот богатый дом просто потому, что мне все знакомо, - Инес протянула руку и ощутила приятную прохладу старого шершавого дерева. Прикосновение пробудило в ней новые воспоминания, будто приоткрывался плотный занавес. Инес увидела себя со стороны – как она подходит к этой же калитке, достает из незаметного тайника увесистый ключ, вставляет его в темное отверстие в самом низу и… Инес не стала «досматривать», а повторила все, что было в подсказке. Нащупав пальцами скважину, задумалась: - «Если сейчас калитка откроется, значит я в этом доме уже бывала прежде. Получается, что часть моей памяти открывается только, если я окажусь в непосредственной близости. В доме наверняка найдется много вещей, которые подскажут мне – кто я такая. Инес было неприятно, что она вынуждена пробираться тайком, как воровка, хотя могла войти, как … Инес снова задумала - как кто? «Гостья» или «хозяйка»? Это были не единственные вопросы, которые, как двери, закрывали путь в прошлое. Чтобы ответить, надо было эти двери открыть. Инес решительно повернула ключ. Раздался тихий щелчок, и калитка приоткрылась и тут же высунулась огромная собачья морда, которая ждала. Инес отпрянула. В темноте блеснули два зеленоватых глаза, послышалось рычание, в котором не было угрозы, скорее предупреждение. Инес с удивлением прислушалась к себе и поняла, что она не опасалась этих зубастых стражников. Не только потому, что сама была не менее опасна, чем они. Интуиция подсказывала ей, что схватки не будет. Крупный, кожаный, собачий нос несколько раз втянул воздух. Пара секунд ожидания и приветливое повизгивание известило, что Инес узнали, ей были рады и приглашали войти. Она протянула руку, дотронулась пальцем до носа. Пасть распахнулась, обнажив огромные белые клыки, мелькнул алый мясистый язык. Рука Инес оказалась в пасти чудовища. Она не шевелилась. Страха по-прежнему не было, только любопытство. - Хочешь мной отобедать? Попробуй и я откушу тебе твой нос и тебе нечем будет нюхать у себя под хвостом, глупый пес. Не узнаешь меня? - Инес говорила первое, что приходило в голову, не задумываясь над смыслом, но с тональностью голоса, определенно, угадала. Собака отпустила ее руку и лизнула, потом подпрыгнула и поставив Инес обе лапы на грудь, лизнула снова, на этот раз в лицо. Она с трудом удержала равновесие. - Фу! Не надо мне твоих соплей! Что за нежности! Ты же охранник, а не любовник. Прекрати! Собака послушалась, но продолжала крутиться вокруг Инес, сбивая с ног. Инес попыталась вспомнить кличку собаки, но память не отозвалась. Видимо ей «возвращали» только самое главное, а пёс и так ее впустил. -«Надеюсь, обратно выйду тем же путем и мне не придется тебя убивать», - Инес потрепала собаку по холке, присматриваясь к месту, куда в случае опасности следовало вонзить свои клыки. Пёс не унимался, продолжал ласкаться, выражая всем видом, что соскучился. Инес испытала чувство неловкости за свои мысли и пообещала себе, что сдержится и сохранит собаке жизнь. Осмотр двора ничего в Инес не пробудил – деревья, кусты, цветы, фонтаны, разве что одна из скамеек показалась знакомой. Инес сосредоточилась и в ее воображении возник образ девушки. Она отдыхала на этой скамейке в позе, которая не оставляла сомнений о мечтаниях, которым она предавалась в этом укромном уголке. Инес презрительно хмыкнула: - Хорошая девочка, которой никто не подсказал, что так старательно злоупотреблять фантазиями – верный путь в подружки демона. Уж я-то знаю. Послевкусие, знаешь ли, стыдная болезнь или беременность, а потом и роды, когда тебя несколько раз раздерут на части, пока родишь – тебе бы это не понравилось. Впрочем, дитя, возлюбившее грех, наслаждайся, пока можешь, - Инес была далека от нравоучений, она лишь констатировала факты, о которых имела полное представление. То, что она поделилась опытом, говорило в ее пользу - могла бы просто позлорадствовать. - "В саду пусто, но весело. Посмотрим, какая атмосфера в самом доме", – в сопровождении пса, который не отходил от нее ни на шаг и норовил то и дело, куснуть за попу. Инес отмахивалась, ругалась, а самой было смешно – пес ей нравился - балбес, но тоже весёлый, как и та мадам на скамейке. – Твоя хозяйка, она живет здесь? – спросила Инес, потрепав собаку за холку. Тот подпрыгнул и лизнул ее в лицо. - Фу! Я знаю, что ты только что лизал! Не делай так больше. Пес послушно отошел на шаг и довольный, что его не прогнали, потрусил рядом. В доме светилось одно окно. Оно было распахнуто настежь, как и все остальные - ночь, увы, не принесла обещанную прохладу. - С такой охраной бояться нечего, да? - Инес посмотрела на пса и погрозила ему кулаком. – Так-то ты охраняешь своих хозяев? Если только мы не были знакомы раньше, - эта догадка, которая пришла ей в голову, была столь неожиданна, что Инес не закончила свою мысль и у нее слегка закружилась голова. Она покачнулась. – Какая я, однако, впечатлительная. Или переела? Хотя наверное потому, что недо… . Эта легкомысленная девица напомнила мне моего «девственника». Кстати, дорогой песик, ты так гостеприимно встретил меня? Мы знакомы? Ты поэтому меня не растерзал? – Инес говорила все это строгим голосом. Пес, не понимая, в чем претензия, на всякий случай, вильнул хвостом и побежал в обратном направлении – служба превыше всего. Инес усмехнулась – зубастый охранник позволил ей войти в дом! Она подошла к окну, где горел светильник, заглянула и у нее снова все поплыло перед глазами – в комнате была та самая девушка, которая пригрезилась ей на скамейке. Только теперь Инес показалось, что она как две капли воды похожа на нее. Она отпрянула от окна и, скрывшись за полотняным занавесом, который декорировал окно и надежно защищал от дневного зноя, решила понаблюдать. Девушка бесцельно ходила по комнате – то к зеркалу, то к столику, на котором стояли баночки и флаконы. Весь её вид говорил том, что она изнывает от скуки. Потом она разделась – скинула с себя легкий хитон и стала натираться чем-то приятно пахнущим, что зачерпывала пальчиком из раскрытой баночки, инкрустированной фигурками из разноцветной эмали. Баночка показалась Инес знакомой. Она точно помнила, что с обратной стороны на крышечке имелся небольшой скол – Инес уронила ее, крышка не разбилась, но след остался. Ароматы, которые доносились из окна, как и все остальное, определенно были знакомы. Инес захотела рассмотреть все получше, осторожно отодвинула край занавески. Девушка производила свои манипуляции перед зеркалом и казалось, ничего не замечала вокруг. Потом вдруг подняла голову и посмотрела в зеркало. В отражении было отчетливо видно окно, занавес и Инес, которая тут же исчезла - спряталась. Послышался удивленный возглас. - «О, боги, только этого мне не хватало, чтобы девчонка начала орать». Но Инес беспокоилась напрасно. Девушка не стала поднимать шум, она молниеносно обернулась, подбежала к окну и прошептала, как опытный заговорщик. - Эй, не прячься, я тебя видела. Не бойся меня. Залезай!


Глава 36.
- «Отчаянная..», - Инес перебрала все варианты возможных действий, ничего не выбрала, вздохнула и вышла из своего укрытия. В неверном свете, который падал из окна, она наконец рассмотрела девушку, которая склонилась над ней и тоже разглядывала ее в упор. Она не ошиблась – обе были похожи, как зеркальное отражение. - «Вылитая я! Только немного моложе», - подумала Инес. - Ты так похожа на меня! Неужели у меня есть сестра? Голос изумленной незнакомки показался тоже знакомым, хотя и не очень приятным: - «Вульгарный» - заключила Инес. Мало кому собственный голос с первого раза покажется узнаваемым, а не чужим и даже противным. - Если мы похожи, это не значит, что мы сестры. Так, я войду? – спросила Инес, как можно учтивее, но так, чтобы хозяйка дома не приняла ее за нищенку, которая перед ней лебезит. Если бы Инес захотела, она бы уже лежала в уютной постели этой фифы, а та сидела бы снаружи с высунутым языком вместо собаки, которая возлежала бы на кровати рядом – «предавать хозяев, так предавать». Судя по всему, девушка искренне была рада гостье, с готовностью протянула Инес руку, помогая забраться. Инес ловко заскочила и оказалась внутри. - Подойди сюда, - попросила хозяйка комнаты, - Пожалуйста, - добавила она и потащила упирающуюся Инес к зеркалу. – Что ты видишь? То же, что и прежде - их отличала только одежда – разодранная на одной, богатая и чистая на другой. Но и тут ждал сюрприз. Присмотревшись к тому, что было надето на Инес, девушка воскликнула: - Мне эта ткань знакома! Это же мое платье! Не веришь? Я покажу! – и выбежала в соседнюю комнату. - «Там моя одежда», - подумала Инес, удивилась очередной догадке и ее охватила паника. Она заметалась по комнате, хотела даже выпрыгнуть назад в окно, убежать, но ее остановил голос, который доносился из предполагаемой гардеробной: - Зайди, здесь, кроме нас, никого нет, не бойся! Вот, смотри! Инес дала себе секунду на раздумье, вдох-выдох – идти или все же убежать? -Где же ты? – в голосе слышалось нетерпение. -Иду!, - откликнулась, наконец, Инес и осторожно вошла. Окинув «гардеробную» быстрым взглядом, поняла, что не ошиблась – все, что находилось тут, принадлежало ей, вплоть до сандалий, несколько пар которых стояли вдоль стены. - «Это сон? Может и все остальное мне приснилось? Если так, пусть это сон кончится. Я не хочу умирать во время родов! Я не хочу быть беременной, да еще от демона! Я хочу быть такой, как она, богатой и глупой бездельницей!» Растерянность Инес девушка истолковала по-своему, решила, что ей стало плохо, она заботливо подхватила Инес под руку и отвела к своей постели. - Приляг! Принесу тебе воды. Сегодня ужасно душно, не удивительно, что ты искала убежище в тени сада! И все же я рада, что эта маленькая беда привела тебя ко мне. Я уже умирала от скуки! - «От скуки можно наделать таких глупостей…», - подумала Инес. - Нет, не надо воды. Присядь рядом со мной. С чего ты решила, что я забралась сюда в поисках тени? Разве на улице не ночь? Девушка послушно опустилась на жесткое, как нравилось Инес, ложе, посмотрела на нее задумчиво. - Ну как же, ты пряталась в саду, ждала ночи, чтобы войти? Я бы так и сделала на твоем месте. Странно, что Минотавр тебя не загрыз. Обычно, он злой. Я могу оставлять окна открытыми, могу гулять при луне по саду голышом, купаться в фонтане! Здесь можно ничего не бояться. -Я заметила, - уклончиво ответила Инес, думая, с чего начать свои расспросы. – Послушай, ты не могла бы назвать мне свое имя. Нет! Стой. Дай я угадаю, - Инес поняла, что совпадений слишком много и решила идти напролом. - Ты - Инес. - Да! Как ты угадала? Ты меня знаешь? Мы виделись в термах? Или…, - девушка смутилась. Но Инес и так поняла, что та имела ввиду – хозяйка дома была из той породы молодых и ветренных девушек, которые тайком покидали отчий дом и, возвращаясь под утро, первым делом окунались в купель, чтобы смыть с себя специфически пахнущие следы запретной любви. Инес напрягала свою память, чтобы вспомнить – была ли у нее сестра. Она хотела продолжить расспросы, но ее опередили. – А тебя как зовут? - Меня? – Инес решила, что проще сказать правду. – Тоже Инес. - Странное совпадение, - задумчиво проговорила девушка, впервые за время встречи ее лицо погрустнело. – Даже не знаю, как это объяснить. Похоже на сон. Но можно спросить родителей, возможно есть семейная тайна, о которой я не знала. - Предлагаешь спросить родителей прямо сейчас? Или все-таки подождем до утра? – Инес видела, что её тезка взволнована - она уже больше не улыбалась во весь рот так, будто все несчастья мира дали ей клятву – никогда её не тревожить – видимо, дошло, что жизнь полна сюрпризов, иногда опасных. Стоило ли ей впускать к себе незнакомку или надо поднять тревогу? Инес возмущала такая беспечность и в то же время ей было жалко девушку: - «Она глупа или все же беспечна потому, что не имела опыта общения с плохими людьми? Похоже, что она предоставлена сама себе, как и я», - Инес поняла, что это проклюнулась ее память. Она обняла «другу» Инес за плечи, прижала к себе: – Послушай, давай спросим утром, не будем тревожить их, пусть эту ночь проведут спокойно. Кто знает, какой сюрприз мы им преподнесем и будут ли они рады ему? - Ты права. Дождемся утра. Я так растерялась, даже не знаю, о чем тебя спрашивать. Может ты начнешь первой? - Хорошо. Если я скажу, что знаю, кто твои родители, ты не удивишься? -Нет, их все знают. Ты могла это услышать от кого-нибудь. -Согласна. Тогда давай я буду отгадывать про другое. Если отгадаю что-то важное насчет тебя, ты в ответ сама расскажешь то, что хотела бы скрыть. Что-то стыдное, например, - Инес заглянула девушке в лицо и увидела, что та покраснела. – Тебе неловко? Ты не хочешь рассказать потому, что стесняешься меня? А держать все это в себе, разве не мучительно? Пользуйся моментом, я могу тебя выслушать и не стану упрекать. А вот совет дать могу. У меня есть кое какой опыт. Кстати, могу предупредить тебя – твоя мать о многом догадывается. -Да ну ее, она сама, будь ее воля, сбегала бы со мной! Ой…, - «другая Инес» осеклась. – У меня вырвалось! Я не хотела этого говорить! Но ты меня заинтриговала. Я поделюсь одним стыдным секретом, так и быть. Но сначала расскажи ты. Вдруг ты меня разыгрываешь? Инес начала с того, что рассказала девушке про её «сны наяву», в которых она была с демоном, как в первую же встречу он лишил ее девственности, а потом приходил не один... По тому, как расширись зрачки «другой» Инес, было ясно, что Инес рассказала, пожалуй, о самом-пресамом стыдном. - Ты не могла об этом знать! – прошептала девушка, прижав руки к груди. - Но знаю! Теперь твоя очередь. Мы договаривались. В ответ на свое «откровение» Инес услышала «признание» о том, как познакомилась с юношей у колодца, когда она вместе с матерью останавливалась на ночлег в монастыре Махерат по пути в Александрию. У нее больше не было сомнений, что она «откровенничает» сама с собой. - Забавно, но эта история мне тоже знакома. Дай еще кое-что угадаю! Тебе имя Феодосий ни о чем не говорит? – спрашивая, Инес смотрела своей тезке прямо в глаза. Реакция была бурной – девушка вскочила, уставилась на нее, как на привидение, побледнела и упала к ногам Инес без чувств.

Глава 37.
- Дошло, наконец, а то думала, придется до утра «вспоминать», – Инес не торопясь, подошла к девушке и стала приводить ее в чувство. Сначала похлопывала по щекам, потом раздвинула края сорочки, обнажив грудь. Инес посмотрела на нежное тело, розовые соски и спустила сорочку ниже – она уже знала, что увидит там – такую же родинку, как у нее. Инес подошла к зеркалу, приподняла свою рубашку и убедилась – родинка на месте. - Она не можешь быть мной, но она есть, – прошептала Инес, глядя на распростертое беспомощное тело. Девушка застонала. Инес поправила на ней одежду, присела рядом и стала ждать, когда та окончательно придет в себя. «Другая» Инес открыла глаза и еле слышным голосом спросила: - Умоляю, скажи, кто ты? Инес вздохнула. -Есть одна идея, но ты не поверишь. -Ты хочешь сказать, что мы с тобой близнецы? -Нет, - Инес усмехнулась. – Ты и я – это одно. -Как это? -Не знаю. Я – твое будущее, а ты - мое прошлое, потому и выглядишь немного моложе. Я знаю о тебе все. А ты обо мне ничего, кроме того, что было общим, пока наши с тобой пути не разошлись. Я ушла дальше по дороге жизни. А ты… В комнате стало тихо. Инес слушала, как потрескивает фитиль. Из розовых кустов, которые росли под окном, доносилось пение цикад. Луна серебрилась в окружении звезд. Насыщенный ароматами воздух становился прохладнее. Инес захотелось лечь и заснуть так, чтобы ее никто не беспокоил, а проснуться не с первыми лучами солнца, а когда захочется и не думать о том, что будет дальше. Ей хотелось просто жить. - «Странное желание, раньше моя жизнь казалась мне скучной, тянуло на приключения. Теперь я была бы счастлива не иметь их вовсе». - Кстати, - она посмотрела на «другую Инес, которая не сводила с нее глаз, - ты все еще представляешь себе разбойников? Не делай вид, что слышишь впервые. Сначала их было двое. Потом тебе показалось этого мало и к ним присоединился еще один. Они «пытали» тебя по очереди, - Инес изобразила действие и захохотала. -Перестань, прошу тебя! -В чем дело? Тебе неловко? – рассердилась Инес, увидев перепуганное лицо девушки. – Не делай вид, что тебе это не приятно. Ты же такая выдумщица! Про повязку на глазах, помнишь? Тебе ее повязали, чтобы ты не смогла опознать насильников, так? Но ты исхитрилась и подсматривала в щелочку внизу возле носа, через которую ты видела только их фаллосы… Что еще мне надо о тебе рассказать, чтобы ты поняла – прежней жизни уже не бывать, а будущее настолько ужасно, что отмаливать свою душу надо начинать немедленно. Но ты от этого далека, дорогая Инес. Пока, далека. Но я знаю, что будет потом – я и есть – это «потом». Посмотри на меня внимательно. Что ты видишь? - Тебя послал демон? – спросила «другая» Инес. - Точно нет, успокойся. Поменьше думай о нем. Я пришла сюда, не зная, что встречусь с тобой или с собой, что одно и тоже. Твоя жизнь изменится очень скоро и это напрямую связано с демоном. Уверена, что ему не понравится то, что мы встретились, ведь я напугала тебя, а этого уже достаточно, чтобы в следующий раз ты прогнала его. Я развеяла его чары, скажем так. Если ты все еще сомневаешься, могу добавить еще деталей твоих игр с разбойничками. -Нет, - «другая» Инес потупилась. – Все это глупо, я знаю, но меня это заводит. -Не объясняй. Без тебя знаю. Дозаводилась…, - Инес хотела продолжить и рассказать о своей беременности, но заметила на столе среди шкатулок знакомую – в ней она хранила спинтрии, которые получала от мужчин. – Сейчас посмотрим, как я преуспела. Что в той шкатулке? - не спрашивая разрешения, взяла ее в руки и нажала на потайную кнопку – знала, где она находится. «Другая» Инес не успела открыть рот, как шкатулка распахнулась и показала свое содержимое – она доверху была заполнена серебряными и бронзовыми спинтриями – монетами, украшенными сексуальными сценками – ими расплачивались с ней за «любовь». - Ух, ты! – спросила Инес, перебирая спинтрии, среди которых преобладали серебряные. – Преуспела. Тебе хорошо платят! - Не жалуюсь, все довольны. - На седовласых уже перешла? – Инес подмигнула «другой» Инес. Выгоду от общения с ними были очевидны – их щедрость не знала границ, а физические возможности оставляли силы для других. - Прячешь? Неужели ни разу не поймали? Боишься, что накажут? - Конечно! Никто не должен знать! Ты же не расскажешь? Поклянись, что никому не расскажешь! – в глаза другой Инес совсем не было раскаяния, наоборот, она гордилась собой и была не прочь поразить гостью еще чем-нибудь – не хотела остаться в долгу – рассказы Инес ее потрясли, в них слабо верилось, но кровь от ее слов бежала быстрее, а желание сконцентрировалось внизу живота, умоляя высвободить. - Не рановато ли начала? – спросила с упреком Инес, убрав шкатулку на место, и сама поняла, насколько нелепо это прозвучало. Первоначальный страх и растерянность «другой» Инес сменились игривым настроением, похоже, что ситуация ее возбуждала. -«Как это на меня похоже, - подумала Инес, сравнив состояние «другой» Инес с тем, что испытала она, когда хотела соблазнить Феодосия. – Пока не получит свое, не успокоится». - Раз уж ты знаешь обо мне все и мне не надо притворяться, могу предложить тебе омовение. Как подруги. Совершим его вместе, - Инес хотела ответить, что она не «подруга», но «другая» Инес уже начала с нее стаскивать лохмотья. Инес попыталась сопротивляться, потом передумала и пустила все на самотек, разрешила себя раздеть – она же и пришла в этот дом, чтобы найти себе одежду, заодно и помоется. «Другая» Инес потащила её за собой. Они зашли в комнату, большую часть которой занимала неглубокая, но довольно широкая мраморная чаша в полу. В нее вели три ступни. «Другая» Инес сбросила с себя сорочку и вошла в воду, раздвигая руками розовы лепестки, которые были рассыпаны по поверхности плотным слоем, отдавая воде свои ароматические масла. Инес последовала за ней – ванна была приготовлена в соответствии с ее вкусами. - Позволишь? – «другая» Инес протянула руку, коснулась внутренней части бедра Инес, надеясь, что та разрешит двинуться дальше. Девушки смотрели друг другу в глаза – одна с вопросом и надеждой, другая с усмешкой, презрением и жалостью. - Оставь это для лупанария, сестрица. Я - обычная, предпочитаю мужчин. Или помощь служанок. Ты же не служанка? Не переусердствуй в своем гостеприимстве – смущаешь. -Ну и ладно, - «другая» Инес не обиделась, убрала руку и занялась собой, несмотря на то, что была не одна. - «Обнаглела совсем», - Инес некоторое время понаблюдала за представлением, потом закрыла глаза и задремала. И сразу увидела ребенка. Он смотрел на нее и подавал какие-то знаки руками. - Ты снова один? Зачем ты приходишь ко мне? Ребенок улыбнулся и снова показал пальчиком сначала на себя, потом на нее и так несколько раз, затем почмокал губами, вытянул их трубочкой, изобразив поцелуй. - Целуешь меня? Думаешь, что я – твоя мама? – Инес улыбнулась нелепому предположению. Ребенка можно было понять – если он одинок, то готов видеть маму в ком угодно. Эта мысль царапнула и на темной душе гентакуба обозначился кровавый след. В груди кольнуло. Инес приложила руку к тому месту, где ощущалось легкое жжение, потом все прошло. Пока Инес успокаивала боль, недоумевая, чем она была вызвана, видение исчезло.


Глава 38.
Инес не сразу поняла, где находится. Она была не одна, и её рука сдавливала горло девушки, которая смотрела на нее расширенными от ужаса глазами. Инес зашипела на нее, оскалила клыки. - «Стой! Нет!» - услышала она и снова ощутила болезненный укол в сердце. Оттолкнув от себя девушку, Инес схватилась за грудь. Перед глазами появилось и растаяло, как дымок, личико ребенка. Боль тут же прошла. - С ума сошла? Ты что делаешь? – она услышала голос и поняла, что чуть было кого-то не убила. Инес молча поднялась из воды. Розовые лепестки облепили ее тело. Она сняла с себя несколько, задумчиво скрутила их пальцами, поднесла к лицу – понюхала. Тонкий аромат был приятным и будил воспоминания. Она улыбнулась, посмотрела на «другую» Инес, бросила в нее скрученными лепестками и вышла из купели. – Испугалась? Нечего было лезть ко мне, пока я спала. Инес сделала еще несколько уверенных шагов по дороге своей памяти, которая вела ее в обратном направлении. Она ощущала, как мир начинает говорить с ней не только языком воспоминания, но и чувств, многим из которых она уже знала цену. Единственное, чему она не находила место и что манило ее к себе, был тот самый ребенок. Она уже восстановила часть своего прошлого, посетив этот дом. Надо было двигаться дальше. Можно было только удивляться, почему Инес до сих пор не связала видения с тем, что была беременна. Вот и сейчас, стоило ей задуматься об этом, она ощутила голод, пока еще слабые напоминания, но Инес уже представила, как убивает «другую» Инес и поняла, что пора уходить. - «Прошлого не изменить, но я хотя бы поняла, что никто не виноват в том, что случилось. А на себя обижаться бессмысленно, как злиться на свое отражение в зеркале – что есть, то есть». Впервые Инес допустила мысль о том, что ее смерть была реальной, как и роды, а воскрешение – иллюзия. Кто-то не захотел ее отпустить. Демона Инес исключила сразу по тому, как он готовил для нее глубоководную усыпальню. - «Как трогательно, - подумала она. – Но я его не просила заботиться о своем теле. Какой бы я не была беспутной, я дочь своих родителей. На их долю выпало страшное – хоронить свое дитя. Не хотела бы себе такой судьбы», - Инес даже передернуло от мысли, что она могла бы испытать подобное – хоронить собственное дитя. Не утруждая себя просьбами, она, как полноправная хозяйка дома, вернулась в комнату с одеждой, выбрала все, что нужно, включая сандалии. Пара браслетов и ожерелье из жемчуга завершила ее новый облик, подчеркнув хороший вкус и привычку к дорогим вещам. - Это мои вещи! Могла бы спросить, - «другая» Инес упорно гнала от себя правду, которая открылась ей, наверняка не просто так. - Мне незачем спрашивать у самой себя, - ответила Инес, даже не взглянув в её сторону. Эта встреча если и была нужна, то свою роль она уже сыграла: Инес о многом вспомнила и была готова идти дальше, куда бы теперь эта дорога ее не завела. -Хочу поблагодарить тебя за твою доброту. Ты помогла мне увидеть себя со стороны. Как видно, что-то хорошее было и во мне. Впрочем, почему - было. Я есть. И в то же время, прежней Инес больше нет. Прости. Твое время уже ушло, ты не более, чем призрак. Прощай. Инес протянула руку, чтобы коснуться «другой» Инес, но ее пальцы тронули пустоту. Она осмотрела комнату. В носу защипало. Еще немного и она расплачется. Инес подошла к столику, провела рукой по осиротевшим коробочкам и шкатулкам, которые снова подарили ей воспоминания юности, хотела напоследок посмотреться в зеркало – подошла к нему, заглянула и ничего не увидела – в нем тоже была пустота. *** Скитания и вечные поиски еды измотали и закалили Теодору. Ребенок мирно спал, посасывая свой любимый палец, хотя выглядел уже заметно подросшим. Теодора уже с трудом поднимала его, чтобы устроить у себя за спиной в подобии подвесной люльки, которую соорудила из платков. Ребенок при этом кряхтел и цеплялся за нее, боясь упасть – он уже понимал, что такое опасность и боролся, как мог, за свою жизнь. А заодно присматривал и за Теодорой. - Для меня самая хорошая на сегодня новость, что мы с тобой все еще живы. У тебя есть твой волшебный палец, займись им пока, ладно? А я буду представлять, как мы с тобой находим не одну монету, а мешочек. А лучше – добрую душу, которая нас приютит. Тео, если встретишь в своих снах матушку Изабо, скажи ей, чтобы она поспешила, не век же нам бродить по этим пыльным дорогам. - Хорошо, - обещал Тео. Однажды они заговорили о том, насколько трудна жизнь. - То, что жить трудно, я уже понял, но в этом и заключается жизнь. Если все есть и нечего желать, станет скучно. - Ты так думаешь? Ты говоришь так, чтобы оправдать нашу нищету. - Зачем ее оправдывать? Разве мы в ней виноваты? - Ты бунтарь? - Я не знаю, кто это такой, - Тео недовольно засопел. - Бунтарь – это тот, кто хочет изменить жизнь. А ты? Чего хочешь ты? За спиной Теодоры послышался смех. - Теодора, мне так надоело притворяться младенцем. Мне скучно, - ребенок весело засмеялся, ухватил Теодору за прядь волос и потянул к себе, но не больно, а так - играл. Она ощутила, как по ее телу разлилось благодатное тепло. Теодора наслаждалась чудом, которое творилось на ее глазах – ребенок, которому было от роду не больше месяца, рассуждал, как взрослый и умудренный опытом мужчина, но в его рассуждениях детского максимализма все же было больше. И дурачился он, как ребенок. От Тео исходила сила. Теодора ощущала единение с ней. В такие минуты ею овладевала уверенность, что Тео намного больше, чем ребенок. Но было ли в нем человеческого больше, чем демонического, этого она сказать не могла. Чем Тео становился взрослее, тем реже он допускал ее в свой внутренний мир. Теодора не обижалась – она переживала, что не заметит опасных перемен. И все больше она замечала, что Тео подслушивает ее мысли. Все говорило о том, что они уже на пороге больших перемен. Как-то раз, когда они были заняты поисками ночлега, Теодора вдруг обнаружила, что они в оазисе. Она не заметила момент перехода из одной реальности в другую. Мастерство Тео становилось все более очевидным. Над ними раскинулись кроны деревьев. Рядом слышался звон ручья. Он струился между стволами деревьев, которые купали в нем свои зеленые гривы. Ветер шелестел в траве, приглашая окунуться в нее и погрузиться в сон. Ничего не спрашивая и ничему не удивляясь, Теодора приняла этот «дар», как должное - выбрала самое удобное местечко, устроила Тео, прилегла рядом, обняла и уплыла в сон. Ей приснилось, что она встретилась с Инес. Между ними произошел разговор. - Твой ребенок со мной, - сказала Теодора, предвосхитив вопрос, который могла задать Инес. – Он здоров и, как мне кажется, все время думает о тебе. - Я уже слышала байку про моего ребенка, - голос Инес звучал недоверчиво. – Мне трудно поверить в это потому, что и роды свои помню едва ли, а смерть оказалась не тем, что следовало ожидать. Но, все равно, покажи мне его! -Пойдем со мной, он там! – Теодора показала в сторону оазиса. Инес сделала шаг, но остановилась. -Не могу. Меня не пускают. -Кто? Тут никого нет! Пойдем! - Не могу! – Инес уже кричала. Теодора видела, что по ее щеке скатилась слеза. Она растерялась и снова хотела сказать, что бояться некого. Но Инес уже повернулась и пошла от нее прочь. Теодора сделала шаг, чтобы идти за ней, но ее откинуло назад. Она очнулась. Тео не спал. Она потрогала по заведенной привычке его лобик и ей показалось, что он слегка горяч. - Она не захотела меня увидеть? – как всегда, Тео был в курсе ее дел, даже во сне он следовал за ней по пятам, страховал. -Что ты! Нет! Она хотела! Я точно это знаю. - Тогда – почему? - Почему она не пошла со мной? Не знаю. Она сказала, что её не пускают. Может быть она мне не поверила? Думала, что я ее заманиваю. - Гентакубы никого не боятся! - Кто такие гентакубы, малыш? – Теодора уже привыкла к тому, что для Тео секретов становилось все меньше. Но это слово она слышала впервые. Он не ответил на заданный вопрос, отвернулся. Раньше он говорил про Инес охотно, интересовался ею, хотя Теодоре особо и нечего было о ней рассказать, а предположениями делиться не хотелось. Сейчас он явно не желал упоминать даже ее имя. Настроение Тео передалось Теодоре. Пара мгновений и все снова переменилось – они больше не блаженствовали в тенистом полумраке оазиса, а сидели в придорожной пыли, пытаясь защититься от палящего солнца в тени засохшего дерева.


Глава 39.
Тебе не стоит так расстраиваться и надумывать то, чего нет, - Теодора уже догадалась, что от настроения ребенка зависит даже погода. Если ему плохо, жди беды. Она просто обязана убедить его, что его умозаключения могут быть ошибочными. - Послушай, не надо так. Я чувствую, что твоя мать думает о тебе. Но я не знаю, что у нее на уме. Мне не нравится то, как ты ее назвал. Это слово пропитано опасностью, от него несет смертью. Пока я не буду уверена, что тебе ничего не грозит, Инес к тебе не подойдет – только через мой труп. И не смотри на меня так. Мы и с Инес не очень-то были дружны. Еще до того, как ты появился на свет, между нами произошло одно недоразумение, - Теодора помолчала и после недолгих раздумий, рассказала все, начиная с того момента, как встретилась с Инес в Махерат. Ребенок слушал, не перебивая. По тому, как засверкали его глазки, она поняла, что он внимательно слушал историю зарождения свое жизни. Теодора не могла допустить, чтобы ребенок невзлюбил свою мать и повторила: - Если бы она осталась жива, она бы ни за что тебя не отдала! Никому – ни демону, ни своим родителям. -Ты так думаешь? – ребенок посмотрел на нее. Теодору поразила бездна, которая открылась в его настороженном взгляде. Глубина, сотканная из паутины обиды и горя, затягивала Тео все дальше. -Да! Да, я так думаю потому, что я чувствую это сердцем! Если мы с Инес не поладили, это не значит, что я не готова ее выслушать и если надо будет, то отвечу на ее вопросы. Она сомневается в том, что ты ее ребенок. Что удивительного? Когда ты родился, вас соединяла пуповина, когда ее обрезали и тебя унесли, чтобы обмыть в чистой воде, она осталась там в таком виде, что я едва не повредилась умом от этого зрелища. После такого не то, что рожать, с мужчинами не захочешь иметь никаких дел. Инес умирала в муках и в одиночестве. Ты можешь такое представить? Попробуй. Может после этого ты начнешь ее понимать, а не осуждать. - Понять значит простить… - Именно. Хочешь повзрослеть, Тео? Так сделай же это. - Теперь я расскажу тебе… Теодора насторожилась. Плохих новостей ей уже было достаточно, а разговор с Тео ее вымотал до основания. Новые «секреты» могли ее просто добить. - Если что-то личное, может мне и не стоит этого знать, - Теодора понимала, что поступала малодушно, но интуиция подсказывала – так надо, чтобы защитить себя. Тео – ребенок демона, а она всего лишь человек. Запас прочности Тео превосходил ее жизненные силы во много раз. Но она напрасно старалась отсрочить неизбежное – прошлое настигало, надо было принять и этот удар, если не получилось его отвести. - Я помню все, о чем ты говорила. Но я не понимал, что это значит. Мне было страшно, и я не хотел, чтобы она уходила. А она уплывала в той лодке все дальше. Я ее звал, а она даже не обернулась. Может быть поэтому она меня не узнает, ведь она не видела моего лица, - ребенок замолчал. Теодора не мешала ему и ждала продолжения. Они просидели в тишине довольно долго, прежде чем он снова заговорил: - Я хотел остаться на берегу той реки навсегда. Потом появился ангел и сказал, чтобы я возвращался. Я ответил, что уйду только вместе с ней. Он хотел меня напугать. Я сказал, что не боюсь его и хочу, чтобы он ушел. Тогда он сказал, что мама вернется, но она не узнает меня – та река называется Лета, она забирает воспоминания. Исполнилось все - мама вернулась, и она меня забыла. Теодора дослушала сбивчивый рассказ и погрузилась в раздумья, в очередной раз пожалев о том, что рядом не было матери Изабо. Потом молча собрала пожитки и начала мастерить переносную люльку для Тео. - Вот что я тебе скажу - пока своими глазами не увижу Инес, не поверю в ее воскрешение. Она не святая, чего уж там. Если ты ее испросил у Бога, то он обязательно поможет вам встретиться. Не позволяй обиде ожесточить твое сердце. - Кто такой Бог? Я ничего у него не просил. - Кем бы ты не был зачат, ты наполовину человек, а значит – Его сын, как и все мы. Бог знает о нашей греховности, а демона знает еще лучше. Уверена, что на твой счет у Него есть особый замысел. Пути Господни неисповедимы. Мы повторяем эти истины и не верим в них. Не преувеличивай свою проницательность. Побудь ребенком и научись быть человеком, без вот этих вот своих штучек и фокусов. Когда вырастешь, начнешь множить свои грехи. Вот за них и придется отвечать. Тогда и выяснится, кто твой настоящий Отец, а кто только притворился им на время. Мне вот все равно, чей ты – я люблю тебя и моего сердца хватило, чтобы ты поместился в нем. А у Бога сердце намного больше. Ребенок улыбнулся. В его душе снова затеплилась надежда, которая питалась ожиданием встречи с матерью. Теодора старалась думать про Инес поменьше – все воспоминания были либо скабрезными, либо печальными. Перспектива увидеть Инес не во сне, а наяву, приводила Теодору в уныние. А потом она вспомнила про Феодора, хотя постаралась изгнать его из всех закоулков памяти. - Как давно это было, - Теодора вспомнила, как сжигала свое свадебное платье. Принимать любовь своего мужа и знать, что платье, в котором она так вероломно изменила ему в первую брачную ночь, отдавшись демону, было невыносимо. Увидев тлеющие остатки роскошного наряда и черные крошки обуглившегося жемчуга, которым он был расшит, она успокоилась. Феодор застал ее за этим занятием, недоумевал. - Надеюсь, это не какой-нибудь колдовской обряд? - Нет, это обет, что я никогда не буду больше ничьей женой. Феодор сначала обрадовался, но позже вернулся к этому разговору: - Тебе не стоило давать такой обет. Я могу умереть и не хочу, чтобы ты обрядилась в эти жуткие черные тряпки в память обо мне. И уж тем более не хочу, чтобы ты, молодая и красивая, проходила в них всю свою жизнь, избегая мужчин. Есть достойные, намного лучше меня. Я бы очень хотел, чтобы ты была счастлива всегда, а не только со мной. Это и есть любовь. Но получилось иначе. Феодор не умер, зато Теодора умерла для него, сбежав однажды, без объяснений. Он так и сделал, как советовал ей – относил траур положенное время и женился снова. Был ли он счастлив, помнил ли о Теодоре, она не знала. Рождение ребенка приглушит любую боль – в этом Теодора была уверена, поскольку ей выпала судьба нянчить чужого. Настоящее постепенно вытеснило прошлое – оно больше не причиняло ей боли, так, самую малость, как эхо – лишенное смысла. *** Отцовство для демона было чем-то чужеродным по определению, поскольку зачатие заканчивалось для его подруг и для младенцев одним – смертью. Тысячи лет происходило одно и то же и вдруг сбой. - Слишком много во мне стало человеческого, - огорчился демон, вспомнив, чему посвятил себя в последнее время. – Это все она, Теодора! Сбежала и меня потянуло на Инес потому, что она дочь настоятеля монастыря – одного из тех, где спряталась от меня Теодора! Попахивает западней. Люди коварны и заразны, - распалял себя демон. - Хочешь их погубить, склоняешь к греховности, а вместо этого они начинают переигрывать тебя там, где их роль всегда одна – быть жертвой. В итоге я сам чувствую себя жертвой при том, что вообще не должен ничего чувствовать! *** Погонщик верблюдов, который невольно стал соперником демона, решил скоротать время и приступил к изучению своей «темницы». Первым делом подошел к головам, уже не сомневаясь, что его ждет то же самое. Апатия первых часов пребывания в «гостях» у демона сменилась надеждой, что, возможно, этот «караван» еще можно развернуть. Он решил, что было бы неплохо поговорить с теми, кто оказался менее удачлив и воспользоваться их горьким опытом. Даже, если ничего не выйдет, он хотя бы последние часы своей жизни проведет в беседе с умными и знатными людьми - с тем, что от них осталось. Он был простым парнем, но природная смекался никогда не оставляла его в затруднительном положении и сейчас подсказала ему, с чего начать. - Подумать только – я здесь потому, что меня угораздило лишиться девственности с подружкой демона! Кто-нибудь слышал о таком невезении? – юноша произнес это как можно громче, делая вид, что не подозревает о том, что его могут слышать. В глубине пещеры послышался смешок, но не более того. Уловка не удалась. Он подошел к головами поближе, обвел их взглядом, выбрал одну потому, что на ней был надет тюрбан, полуистлевший, но из дорогой парчи, расшитой золотом: - А вы, уважаемый? Как вы сюда попали? На вас дорогой тюрбан, мне на такой не заработать. Но мы с вами оба тут, только я пока живой. - Это ненадолго, - погонщик не услышал, как демон вернулся и наблюдал за ним с интересом - что могла еще придумать «жертва» вместо того, чтобы рыдать в ожидании своей участи. Парень охнул, сжался весь и поспешил на полусогнутых в свой угол. - Я вижу, ты уже выбрал собеседника? Готовишься? Молодец. Юноша замотал головой. - Что так? Уже не такой смелый? На что ты надеялся? Что они подскажут тебе, как отсюда сбежать? Надо было думать раньше! Знал бы заранее, кому подарил свою девственность, пришлось бы менять подштанники. Познакомься, это великий бей, - демон показал на голову в тюрбане и начал с того, что упрекнул бея в гордыне: – … хотел, чтобы ему поклонялись, как богу, уравнял себя с ними. Но прежде потерял веру, но мечтал стать богатым и бессмертным. И вот он здесь. В чем его ошибка? Ответ прост. Утратив веру в бога, он потерял чувство реальности. Только вера в бога дает понимание что, есть человек. Он не смог стать демоном и перестал быть человеком. Демон пустился в откровения, как делал всегда перед тем, как принять судьбоносное решение. Сейчас он решал для себя важную дилемму – перестать преследовать Инес и позволить ей остаться с погонщиком верблюдов, раз он так ей мил или найти ее и заставить страдать, видя, как он его убивает. Рассуждения на отвлеченные темы помогали ему думать. Для демона не было более бесполезной темы, чем душещипательная беседа о Боге с тем, чья жизнь висела на волоске.


Глава 40.
- …не Бог, а я слышу все ваши желания! Пока ты простой погонщик, мне нет до тебя дела. Но как только ты возжелал большего, я буду тебя искушать женщинами, здоровьем, да мало ли чем. Бей слишком поздно сообразил, что я серьезный парень, а не фокусник. Однажды я его спросил – чего он хочет. Он ответил – денег. Я дал их ему больше, чем он просил и послал к нему нищего. Он не подал ему ни гроша. Мне показалось это странным – уж грош то можно было бросить! Я послал к нему разорившегося друга детства – он согласился помочь в обмен на его молодую жену. Я послал ему его мать! Ей-то он мог дать деньги, не спрашивая, зачем. Но он спросил и когда узнал, что она хотела помочь бедному соседу выкупить осла, которого бей, ее сын, забрал за доги, обвинил мать в том, что она его не любит и готова разорить ради соседа-голодранца. Видел бы ты, как он рыдал и клялся, что осознал, обещал стать щедрым и добрым. Я поверил! Но я не бог, чтобы прощать и он получил то, о чем просил, помимо богатства – бессмертие и, как видишь, пополнил мою коллекцию. Скажи что-нибудь. Так и будешь молчать? -Судьба бея была предрешена? – тихо спросил юноша. Все это время он не сводил глаз от головы того самого бея, которая смотрела на него с мудрой печалью. Юноше показалось, что голова жалеет его. - Нет, конечно, нет! Все можно было изменить в любую секунду! Но все тянут до последней и потом удивляются, что именно ее им и не хватило для перемен. Бей так и не успел сделать ничего, что можно было назвать добрым делом. Времени не хватило. -А вы внимательно смотрели? Может быть эти дела были слишком маленькими? - юноша чувствовал, что демон не просто так разговаривает с ним. Возможно, он сомневался, надо ли его убивать. Если так, то он не упустит этот призрачный шанс, чтобы потом не корить себя, что упустил его. -Переживаешь за него? - демон усмехнулся. - Про верблюда и игольное ушко придумал не я. Ты обратил внимание, что среди моего собрания всего несколько голов, которые принадлежали беднякам? Они заметны, если присмотреться – гнилые зубы и выражения лиц, как у меня, когда я не в духе. Это те, кто считал свою бедность несправедливостью. Они гордые – не «унизились» до просьб к богу или ко мне. Решили, что все возьмут сами. Кстати, моя идея. Теперь они тут, среди сильных мира сего, как и хотели. Не трясись, тебе среди них места нет. Пока. Я подожду, когда ты сломаешься на какой-нибудь замужней матроне, которая поманит тебя своими прелестями и ты побежишь ее ублажать в обмен за еду и одежду. Тебя может спасти только чудо любви. Но это не Инес. Тебе надо понять это раньше, чем твоя голова окажется среди них. Собирайся, пойдем в город. Походим по улицам, возможно, Инес где-то там, почует тебя или ты ее. Вы же как-никак связаны. Буду ловить её на живца, то есть на тебя. Демон вернул себе прежний благопристойный вид и указал юноше на тюк. - Из вашего каравана, что добру пропадать. Выбери себе что-нибудь по своему вкусу, но без излишеств, не стоит привлекать внимание. *** Демон искушает не только ложью. Самое действенное оружие, которым он разрушает надежду на счастье, это собственные страхи. Бедный погонщик верблюдов был уверен, что быть несчастным и бедным – его удел. Единственно возможную перспективу для себя он видел в том, чтобы пристроиться в богатый дом и заниматься тем, на что намекал демон. Получалось, что демон все о нем знал. Потому его слова насчет Инес юноша воспринял, как истину. *** - Куда ты меня тянешь? – спросила Теодора младенца потому, что уже не могла противиться его желаниям. Обычно она сама определяла, куда им идти. Они вернулись в город, но не в то место, где Теодора заприметила дом свиданий, в котором надеялась заработать на еду, а в окрестности оливковой рощи. Той самой, где отметила Инес. Караван, пострадавший от нападения, уже увели. Среди деревьев было все еще многолюдно, а в одном месте - там, где обнаружили больше всего следов ночной трагедии, которая унесла жизни нескольких человек, собралась целая толпа. Люди что-то оживленно обсуждали, показывали пальцами в сторону олив, делали страшные глаза, приседали и хлопая себя по бокам. - Что их собрало в столь ранний час? – спросила Теодора ребенка, думая, что это и есть цель их путешествия. - Нам лучше не подходить, - прошептал Тео, приподнявшись на ножках, чтобы получше рассмотреть, что там впереди. - Зачем же мы сюда пришли? - Она где-то здесь. Теодора догадалась, что речь об Инес. Не представляя, как она может выглядеть после воскрешения, Теодора внимательно осматривала женщин в толпе. Ей показалось, что одна из женщин вела себя странно. Она стояла вместо со всеми, но старалась при этом держаться в тени или за спинами других женщин, сливаясь с толпой. Понаблюдав за ней некоторое время, Теодора поняла, что она тоже кого-то высматривала. Теодора проследила за ее взглядом и увидела демона... Он был с молодым спутником, который не отходил от него ни на шаг, будто его держали на поводке. *** В доме Инес царил переполох. Слуга обнаружил, что в комнатах молодой госпожи, которая пропала и по слухам, объявилась в монастыре, в купели набрана вода и там явно кто-то совершал омовение. Подозрение пало на прислугу. Клариса собрала всех и потребовала отчет – кто где провел ночь. У всех нашлись оправдания. - По-вашему, вода сама налилась? А что собаки? Где Минотавр? Он жив или отравлен? Приведите его сюда! Минотавр возьмет след и приведет нас к злоумышленнику. Привели пса. Минотавр начал обнюхивать все вокруг. Послышалось радостное повизгивание - на полу валялась груда тряпья. Собака ткнулась в них носом, улеглась сверху, показывая всем видом, что намерена их охранять. Клариса отогнала пса, наклонилась посмотреть, потом резко отпрянула. - Пошлите за настоятелем. Скажите, это срочно. - А если он попросит вас прийти к нему? – слуга спросил потому, что знал – после пропажи Инес хозяин предпочитал встречи с женой проводить на нейтральной территории, чаще всего в его монастыре. - Скажите, я настаиваю. Это очень важно. *** Увидев демона, Теодора ахнула и попятилась назад, будто это могло помешать встрече с ним. Еще немного и демон увидел бы ее тоже. -Господь всемогущий, ангел-хранитель, спаси и сохрани, сделайте нас невидимыми от зла! Спаси и сохрани…, - Теодора читала непрерывно молитву, сложив из пальцев знак, которому ее научила игуменья перед тем, как благословить: -«Если зло настигнет тебя неожиданно, скрести три пальца. Не два, а три – добавь к среднему и безымянному указательный. - Обычно скрещивают два, если хотят защититься от ведьмы, - Теодора повторила то, что слышала с детства. - Два пальца защитят от сглаза. А тебе нужна защита от более серьезного врага, наподобие Василиска. - О! Все заклинания вылетят из головы при такой встрече. - В том то и дело. Пока будешь вспоминать их, скрести три пальца и станешь невидимой для зла. Тебя почувствуют, но не увидят». Сейчас эта наука матери Изабо пригодилась. Ребенок тоже вел себя беспокойно, умудрился выбраться из своей люльки, забрался Теодоре на плечи и тоже смотрел на толпу. - Там нехороший человек. Одет богато, но внутри он весь черный. Нельзя, чтобы он нас заметил, - сказал ребенок, пытаясь обратно забраться в свою люльку. – Но если мы уйдем, то не сможем найти Ее, - после того, как Инес не захотела с ним встречаться, пусть это и происходило во сне Теодоры, ребенок называл Инес просто – «Она» - обиделся. -«Знает ли он, кто это?» - подумала Теодора, стараясь в суматохе не потерять демона из виду. Он был в своем самом соблазнительном образе – зрелого мужчины, тело которого украшали шрамы, а фигуру – богатая одежда. Юношу, который словно прилип к демону, Теодора приняла за очередную жертву. - "Девушек уже недостаточно", - подумала Теодора. Демон старательно изображал из себя зеваку, а сам следил за толпой. - Я Ее вижу и тот черный человек - он тоже идет к ней, - воскликнул ребенок и вцепился Теодоре в волосы. Ей стало больно, но она терпела, понимая, что это у него от волнения. Она не хотела отвлекаться от молитвы, но не могла сдержать слезы, которые выступили на глазах, продолжала повторять: - «Спаси и сохрани, сделай невидимой от зла…» Теодора уже знала, что демон ее чувствует. Чтением молитвы, она "соткала невидимое покрывало", которое с усилием сопротивлялось демоническому "оку" - давление ослабло лишь после того, как демон отвлекся на Инес. - Останемся! Ты хорошо нас спрятала. Мы можем наблюдать отсюда, - попросил ребенок. Теодора оценила его деликатность – имея над ней власть, он мог ее заставить, но поступил иначе – не стал злоупотреблять ее доверием, проявил уважение. Теодора пошла на компромисс, решила поощрить Тео - ответила согласием. - Ладно. Побудем здесь еще немного. Но ближе не подойдем. Куда он делся? Теодора упустила демона на секунду из виду, и он попал. Она перепугалась – невидимое зло опаснее. О том, что демон никуда не ушел, она догадалась по тому, как вел себя юноша, который до этого телепался рядом, как на невидимом аркане. Он растерянно осматривался, но попыток сбежать не предпринимал. - Он не мог уйти ни с чем - демоны охотятся до победного, им нравится делать вид, что у жертвы появился шанс на спасение. Я чувствую, он здесь! - Ты угадала, я вижу его, - прошептал Тео. – Он обходит с другой стороны, хочет подобраться поближе. Ему нет до нас дела, ты напрасно так испугалась. Он охотится за Ней. А тот человек, что был рядом с ним, приманка. - Откуда ты все это знаешь? - Могла бы не спрашивать, - ответил Тео. Теодоре показалось, что это прозвучало довольно грубо, учитывая то, что она сейчас чувствовала – умирала от страха и пряталась в кустах с ребенком на загривке вместо того, чтобы убраться отсюда подальше. - Если ты такой умный, может и ходить уже начнешь сам? - Нет, мое тело подчиняется законам человеческого рода. Я пытаюсь немного ускорить рост, но… Смотри! Теодора снова увидела Инес – это и была та женщина, которая все это время старалась быть незаметной. Только что она была там, как вдруг исчезла и снова появилась в толпе, но за спиной спутника демона. Она окликнула его. Юноша, которого Тео назвал «приманкой», обернулся, увидел Инес. А дальше произошло то, о чем Теодора вспоминала спустя некоторое время, пытаясь разгадать смысл того, что видела... Инес и юноша обнялись. Демон спохватился, выскочил ниоткуда, как кролик из корзины бродячего фокусника и двинулся на Инес, но не успел схватить – парочка испарилась, исчезла. В руках у демона остался висеть обрывок невидимой цепи, которая проявилась, когда надобность в ней пропала. - Однако, - прошептала Теодора и заторопилась прочь от этого места, унося с собой ребенка, который на этот раз не сопротивлялся, предоставив ей возможность действовать на свое усмотрение. За спиной Теодоры раздался гневный окрик - похоже, демон, наконец унюхал её след. Она не стала останавливаться и выяснять - так ли это - упустив Инес, он мог сосредоточиться на ней. Убегая в панике, Теодора сбилась и никак не могла вспомнить молитву - слова разбегались, как стайка испуганных рыб. - Тео, спасай! - крикнула она, но ребенок и так уже сообразил, что теперь гонятся за ними - он посмотрел на демона и произнес: - Стой, где стоишь, папаша, пока не оторвал тебе самое ценное, - и добавил. - Эла рэ пуштис, гамота! (аналог угрозы - произвести насильственные действия против желания). Услышав такое, Теодора споткнулась и едва не упала. К счастью, все обошлось, она крепче сжала руками ножки Тео, которыми он обхватил ее и побежала еще быстрее. Невероятно, но демон послушался! Не потому, что испугался нелепой угрозы, которая прозвучала из уст младенца . Он был ошарашен тем, что увидел его! Пока ребенок существовал где-то там, как абстракция, он не очень его волновал, но, увидев, понял, что к встрече с ним не был готов еще больше, чем к измене Инес.


Глава 41.
Потерпев такое фиаско, демон не стал откладывать и встретился с матушкой Изабо в тот же день. Она отозвалась на его зов не сразу – она тоже почувствовала присутствие Теодоры, но не смогла определить, где она – след тут же пропал. Это совпало с тем, как Теодора и Тео в панике бежали от демона. Секундного замешательства, когда он увидел своего сына, да еще услышал от него такое своеобразное приветствие, хватило на то, чтобы Теодора вспомнила наконец продолжение молитвы-заклинания и вновь стала невидима. Тео вовремя сообразил, что один из фокусов, которые он освоил, следуя своей интуиции, может пригодиться и пустил демона по ложному следу, сотворив обманные образы – свой и Теодоры. Демон понял, что его одурачили и смотрел на матушку Изабо, как на соучастницу. Монахиня догадалась, что демон не в духе и начала первая, чтобы не начинать диалог с оправданий – по его виду было понятно, что он пришел не договариваться, а нападать. - Надеюсь, у тебя неотложное дело? Я занята. - Где они? - Кто? Демон использовал множественное число. Мать Изабо решила, что речь о Теодоре и ребенке и тянула время, надеясь, что сможет разговорить демона и узнать хоть что-то. - Инес. Я ее нашел. Но она скрылась от меня, прихватит с собой своего любовничка. Брови Изабо взметнулись вверх. Она даже не сразу нашлась, что сказать. Ее удивление было настолько искренним, что демон пришел к заключению – она ни при чем. Коротко рассказал ей, что случилось, добавив одни и намеренно опустив другие детали – в частности, о Теодоре, не говоря уже о ребенке – этот момент еще нуждался в проработке, а пока демон себя чувствовал так, будто и правда, чуть было не лишился своего демонического достоинства, роднившего его со всей мужской частью человечества. - Что тебя вообще туда привело? А, понимаю, хотел выманить Инес. Этот юноша, он кто? – спросила игуменья, подумав про себя: «Инес не избавилась от прежних манер, бедняга, где же его угораздило «наступить» на эту змею?» - В то и дело, что никто! Червь! Никчемный и засохший. - И весьма хорош собой? Демон зарычал. Из его пышной шевелюры показались рога. - Очень страшно, нет, правда, я давно не видела тебя таким, - матушка Изабо проявила недюжинное самообладание и это произвело на демона впечатление – он тоже постарался взять себя в руки - не хотел показаться более впечатлительным, чем эта монахиня с железными нервами. Чтобы демон после этой погашенной вспышке гнева не сказал, она уже знала – ревность выбила его из колеи, помутила разум, который до последних событий являл собой образец стабильного и рассудительного хладнокровия. На что способен демон в таком состоянии, можно было лишь гадать. - «Будет бойня. Интересно было бы понаблюдать за тем, как демон и гентакуб сойдутся в поединке. Надо бы предупредить и ангелов – наверняка тоже захотят поприсутствовать». - Ты чему улыбаешься? Я сказал что-то забавное? - Не пытайся сорвать свое зло на мне. Не придирайся. Лучше скажи, зачем пришел. Обвинить меня? В чем? Что это я уговорила Инес заняться прежним ремеслом, которому, кстати, не ты ли ее обучил? Должен по идее радоваться, что она не растеряла навыков. - С ней я разберусь. Никому не позволено унижать меня. - Так не унижайся. Плюнь на нее и забудь. - Я бы рад. Но этот ребенок… Хорошо, если ты не помогала Инес, то думаю, могу сказать тебе еще про одну странность. - Я не настаиваю. После твоих секретов мен плохо спится. Может не стоит? Тем самым Теодора еще больше убедила демона, что она непричастна к тому, что случилось. - Это мне решать, - ответил демон с важным видом. - Я бы понял, если бы Инес вернулась к родителям и вынудила их «кормить» ее… Удивительное место, эта оливковая роща – помимо неблагодарной твари, Инес, я почувствовал там Теодору. И видел младенца. Тот еще хам, весь в меня. Теодоре не удалось слепить из него розовощекого слюнявого спиногрыза. Что скажешь? -Ничего. Если бы у меня была возможность, встретиться с ними до тебя, я бы так и сделала. Но они меня избегают, не только тебя. Видимо, не доверяют. - И то верно, - согласился демон с доводом, который игуменья придумала на ходу. Она ликовала, старательно скрывая радость, что почти нашла Теодору и сможет отвести ее в Махерат. Демон идет буквально по пятам. Медлить нельзя. И показать, что она знает больше, чем делает вид, тоже. Нужно было отвязаться от демона и продолжить поиски, пока Теодора не удалилась настолько, что она снова потеряет ее след. Присутствие ребенка в последнее время сказывалось все сильнее. Если Теодора с ее подачи умела скрываться от зла, ребенок прятал за невидимым куполом обоих и уже настолько уверен в себе, что дразнит самого демона. Воспитательными шлепками, если что, не отделается – должен понимать… - Знаешь что, разбирайся с Инес сам. Гентакубы для меня, как темный лес для одноглазого – зайти зайду, а выберусь ли. В нашем с тобой договоре за мной оставался один пункт – ребенок. Я пообещала, что ты увидишь его. Но ты его уже видел! Значит наш договор не имеет больше смысла. Обстоятельство, что я не имела к этому никакого отношения, сути не меняет. Если захочешь встретиться с ним еще, это уже твоя забота. А я умываю руки. - Так бы и сказала, - казалось, демон был доволен или нарочно демонстрировал покладистость. - Далась тебе эта Инес! Не говорю уже про Теодору. Ты и так отомстил ей – подложил, извини, «свинью». - Не забывайся! Ты говоришь о моем ребенке! - Говорю, что думаю. Сам сказал, что он весь в тебя. - И не говори, - снова согласился демон. – Если бы не ребенок, уже бы забыл Инес. Желающих расстаться со своей девственностью пруд пруди – без подружек не останусь. Дети вечно все усложняют. Мой не исключение. - Раньше надо было думать, - проворчала мать Изабо. - Это не ко мне – Инес, как и сотне других до нее, предстояло умереть. Этот ребенок – побочный эффект. Провокация, которая направлена против меня. Я - демон и не позволю сделать себя крайним. -А что ты сделаешь? - Кастрирую этого жалкого червя! Мое самолюбие страдает, а для демона гордыня - это все. Я не понимаю, как она после того наслаждения, что я ей дал, могла позариться на такое ничтожество? После паштета из райской птицы - недоваренные бобы?! Я все придумал, я не убью его, сохраню червю жизнь и даже верну его Инес. Хотел бы я видеть ее лицо, когда она поймет, что этот жалкий погонщик верблюдов стал скопцом, - демон захохотал. - Ибо сказано в Евангелии от Матфея: "Есть скопцы, которые из чрева матернего родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами...". Мне не составит труда, "убедить" его, чтобы он сам себя оскопил. Инес не в чем будет меня обвинить - я к нему и пальцем не прикоснусь. Я знаю, она его не бросит, но я буду терпелив и заботлив, я это умею. Со временем она привыкнет к тому, что я всегда рядом и однажды снова станет моей. - В коварстве тебе нет равных, - мать Изабо покачала головой, глядя на демона с смешанным чувством отвращения, ярости и жалости. - Но я не советую тебе делать того, что ты задумал. - Это еще почему? Только так она вернется ко мне. - Она тебя проклянет...

Глава 42.
- Ты наверное устал и проголодался? – спросила Теодора ребенка. Они шли уже битый час по жаре, а она так и не могла найти подходящего для отдыха место. Тео и правда утомился потому, что прилагал немало усилий, чтобы сбить демона со следа и тем самым перекрывал путь матери Изабо. Она уже была в отчаянии – справиться с магией Тео у нее не хватало ни знаний, ни сил. – Кто такая Изабо? - Опять подслушиваешь? Мы же договорились, что ты не будешь этого делать. - Я не подслушивал, сейчас – нет. Но она не отстает. Мне кажется, ищет тебя. Она мне не нравится. - Почему? – Теодора уже начала догадываться, что монахиня не могла их разыскать потому, что Тео явно перестарался – не умел отличать друзей от врагов. - Потому что от нее пахнет демоном. Они с ним заодно. - Не может быть! - Но это так. Ты мне не веришь? - Верю, Тео, тебе я верю, как себе. Но ты можешь ошибаться. Так часто бывает – думаешь одно, а на деле оказывается другое. Называется – «морок» или происки демонов или их подручных – мелких бесов. - Если монахиня снова тебя позовет, что мне ответить? - Поздоровайся. - И все? - Пожелать здоровья гостю, было бы правильно. Она наш друг. - Твой. - Мой – значит и твой тоже. - Хочешь сказать, что у меня есть друзья? Не ты. Ты – мама. Теодора улыбнулась – ей было приятно слышать это признание от Тео. Инес сделала ей подарок, который оказался бесценным. - Да. Их гораздо больше, чем ты думаешь. Ты грустишь потому, что тебе кажется, что ты одинок, мать не захотела увидеться с тобой. Придет время, ты убедишься, что напрасно обиделся на нее. -Она снова здесь, - ребенок почмокал губами, с интересом прислушиваясь к тому, что было недоступно для слуха Теодоры. - Инес? - Нет, та монахиня. Я с ней поздоровался, как и ты и советовала. Она молчит. - Ты уверен, что она тебя слышала? - Да. Уверен. Я ее вижу. На ней черные одежды и такое же черное покрывало на голове. У нее кто-то умер? - Нет, малыш, она невеста, - Теодора была уверена, что объяснения младенцу, рожденному от демона, о том, кто такой Бог, преждевременны или вовсе невозможны. Она предпочитала, чтобы он сам со временем разобрался в этом. Но после того, как познает свою сущность. Думать о том, что в его душе возьмет верх, ей не хотелось. Придет время, узнает по его поступкам. А пока они – мать и дитя и Теодора была этим счастлива. - Теодора! – возглас матушки Изабо прозвучал неожиданно. – Где ты была все это время? Демон знает, что вы здесь! Это опасно! - Я видела его, кажется нам удалось остаться невидимыми. - Мое заклинание помогло? - Отчасти. Ребенок умеет намного больше, - Теодора произнесла это с гордостью. – Там была Инес. Мы видели, как она исчезла вместе с каким-то юношей. Демон привел его с собой и держал на скрытом поводке. Для Инес поводок не стал помехой. И еще…, прежде чем исчезнуть, они обнимались. - Мотылек... - Нет, это человек! - Я назвала его так не случайно – это очередная жертва демона. Что его связывает с Инес, не понимаю. Но он важен для нее, раз она рискнула собой ради него. Демон обозлился. В следующий раз он ее опередит. Но меня больше беспокоит не это. Кто со мной говорил? Это тот, о ком я думаю? - Это я, - ответил ребенок, который все время внимательно прислушивался к беседе. Инес – моя мать, как Теодора, но немного иначе. И про демона знаю. Это мой отец, но я не хочу его так называть. Что демону нужно от нее? И почему он охотится за Теодорой? Что вы скрываете от меня? Скоро я узнаю сам. - Ну и характер, - проворчала Изабо. – Весь в своих родителей – за словом в карман не лезет, как и они. - А что такого? Если я что-то знаю, молчать не буду. - Иногда стоит, - улыбнулась монахиня. – Он мне нравится. Мы с тобой подружимся, дитя демона. Для начала поделюсь с тобой мудростями: Первая – «Молчание золото». Вторая – «Знание умножает скорбь». И третья – «Яйца курицу не учат». Так что научись для начала быть вежливым с теми, кто желает тебе добра. - Я знаю, чего вы боитесь - что я тоже стану демоном. Теодора отвела глаза и ничего не ответила. - Кем ты станешь, зависит от тебя. Ты не кажешься мне легкомысленным. Так умело спрятал себя и Теодору, даже я не могла понять, в чем дело! У тебя выдающиеся способности и они достались тебе от отца. Не делай поспешных выводов. Придет время и многое разрешится само собой. Дай себе повзрослеть. Сделать это лучше всего в безопасном месте. Я подскажу, где. Идите прямо сейчас, не теряйте время. Полагаю, на этом первое знакомство можно считать состоявшимся. В путь. - Не хочу показаться неблагодарным, но должен отказаться от вашего предложения, - в голосе Тео слышалось упрямство и уверенность, что он поступает правильно. - Но, почему! – Теодора с Изабо воскликнули это одновременно. - Я должен увидеть Её и спросить, почему она от меня отказалась. Игуменья кашлянула. - Что ты на это скажешь, Теодора? - То же, что и раньше – она не осознает себя, лишь частично. В ее состоянии многое кажется не тем, что есть на самом деле. Если бы ты ее не интересовал, она бы не реагировала так болезненно на упоминания о тебе. Это верный признак, что ты ей важен. Ей надо помочь. Но мы не можем себя раскрыть – демон тебя заберет и сделает своим послушным орудием. Ты еще мал, чтобы устоять перед ним. - Я займусь Инес, - предложила мать Изабо. – Больше некому. Но, при условии, что вы немедленно отправитесь в Махерат и укроетесь за его стенами. Там вы будете вне опасности. Идите же! *** Убедившись, что Теодора с ребенком на пути в Мохерат, матушка Изабо посвятила все свое время поискам Инес и это оказалось нетрудно. Инес не придумала ничего лучше, как привести своего друга туда, где была уверена - ей ничего не грозит. Но будут ли ей рады, предстояло выяснить. На этот раз Инес должна была встретиться с родителями… Ночь окутала все своим покрывалом, в том числе и Инес, которая стояла перед потайной дверью в стене и собиралась войти. - Нас поймают! – прозвучал едва слышный шепот. - Меня – нет. А вот тебя могут покусать, - Инес тихонько засмеялась. Послышался звук поцелуя. – Не бойся. Ты со мной. Щелкнул замок, дверь открылась и все повторилось, как в первый раз – высунулся кожаный нос сторожевой собаки, Инес поднесла к нему свою руку, пес сначала зарычал, потом лизнул пыльцы, и они вошли.


Глава 43.
Явившись на зов своей жены, Кларисы, настоятель был недоволен. Они хоть и наладили отношения, которые прервались много лет назад, пропасть, которая их разделила, была все еще глубока. - Зачем звала, Клариса? Я еще не готов возобновить наши отношения. Мой долг – молиться за нашу дочь, а не хвататься за призрачную надежду - вернуть утраченное доверие. Думать, что за один день можно все исправить – это иллюзия, самообман… Пробуждать мои чувства таким образом – это жестоко, - он имел ввиду то, что Клариса местом встречи выбрала комнату Инес. - Георг… Услышав свое имя, настоятель замолчал. Более восемнадцати лет назад он стал отцом Дамианом – Георг остался в прошлом, у постели умирающей дочери. Сложив с себя сан, он возвращал себе прежнее имя, но окружающие все еще звали его отцом Дамианом, по привычке. Георг был благодарен жене за то, что она помогала ему приспособиться к новому статусу, обычного мирянина. -… я не хотела нарушить твое уединение и торопить тебя не собиралась, хотя, признаюсь - надеялась – ты сам захочешь меня позвать, не знаю, на прогулку быть может. Но сначала взгляни на это, - Клариса показала ему на вещи, которые были разложены на кровати Инес. – Узнаешь? - Кажется да, но я не уверен, - Георг хотел скрыть, что вид одежды, в которую облачили тело умершей дочери, его напугал. Случилось то, чего он опасался – Инес уже здесь. Непонятно, что помешало ей напиться крови Кларисы. Георг не хотел лишний раз пугать жену, она и так не в себе – возбуждена и, кажется, рада мысли о том, что тут могла быть Инес. Если так, то стоило напомнить ей о том, что Инес – гентакуб. - Это платье Инес! Ее любимое. И твой подарок. Оно было на ней, когда мы забрали ее из склепа. Думала, ты вспомнишь. Но это еще не все. Проверила остальные вещи. Пропало еще одно платье и несколько ниток жемчуга – Инес его обожала. А теперь взгляни на это, - Клариса схватила своего мужа за рукав и потащила в соседнее помещение, где находилась мраморная чаша для омовений – ее соорудили, несмотря на дороговизну – розовый мрамор доставляли из северной страны, с берегов Гандвика, древние скандинавы так называли Белое море. Чаша снова была полна и на полу повсюду были разбросаны лепестки цветов. Георг засмотрелся на воду и на лепестки, которые качались на ней. Клариса, понимая его состояние и тоже молчала, ждала, что он первым выскажет догадку, которая приходила на ум при виде таких изменений в комнате - со дня смерти Инес ее никто не посещал, здесь не убирали, все оставалось так, как при Инес. Георгу вдруг показалось, что еще немного и он увидит, как вода всколыхнется, лепестки разбегутся и из воды вынырнет Инес, с мокрыми волосами, рассерженная, что родители так бесцеремонно вторглись на ее территорию. - Ты считаешь это доказательством, что она жива? Клариса была разочарована – она ожидала более эмоциональной реакции. Муж, в отличие от нее, был спокоен или он тщательно скрывал свои чувства от нее. - Что я слышу? Не ты ли убеждал меня в этом – что Инес стала созданием, которое будет пить нашу с тобой кровь? Я испугалась. А появилась надежда, что Инес вернется, страх почему-то прошел. Мое сердце чувствует, что моя дочь жива! Георг, ты уже не отец-настоятель, но ты им был! В тебе есть вера! Скажи, во что же мне верить теперь? Должна ли я слушать свое сердце или мне нужно повиноваться рассудку? Но я его теряю при одной мысли, что чудовища, о которых ты читал в своих книгах, существуют и Инес – одно из них. Георг и Клариса посмотрели друг другу в глаза. - Клариса, ты спрашиваешь меня о том, о чем я думаю каждую секунду и не нахожу ответа. Мое сердце, как и твое, оно кричит, оно взывает к Господу. Я прошу его о помощи, чтобы он подсказал, как нам теперь быть? Я проклинаю себя за то, что не послушал тебя, пошел на поводу у своей гордыни – решил, что лучше знаю, следует поступить. Вот что бывает с теми, кто идет против воли Бога и просит невозможное! Я не отпустил ее тогда и медлил сейчас, а теперь она не отпустит нас, если явилась сюда. Я, как и ты, чувствую, что здесь была Инес. Она придет снова. Я буду ее ждать. - О, Георг! Мне страшно от твоих слов! - Не время, Клариса, мы должны быть сильными. Отошли слуг, немедленно, выдумай любую причину, но никто из них не должен знать то, что знаем мы. - Что ты задумал? - То, что должен – покаюсь и обращусь с молитвой к Богу. Зови мать Изабо. Ты должна была ее найти! Как бы нам не хотелось, чтобы Инес вернулась, мы не должны забывать, что она опасна. Мы должны найти способ - вернуть ее душу Богу. - О, нет… ты хочешь убить нашу дочь? - Инес и так мертва! Не обманывай себя. Она будет высасывать нашу с тобой кровь, пока сможет. Рано или поздно о ней узнают потому, что нас с тобой надолго не хватит, мы уже не молодые, а ее естество будет требовать все больше. Торопись, уже скоро стемнеет. Уверен, она скоро явится. Мы должны быть готовы. - Но мать Изабо…! - С этим, похоже, мы опоздали. Будем готовиться к худшему и молиться, чтобы Бог пощадил нас всех. *** Настроение, в каком пребывал демон, сидя в своей пещере, можно было назвать черной меланхолией. Он сидел на краю озера и болтал копытами, наблюдая за тем, как вода вращается в водоворотах, которые он создавал от нечего делать. За спиной послышался легкий стук, похожий на шаги. Демон прислушался, хмыкнул и не стал оборачиваться, но болтать ногами перестал. В воде над его головой отразился знакомый силуэт. - Как ты нашла этот место, о, мать Изабо? – спросил просто так, зная, что правды не услышит. - Это было не трудно – здесь была Инес и тот юноша, с которым ты был в роще, где растерзали караванщиков. Полагаю, это Инес пировала? - Зачем спрашиваешь, если сама все знаешь. Гентакубу нужна еда. Ищешь Инес? Ее тут нет. - Вижу. А там кто? – Изабо прислушалась, ей показалось, что она слышала чье-то дыхание. – Кого ты прячешь? - Иди и сама посмотри, - отмахнулся демон, не переставая думать о своем. - Хесо мио..., (аналог - удивиться так, что опорожниться) – послышался возглас матушки Изабо. Демон ухмыльнулся – был рад, что удалось наконец ронять эту надменную монахиню – нечего было совать свой нос в чужие дела. - Не знал, что ты знаешь такие слова. - Выучила парочку, собираясь на разговор с тобой, пригодилось, - не осталась в долгу мать Изабо. Подошла к головам, которые проснулись все до единой и смотрели на нее с любопытством и надеждой, спросила: - Кто они? - Грешники. - Это ты так решил? - Разумеется, я! Что за глупый вопрос! – демон не собирался быть вежливым, ему хотелось хоть с кем-нибудь поругаться и выместить свое настроение. Мать Изабо пришла сама – пусть терпит. - Собрал их здесь зачем? Демон и сам не мог ответить. Когда-то это имело смысл: демон задумал собрать коллекцию, чтобы изучить природу человеческого грехопадения, проследить, как она меняется, какие методы искушения работают лучше, а от каких следует отказаться, как от устаревших. Надо было идти в ногу со временем. Придя к выводу, что женщины, богатство и здоровье – остаются самыми эффективными, демон утратил интерес к своим исследованиям. Философские беседы с головами о жизни и ошибках, которые привели их сюда, наскучили. - Хочешь, забери их себе! Только не занудствуй. - Я подумаю, - осторожно сказала мать Изабо, внимательно присматриваясь к демону. – Но прежде хочу спросить еще об одном. Если позволишь. - Спрашивай уже, не тяни жилы, и проваливай. У меня плохое настроение. - Что ты скажешь, если я предложу тебе закончить эту войну? - Какую войну, - оживился демон и посмотрел на матушку Изабо, пытаясь по ее лицу понять, к чему она клонит. - Которую мы с тобой ведем. - Умом повредилась, мать Изабо? – усмехнулся демон. – Я с монахинями не воюю. - А я не монахиня…


Глава 44.
Здесь красиво, - проговорил спутник Инес, который шел за ней, стараясь не отставать и чувствуя себя тем, кем и был – чужаком, пробравшимся в чужой, да еще богатый дом. – Надеюсь, мы не будем ничего красть? Чей он? - Мой. Помолчи, нас могут услышать. В прошлый раз меня встретили гостеприимно. Посмотрим, что будет на этот раз, - Инес осторожно заглянул во внутрь. – Никого нет, вот и хорошо, а то я от себя начинаю уже уставать. Залезай! Инес ловко подпрыгнула и заскочила в комнату без усилий. Юноша остался снаружи, все еще не решаясь последовать за ней. - Ну же, хватит торчать у всех на виду, - не дав ему опомниться, она наклонилась, ухватила юношу за руку и забросила внутрь, как тряпичную куклу. Инес еще не привыкла к своей силе, хотя от некоторых способностей успела получить удовольствие, например, исчезать под носом у демона, да еще вырвав из его лап его добычу. Послышался стук падающего тела и вслед за ним приглушенный голос со стоном произнес: - Хесо! (аналог – неожиданно опорожниться). - Надеюсь, что нет, – хихикнула Инес, - Ты цел? – она прислушиваясь к тому, что творилось в темноте. Ей никто не ответил. – Эй! Ты где? – она снова окликнула своего спутника, но вместо ответа услышала щелканье кресала о кремень и шипение смолы - вспышка факела озарила комнату. Перед Инес стоял ее отец, бледный, растерянный и напуганный, будто увидел призрак. - Отец? – смущенно проговорила Инес – такой поворота она никак не ожидала. - Я ждал тебя, Инес, - ответил настоятель, едва справляясь с охватившим его волнением. - Как ты узнал, что я приду? - Я не знал. Но я надеялся! Кто с тобой, Инес? - заметив на шее юноши, который сидел на полу и потирал ушибленное место, следы укуса на шее, Георг решил, что перед ним еще одна «жертва» чудовища, в которое превратилась дочь. Спутник Инес выглядел напуганным. Еще бы – он не ожидал, что они так быстро попадутся и был смущен тем, что его странную подругу тут хорошо знали. Значит она не обманула – этот дом принадлежит ей, а этот почтенный мужчина – её отец. - Это? – Инес окинула взглядом молодого погонщика верблюдов – он был одет хорошо – демон позаботился. И если бы его перепуганные глаза, выглядел вполне пристойно. Погонщик верблюдов, наконец, поднялся, давая возможность себя рассмотреть. Инес представила, о чем мог подумать ее отец и в ней проснулась мортиса (аналог – хулиганка). Она подошла с юноше, взяла его за руку и сказала то вертелось у нее на языке: - Это мой жених. *** Между демоном и матушкой Изабо тоже происходило своеобразное выяснение отношений. Она задумала этот визит, как попытку - уладить разногласия и избежать нового кровопролития. Конфликт интересов между демоном, Инес, их общим ребенком и Теодорой нарастал с каждым новым поворотом событий. Количество недовольных вмешательством демона в их судьбу, росло. Сами по себе никакой силы они не представляли, но значили очень много для тех, кто имел все основания считать демона своим личным врагом. Для Инес стимулом избавиться от демона, стал новый друг, погонщик верблюдов, с которым она, неожиданно для себя, познала радость любви. Хотя начиналось все не так уж романтично и тем не менее – парень так прикипел к ней, что в шаге от смерти думал и сожалел о том, что больше не сможет обнимать свою «мунариту» - фривольное название шикарной и доступной женщины обрело для него новый смысл. Назвав его своим женихом, Инес озадачила не только своего отца, но и парня – он мечтал, чтобы служить ей, а она дала понять, что надеется увидеть в нем равного. *** - Кажется, догадываюсь, кто ты, - демон собрался поделиться с матушкой Изабо догадкой, в которой после ее признания, что она не монахиня, почти не сомневался. – ВасИлиса? - Стала ею. Мое монашество сочли не столь важным подвигом. - Кто ж посмел? – демон откровенно ёрничал - только так мог скрыть, что обескуражен – васИлисы – серьезный противник, с ними нельзя было не считаться. - … меня призвали силы, более близкие Богу, чем те, кто возомнил себя посредником между грешниками и небесами. - Усомнилась в необходимости церкви? Теперь ты вместо нее? Поздравляю с повышением. Справишься? Бери меня в помощники, не пожалеешь, - это сошло бы за банальный сарказм, свойственный демону, если бы не грусть, которая послышала в его голосе. - Сколько же воды утекло… Тысяча лет назад, а может и больше. Последних из вас, кажется, разжаловали в демоницы. Напомни, за что? - За то, что хотели спасти Иисуса, сына Бога. - Точно! Вспомнил, вам почти удалось уговорить Пилата, чтобы он послал Каиафу куда подальше и настоял на том, что Иисус не сын Бога, а всего лишь безумец. Но я вовремя подсуетился и все вернулось на круги своя. К чему же нам готовиться на этот раз? Неужели второе пришествие? - Цель Создателя от меня скрыта. - И все же, ты здесь. Кстати, много вас или ты борешься со вселенским злом одна? - Меня приставили к тебе, когда ты совратил Теодору. - Теперь понятно, почему она сбежала от меня – это ты ей напела про раскаяние, грех и бессмертную душу? - Нет. Она сама догадалась. Я только помогла, отрицать не буду и считаю это своей заслугой. Надеюсь, и ты не будешь отрицать, что не преуспел, ни с Теодорой, ни с Инес. И твой сын тебя видеть не хочет. Слышала, пообещал тебе оторвать твои рога. - Про рога сама придумала? – демон не хотел вспоминать встречу с сыном – тот шокировал его настолько своими речами, что он замешкался и позволил Теодоре скрыться, хотя она почти уже была у него в руках. Если бы он схватил ее с этим «маленьким матерщинником», Инес сама бы приползла к нему и привела, как, осла на аркане, своего любовника. - Нет, зачем мне придумывать, мать Изабо не понимала, с чего вдруг демон прицепился к этим рогам, - сам сказал. Я с ним виделась, не лицом к лицу, это еще впереди, но достаточно близко, чтобы можно было познакомиться. Необычный ребенок, много талантов. Не очень-то он тебя жалует, смотрю. - Про рога точно знаешь? – неожиданно спросил демон. - «Опять он про рога!» - мать Изабо молча посмотрела на демона и отметила - свой вопрос он сопровождал не только смешком, но и почесыванием одного рога. - Рога – это хорошо, - проговорил он наконец и опять (!) довольно хмыкнул. - И от тебя бывает толк, сейчас, например, но я тебе не скажу, а ты помучайся, все равно не поймешь. Значит ты теперь васИлиса. - демон окинул надменным взглядом мать Изабо с ног до головы и не нашел в ней никаких изменений – но ее тон и прямота говорили о том, что она настроена решительно и к ее словам следует прислушаться. Василисы в иерархии занимали промежуточное положение, откуда можно было подняться выше или спуститься на ступень ниже, к демонам. Теперь, хотя бы выяснилось, кто есть кто. Оставалось понять - если речь о компромиссе – кто или что станет разменной монетой. - От меня что надо? - Твое самолюбие пострадает, если скажу, что сейчас уже ничего? - Ну, тогда я пошел. Мать Изабо проигнорировала и эту выходку, продолжила, как ни в чем ни бывало. - Боюсь, что тебе придется меня выслушать – узнаешь много нового. Матерью твоего ребенка должна была стать Теодора. Но ты ей опротивел раньше, чем она смогла от тебя зачать. Пришлось временно спрятать ее и все начинать заново. Со своей задачей ты справился – нашел чуть ли не копию Теодоры, такую же распутную и бездумную Инес. Однако, в обеих, несмотря на желание изваляться в грязи, неожиданно сильным оказалось и чистое начало. Несмотря на твои старания – поразить их своими способностями доставлять чувственные наслаждении, обе пресытились и дали тебе отпор. Теодоре повезло, она задумалась о последствиях раньше Инес. По мере того, как мать Изабо раскрывала подоплеку событий, которые демон воспринимал исключительно, как недоразумение, его лицо краснело все больше, а признаки естества проявлялись все сильнее, пока он не стал собой. Василиса приготовилась к драке. - Довольно! – демон возвышался над васИлисой, как гора, нервно пощелкивая хвостом, который она не выпускала из виду. Мать Изабо отлично знала про шип на конце хвоста - он был живым. Демон коротким и мощным ударом пробивал кожу и даже броню. Шип проникал внутрь и превращал всё в кровавое месиво. Стать еще одной жертвой коронного и коварного удара демона, мать Изабо не собиралась. - На что ты надеялась? - демон сам от себя не ожидал, что слова монахини так его разозлят. Мать Изабо чувствовала пробуждение силы васИлисы, которые ждали своего часа, не двигалась с места. Откладывать этот разговор было ни к чему. Она решила не отступать от первоначального плана и, не обращая внимание на ярость демона, говорила то, что и собиралась. - Начну с Инес. Ты не оставляешь ее в покое и договориться с ней не можешь. Если ты причинишь вред ее другу, она не вернется к тебе. Но ты не веришь моему предупреждению, будет только хуже. Хочешь, чтобы все оставалось по-твоему. Открою тебе глаза, если ты сам не способен на правду – ты ревнуешь! - Изабо приготовилась к тому, что демон нанесет удар или скажет ей - убираться из своего логова. Однако, он повел себя по-другому, чем в очередной раз показал свою непредсказуемость. Он не стал ее ни в чем разубеждать – похоже, его заинтересовала трактовка его отношения к Инес. - Демоны не ревнуют! Не накидывай на меня свою сеть. Проигравшим я себя не чувствую и не понимаю, о какой ревности ты говоришь. Если хочешь чего-то, говори прямо и не ставь мне условий, будто имеешь надо мной власть. Игуменья заговорила медленно, собираясь с мыслями: – Хорошо. Скажу прямо. Нужно, чтобы ты отпустил Инес, её друга и забыл про то, что у тебя есть дитя. От Теодоры ты тоже должен отступиться. - А что взамен? – вопрос, заданный с расстановкой, означал, что демон готов выслушать, но будет взвешивать каждое сказанное слово.


Глава 45.
- Теперь я спрошу тебя, отец. Где твоя сутана? Ты уже не отец Дамиан? А кто? – увидев отца в своей комнате, Инес понимала, что это не случайная встреча. В стенах родного дома память возвращалась к ней быстрее. Она вспомнила, что в последний раз видела отца, когда он еще был священником и не простым. - Я больше не могу быть отцом-настоятелем. - Тебя разжаловали из-за меня? - Нет. Я сам объявил о том, что слагаю с себя сан, чтобы снова стать…, - Георг искал подходящее слово, – собой. А ты, Инес, кто ты? С трудом уговорив Кларису, не приходить в эту половину дома, пока он не позовет ее, Георг готовился к тому, что увидит монстра. Заметив в саду посторонних, не сразу понял, что это Инес - был уверен, что она явится одна. Георг услышал, о чем они шепчутся и озадачился еще больше. Голос определенно принадлежал дочери, насколько он помнил, но вот тон… был игривым и беззаботным, что свойственно молодости, причем девичьей, взрослая женщина была бы более осторожна. Так мог бы вести себя обычный человек, пусть несколько предосудительно, но вполне объяснимо. Разве гентакубы такие? Разве не должны они подкрадываться незаметно, чтобы напасть на жертву? Эти двое пробирались тайком, но явно не для того, чтобы залить дом кровью – их намерения были обусловлены их молодостью и страстью, которая слышалась в их дыхании. - «Так ведут себя любовники!» - весь первоначальный настрой улетучился и Георг пребывал в полной растерянности, которая помогла ему встретить Инес и не испортить все своим агрессивным настроем. Реакция Инес была бы предсказуемой, а исход встречи скорее всего - печальным. Он настроился пожертвовать собой и уговорить гентакуба удовлетвориться только им, а Кларису не трогать. Вместо этого они задавали друг другу вопросы так, будто хотели сблизиться, но не решить – кому быть жертвой – Георгу, Кларисе или им обоим. Инес, как и Георг, хотела знать – чего ждать от этой встречи? С самого ее рождения она видела не отца, а сурового человека в черном монашеском облачении, который задаривал ее куклами, платьями, драгоценностями, обстраивал ее комнаты, делая похожими на покои принцессы. Но, несмотря на это, она отдалялась от него и становилась все более невыносимой. Семейная жизнь превращалась в подобие «благочестивого ада» - красивый фасад и руины внутри. Клариса не могла простить мужу, что он оставил ее, а дочь не понимала, почему вместо отцовской ласки от нее откупаются, как и от Кларисы, которая уже не знала, куда совать свои наряды, один роскошнее другого. Но разве платья могли согреть ее постель? Инес становилась старше, подарки дороже, а поведение все хуже. Не отдавая себе отчета, она начала мстить. Чем взрослее, тем «протест» выражался в более одиозных выходках. А потом и вовсе «вымоленная у бога дочь» превратилась в то, что называют позором семьи и хотят сбыть, как можно быстрее. Снимая с себя сан, Георг, как он сказал, возвращался к себе. Но могло ли это помочь преодолеть пропасть, которая их разделила? С какой целью Инес пришла в этот дом? Если они больше не враги, то кто? Георг рассматривал Инес и отмечал перемены – она повзрослела и стала еще красивее – Клариса в юности. То, что Георг видел в склепе, наводило ужас. Сейчас Инес излучала здоровье и похоже, была счастлива. Неужели это «воскрешение» так на нее повлияло? Она стала мягче. Но добра ли она? Или это притворство и опасность все еще угрожает ему и его жене? Георг вспомнил безобразные клыки, которыми Инес впилась ему в руку и невольно потер укушенное место. Инес это заметила. - Я объясню, если ты выслушаешь, а не побежишь за осиновым колом, - шутка была, что говорится, на грани, но она обозначила главное. Восемнадцать лет служения церкви не прошли бесследно – он научился чувствовать людей, «слышать» то, о чем они предпочитали молчать на исповеди. Его дочь хотела разбить лед недоверия, помочь ему преодолеть настороженность и страх – она его чувствовала. Поведение «жертвы» пробуждало в ней «жажду», но Инес легко справилась с этим, «загнав своего голодного демона в клетку». Георг оценил «шутку» и ответил тем же. - Я думаю, это подождет, если ты пообещаешь, что кол, а также чеснок и святая вода не понадобятся. Георг хотел показать, что не чувствует себя жертвенным агнцем, рад, что видит свою дочь живой и не опасается, что она вцепится ему в горло прямо сейчас. - Хорошо, пусть будет так. Вам нечего бояться, отец, - она сказала «вам», имея ввиду свою мать. – Кстати, почему ее тут нет? Или она боялась встречи со своей дочерью больше, чем, ты? Это уже был вызов. Георг понял, что его опасения насчет Кларисы все же имели под собой основания. Надо было спасать жену и не испортить хрупкий мир. Лицо Инес стало жестким, губы сжались в узкую ленту, на ее губах зазмеилась улыбка. - Приведи ее, не стоит с этим откладывать. Или я сама ее найду. Георг похолодел. Кажется, он рано радовался. Минуту назад ему казалось, что худшее позади: если бы у Инес начали отрастать клыки, он бы не испугался, а воспринял, как должное – он уже доверял ей потому, что знал – Инес не причинит ему вреда. Но Клариса – нечто другое. Он понял, что дочь имела ввиду, поскольку сам терзался мыслью насчет ее поступка. Те, кому она отдала тело Инес, не причинили ей вреда. Но она не рассказала, что с ней было все это время, как она вырвалась и что ей пришлось пережить? Георг заметил, что Инес внимательно его изучает. - Кларисы здесь нет потому, что я сам запретил ей. Инес усмехнулась. - Прежде, чем ты сделаешь то, о чем думаешь, выслушай. Я не оправдываю Кларису. Но и ты не все знаешь. Когда ты умерла, мы оба были не в себе. Я не захотел предавать твое тело земле. Не мог расстаться, мне нужно было время, чтоб ы свыкнуться с мыслью, что тебя больше нет. - Понимаю, отец и благодарю тебя за это признание. Дальше. - Клариса решила, что я обезумел. Я говорил безумные вещи, Инес… предлагал похоронить тебя в нашем саду. Клариса опасалась, что я замурую твое тело в склепе. Мне тяжело это говорить, но я стыдился тебя и не знал, как скрыть правду с рождением ребенка. Инес вздрогнула, встала и подошла к отцу. Теперь она ловила каждое его слово. Георг усилием воли не отстранился от нее, но опустил глаза, чтобы не смотреть на губы Инес, не видеть, как они подрагивают, уже не скрывая кончики острых клыков. - Я помню. Ты говорил, что вы хотели все обставить так, будто я приняла постриг. - Да. Это так. Мне казалось, что так будет лучше для всех и твое имя останется незапятнанным. Мы собирались провести тайный обряд отпевания и похоронить тебя, как девственницу. Георг услышал глубокий вздох. Похоже, что и Инес не могла сдержать своих чувств. Она словно оказалась в зазеркалье и видела прошлое со стороны. Поведение безутешных горем родителей больше не казалось им преступным – она понимала, что они пытались не только спрятать позор семьи, но и спасти репутацию Инес. Провернуть такую сложную комбинацию с погребением и «монашеством» мог только тот, кто обладал нужными связями. При этом на кону была и его репутация и если бы правда вскрылась, могло пострадать множество людей из тех, кто ему помог. У отца Дамиана, наверняка были враги и завистники, конкуренты. Церковь не стала бы «выносить сор из стен монастыря», обнажать неудобную правду о том, что при желании и монашество может быть ненастоящим, а чтобы скрыть грех, причем, нераскаянный. Самым подходящим способом – избавиться от неугодного отца-настоятеля было обвинение в связях с подручными дьявола. Назвать игумена колдуном было бы слишком, а так вполне достаточно, чтобы сжечь его публично на костре и доказать, что церковь не остановится ни перед чем, когда требуется наказать вероотступника. - Но не этот грех тяготит меня больше всего, дочь моя. Я совершил еще одно преступление. Мы с твоей матерью едва не выцарапали друг другу глаза, когда спорили об этом… Речь о твоем ребенке. *** Мать Изабо окинула на прощание взглядом пещеру демону, собираясь покинуть ее. Ее миссия здесь была завершена. - Ты хорошо подумал? – спросила она, видя, что демон уже не слушал ее, а смотрел вдаль, словно надеялся увидеть там свое будущее – то, от чего он только что отказался. Он получил предложение, о котором даже не мог мечтать потому, что считал себя неуместным среди таких, как васИлисы. Если бы мать Изабо сказала ему сразу, что демон может пройти обряд перерождения и стать одним из них, он бы поднял ее на смех, а потом выпотрошил её и раскидал внутренности по окрестностям на радость шакалам – васИлиса не успела бы среагировать потому, что явно расслабилась, а значит стала уязвимой. ВасИлисы были враждебны демонам. Спросив мать Изабо, которая наконец сбросила маску и призналась, что она одна из них, демон не ожидал, что на его вопрос – а что же взамен - ответит не мать Изабо… Он ощутил присутствие посторонней силы. Демон ощетинился и приготовился к нападению – васИлиса заявилась к нему не одна потому и вела себя так независимо. Видя, что демон хочет напасть, мать Изабо отступила назад и посторонилась. Воинственное настроение демона мгновенно улетучилось и он сник – из-за спины васИлисы вышли ангелы...

Глава 46.
Мать Изабо окинула на прощание взглядом пещеру демону, собираясь покинуть ее. Ее миссия здесь была завершена. - Ты хорошо подумал? – спросила она, видя, что демон уже не слушал ее, а смотрел вдаль, словно надеялся увидеть там свое будущее – то, от чего он только что отказался. Он получил предложение, о котором даже не мог мечтать потому, что считал себя неуместным среди таких, как васИлисы. Если бы мать Изабо сказала ему сразу, что демон может пройти обряд перерождения и стать одним из них, он бы поднял ее на смех, а потом выпотрошил её и раскидал внутренности по окрестностям на радость шакалам – васИлиса не успела бы среагировать потому, что явно расслабилась, а значит стала уязвимой. ВасИлисы были враждебны демонам. Спросив мать Изабо, которая наконец сбросила маску и призналась, что она одна из них, демон не ожидал, что на его вопрос – а что же взамен - ответит не мать Изабо… Он ощутил присутствие посторонней силы. Демон ощетинился и приготовился к нападению – васИлиса заявилась к нему не одна потому и вела себя так независимо. Видя, что демон хочет напасть, мать Изабо отступила назад и посторонилась. Воинственное настроение демона мгновенно улетучилось и он сник – из-за спины васИлисы вышли ангелы... Демон даже не пытался делать вид, что он не ожидал такого поворота. Мать Изабо никогда не вызывала у него доверия. Попытка договориться с ней объяснялась ситуацией, в которую он попал, сам не зная, почему. Ему казалось, что все шло, как обычно – унюхать нужную деву, соблазнить и погубить, чтобы заняться поисками новой жертвы. Все пошло не так с момента, когда от него ускользнула Теодора, которую он считал настолько преданной ему, что не смог смириться с переменами в ее душе – она вдруг возлюбила своего мужа, этого олуха, Феодора, который годился быть мужем, но для хорошего любовника ему не хватало опыта, а у Теодоры к тому времени он уже имелся и немалый. Неважно, что она оставалась девственной – ее душа была преисполнена жаждой греха, и демон её активно в этом наставлял. Тогда-то и замаячила впервые на его горизонте матушка Изабо. Он не принял монахиню за достойного противника и поплатился за это. Теодора исчезла. Он нашел ей замену. Но тут и вовсе все пошло наперекосяк. Она была достойной «ученицей», но излишне навязчивой – привыкла подчинять себе. Демон решил ее проучить и наградил своим семенем, зная, чем это для нее кончится. Но потом смалодушничал и предложил ей искушение – обменять свою бессмертную душу на его помощь. В чем она заключалась, демон не объяснил – пообещал облегчить роды – Инес страдала от боли и боялась смерти. Но и ту произошла осечка – она попросила его уйти! А после началось то, что демон назвал происками против себя – ребенок выжил, но ускользнул из его лап. Его спрятала мать Изабо, хотя и отрицала это. Иначе с чего бы так уверенно обещала, что они встретятся? После этих событий он встречался с матушкой Изабо уже постоянно и не потому, что искал с ней встречи, разве что один раз, когда вдруг вернулась Инес… Но и после всего демон не мог предположить, что все сведется к визиту этих… - Удивлён? – спросил один из ангелов, которые обступили демона со всех сторон. Демон не ответил – если эти здесь, его дела плохи. Мать Изабо все это время морочила ему голову и провоцировала. Она заманила его в ловушку. Чего же еще можно было ожидать от васИлисы? Если бы демон знал, что ему готовят западню, убил бы васИлису сразу. Их вражда длилась тысячелетия, смерть одной из них ни у кого бы не вызвала вопросов. Теперь его загнали в угол и будут судить. Ангелы осмотрели жилище демона, брезгливо поморщились при виде «коллекции». -«Не иначе, эта лицемерка настучала», - подумал демон. – Но не поэтому же поводу они явились, чтобы читать мне мораль? Демоны должны быть жестокими». - Нет, мы здесь не поэтому. Выслушай, прежде чем продолжишь копить свою ненависть. ВасИлиса здесь ни при чем. Это наше решение – мы пришли, чтобы предложить тебе выбор. Это было что-то новенькое, никогда прежде демону не приходилось выбирать, если только речь не шла о способе соблазнения и убийстве. Раз так, стоило послушать. Демон слегка приободрился – на суд это было не похоже. Он был заинтригован. - Служение злу так же тяжело… и ответственно…., как и противодействие ему, - продолжили другие ангелы – они произносили каждый по фразе и демону приходилось вертеть головой, чтобы понять – кто из них сейчас говорит. Потом он догадался, что так они хотят сбить его с толку и перестал реагировать – выбрал одного и смотрел туда, где у смертных, и у него тоже, находились глаза. Он видел лишь огненное облако, но ему так было удобней или привычнее, что лишний раз показывало его склонность к «человеческому общению». То, что говорили ангелы, было весьма необычно. - Твои представления о васИлисах проистекают из твоей ненависти. Тебе враждебно все, что стоит выше тебя, хотя это не их выбор – васИлисами «становятся». Ты другое дело. Демон, выслушай и ответь – готов ли ты взойти на ступень выше и занять свое место среди тех, кто в большей степени склонен к добру, хотя и зло остается в нем жить, доставшись в наследство от прежнего опыта. - Я понял. Вы пришли не судить, но поиздеваться надо мной. Теперь такой вид наказания. Но за что? Я не совершил ничего того, чего не должен был? - Нет. Но ты усомнился. - В чем! - В самом себе. Несколько раз меня свои решения, причем в пользу жизни, хотя раньше тебе такое поведение было несвойственно. Твои жертвы лишались головы раньше, чем ты понимал – это еще одна бессмысленная жестокость. Ты обманывал сам себя, когда думал, что их души в аду. В жизни закоренелого прелюбодея, вора и убийцы есть искра. Это надежда для каждого грешника. Человеческие грехи нас не пугают – чего мы там не видели, зло повторяется. Наша задача – увидеть искру и указать на нее, какое бы омерзение не вызывала жизнь этих людей. Непредвзятость – главное достоинство суда, которого ты их лишил. Тебе неведома любовь. Но ты познал ревность. Эта ее оборотная сторона. И это так по-человечески. Испытав ревность, ты начал меняться, но начал не с того – зло тебе ближе. С этого все и началось. Дальше больше – ты пощадил того, кто был твоим соперником в борьбе за женщину. Такое есть только у языческих богов и у людей. Ты не бог… Нам продолжать? Демон молчал. Ангелы озвучили то, о чем и сам думал не раз. ВасИлиса уловила в нем эти изменения. Потому они и смогли общаться с ней – не друзья, но и не враги. Что касается ребенка, с ним он и вовсе запутался. Демон никогда раньше не думал, что ребенок может быть проблемой – какие его дела – сделал своё и побежал. Подружка отдувалась за всё одна. В чем именно заключалась «плата» за удовольствие - стать сосудом для его семени, демон не знал. Тяжелые, изнурительные для тела и души роды Инес стали для него откровением. Но и тогда он не мог предположить, что выживший ребенок будет для него проблемой – это же всего-навсего маленький комочек плоти. Да, но это его, а не чей-то! Вот в чем беда, которая подтачивала его устои, вынуждая совершать оплошности одну за другой. То он затеял погребение Инес, вместо того, чтобы поскорее забыть её и заняться новой охотой. То начал вдруг договариваться с матушкой Изабо, хотя знал, что от таких, как она, таким, как он, лучше держаться подальше. И наконец, эта ревность! Как бы он не делал вид, что ему наплевать на измену Инес, ревность разъедала ему мозг, толкая на новые глупости. Все зашло слишком далеко…



Глава 47.
- Моём ребенке? - Инес выразительно посмотрела на отца. - Хотелось однажды бы на него взглянуть. - Прости меня, Инес! Моя вина гораздо больше, чем та, за которую ты озлобилась на свою мать. Выслушай меня и потом решишь, что о нас думать. Прошу тебя, позволь рассказать! Упоминание о Кларисе напомнило Инес о вкусе ее крови – она оказалась весьма приятной на вкус и сразу придала Инес силы. Будь её воля, она бы уже тогда «осушила» свою мать, но кто-то, кто знал «потайной ключ» в её сознание, удержал её. Она растерялась и этой заминки хватило, чтобы её сковали заклинанием более сильным. Инес не смогла его преодолеть и оказалась во власти тех, кто потом забрал и передал её демону. - Хорошо. Слушаю тебя. Но прежде, чем ты начнешь, скажу – я не то, что ты думаешь. Как бы тебе не хотелось верить, что я просто воскресла и вернулась такой, как была. Прежней Инес больше нет. Я помню свою смерть, отец. Эти роды убили меня. Демон, которому моя мать отдала мое тело, искушал меня. Он делал это с той секунды, как я вдруг поняла, что девственность меня тяготит. Я сама его призвала. Ваша Инес никогда не была святошей. Я наслаждалась общением с демоном и теми, кого он приводил с собой. Вы ни о чем не догадывались? Ты знаешь, отец, что моя мать учила меня, что «добрый муж» – это либо рогоносец, либо простофиля, годный лишь на то, чтобы его «доить». В вашем случае всё было немного по-другому – ты сам отказался от плотских наслаждений, заодно и свою жену сделал «монахиней», чем превратил ее жизнь в пародию на замужество. Не знаю, обрадует ли это тебя, но твоя жена не изменяла тебе, хотя и могла. Она отыгрывалась на мне, когда растила из меня легкомысленную, избалованную эгоистку. Назло тебе. А ты делал вид, что ничего не замечал и от нас обеих откупался дорогими подарками и свободой, которая нам была не нужна! Ты молился с утра до вечера, не зная, что творится у тебя под боком. Я знаю вашу семейную тайну – ты дал обет стать монахом, если я выживу. Вы же постоянно вспоминали об этом, когда ссорились. Я не глухая. Никакой благодарности за твою «жертву» я не испытывала, а когда пришло время рожать – прокляла тебя. Меня разрывало заживо! Ребенок, зачатый от демона, уж и не знаю, новость ли это для тебя, меня убивал! Внутри меня не осталось живого места - он все искромсал и исцарапал, выбираясь из меня – так хотел жить. Он все еще с той женщиной, которая назвалась мужским именем? Тебе не жалко его? Он же одной с вами крови и все, что осталось от меня. - Инес… - настоятель не успел договорить, Инес ударила в сердцах кулаком по стене и по ней прошла трещина – в моменты гнева сила Инес проявлялась особенно разрушительно. - Я не закончила. Ты напрасно не дал мне возможность высказаться. Твои иллюзии могут быть опасны, для тебя и твоей жены. Насколько я понимаю, вы снова вместе, - Инес облизнулась. Эмоции пробудили «жажду» раньше времени, и она становилась всё сильнее. У Георга по спине пробежал холодок, но он продолжал смотреть дочери в глаза, понимая, что она должна высказаться. Его и её жизнь раскрывалась с такими подробностями, что он убеждался в правильности решения – отказаться от сана – он слишком слаб для монашеского служения потому, что слишком сильно любит свою дочь. Её слова прожигали его душу насквозь, но он чувствовал ничего, кроме благодарности за то, что она помогала ему в этой страшной исповеди. *** Матушке Изабо показалось, что ангелов стало меньше. Так и есть – они пришли сюда с надеждой, а теперь по одному покидали это место, зная, что чуда не случится. Разговор с демоном подходил к концу. - Ты не выбирал – кем тебе быть и не помышлял о том, что можешь измениться. Напротив, лишь упорствовал в своих заблуждениях и слушал гордыню там, где надо было повиноваться голосу сердца. Как демон, ты лишен чувств, но они одолевают тебя. Во что это выльется, не знаем даже мы. Зло не должно чувствовать – оно может только питаться ими и убивать душ. Ты перестал быть демоном в том смысле, как это было задумано Создателем. Надо что-то решать. Либо ты принимаешь предложение и становишься равным среди тех, кого считал своими врагами и делаешь с ними одно дело. Либо ты остаешься один на один с собой. Сомнения тебя будут мучить тебя. Люди привыкли так жить, но для демона – это пытка и ад при твоем бессмертии. Не улыбайся. Это раньше ты был там своим. Теперь ты будешь там «почетным гостем», невозможно представить, как тебя там встретят… Ангелы замолчали, давая понять, что все сказано. Тишину в пещере нарушал звук падающих капель, которые срывались с каменных сводов и устремлялись в озеро, сливаясь с ним в единое целое. Не поднимая головы, демон заговорил. - Я не могу принять ваше предложение. - Почему? - Я недостаточно гибкий для таких перемен, все происходит слишком быстро. Не могу избавиться от чувства, раз уж я начал их слышать в себе, что ваше предложение – это подачка. Возможно, я ошибаюсь и со временем пойму это. Но сейчас именно так. Мне неведома жалость, но по отношению к себе я воспринимаю ее, как оскорбление, – демон замолчал. Он хотел, чтобы незваные гости поскорее ушли. Ему необходимо было одиночество, чтобы осмыслить все, что произошло. Он не хотел был невежливым – гости были не только терпеливы, учитывая их ранг, они проявили к нему уважение тем, что снизошли до его уровня и выслушали отказ, который их разочаровал. Демон поднял голову и распрямил плечи. Сейчас его гордость была единственной защитой его достоинства. - Я благодарю вас за возможность познать другой мир. Но я откажусь. - Что ж, - оставшиеся ангелы слились в одном. Они больше не опасались, что демон вытворит нечто, что вынудит их на жесткие меры. За васИлису также можно было не беспокоиться – их вражде с демоном пришел конец, если только он не будет настолько безумен, что осмелится напасть на нее после всего, что услышал в свой адрес. «Безумие» демонов «лечилось» одним способом – судом и на этот раз всё было бы по-настоящему. Ангел сделал знак васИлисе – оставаться в пещере и проследить, чтобы вопрос с «коллекцией» был улажен незамедлительно, взгляну еще раз на демона и вошёл в стену. - Будешь смотреть или поверишь мне на слово, что я разберусь с ними? – усмехнулся демон, намереваясь выполнить рекомендацию начальства по поводу своей коллекции. - Если ты позволишь, я бы осталась. Не потому, что не доверяю – хочу посмотреть. Души, покидающие свои темницы, это всегда волнующее зрелище. - Оставайся. Мне все равно. Демон приблизился к головам. Они смотрели на него с уничижительным страхом, как всегда. - Пришло время прощаться. Надеюсь, вы осознали, что оказались здесь не просто так? Головы в знак согласия, дружно захлопали глазами, не осмеливаясь заговорить. - По мне, так вы уже искупили свою вину. Что там за искры в вас найдут на суде и найдут ли, не знаю. Теперь это не мой вопрос. В общем, проваливайте, - демон изрыгнул огненный смерч, который поглотил головы, оставив на каменных плитах кучки пепла.


Глава 48.
- Может быть хватит говорить обо мне без меня? Клариса уже несколько минут стояла и слушала, о чем говорили Инес и Георгий. Она услышала шум – он доносился с той половины, где располагались комнаты дочери и больше не могла терпеть - нарушила запрет мужа – никуда не выходить из своей комнаты, пока он сам её не позовет. - Входи, раз явилась без приглашения, - ответила Инес, даже не посмотрев в ее сторону – она уже давно почувствовала присутствие Кларисы и ждала, когда та решится наконец присоединиться к ним. Нерешительность матери Инес истолковала по-своему – ей было стыдно или она боялась – одно из двух. Инес ошибалась. Клариса стояла тихо, прижав руки к груди и смотрела на дочь с тревогой и любовью. - Раз уж все в сборе, отец, -спроси у своей жены, почему она отдала тело твоей дочери в руки демона? Акценты были расставлены весьма красноречиво. Клариса будто ждала этого, шагнула вперед и, не сдерживая эмоции, заговорила: - Я не знала о демоне! Мне сказали, что только так я могу получить обещание – увидеть своего внука! Твоего ребенка! Это единственное, что у меня оставалось от тебя. Я ненавидела твоего отца за то, что он сделал! Инес растерялась, она не ожидала, что аргументы Кларисы будут такими простыми и потому убедительными. - … меня обманули люди, которым я доверяла. Прости меня, Инес, если сможешь. Если я не умерла от горя, то лишь потому, что жила надеждой! - На что? - Что смогу вернуть твоего сына туда, где ему место – в наш дом. - Я тебя услышала, - сказала Инес. Напряжение и неприязнь, которую она испытывала к своей матери, никуда не делись, только стали чуть тише. Оставались вопросы, ответы на которые могли проложить мост между ними но только в том случае, если Инес сочтет их достаточно убедительными. – Пусть так. Тогда скажи – кто тот враг, который заставил тебя сделать ужасную вещь? Ты хоть понимаешь, что значит вернуться к демону, который изломал всю мою судьбу, вырастил из меня похотливое чудовище, которого отец стыдился настолько, что не знал, куда засунуть мое тело – закопать в саду или стене? - Я отвечу. Никто из присутствующих не заметил, когда и откуда появилась мать Изабо. Она давно уже стояла у окна с отстраненным видом. Можно было подумать, что предрассветное пение птиц ее интересовало больше, чем происходящее в доме. - Вы и есть та самая Изабо, - вкрадчиво поинтересовалась Инес, медленно оборачиваясь в ее сторону. - Не делай глупостей, Инес, - монахиня подняла руку, преграждая путь существу, которое метнулось, как молния в ее сторону. Мгновенная метаморфоза превратила Инес в разъяренную фурию, вид которой был устрашающим настолько, что мать Инес повалилась без чувств – Георг едва успел подхватить падающее тело. Существо, в которое превратилась Инес, с силой ударилось о невидимую преграду и отлетело в сторону. В руке васИлисы оказалось огненное копье, которым она замахнулась, чтобы метнуть его в гентакуба. - Нет! Не убивай мою маму! Детский крик остановил копье, которое уже коснулось груди Инес. ВасИлиса посмотрела не гентакуба и опустила руку. Копье тут же исчезло. В комнате снова стояла обычная монахиня, которая ничем не напоминала грозное создание, которое едва не положило конец злоключениям Инес. Георг преодолев страх, нерешительно приблизился к лежащей на полу Инес. Она была словно в забытьи. Инес постепенно возвращалась в прежнее состояние. Ее тело обмякло, когти и клыки втянулись, будто их и не было в помине. Глаза оставались открытыми, но они ничего не видели или то, на что они смотрели находилось за гранью, недоступной обычным людям. - Займитесь своей женой, ей вы нужнее, тут я сама разберусь, - распорядилась монахиня. Георг послушно отошел от дочери и занялся Кларисой, которая очнулась, но не понимала, где она и что произошло. Увидев Инес, она содрогнулась, хотела бежать, но Георг остановил ее: - Это все еще Инес, наша дочь. Нам придется смириться с этим. Георг обнял жену и они с Кларисой стали похожи на двух нахохлившихся воробьев, которые согревали друг друга, несмотря на стужу и ветер. О «женихе», казалось, все забыли, но он, как ни странно, адаптировался быстрее всех - покинул свой угол, в котором просидел все время, пока Инес разбиралась со своим отцом и без малейших признаков страха подошел к ней, обнял и стал укачивать, как малое дитя. Инес застонала – удар, который она получила, когда налетела на «стену», отозвался болью во всем теле. По всему было видно, что она приходит в себя. Инес напоминала человека, только очнувшегося ото сна. Какие видения посетили ее на этот раз? Клариса заметила, что Инес открыла глаза и осторожно тронула мужа за рукав. Георг на всякий случай загородил собой жену – с чем их дочь «вернулась» на этот раз, еще предстояло выяснить. Инес глубоко вздохнула, провела руками по лицу, прогоняя остатки сна или видений, нашла взглядом монахиню: - Значит вы и есть, Изабо. Не очень-то вы приветливы. - Я защищалась. - Думаю, нам надо кое-что прояснить. Настоятельница посмотрела на нее и слегка наклонила голову. Это была их первая прижизненная встреча. Инес с трудом поднялась и подошла к монахине, протянула руку, хотела дотронуться до нее. Монахиня была неподвижна. Инес смутилась и убрала руку. - Ты, кажется, хотела что-то прояснить. Так давай начнем, чтобы не мучить никого. Пока мы с тобой не разберемся, никому не будет покоя – ни людям, ни демонам. Я знаю твои претензии ко мне. Они справедливы, но лишь отчасти и я не буду просить прощения за то, что тебе пришлось пережить. Ты ведь тоже времени не теряла? – мать Изабо напомнила Инес о погонщиках верблюдов, - Будем считать, что они поплатились за свои нечистые помыслы. Теперь о главном. Твое тело было отдано демону и это было частью нашей с ним сделки. Прости, но на тот момент ты не представляла ценности для меня потому, что была мертва. Пока демон занимался тобой, пытаясь быть человечным, - монахиня усмехнулась. – мы спрятали от него твое дитя. - Мы..? - Я и Теодора! Она такая же блудница, как ты, Инес. Демон овладел вами, но не смог довести начатое до конца. Вы обе воспротивились ему, нашли в себе силы. Хотя на твою долю выпало несоизмеримо больше физических страданий. Ты вырвала свою свободу через боль. Теодора излечилась любовью. На часть вопросов ты получила ответ. - Лишь на часть, - ответила Инес и упрямо поджала губы. Она не такая гибкая и ей нужно время, чтобы понять и еще больше, чтобы простить. Лучше ее не торопить. Мать Изабо это поняла. - Тогда спрашивай. - Тот ребенок – он моё видение или он существует? Это и есть мой сын? - Да. Он жив и здоров, благодаря стараниям Теодоры и ждет встречи с тобой. Он твой ангел-хранитель. Все это время он сопровождал тебя. Как и ты, страдал, считая, что брошен и предан, он думал, что ты от него отступилась. Инес выглядела растерянной и подавленной. С детства она привыкла чувствовать себя брошенной, винила родителей, а сама оказалась ничем не лучше. - Он полукровка, но благодаря Теодоре, добро проросло в его душе, несмотря на обиду. Он простил тебя, Инес. Прости и ты тех, кто поступил с тобой несправедливо. У каждого были на то причины. Никто не желал тебе зла, даже демон, в это трудно поверить, но это так.


Глава 49.
В доме царило настроение, которое, казалось, уже было невозможным для его обитателей – все до единого были счастливы. Печаль, которая присутствовала в их мыслях и сердцах не могла омрачить эту радость, но накинула вуаль, никуда не исчезнув и вынуждая каждого примириться с тем, чего они не могли изменить. Георг первым делом начал расспрашивать о том, что волновало его, как отца. - Ты сказала, что это твой жених. Раз так, представь же, наконец, нас друг другу! По его виду не скажешь, что он счастлив, скорее, удивлен, как и я. Инес улыбнулась – отец был прав. - Э-э-э, как твое имя? – она понимала, что вопрос прозвучал дико, но она действительно, не знала, как его зовут. - Спирас, меня зовут Спирас. - Кто твои родители? – спросил Георг, вспоминая - «спирас» - что-то вроде, «плетущий корзины». - Караванщики подобрали меня в пустыне. Думаю, мои родители были аметис (аналог – бродяги). - Откуда же у тебя такая одежда? – Георг продолжал «допрос», видя, как внимательно слушает Инес – ей самой было интересно. Услышав вопрос про одежду, юноша растеряно посмотрел на Инес – не знал, как ответить. - Мы украли ее, отец. У караванщиков! Они все там разбросали…, - Инес замялась, ей не хотелось вспоминать об оливковой роще. - Но свое платье я взяла здесь. И это, - Инес прикоснулась к жемчужному ожерелью, которое украшало ее шею. – Твой подарок, отец, как и это платье. Георг понял, что Инес просит поменять тему. Что ж, он услышал достаточно, а на большее пока не готов, если так решила Инес. Георг учился доверять дочери и поразился, насколько это приятно. - У нас есть для тебя одна новость, - Георг улыбнулся, подбирал слова, чтобы Инес его поняла сразу. – Видишь ли, после того, как я принял решение отказаться от сана и вернуться к мирской жизни, мы с твоей матерью подумали, что мы могли бы…, нет, если это, конечно возможно, ведь мы не молоды… - Я поняла, - Ине уже было невмоготу слышать неловкие оправдания отца. – Вы хотите снова жить вместе. - Да, - выдохнул он, переводя дух – настолько сказанное и ему казалась невероятным. Инес оставила родителей со Спирасом, предоставив возможность познакомиться им поближе. А сама вышла в сад. Ей показалось, что мать Изабо ждет ее там. Она нашла ее на своей любимой скамейке. Монахиня провела рукой по камню. - Хранит всё, что видел. Инес опустила глаза, потом снова посмотрела на монахиню. - Это всего лишь камень. А кто я? Тень? Призрак? Ошибка? Я вернулась, но стала другой. Я убила, ты знаешь и убью еще потому, что однажды моя «жажда» станет невыносимой. Что со мной будет? - Однозначного ответа у меня нет. Не мой уровень. Но я знаю, кто может тебе помочь. Время пришло, я призываю вас! – монахиня воздела обе руки и прочитала молитвенное заклинание. Перед ними возникла фигура ангела. - На этот раз пришел один? Думаешь, справишься? - Все решения по ней уже приняты. Остались моменты, которые следует прояснить и внести коррективы, без этого никак. Свобода воли, которая у нее есть, дает ей право высказаться. Как ты понимаешь, это произойдет не здесь. Инес опустила голову, она решила, что это приговор – ее снова посадят в челн, чтобы она завершила свое прерванное путешествие в царство мертвых. - Звучит устрашающе. Даже не знаю, что сказать. Впрочем, нет, знаю, - мать Изабо подошла к Инес и перекрестила ее, благословляя, потом посмотрела многозначительно на ангела, который с бесстрастным видом наблюдал за всеми. – Я лишь маленькая веточка на древе жизни и смерти, вижу только то, что рядом. Вы там - другое дело. Вспомни, пожалуйста, про овец, которых надо не только карать, но и гладить, и не скупиться на сострадание к ним. Небеса слишком далеко, вера трудна, а искушение – всегда рядом. Иди с ним, Инес. Положись на Его справедливость. Отдохни уже от своих страхов. Каким бы ни было решение, главного не изменить – твоя душа жива, она открыта для любви и ты умеешь прощать. Деяния гентакуба – это последствия твоего воскрешения. Никто не предполагал, что ребенок окажется настолько силен, что вернет тебя к жизни. К сожалению, его опыта не хватило, чтобы предотвратить твое превращение в одно из существ, которые обитают между мирами, неприкаянные. Прими свою судьбу. - Подойди ближе, - приказал ангел, распахнув свои огромные крылья. Огненный ореол, который его окружал, исчез. Крылья приобрели нежно розовый оттенок, придав ему облик экзотической или скорее райской птицы. Ангел обнял Инес своими крыльями и они вознеслись. *** Возвращаясь в дом, мать Изабо встретилась с женихом Инес. - Не видели Инес? – спросил он, заглядывая в глаза монахине, будто предчувствуя неладное. – Я давно ее не видел. Она ушла за вами, я видел это из окна. Почему вы одна? Где Инес? – с каждым вопросом голос юноши становился все тревожнее. - Довольно вопросов, Спирас. Не волнуйся за нее. Она в надежных руках, - мать Изабо вспомнила о крыльях, которые обнимали Инес. - «Эти красавцы научились сострадать. Что-нибудь придумают. Они лучше знают, что лучше для неё». – Возвращайся и передай родителям своей невесты, если ты еще не передумал стать ее мужем, все, что я сейчас сказала – слово в слово. Мне пора. Если хочешь спросить о чем-то, самое время. - Она увидит своего ребенка? - Спирас! – Георг вышел вслед за ним, - С кем ты разговариваешь? Юноша обернулся – мать Изабо исчезла. Только смятая трава напоминала о том, что на этом месте кто-то стоял. Георг проследил за его взглядом и всё понял. - Ты говорил с ней? Что она сказала? Георг был в панике. Он не представлял, что скажет Кларисе когда она спросит его о том, когда они увидят своего внука. Мать Изабо, которая все это время держала в своих руках концы запутанного клубка их жизней, пропала. В тот же день они отправились в её монастырь, где, якобы Инес приняла постриг. Ни настоятельницы с таким именем, ни новой монахини там не оказалось – никто ничего о них не слышал. *** Теодора дослушала рассказ матушки Изабо и пребывала в молчании – слишком много ей надо было вместить в себя при том, что она уже чувствовала, что ее жизненные силы на пределе. - Ты устала, я это вижу. Но так надо. Мы не можем вернуть Тео его родным, во всяком случае, сейчас. Им надо наладить свою личную жизнь, научиться доверять друг другу. Никто не знает, когда вернется Инес и вернется ли. А без матери ему там делать нечего. Ты – его мать. Расскажи все ему, найди слова. Ему предстоит многое осознать. Уму непостижимо, что ему пришлось пережить, наблюдая за всеми нами. Дадим ему время. У него хорошая семья… Изабо вспомнила о том, как говорила с Кларисой – та бегала по дому, старалась все сделать сама – приготовить, накрыть стоил, чтобы приготовить праздничный пир по случаю соединения с дочерью. И не только. - У вас теперь двое детей, не так ли? – мать Изабо с улыбкой посмотрела на Спираса, который со знанием дела растапливал очаг – такая работа была для него обычным делом. – Ваш зять не белоручка, - похвалила мать Изабо. - Надеюсь, Инес не шутила на его счет, парень не заслуживает, чтобы с ним обошлись несправедливо. Теперь вы его семья и вам придется позаботиться о нем до ее возвращения. А там уже определяйтесь, кто кем приходится. Он хороший. Смелый. Инес от него без ума, судя по всему. Хорошо бы и Теодоре так повезло, – Изабо погрустнела. Она лучше всех знала, что в ближайшее время Теодоре как раз и не светит ничего такого, о чем могла мечтать молодая женщина. Ей предстояла долгая жизнь. Кто знает, кого для нее припас Создатель. Но сейчас она была совершенно занята – ей надо растить ребенка демона - этой обязанности с нее никто не снимал, а малыш, несмотря на то, что заметно подрос и научился извлекать пользу из своих генов, не собирался с ней расставаться. Он получил свои ответы и отпустил свою мать. Ангелы недаром взяли с него обещание больше не вмешиваться.



Глава 50.
Георг с Кларисой любовались вечерними облаками, расписанными солнцем нежнейшими красками. В сочетании с легким ветерком, напоенным ароматами цветов, картина получалась совершенной. Она не столько ублажала их взор и ласкала сердца, сколько врачевала, помогая глубоким ранам превращаться в едва заметные шрамы, которые больше не беспокоили, но и не давали ничего забыть. Георг, как и Клариса, выстрадали Инес, пережив, по сути дела, ее смерть дважды. Принимать за смерть её исчезновение они не согласились бы ни за что, предпочитая жить верой и надеждой на ее скорое возвращение. Если чудо случилось дважды, почему бы и нет.. Чтобы скоротать ожидание, они занимались тем, что бережно хранили о ней память. Прожитых лет было вполне достаточно, чтобы осознать сделанные ошибки, которые были следствием гордыни – в первую очередь, и во вторую, и в третью. Если Инес вернется, они примут её в любом обличии и больше не потратят драгоценное время бездарно. Поддерживать боевой настрой помогали весточки от внука, которые они получали регулярно из рук таинственных незнакомцев. Каждый раз человек выглядел по-разному – то бездомный, то купец, то монах. Георг и Клариса обратили внимание на то, что все они были чем-то похожи, но лица посланца не увидели ни разу – оно было закрыто маской. К чему такая скрытность, думали они, но вопросов не задавали – привечали гостя, поили, кормили и просили передать дорогому внуку, что у них все хорошо и они желают ему простого человеческого счастья. Посланец важно кивал головой и не торопился уходить – сидел и сидел, а потом вдруг исчезал так же незаметно, как и появлялся. И так до следующего раза. Спирас некоторое время жил в доме Инес с ее родителями. Потом пропал. Клариса, не желая обидеть «почти зятя» подозрениями, аккуратно проверила вещи – не пропало ли что. - Георг, ты знаешь, я не питаю пустых надежд, но у меня появились сомнения. - Что случилось? Новости о Спирасе? Не очень хорошие? Этого еще не хватало! - Да, речь о Спирасе, но это не то, что ты думаешь. Клариса рассказала, как проверяла вещи и кое-чего не досчиталась. - Неужели, вор… Клариса пожала плечами. - Как сказать… Наше все на месте. Он даже не взял, то мы подарили ему, даже ценное. И денег не взял. Но вот из комнаты Инес пропала ее любимая шкатулка, жемчуг и несколько платьев. Зачем они ему? Может быть продать? Не найдя объяснений и не желая питаться новыми иллюзиями, Георг и Клариса договорились на эту тему больше не говорить – пропало и ладно. *** Теодоре и Тео в Мохерат понравилось. Им предоставили отдельную келью, которую обустроили в домике, стоящем на отшибе, как и было обещано. Послушника Феодосия и «прижитого» им ребенка по легенде, в которую все поверили, никто не беспокоил. Они жили там, словно невидимки – Тео постарался оградить их от назойливого внимания тем, что о них просто все забыли, а домик сочли заброшенным строением. Теодора вела незамысловатое хозяйство, по мере надобности покидала защитный купол и уходила, чтобы повидать других людей и подработать в соседней деревне. Взяв от Теодоры все, что она могла дать, Тео черпал знания из монастырской библиотеки, куда, разумеется пробирался тайком. Прожив таким образом в Махерат двадцать лет, Теодора предложила Тео открыться и начать жить с людьми. Подобное отшельничество, по ее мнению, уже больше вредило, чем оберегало их. Тем более, что за всё время никто ни разу их не потревожил. Демон изредка появлялся, но проникнуть за стены Махерат не пытался – садился на камни у родника, который снова пробился, но уже никого не травил и сидел. Они покинули Махерат и перебрались в деревню. На сбережения, которые Тео регулярно пополнял тем, что «выманивал» потерянные монеты из дорожной пыли, купили старенькую лачужку, привели ее в порядок и стали обживать. Теодора наблюдала за Тео и радовалась, что никаких внешних признаков того, что его отец демон, в нем не проявлялось. Разве что он был притягательно красив и загадочен, особенно его улыбка, но и она досталась ему от Инес, что уж тут говорить – сочные, но по- мужски твердые губы – такими только целовать. Теодора уговорила его прогуляться по окрестностям и не прятаться и первый выход в люди подтвердил предположение – он - гроза девичьих сердец. На него засматривались девушки и взрослые женщины. Теодора подшучивала над ним, спрашивала: - Тео, которая из них тебе понравилась? - Все! – потом смотрел на приемную мать многозначительно и успокаивал: - Не бойся, никого из них не обижу. Мне нужно что-то особенное, не знаю, что, но я этого жду. - Особенное… на что это похоже? – поинтересовалась Теодора, не зная, о чем думать. - Как у мамы и Спираса – хочу так. Это был единственный раз, когда он заговорил об Инес. Хотя Теодора и так знала, что во снах Тео с кем-то постоянно встречался. Она часто просыпалась и подолгу смотрела на его неподвижное тело, понимала - его душа далеко и не с ней… *** Однажды Тео вернулся с прогулки задумчивый больше обычного. Теодора обычно его не спрашивала – захочет, расскажет сам. - Он приходил. Теодора замерла. Она столько лет ждала, что эта встреча состоится и вот, наконец, все случилось. По лицу Тео было не понять, как все прошло. - Он не хочет иметь со мной ничего общего. Думает, что его одурачили. «Если на небесах что-то напутали, пусть сами и расхлебывают, а меня оставят в покое!». Он демон и не собирается становиться никем другим, его все устраивает. Тысячелетия стабильности чего-то стоят. - Так и сказал? – улыбнулась Теодора. - Именно так. И добавил, что лет через триста я наконец пойму, что отец из него никудышный. Это чтобы я не обижался на него, мало ли. - Зачем же тогда приходил? - Не знаю. А спрашивать не хотел, знал, что соврет. - Он прячет свои чувства! - Как и я. - Да, Тео, у вас это общее. - Надеюсь, что только это. *** Двести лет пролетело, как один день... На краю каменистого обрыва, откуда открывался чудесный вид на утреннее море, стояли двое. Свежий ветер играл волосами одного из них и перьями на крыльях у другого. Они торопились закончить разговор, чтобы не дать восходящему солнцу раньше времени загнать их в тень раскидистой кроны старой акации. - Теперь ты поняла, что ребенок был преднамеренной аномалией? Эксперимент! Как бы ни грубо это звучало. Ему вдруг захотелось понять – что в душе изначально сильнее. Ребенок демона, наделенный душой, должен был это прояснить. - Прояснил? - А ты как думаешь? - Мне трудно прийти к однозначному ответу. Тео бессмертный. Кто знает, как повлияет на него жизнь. За то время, с тех пор, как мы виделись в последний раз, могло произойти все что угодно. Возможно, его сущность изменилась и кровь отца возобладала над человечностью. Я сделала все, что могла. - И Теодора. - Как она? - Готовится стать васИлисой, это непросто, скоро придет и её время. Почему не спросишь про Инес? - Жду, когда сам расскажешь. Сам уже целую яму протоптал от нетерпения. Говори! - Она с Тео. Он так решил.
- Мой бог, но почему!
- Не смог отпустить. Нежеланные дети привязываются к своим нерадивым родителям и со временем всё прощают, понимают, что сами немногим лучше. - Теодора знает? - Пока нет, а там, как получится, у васИлис свои дела, они могут разминуться во времени. - Жаль, Теодора может обо всем забыть. - Мы позаботились об этом – Феодора Александрийская – это имя тебе о чем-то говорит? - … христианка, которая впала в блуд. Потом она ушла в монастырь, выдав себя за мужчину. Дочь игумена, которая вступила в блудную связь, родила и свалила все на монаха, думая, что это мужчина. Младенца отдали мнимому отцу и выпроводили с глаз долой... О том, что это женщина, монахи узнали после ее смерти… Невероятно! - Да уж, ничего придумывать не пришлось, разве что самую малость… *** - Сколько мы с тобой не виделись? Все так же прекрасна, современна и все еще дама, не надоело? - демон смотрел на привлекательную женщину средних лет, одетую лаконично, но модно – строгие брюки, белая блуза, кроссовки и две серьги – черепа с бриллиантами в глазницах. - Мне нравится быть женщиной. А ты почему не рокер? Тебе бы пошло и маскироваться не надо – будь собой. - О, нет, я слишком консервативен для этого. Не люблю обращать на себя внимание. - С такой-то внешностью, один взгляд чего стоит, - усмехнулась Изабо, имея ввиду то, что демон за последнюю сотню лет не изменился никак, даже волосы оставлял все той же длинны – чуть ниже плеч. - Демонический? – улыбнулся демон. - Очень демонический. - Мне все равно, лишь бы актуально и ничего не делать, стригусь исключительно сам. - Консервативен. Ленив. И жадный. Как тебя только женщины терпят? - Они меня обожают. Изабо, я выбрал свой путь и не жалею об этом. Более того, мне кажется, что сейчас моё время. Люди верят в меня сильнее, чем раньше. - Они дурачатся. - Не обманывай себя. Они хотят быть демонами. - А чего хочешь ты? - Хороший вопрос. Мне такая армия бездарных нахлебников ни к чему. Я хочу заслужить прощение Тео… -О, боюсь в ближайшие сто лет тебе это не светит. Он всё еще зол на тебя. - Я не виноват, что отцовство в демонах пробуждается так долго! - Это ты ему расскажешь, если он даст тебе шанс. Но на многое не рассчитывай. В нём от тебя гораздо больше, чем ты думаешь. И в нем есть то, чего нет в тебе. - Заинтриговала. - Не особо старалась. Я говорю о любви. Вижу, хочешь о чем-то спросить. - Проницательная. Да. Хочу. - Валяй! – матушка Изабо следила за трендами и старалась не упускать возможности продемонстрировать, что новые слова легко прижимаются в ее многовековом лексиконе. – Почему Инес выбрала не меня? Я старался, и ты это знаешь, кормил ее своей демонической силой! - О, да. Но в ней не было главной специи. - Снова про любовь? - Видишь, ты все понимаешь. Думаю, ты комплексуешь. - Что есть любовь? За те часы, что они были вместе, только и можно было, что перепихнуться пару раз. Ты называешь это любовью? Если пользоваться твоей терминологией, я ее, гм, «любил» сотни раз! - И ни мгновения по-настоящему. Что такое любовь по-твоему? - Это химия. Нет никакой любви.


Москва. 2023 год.
Все совпадения названий и фактов случайны. - Есть. То, что ты называешь химией – дар Бога и он прекрасен, как сама жизнь.