Укротители мух

ГЛАВА 1
Доцент кафедры философии Хрюпинского медуниверситета, координатор общественного движения "Единство" Алевтин Иванович Пещерный проснулся от удара по спине чем-то плоским и твердым.
"Допился, поросенок, " - с огорчением констатировал он факт, что переусердствовал вчера на приятельском ужине в узком кругу коллег. Не надо было пить на брудершафт с московскими гостями мерзкий коктейль "Кровавая Мэри". Этот собачий напиток для людей с вольфрамовой глоткой сделал к утру мозги ватными и стерильно чистыми, зато через желудок и рот, похоже, прогнал все дойное стадо кооператива "Синие пустоши", где недавно Пещерный читал лекцию на тему "Алкоголь - чума 21 века".
Алевтин Иванович, плотно смежив веки, лежал на спине и судил свою согрешившую душу: мысленно раскладывал себя на скамье и сек просоленными розгами так и этак, с упоением. Не пей много, не пей много, знай, дурак, меру! Ф-фры, ф-фры! Свистали растрепанные ивовые прутья.
Алевтин Иванович, прекратив моральную экзекуцию, насторожился. Фырканье продолжилось. И доносилось оно поодаль от филейных частей тела.
"Влип! Церберша проснулась! - с ужасом определил он характеристики звуков, с трудом расклеивая веки и приподнимаясь. - Сейчас хай поднимет!"
Хай не состоялся.
Но Алевтин Иванович предпочел бы самые неинтеллигентные выражения из уст законной супруги Жанны Сазоновны, чем еще раз столкнуться с подобным кошмаром. Он возлежал не у себя в спальне и не на полу, а бог весть где, на лесной поляне, в траве, одетый в полосатую пижаму и шлепанцы. В шагах десяти на маленьком бугорке сидело сизое облако. Облако фыркало, плевалось и ругалось.
- Клавдия! Слышишь, глухая тетеря? Подай полотенце и вызови слесаря. Какая-то сволочь воду перекрыла!
В ругающемся облаке Пещерный опознал заместителя городского Главы господина Пупыреева Дмитрия Сергеевича, с которым накануне сидел в президиуме торжественного собрания в честь 65-й годовщины ОАО "Хрюпсталькострукция" и втихаря играл в балду. Господин Пупыреев, помнится, трижды оставался "балдой", был сильно недоволен, но все же оставался милейшим человеком, воспитанным тактичным, благожелательным к партнеру. А тут рычал, словно голодный лев в зоопарке, которому служитель вместо задней части поросенка подсунул обглоданные кошачьи кости. Начальственное неглиже следовало дипломатично дезавуировать.
- Дмитрий...э-э...Сергеич...не волнуйтесь...э-э...голубчик и пожалуйста, выражайтесь...э-э...помягче...
Пупыреев вздрогнул, стер с лица хлопья пены и уставился мутным глазом на доцента.
- Вам чего, гражданин? Я по личным вопросам в четверг принимаю. Уходите, не мешайте мыться. Клавдия! Кл...кл...кл...
Его вдруг заклинило. Дмитрий Сергеевич несколько секунд моргал, крутил головой туда и сюда, тер ладошкой хомячьи щечки. Потом стыдливо охнул, прикрыл низ живота, вскочил и помчался к лесу, блистая сырыми ягодицами.
Алевтин Иванович обернулся, желая узнать, что могло встревожить руководящего работника. И у него подкосились ноги. Жанна Сазоновна! В соблазнительно распахнутом японском халатике канареечного цвета, немножко косматая, в тапочках, отороченным хвостом енота, - она приближалась, сверкая икрами, решительная и злая. За ней вприпрыжку бежал семилетний Мишель в футболке и трусиках.
- Жанусенька? Жанусик, - засюсюкал Пещерный.- К-ко-кошечка моя, ты проснулась, л-лапочка?
- Издеваешься, козел старый?- гулким басом гаркнула супруга и с ходу приложилась ручкой к мужниной щеке.
- Вот, полюбуйся, Мишенька, на отца-алкоголика. Допился до чертиков, бабник? Ты зачем притащил нас сюда? Зачем, спрашиваю? Голыми девками любоваться? Да?
- К-какие девки, Жанусик? Постыдилась бы при ребенке срамоту нести. Где ты видела девок? То Дмитрий Сергеевич... Пыпуреев... мы с ним...э-э... консультировались...э-э.. по вопросу строительного подряда...
- Ага! Со всеми подряд... без разбору...- Пещерная нацелилась на еще бледную вторую щеку и застыла с поднятой рукой.
На поляне появилась узкобедрая девица в синей юбке "Монтана" и прозрачной турецкой распашонке из марли. Она рыдала. Крупные горошины антрацитовых от косметики слез оставляли на распашонке черные кляксы.
- Перестань, Веруня, прошу, перестань. Я ведь с тобой, - успокаивал подругу мускулистый блондин в джинсах и оранжевой футболке с портретом Аллы Пугачевой.- Вон уже люди на тебя смотрят.
- Позвольте представиться? - обратился он к чете Пещерных .- тренер детской спортивной школы Александр Крючков. Можно просто Саша. Это моя невеста - Веруня. Вера Васильевна Гоголева то есть.
Жанна Сазоновна скосилась на разинувшего рот мужа и пнула его в голень:
- Пещерная, Жанна Сазоновна. Генеральный директор центрального универмага. Это - мой супруг философский доцент и координатор Алевтин Иванович. Вы извините нас за такую неглижу. Мы тут по-семейному устроились, пикничок, знаете ли, на ложе природы. Вы вижу, тоже выбрались подышать свежим воздухом? На машине или пешком?
"Черт вас принес!" - мысленно добавила она с опаской за последствия. Хрюпинская служба неофициальной информации всегда работала с безотказностью плотницкого топора - рубила любую репутацию на корню, аж щепки летели: взбреди кому-либо идея погостить у чужой жены, то назавтра местные кумушки со сладострастием станут обсуждать о том, какого цвета трусы были у вероятного визитера. Слухи распространялись по городу с третьей космической скоростью, и расказни об интеллигентной семье, почти нагишом блукающей по окрестностям, следовало давить, давить и давить в самом зародыше.
- Понимаете, с нами какая-то чепуха приключилась,- отозвался Саша.
-Так... так..так..,- Жанна Сазоновна вознамерилась дальше интерпретировать щекотливую ситуацию в свою пользу, но сменила намерения и завизжала. Следом за Сашей и Веруней обозначились несколько знакомых субъектов. Пещерный, трепеща от ужаса, постепенно признавал в субъектах знакомых, с кем его прочно связывали деловые, соседские, приятельские, дальнородственные и прочие отношения. За ближайшим древесным стволом притаилась тощая сорокапятилетняя соседка по лестничной площадке, профсоюзная активистка Софья Олеговна Кукишева. За ней маячил благородной сединой сорокадвухлетний мужчина, инженер-конструктор Аристарх Христофорыч Жмакин. На его плече завис жековский слесарь Витька Червонец по кличке "Штопор", из кармана брезентовой робы которого торчало горлышко бутылки, залепленное хлебным мякишем. Их окружали студент медуниверситета и сын директора городского департамента торговли Боба Наплюев, троюродный племянник Жанны Сазоновны начинающий поэт Альберт Буреломский и волосатое чудовище в рясе - отец Григорий, настоятель храма святой Екатерины. Судя по отдельным фрагментам одежды, они тоже попали в загадочную и абсолютно бестолковую ситуацию. На Кукишевой оказалась сиреневая ночная рубашка-пеньюар с кружевными оборками. Жмакин щеголял в майке и спортивных штанах китайского производства с алыми лейтенантскими кантами на боках, Боба - в вельветовых брючках и рыжей "толстовке", Альберт - костюмной паре с галстуком, поп согласно сану - в черной рясе, только без головного убора, Штопор - в гремящей "брезентухе". Что за диковинный парад?
- Бонжур, дяденька, гуд монинг тетушка. Приятная встреча, не правда ли? - приветствовал родичей вежливый Алик.
Алевтин Иванович не выдержал дикого напряжения, сомлел…
Кошмарные впечатления, полученные в течение четверти часа, смогли свести с ума терминатора с проволокой вместо нервов. Происходящее не укладывалось в рамки разумного, доброго и вечного. Представьте себе, вечером вы укладываетесь в супружеское ложе, пьяный или трезвый - неважно, но, главное, твердо уверенный, что пробуждение состоится там же, в крайнем случае - на полу. Просыпаетесь невесть где, в лесу, в одной пижаме, чуть ли не в обнимку ответственным руководителем, получаете по физиономии от озлобленной жены, сталкиваетесь родственником, соседями, жековским слесарем, влюбленной парочкой и, прости господи, священнослужителем, значит, разладились какие-то винтики в окружающем мире. Или в вашей голове. Возможно, там и там, одновременно. Кто знает?
...Пещерный очнулся от прикосновения к коже чего-то скользкого, прохладного, влажного и слегка приоткрыл один глаз. Над ним склонилась симпатичная блондинка Веруня и пристраивала на его лбу нечто похожее на мятый лопух. Верочкины ладошки благоухали нежными французскими духами, лопух жутко вонял залежалым хозяйственным мылом. Тренер Саша хлопотал около Жанны Сазоновны и массировал ей височки. Мишель - странно - не хныкал. Он в наглой эпикурейской позе возлежал на коленях попа и с хрустом вгрызался малосольный огурец. Отец Григорий осторожно, чтоб не тревожить ребенка, расчесывал гребешком спутанную бороду, тяжко вздыхал. В кустах скулила бледная, как зубная паста бленд-а-мед, Софья Олеговна. Жмакин сосредоточенно глодал ногти. Боба и Алик глазели: один на обморочного институтского доцента, второй - на обморочную тетушку.
-И-и-и-де-я?- простонал Алевтин Иванович. Животрепещущий вопрос прозвучал нечленораздельно, зато по существу, и упал на подготовленную, хорошо удобренную почву. Над поляной поднялся дружный гвалт.
Ти-хо! -рявкнул Саша.- Давайте по очереди и членораздельно.
После встречного опроса выяснилось, что никто не знает, где они находятся и каким образом очутились всей компанией именно тут. Помнили только: в глазах полыхнуло, точно при коротком замыкании. И началось ощущение полета.
- Какие, на хрен, ощущения? - прокомментировал Штопор.- Наш бугор в лобешник приложит и то легче. Я ж с перепугу чуть в штаны не наклал. Хорошо хоть кустики кругом!
-Кустики! Где ты видишь кустики? - близоруко сощурился Пещерный, оставивший очки в прикроватной тумбочке.
Поляну окружала плотная стена дремучего леса. В хрюпинском районе ничего подобного не росло: в единственной пригородной роще Воробьиной можно было устраивать соревнования по стрельбе - пуле зацепиться негде. А тут - мачты какие-то, под облака вытянулись, стволы чешуйчатые, словно веревками перевиты. Африка что ли?
-Может, пошутил кто? -Жмакин задумчиво обнюхал треугольный листик величиной с поднос.- Гипнотизер какой-нибудь. Усыпил и отправил сюда. Массовый гипноз. А?
- Массовый психоз!- взвыла Кукишева. - У меня в два собрание профсоюзного актива городских дворников, в четыре - женсовет при участии мэра. Я содокладчица... Мне ж список почетного президиума оглашать...Шутки... Да за такие шутки... потребую самого сурового наказания...
Сиреневые рюшки на ночной рубашке известной общественницы мелко затряслись. Она призвала к немедленной публичной казни шутника. Строгая изоляция в колонии усиленного режима, предложенная Буреломским, ее не удовлетворила. Только расстрелять, утопить, сжечь, четвертовать на пять кусков...
-И кого же мы линчуем?- ехидно спросил Саша.- Не вижу кандидатов...
-Попрошу не выражаться при дамах!- подал голос Пещерный. - Органы разберутся. Мы - честные граждане и не позволим издеваться над нами всяким проходимцам.
-Кончайте базарить, чуваки,- встрял Мишель. - Я жрать хочу.
Грубая фраза из уст семилетнего ребенка вызвала неэстетичное урчание в желудках. Тайный гипнотизер оставил всех без завтрака.
-Да-да-да,- поддержала сына Пещерная. - У Мишеньки режим. Ему пора скушать ананасик с сыром. Алевтин, принимай меры, вези нас домой. Будь мужчиной!
-Нам по пути, тетенька? - осведомился Алик. - Не подбросите ли родственника к родным пенатам?
Жанна Сазоновна сердито зыркнула из-под соболиных бровей. Опять, негодник, издевается?
Алевтин Иванович сердито поежился. О своем мужском долге почтенный доцент вспоминал только в университете, когда оглаживал в поисках шпаргалок крутые бедра студенток и для успешной сдачи приглашал "хвостисток" в ресторан "Палладин".
Призыв жены застал его врасплох. В данный момент на роль мужчины он не претендовал. Соваться в угрюмую чащобу, в которой наверняка водились всякие неприятные звери, не хотелось. Поди, откусит нужную часть тела и мыкайся потом инвалидом с нищенской пенсией. Это же не производственная травма. Бытовуха! Дураков нет..
Действовать начал Боба.
- Пойду разведаю. Наверное, тут лесники водятся или колхозы? Может, дорогу спрошу, - простонал он и, схватив свежий лопух, ринулся к деревьям.
-Я всегда говорил, что у нас замечательная молодежь, - заметил Аристарх Христофорыч, почесывая волосатое брюшко. - Не боится она трудностей.
-Гордость нашего вуза, отличник, - с радостью добавил Пещерный, раздумавший снова падать в обморок. - Весь в отца, парень!