Два пророка. Иона

“Иона”.
VII столетие до рождества Христова. Побережье средиземного моря юго-восточней Тарса.
Море. Солнце. Песок. Неспешный, мереный шум прибоя. Волна, еще волна, пауза, затем все повторяется снова и снова. Сотни, тысячи, миллионы раз. Год за годом, столетье за столетьем. Тысячи и тысячи лет.
Жалобный крик вечно голодных чаек. И палящий зной послеполуденного солнца, равнодушно взирающего на дела земные.
Из пены прибоя, где ползком, где на четвереньках,
Выбирается на нетронутую полосу песка человек. Он устал, обессилел. Несколько шагов, и силы окончательно оставляют его. Падает головой все в тот же песок и остается недвижим. Солнце все так же равнодушно взирает на распростертую внизу фигурку и спешит, спешит к закату своему. Оно одно из всего живущего на земле не боится заката. Оно знает, что завтра опять взойдет, и опять будет совершать свой бесконечный путь. Из года в год, из века в век. Взирая на суету земную.
Наконец, его последние лучи утонули в бескрайней мирской дали. Потянуло прохладой. Человек очнулся, поднялся на четвереньки. Его рвет морской водой. Еще долго он откашливается и отплевывается. Наконец, дыхание его восстановилось, из глаз исчезла туманная поволока страдания, и они приобрели осмысленное выражение. На устах появилась улыбка. Жив! Человек становится на колени и призывает Всемогущего:
- Господи! К Тебе воззвал я в скорби моей, и Он услышал меня: из сердца преисподней я возопил, и Ты услышал голос мой! Ты вверг меня в глубину, в сердце моря, и потоки окружили меня, все воды Твои и волны Твои проходили надо мною! И я сказал: отринут я от очей Твоих… однако я опять увижу святый храм Твой!.. Объяли меня воды до души моей, бездна заключила меня; морскою травою обвита была голова моя. До основания гор я нисшел, земля своими запорами навек заградила меня; но Ты, Господи, Боже мой, изведешь душу мою из ада! Когда изнемогла во мне душа моя, я вспомнил о Господе, и молитва моя дошла до Тебя, до храма святого Твоего. Чтущие суетных и ложных богов оставили Милосердаго своего, а я гласом хвалы принесу Тебе жертву; что обещал, исполню: у Господа спасения.
Человек опускает воздетые к небу руки, теперь он сидит, поджав под себя ноги и положив ладони на колени. Голова его опущена. Он как бы прислушивается к шелесту волн и окружающей его тишине. И вдруг… нет, это не гром, это проговорило само небо: Иона,… Встань, иди в Ниневию, город великий, и проповедуй в ней, что я повелел тебе.
О дальние утесы шарахнулись крики перепуганных чаек, но вскоре тишина и ночная мгла опять окутали все вокруг.
День. Солнце. Каменная пустыня. ТОМ, ТОМ, ТОМ,… шаги ног, обутых в кожаные сандалии, равномерные удары посоха о камень. ТОМ, ТОМ, ТОМ… Ниневия! Город великий! Столица Великой Ассирийской империи, простирающейся от Араратских гор до пустыни Египта, покорившей Сирию, Вавилон, Палестину. Гордый сфинкс Нила преклонил перед тобой голову свою… Твоя судьба приближается к тебе мерной поступью странника. ТОМ, ТОМ, ТОМ.… Все ближе, ближе, ближе, медленно, но неотвратимо.… Как смерть.

2002 год, конец июля. Россия. Большой сибирский город. Откуда-то звучит хит сезона – ария Квазимодо из “Нотр-Дам де Пари”: “ И после смерти мне не обрести покой-
Я душу дьяволу продам за ночь с тобой”.
Спящая квартира. Раздирающая тишину трель телефонного звонка. Из-под простыни на кровати показывается рука, нашаривает на тумбочке трубку. Привычные рваные фразы телефонного разговора:
- Да!… Завидуешь отпускникам?… Дрыхну!… Непременно!… Тебе того же. Отбой.
Простыня летит в сторону. Человек встает. Он молод, полон сил. Потягивается до хруста в суставах. За открытым окном – солнце, птицы. На лице, блаженная улыбка: отпуск только начинается. Жизнь прекрасна. Поизносит сам себе:
- Господи! Что за странный сон? Дождь, смывающий дома? К чему бы это? И этот дурацкий шлягер.
Вот он уже одет. Склоняет голову. Ставшая привычной утренняя молитва вполголоса. Отдельные фразы: Господи, да будет воля Твоя!… Дай прославить имя Твое на этой земле. Аминь.
Последние сборы. Вещи уложены заранее, пластиковая карточка, деньги, билет на поезд, документы. Выключенная трубка мобильного телефона летит в ящик стола, начальство не добудет раньше времени. Все. Присел на дорожку. Маршрутное такси уносит в привычную толчею вокзала. Вот и поезд. Новороссийск. Отлично. Уютное купе, приличные соседи, ласковая проводница. И ожидание моря! Что еще человеку для счастья надо? Гудок паровоза, и перрон медленно поплыл назад. Тук – тук… тук – тук… Перестук колес на стыках. Он вытянулся на полке. Глаза блаженно закрыты. Предвкушение отдыха. И вдруг.… Чье-то ледяное дыхание на затылке, мороз по коже… Вспоминается утренний сон: Дождь, смывающий дома. Потряс головой, отгоняя наваждение. Открыв глаза, взглянул в окно – солнце, лето, уносящийся назад пейзаж. Но какая-то неуловимая тревога осталась, как пена на дне пустого бокала.
“ И после смерти мне не обрести покой –
Я душу дьяволу продам за ночь с тобой”, – донеслось откуда-то.
Иван вздрогнул. Тук-тук… тук-тук… Неведомая судьба… Она приближается, медленно, неотвратимо, с каждым перестуком вагонных колес. Как дар жизни, обреченному на смерть.
Новороссийск встретил жарой, пылью и навязшим в зубах хитом сезона. Летящее по плавящемуся асфальту такси. Здесь, за городом. Пансион, один из сотен подобных. Уютное ущелье между гор. Лес. Внизу – ослепительная в блеске солнечных лучей гладь моря. И почти месяц безделья. Благодать! Нет надоевшего пейзажа заводских труб за окном, только лето, море, солнце. Наш герой, закинув на плечо легкую спортивную сумку, двинулся по дорожке к зданию пансионата. Зелень, чистый воздух, свежесть моря. Как всего этого не хватает в Сибире, где снег, зима, морозы. А лето пролетает так быстро, как проносящийся за окном поезда пейзаж.
Впереди почти целый август, а затем.… Впрочем, об этом лучше не думать. Скука у стойки администратора, шелестящего какими-то бумажками, далекие звуки музыки, женский смех… Неожиданно – резкий удар по плечу. Быстрый поворот головы, одновременно короткий вдох и… Серега! Иван, братела! Широкие, крепкие мужские объятия. Недоуменный взгляд администратора поверх очков.… И пошло-поехало:
- А помнишь?… А помнишь?… Беседу продолжили в столовой пансионата за столиком, наскоро забросив вещи в номер.
Пансионатом это заведение можно было назвать с натяжкой. Бывшая всесоюзная здравница, затем пришедшая в упадок, после чего отмарафеченная неизвестно кем и на какие деньги. Бывшая столовая превратилась в уютное кафе с барной стойкой и местом для музыкантов. Современный дизайн, хотя изобилие дерева в отделке выдавало “ русский стиль”, десятка два номеров, в том числе, люксовские. В комнате душевая кабинка, санузел, кафель, никель, две кровати, видео двойка, музыкальный центр и, наконец, холодильник, и кондиционер – немаловажные вещи в такую жару. Выход на общий балкон. Шезлонги и пальмы в кадках и тому подобное. Обычный гостиничный уют. Сервис – хочешь, в столовую топай, нет - в номер принесут, только позвони. Благо телефон на тумбочке.
Впрочем, наши друзья выбрали столовую, предварительно урегулировав с помощью купюр жилищный вопрос с администратором. После чего, обретя двухместный номер и забросив в него вещи Ивана (номер ранее занимал Сергей), спустились в вышеупомянутую столовую. Пансионат с советских времен обзавелся бильярдной, комнатами для массажа, тренажерным залом, сауной и тому подобной буржуазной роскошью, ставшей доступной нынче среднему россиянину, За определенную плату, впрочем. А пока друзья наслаждались встречей, неплохой кухней и кондиционированной прохладой, заняв столик в углу. Благо наплыва публики в этот час не было.
- Иван, глазам не верю! Ты, самый отвязный из всех, и вдруг стал верующим! Не пьешь
даже пива! – разглагольствовал его собеседник, потягивая “ Туборг” из запотевшего бокала. В то время как Иван пил мелкими глотками колу из такого же запотевшего стакана.
- Понимаешь, за эти годы многое изменилось. В первую очередь, я сам.
- Вижу, в тебе как будто свет включили, спокойный ты стал и непоколебимый какой-
то, как вон те скалы за окном.
Иван оглядел возвышающиеся вдалеке утесы. –
- Да, может быть, впрочем, мне со стороны себя не видно. Ты тоже, вроде, поуспокоился.
- Что, верно, то верно. Не поверишь, тоже в церковь иногда захожу, крестился вот… - потянул за цепочку на шее небольшой серебряный крестик. – Впрочем, после всего, что было, немудрено.
Они являли собой интересную картину, почти контраст: светлокожий,
незагорелый Иван, почти хрупкого телосложения и крепко сбитый, загорелый Сергей. Впрочем, хрупкость Ивана была скорей кажущейся. Под майкой перекатывались стальные мускулы, придававшие ему кошачью грацию, а при необходимости – резкость броска кобры. И они оба об этом знали.
- И все-таки я тебя не понимаю, - задумчиво молвил Сергей, вращая меж пальцев бокал с остатками пива, - почему именно секта, а не церковь, я имею в виду православие, ведь мы все-таки русские, как и наши отцы и деды…
- У каждого своя церковь, - коротко и спокойно ответил Иван.
- Ну, извини, не будем устраивать клерикальных споров и религиозной полемики на тему: “ чья церковь истиннее”. Мы сюда не за этим приехали, - примирительно произнес Сергей.
- Отчего же, и за этим, - усмехнулся его собеседник, не понятно было, шутит он или говорит всерьез.
- Так тебе друзья пособили с этим отелем, если его можно так назвать, - задумчиво обронил Сергей, вновь наполняя бокал пенящимся напитком. – А я вот уже третий раз сюда приезжаю. Тоже друзья порекомендовали. Вон белая “Нива” на стоянке – из Ростова на ней недолго и с комфортом. Да и здесь тоже колеса не мешают. А бывает, выпьешь лишку, так тебе ее, куда хочешь, пригонят и припаркуют. Сервис. Опять же от билетов не зависишь, – сел и поехал. Если хочешь, подброшу до Ростова, как наотдыхаешься, оттуда уехать проще.
- Спасибо, там видно будет. У меня отпуску еще почти месяц и возвращаться раньше времени в снега сибирские, - при этом Иван усмехнулся, - я не собираюсь. А билеты заранее взял, туда и обратно, -–он похлопал по поясной сумке на ремне шорт, с которой не расставался, где лежали деньги, документы и маленькая гедеоновская Библия. – Все мое ношу с собой, - опять улыбнулся Иван.
- А я сдал администратору в сейф, там целее будут. Впрочем, права и техпаспорт всегда со мной, как и “ Виза”. Так что, мы при деньгах и на колесах. Ну что, каков план на сегодня? Тут в одной киношке “Перл-Харбор” идет, а мне все не досуг глянуть было. Ну, так как? Идем? – увидев утвердительный кивок, Сергей встал и, протянув руку по направлению к выходу, пригласил:
- Карета подана, господа!
- Погоди, но ты же выпил?
- А антиполицай на что? Да и что мне будет после бутылки пива?
- Не будем рисковать правами, вызовем такси.



VII век до рождества Христова. Ниневия, столица Ассирийского царства.
Солнце. Жара. Пыль. Рыночная площадь в Ниневии. Под аккомпанемент бубна, перед расступившейся толпой пляшет едва прикрытая одеждой женщина. В танце она призывно изгибается, протягивает руки к зрителям, как бы приглашая их. Те одобрительно кивают, некоторые поддерживают ритм хлопками в ладоши, подбадривают танцовщицу.
Она молода, красива, великолепно сложена. Она привыкла к восхищенным взглядам мужчин и неудовольствию женщин. Поодаль от нее стоит другая женщина, похожая на нее как две капли воды, только одета более скромно и платок на ее голове говорит о замужестве. Она отбивает ритм, притопывая при этом маленькой ножкой. Рядом с ней, видимо, ее муж. У него в руках погремушка из выдолбленной тыквы. Он улыбается, обводит толпу взглядом. Глядя на него, разгораются глаза женщин, мужчины же, напротив, презрительно отворачиваются: подумаешь, рыночный плясун. У женщин же, похоже, иное мнение на этот счет.
Наконец, трио закончило свое выступление, и плясунья, раскрасневшись и восстанавливая дыхание, обходит зрителей с глиняной миской. Судя по обилию мелочи, выступление понравилось. Одна из почтенных матрон отворачивается и роняет, презрительно кривя губы:
- Все скачешь за деньги, потаскуха!
На что девушка, не роняя своего достоинства, спокойно ей отвечает, однако достаточно громко, чтобы слышали окружающие:
- Я, может быть, и танцую за деньги, но не отдаюсь за них. Ты же злишься на меня из зависти: ты ненавидишь то, что сама желаешь, но не можешь иметь. Ты готова отдать все, что есть у тебя, чтобы муж твой смотрел на тебя так, как смотрит на меня, - добавила молодая женщина под одобрительный хохот толпы.
Пыхтя и краснея, пожилая матрона спешит убраться подальше от насмешек окружающих. Все слишком хорошо знали ее первый брак по расчету. Она молоденькой девушкой вышла за старого, горбатого ювелира. Осталась богатой вдовой уже в весьма почтенном возрасте, став обладательницей морщин, тройного подбородка, мошны, такой же толстенной, как и ее живот, и еще одного мужа-пройдохи, каких свет не видывал, и гуляки, почти на десять лет моложе ее и изменявшего ей с кем только возможно.
- Да и кто не знал твоего первого мужа, ювелира Хайма, - раздался голос из толпы, - ты за него из-за денег выскочила по молодости, а он задержался на этом свете, а когда умер, ты себе другого нашла, на десять лет моложе. Тот ни одной юбки не пропустит, а на тебя, старую, и не глянет, только денежки Хаимовы тратит направо и налево.
- Вот и получается, полжизни тебе за любовь платили, а теперь ты платишь, – добавил с хохотом еще кто-то.
Между тем веселье в толпе, явно нашедшей повод для насмешек, увеличивалось.
- И кто теперь на тебя позарится, старую, толстую и беззубую, - неслось вдогонку несчастной жертве меркантильности, рысью удалявшейся от насмешников, задрав удобства ради юбки.
Вдруг, среди всеобщего веселья раздался отчетливый, хриплый голос. Временами он походил на карканье ворона, временами на скрежет стали о камень. Он ввинчивался в мозг и отдавался где-то в позвоночнике. Его нельзя было не слушать, его невозможно было забыть или спутать с чем-либо.
- Смейтесь!… Смейтесь, смейтесь во все ваши глотки!… Недолго вам осталось смеяться!…
Голос исходил от худого, изможденного человека со спутанными волосами и горящими глазами. Никто не мог выдержать его взгляд. Отступали назад, в замешательстве опустив глаза. Его голос пробегал холодом по спине, руки от него слабели и опускались, ноги делались как ватные.
Он был одет в грубую домотканую холстину, с котомкой через плечо и суковатым посохом, обутый в рваные кожаные сандалии, некогда прочные и добротные. Он производил впечатление странника, пришедшего издалека.
- Кто ты, странник? – с робостью спросил кто-то из вдруг притихшей и явно растерявшейся толпы.
- Я – Иона, посланник Господа, Бога небес, сотворившего небо и землю, - произнес путник все тем же хриплым, громким голосом. Горящий взгляд его, казалось, прожигал насквозь, и толпа подалась назад, стоило ему обвести ее глазами.
- Я возвещаю вам волю Всемогущего! Злодеяния дошли до Бога небес! Еще сорок дней и Ниневия будет разрушена!
Толпа ахнула и подалась назад.
- А пока ешьте, пейте, веселитесь! Через сорок дней все вы умрете, - толпа ахнула в страхе. – И от всего этого, - он поднял руку и обвел стоящие вокруг здания, - не останется камня на камне.
Гул ужаса пробежал по собравшимся. Он же быстро развернулся и пошел прочь.
- Стой, странник, погоди, - неслось ему вослед, - а как же мы и наши дети?
Многие бросились за ним вдогонку. Прочие же разбежались по домам, неся страшную весть. Площадь опустела. Только валялась сиротливо забытая погремушка из выдолбленной тыквы, и ветер разносил мусор и какое-то тряпье.
Пророк шел дальше и дальше. И все дальше разносился хриплый голос, похожий на воронье карканье:
- Вы все умрете!… Ниневия будет разрушена!… Беззакония ваши достигли Бога небес!
Новые и новые крики ужаса неслись со всех сторон. В городе раздавался плач, стон, крик.
Все дальше и дальше шел пророк, гремя посохом по камням мостовой. Следом бежали люди, вздрагивающие от страха. В глазах их были отчаяние и тоска. Город, полный веселья и жизни, превращался в мертвую пустыню страха. Только ветер завывал в подворотнях, да жались к заборам испуганные псы, жалобно изливая свою печаль равнодушно взирающей на все луне.
На ночь Иона остановился у колодца. Было очень поздно, и некоторые из тех, что бежали следом, осмелились подобраться поближе. Одним из них был мужчина, аккомпанировавший танцовщице днем. Его жена и ее сестра жались у него за спиной. Умоляюще заглядывая в глаза сидящему на камне пророку, согнувшись почти до земли, он спросил робким, прерывающимся голосом:
- Странник, что же с нами будет? Что будет со мной и моей женой? – ответом ему служило молчание. – Она ждет ребенка, это будет наш первенец, - добавил он, после длительной паузы, - наша надежда в старости.
- У вас не будет старости, - ровным, ледяным голосом произнес пророк, - через сорок дней вы все умрете, умрет и он.
Глаза его были закрыты, голова откинута на край колодца, посох лежал на коленях. Казалось, он дремал. Люди подошли поближе, мало-помалу преодолевая свой испуг. Любопытство брало верх.
- Скажи, неужели нельзя спастись? – кто-то задал интересующий всех вопрос.
Не открывая глаз, Иона пожал плечами. В его жесте сквозила усталость и ледяное презрение. Некоторые обнадеживающе переглянулись: если пророк пожал плечами, то, наверное, еще не все потеряно.
- Неужели твой Бог так жесток, что разрушит целый город и убьет нас и наших детей? – донесся чей-то голос.
- Он справедлив! – все также, не открывая глаз, произнес странник. Потом после паузы добавил: - Когда вы захватывали другие города, вы не жалели детей и стариков! Так чем же вы лучше? Что посеет человек, то и пожнет. Как он делает, так ему и воздается!
- Но вот, слепой Гур, он добр ко всем, он сидит у ворот и предсказывает судьбу. И у него хорошие предсказания. Так как же он?
- Он лжет вам и поплатится за свою ложь! Гадателей и ворожей нужно убивать первыми. Они служат дьяволу и вводят в заблуждение народ. Это смертный грех, и он будет наказан.
- А как же жрицы Исиды? Они служат богине и отдают свою любовь и тело всем, кто этого пожелает? Они очень добры.
- Они блудницы и наводят на вас проклятье. Они прокляты сами за то, что служат бесам; соединяясь с вами, они наводят проклятье и на вас. Дети их также прокляты, и дети их детей до четвертого рода. Они заставляют вас приносить в жертву бесам ваших младенцев, пить кровь. Вы убиваете своих детей. Всякий убийца также проклят перед Богом. Кровь, пролитая на землю, смывается только кровью пролившего ее. Все вы прокляты, прокляты и ваши дети, и дети ваших детей. Вы ждете от жизни богатства, радости и счастья! И вот, нет их. Вы несчастны, бедны и больны. Все это потому, что вы прокляты. Прокляты за ваши дела и дела ваших отцов. Вы творите зло и за это вы никогда не будете счастливы. Ни вы, ни дети ваши, ни дети ваших детей. Проклятье действует до четвертого рода, но каждый ваш род сам поклоняется бесам, блудит и убивает и становится проклят! И нет этому конца, и так будет до тех пор, пока не придет погибель и не истребит вас всех.
- Вот моя сестра, - подала голос танцовщица, - все знают ее, что она добра и никому не сделала зла. И не занимается тем, о чем ты говоришь! Как же она? Неужели она тоже погибнет?
Странник открыл глаза и, подняв голову, обвел взглядом толпу. В его взгляде были усталость и покой. Он нашел сестру танцовщицы, спрятавшуюся было за спину мужа. Внимательно посмотрел ей в глаза. Казалось, он видит ее насквозь и видит что-то, что другие не видят.
Он прочитал в ее взгляде страх, мольбу, а еще надежду, слабенькую ниточку надежды. Ее взгляд, казалось, молил о милости, милости ради нее, ради ее не родившегося ребенка. Затем он вновь закрыл глаза и откинул голову на край колодца. В повисшей тишине обреченные на смерть люди ждали ответа.
- Да, она погибнет тоже, - промолвил Иона, не открывая глаз.
- Но почему? Ведь твой Бог справедлив и Он не накажет за добро?
- Несколько лет назад она встретила юношу, теперь он стал ее мужем. Она сильно полюбила его, но он, казалось, не замечал ее. Тогда она пошла к колдунье и отдала ей свое единственное сокровище – золотой браслет в виде змеи, который вам достался от матери. Колдунья заклинаниями приворожила юношу, и он безумно полюбил ее и стал ее мужем. И теперь не может жить без нее. А она… - теперь ее душа – собственность дьявола – это плата за услугу. И он, придя, потребует ее душу и жизнь.
Возглас удивления прошел по толпе. Взгляды находящихся вокруг устремились к согнутой женской фигурке. Она беззвучно рыдала, уткнувшись в плечо онемевшего мужа. Плечи ее дрожали.
- Откуда ты знаешь, странник, ведь тебя там не было с нами? – дрожащим от страха голосом спросила танцовщица, - откуда ты знаешь про браслет со змейкой и про ворожею Гиту? Ты не мог видеть этого?
- Да, я не видел этого. Тогда меня не было здесь, но Всевидящий Бог, которому я служу, Он знает и видит все. Он знает все о каждом из вас, - (новый вздох ужаса) – по-прежнему не открывая глаз, произнес пророк, - и Он показал мне сейчас как все это было тогда.
Тишину сменил гомон и гул голосов: люди в удивление, объятые трепетом, переговаривались вполголоса между собой. Наконец, один из них нарушил паузу:
- Значит, все мы умрем, ведь каждый из нас сделал какое-то зло в жизни?
- Да, души всех, кто грешил, принадлежат дьяволу и он придет и потребует свое.
Новый вздох ужаса в толпе. Глаза, в которых еще теплилась надежда, постепенно заполнялись тоской и ужасом в ожидании конца. Один из стоявших здесь, похожий на вора или разбойника, с трудом сглотнул и произнес:
- А разве ты никогда не делал зла в своей жизни?
- Отчего же? Делал и я, - не меняя позы, произнес Иона все так же спокойно.
- Значит, ты умрешь вместе с нами, - злорадно произнес его собеседник.
- Нет, не умру, мои грехи Бог простил мне.
Если бы в этот момент рухнули городские стены, то это бы не произвело большего эффекта.
- Как, - толпа подалась вперед, - Как твой Бог прощает грехи, - в объятых тоской и ужасом глазах зажегся пламень надежды. Он все более рос и рос по мере того, как до людей доходил смысл сказанного Ионой.
- Как твой Бог прощает грехи?
Толпа, мгновение назад, будучи полной ужаса, качнулась и подалась вперед.
- Мы хотим, чтобы твой Бог простил нам наше зло и грехи. Как, как этого добиться, - раздалось несколько внезапно окрепших голосов.
Толпа начала теснить Иону. Перед обреченными на смерть людьми забрезжил огонек надежды, надежды, которая перерастала в веру в то, что спастись можно. Пророк явно был растерян и не ожидал подобного оборота событий.
- Рассказывай, - гремели голоса, - рассказывай все о своем Боге, о прощении грехов. Мы не хотим умирать. Что нам делать для этого? – толпа уже требовала ответа.
- Хорошо, я расскажу вам, - наконец, произнес Иона.
Мгновенно воцарилась гробовая тишина. Толпа охватила его плотным кольцом. Казалось, замер даже ветер, обратившись в слух.
- Посторонись!
Донеслось до Ионы, и толпа расступилась, пропуская отряд всадников в сверкающих латах. Они окружили Иону и оттеснили толпу тупыми концами пик. Командир отряда подъехал к нему и произнес:
- Ты – Иона, называющий себя пророком Бога небес?
- Я, - последовал ответ.
- Нам приказано доставить тебя во дворец, вот повозка, - и он указал на простую, крепкую повозку, запряженную парой лошадей. Произнося слова, командир старался не смотреть Ионе в глаза: он явно боялся его, впрочем, как и остальные. – Садись, правитель империи ждет тебя.




2002 год. Россия. Пансионат в окрестностях Новороссийска.
Утро. Пансионат. Бывшая столовая, а ныне вполне приличное кафе. Наши герои завтракают за угловым столиком.
- Люблю с утра конкретно позавтракать, - прервал затянувшуюся паузу Сергей, - потом весь день есть не хочется.
Друзья, освеженные утренним купанием, с аппетитом уплетали предложенную снедь.
- А кормят здесь ничего, вполне на уровне… - сделав вилкой неопределенный жест, с набитым ртом произнес Иван. На уровне чего здесь кормят, так и осталось невыясненным, поскольку в столовую впорхнули две особы женского пола.
- Привет, мальчики, - вполне дружелюбные улыбки и эдак вот ручкой.
И вновь откуда-то донеслась проевшая плешь ария Квазимодо.
- Привет, девочки, - в тон им ответил Сергей, поскольку в этот час они были единственными посетителями, и привет адресовался именно им. – Только что прибыли, - добавил тут же, обращаясь к Ивану, - Сейчас знакомиться придут, согласно неписаным курортным правилам.
- Мы вам не помешаем? – присаживаясь за соседний столик, прощебетала одна из девиц, крашеная блондинка. Другая, тоже крашеная, но брюнетка, представилась: - Я – Алина, а это Майя, мы близнецы, а вы?
Судя по внешнему виду и манере держаться, девицы не были обременены моралью, как, впрочем, и интеллектом. Прибыли с целью поиска удовольствий и пополнения актива материальных средств, за счет отдыхающих, разумеется.
- Я – Иван, а это Сергей, - начал было один, но другой перебил, - мы из Магадана, слесаря, я – шестого разряда, а он – пятого, – не моргнув глазом, соврал за друга Сергей.
В курортных амурах с заезжими потаскушками оба явно не были заинтересованы. Затем, проигнорировав удивленные взгляды женской половины имеющегося в наличии общества, исключая, впрочем, обслугу. Он обернулся к Ивану и, сделав вид, что продолжает прерванный разговор, достал из кармана блокнот и ручку. Чертя какую-то схему, довольно громко, так, чтобы слышали девицы, произнес:
- Так вот, если на этот патрубок насадить вот эту муфту, то можно игнорировать запорный клапан, - так, языком технических средств охарактеризовал сущность новоявленных соседок Сергей.
Ивану осталось лишь подыграть. Он изобразил на лице восхищение и, привстав, хлопнул друга по плечу:
- Это же гениально! Это же переворот в монтаже сантехнических конструкций! Это же надо обмыть! – и изобразив восторг на лице, помчался к бару. Вернулся, неся два стакана фруктового коктейля, коий девицы, по свойственной им простоте, приняли за спиртное.
Одна, явно напрягая умственные способности и сообразив, что в знакомстве им вежливо отказали, обиженно надула накрашенные губки и высокомерно прокомментировала, прежде чем отвернуться:
- Спиртное… с утра, фи!
Дальнейшего знакомства с ними уже можно было не опасаться. Серега еще пару минут черкал ручкой по блокноту без всякой, впрочем, системы и грузил друга научно- технической абракадаброй. Тот кивал с умным видом, не забывая поддакивать. Со стороны могло казаться, что они серьезнейшим образом озабочены состоянием слесарно-водопроводных дел в державе. Допив коктейли, вышли на улицу, оставив девиц за перемывкой костей их собственных скелетов.
До наступления полуденной жары решили погулять по окрестностям, благо Сергей, за все пребывание здесь, выучил их в совершенстве.
- Как ты думаешь, зачем люди ездят на курорты? – задал вопрос Иван.
- Смотря кто, эти вот, - Сергей кивнул головой в сторону оставленных в столовой девиц, - потрахаться и заработать, мужской пол – потрахаться и потратиться. Впрочем, есть и те, кто просто отдыхает. Здесь есть несколько семейных пар, вполне приличные люди. Со временем познакомишься, с некоторыми интересно общаться. Есть тут пожилая чета, геологи, объездили полмира: Африка, Латинская Америка, Ближний Восток. Знают жизнь за границей не по телевизору и из газет. В Африке ее чуть не убили местные папуасы. Одним словом, интересные люди.
- А чем здесь занимаешься ты?
- Я? Брожу по окрестностям, купаюсь в море, общаюсь с интересными, на мой взгляд, людьми, наслаждаюсь одиночеством, - заметив удивленный взгляд друга, пояснил, - Мы здесь все чужие друг другу, и, если кто-то хочет быть один, ему не мешают.
- И часто ты хочешь быть один?
- Случается. Некоторые вопросы, на них я не могу дать ответ.
- Например?
- Например, цель человеческих страданий. Всевышний сотворил человека для общения с Собой. Он сотворил для человека дом, вот эту планету: лес, горы, море, - он обвел рукой окружающий ландшафт. - Смотри, в природе изначально не существует страданий. Они не заложены в нее Творцом как некий необходимый элемент.
- Но, тем не менее, они существуют?
- Да, но не в природе, - заметив удивленный взгляд, он пояснил, - посмотри на землю, деревья, море, они не страдают. Вот животные, они тоже не страдают, – движением руки Сергей остановил едва не сорвавшийся с губ вопрос друга. - Я поясню: животное страдает в исключительных случаях: если оно ранено, или если, в результате обстоятельств, теряет пару или потомство. Но это кратковременные страдания, они не длятся дни, месяцы, годы. Раненая лапа заживает, погибшая самка или потомство забываются. У животных, в отличие от нас, людей, на эти вещи короткая память.
- Откуда ты знаешь, страдает ли волк по застреленной волчице?
- Сначала, безусловно. Но потом его память притупляется, потом он ее забывает.
- А у людей?
- У людей есть чувства, эмоции, мысли, разум, наконец. Ты видел где-нибудь, чтобы животное страдало оттого, что чувства ему говорят одно, а разум другое. Животное поступает так, как велит ему инстинкт. Все остальное не имеет значение, и поэтому оно счастливо по сравнению с нами.
- Женщина?
- Да, мы были близки еще до армии. Она была терпелива, она умела ждать. Что было в армии, ты сам знаешь, потом игла, - заметив удивленный взгляд друга, он показал внутренний сгиб локтя: руку пересекали несколько шрамов. – Пробовали еще в армии, ты помнишь, а плотно сел уже после.
- А она?4
- Страдала, терпела, не подпускала к себе. Мы не жили вместе, встречались. Потом я, в надежде бросить, уехал в Сибирь. Да, был недалеко от тебя. Что такое тысяча километров по сибирским меркам?
- Ну и как, удалось?
- Понимаешь, есть три вида зависимости: физическая, это когда ломка; психологическая, это когда ты отошел, но желание осталось. Зачастую оно настолько остро само по себе, просто желание, что лезешь, буквально, на стену. Это надо пройти. Я забрался в глухомань, где нет наркотиков, ни таблеток, ничего. Ломало меня недели три. Я запасся таблетками на этот случай, ничего, не страшно. Иногда я переживал ломку на таблетках. Хуже было другое. Потом начались психологические проблемы, - опять встретив удивленный взгляд, он поправился, - нет, с этим, - тут он покрутил пальцем у виска, - у меня все нормально, хотя после армии у нас у всех с этим определенные проблемы. Да, ты сам знаешь, - увидев кивок друга, он продолжал, - встряпался на иглу. Так вот, понимаешь, потом стало приходить желание, дикое, необузданное желание уколоться. Организм уже свыкся, отрава эта уже вышла, но все дело вот тут, - он постучал себя пальцем по виску. – Если бы я был в городе, сел бы на иглу по новой. А там взять негде, да и нечего. Почти год меня крутило, постепенно научился с этим бороться. Надо же на что-то переключиться, отвлечься.
- И как?
- Самогоном. Я напивался в стельку, благо в деревне этого добра навалом, а стоит дешево.
- Но ты поменял одно ярмо на другое.
- Да, в этом и заключается третья проблема.
Бровь Ивана удивленно поползла вверх.
- Духовная, я бы так ее охарактеризовал.
Иван понимающе кивнул.
- Понимаешь, в человеке есть некая пустота, некое место, оно пустое, его надо чем-то заполнить. Там должно быть что-то, что заполняет человека, определяет его жизнь, его сущность. Это как комната в доме: человек сам наполняет ее. Армия наполнила ее болью и кошмаром, призраками, которые приходят по ночам. Чтобы этого не видеть и не слышать человек готов на что угодно: алкоголь, наркотики, дикий, необузданный секс, ночные гонки на мотоциклах, звериные, жуткие драки и тому подобное. Нужно что-то очень сильное, сильнее, чем кошмар, который внутри, какое-то сильное потрясение, чтобы до самых мозгов… чтобы достало… тогда это отступает. Потом, спустя какое-то время: неделю, две, месяц, у кого как, - это приходит вновь, и все повторяется по-новому. Это ад. Он существует в тебе самом, ты не в силах от него убежать. Он всегда с тобой, как тот праздник, о котором когда-то писал Хемингуэй. – Сергей говорил с воодушевлением, но было видно, что все это было частью его жизни, но затем отмерло, отшумело, отмучило.
- Ну, и как? Как ты прекратил этот кошмар?
- Это не я, это отец Юлиан, священник в той деревушке.
- Так это оттуда, - Иван указал на крестик.
- Да, понимаешь, это место в человеке, оно предназначено для Бога. Человек изначально создан для общения с Ним, и когда-то Бог жил в человеке. Потом Адам согрешил, и Бог ушел, а место, которое он занимал, осталось пусто. Человек боится этой пустоты. Он пытается заполнить ее чем-нибудь: служением людям, семье, жене, детям. Это место для него – святое. Это – глубина его сердца. Там может быть все, что угодно: деньги, положение, власть, увлечение. Если там искусство, то это художник, писатель, поэт; если власть – политик, если деньги, то это несчастный человек. То, что находится в пустоте, в этой комнате сердца, именно это определяет сущность человека. Но иногда там поселяется кошмар. Ужас и призраки – это продукт, это изделие порочной совести человека. Они населяются в сердце и терзают его изнутри. Это наказание за грех! Ты помнишь, что было там, - он кивнул головой назад, посмотрев на молчавшего Ивана, - там был ад. Он поселился здесь, - он прикоснулся к груди, напротив сердца. – И этот ад стал определять мою жизнь. Я пытался избавиться от него, пытался запереть дверь в эту комнату наркотиками, потом алкоголем, все было тщетно. Кошмар прорывался оттуда вновь и вновь. Он терзал, резал, жег. Потом пришел покой. Пришло освобождение. Кошмара больше нет. Призраки больше не приходят ко мне по ночам. Я сплю спокойно.
- После всего того, что было, это смахивает на чудо. Ты не находишь?
- Да, так оно и есть. Это чудо. Впрочем, оно доступно всем, стоит только захотеть.
- Ты упомянул отца Юлиана?
- Это. Он привел меня к себе. Он помог, впервые, преклонить колени, призвать на помощь того, кто сотворил все это.
Он обвел рукой вокруг себя. Голос его стал спокоен, воодушевление, воспоминание о бывшем кошмаре ушло. Морщины на лице разгладились.
- В обмен я обрел мир и покой в душе. Он, Всемогущий, избавил меня от ада, который был во мне, Он наполнил меня покоем. Теперь Он -–часть моей жизни.
- И моей тоже, - добавил Иван. – А женщина?
- Она не дождалась, - и, как бы оправдывая ее, он добавил:
- Я исчез внезапно, никому ничего не объяснив. Она думала, что я умер. Из тюрьмы я бы написал.
- У нее другая семья?
- Да, вышла замуж, в принципе, за первого встречного. У них дочь, но они чужие друг другу.
- Кто он?
- Бывший инженер, бренчит на гитаре душевные песенки, чем, в свое время и покорил ее, бегает на собрания различных сектантов и кришнаитов, ищет суть и смысл бытия. Пытается стать добрым по человеческим меркам. Работает охранником в какой-то фирме. В семье подвизается в роль гуру. Отравляет ей жизнь не столько отрыжкой восточной философии, сколько неумением заработать, да и нежеланием тоже.
- Почему же они вместе?
- Дочь, да и венчались они в церкви. Даже если разойдутся, развода церковь ей не даст. А без развода какое венчание?
- А жить с ней просто так, гражданским браком, я не хочу. Да и она тоже. Дети, рожденные в блуде, кто может быть несчастнее их?
- Скоро полдень, жара. Нам лучше пересидеть в номере.
- Да, кондиционер там работает исправно, в отличие от членов правительства.
Тут оба рассмеялись и двинулись к пансионату.
Номер встретил кондиционированной прохладой. В баре основательно затарились пивом и “Тархуном”.
- Люблю “Тархун” – вкус детства, - пояснил Иван, беря со стойки двухлитровую бутыль.
Поднявшись в номер, загрузили добычу в холодильник.
- Ну вот, посидим часов до четырех-пяти, жара спадет, и можно двигать в город, - разъяснил Сергей тактику выживания в южном климате. – А то сейчас начнется такое пекло, обгореть можно в два счета.
Со стороны Ивана возражений не было.
- Если хочешь, ляг подремли, вчера поздно вернулись.
Обратно они шли пешком, хотя и далековато, наслаждаясь прохладой южной ночи.
- Я лучше почитаю, если не возражаешь, - отозвался Иван.
- Ты решил, что «Библия» – это лучшее, что можно читать в этом вертепе? – усмехнулся Сергей, взглянув на обложку.
- Да нет, есть и другие, - Иван извлек из сумки еще несколько книг и протянул другу.
- Франк Перетти, Ревекка Браун, Рик Джойнер, - прочитал вслух несколько названий Сергей, - о чем она пишет?
- Ревекка Браун? – уточнил Иван, - о сатанизме, - заметив удивленный взгляд Сергея, уточнил, - ты думал, что сатанизм существует только в детективных романах и голливудском кино?
- А ты считаешь иначе?
- Сатанизм – реальность того мира, в котором мы живем.
- Аргументируй.
- Существование Бога ты ведь не отрицаешь? А раз это так, значит, существует и дьявол. Во всяком случае, согласно Библейской версии, это так.
Сергей утвердительно кивнул головой.
- А раз есть дьявол, значит, существуют и поклоняющиеся ему.
- Безусловно.
- Как ты думаешь, обкуренные и перепившиеся юнцы, выкрикивающие по ночам сатанистские лозунги и рисующие знаки на заборах – единственные поклонники?
- Не знаю, - Сергей пожал плечами.
- Поверь, есть и посерьезней.
- Может быть.
- Обрати внимание на обилие сатанисткой литературы на прилавках, различные пособия по магии, астрологии, гадания. Заметь, все это пользуется спросом, притом немалым спросом.
- Но это же дешевый ширпотреб.
- Да, с реальным сатанизмом он имеет мало общего. Цель и задачи всей этой макулатуры, - сориентировать человека, направить его к дьяволу.
- Но ведь не все же ищут его?
- К нему ведут два пути: через ритуал и через жертву.
- Поясни.
- Кабалистика, магия, заговоры и ворожба – некоторые из ритуалов.
- Есть и другие?
- Да, спиритизм, колдовство и многое другое. Сатанизм многолик
- А жертва? Приносят людей в жертву сатане?
- Иногда и людей, но чаще животных. На них никто не обращает внимания. Если и исчез из дома песик или котик, хозяин погорюет, погорюет и другого заведет. А с человеком сложнее: милиция, розыск, и труп надо куда-то девать, поэтому с животными проще.
- Но человеческие жертвы лучше?
- Не всегда. Если правильно принести в жертву животное, то от этого толку больше, нежели где-нибудь бестолково зарезать, скажем, бомжа. Их тоже никто не ищет.
- Ты сказал «правильно», что это значит?
- Соблюдая ритуал. Он должен быть скрупулезно соблюден. Все дело в послушании сатане, а не в самой жертве. А для этого надо знать ритуал. Бульварные же издания ритуалы не описывают. Пусть человек думает, что он служит дьяволу, ему это выгодно.
- Чем?
- Видишь ли, как любая служба служение дьяволу происходит не просто так, не задаром.
- Что ты имеешь в виду?
- Любой серьезно служащий дьяволу за послушание получает воздаяние. Это та сила, которой они обладают, и власть над людьми и над предметами материального мира. Это уже серьезный сатанизм.
- А несерьезный?
- Несерьезный сатанист никогда на практике не сталкивался с силой, которой обладают серьезные. Он лишь собирает литературу, знания, заговоры, которые в большем случае не действуют, амулеты, которые не помогают, и тому подобный хлам. Этот человек бессилен.
- Чем же дьяволу выгоден такой служитель?
- Дьявол имеет от него то же, что и от «серьезных» своих последователей.
- Что же?
- Душу, – заметив удивленный взгляд Сергея, Иван пояснил:
- Человек, избравший служение дьяволу, даже примитивное и несерьезное, вроде гадания на кофейной гуще, дарит ему свою душу.
- Каким образом это происходит?
- Элементарно. Человек, занимаясь любым видом сатанизма, вступает в связь с дьяволом. Разорвать потом эту связь невозможно. И эта связь уводит его душу в ад, в обитель дьявола. Обычно после смерти, но зачастую и при жизни. Таким образом, дьявол получает душу, не давая ничего взамен. Человек ее просто дарит.
- А серьезные сатанисты?
- Серьезные тоже вступают в связь с дьяволом, но, в отличие то несерьезных, требуют за нее, за душу, определенной услуги от него. Что он им и предоставляет: власть, сила - плата дьявола за душу активным служителям его.
- Значит, можно душу продать, а можно и подарить?
- Да, примерно так, только дьявол не торопится покупать то, что и без того принадлежит ему.
- То есть?
- Люди, вступая в связь с дьяволом посредством ворожбы и прочего, дарят ему свою душу. Зачем же ему еще и покупать ее?
- Поясни!
- Например, девушка встретила парня. Он ей нравится, но он не замечает ее. Она идет к колдунье или ворожее. Та за определенную плату «привораживает» его, то есть совершает определенный, известный ей ритуал посредством силы дьявола. Сатана дает парню любовь к ней, вернее похоть, очень сильное желание обладать. При этом девушка вступает в связь с дьяволом: она берет от него услугу, взамен отдает душу, то есть перед Богом дьявол заявляет: она обратилась ко мне, она моя. Девушка получает внимание парня, дьявол – ее душу, гадалка - деньги от девушки и силу от дьявола. Все получили то, что хотели.
- А парень?
- Из всех четверых он не получает ничего и счастлив потому, что ничего не знает. Бывает, что к колдунье обращаются из желания отомстить сопернице или врагу, или просто погадать, результат всегда тот же.
- А если девушка просто гадает на картах?
- Не имеет значения, она исполняет ритуал и обращается к дьяволу за знаниями о будущем. Она их получает. Он же получает свое, то есть ее душу.
- Но ведь она ничего о нем не знает!
- Зато он знает. Его устраивает ее незнание. Меньше беспокоится по поводу себя. Внешне это выглядит вполне невинно, подумаешь, гадание по руке, по доске, на картах или кофейной гуще. Хочешь, открою секрет? – увидев кивок Сергея, продолжал, - гадалка, имеющая связь с дьяволом или миром духов не имеет нужды в предметах – картах, блюдце и тому подобном. Она имеет связь, и этого достаточно. Она смотрит на человека и говорит то, что говорит или показывает ей мир духов. Для нее карты лишь своего рода аксессуары, реквизит, можно сказать, и дело не в картах, а в связи с дьяволом.
- А мир духов?
- Он служит в большинстве своем дьяволу, ведь он не вездесущ и не может быть в двух местах одновременно. Но мир духов имеет с ним связь, хотя зачастую они просто выполняют своего рода задание. Например, давать информацию о будущем.
- Они знают будущее?
- Не всегда. Обычно они хотят сориентировать человека на соответствующее поведение.
- То есть?
- Например, приходит женщина к гадалке. Та обещает ей встречу с мужчиной ее мечты. С этого момента женщина начинает пристально рассматривать всех встречающихся ей мужчин, или определенную категорию, например, высоких брюнетов.
- Откуда она знает, что женщина любит высоких брюнетов?
- Да все женщины любят их, - со смехом произнес Иван, - во всяком случае, процентов девяносто точно. Так вот, начинает наша дама таращиться на всех высоких брюнетов. Теперь представь, что подумает мужик, высокий брюнет, например, если женщина на него пристально смотрит?
- Не знаю, познакомится, наверное, ну, переспит раз, другой, потом расстанется.
- Как бы он не поступил, в любом случае его поведение отражает сказанное гадалкой.
- Да, ты прав.
- Дело в том, что человек на земле живет в определенной системе. У системы свои законы. Некоторые люди знают эти законы и пользуются ими себе во благо, но, зачастую, остальным во вред.
- Откуда они знают законы системы? От ученых или из ранее накопленных знаний?
- И то, и другое, и третье.
- Есть еще и третье?
- Да есть. Я уже говорил, что человек, при определенных условиях, может получать знания из мира духов.
- Так что это все- таки за мир?
- Это часть того мира, в котором живем мы, но невидимая. Наш мир имеет три яруса. Первый ярус, или ступень – физический мир. Есть вещи, которые существуют на уровне только физического мира, это те вещи, неодушевленные, то есть не имеющие души, которые нас окружают: кровать, шкаф, кондиционер, камень и многое другое. Второй уровень, или ярус – душевный мир. К нему относится все, что имеет душу: животные, отчасти, растения, люди. Только человек, по сравнению с животным, имеет еще и разум, то есть, ему дана свобода выбора и возможность предвидеть свои поступки. Разум имеет также способность творить, чего животные лишены. И, наконец-то, третий уровень – уровень духа. Он имеет своих обитателей – духов. Они нематериальны, то есть, в отличие от людей и животных, не имеют физического тела. Это мир, где живут ангелы, демоны и дьявол. Они бессмертны, поэтому их нельзя убить. Но они могут влиять на человека. Например, подкидывать ему мысли и эмоции, поскольку и эмоции – явление духовного порядка.
- Они могут вызвать любовь?
- Скорей симпатию или антипатию. Так же могут производить изменения в душевной и затем в физической сферах. К примеру, дать острое желание физической близости или агрессию, да мало ли что.
- Но это уровень эмоции!
- Да, но направлены они из духовного мира.
- Они нас используют?
- В какой-то мере. Они нуждаются в душе и теле человека, используют его в качестве жилья, взамен наделяя его способностями, которыми большинство людей не обладает.
- Например?
- Видеть будущее, прошлое, ведь они прошлое знают, а будущее умеют прогнозировать с большой точностью.
- Каким образом они прогнозируют?
- Представь, человек – алкоголик, если вдруг ему представиться возможность выпить, то что он сделает?
- Ну, конечно же, выпьет.
- Вот видишь, даже ты при элементарном тренинге способен к этому, - со смехом заявил Иван.
- А если серьезно?
- Прошлая жизнь определяет характер человека, а характер определяет его поступки в будущем.
- Примерно понял.
- Учитывая то, что прошлое накладывает на человека определенные отпечатки, надо лишь уметь их читать, и по ним поймешь прошлое. А зная прошлое человека и учитывая некоторые поправки, можно прогнозировать будущее.
- Приведи пример.
- Ну, - на минуту задумался Иван, - те девочки в столовой.
- Что ты можешь о них сказать?
- Они ищут удовольствий, развлечений и легких денег.
- Я это понял.
- Как ты думаешь, есть у них шанс удачно выйти замуж?
- Думаю, нет. Кому нужна жена-потаскуха?
- Но они думают иначе.
- Да, пока они молоды.
- А потом? Задумывался ли ты когда-нибудь над этим? Даже если на ней женится какой-нибудь нормальный парень, то через некоторое время, лет через пять максимум, он бросит ее, так как поймет, кто она по своей сути. Затем рассмотрим ее дальнейшую жизнь: c одной стороны – боязнь одиночества и беспорядочные связи, с другой – возраст. Годы-то идут. Человек всегда ищет и выбирает подобное себе: алкоголик – алкоголичку, интеллигент – подобную себе, и так далее. Если двое не подобны, то они начинают страдать от этого, и союз распадается.
- То есть, эти девочки найдут таких же, как они сами?
- Да, но среди подобных им отношения не стойки: появился кто-то другой, и союз распадается, а с парой-тройкой детей от разных мужиков кому они нужны? Да и годы. К тридцати-сорока годам половина мужиков спивается или умирает, либо ведут беспорядочный образ жизни. Они тоже никому не нужны.
- Ты хочешь сказать, бытие определяет сознание?
- Напротив, сознание определяет бытие. Кто ты по сути своей, так ты и будешь жить. Если ты человек, то будешь жить как человек, а если нет, то и жизнь у тебя, соответствующая тебе. Ну, ладно, жара, вроде как, спала, двигаем на море!
- Погоди, но ведь человеку свойственно изменяться!
- Человек изменяется лишь внешне, изменить свою сущность он не в состоянии. Со временем он коснеет в том, что есть грешник в грехе, праведник в праведности, любитель удовольствий в разврате, скряга в своей жадности, и измениться и изменить свою жизнь человек уже не в силах.
- Ну вот я, например, бросил же иглу, хотя имел все шансы на ней сдохнуть.
- Она не была твоей сущностью, к тому же твою сущность изменил Бог, поэтому тебя не мучают кошмары и призраки прошлого. Он один способен изменить сущность человека и делает это, если человек сам хочет.
- Убедил, красноречивый, - Сергей вскочил с кровати, на которой они оба расположились, - как ты думаешь, прогуляемся пешкарусом или на моей карете?
- Разумеется, на карете, будем экономить на лаптях, - улыбнулся Иван.
- Тогда пошли запрягать.
«Нива» сияла на стоянке новенькой краской.
- Ого, - удивился Иван, усаживаясь на сидение рядом с водителем.
Внутри обычная «Нива», ничем не выделяющаяся из ряда подобных ей машин, поражала своим убранством: не было привычной стандартной отделки салона. Вместо дешевого пластика – панель и приборная доска, ручка – все было из дерева. Устроившись поудобнее на уютном кожаном сидении, гармонировавшему по цвету с тоном деревянной отделки, Иван с удивлением рассматривал салон.
- Палисандр, если мне не изменяет зрение и память, - прокомментировал он, - да, отделка не из дешевых. Колись, сколько вбухал?
- Ожидаешь услышать астрономическую циферку, - усмехнулся Сергей, - почти ничего. Палисандром расплатился мужик один за сделанную работу, остальное - своими руками, - ответил Сергей, выруливая со стоянки.
- Да ты у нас мастер золотые руки, тебе цены нет, - восхищался Иван
- Да, получаю я неплохо, начальство меня ценит и платит.
- Хочешь сказать, что занимаешься отделкой салонов?
- Надо же восстанавливать былую славу кузовных ателье!
- Однако! - с удовлетворением заметил Иван.
- А ты чем зарабатываешь на хлеб с маслом? – спросил в свою очередь Сергей.
- Тоже дизайн, только помещений, интерьеры, лепнина, камины, паркет, каминная бронза, мебель и так далее.
- Одним словом, коллеги.
Навстречу неслась серая лента шоссе, деревья, мелькавшие за ними домики и человеческие фигурки. Пролетали редкие встречные машины, грело солнце, и, казалось, что вся местность напоена покоем, казалось, что лес, море, блестящий вдалеке стеклами окон – все это существовало всегда и будет существовать вечно. Как все-таки суетен и проходящ этот мир, и прав Соломон: «Все проходит». Ничто не вечно в подлинном мире.
- Господь, как прекрасны творения Твои! – воскликнул Иван, очарованный открывающейся картиной: небо, море, солнце, лазурь и золото, пурпур и багрянец, буйство и смешение красок, лес, воздух, соленый ветер с моря.
Машина пылилась на обочине, а наши друзья созерцали открывшуюся картину с небольшой каменной площадки. Лес расступился, открывая чудесную панораму.
- Тишина-то какая, а запах! Насколько более велик Тот, кто сотворил все это, - обвел Иван рукою раскинувшийся перед ними пейзаж.
- И венцом всего этого сотворил человека по образу и подобию своему, который, в свою очередь, сотворил войны, голод, инфляцию, кризисы, детскую проституцию и наркоманию, гомосексуализм и кровосмешение, колдовство и аборты, - спустил его с небес Сергей.
- Ну вот, пришел Ржевский и все опошлил, - вспомнил конец широко бытовавшего в свое время анекдота Иван, вздохнув с досадою, - такую сказку разрушил. Ты случайно не родственник Бен-Ладену? – осведомился он шутливо.
- Мой папа был турецко-подданный, - назидательно подняв палец вверх, отшутился он.
Ну, ладно, одр наш застоялся.
Продолжим славный наш поход! – продекламировал Иван, и друзья вернулись к машине.
- Давай заедем окунемся, - предложил он.
- Давай, - ответил он, выезжая на шоссе.
И снова навстречу неслась серая лента, обрамленная изумрудной зеленью.
- Представляешь, лежа на разостланном на песке покрывале, не переставал восхищаться Иван, - эти краски, это море, этот вечер, ведь он никогда не повторится. Он уходит в небытие. Потом, может быть, будут другие вечера, но этот не повторится никогда. Как жаль!
- Остановись, мгновенье, ты прекрасно! - вспомнил Гете Сергей, - к сожалению, это не во власти человека. Пред течением времени ощущаешь себя ничтожной песчинкой. Это море и этот закат – они были во времена фараонов, и во времена динозавров, и будут во времена наших пра-пра-правнуков. А мы живем на этой земле какое-то мгновение, как ничтожно оно по сравнению с вечностью!
- И мир проходит, и похоть его, а правда Божия пребывает вовек, - процитировал Библию Иван.
- Видимое – временно, а невидимое – вечно, - откликнулся Библейской же цитатой Сергей.
Откуда же им было знать, что они находятся на пороге одной из величайших трагедий человечества, величайшей как по внезапности, так и по количеству человеческих жертв. Все произойдет так внезапно и нелепо, что…
Впрочем, всему свое время.
- Но ты так и не рассказал о себе, как ты уверовал? – спросил на обратном пути Сергей.
«Нива», урча, неслась вверх по шоссе, рассекая тьму мечом голубоватого света галогенных фар.
- Наши с тобой истории похожи, разница только в деталях. Да, наверное, они похожи у всего нашего поколения, особенно у тех, кто был там, - Иван кивнул головой в сторону.
Тем не менее Сергей понял его.
- Пришел домой – ни работы, ни денег. Так же как и ты, вскоре сел на иглу, те же кошмары по ночам, тот же ад, который во мне и от которого не уйти и не спрятаться. Любимая девушка, которая ждала все это время, год маялась со мной, ушла. Еще через год, слышал, вышла замуж. Я ее не осуждаю, кому нужен муж-наркоман? Потом знакомство с верующими. Они были харизматы. Потом реабилитационный центр для наркоманов. Понимаешь, те, кто привел меня туда, сами были когда-то наркоманами, так что знают все не понаслышке, теперь вот помогают другим. Такие центры - они во всех крупных городах, и у вас в Ростове есть, наверняка, ты просто не знал об этом. Там я, впервые, соприкоснулся с силой и благодатью Бога. Там я узнал, что Бог – это реальность, что это не просто слова, но Он живой и помогает тем, кто страждет. Из меня как будто выдернули занозу, даже ломки почти не было. Но главное было впереди. Самое главное – опять не сорваться. Были ребята, которые попадали туда по второму, даже по третьему разу. Здесь главное, что от тебя требуется, чтобы ты сделал выбор: либо Бог и жизнь, либо наркотики и смерть. И этот выбор никто не может сделать за тебя. Ты сам ответственен за свою жизнь, ответственен перед Богом. Он дал тебе ее, чтобы ты жил, а ты ищешь смерти. Так не должно быть, избирай жизнь и живи. И все еще у тебя будет: любимая, семья, дети, работа, положение. Главное – остановись. Господь простил меня, простил за все, что я делал там. – Иван опять кивнул головой куда-то в сторону. – Он убрал кошмар и ад из моего сердца и наполнил его покоем и миром, это главное. Ты заметил, что я изменился…
- Да, еще как, - вставил Сергей, - небо и земля.
- Это Он меня изменил. Он меняет каждого, кто приходит к нему, кто обращается к нему за помощью. Он не меняет мир вокруг нас. Он изменяет нас самих. Ему имя – Иисус Христос. Когда-то я слышал о нем, но там в реабилитационном центре, я встретился с ним. Он прикоснулся ко мне и исцелил меня. Он сделал меня другим. Он дал мне новую жизнь, чтобы я жил, и живу. Когда тебе совсем плохо, совсем кранты, не стесняйся встань на колени и обратись к нему. Он услышит тебя, попроси Его помочь тебе, и Он поможет и избавит, и исцелит, ибо Он – Бог!»
- Да, я знаю, - едва слышно произнес Сергей, - теперь знаю!
Вдали показались огни пансионата.
- Там, в центре много таких, как мы с тобой. Многие остаются там после исцеления помогают тем, кто лишь на пути к Нему. Они помогут. Главное понять, что ты не один, что выход есть, нужно лишь идти до конца и не оглядываться на прошлое.
- Хотя порой так тянет оглянуться, - подвел итог Сергей.
Пансионат встретил светом и музыкой: вечернее веселье было в самом разгаре. Раздавались крики и женский визг. Идти туда не хотелось.
- Снова пьют здесь, дерутся и плачут, - процитировал Сергей своего знаменитого тезку.
- Будем ужинать в этом вертепе или затянем пояса до утра?
- Пошли, закажем чего-нибудь в номер, - произнес Сергей, кладя руку на перила лестницы.
Номер встретил тихой, кондиционированной прохладой.
- Послушай, - возвращаясь к прошлому разговору, произнес Сергей, пока они одевались в «домашнее», а где искать эти центры реабилитации, а главное, как? – на недоуменный взгляд друга, он ответил, - да нет, со мной все в порядке, но вот у друга братишка младший совсем от рук отбился. Ты же знаешь, что за город Ростов?
- Да, конечно. Поищи в городе собрания пятидесятников, они сейчас открыто собираются, а лучше всего – харизматов. Впрочем, подойдут просто любые верующие – баптисты, адвентисты и прочие. Зайди в любой дом молитвы, обратись к служителям, они подскажут. Они общаются между собой и такие вещи знают. Обычно многие снимают по воскресеньям бывшие дома культуры, кинотеатры и тому подобное. Нужно лишь подойти к вахтеру и спросить о верующих.
- Спасибо, буду иметь в виду… Скажи, и с тех пор у тебя не возникало желание уколоться опять? – нарушил молчание Сергей.
- Мысли приходили, конечно, но вот желание… - Иван сделал паузу и задумчиво продолжал, - где-то глубоко внутри нас самих существует некий механизм, я назвал его генератор зла, Библия именует его плотской натурой, доставшейся в наследство от Адама, так вот, этот генератор зла работает внутри нас день за днем, год за годом. Он создает и накапливает внутри нас зло, и, когда наступает критический момент, оно прорывается наружу. – Иван снова сделал паузу и так же задумчиво продолжал: - Прорывается наружу в виде обидных слов, поступков, необдуманных, спонтанных действий, несущих зло, зло тебе и окружающим тебя. В то время, когда ты даешь выход этому злу, оно приносит удовлетворение, но потом совесть осуждает тебя, но дело уже сделано, дьявольская машина разрушения уже запущена. Она разрушает нас самих, наши отношения с окружающими, одевает мир вокруг нас черным цветом. Человек может какое-то время удерживать это зло в себе, но оно вырывается вновь и вновь, отравляя нас и окружающих своим ядом. Тот, кто отравлен этим ядом, не верит никому и ничему, мир для него является средоточием зла, направленного против него. Это зло внутри нас заставляет глядеть на мир его глазами, глазами зла и видеть только. Так, наркоман видит только наркотики, алкоголик – только алкоголь, блудница – только блуд. Избранное зло становится вожделенным для человека и кроме него он не видит ничего в этом мире. Вспомни, как там, - Иван кивнул головою куда-то за спину, - для нас существовала только ненависть. Мы жили ею, дышали ею, и она же исходила из нас. Мы пропитались ненавистью и смертью, как губка – водой. Потом к этому добавились наркотики. Хорош коктейль. Верно? Когда я обратился к Богу, как бы невидимая рука выключила этот генератор зла, и наступила тишина и покой. Он вырабатывал зло внутри меня бесшумно и безудержно, и, вдруг, напряжение от его работы исчезло. Исчезло и зло, которое он производил. Наступила тишина, и я стал слышать тишину в окружающем меня мире, наслаждаясь покоем. Мир перестал быть злым и идти на меня войной. Мир стал улыбаться мне рассветным солнцем, петь мне песни птичьими голосами, радовать мой глаз зеленью деревьев и трав, напоять ароматами цветов. Я заново родился, я стал другим. И мир изменился ко мне. Мир – это наше большое зеркало, к добрым и он добр, к злым же – зол. Он таков, каковы мы сами. И мы видим его таким, какие мы внутри. Господь, прикоснувшись к нам, изменяет нас, и этот мир вокруг изменяется вместе с нами. Как ты относишься к людям, к миру, так и они относятся к тебе. Фундаментальный закон вселенной – закон жатвы. Он гласит: что посеет человек, то и пожнет. Сеющий ветер пожнет бурю. Конечно, существует и субъективное зло в этом мире, зло, которое может исходить от окружающих, но когда ты с Богом, то те же невидимые руки, которые избавили от зла внутри тебя, хранят и от зла, которое снаружи. Помнишь: «…на руках понесут тебя, и не преткнешься о камень ногою твоею».
- «Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего находится. Говорит Господу: «прибежище мое и защита моя Бог мой, на которого я уповаю, - процитировал Сергей.
- Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы, перьями своими осенит тебя, и под крыльями Его будешь безопосен.
- Девяностый псалом «Живый в помощи». Когда я уходил в армию, мать написала мне его на листке бумаги и сунула в карман. Листок тот затерялся где-то, но остался в памяти.
- Это главное. Бог не бросает, подобно человеку, слов своих на ветер: если сказал, значит, так и будет. Потому Он и Бог, и никто не может посмеяться над Его словами и остаться безнаказанным.
- Хотя многие пытались! Вспомни социализм: те, кто разрушал храмы, сдохли в ГУЛАГе, как враги народа; те, кто отбирал хлеб, сдохли от голода в тридцать третьем. Закон жатвы: что посеешь, то и пожнешь. Кто уцелел, того скосила война. Нет мира нечистивому.
- Слышали бы строители «светлого будущего» приговор потомков! Тех, кому они строили это самое «светлое» будущее, будущее без Бога, которого они отвергли, и Он их отверг. Они уповали на государство, и оно послало им нищую старость. Никита Сергеевич, в свое время, грозился к двухтысячному году показать по телевизору последнего верующего. Интересно, покажут ли нам последнего безбожника?
- К сожалению, и в наше время не знают Бога.
- Но они слышали о нем, и, если отвергают, то сами избирают погибель.
- Мне жаль их.
- Мне тоже. Блажен человек, который не кается в том, что избирает.
- Ты не раскаиваешься в том, что выбрал Христа? Теперь ты не можешь жить, как они.
- Велика потеря: пить пойло до блевотины и спать с девочками общественного пользования, - усмехнулся Сергей, - лучше пить из писсуара на вокзале, чем целоваться с такой дамой – меньше вероятности заразиться.
- Хороша тема на сон грядущий, - нахмурился в ответ Иван: его коробило от унитазно-сексуальной темы.
Конечно, в этом мире существует и то, и другое, и еще многое, но это не значит, что в этом нужно пребывать, хотя бы на время.
- Спокойной ночи, - пожелал Сергей, выключая свет. Оба давным-давно лежали в постели.
- Гуд найт! – в тон другу ответил Иван.






.День грядущий вкрался накрапывающим дождиком и серым, до горизонта, небом.
- Вот тебе, бабушка и Юрьев день, - прокомментировал погоду проснувшийся Сергей.
- Нас утро встречает прохладой, - процитировал в ответ Иван, - так, что кондиционер можно вырубить, - встав с кровати, он нажал кнопку, и едва слышное гудение оборвалось, - отдыхай забугренная техника, нонче у тебя выходной.
Сергей не торопился выбираться из постели, считая, что в дождик спится хорошо.
- Проснись, лежебока, второе пришествие проспишь, - потянул с него простыню Иван.
- Придется довольствоваться душем, - глянув на затянувшие небо тучи резюмировал Сергей.
- Ну уж дудки, запрягай, думаю, мы будем единственные на пляже. Обожаю купаться в дождь!
- А что, это идея. Экзотично, во всяком случае.
Как выяснилось позже, любителей купаться в дождь оказалось гораздо больше, чем предполагалось изначально.
- Ты когда-нибудь нырял с аквалангом? – спросил Сергей, обтираясь махровым полотенцем: на воздухе все-таки было прохладно, в воде теплее, чем и прекрасно купание в дождь.
- Нет, а что?
- Предлагаю совершить небольшую прогулку.
- Ты что-то задумал? – спросил Иван.
- Да так, хочу проверить одну гипотезу.
- Надеюсь, это не представляет опасности?
- Нет, что ты! Хотя жизнь сама по себе – опасная штука, от нее умирают
- Ну да, - усмехнулся в ответ Иван.
Возле павильона с вывеской «Прокат подводного снаряжения», как и ожидалось, народу в такую погоду не было.
- Нам бы еще лодку с мотором на пару часов, - объяснял пареньку за стойкой Сергей.
- Только с нашим сотрудником, - отозвался тот. – Это будет стоить еще… - парень посчитал и назвал сумму.
- Идет, только побыстрее.
- Костя, - крикнул паренек куда-то в открытую сзади дверь. Из нее появился молодой человек, лет двадцати пяти. – Эти двое желают прокатиться и понырять.
- Оформим в лучшем виде, - отозвался тот.
Через четверть часа, получив краткие инструкции по пользованию аквалангами, оба садились в небольшой ялик в сопровождении Кости.
- Где нырять будем? – осведомился тот.
- Видишь вон ту скалу? – спросил Сергей, - метров сто правее и дальше в море, мористее, как у вас говорят.
- Понял, едем. Вообще-то вы первые, кто там решил понырять, - добавил Костя. – Обычно ныряют вон там, где буйки, или глубже в море.
- А мы решили там, - закончил разговор Сергей, так и не объяснив причин. Впрочем, тому было все равно: «Любой каприз клиента за ваши деньги» было неписаным девизом всего сервиса. Плати, и хоть по берегу ползай в акваланге. За дополнительную плату тебе и Нептуна с трезубцем изобразят.
- Почему именно за той скалой, - задал Иван интересующий его вопрос, когда они остались вдвоем на носу ялика. Костя сидел на корме и не мог слышать их из-за рева мотора.
- Представь себе сильный ливень в горах, - начал было Сергей.
- Причем тут ливень? – не унимался Иван.
- Не перебивай, так вот, теперь представь траекторию водных потоков.
- Они пойдут по дну ущелья, там, где наш санаторий, и выйдут в море правее вон той скалы, - прикинул рельеф местности Иван. – Что ты этим хочешь сказать?
- Не знаю, посмотрим.
Оставалось набраться терпения.
- Запас воздуха в баллонах на сорок минут. У вас на руках часы, виброзвонок сработает через тридцать пять, значит пора на поверхность. Вынырните, кричите, я услышу и подберу вас, - давал последние напутствия Костя.
- Держись за мной, - шепнул Сергей, беря загубник и падая в воду спиной, вздымая тучу брызг. Иван последовал за ним таким же образом.
Довольно быстро он освоился со спецификой дыхания и старался не отстать от Сергея. Тот, видимо, заранее выбрал направление движение и уверенно уходил в глубину. Стало еще теплее пришлось включить прихваченные заранее фонари.
Достигнув дна, Сергей отплыл еще метров на двести в сторону и начал челночный поиск. Где-то здесь должна быть точка, вернее, дугообразная траектория выхода потока, догадался Иван. Дно было песчаным и каменистым. Изредка встречались водоросли, и мелькали стайки мелкой рыбешки. Вскоре Иван заметил неоднородность донного рельефа, посередине была как бы ложбина, заполненная песком и камнями, а по обе стороны поднимались отлогие склоны, ущелье, которое наверху продолжается на море. Поэтому склоны ущелья сильнее заросли водорослями; песок и камни – это наносное, смытое дождями сверху, с гор, они почти не заросли. Все новые и новые дожди смывают грунт в море, и он постоянно наслаивается, что не дает водорослям образовывать заросли на плывуне. Поэтому его протяженность было достаточно легко отследить. Этот песок постоянно двигался вниз, его двигали ливни сверху и шторма уже в самом море. То, что было скрыто под слоем песка, после очередного шторма, выходило наружу и затем скрывалось в глубине, укрытое от любопытных глаз все тем же песком.
Песок представлял собой довольно интересное зрелище. Из него торчали какие-то обломки дерева, металла, скрученной проволоки, обломки бетона, какие-то тряпки и прочий смытый дождем мусор. С виду это все напоминало мусорную свалку, каких тысячи на берегу, и совсем не обязательно исследовать таковую с аквалангом, думалось Ивану.
« Что можно найти на подводной мусорной свалке?» Тем не менее Иван следовал за другом. Сокровищами здесь явно не пахло, зато по мере понижения уровня дна становилось все темнее и темнее. Если бы не фонари, разобрать что-либо вообще было трудно. Блестели осколки стекла, темнели куски дерева, камня, торчала во все стороны проволока. «Унылое зрелище», - подумалось Ивану. Тем временем Сергей спустился ниже и был метрах в двадцати.
Иван плыл выше, шаря фонариком по дну и стараясь огибать торчащую проволоку. Вдруг луч света резко ударил по глазам. «Сигналит, что-то случилось», - мелькнула мысль у Ивана. Он приподнялся выше, там, где не за что было зацепиться, и, усиленно работая ластами, направился к Сергею.
Он был несколько удивлен, застав друга, вполне спокойно работающего ластами, что позволяло ему зависнуть над грунтом. Внизу, в луче света фонаря оседало облако поднятой мути. Постепенно обозначился полу занесенный песком силуэт машины.
«Победа», - подумалось Ивану, - что здесь такого, если есть свалка, то почему бы ни быть на ней машине? И все-таки что-то в ней настораживало. Выбитые лобовые стекла частью валялись на окружающем песке и покрытом ржавчиной капоте. «Значит, выбито недавно скорее всего, - подумалось Ивану, - тогда что?» На бампере, местами сохранивший остатки никеля, болтался проржавевший номер. «Такие выпускались при Союзе, - отметил он мысленно. – Что могло насторожить друга в этой куче хлама?» – вновь и вновь задавал себе вопрос Иван.
Тем временем муть осела окончательно. Сергей спустился окончательно и, приглашая следовать за собой, заглянул в выбитые лобовые стекла. Иван последовал его примеру. Внезапно он увидел ответ на свой вопрос. Он был пугающ своей простотой. Ивану приходилось видеть подобные вещи на суше, но под водой, выхваченные из окружающей тьмы зыбким светом фонаря они кажутся ужасными вдвойне
В кабине полу засыпанные песком, на переднем сидении расположились два обнявшихся скелета. Одетые в полу истлевшие лохмотья, окруженные такими же лохмотьями обивки машины, свисающими сверху, они белели на фоне более темного песка. «Погребальное ложе для двоих», - подумалось Ивану, созерцавшему с трепетом представшую его взору картину. Теперь он понял, что искал здесь Сергей. Тот, похлопав друга по руке и обратив на себя его внимание, показал жестами наверх и жест молчания. Иван понял: наверху надо молчать. Затем, оттолкнувшись ластами от дна, он взмыл сначала вверх, а затем вниз и дальше по склону, шаря впереди лучом фонаря. Проплыв еще метров двадцать и ничего интересного не обнаружив, показал Ивану руку с часами в свете фонаря и показал лучом наверх. «Всплываем», - понял Иван, мельком взглянув на свои часы: воздуху оставалось еще минут на семь, затем усиленно заработал ластами. Давление на уши, которое постепенно вырастало при погружении, начала быстро убывать по мере подъема.
Наконец, они вынырнули. Глубина была небольшая, значит, кессонной болезни можно было не опасаться. Лодку они увидели метрах в двухстах ближе к скале и левее. Иван прикинул расстояние до берега, заметив ориентиры: мало ли, может, придется вернуться. Затем, набрав побольше воздуха в легкие, оба начали орать и махать руками. Костя в лодке увидел и услышал их. Застрекотал мотор, и ялик двинулся к ним.
- Ему ни слова, - произнес Сергей. – Комментарии потом.
Ивану пришлось, кивнув головой, согласиться.
- Сейчас бы неплохо грамм сто пятьдесят для сугреву, - произнес Сергей, переваливаясь с помощью Кости через борт лодки.
- Какие проблемы, командир? Вон в ящике бутылка «Абсолюта», стаканы и закусь, но за дополнительную плату.
- Сервис предусмотрен, - с усмешкой проворчал Сергей, сворачивая голову бутылки и разливая водку по стаканам.
Иван хотел, было, отказаться, но потом раздумал. Виденное на дне нехорошим осадком осталось в душе, и надо было отвлечься, переключиться на что-либо.
Сергей залпом опрокинул стакан, кинув в рот шпротину из открытой банки, и жестом предложил сидящему за мотором Косте. Тот отрицательно помотал головой, на работе человек. Разговаривать в присутствии посторонних не хотелось, хотя он и не мог слышать из-за шума мотора
Позднее, сидя в кабине «Нивы» и слушая барабанную дробь стучащих по крыше капель, Иван, пристально глядя на товарища, произнес:
- Итак, жду комментариев!
Сергей не спеша открыл бардачок и сунул туда остатки недопитого «Абсолюта» и закуски, завернутой в целлофановый пакет, так же не спеша достал оттуда пачку антиполицая, так, на всякий случай, кинул под язык несколько таблеток, затем, поворачивая ключ в замке зажигания, произнес:
- А что тут комментировать? Когда-то давно, пару лет назад, в один из моих первых приездов сюда, я слышал от местного старика, он работал садовником в нашем пансионе, такую историю. Сильные дожди смывают с гор все, что могут: людей, машины, и поток несет их в море. Как-то, еще при Союзе, дед был свидетелем сильного ливня. Он прокатился по ущелью, потом по шоссе, смывая людей, машины и все такое, неся все это в море, где и похоронил под слоем песка. Власти это не афишировали. Трупы доставали по ночам, работали специальные бригады водолазов. Они днем поднимали смытые машины, предварительно извлекая из них тела. А людей поднимали ночью, грузили в закрытые фургоны и вывозили куда-то за город, где и хоронили в общих могилах. Трагедия это была властям не нужна. Какое им дело до погибших и их родственников, пропал человек – мало ли что с ним может произойти: убили какие-нибудь жулики по дороге, или утонул в море – какая разница! А люд весь приезжий, друг друга не знает, родственники – тем более. Так что шума не было. По радио передали, что смыло несколько пустых автомашин с набережной и все. Никто, мол, не пострадал, все ушли прятаться. Теперь мы видели, что не все.
- Как же водолазы их не нашли?
- В то время машина была выше по склону и, видимо, полностью погребена песком. Со временем шторма оттащили ее дальше и смыли часть песка в море. Поэтому мы их и увидели
- Значит здесь бывало такое!
- Да, наводнения иногда случались, и, судя по смытой машине, довольно сильные. «Победа» весила тонны полторы-две, кузов у нее толстый и луженый к тому же – сталинская постройка, делали на совесть, не то, что нынешние «девятки» и «десятки». От тех бы уже и следа не осталось бы, ржа съела.
- А может они на то и рассчитаны? – спросил Иван. – Ты что делать собираешься?
- А что тут делать? Молчать! Кому это нужно в наше время. Родственников их вряд ли сыщешь, да и кто их искать будет? Думаешь, ментам нужны лишние хлопоты? И нам спокойнее. К чему их тревожить в их подводном ложе? Хочется верить, что они умерли, любя друг друга, чем плохая смерть? Мгновенно и вместе.
- Ну, насчет мгновенно можно еще поспорить, хотя довольно быстро, - возразил Иван, - а насчет остального ты прав.
- Красивая смерть – в объятиях с любимым человеком, предав свои души Богу, - задумчиво вздохнул Сергей.
- Вряд ли они знали о Его существовании: Союз – время оголтелого атеизма.
- В минуту опасности вспоминаются даже бабушкины рассказы, впрочем, ты это не хуже меня знаешь.
- Пожалуй, ты прав. Пусть себе спят в своей подводной могиле. Мы не потревожим их прах. Покойтесь с миром.
Произнеся такую эпитафию погибшим возлюбленным, друзья задумались, каждый о своем, в молчании продолжая путь.
- Думаю, не мешало бы подкрепиться, - прервал, наконец, молчание Сергей, въезжая на парковачную площадку за пансионатом.
- Ты прав, время обеда давным-давно миновало, а завтрак переварился еще раньше. Не знаю как быка, но барана я бы, пожалуй, съел. Впрочем, нет терпеть не могу баранину. У нее какой-то привкус мерзкий.
- Просто ты не умеешь ее готовить, - ввернул Сергей фразу из рекламного ролика.
- Пожалуй, задумчиво согласился Иван, не заметив или не обратив внимание на таящийся во фразе подвох.
Дождь тем не менее все так же лил и лил, что заставило наших друзей бегом покрывать расстояние от машины до дверей.
- Погода не самая курортная, - заметил Сергей.
- Будем надеяться, что завтра его не будет. Иначе придется сидеть в пансионате, выбираясь разве что в кино. Эдак я и дома мог вполне отдохнуть.
В столовой было достаточно народу. Видимо люди предпочитали общаться хотя бы так, нежели сидеть по номерам.
- О, старые знакомые, вас надо непременно представить друг другу. Это та супружеская чета, о которой я тебе говорил, - окинув взглядом зал, определил Сергей. – Идем, - и первым двинулся к одному из дальних столиков. – Иван, это Антон и Антонина. А это Иван, - представив их друг другу, Сергей принял предложение присесть м и кивнул другу на пустующий четвертый стул.
- Почти как Валентин и Валентина, - вырвалось у Ивана, очарованного простотой и достоинством их новых знакомых.
- Да, это о нас… - откликнулась приятным грудным голосом Антонина. – Располагайтесь, - видя нерешительность Ивана, она указала ему на стул.
Ивану приходилось и ранее видеть такие пары. За их плечами угадывалась совместно прожитая жизнь, любовь и уважение друг к другу, которые эти люди сохранили до седин. Они были еще не стары, обоим где-то за пятьдесят, еще крепки и полны жизни. Старческая дряхлость и немощность еще не коснулась их своей рукой. Не принадлежат ни к одной из существующих конфессий. Уверовали они, будучи за границей, еще при Союзе. Тогда приходилось скрывать свои убеждения: из-за них можно было не только лишиться работы, но и угодить в тюрьму. Родная держава в то время предоставляла все возможности для подобного время препровождения в местах не столь отдаленных и хорошо охраняемых. Но Бог милостив. У них уже взрослые и определившиеся в жизни дети, внуки. Видятся редко, извечная проблема отцов и взрослых детей.
Иван рассказал о себе (Сергея они знали раньше), его история была с интересом выслушана.
- Всевышний милостив к вам, юноша, - подводил резюме Антон, - человек, обреченный на смерть на игле, получает новую жизнь. Поистине дивны дела Твои, Господи!
В ответ на попытки Ивана называть их по имени отчеству ему было указано, что, дескать, подобный официоз ни к чему и здесь все имеет одинаковый статус. На чем он и успокоился. Вечер был хорош, собеседники милы и приятны, беседа спокойна и нетороплива.
Иван познакомился с еще одной молодой четой, они представились как Виктор и Лена. В отличие от Антона и Антонины оба были молоды, чуть старше наших друзей, и отдыхали здесь с детворой – мальчиком и девочкой, пяти и трех лет соответственно. Они зашли поужинать и расположились за соседним столиком, но дети быстро устали, и им пришлось отправиться в номер. Остальная публика ничем не отличалась от обычной курортной, «отрывалась» как могла на полную катушку, вступая в недолговечные курортные связи и пытаясь растянуть мимолетное удовольствие. От них было много шуму и бестолковой суеты. Люди развлекались как могли. Все они приехали сюда тратить деньги и делали это так, как будто живут однова.
Антон и Антонина ушли, попрощавшись и пригласив друзей заходить в гости. Сергей и Иван еще посидели немного, но гул и шум в зале усиливались пропорционально винным парам. Несколько раз к ним подсаживались какие-то девицы, но рассказ сантехников из Магадана – Сергей держался ранее выработанной тактики – оправдывал себя всякий раз. Дам будто ветром сдувало, стоило Сергею отмочить очередной «магаданский» номер.
Нет, наши друзья отнюдь не были против женского общества, но общение предпочитали с себе подобными. Тогда, как на пьяненьких мордашках явно читались похоть или желание подзаработать. После попытки очередной поддавшей особы устроить стриптиз, друзьям пришлось удалиться.
«И после смерти мне не обрести покой,
Я душу дьяволу продам за ночь с тобой», - неслось вдогонку.
Вечер, начатый за приятной беседой, грозился превратиться в ночь в борделе, вот и пришлось ретироваться.
- С одной стороны я их понимаю, - Иван кивнул головой в сторону столовой, - именно за этим они сюда и приехали.
- С другой стороны, что здесь делаем мы? Ты это хочешь сказать? – спросил Сергей
- И это тоже, - ответил Иван, выключая свет. – Спокойной ночи.
- Гуд найт, - донеслось в ответ.


- Ты чего такой мрачный, - спросил наутро едва проснувшегося Ивана Сергей.
- Сон… Ты понимаешь… Этот сон я уже видел, когда собирался сюда.
- Что за сон? – спросил сразу ставший серьезным Сергей. – Дело прошлое, но снам твоим можно доверять. Во всяком случае там, - он кивнул головой куда-то в прошлое, - мы доверяли. Лично я доверял.
- Дождь… - Иван рассеяно провел рукой по лбу и сел на кровати.
- Ну да, дождь, второй день идет, а что тут такого, - успокоился, было, Сергей.
- Дождь во сне… Он смывал дома…
- Хм-ммм, - Сергей взглянул в окно, - ливнем его не назовешь. Может быть, это из-за вчерашней подводной прогулки? Такое не каждый день видишь, да и этот разгул в ресторане. Вот подсознание и отреагировало.
- Нет, я видел этот сон перед отъездом, и сегодня опять, - твердо и уверенно как-то сказал Иван. – Два раза одно и тоже. И в поезде…
- Что в поезде?… - эхом откликнулся Сергей.
- Это было как прикосновение Духа, и опять этот сон.
- Ладно, разберемся, как говаривал покойный Владимир Семенович Высоцкий, - постарался успокоить друга Сергей и, немного погодя, добавил: - Жаль, что об утреннем купании придется забыть. Впрочем, есть идея: поехали позавтракаем в какой-нибудь приличный ресторан, - он надеялся, что это отвлечет друга от удручавших его мыслей.
- Ну что ж, едем, - отозвался тот.
Друзья вышли к машине.
- Может, завернем вечером на какую-нибудь дискотеку? - все еще беспокоился о мрачных мыслях друга Сергей.
- Что там делать? И ты, и я уже староваты для дискотек.
- Да нет же, здесь и постарше нас так отплясывают.
- Это зависит от количества выпитого, - добавил Иван все с тою же мрачностью.
- Да что с тобой? Ты являешь собой мировой скорбь, - пытался расшевелить друга Сергей.
- Не знаю, предчувствие какое-то. Не по себе мне.
И вновь донесся откуда-то опостылевший хит сезона – ария Квазимодо из «Нотр-Дам»:
«И после смерти мне не обрести покой
Я душу дьяволу продам за ночь с тобой…»
- Судя по интерьеру и ценам, ресторан и впрямь был приличным, - заявил Иван, когда они вернулись к обеду в номер.
- А меню-то, меню какое, - восторгался Сергей, - впрочем, ты все равно лопал бифштекс с картошкой, американский прихвостень.
- Не прихвостень, а предпочитаю простую кухню, не то, что твои итальянские фильдеперсы. Ты бы еще икру улиток и ласточкины гнезда заказал, - оборонялся Иван. – Тоже мне гурман из Рязани.
- Не из Рязани, а из Ростова, - поддержал шутливый тон друга Сергей, довольный тем, что отвлек-таки его от удручающих его мыслей.
- А чего морда рязанская? – со смехом осведомился тот и заключил: - парижский шарм рязанской морды, - указывая на вполне приличный летний костюм друга.
- А как ты думал? Это тебе не консоме ботфортом хлебать, - встал в эффектную позу героя подиума Сергей.
Внезапно Иван снова стал серьезным, прислушиваясь к чему-то.
- Ты чего, Иван? – настороженно спросил Сергей.
- Тише, слышишь?
- Ну да, - произнес Сергей, - перевели на русский язык французский мюзикл «Собор Парижской Богоматери». Это как раз оттуда:
«И после смерти мне не обрести покой,
Я душу дьяволу продам за ночь с тобой».
- Слова-то какие! Я бы назвал их девизом современности: стоимость души приравнивается к гонорару потаскухи за ночь. Вот уж поистине песня века! – продолжал Сергей.
- Тебя не беспокоит нарастающая демонизация общества? Вся эта тьма: экстрасенсы, знахари, ведьмы, гадалки, астрологи. По телевидению – мистика, отдающая явным сатанизмом, эстрада – туда же. Даже детские игрушки: Дракула и вампирята, Пакиман…
- Пакимон, Ваня.
- Пакиман, Сережа. Один из демонов японского пантеона. Это наши так его перекрестили. А мода на талисманы и амулеты, различные обереги. Хороший колдун запросто привязывает проклятье к куску камня или дерева, и проклятье начинает действовать в жизни того, кто им обладает. Сначала некоторая удача в финансах или блуде, а потом на человека сваливаются проблемы и беды, он опять бежит к колдуну, тот дает новый амулет, за большие, правда, деньги, и все повторится снова. Если человек этот умрет, то душа его идет в ад как плата за услуги дьявола. Вот так все эти знахари и гадалки приобретают души для своего господина. Впрочем, на эту тему мы с тобой говорили уже когда-то.
- Тебя послушаешь – бред какой-то. Мы живем в третьем тысячелетии, в веке компьютеров, а не средневековой инквизиции. Предоставь людям тешиться тем, что они избирают. Какой вред от всех этих игрушек и шарлатанов?
- Все это реальность. Все это существует и действует на самом деле. Сатанизм так же реален, как и Бог. Дьявол обладает огромной силой, силой зла и разрушения. Посмотри на общество. Сравни за последние десять лет злее, агрессивнее, вероломнее. Исчезают доброта, щедрость души. Оглянись: вокруг разврат, ненависть, и все это люди пытаются прикрыть весельем. «Кип смайлинг» – «Держи улыбку», а сердце зло. Держи улыбку, а в сердце похоть и грязь. Вспомни Лермонтова, Достоевского. Они писали о своих современниках. Если человек однажды в жизни делал подлость, его потом всю жизнь подлецом считали. Если девица однажды по неопытности согрешила - клеймо блудницы на всю жизнь оставалось. А сейчас, люди взяли пример жизни из голливудских кинопомоев. Герои нашего времени: он – душегуб, она – потаскуха. Великолепная пара.
Чем дальше Иван говорил, тем больше повышал голос. Тема, видимо, была наболевшей.
- Включишь новости: терроризм, убийства, массовые убийства. Невольно думаешь: как эту всю мразь земля носит? Поистине Бог Всемилостив и Долготерпелив. Но когда-то же будет конец Его долготерпению? Как-то надо остановить зарвавшееся человечество.
- Он и останавливает. Посмотри: кругом землетрясения, наводнения, Европу топит, Кубань опять же Ставрополь! Это же здесь, под боком. А катастрофы – ураганы, смерчи, цунами. Просто человек не видит в этом возмездие за зло.
- Да, не видит, пока его самого не коснется.
- А если и коснется, не поверит. Скажет: случайность.
- Ты прав. Если завтра будет конец света, то сегодня в него никто не поверит. Времена пророка Ионы канули в лету. Это тогда люди боялись всех и всего: богов, своих и чужих, наводнений, кары небесной. А сегодня они от этой кары пытаются отгородиться цивилизацией и неверием: случайность, дескать стихия, мол, сила природы, - он внезапно умолк. Потом заговорил вновь, уже тише, почти шепотом: - Я чувствую, это приближается, оно где-то рядом, оно смрадно, безжалостно, безлико как… как мировое зло. Им пахнет в воздухе. Это возмездие за грехи. Возмездие за грех – смерть. Оно приближается тихо, неотвратимо. Скоро оно будет здесь.
- Ты знаешь, Иван, я не суеверен, но мне тоже не по себе последнее время. Почему – не знаю. Может после той подводной находки. Старик-то был прав: были сильные ливни, были жертвы, и еще будут, стало быть. И дождь этот никак не уймется. Сиди тут в четырех стенах. Эти-то, - он кивнул головой в сторону столовой, - хоть водку пьют да блудят себе на здоровье, а если ты просто отдохнуть приехал? Одному побыть, в море поплескаться?
- Тогда не знаю. Может мы неудачно выбрали время и место для жизни? Нам бы родиться лет двести назад. В эту эпоху добродетель считается реликтом. Мы с тобой реликтовые, как динозавры. И вскоре остатки порядочности и добродетели вымрут, и тогда планета будет безраздельно принадлежать мерзости и пороку. Царство дьявола на земле – бр-р, - он передернул плечами. – Не хотел бы я жить в эту эпоху.
- Тем не менее живешь же.
- Приходиться за неимением альтернативы. Впрочем, от этого еще можно огородиться, - он кивнул на дверь, - хотя бы дверьми.
- Заметь, каждое предыдущее поколение обвиняет последующее в лени, безнравственности и пороке, тогда как, вспомни: войны, разврат, возникновение и гибель империй – все было так же. На земле не изменяется соотношение добра и зла. Просто зло более заметно. Вспомни древний Израиль: когда Илия думал, что остался один-единственный праведник на земле, Бог ответил ему, Что Он сохранил себе семь тысяч человек, только мужчин, не поклонившихся злу. И так было всегда. Цепочка святых и праведников связывает все поколения, от Адама до Армагеддона. Так всегда было и будет, доколе существует на земле. Были времена, когда зло, казалось бы захлестывало, и добру вроде бы негде было укрыться, чтобы выжить. Вспомни ушедший век! Сколько зла и крови было в одной только России? И тем не менее, вот мы несем факел веры дальше. Мы передадим его нашим детям, а они – своим детям. Эта эстафета никогда не прервется. Так всегда было и будет.
- А приближающаяся Великая скорбь? Согласно Библии мы живем накануне Великой скорби!
- Всевышний испытывал веру каждого поколения. Вспомни тех, кто был до нас: голод, разруха, войны, революции. Полчища мракобесов сметают все, что не разделяет их заблуждения. Так жили наши отцы, деды, их отцы и деды. Так было с незапамятных времен. Господь испытает и нашу веру, и веру наших детей и внуков. Великая скорбь? У каждого поколения была своя Великая скорбь. Но люди выжили. Верные пронесли факел веры через сталинские застенки, лагеря, через время оголтелого безбожия, воинствующего атеизма, и остались верными. Дальше этот факел несем мы. Наша вера тоже будет испытана, как и вера наших детей и внуков. Все повторяется.
- Пожалуй.
За разговором незаметно подкрался вечер. Дождь все лил и лил. Друзья спустились ужинать в ресторан. Ивану хотелось поговорить с их новыми знакомыми и поделиться предчувствием.
Антон и Антонина ужинали за дальним столиком. Гремела музыка, на эстраде извивалась молодая, но уже изрядно потасканная певичка, ей аккомпанировал на синтезаторе долговязый парень с апатичным лицом. За столиком разгоралось веселье. Сновали голоногие официантки. Одним словом, обычный кабацкий бедлам.
Антонина приветственно помахала рукой, жестом приглашая присоединиться к ним. Друзья воспользовались приглашением.
- Добрый вечер! Как отдыхается? – поинтересовалась Антонина.
- Слава Богу не скучаем, только вот дождь этот… - ответил за друга Сергей. Иван вновь погрузился в свои мысли. Судя по выражению его лица, они были не такие уж веселые.
- Ваш друг сегодня задумчивый какой-то, - заметил Антон. Поскольку Иван отмалчивался, весь разговор приходилось вести Сергею. – Я думаю, он сам объяснит причины, - он попытался втянуть друга в разговор.
- Вы верите в сны? – наконец, прервал блокаду молчания Иван.
Супруги переглянулись. За обоих ответила Антонина:
- Сны бывают разные. Есть сны вещие, они предвестники каких-либо событий. Есть сны тревожные, они отображают наше состояние. Есть кошмары или просто ерунда всякая, наконец. Что вы имеете в виду?
- Вы допускаете, что сны сбываются? – ответил вопросом на вопрос Иван. – Вернее, Всевышний посылает людям сны для того, чтобы предупредить их о каких-то надвигающихся событиях, уберечь от какого-либо бедствия?
- Ну, поскольку мы верим в Бога, то, разумеется, верим и сновидениям. Не всем, конечно. Достаточно вспомнить Библейских пророков: Иосифа, Даниила, апостола Павла, наконец. Но сон сну рознь. Стоит ли так тревожиться из-за сновидения?
- Судите сами. Мне снился сон, в котором дождь смывал дома. Он снился мне дважды: первый раз в день отъезда сюда, второй раз сегодня утром. Он был один и тот же…
- И этот дождь за окном… Домов он пока не смывает и вообще ведет себя тихо, но кто знает, - добавил Сергей. – Мы с ним служили вместе, там, - он дернул головой в сторону. Супруги понимающе закивали. - Там мы верили во сны. Его сны выручали нас несколько раз. Я доверяю ему, - закончил Сергей. – Кроме того, здесь и раньше случались сильные ливни, и дожди смывали в море людей и машины, судя по рассказам очевидцев.
- Но не дома же! – заметил Антон. Какой же должен быть дождь, чтобы смыть дом? Ливень, ураган. Погода же довольно тихая, не считая все того же дождя.
- И все-таки, - настаивал Иван, - не может один и тот же сон, который снится дважды, быть случайностью.
- Интуиция лучше всего развита у женщин, - Антон вопросительно поглядел на Антонину. – Что у нас на этот раз?
- Предчувствие есть, но настолько отдаленное, что если бы не ваши слова, молодой человек, - она обернулась к Ивану, - я бы не обратила на него внимание.
- Даже я чувствую себя не очень спокойно, - возразил Сергей.
- Возможно, вы просто разделяете тревогу друга, - заметил Антон.
- Тем не менее, предчувствие меня еще ни разу не обмануло, а тут еще этот повторяющийся сон, - не сдавался Иван.
- Что-то не видно наших молодых супругов, - попытался перевести разговор в другое русло Сергей.
- Да, действительно, где они, кто-нибудь их сегодня видел? - обрадовался перемене темы Антон.
- У них заболела девочка, и Леня заходил ко мне за анальгином. Это было утром, - и поймав недоуменный взгляд Антона, добавила: - ты был в ванной, поэтому не слышал. Малышка простудилась, и им, видимо, придется уехать.
- Как жаль, двумя умными людьми станет меньше, - посочувствовал Антон.
«Еще неизвестно кому больше повезло», - подумалось почему-то Сергею.
Они еще поговорили о том, о сем, но к теме предчувствий и снов больше в этот вечер не возвращались.
Уже ночью, вернувшись в номер, Иван заметил:
- Если уже даже верующие и умудренные жизненным опытом люди не верят, то что же говорить о пьяной и распутной молодежи?
Сергей раздевался, готовясь лечь спать. Что-то в вопросе друга задело его.
- А ты сам-то поверил бы, на их месте?
- Вряд ли, - вздохнул Иван.
- В том-то все и дело. Современный человек не верит в зло, доколе оно не коснется его. А до того он предпочитает закрывать на это глаза.
- Тоже верно. Но я-то уверен, что я прав. А если так, то нужно что-то делать.
- Что? Выставлять себя на посмешище и выглядеть идиотом в их глазах?
- Нет, но хотя бы предупредить.
- Ты скажешь им: ребята, мне приснилось, что завтра здесь будет потоп, и потому необходимо сматываться восвояси. Да они тебя на смех подымут.
- Не все же, - не сдавался Иван.
- Пожалуй, все, - охладил его пыл Сергей.
На том и легли спать. Сергей уснул почти сразу. Иван же ворочался с боку на бок большую часть ночи. Впрочем, под утро и он забылся тяжелым, тревожным сном. Таким сном спит преступник в ожидании приговора.


Шум дождевых капель был первым звуком, который услышал проснувшийся Сергей. Погода, впрочем, как и настроение были отвратными. Вчерашние предчувствия и разговоры сегодня усугубил сон, странный сон. Он поделился им с проснувшимся Иваном.
- Помнишь Славика-Бэтээра? - начал он с вопроса.
-
-
- Да, он погиб там, - мотнул головой куда-то назад Иван, - сгорел в своем любимом Бэ-тэ-э-ре. Прямое попадание ракеты. А что?
- Этой ночью я видел его во сне, - Увидев, что Иван слушает, не перебивая, продолжал: - он шел по одной стороне ущелья, а я - по другой. Ущелье неширокое, метров пятнадцать, и мне его хорошо видать. Он уже мертвый, весь обгорелый, но лицо почти не тронутое огнем, так, несколько ожогов и пятна копоти от солярки, только бледный очень. И почему-то я знал, что он уже мертвый, а я живой. Дна ущелья я не вижу, оно, как бездна, глубокое. Он идет по одной стороне, а я по другой, и он знаками что-то пытается объяснить мне. Я знаю, что нам почему-то разговаривать нельзя, и тоже знаками показываю ему, что не понимаю. Тогда он улыбнулся грустно так и жестом показал на часы, дескать придет время – поймешь. А потом начал спускаться вниз по ущелью, куда-то в бездну. И я проснулся.
- Ты помнишь его часы? «Роллекс» трофейный. Весь взвод завидовал.
- Ладно, чем сегодня займемся, - обрывая наболевшую тему, спросил Сергей.
- Для начала посетим санузел и душ, - шуткой попытался отвлечь друга от мрачных мыслей Иван.
Приведя себя в порядок, друзья спустились на завтрак в столовую.
- Мальчики, какая встреча, - раздался в холле знакомый голосок.
Иван, первый собираясь войти в столовую и уже, было, взявшийся за ручку двери, обернулся. По лестнице спускались две давешние девице в компании довольно симпатичного брюнета. Он был на пару-тройку лет моложе ребят, но старше, тем не менее, девиц. Вся тройка носила на себе следы бурно проведенной ночи и мучавшего похмелья.
- Мальчики, мы после идем в сауну, пойдем с нами, расслабимся, - растягивая слова, произнесла одна из них.
Ее предложение не смутило никого из ее компании. Видно, к такому уже привыкли.
- От тебя потом в царской водке не отмоешься, - резко бросил Иван и шагнул в дверь.
Девицы впорхнули за ним, и Сергею пришлось посторониться.
- Командир! - он почувствовал на сгибе локтя пальцы брюнета, - скажи своему кенту, чтобы не хамил девочкам, а то… - он не договорил.
Сергей резко развернулся и, схватив за грудки девичьего заступника, с разворота ударил его спиной и затылком о сиену. Впрочем, не сильно, но зло.
- Слушай меня внимательно, тузик.
Тот, увидев ледяное пламя в глазах Сергея, растеряно замолк.
- Это не кент, а друг, такой друг, каких у тебя никогда не было и не будет.
Каждую фразу Сергей сопровождал ударом своего соперника о стену.
- Так вот, этот парень служил в спецназе, воевал в Грозном. Таких щенков, как ты, он там голыми руками убивал, ему даже оружие не надо.
Заметив краем глаза движение на лестнице: сначала показались чьи-то ноги, затем животы, затем еще одна небольшая, человека четыре-пять, компашка «отвисающих» - Сергей отпустил рубашку неудачливого оппонента и, одернув ее, смахнул с плеча несуществующую пылинку. Затем вполголоса, так, чтобы его слышал только он, продолжал:
- Так вот, там был такой случай, - несмотря на растерянный вид собеседника (со стороны они походили на мирно беседующую пару), - однажды на задании взяли в плен пару боевиков, не местных, а так, мразь, воюющую за деньги. Они предпочли сдаться, чтобы их не убили. Знают, что суд, военная прокуратура, волокита; ну дадут несколько лет, если докажут, а то и вовсе отмажутся. Только не на тех рассчитывали. Если бы мы были пехота, все так бы и было, - Сергей сделал паузу.
Тем временем компания продефилировала мимо них и исчезла в двери все той же столовой. Последней шла накрашенная девица. Она обернулась, обращаясь к брюнету:
- Артур, вливайся, как закончишь… - и тоже исчезла за дверью.
Тот сделал попытку двинуться с места, но Сергей, надавив ему ладонью на грудь, опять припечатал к стенке. Он был крепче своего соперника и держался со спокойствием силы, в отличие от растерянности, перерастающей в страх, Артура.
- Я еще с тобой не закончил, - продолжал тихо Сергей. - Только в отличие от пехоты, мы – спецназ и на задании пленных не берем. Приняли решение – кончать их.
Артур вздрогнул, не выдержав взгляд Сергея. Тот продолжал:
- Никому не хотелось быть палачом, но отпускать их тоже было нельзя. Всех выручил Иван, - он кивнул вдогонку ушедшему Ивану, - он предложил обоим биться на ножах: их двое, он один. Если его положат – уйдут. Нет - земля им матрацем. Иван тогда еще хуже был, а те двое - быки поздоровее меня. Обрадовались, дичь перелетная. Кинулись сразу вместе, думали быстренько его зарежут и домой к родным. Не тут-то было. Иван уходил от их ударов. Потом он начал их резать, несильно, руки, плечи, ноги, живот.
Сергей говорил, глядя на разгоравшийся ужас в глазах Артура.
- Не ранил серьезно, а полосовал, как скотину. Тогда быки поняли, что их ждет смерть и испугались. А когда страх в их глазах сменился ужасом, - Сергей опять сделал паузу. Артур являл собою жалкое зрелище. - Тогда он бросил нож и пошел на них с голыми руками. Это надо было видеть. Те двое строили из себя зверей, думали, что против них - человек! Ошиблись! Против двуногого зверья вышел дух возмездия, ангел смерти. И зверье превратилось в зайцев. Он сломал им обоим шейные позвонки, сначала одному, потом другому. Уложил их красиво: лицом вверх, животами вниз, крест накрест. Ты видел когда-нибудь человека со сломанной шеей? При этом получается такой звериный оскал: защемляются какие-то нервы. Жуткое зрелище!
Сергей снова отряхнул несуществующую пылинку с плеча своей жертвы, затем продолжал воспитательную работу:
- Да куда тебе, от армии тебя отмазали. За бабки. Папа у тебя богатый. Бывший партийный, на хороших должностях был.
Брови Артура удивленно поползли вверх, а челюсть – вниз.
- Сколотил капиталец, сыночку единственному денежек на раскрутку отсыпал, ты на них магазинчики и открыл.
- Откуда ты знаешь? - просипел удивленный Артур.
- Да у тебя на морде написано, что ты лавочник и сын партийного работника, что тебя ни разу хорошо не били, а ты сам бил, если только впятером на одного. Каратэ занимался, - Сергей указал на суставы пальцев, - только с Иваном тебе каратэ не поможет. Он таких каратэков пятерых в штабель уложит, со свернутыми шеями, брюхом вниз, а оскаленной мордой к звездам. Ты даже крутиться с умом не умеешь, так, спекулируешь ширпотребом: жратвой, мебелью, сантехникой. Одним словом, лавочник, да и то бездарный. Отними у тебя деньги папаши, и ты - ноль. Впрочем, ты и с деньгами ноль. Единственная, куда тебе дорога - халдеем в ночной клуб. Строишь из себя господина в этой жизни, на самом деле ты холоп папаши твоего и его друзей.
Сергею надоело унижать бессловесную скотину. Он отряхнул руки и произнес:
- Ну все, пошел вон.
Артур обрадовано исчез за дверью.
«Поджал хвост, как бобик нашкодивший», - подумалось Сергею, - «А начал: Командир! Уйми кента! А то!… Нет чтобы молча скользнуть вслед за своими подстилками, героя решил покорчить.» И, преодолев желание вымыть с мылом руки, вошел в столовую.
Взглядом отыскал за столиком Ивана и направился к нему. Иван сидел за пустым столом, ждал Сергея.
- Учил сопляка как Родину любить! - встретил вопросом приближающегося Сергея Иван.
Тот улыбнулся в ответ:
- От глаз разведки ничего не скроешь, - развел он руками, садясь за столик напротив Ивана. - Так что мы сегодня откушаем?
- Не заказывал еще, ждал окончания политико-воспитательной работы с молодежью, - изъяснился Иван совковым штампом.
- Ладно, пожуем чего-нибудь.
- День добрый, молодые люди!
Они не заметили подошедшую Антонину:
- Вы позволите? - она взялась за спинку свободного стула.
- Да, конечно! Здравствуйте, - немного растерявшись выпалил Сергей.
Женщина присела на край стула, исполненная спокойной грацией. Двигалась она степенно, с достоинством, так, что Иван невольно залюбовался ею.
- Извините, что сразу к делу, я особо не располагаю временем, - начала она. - Дело в том, что, возвращаясь к нашему вчерашнему разговору, но уже в отсутствии Антона, я хотела бы кое-что добавить.
Друзья заинтриговано молчали, с интересом слушая собеседницу, несколько устаревшие обороты ее речи, впитывая взглядом осанку, манеру держать себя, неспешную, спокойную манеру рассказывать.
- Дело в том, что эта тема нами с Антоном ранее оговорена и закрыта к дальнейшему обсуждению. Но, тем не менее, я вернусь к ней, раз уж его нет рядом. Еще прощаясь на вокзале с детьми, я знала уже, что больше их не увижу.
На лицах своих слушателей она настолько обескураженное и удивленное выражение, что позволила себе немного усмехнуться.
- Да, при определенных условиях человек может знать то, что его ожидает. Не досканально точно, но приблизительно. «Как сквозь мутное стекло», - привела она цитату из апостола Павла.
Друзья закивали головами, не решаясь вставить слова и прервать ее.
- У нас за плечами долгая жизнь. Много лет прошло с тех пор, как мы научились общаться с Богом и получать у него ответы на вопросы. Он заранее открывает своим детям то, что собирается сделать.
Снова одобрительные кивки.
- Мы оба уже не молоды, наша жизнь движется к закату. Все, что желали и хотели сделать мы в этой жизни, достигнуто: дети взрослые и самостоятельные. Еще несколько лет и начнутся болезни. Не хочется быть никому обузой, вы поймите меня правильно. Единственное, чего бы нам хотелось - умереть в объятиях друг друга. Вместе, в один час. Заодно избавив от хлопот по похоронам и опознанию тел наших родных и близких. Этот ландшафт за окном, - она повела рукой в направлении окна, - это то место, где я хотела бы провести последние дни и часы нашей жизни. Он знает все, - предупредив вопрос друзей, продолжала она, - и во всем поддерживает меня. Мы с ним - одно целое. Просто разговор ему об этом не приятен. Он не любит делиться сокровенным ни с кем, кроме меня. Вы уж простите его.
Опять ребята дружно закивали.
- Даже этот дождь - это природа оплакивает тех, кому вынесен приговор. Когда Господь плачет, то небеса плачут вместе с Ним. Он плачет о тех, кто уйдет в ад, так никогда и не вкусив свет спасенья, не обретя вкус истины. Несчастными их не назовешь, они даже счастливы по-своему. Но вас я попросила бы уехать отсюда сегодня, до вечера, а лучше сразу после обеда. Наши друзья - Лена и Виктор - уже уехали утром. Они не поверили нам, но Господь послал простуду их девочке, и они были вынуждены прервать свой отпуск. Поезжайте и вы. Всего вам доброго. Да храни вас Бог. Прощайте.
Она поднялась и молча удалилась. Спина ее была пряма, голова высоко поднята.
- Все-таки она - настоящая леди, - зачарованно произнес Иван, провожая ее взглядом. - Таких среди молодежи больше нет, - с грустью добавил он.
- Есть, и еще будет. Просто ты их не видишь. Не все же такие, - Сергей кивнул в сторону опохмеляющейся и уже довольно шумной компании.
- Что-то мне расхотелось здесь завтракать. Это как пир во время чумы. Поехали в город, - предложил Иван.
- Едем, - согласился он.









YIII век до рождества Христова. Ниневия. Столица Ассирийской империи. Царский дворец.

- Живет и здравствует император…
- А, это ты, жрец. Подойди.
Человек склоняется в почтительном поклоне и приближается к императорскому ложу.
- Что нового слышно в городе?
Владыка откидывает занавес балдахина и внимательно смотрит на подошедшего к нему жреца. Тот опускает глаза не столько из почтительности, сколько из страха прогневить повелителя.
- Разное говорят… - нерешительно произносит жрец.
- Мне не нужны слухи, мне нужны достоверные события, - в голосе повелителя послышались нотки недовольства.
- Самое главное событие сегодня - это появление в городе нового человека, - жрец набрался храбрости и взглянул в глаза императору.
- Что же это за человек, если его появление в городе - самое значительное событие дня?
Беседа скорее походила на допрос. Повелитель империи не боялся гнева богов. Более он опасался заговора жрецов, во избежание которого он безжалостно устранял всех, кто мог бы оспаривать престол. Жрецам приходилось поддерживать его, поскольку он один имел реальную власть в империи. Да и время было смутное. То там, то здесь вспыхивали мятежи порабощенных народов, которые требовали вмешательства силы. Одна Палестина чего стоила. Казалось бы давно пора покориться, но народ Израиля и Иудеи постоянно непокорство верховной власти. Приходилось держать в Сирии неоправданно большую воинскую силу. Войны стоили дорого. Еще дороже стоило содержание воинской силы в мирное время, поэтому правитель прибегал к воинскому вмешательству лишь в тех случаях, когда невозможно было обойтись иными средствами. А уж средствами он располагал.
Существующая система власти сложилась давным-давно. Жрецы составляли часть ее. Было четкое разделение сфер влияния: правителю принадлежали жизнь и тела подданных, в том числе и самих жрецов, а жрецам принадлежали умы и души. Каждый получал свое, и оба дополняли друг друга. Правитель завоеваниями увеличивал сферу деятельности жрецов и, соответственно, количество подчиненных им душ и богатства храмов, а они заставляли эти души служить императору и не бунтовать, направляя гнев народов к взаимным раздорам, что ослабляло напряженность и мешало соединению в серьезную силу. Словом, кость, безусловно, принадлежала собаке, а цепь и миска - хозяину. Каждому - свое. Впрочем, в этом тандеме они прекрасно дополняли друг друга. Искусство политики заключается в достоинстве равновесия между всеми действующими силами. Тогда возникает спокойствие и стабильность, ведущие к процветанию империи, а значит и тех, кто управляет ею.
Вот почему император столь внимательно относился к положению вещей в государстве. Отсюда и диалог со жрецом.
- Этот человек говорит странные вещи, - вокруг да около жрец.
- Что именно, чем может быть опасен человек?
Правитель едва заметно подался вперед, что не ускользнуло от внимательных глаз жреца. Так, интерес проснулся, теперь можно излагать факты так, как угодно воле клана жрецов. В борьбе за власть над умами и душами сильна конкуренция. Слабые устраняются, сильные захватывают принадлежавшие им умы и души.
- Он пришел сюда из Палестины, - жрец сделал паузу, наблюдая за реакцией властелина. - Он иудей.
Взгляд владыки едва заметно вспыхнул:
- Что ему надо здесь? Кто он? Торговец? Воин?
- Скорее жрец.
- Жрец?
Едва заметное удивление все же приподняло вверх брови царя. Жрец заметил и это. Все шло так, как надо.
- И вы решили устранить вашего соперника моими руками?
Глаза императора сузились, жрецу пришлось отвести взгляд - он проигрывал в этой игре, поскольку знал лишь часть положения вещей, император же знал, если не все, то гораздо больше. Жрец был лишь пешкой в его планах. Религия была могущественным средством влияния, но всего лишь орудием, а он, император, имел его в своем арсенале. Он умел направлять это орудие туда, где оно исполняло его волю и соблюдало его интересы. Разумеется, интересы жрецов при этом тоже учитывались. Поэтому они так хорошо и взаимодействовали с ним, как, впрочем, и остальные: знать, воинство, торговцы и, наконец, ремесленники и народ. Интересы двух последних, самых многочисленных слоев его интересовали меньше всего. Чем более многочисленнее сила, тем тяжелее ее объединить и направить в нужное русло, а, следовательно, и управлять ею. Они на стороне правителя, если не ущемлять их интересы, доводя их до недовольства и иногда давать им мелкие подачки, в имеющие вид заботы об их благе и процветании. Тогда эта масса вполне управляема. Ах, да, еще остается их собственное недовольство. Но это уже отдельная тема. Гнев народа нужно уметь направить в ту сторону, где он не причинит вреда, и, по возможности, использовать его в собственных интересах. Главное, чтобы они верили, что царь неустанно печется об их благе. Приходится напоминать им об этом.
- Мы не знаем как быть!
Жрец развел руками, тем не менее опытный глаз царя подметил, что растерянность была наигранной. Он выдержал паузу, не отвечая на вопрос. Жрец понял, что правитель ждет, и продолжал:
- Он говорит странные вещи.
Молчание царя ясно говорило о необходимости перехода к сути. Причем суть должна соответствовать столь длинному вступлению. Иначе жрец рисковал монаршей милостью. И он решил поторопиться с изложением фактов. Впрочем, не настолько, чтобы это выглядело очень уж подобострастным.
- Он называет себя посланцем Бога небес, сотворившего небо и землю.
Жрец впился взглядом в лицо царя, ожидая увидеть там реакцию на произнесенные слова. Глаза царя сузились. «Насторожился», - решил жрец и продолжал:
- Он говорит, что послан Всемогущим Богом для того, чтобы объявить Ниневии Его приговор. Она будет разрушена.
Глаза правителя слегка расширились, и он тут же опустил веки - в его планы не входило показывать жрецу свою реакцию на его известия.
- Дальше. Подробности.
Император вновь впился взглядом в лицо жреца, тот был вынужден опустить глаза. В его планы тоже не входило раскрывать собственную реакцию.
- Он говорит, что беззакония жителей города дошли до Великого Бога, и Он решил уничтожить Ниневию.
- Тем не менее этот Бог посылает своего пророка предупредить этих самых жителей…
Владыка тут же пожалел о вырвавшейся у него фразе. Глаза жреца тут же взметнулись и лихорадочно зашарили по его лицу в надежде прочитать реакцию, по которой опытный собеседник мог догадаться о ходе мыслей повелителя и предвидеть те или иные действия. Тщетно. Лицо неподвижно, как маска, только в щелях, в которые превратились глаза, насторожились. Тем не менее император прочел тень досады на лице собеседника. В данный момент это его устраивало.
- Что еще?
Правитель получал сведения не только от одного жреца, были и другие источники, но его интересовала точка зрения священства. Принятое решение не должно нарушать их интересов. И не должно соответствовать им. Здесь нужен компромисс. Все это он обдумает после, теперь же нужно как можно больше узнать об этом человеке. Пока от жреца, затем - через других людей.
Со своей стороны жрец понимал, что то, что говорил этот пришелец, царю доложат буквально дословно. Но он был первый, и он подавал события так, как это было необходимо для блага его и его касты. В сущности, нет вещей, которые политически не выгодны. Просто нужно уметь все использовать в собственных интересах. Даже выигрыш соперника. Поскольку политика - самая азартная из всех игр. Ставка в ней не только жизнь, но и благополучие, власть, влияние. Этому нет эквивалента ни в одной другой игре. Но и лишиться здесь можно всего в мгновение ока. В том-то и прелесть игры.
Впрочем, жрецом двигал не только азарт, но и вполне осязаемые материальные дивиденды в виде денег, власти и положения. Царь же имел все это, так сказать, «по роду занятий». Его интерес был в том, что он не мог не играть. Только смерть избавит его от необходимости продолжать эту игру, или потеря власти, а это равносильно смерти. Правитель был более опытным и умелым игроком потому, что он был правитель, а им становятся не вдруг. Жрец же был всего лишь жрецом. Его интересы ограничивались интересами касты и собственного благополучия. Интересы императора состояли в том, чтобы уравновесить все действующие силы. Лишь в этом случае он мог надеяться на стабильность престола, а значит и своего положения на нем.
- Там, где проходит этот человек, улицы буквально вымирают. Люди прячутся в дома, они напуганы. Слухи опережают пришельца. Многие бегут за ним, ища его речей. Затем опрометью бросаются к своим жилищам и запираются там. Жизнь в городе замирает.
Как ни хорошо скрывал свою реакцию царь, как ни пытался он сохранить невозмутимость при этих словах, он чуть откинулся назад. Жрецу этого было достаточно. Именно эту реакцию он и ожидал, на это он и рассчитывал.
Страх. Сколь многих ты погубил. Когда ты касаешься человека, он начинает беспорядочно метаться и совершать опрометчивые поступки. В момент страха люди легко поддаются влиянию со стороны. Ими можно манипулировать. Разум отключается. Остается инстинкт. Инстинкт самосохранения. Человек уже не рассуждает, он хватается за любую возможность, подобно как утопающий хватается за соломинку. «Теперь пора действовать», - подумал жрец. Он тщательно подготовил реакцию царя. Именно страх нужен был ему. В момент испуга можно насадить любое слова, спровоцировать на любое действие. Это слова, будучи посеяно в сердце, будет разъедать его как рак, распространяться как чума. Доколе не прорвется в виде действие в окружающий мир. Это будет действие чужой воли, но человек воспримет его как собственное волеизъявление. Именно этого жрец и добивался. И добился.
- Убей его, царь, убей ради себя, ради всех нас. Люди верят ему. Горд как будто вымер. Многолюдные улицы превращаются в пустыню.
Резкий, сильный голос жрец, казалось, бил, стучал в сердце, в виски: «Убей! Убей! Убей!…». Казалось, он просил, умолял, заклинал, но на самом деле приказывал, повелевал.
Жрец не был бы жрецом, если не умел бы манипулировать человеческим сознанием, даже если это царь, что здесь такого, он тоже человек, всего лишь человек. Сказка о божественной природе верховных владык - для толпы, для их слепого повиновения.
Истина доступна лишь избранным, а жрец считал себя избранным, а значит и знающим истины.
- Он опасен, он очень опасен.
- Жрец умолк. Воздействие должно быть сильным и кратковременным, иначе оно теряет силу, а значит становится неэффективным. Теперь достаточно. Пусть дальше доходит сам. Семя посеяно. Оно дает поросль и плод. Тот плод, который от него ждут. А это значит, что все будет, как надо. Все сработает.
Царь оторвал взгляд от горящих глаз жреца. Он испытывал довольно сильное воздействие. Тем не менее жрец переусердствовал. Давлением можно заставить подчиняться подданных, но не имеющих власть. У тех, кто имеет верховную власть, механизм подчинения заторможен. При попытке давления извне он блокируется, и вдохновенные речи жреца не достигли того эффекта, на который были рассчитаны. Царь воспринял лишь информацию. Волевое воздействие скользнуло по прикрытому волей разуму, как меч по щиту, не принеся никаких изменений. Царь привычно игнорировал такое волевое воздействие, как давление. Со стороны жрецы он и не ожидал ничего другого. Тот действовал слишком грубо. Возможно лестью он сумел бы добиться большего, но для лести жрец был слишком груб при всей своей хитрости. С лестью трудней бороться, нежели с волевым давлением. Действие рождает противодействие - это закон. Лесть же противодействие не вызывает. Поэтому она наиболее эффективнее там, где другие меры бессильны.



Лести царь боялся, и льстивые люди его настораживали. Жестом отпустив жреца, задумался. Внутренне он усмехнулся довольно неуклюжей попытке манипулировать. В другой момент он бы снес жрецу голову, так, ради забавы, но сейчас делать этого не стоило, да и жрец мог еще пригодиться. Старый Верховный Жрец, предшественник того, кто недавно покинул покои, многому научил царя. Он был стар, сед, мудр. Он не боялся царя, смерти и многого из того, что боятся более молодые и неопытные. Он вынянчил и нынешнего владыку. И к чести своей можно добавить, что сделал его сильной личностью, а не слабой марионеткой касты.
Старик понимал, что сильной стране нужна сильная рука. Слабому и нерешительному - горе. Он учил молодого многому. Зачастую он открывал тайные знания касты жрецов в ущерб самой касте. Зато теперь тот, в которого он вложил столько сил и знаний по праву занимает трон. Его правление сильно и мудро. Сам же старый жрец не так давно отошел в мир иной. Старость и болезни - удел всякого, кому не посчастливилось умереть в молодости. На смену ему каста прислала нового жреца. Еще не старого, но достаточно опытного в политических интригах. Его задача - отстаивать ее интересы. Что он в точности и исполнял.
Правитель не был бы правителем, если бы не знал всего этого. Удалив жреца он задумался. Интуитивно он чувствовал опасность. Она витала в воздухе задолго до того, как не обрела реальные формы. Не может быть все благополучно слишком долгое время. Опыт учил его: если все хорошо, значит где-то за углом притаилась опасность. Нужно лишь вовремя ее распознать и выявить. И затем принять меры. Этот человек, безусловно, был опасен. Очень опасен. Но еще опаснее было поступить так, как хотел от него жрец. Правитель потому и был правителем, что сидел выше и видел дальше сиюминутных политических выгод и кастовых амбиций. В те времена глупцы не задерживались на престоле. Довольно быстро они теряли вместе с головой. А на трон восходил уже кто-то другой, наскоро сполоснув руки от крови предшественника.
Царь сидел на троне не первый год. Он был рожден и воспитан царем, его отец был мудрым и дальновидным политиком. Он расширил империю до ее сегодняшних пределов. И обеспечил ей такого же дальновидного и сильного политика, каким был он сам. Что с того, что лишних кандидатов пришлось уничтожить? Это политика. Интересы империи превыше всего личного. Император не может быть самим собой, склонность к сантиментам здесь не уместна. Это выше личных симпатий и антипатий. Это игра, ставка в этой игре больше, чем жизнь одного отдельно взятого человека, пусть даже носящего царскую корону, ставка - благополучие империи. Ее сила, размах и мощь. Все это сосредоточено в одних руках. И руки должны быть сильные, а голова - ясная и холодная. Нынешний правитель имел все это. Таким он был рожден, таким он был воспитан. Владыка, сын владыки.
Совещания не избежать. Гонцы уже отправились известить участников, и они соберутся в одном из залов. Царь хотя и принимал решения единолично, все же не был чужд совещательности. Она давала оппонентам иллюзию того, что власть принадлежит не только ему одному, но в принятии решения участвуют представители каст и сословий, составлявших элиту в те далекие времена. К тому же на совещании проще всего убедить оппонентов в правоте царя и, соответственно, в правомочности принимаемых им решений. Они же являлись индикатором, по которому правитель отслеживал построение различных, зачастую враждующих между собой групп и группировок, каст и сословий. Совещания были политически выгодны, хотя на них царь присутствовал, обычно имея готовое решение. Он лишь смотрел на отношение присутствующих там лиц к выдвигаемым им решениям. Отслеживая своеобразный личный рейтинг популярности в народах империи.
Тем не менее до принятия решения было еще далеко. Слишком мало информации. Но этот пробел он скоро восполнит. Царь приказал себя одеть и вышел в соседние покои. Его ожидали. Человек в темном одеянии склонился в поклоне. Царь щелкнул пальцами, отпуская слуг и призывая собеседника оставить не нужные сейчас церемонии.
Собеседник был не многословен. Только факты. Никаких личных взглядов и амбиций. За это и был ценим. Довольно объемный свиток - все значительные происшествия за истекшие сутки. Подробнейшее описание проповедующего пришельца. Наиболее интересные выдержки из его проповеди. Дословно. Слово в слово. Только факты. Выводы сделает сам владыка. Он пробежал донесение глазами - читать и думать будет после, сейчас необходимо дать дальнейшие указания пришедшему.
- Выясни, чем занимаются те, кто слышал слова этого человека и заперлись в домах. Так же их отношения к слышанному. Я догадываюсь, но мне нужны факты. Так же отношение к нему со стороны тех, кто еще не слышал его, но знает о нем по слухам. Сами слухи о нем меня тоже интересуют. Этого, - он взвесил на руке свиток, - мало. Ты можешь идти. Все это мне нужно будет до совещания. Все иди.
Человек с поклоном удалился. Царь хлопнул в ладоши и отдал указание вошедшему с поклоном слуге:
- Позови главного советника. Я приму его на балконе. Срочно.
Слуга выскользнул, не разгибаясь.
Правитель прошествовал на балкон. Балкон - место, где проще всего подслушать любой разговор, если говорят достаточно громко. Избавим заинтересованных лиц от необходимости бегать по комнатам. Нужна быстрота решений и не только его решений. Что быстрее распространяется по городу, как не слухи. Тем более из уст самого царя. В недостатке слушателей, искушенный во дворцовых интригах правитель не сомневался.
Здесь на балконе его и нашел начальник стражи. Он вошел стремительно. По его походке правитель понял, что дело, с которым он пришел, весьма срочное. Приказал приблизиться.
Старый вояка служил еще его отцу. Он был верен, как верен меч. И столь прям и остр. Несмотря на годы, двигался он с легкостью молодого, а равных в поединке не имел до сих пор.
Он подошел настолько близко, что мог не опасаться, что его услышит кто-то еще. Негромко, так, чтобы правителю достаточно было слегка напрячь слух, чтобы его услышать, он произнес:
- Главный придворный астролог просит принять его. Говорит, что дело очень срочное и серьезное.
- Что еще?
Старый воин понял, что царь ждет его оценки произошедшего.
- Он очень встревожен. Это все, - не повышая голоса добавил страж.
- Я приму его в опочивальне. Проводи лично.
Так же негромко, чтобы слышал лишь начальник охраны промолвил царь. И добавил громко, чтобы сбить с толку тех, кто подслушивал:
- Когда явится главный советник, пусть ждет здесь, на балконе. Можешь идти.
Затем он проследовал во внутренние покои. Спальня и внутренние покои царя охраняли отборные стражи, только несколько лиц имели право доступа туда. Там можно было не опасаться любопытных ушей.
В отличие от жреца, главный астролог не был обременен какими-либо еще интересами, кроме личных. Астрологи и маги - народ разобщенный, и каждый на этом поприще трудиться для себя и во благо себе. Впрочем, ему можно было доверять, поскольку его благосостояние напрямую зависело от благосклонности государя, которая в свою очередь зависела от доверия. Поэтому астролог всеми силами пытался быть полезен. Его визит можно было предугадать. Плохой бы он был астролог, если бы проигнорировал весть, которую принес пришедший пророк. Теперь он стремится обогнать других и пришел с опровержением или поддержкой слов пришельца. Судя по тому, что он встревожен, это, скорее всего, подтверждение того, что пророк прав, и к его словам надо прислушаться. Впрочем, послушаем его самого. Казалось, не было ситуации, из которой этот лис не мог бы выпутаться и использовать ее себе во благо, вернее для блага своего авторитета, а значит и кошелька. А тут он встревожился. С чего бы это? Однако вот и он. Итак…
- Беда, правитель! - с порога произнес едва вошедший маг и астролог.
- Ты веришь слухам? Или речам пришедшего пророка? - произнес царь, давая понять, что цель его визита не осталась тайной.
- Если бы только слова или слухи…
- А что может быть еще?
- Несколько дней назад, составляя гороскоп, меня насторожило расположение планет…
Увидев недовольную гримасу на лице царя, он перешел к главному, минуя не интересующие царя подробности зодиакального характера, продолжал:
- Их положение было таково, что нужно было ожидать неприятного известия.
- Или угрожающей катастрофы?
Взгляд царя был проницателен, хотя слова ироничны.
- Царь, пришельцу нужно верить!
- С каких это пор ты прислушиваешься к тому, предсказывают другие? Тебе это сказали звезды?
Искушенный в политических игрищах царь скептически относился к предсказаниям. Впрочем, тем не менее он знал, что есть предсказания, которые сбываются. Сравнивая и сопоставляя все слышанное и виденное, царь пытался определить меру и источник опасности. Но для начала ему нужно было убедиться в ее реальности. Пока хотя бы косвенно.
- Не только звезды, - выдержав иронию слов, маг продолжал, - после того, как появился в городе этот человек, я принес жертвы нескольким божествам и вопросил их с помощью гадания. Они предрекают большие бедствия этому городу. Все сходится со словами пророка.
- Кто он? Что ты можешь сказать о нем?
Царь решил задать этот вопрос, поскольку это было напрямую связано с его доверием.
- Его зовут Иона, он пророк Всемогущего Бога небес, который сотворил небо и землю.
- И ты веришь этому?
- Он пришел из Палестины. Он иудей. Его народ чтит невидимого Всесильного Бога, который творит чудеса.
- Какие же?
- Этот народ великими чудесами вышел из Египта и пришел в ту земле, где сейчас обитает. Их Бог покорил им всю Палестину. Им никто не мог противостоять. Все боялись их Бога. Говорят, что он высушил перед ними море, и волны стали по обе стороны стеной, пока они проходили между ними, затем сорок питал и поил их в пустыне. Затем без участия человеческих рук разрушил стены Иерихона, они пали сами, никто к ним не прикосался. Их противники в ужасе бежали от них. Те, кто не бежал, был уничтожен. Однажды их святыня попала в руки одного из окрестных народов. Среди них начались болезни. Так продолжалось до тех пор, пока эту святыню не погрузили на повозку и не отправили обратно. Все, что сделал их Бог для них, можно было бы продолжать бесконечно. И слова Его пророка действительно достойны внимания, о царь.
- Откуда ты знаешь об их Боге?
- В трактатах Великих Вавилонских и Египетских мудрецов и магов говорится о Боге, который сотворил всю землю. Он велик и всемогущ, главнее всех других богов и обитает на небе, в неприступном месте. Он вмешивается в дела других богов и людей, и тогда никто не может устоять перед Ним или перед тем, кого Он посылает.
- И ты веришь всему этому?
- Да, и хочу, чтобы этому поверил и ты, государь, иначе великие бедствия ожидают Ниневию.
- Разве их можно избежать?
- Ответ на этот вопрос знает тот, кто ходит сейчас по улицам города и возвещает волю пославшего его Владыки небес.
При последних словах царь вздрогнул и опустил взгляд.
- Достаточно, можешь идти.
Маг и астролог дошел до дверей, затем оглянулся на задумавшегося царя и произнес:
- Лучше тебе послушать его, государь, иначе горе нам всем. Выслушав его, может быть еще есть возможность спастись. Если его Бог сказал какое-либо слово, то Он обязательно выполнит его, и ни бог, ни человек не в силах остановить Его
- Чего же ты хочешь от меня?
Царь снова взглянул на уходящего мага. Тот пожал плечами и вышел, оставив правителя в глубоком раздумьи.

Визит и слова астролога привели его в недоумение. Астролог иногда изумлял его точностью предсказаний и фокусами. Но многое из его предсказаний можно было рассчитать, имея наблюдательность и знания. А фокусы? Они фокусы и есть. Маги всех времен умели делать различные штуки, которые изумляли народ, но не правителей. Что здесь такого. И вот этот разговор. Не то, чтобы царь не верил в богов, он не отрицал их влияние на человеческие судьбы. Но ему и в голову не приходило искать у них покровительства и защиты. Он всегда считал себя в безопасности за толстыми городскими стенами и при поддержке громадной и мощной военной силы. А тут этот человек с неясными и туманными угрозами. И почему-то все его боятся. Народ, жрецы и даже главный маг и астролог, не боявшийся никого и никогда, умевший в любой ситуации выйти сухим из воды. Все это требовало размышлений, а размышления требовали времени, а его-то у правителя не было. Ситуация требовала решения и незамедлительного.
А на балконе ждал главный советник. Что ж, не имея достаточно данных, нужно потянуть время. И он направился на балкон.
Главный советник ждал. Он заметно нервничал. Это бросилось царю в глаза. Его руки нервно теребили край одежды, глаза бегали, он явно избегал взгляда правителя, хотя его вины в происшедшем не было. Это был нестарый еще человек, отличающийся спокойствием и мудростью. Казалось, ничто не может нарушить его невозмутимость. И вот теперь… Перед царем стоял трепещущий человек. По его трепету царь понял, что он точнее слышал речи пророка из Иудеи и поверил ему. А от царя он ожидал решения, согласно которому ему жить или умереть. Как и все, он хотел жить. На мгновение правителю стало жалко его, старого верного слугу. На него и его мудрость всегда можно положиться. Всегда, но не сегодня.
- Ты тоже слышал речи пришельца?
- Да, государь, - тихо произнес тот, не поднимая взгляда.
- Ты веришь ему?
- Да, государь.
- Вечером собери Большой совет. Он начнется после смены стражи. Все, можешь идти. Отправь ко мне начальника стражи. Я буду во внутренних покоях.
Царь стремительно шагал. Он был раздосадован. От него зависело принятие решения. Он должно соответствовать чаяниям и надеждам подданных. А подданные, казалось, все сговорились и хотели от него одного и того же. Казалось, что решение уже приняли они, а от него все ждали одобрения его. Поверить человеку из Иудеи. Хорошо. Что дальше? Можно ли избежать гибели? Все ждут от него, что он сможет ее отвратить. Но как? Как умилостивить Всемогущего Бога небес, чтобы Он отменил свой приговор? Этот пророк из Иудеи должен знать это. Впрочем, был еще один человек, к чьему мнению царь прислушивался. Но сначала дать указание начальнику стражи.
Старый воин вошел бесшумно и остановился перед царем, ожидая, когда он заговорит с ним.
- Ты тоже слышал речи пророка из Иудеи.
- Да.
- Ты веришь им?
Казалось он искал поддержки у этого седого ветерана.
- Да.
- Значит ты тоже погибнешь вместе с городом?
- Я буду подле тебя, и никто не причинит тебе вреда, пока я жив.
- Спасибо, старый солдат, я не сомневался в тебе. А теперь вот что.
Воин превратился в слух, подавшись вперед. Можно было не сомневаться, что он выполнит то, что ему прикажут. Хотя бы это стоило ему жизни.
- Мне нужно, чтобы ты взял крытую повозку, отряд конной стражи и привез ко мне во дворец этого человека. Уговори его придти добровольно и без принуждения. И проследи, чтобы никто не причинил ему зла. Он очень нужен мне. В нем надежда империи. Доставь его до совета. Начальник тайных дел укажет тебе, где искать его.
- Я все исполню, государь.
- Я верю тебе. До вечера. Он должен быть у меня раньше, чем начнется совет. Иди.
Проводив взглядом начальника охраны, царь двинулся в глубину внутренних покоев дворца. Там, а дворцовой стене есть маленькая калитка. Она ведет в сад. А в саду…
- Здравствуй, сорванец.
Седой, как лунь, человек сидел, поджав под себя ноги среди небольшого сада, возле журчащего ручья.
- Давно никто не называл меня так.
Царь задумчиво опустился напротив.
- Ты повзрослел. Много воды утекло с тех пор. Ты стал властелином империи. Редко заходишь сюда. Побудь со мной, послушай шум ручья, шелест деревьев, пение птиц. Во дворце ты так далек от всего этого. Молчи!
Человек поднял руку, речь его была как журчание ручья, она вплеталась в окружающие звуки и была как бы частью мира, который окружал его.
- Слушай! - продолжал он.
Так прошло несколько минут.
- Я ждал тебя с утра. Молчи не перебивай. Мои ученики приходят сюда и приносят мне пищу и слухи. Ответ ты видишь здесь, - старик обвел рукой окружавший его сад. - А еще ты найдешь его на женской половине.
Царь вздрогнул.
- Откуда ты знаешь про нее?
- Мои глаза не видят солнца, но я вижу то, что происходит за стенами дворца, хотя уже много лет не покидаю это место.
Он продолжил после паузы:
- Из любого положения всегда есть выход, только не все находят его. И тот, кто задает себе вопрос, знает ответ.
- И город можно спасти?
- Тот, кто Всемогущ, тот и Всемилостив.
- В чем же милость Его?
- В том, что Он послал пророка, а не погибель.
- Но погибель идет следом.
- Он знает, как остановить ее.
- Пророк?
- Нет. Тот, кто послал их обоих.
Опять воцарилась тишина.
- Теперь иди и будь мудр. И зайди утешить ее. Она ждет тебя. И любит, - добавил старик в след уходящему правителю.
Щебет голосов на женской половине сменился тишиной ее алькова.
Она ждала его. На ее лице были видны следы волнения, слез.
- Что с тобою? - он погладил ее по волосам, опустился на подушки рядом.
- Я боюсь.
- Здесь ты в безопасности.
- Я боюсь того, что приближается. Он крадется неотвратимо. Он ужасно.
- Это лишь женские страхи.
- Нет, тот человек, пришелец, он тоже говорит это.
- Откуда ты знаешь о нем?
- Служанки говорят.
- Не надо верить слухам.
- Я чувствовала это задолго до него, он лишь подтвердил мои страхи.
- Что ты чувствовала?
- Что это не может долго продолжаться. Я, ты, наша любовь. Вокруг столько зла и зависти, и оно.
- Кто, оно?
- Оно громадно, страшно, оно хочет поглотить всех. И приближается медленно, неотвратимо, как гигантская улитка. Оно скоро накроет собою этот город, и все погибнут.
- Что же это такое?
- Не знаю, оно не имеет формы, как не имеет ее страх. Оно безлико, как ужас. Оно скоро будет здесь.
- Я не пущу его сюда.
- Ты всего лишь человек, - улыбнулась она грустной улыбкой, - ты не властен над жизнью и смертью. Ты можешь убить, но возвратить ты не в силах.
- Но я обращусь к Тому, кто послал его сюда.
- Послушает ли Он тебя?
Царь задумался. Он полулежал на подушках. Она склонилась над ним. Он наматывал прядь ее волос на палец.
- Нас скоро будет трое? - спросил, наконец, царь.
Она вспыхнула:
- Откуда ты знаешь?
Внезапная догадка осенила ее:
- А, это проболтался этот старый мошенник.
Она порывалась вскочить, но он удерживал ее твердо и нежно.
- Просто у сердца есть свой язык. И мы говорим от сердца к сердцу, даже если уста молчат.
Она улыбнулась и прильнула к нему:
- Как ты мудр и прекрасен, мой царь! Счастье мое! Хочу умереть в объятиях твоих!
- Ты должна жить. За двоих, - добавил он, - нас теперь трое.
Она прижалась к нему и затихла, не шевелясь. Идиллию нарушил удар гонга. Она встрепенулась.
- Скажи, чтобы подавали обед. Я буду обедать здесь, вместе с тобой.
Она исчезла за портьерой, отдавая указания служанкам.

Обед проходил в молчании. Царь молчал и что-то обдумывал, его возлюбленная не решалась прервать молчание правителя, и был слышен лишь звон столового золота и шаги слуг.
- Он должен знать ответ, - наконец, промолвил царь, бросая в рот виноградины.
- Он всего лишь человек, как и ты, - она поняла, о ком идет речь.
- Но он слышит голос Пославшего.
- Но послушает ли Пославший тебя?
- Меня может и не послушать, а его послушает.
- Ты часто слушаешь своих слуг?
- Да, если отправляю их с поручением.
- Но он всего лишь глашатай. Тебя ведь не интересует мнение твоих глашатаев. Они лишь объявляют волю твою.
- Тем не менее я послал за ним.
- Ты послал за ним кого-то из знати?
- Нет, солдат.
- Ты решил арестовать его?
- Нет, он придет добровольно.
- Если захочет
- В этом его миссия.
- Что это тебе даст? Разве сможет глашатай добиться от своего господина того, чтобы он отменил указ?
- Но он может многое рассказать о его Господине. Кто Всемогущ, тот и Всемилостив.
Правитель намеренно произнес ту фразу, которую сказал мудрец в саду. При этом он посмотрел на собеседницу. Она не отреагировала никак. Из этого он заключил, что фраза ей не знакома, и она приписывает эти слова ему. Значит старик не обсуждал с нею вопрос опасности. Тем лучше для всех.
- Ты надеешься отвратить гибель города?
- Я очень хочу это сделать.
- То, что приближается, настолько громадно и сильно, что ты лишь песчинка, пытающаяся остановить ледник.
- Остановить гибель может Тот, кто ее послал.
- Но как упросить Его сделать это?
- Пророк подскажет.
- А если он не захочет?
- Поищем другие пути. По его словам, осталось менее сорока дней.
- Я бы хотела провести их с тобой.
- Я бы тоже хотел этого.
- Разве ты не властен в своем решении? Я слышу какое-то «но» в твоем ответе.
- К сожалению, даже правитель не всегда поступает так, как хочет.
- А как же он поступит.
- Так, как требуют обстоятельства.
- Даже перед лицом смерти ты несешь тяжесть скипетра.
- Перед лицом смерти особенно. Ведь она не только моя, но и твоя. И их, - добавил он после паузы, кивнув в сторону выходящего в город окна.
- На что же ты готов, чтобы отвратить гибель города?
- На все.
- А если этот Бог потребует жертвы?
- Он получит ее.
- Даже если этой жертвой буду я?
- Даже если ей буду я!
- Ты поистине велик!
Она склонилась перед ним в поклоне, встав на колени и коснувшись лбом его ног.
- Встань.
Он нежно и бережно поднял ее.
- Только смерть разлучит нас.
- Нет, я пойду за тобой даже в смерть.
- Нет, ты останешься жить. У тебя под сердцем бьется еще одно сердце. Сердце наследника престола, владыки империи.
- Что ты задумал?
- Ты поедешь в Сирии к наместнику. Он сбережет тебя и посадит на трон в случае моей гибели.
Она бросилась к его ногам, орошая их слезами:
- Нет, не прогоняй меня, я хочу умереть вместе с тобой.
- Ты сама говорила о тяжести скипетра
Он вновь нежно поднял ее и обнял, утешая, как маленького ребенка.
- Но что скажут твои подданные? - сквозь слезы проговорила она.
- Они скажут, что царь поверил пророку.
- Они скажут, что погибель неотвратима, - тихи, почти шепотом промолвила женщина.
- Пожалуй, ты права, - задумчиво произнес правитель.
Спустя некоторое время добавил:
- Оденься к ужину. Вечером будет Большой совет. Я послал собрать всех. Ты нужна мне там.
- Но ведь его еще нет, - догадалась она. - Он еще не родился.
- Он уже есть. Здесь, - он коснулся рукой ее живота. - Теперь ты - мать наследника и не принадлежишь себе.
- Но ведь он еще не родился!
- Он обязательно родится! И будет императором, как и его отец. И империя должна узнать об этом
Он коснулся поцелуем ее лба, слегка обнял за плечи и произнес:
- Мне пора. Мы расстаемся всего лишь до вечера.
Она смахнула слезу и произнесла:
- Да будет так, мой повелитель.
И улыбнулась усталой улыбкой.
Он вышел стремительным шагом. Повелитель не имеет право на слабости. Хотя… Великие и малые…
Комната, в которой он находился сейчас, в наше время назвали бы кабинетом. Как она называлась тогда, один Всевышний ведает. Но мы будем е именовать так, как привыкли.
Удобное кресло, стол, заваленный рукописями. Отчеты, рапорты, доносы. Царь пробегал глазами свиток отчета, затребованного ранее. Предоставивший его человек стоял напротив, опустив глаза. Изредка правитель задавал короткий, уточняющий вопрос и получал такой же короткий и исчерпывающий ответ. На должность его собеседника глупцов не держали. Наконец, он бросил свиток на стол и откинулся на спинку кресла. Сузив глаза и сцепив пальцы, он пристально посмотрел на сидящего напротив.
- Твой вывод об их состоянии?
- Страх.
- Они верят ему?
- Безусловно.
- Сомневающиеся и не поверившие ему есть?
- Есть, но их немного и они подавлены общим страхом. Предпочитают тоже отсиживаться по домам.
- Настроение среди знати?
- То же самое. Кажется, они забыли прежние распри.
Царь встал и прошелся по кабинету. Его собеседник следил за ним глазами.
- Ты сам веришь пришельцу?
- Я верю обстоятельствам. А они на стороне его.
Вспомнив разговор с возлюбленной, царь спросил:
- А что ты думаешь обо всем этом?
- Городу грозит беда.
- Ты тоже веришь пророку?
- Не только и не столько ему.
- Чему же еще?
- Делам, они и до него были не блестящие.
- Подробнее.
- Междоусобица среди знати…
- Она была всегда.
- Но дела не доходили до вооруженных стычек, в которых гибли люди
- Да, около месяца назад, я помню это… Еще.
- Настроение жрецов.
- Приходится кидать им мелкие подачки.
- Чересчур мелкие
- Ты полагаешь заговор? - царь сдвинул брови.
- Нет, до него еще не дошло, но недовольство зреет. Список недовольных мне на стол.
Человек коротко кивнул. Будет сделано.
- Что еще?
- Среди черни и ремесленников тоже недовольство.
- Они недовольны налогами. Знаю. Приходиться содержать большую армию в мирное время. Палестина - вечное гнездо раздоров.
- В Сирии тоже этим недовольны. Есть опасность бунта?
- У них нет вождя, за которым бы пошли.
- Ты позаботился об этом?
- Да, пришлось убрать кое-кого из знати. Впрочем, большая часть ремесленников и торговцев все-таки довольны. Торговля растет. Крупные землевладельцы тоже довольны.
- Кто же недоволен?
- Армия.
- Им нужен грабеж, а значит война. Они любят бряцать оружием. А мне нужен мир в империи. Впрочем, выясни, кто наиболее недоволен и отправь на север, в горы. Эти горцы всегда воюют. Будет чем заняться тем, кто недоволен миром. А чтобы не считали это ссылкой, увеличь жалованье. Пусть идут добровольцы. Подготовь указ. Пусть усмиряют горские племена, - он усмехнулся.
Человек опять кивнул.
- Я думаю двух полков там будет достаточно. Если желающих повоевать больше, пусть ждут своей очереди. Через полгода меняй.
Человек кивнул еще раз.
- Что еще?
- В Мидии и Персии неспокойно. Похоже на зреющий заговор.
- Выясни, главарей страви. Пусть воюют между собой. Кого можно купить - купи. Золота не жалей. Лучше воевать золотом, чем сталью.
Царь задумался. Перед его мысленным взором лежала империя. От северных гор до Египта, от Великого моря на западе до Великой пустыни на востоке. Кто осмелится угрожать ей? Какая сила может противостоять великолепно обученной и вооруженной армии, изнывающей от безделья?
Угроза была иного рода. Ее не остановить ничем, или не купить за золото. Здесь, в центре империи, в ее столице царю и его подданным угрожает опасность.
Царь вел мудрую политику. Внешние враги были слабы. Он периодически обессиливал их, втягивая в вооруженные конфликты друг с другом и сам выступая в качестве миротворца, приобретая обоих бывших врагов. Внутренние враги обезглавливались и рассеивались. Внутренняя политика царя мало чем отличалась от внешней. Там, где указы бессильны, в ход идет золото, где бессильно золото - там действует сила. Веками, тысячелетиями отработанные методы. Но сегодня здесь все это потерпело крах. Перед той опасностью, которая надвигалась на них, бессильно было все. И все же выход был. Мудрец прав: «Тот, Кто посылает погибель, Тот и отводит ее». Гибели можно избежать. Нужно лишь узнать как.
- Где сейчас находиться пророк?
- В квартале бедноты за царскими виноградниками.
Царь нахмурился. Он отдал приказ привести его до ужина, чтобы иметь возможность поговорить с ним перед советом. Прикинув путь воинов, он понял, что они будут на месте только в сумерки. Обратно же их нужно ждать не ранее утра. Значит придется тянуть время на совете. Неплохо бы отложить его на завтра. Тем не менее собравшимся лучше не знать истинную причину. Можно будет дать им высказаться. Спорить они будут до хрипоты и до глубокой ночи. К единству совет еще ни разу не приходил.
- Что ты знаешь о нем самом.
- Он иудей, из Палестины. Его зовут Иона, он пророк. Его народ служит и поклоняется Всемогущему Богу небес. Этот Бог послал его возвестить грядущую гибель Ниневии.
- Кто-нибудь из наших купцов, бывавших в Палестине, слышали о нем?
- Да, он довольно известен у себя на родине. Двое купцов, которые ведут торговлю с Египтом, недавно возвратившиеся, рассказывают удивительные вещи.
- Что именно?
- Их рассказа нет в докладе. Повелитель сейчас узнает почему. Около месяца назад они возвращались из Египта на корабле известного в тех местах корабельщика. Корабль заходил в Фарсис, затем они сушей на верблюдах возвратились в Ниневию. В Ионнии на корабль взошел человек, назвавшийся Ионой из Иудеи. После отплытия их настигла жесточайшая буря. В это время года плаванье всегда спокойно, но этой бурей, казалось, повелевали злые духи. Корабельщик был очень суеверен и не отправлялся от берега, не задобрив жертвами всех известных ему богов. Над этой его привычкой частенько подсмеиваются те, кто знает его давно. Когда разыгрался шторм. Он недоумевал, какой же бог наслал его. По его мнению он задобрил всех. Тогда он решил искать виноватого в их несчастьи. Этот иудей спал в трюме. Его разбудили и привели перед корабельщиком. Тот расспросил его, кто он и откуда. То, что ответил этот человек, потрясло и испугало всех. Он сказал, что он - раб Всемогущего Бога небес, и он бежит от лица своего Бога. Все бывшие на судне очень испугались такого грозного и сильного Бога и спросили, чем они могут снискать Его милость. Этот иудей ответил, что, если они бросят его за борт, то буря утихнет. Они испугались еще больше и стали усиленно грести, стараясь пристать к берегу, но шторм еще более усилился. Тогда они попросили прощения у Бога небес, что так жестоко поступают с Его слугой, и бросили его за борт, как он им и говорил. Не успел он скрыться между волн, как буря начала стихать и вскоре прекратилась совсем. Все бывшие на судне принесли жертвы Всемогущему Богу небес и продолжили плавание. Из Фарсиса купцы отправились морем, затем по суше на верблюдах вернулись в Ниневию. Все, что рассказали они, слишком невероятно, чтобы быть правдой. Тем не менее это люди честные и заслуживают доверия. Я не включил их рассказ в отчет, правитель, но передал его тебе, как передают слухи. Видимо, это был другой человек, так как он погиб в море. Все это было больше месяца назад.
- Если только его Всемогущий Бог не спас его. Ты можешь идти.
Человек удалился, царь же погрузился в задумчивость. Время летело незаметно. Царь воскрешал в памяти все, что случилось за день: разговоры, слухи, мимоходом слышанный шепоток слуг. Он умел сопоставлять и делать выводы. Его учили мыслить и принимать верные решения. Сегодня, для того, чтобы принять верное решение, необходим был один человек. Он сейчас был где-то среди бедняцких лачуг, но слух о нем уже облетел и испугал весь город. Разговор с этим человеком был необходим царю, как воздух. Без этого человека царь не мог принять какое-либо решение. Нужно было что-то делать. Но что? Пророк из Иудеи знал это. Только он. Империя ждала от него решения. А его решение зависело от человека из далекой Иудеи. Впервые царь не знал, что делать. Впервые его решение зависело от человека, от того, что скажет этот человек. Царь осознавал все это. И ждал. Ждал этой встречи.
Царь вошел на совет последним, как и положено владыке. Прошествовал и сел на возвышающийся трон. Лицом к членам совета. Мгновенно повисло молчание. Все ждали слова царя. Он обвел взглядом зал совета. Лица людей были обращены к нему. В воздухе читалось напряженное ожидание.
Многие из этих лиц были знакомы ему с детства - убеленная сединами мудрость. Другие были молоды и занимали место в совете не по своим заслугам, а по заслугам их отцов. Тем не менее все, что молодо, не всегда глупо, и все, что старо и убелено сединами, не всегда мудро. Но, как сказано в одной древней книге: «Время и случай всему этому».
Царь произнес привычную формулировку открытия совета. Люди оживились. Но что-то было не так. Не так, как всегда. Гул голосов был более сдержан. Знать не торопилась с обвинениями друг друга во всех грехах, как они обычно это делали. Казалось, распри и междоусобицы были забыты. Впрочем, это только казалось. Просто перед лицом всеобщей опасности, которую, казалось, все осознавали, личное отошло на второй план. Все ждали решения царя. Он же, следуя заранее продуманному плану, предложил каждому высказать свое мнение по поводу случившегося. Как водится в таких случаях, начинали самые молодые, чтобы мнения старцев не влияло на их точку зрения. Первым стал юноша знатного рода, заседавшего в совете с незапамятных времен. Этот род имел привилегию быть членом совета, что и использовали отец и дед этого молодого человека. Использовали не без пользы для империи, впрочем, как и для собственного блага. Юноша не обладал и сотой доли мудрости своего отца, давно уже прикованного болезнью к постели, и заседал в зале, замещая его. Место, которое он занимал, принадлежало не ему, а роду, немало сделавшему для блага империи, почему он и был терпим окружающими.
- Выслушай, великий царь, волю подданных своих, - начал он свое выступление.
На совете не принято перебивать, даже последнего глупца, потому зал молчал.
- Доколе ты, о всемогущий, будешь терпеть наглость и глумление чужестранцев! Сносить оскорбления от варваров в своей собственной столице! Почему позволяешь бродячим кликушам и юродивым запугивать своих подданных? Посмотри: там, где он прошел, улицы превращаются в пустыню. Город в страхе. Жители боятся выйти на улицу. Какого такого чужого Бога он проповедует? Где живет этот Бог и почему мы здесь, в центре вселенной ничего о Нем не знаем? Разве он больше и сильнее наших богов? Тогда почему Сам не придет и не сразиться с ними, если Он такой великий Бог? А мы посмотрим, если Он одолеет наших богов, то значит он действительно силен. Почему послал какого-то нищего проходимца, якобы своего посланника? Неужели Он не нашел никого знатнее и богаче, чтобы послать своим глашатаем в столицу великой империи? Или его Бог - Бог оборванцев? Если целый народ служит этому Богу, то почему Он не послал к нам богатое посольство, знатных и великих из своего народа, чтобы возвестить тебе, о царь, то, что Он хочет сказать? Какой вес в наших глазах имеют слова нищего оборванца? Не пыль ли они, которую возметает ветер? Если его Бог столь велик и могуч, то почему не позаботился о приличной одежде своего посланца и о его свите? Почему он послал нищего, а не вельможу? Не верь ему, о царь, это обыкновенный юродивый, который хочет, чтобы его почитали за пророка и подавали побольше милостыни. Покажи всем, что ты не боишься ни голодранцев, ни их богов. Накажи его публично. Пусть его сначала хорошенько высекут на городской площади, чтобы другим неповадно было сеять смуту в твоей благословенной империи!
Закончив, юноша сел на свое место и с победоносным видом оглядел зал. Он ожидал, что многие, если не все, поддержат его. То, что он увидел, потрясло его. Зал молчал. Все отворачивались от него, на их лицах была досада и отвращение от явной глупости всего вышесказанного.
Затем встал другой, не менее молодой, и не менее знатный. Место, которое он занимал в совете, также принадлежало его роду. Волею судьбы он при своей молодости сделался главой одного из могущественных родов империи и, казалось, унаследовал от предков не только положение, но и мудрость. Казалось, в этом последнем отпрыске сосредоточилась вся мудрость рода, мудрость всех поколений. В отличие от предшественника его слушали с вниманием и уважением.
- Великий царь! Ты, конечно же, всесторонне исследовал этот вопрос и не нуждаешься в наших советах, но тем не менее по свойственной тебе доброте и снисходительности позволил нам высказаться. Благодарю тебя!
Он приложил руку к груди и поклонился царю. Его можно было бы принять за придворного льстеца, если бы то, что он говорил, не было правдой.
- Ты лучше всех нас знаешь, кто этот человек и откуда. Ты знаешь, что о нем говорят в городе и за его пределами. Ты знаешь также, какую перемену в жителях произвели его слова. Все мы надеялись увидеть и услышать его самого на этом совете, может быть, он еще предстанет перед всеми нами, и мы более подробно узнаем то, зачем он пришел в наш город. И я думаю, он подскажет всем нам выход: о чем нам смиренно просить тебя, великий царь.
Молодой человек закончил и сел. Зал одобрительно загудел, и члены совета закивали головами. Царь не ожидал такого согласия. Он также не ожидал того, что его план затянуть совет, дав всем высказаться, провалился, благодаря мудрости этого юноши, в немногих словах сумевшего сказать суть. Он давно уже наблюдал за этим молодым человеком и все больше склонялся к мысли доверить ему более высокий пост, чем просто член совета. При свойственной ему мудрости он бы справился. Зал гудел и тихо переговаривался между собой, но желающих высказаться больше не было. Видимо, юноша выразил общее мнение. Царь выждал время и объявил о закрытии совета и перенесении его на завтра. Впервые за всю историю империи заседание совета было столь коротким. Он не знал, что следующее заседание будет еще короче.

Ниневия представляла собой громадный по тем временам город, раскинувшийся на берегу великой реки Тигр, на три дня ходьбы. По современным подсчетам в ней обитало около полумиллиона человек. Вдумайтесь в эти цифры. Они значительны для своего времени.
Царскую резиденцию и место, где проповедовал Иона разделяло полтора дня ходьбы. Посланники царя преодолели двойное расстояние. Туда и обратно. Они управились менее, чем за сутки, и на рассвете следующего дня пророк предстал перед царем.
В результате произошедшего разговора появился указ, запечатленный на страницах Библии, благодаря чему мы ныне имеем возможность заглянуть в ту эпоху отстоявшую от нас почти на три тысячи лет. Этот указ спас жизнь полумиллионному городу - столице Великой Ассирийской империи.
Поистине велика сила Господня. Но обо всем по порядку.
Посланный отряд возвратился ранним утром, когда город еще спал. Сонные городские улицы взрывались ударами стольных подков о камни мостовых, затем снова наступала тишина. Тревожная тишина. Заранее извещенный правитель ждал пророка в помещении для совещаний. Ждал с нетерпением. Наконец, раздались шаги сопровождающей стражи, и пророк предстал перед правителем.
Они встретились, два владыки. Один - владыка тел и огромной империи, другой - посланец владыки душ человеческих.
Пророк выдержал пристальный и изучающий взгляд царя и, не дожидаясь повеления, заговорил:
- Ты - царь Ассирии?
- Да, я, - ответил правитель, удивленный дерзостью и бесстрашием незнакомца.
- Так знай, - продолжил пророк, - через сорок дней Ниневия будет разрушена. Так говорит Господь-Вседержитель, сотворивший небо и землю. Беззакония народа твоего достигли небес и Бога Всевышнего. Он послал меня, чтобы я возвестил тебе и народу твоему Его волю. Гнев Его придет на город твой через сорок дней, и город будет разрушен до основания за грехи и беззакония твои и народа твоего. Вот, я все сказал тебе так, как повелел мне Господь Всевышний, - пророк замолчал.
Слова пророка, а более сила духа, пребывающего на нем, повергли царя в трепет. Мысленным взором он увидел грядущую картину разрушения города и внутренним чутьем понял, что все так и будет, как сказал этот человек, если…
Какое-то «но» продолжало витать в комнате, оно, подобно червю, вошло в сердце царя и подточило наполнявший его страх. Сквозь рваную пелену ужаса забрезжила искорка надежды - посланник должен был знать, как снискать милость Пославшего.
- Как же нам спастись?
Этот же вопрос задавала толпа на площади, его же задал и правитель империи. В его голосе теплилась надежда. Надежда задобрить чем-нибудь Великое Божество и снискать Его милость. Жертвами, подарками, раздаянием милостынь. Весь этот арсенал жители того времени применяли, чтобы снискать милость богов - своих и чужих.
- Что ты можешь дать Ему, чего бы Он не имел?
Вопрос пророка вновь поверг царя в состояние шока.
- Что создание может дать Сотворившему его?
Слова, как раскаленные гвозди, входили в разум правителя, достигали его сердца
- Если Всемогущий сказал слово, и оно вышло от Него, то Он обязательно исполнит Его. Кто может предотвратить это? Гнев Господен горит на тебя и народ твой за дела рук ваших! Кто потушит его?
- Тот, кто послал!
Ответ сам сорвался с уст царя, удивленного его простотой и мудростью. Искра надежды вспыхнула пламенем, разгоняя остатки ужаса, сковавшего было сердце властителя минуту назад.
Пророк повернулся и направился к выходу, и никто не послал задержать его. Он шел возвещать волю Божию жителям города.
С минуту царь смотрел в след удаляющемуся посланнику. Затем своды дворца содрогнулись от властного крика царя:
- Писца!
Маленький человечек, кубарем влетев, с порога бросился к ногам царя.
- Встань, пиши: «Всем жителям Ниневии, от малого до большого, объявляется пост, чтобы ни люди, ни скот, ни волы, ни овцы ничего не ели, не ходили на пастбища и воды не пили. И чтобы покрыты были рубищем люди и скот и крепко вопияли к Богу, и чтобы каждый отвратился от злого пути своего и от насилия рук своих. Кто знает, может быть, еще Бог умилосердится и отвратит от нас пылающий гнев Свой, и мы не погибнем»
Царь приложил к свитку печать и вызвал начальника стражи. Вручая ему указ, он повелел объявить на всех площадях в городе. Того, кто ослушается, ждет смерть.
- Найди также главного советника, пусть собирает срочное совещание. Все трапезы отменяются.
В этот раз, входя в зал заседаний совета, царь удивился стоявшей тишине. Он остановился у трона, не садясь. Внимательным, горящим взором он обвел собравшихся, так же стоявших в ожидании, когда государь сядет первым. На присутствующих не было видно блеска золота и серебра, каких-либо украшений.
Он и сам вышел к ним в простой одежде, только царский венец и мантия выдавали в его облике принадлежность к правящей династии, да скипетр в руке.
- Я издал указ, - произнес царь по-прежнему стоя перед лицом тоже стоявших перед ним членов совета. - Тот, кто ослушается, будет казнен.
Собрание молчало. Это было молчание ожидания.
Царь жестом подозвал стоящего за спиною хранителя короны и одежд. Сняв с плеч мантию, он положил ее на протянутые руки, сверху водрузил царский венец и скипетр, оставшись в простой, без украшений одежде.
Подозвав начальника стражи, он спросил:
- Ты рассыпал пепел на нижнем дворе, там, где приказал?
- Да, мой повелитель, - старый вояка склонил седую голову.
- Когда я сяду в пепел, покроешь меня сверху рубищем.
С этими словами царь повернулся и вышел из зала. Зал по-прежнему хранил молчание. Но теперь уже это было молчание изумления.
В следующие дни город являл собой печальное зрелище. По безлюдным улицам носился непоседа ветер, воздымая пыль и мусор. Из домов доносились вопли и стенания людей, их мольбы о пощаде. А в загонах мычала и блеяла некормленая и непоеная скотина. Даже собаки, эти вечные изгои, не нарушали пустынного пейзажа городских улиц. Казалось, что город вымер. Только местами раздавались шаги у дары посоха о мостовую, а так же голос:
- Ниневия будет разрушена! За грехи и беззакония жителей ее постигнет это! Гнев Божий изольется на этот город.
Слышащие это усиливали вопль свой, обращая его к сумрачному небу, нахмурившемуся свинцовыми облаками. Временами шел дождь, но не один луч света, подобно проблеску надежды, не падал на город. Шли дни. Внезапно дождь сменила удушливая жара. Жители встретили ее как луч надежды, надежды на то, что их вопль будет услышан свыше. Теперь солнце палило пустынные улицы, да ветер разносил мусор и пыль по давно не убираемым улицам.
Близился последний сороковой день из отпущенного Господом срока. Иона вышел из города и сел с восточной стороны его, обозревая окрестности и наблюдая, что же будет. Он построил себе шалаш из ветвей, как укрытие от палящего солнца.
Наконец, последний, сороковой день настал. Настал срок, обещанный Богом для разрушения города. Утром Иона вышел из шалаша и сел, направив взор в сторону города. Он ждал. Ждал сошествия гнева Бога.
Полуденный зной сменился вечерней прохладой, которая, в свою очередь сменилась теплотой ночи. День миновал. День, обещанный Богом для наказания нечестивых грешников. Бог не сдержал слова Своего! Сильно огорчился Иона. Все его труды пропали даром. Все пошло прахом. Напрасным был тяжелейший переход, длиною в тысячу километров и в месяц пути, напрасным трудом были слова его, обращенные к этому городу. Город стоял, он стоял вопреки проповедям Ионы. Пророк провел ночь в горести и безмолвии: Господь господствующих, Бог-Вседержитель не сдержал слова Своего. Зачем еще жить? Жизнь потеряла для него цели и смысл. Кто он теперь? Пророк Бога, который не исполняет слова Своего? Что скажут нечестивцы по всему миру? «Бог дал слово и не смог его исполнить? Какой же это Бог?» Волны горечи наполняли сердце Ионы и, сбегая слезою по щеке, падали в песок.
Забрезжил рассвет. Но что это? Что за чудо?1 За ночь, откуда ни возьмись, выросло небольшое дерево. Оно зеленело над головой пророка. С его ветвей доносилось пение птиц. Улыбка осветила опаленное зноем лицо Ионы: его Господь не забыл его. Он по-прежнему всемогущий и способен творить чудеса. Вот оно, перед ним. Вот очередное чудо Всевышнего. Еще вчера здесь была пустынная местность с выжженной, пожелтевшей травой, а сегодня над его головой раскинулась прохладная зелень, дающая приют птицам небесным. Радость наполнила сердце. Господь помнит о нем. Он сделал это чудо для утешения раба своего. Велик и благословен Господь во веки.