Реформация и православие. Проблема понимания.

Иисус из Назарета и христианство.



Эпиграф: «Бог для меня – это точка Альфа в космических просторах». Тейяр де Шарден

Бог, для многих глубоких богословов это некая абстракция, не имеющая на Земле аналогов, и отличающийся от человека, как небо от земли.
Один из отцов Церкви, Григорий Богослов, определяет Бога так: «…будем представлять и называть Отца безначальным и началом — началом как Причину, как Источника, как присносущный Свет…
…Отец безначален, потому что ни от кого иного, даже от Себя самого не заимствовал своё бытие.
…Дух исходит от Отца: не любопытствуй знать, как исходит…»

Согласно «Лекциям по философии религии» Гегеля, Бог Отец — первое определение абсолютной идеи. Это чистая идеальность и чистое единство с самим собой, абстрактное мышление всеобщего предмета, диалектически вызывающее абсолютное разделение, а далее триединство.
В христианстве, только Иисус Христос является связующим звеном между миром и Богом: «никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть» (Мф.11:27).

Поэтому, во все времена, во всех религиях, человеку нужны посредники между ним и Богом и потому, всегда и везде существовали святые люди, способные уловить «божественные энергии» испускаемого этим «Символом». В Ветхом Завете таких людей называли пророками.
Но в единобожии, к которому рано или поздно приходят все народы, необходим один единственный пророк, который мог бы не только быть передатчиком божественных посланий и идей, но и сам олицетворял бы Бога, был его земным «аватаром».
Поэтому и понадобился воплощённый Бог – Иисус Христос, чтобы «низвести» Бога из «космоса» религиозной символики на Землю, превратить его в человеко-бога и поместить в гущу реальной жизни, в тот мир, который полон зла и несправедливости...
Однако, по-прежнему, для многих из нас, благодаря влиянию Библии и Нового Завета в том числе, благодаря мифотворчеству «предания», этот Человеко – Бог жил и существует по сию пору в человеческом «космосе», но в некоей абстрактной обстановке, в «символическом пространстве».
Сегодняшняя идеология христианства, христовой Церкви, стоит на символизме и потому сильно отличается от нашей грешной жизни.
Но ведь реальный Иисус Христос родился и жил среди людей и в реальной обстановке того времени. Он не был героем мифа, созданного человеческим гением. Он был реально существовавшей исторической личностью!
И потому, он так хорошо знал людей, а Его учение и весь Новый Завет несёт печать того времени, тех обстоятельств и условий жизни. Он ел, пил, спал, мучился и страдал, как человек, рождённый женщиной.
В этом святость и в этом величие Его подвига, а самопожертвования и мучительная смерть на кресте, совершена ради искупления человеческих грехов!
«Мир лежит во зле» говорил Иисус и потому, он хотел его исправить радикально и призывал своих учеников и последователей совершить в себе нравственную революцию, перестать служить злу и несправедливости.
Но Иисус Назарей так же видел, что жизнь представляет из себя вечную борьбу и сосуществование добра и зла и потому, призывая к перестройке сознания и личностных отношений, тем не менее утверждал: «Царствие моё - не от мира сего».
Поэтому, как мне кажется, этот «символический» Бог и даже сам Иисус Христос и Его Новый Завет, сегодня существующие в искусственно созданном «символическом пространстве» церковного предания, так далеки от реальной жизни и реального мира. Этот мир, по-прежнему населён не только подлинно и внутренне верующими, но и фарисеями, с их верой напоказ, с их ложью и лицемерием в поступках и мыслях.
Люди были таковыми и во времена Спасителя.
Недаром, реальный Иисус Христос «Евангелий», творец Нового Завета, так гневался на современных ему книжников и фарисеев, называя их «змеиным отродьем», словно предчувствуя будущие манипуляции Его учением с их стороны...
Многие богословы подмечали, что выстроить жизнеспособное государство, которое, как известно стоит на насилии – невозможно на идеях Нового Завета. Так и вышло. Изменить жизнь людей радикально не удалось и тогда, уже задолго после мученической смерти Мессии - Учителя, Церковь, вопреки Христовым Заветам, вновь перешла на уровень символов и выстроила идеологию официальной Церкви основываясь на мифах о божественной природе Иисуса из Назарета, а потом дополнила теорией Троичности и разработала догматы учения.
Это было необходимо сделать, чтобы сохранить в реальной жизни, хотя бы малую часть Иисусова наследия.
Сакрализация жизни и смерти Учителя, были основной задачей церковников и через многие столетия идеологической борьбы, в которой жертвы исчислялись миллионами и десятками миллионов, наконец сформировалось учение, которое существует и поныне.
Однако это учение, в пылу борьбы, изменилось до неузнаваемости и так далеко отстояло в средние века, а местами и сегодня отстоит от подлинного Христова Завета, что случилась Реформация – религиозная революция, которая попробовала вернуть верующих на уровень реальной жизни, на уровень Писания, сократив или вообще уничтожив некоторые положения и догматы «символической» теории христианства, придуманной богословами-софистами...
Мир, особенно в последнее столетие существования, очень переменился. Человек вышел в космос, обзавёлся новейшими электронными технологиями и похоже стоит на рубеже создания некоего аналога «вечности» и «не умирающего» человека.
Поэтому, сегодня трудно отождествить официальную идеологию церкви, основанную на «символических» началах, с подлинным учением Иисуса Христа изложенным в Новом Завете и в «Евангелиях».
Иисус из Назарета, был «лириком», а не «физиком», он совершил нравственную революцию, но никогда не пытался объяснить происхождение материи или происхождения жизни и человека на Земле. Эту попытку предприняли создатели ветхого Завета, в сакральных символах показывая начала жизни и смерти!
Богословы, в процессе становления христианства, пытаясь объяснить всё и вся через учение Христа, выдумали многие конструкции и структуры, пытаясь представить Иисуса из Назарета, как Сына Бога и одного из лиц Святой Троицы.
Понять эти подстановки и интеллектуальные спекуляции времён раннего христианства, сегодняшнему верующему чрезвычайно трудно.
Это превращается в проблему, которую по сути, невозможно решить без утраты подлинной веры в Заветы Иисуса Христа, без софистических увёрток и приобщению к сообществу «фарисеев».
Это понимали многие люди как внутри церкви, так и её критики вовне и потому, с древних времён в церковной полемике и практике не было казарменного единообразия.
Однако, таких искателей Христовой истины, церковь во все века преследовала, казнила и уничтожала их наследие и последователей, называя их отступниками и еретиками.
Сегодня, уже можно предположить, что вся история Христовой Церкви состоит из длящейся борьбы таких «неверующих» праведников и «верующих» фарисеев.
Можно приводить множество имён жертв такой борьбы, когда большинство таких «верующих» одерживало победы над носителями «свободного духа», который по словам Иисуса Христа «дышит где хочет».
Среди таких «еретиков», можно назвать несколько ярких имён представителей таких мыслителей и отринутых церковью последователей Иисуса Христа: Ориген, Иоанн Златоуст, Лютер, Кальвин и множество деятелей Реформации...
Из современных нам мыслителей и церковных деятелей можно упомянуть Тейяра де Шардена, Бубера, а в России Александра Меня, Антония Сурожского...
В качестве борца с «символическим» толкованием учения Иисуса Христа, нельзя не упомянуть Льва Толстого, которого такие «верующие» чиновники, как Победоносцев, отлучили от церкви и сделали «еретиком», пугалом, для простого народа.
Он, Толстой, исследуя основания человеческой веры, пришёл к выводам, которые противостояли и подрывали идеологию официальной церкви, официозной церковности давно прислуживающей Кесарю, вопреки заветам самого Иисуса Христа.
Он не побоялся опубликовать свои изыскания и за это был отлучён и ошельмован псевдо богословами:

«…Я перешел от нигилизма к церкви только потому, что сознал невозможность
жизни без веры, без знания того, что хорошо и дурно помимо моих животных
инстинктов. Знание это я думал найти в христианстве. Но христианство, как
оно представлялось мне тогда, было только известное настроение -- очень
неопределенное, из которого не вытекали ясные и обязательные правила жизни.
И за этими правилами я обратился к церкви. Но церковь давала мне такие
правила, которые нисколько не приближали меня к дорогому мне христианскому
настроению и, скорее, удаляли от него. И я не мог идти за нею. Мне была
нужна и дорога жизнь, основанная на христианских истинах; а церковь мне
давала правила жизни, вовсе чуждые дорогим мне истинам. Правила, даваемые
церковью о вере в догматы, о соблюдении таинств, постов, молитв, мне были не
нужны; а правил, основанных на христианских истинах, не было. Мало того,
церковные правила ослабляли, иногда прямо уничтожали то христианское
настроение, которое одно давало смысл моей жизни. Смущало меня больше всего
то, что все зло людское -- осуждение частных людей, осуждение целых народов,
осуждение других вер и вытекавшие из таких осуждений: казни, войны, все это
оправдывалось церковью. Учение Христа о смирении, неосуждении, прощении
обид, о самоотвержении и любви на словах возвеличивалось церковью, и вместе
с тем одобрялось на деле то, что было несовместимо с этим учением…»
Л. Н, Толстой: «В чём моя вера?»

В очередной раз просматривая работы Толстого, я подумал, что может быть суть разногласий церкви и Льва Николаевича, состоит в непонимании значения места Иисуса из Назарета в те времена, в те дни, когда он проповедовал в Галилее.
Лев Толстой с присущим ему жаром, на свой манер толковал ярко выраженную суть учения Иисуса из Назарета в Нагорной проповеди.
Вот что говорил Толстой о Нагорной Проповеди:

«Разрешение моих сомнений я мог найти только в Евангелиях. И я читал и перечитывал их. Из всех Евангелий, как что-то особенное, всегда выделялась для меня Нагорная проповедь. И ее-то, я читал чаще всего. Нигде, кроме как в этом месте, Христос не говорит с такою торжественностью, нигде он не дает так много нравственных, ясных, понятных, прямо отзывающихся в сердце каждого правил, нигде он не говорит к большей толпе всяких простых людей. Если были ясные, определенные христианские правила, то они должны быть выражены тут. В этих трех главах Матфея я искал разъяснения моих недоумений.
Много и много раз я перечитывал Нагорную проповедь и всякий раз
испытывал одно и то же: восторг и умиление при чтении тех стихов - о
подставлении щеки, отдаче рубахи, примирении со всеми, любви к врагам - и
то же чувство неудовлетворенности (от церковной жизни).
Л. Н. Толстой (Там же...)

Читая Толстого, я тоже подумал, что когда Назарянин говорил: «Ударили по левой щеке — подставь правую...», Он имел ввиду отношения между своими, то есть теми, кто разделял его учение или стремился найти смысл и источник жизни.
Это похоже на извечные законы сосуществования родственников в семье, когда, что бы не совершили дети по отношениям к родителям, или наоборот — всё это остаётся семейным делом и должно решаться не через насилие, а любовно и по родственному…
Отношения к «внешним», регулировались совсем по другому. Отсюда и Его фраза: «Кто с мечом придёт, тот от меча и погибнет». Или: «Кто не с нами — тот против нас».
Иначе говоря, Иисус Христос не был идеалистом, а допускал насилие, как форму сопротивления агрессии извне со стороны неверующих язычников.
К сожалению, многие верующие и богословы в том числе, вот уже две тысячи лет не могут совместить и внятно объяснить, как можно жить в мире, наполненном злом, по христианским принципам. Отсюда и возникают ситуации, о которых писал и Лев Толстой:

«Я понял, что Христос нисколько не велит подставлять щеку и отдавать кафтан
для того, чтобы страдать, а велит не противиться злу и говорит, что при этом
придется, может быть, и страдать. Точно так же, как отец, отправляющий
своего сына в далекое путешествие, не приказывает сыну -- недосыпать ночей,
недоедать, мокнуть и зябнуть, если он скажет ему: "Ты иди дорогой, и если
придется тебе и мокнуть и зябнуть, ты все-таки иди". Христос не говорит:
подставляйте щеки, страдайте, а он говорит: не противьтесь злу и, что бы с
вами ни было, не противьтесь злу. Слова эти: не противься злу или злому,
понятые в их прямом значении, были для меня истинно ключом, открывшим мне
все. И мне стало удивительно, как мог я так навыворот понимать ясные,
определенные слова. Вам сказано: зуб за зуб, а я говорю: не противься злу
или злому и, чтобы с тобой ни делали злые, терпи, отдавай, но не противься
злу или злым...»

Очевидно, что Иисус Назарянин, сознавал исполнение его Заветов, как процесс, который приближает человека к обожению, но который остаётся процессом, а не риторическим требованием всем стать такими, как Учитель. Свои Заветы, он говорил для «своих» и потому, когда Он с иным настроением говорил о «дальних» и иначе относился к тем, кто не понимал или сознательно отталкивал Его Самого, его учеников и само учение. Очевидно, что фарисеев и членов Синедриона, осудивших Иисуса из Назарета на смертные мучения, он не мог и не хотел сравнивать со своими последователями.
Можно и нужно стремиться к исполнению Заветов, как закона, однако надо понимать, что докуда существуют грешники, будут и праведники и что никогда не будет времени, в котором все станут похожими на Бога. Именно поэтому Иисус Христос говорил: «Царствие моё не от мира сего», прекрасно понимая, что идеал недостижим, но стремление к нему — и есть смысл жизни христианина!
Из этого непонимания факта времени и места, в которых жил и проповедовал Иисус из Назарета, позже названный Христом и произошло не только столкновение Толстого с официальным православием, которое всё «причёсывало под одну гребёнку», но и с тем самым «символическим» пространством в церкви, в котором и пребывает сегодняшнее официозное православие.
В заключение, приведу очередную цитату из работ Льва Толстого, который тоже понимал это и противился такому отношению православия к Христовым Заветам, к смешению «Нового и Старого Заветов:

«Толстой и «Четвероевангелие».

«…И потому ошибка, сделанная церковью в признании Ветхого Завета таким же боговдохновенным писанием, как и Новый Завет; самым очевидным образом отражается на том, что признав это на словах, церковь на деле не признает этого и впала в такие противоречия, из которых бы она никогда не вышла, если бы считала для себя сколько-нибудь обязательным здравый смысл.
Из этих исследований ясно стало, что все известное и лучшее захвачено церковью в канонических книгах. Мало того, как бы для того, чтобы поправить свою неизбежную при проведении этой черты ошибку, церковь приняла некоторые предания из книг апокрифических.
Все, что можно было сделать, сделано отлично. Но при этом отделении церковь погрешила тем что, желая сильнее отринуть не признанное ею и придать больше веса тому, что она признала, она положила огулом на все признанное печать непогрешимости.
Все — от духа святого, и всякое слово истинно. Этим она погубила и повредила все то, что она приняла. Приняв в этой полосе преданий и белое, и светлое, и серое, т.е. более или менее чистое учение, наложив на все печать непогрешимости, она лишила сама себя права соединять, исключать, объяснять принятое, что составляло ее обязанность и чего она не делала и не делает. Все свято: и чудеса, и Деяния Апостольские, и советы Павла о вине и стомахе, и бред Апокалипсиса и т.п.
Так что после 1800 лет существования этих книг они лежат перед нами в том же грубом, нескладном, исполненном бессмыслиц, противоречий виде, в каком они были. Допустив, что каждое слово Писания — святая истина, церковь старалась сводить, уяснять, развязывать противоречия и понимать их; и сделала все, что может сделать, в этом смысле, т.е. дала наибольший смысл тому, что бессмысленно.
Но первая ошибка была роковая. Признав все святое истиною, надо было оправдать все, закрывать глаза, скрывать, подтасовывать, впадать в противоречия и — увы! — часто говорить неправду.
Приняв все на словах, церковь должна была на деле отказаться от книг. Таковы — вполне Апокалипсис и отчасти Деяния Апостолов, часто не только не имеющие ничего поучительного, но прямо соблазнительное.
Очевидно, что чудеса писались Лукою для утверждения в вере, и, вероятно, были люди, утверждавшиеся в вере этим чтением. Но теперь нельзя найти более кощунственной книги, более подрывающей веру. Может быть, нужна свеча там, где мрак. Но если есть свет, то его нечего освещать свечкой: он и так будет виден. Христовы чудеса — это свечи, которые приносят к свету, чтобы осветить его. Есть свет, то он и так виден, а нет света, то светит только поднесенная свечка.»

…Лев Толстой, был одним из тех смелых богословов, которые понимали значение в подлинном христианстве свободы духа, и своим примером подтверждал слова Иисуса Назарянина: «Дух дышит где хочет». И поэтому, невзирая на запреты официозной Церкви, неудовлетворённый православием изувеченным фарисейским «преданием», сам пытался разобраться в том, «что есть истина?».
Поэтому, он и был ошельмован «охранителями» официозного православия и отлучён от Церкви, которая уже перестала следовать Христу и стала «слугой Кесаря».
Толстой во многом похож на неистового Лютера, который в дремучие годы Средневековья, не побоялся выступить с критикой, погрязшей в сребролюбии и авторитарном догматизме, католической Церкви. Так же как он, Толстой стал предвестником Реформации русского православия.
Однако, к несчастью русского православия, Революция своими декретами отменила религию вообще, что и стало завершающим актом драмы, ставшей следствием захвата Церкви Христовой «преданием старцев», превратившими Новый Завет Иисуса Христа в «служение Кесарю».
Но Толстой не был врагом церкви, а был подлинным защитником человеческого духа и религиозных начал в нём:

«Человек без религии, т. е. без какого-либо отношения к миру, так же невозможен, как человек без сердца. Он может не знать, что у него есть религия, как может человек не знать того, что у него есть сердце; но как без религии, так и без сердца человек о не может существовать.» Л. Толстой «Религия и нравственность».

«Нравственность не может быть независима от религии, потому что она не только есть последствие религии, т. е. того отношения, в котором человек признает себя к миру, но она включена уже, impliquee, в религии…» Там же

Толстой обладал холодным умом учёного и горячим сердцем верующего человека. И это сочетание и по сию пору встречается очень редко и сегодня подменено только философской логикой и способностями анализировать факты и явления.
Отчасти, таким критиком религиозного чувства был английский философ и математик Бертран Рассел.
... Бертран Рассел, будучи человеком правдивым и искренним, так же как Толстой и не мог согласиться с подменой реальности в церковной идеологии, на некую символичность. Разбирая историю, жизнь и догматы церкви с точки зрения человеческой логики, он написал книгу под названием «Почему я не христианин».
Вот что он писал о религиозном фанатизме и нежелании понимать и принимать других и другие точки зрения:

«… тот любопытный факт, что, чем сильнее были религиозные чувства и глубже догматические верования в течение того или иного периода истории, тем большей жестокостью был отмечен этот период и тем хуже оказывалось положение дел.
В так называемые века веры, когда люди действительно верили в христианскую религию во всей ее полноте, существовала инквизиция с ее пытками; миллионы несчастных женщин были сожжены на кострах как ведьмы; и не было такого рода жестокости, которая не была бы пущена в ход против всех слоев населения во имя религии».

Не отрицая значения Иисуса из Назарета, как нравственного учителя, Бертран Рассел выступал против косного догматизма и религиозного фанатизма, которые и сегодня является причиной многих жестокостей и кровопролитий:

«Хорошему миру нужны знание, добросердечие и мужество; ему не нужны скорбное сожаление о прошлом или рабская скованность свободного разума словесами, пущенными в обиход в давно прошедшие времена невежественными людьми. Хорошему миру нужны бесстрашный взгляд и свободный разум. Ему нужна надежда на будущее, а не бесконечные оглядки на прошлое, которое уже умерло и, мы уверены, будет далеко превзойдено тем будущим, которое может быть создано нашим разумом».

Но и Бертран Рассел, не свободен от непонимания подлинного значения сказанного Иисусом из Назарета и тем, как его процитировали современники и Евангелисты, уже не говоря о «предании», которое по сути извратило Его учение:

«… Христос, как он изображен в Евангелиях, несомненно, верил в вечное наказание, и мы неоднократно находим места, в которых он исполнен мстительной злобы против людей, не желавших слушать его проповеди, отношение к инакомыслящим, которое отнюдь не является необычным у проповедников, но которое несколько умаляет величие такой исключительной личности, как Христос».

...Митрополит Антоний Сурожский, благодаря своему таланту проповедника и трудной личной судьбе, сформировался как проповедник и пастырь по христиански терпимый, «не судящий других» , в том числе и «неверующих» праведников и потому, противостоял большинству казённо верующих, как последователь Иисуса Назарянина, а не как слуга «Кесаря», стараясь приблизить верующих к подлинному учению Христа. Он говорил, что искренний правдивый, но неверующий» человек, порой, ближе к Царству небесному, чем тот, кто будучи фарисеем, утверждает, что он «слуга» Иисуса.
Приведу длинную цитату из одной проповеди Владыки Антония, которая показывает его понимание подлинного бессмертия души человеческой и значение любви и стойкости настоящего христианина перед жизненными страданиями и разочарованиями:

«Апостол Павел в одном из Посланий говорит, что мы должны дорожить временем, потому что дни лукавы. И действительно, разве не обманывает нас время? Разве не проводим мы дни своей жизни так, будто наскоро, небрежно пишем черновик жизни, который когда-то перепишем начисто; будто мы только собираемся строить, только копим все то, что позднее составит красоту, гармонию и смысл?
Мы живем так из года в год, не делая в полноте, до конца, в совершенстве то, что могли бы сделать, потому что “еще есть время”: это мы докончим позднее; это можно сделать потом; когда-нибудь мы напишем чистовик.
Годы проходят, мы ничего не делаем, — не только потому, что приходит смерть и пожинает нас, но и потому, что на каждом этапе жизни мы становимся неспособными к тому, что могли сделать прежде.
В зрелые годы мы не можем осуществить прекрасную и полную содержания юность, и в старости мы не можем явить Богу и миру то, чем мы могли быть в годы зрелости. Есть время для всякой вещи, но когда время ушло, какие-то вещи уже осуществить невозможно.
Я не раз цитировал слова Виктора Гюго, который говорит, что есть огонь в глазах юноши и должен быть свет в глазах старика!
Яркое горение затухает, наступает время светить, но когда настало время быть светом, уже невозможно сделать то, что могло быть сделано в дни горения.
Дни лукавы, время обманчиво.
И когда говорится, что мы должны помнить смерть, это говорится не для того, чтобы мы боялись жизни; это говорится для того, чтобы мы жили со всей напряженностью, какая могла бы у нас быть, если бы мы сознавали, что каждый миг — единственный для нас, и каждый момент, каждый миг нашей жизни должен быть совершенным, должен быть не спадом, а вершиной волны, не поражением, а победой.
И когда я говорю о поражении и о победе, я не имею в виду внешний успех или его отсутствие. Я имею в виду внутреннее становление, возрастание, способность быть в совершенстве и в полноте всем, что мы есть в данный момент».

И этот монолог, показывает нам подлинного христианина и понимание Владыкой Антонием не только драмы человеческого бытия, но и его призыв служить Богу и человечеству, всеми силами нашей души!
Владыку Антония недаром, многие его последователи, называют «Апостолом любви». В этом он похож на своего великого предшественника, на Иоанна Златоуста.
Владыка часто цитирует его:

«Иоанн Златоусты говорит: не бывайте ни в чем должны друг другу, кроме как в одном — в любви, потому что любви не отплатишь; на любовь можно только отозваться благодарностью и ответной любовью.»

Эта цитата показывает, какое значение придавал сам Владыка, любви человеческой, как основы христианского учения. И Иоанн Златоуст, и Антоний Сурожский были подлинными последователями и продолжателями учения Иисуса Христа и потому так привлекают нас их искренние слова и размышления над судьбами человека и мира.

Тут уместно вспомнить высказывание Толстого: «У Христа было много слуг, но мало последователей».

Кстати говоря, читая Евангелия мы понимаем, что многие из апостолов, долгое время были только такими слугами Христа и поэтому пытались узнать кто, где будет восседать в Царствие небесном, показывая тем самым непонимание гневных осуждений, таких настроений Иисусом Христом.
Антоний Сурожский, был одним из тех немногих «свободных духом», который всячески избегал смешения и подмены реальности на «символику» и потому, его проповеди и рассказы о жизни Иисуса Христа привлекали так много слушателей, пробуждая в них веру и желание последовать по пути Учителя – Иисуса Христа. Владыка Антоний, всей своей жизнью доказывал свою веру в реально существовавшего Мессию и старался во всём быть похожим на своего Учителя. Он был скромен, не тщеславен, вёл аскетический образ жизни и радовался возможности жить по Заветам Христа.
Сегодня, когда мир впал в грех сребролюбия и алчности, он, живя бедно и тихо старался не обременять других своими заботами и тяготами.
Вот характерный пример его отношения к деньгам, о котором я где-то прочитал - он даже в служебные командировки ездил и летал на свои деньги.
Для меня, такая деталь, о многом говорит, на фоне нескрываемой жажды власти, богатств и комфорта, который сегодня наблюдается среди некоторых «просвещённых» иерархов и батюшек в российских приходах...

... Хочу поделиться своими собственными впечатлениями, по поводу идеологии современного христианства. Когда после долгого перерыва, я вновь пришёл в церковь, то старался всё делать правильно. Я старался заучивать молитвы и псалмы, пытался понять логику богослужений, чтобы следовать церковным догматам сознательно и искренне.
Я начал целовать руки батюшкам, понимая это, как умаление себя и преклонение перед священниками, которые являются носителями духа Христова. Я старался быть таким как все, но у меня это плохо получалось.
Наверное потому, что в церковь, я пришёл уже во взрослом состоянии, хотя был в детстве крещён и бывал с родителями в церкви.
В нынешнем положении, я не мог выучить символ веры и длинные молитвы выпадали из памяти, как я не старался. Потом, я вспомнил, что подобное, происходило со мной во времена, когда я будучи студентом Университета марксизма-ленинизма, старался разобраться и запомнить «догматы», научного коммунизма и материалистической диалектики. И тогда это тоже плохо у меня получалось.
Позже, я понял, что трудности в этих теориях заключались в смешении символического и реального и потому, они трудно запоминаются и не поддаются даже механическому заучиванию.
Надо признать, что в церковь, я пришёл вновь уже задолго после сорока и потому, моя механическая память поизносилась существенно. К тому же, я не запоминаю того, что не понимаю умом и чувством...
Совершенно другие впечатления оставляют во мне чтение проповедей Владыки Антония и его толкование Писания. Владыка, старался научить своих слушателей тому, что он пережил и прочувствовал сам, находясь в христианской, православной церкви.
И потому, люди слушали с нескрываемым интересом его проповеди и беседы на евангельские и библейские темы и легко их запоминали.
Он, обладая благодатью учителя, рассказывал обо всем написанном в Библии как о чём-то лично передуманном и пережитом. Писания в его интерпретации, представали перед нами, как живой рассказ о живых людях.
Особенно трогали душу рассказы о Иисусе Христе, его делах, поступках и учении.
Но он отталкивал и вызывал неприязнь у тех, кто старается всё происходившее две тысячи лет назад представить, как некую «сказку», символическую картинку, что всё рассказанное никаким образом не касается нас и нашей современности…
И ещё один момент в жизни Владыки Антония, хотелось бы отметить. Он хотел, чтобы его паства, поменьше говорила красивых, но лживых слов, но побольше делала богоугодных дел.
Своей искренней весёлостью и самоиронией, он показывал пример отношения к Церкви и к вере.
Поэтому он был благожелательным и искренним человеком, умел улыбаться и говорить смешные вещи, борясь с многозначительной мрачностью, которой фарисеи пытаются уверить всех, что они и есть подлинно верующие и подлинные православные. Но за этой «скорбной» маской, скрывается привычное притворство, начётничество и лицемерие, ставшее второй натурой.
Я думаю, что вера христианская - это вера оптимистическая, вера в добро и справедливость, которая рано или поздно восторжествует в нашей жизни. Ведь за это и отдал свою жизнь Иисус Христос и мучаясь на кресте думал, о спасении своих последователей от козней злого Сатаны, владыки смерти и Ада.
Даже умирая на кресте в страшных страданиях, он жалел своих мучителей и говорил: «Они не ведают, что творят». Иисус Христос понимал, что его палачи, тоже жертвы, но жертвы догматизма и бездумного фанатизма. Ведь Синедрион, осудивший Спасителя, состоял из «фарисеев — лицемеров» делающих вид искренне верующих. В этом, они обманывали не только простых людей, но и самих себя.
Нечто подобное можно видеть иногда и сегодня...
... В этой связи, я вспоминаю как перед исповедью, прихожане ищут грехи в которых было бы не стыдно признаться священнику. А уже после причастия, забыв о своих грехах подлинных, «обновиться» до следующего причащения.
Мне кажется, что такая «обязательная грешность», часто не даёт человеку в полной мере осознать свою ответственность за то, что происходит вокруг нас в мире.
Ведь за формулой «все согрешили», может срываться и полнейшая безответственность, и нежелание делать нашу жизнь лучше.
Тем непонятнее привязанность причащения в православной церкви к исповеданию своих грехов. Всё это для большинства, постепенно превращается в формальный, бездушный ритуал. Ведь любое притворство, является одним из видов и бытовых форм лжи...
Один мой знакомый признался мне, что каждый раз старается выдумать какие-нибудь маленькие грехи, стоя в очереди на исповедь, и если это происходит в пост, то очень хорошо покаяться батюшке в употреблении скоромного.
Такая ситуация, большинство людей только учит лгать и толкает к двоедушию и лицемерию.
Если уж необходимо благословение батюшек, то пусть тогда, кающиеся рассказывают о тех богоугодных делах, которые они сделали или собираются делать в своей жизни. Этот позитив, в конце концов, способен приучить людей делать добро, а не копаться в себе в поисках мнимых грехов, когда наша жизнь полна «неопознанных» настоящих грехов, порою страшных, а не выдуманных, мешающих нам жить и даже умирать. Очень важно, чтобы причащение после такой лёгкой формы лжи, как сегодняшняя рутинная исповедь, не превращалось в фарс!
Основанием для такого положения дел, является всё тоже «символическое пространство жизни», которым оперируют многие современные богословы, и которое увы, является основанием для переделывания, искажения «преданием старцев», подлинных слов и заветов Иисуса Христа!




Остальные произведения автора можно посмотреть на сайте: www.russian-albion.com
или на страницах журнала “Что есть Истина?»: www.Istina.russian-albion.com
Писать на почту: russianalbion@narod.ru или info@russian-albion



Февраль 2012 года. Лондон. Владимир Кабаков.