Исчезновение

Странно ушел Гик. Сидел с отрешенным видом в углу, почему-то уже в пальто, смотрел в пол. Вдруг у него вырвалось: «Э-эх! Одна у меня радость осталась – теплая шапка!» Он усмехнулся, нахлобучил шапку и, ни на кого не глядя, ни с кем не прощаясь, ушел.

Орлову, и так уже измотанному конфликтами этого дня, пришлось одному проводить воскресный блицтурнир. Участников набралось как никогда много. Он едва успевал записывать результаты, переводить стрелки часов, объявлять, кто с кем играет. Блицтурнир затянулся допоздна.

Домой он пришел совершенно опустошенным. Тяжелым выдалось это воскресенье. Он винил во всем Гика. И ругал себя за то, что помог ему устроиться на эту работу. Они были инструкторами шахматного клуба.

Зазвенел телефон. Это звонила Регина, жена Гика. Оказывается, он до сих пор не пришел домой. Это было странно.

Полулежа на диване, закинув руки за голову. Орлов заново переживал события этого дня.

Так получилось, что заключительный тур полуфинала первенства города, судьей которого был Орлов, совпал со стартом детского турнира. Здесь судейство вместо заболевшего директора клуба – опытного судьи – поручили Гику. Орлов сомневался, что он справится. Арбитром Гик бы никудышным, а судить детские соревнования, пожалуй, труднее всего. Ведь нет болельщиков более пристрастных и предвзятых, чем родители.

В клуб он пришел задолго до начала состязаний. Как всегда во время судейства, он был предельно собран, напряжен. Была очередь Гика делать уборку, но тот опаздывал. Орлов уже домывал полы, когда показалась полная, солидная фигура Гика.

– Виноват! Сорок минут автобус ждал! – Гик вынул, отдуваясь, из сумки книгу.

– Какого я писателя открыл! Нароков. «Мнимые величины». Читаю – не могу оторваться. – Затем достал рулон ватмана и с гордостью развернул. – Всю семью заставил трудиться.

То была таблица женского чемпионата города – поручение директора. Орлов взглянул на аляповато сделанную таблицу бегло и равнодушно. Он торопился: вот-вот могли появиться первые участники, а он не хотел, чтобы они видели его со шваброй в руках. Гик ожидал, очевидно, горячих похвал. Лицо его выразило разочарование, но только на мгновение. С тем же видом человека, очень довольного собой, он протянул Орлову листок бумаги.

– Больше мы с тобой должны денег зарабатывать, Сережа. Жена уже недовольство высказывает. У меня несколько идей возникло.

Идеи эти были пронумерованы, некоторые, видимо особенно ценные, – подчеркнуты.
Получали они в самом деле немного. Зарплата инструкторов слагалась из денег за прокат шахмат и часов, судейских и, главное, тридцати процентов от взносов «уикэндовских» блицтурниров. Кроме того, они взялись выполнять обязанности уборщицы. Возможно, в их работе и можно было что-то улучшить, но предложения Гика были наивны и нереальны. Орлов даже не дочитал до конца.

– Нет, не то. – Он вернул листок. Гик переменился в лице, но промолчал. – Ты сейчас часы подготовь. Контроль – полтора часа. Если надо – заведи.

Наконец, соревнования начались. На втором часу игры в зал, где проходил полуфинал, заглянул Гик с и заговорщицким видом позвал Орлова. Он повел его в комнату инструкторов. Здесь все было готово к чаепитию.

– Коржики необыкновенные! Жена испекла. Это – медовые. Это – яичные. Садись.

– Яша, чай потом, после тура. Мы не можем надолго отлучаться.

И словно в подтверждение его слов послышался недовольный женский голос:

– Арбитр!

Они вышли в коридор. К Гику подскочила мама одного из участников детского турнира.

– Где вы пропадаете? Мой Петя проиграл несправедливо! Жижикин дочке подсказывал! И я видела, и другие… У них целая система разработана. Если ход Жижикиной, она пальчиком то над одной фигурой водит, то над другой. А сама – зырк на папочку. Кивнет он головой чуть-чуть, значит, этой фигурой надо ходить. Таким же манером он ей подсказывает, на какое поле пойти…

Она, оглядываясь на Гика, направилась в зал, где играли дети. Тот с озабоченным видом последовал за ней.

Орлов вернулся в свой зал. Прошелся между столиками, понаблюдал за поединком Мкртчана и Хавкина. В нем решалось, кто из них выйдет в финал. Оба были шахматистами амбициозными, вспыльчивыми, и эта партия беспокоила его. Однако пока все протекало мирно. А вот в соседнем зале, кажется, разгорался скандал. Он заглянул туда и увидел такую картину. Петя громко плакал. Еще громче плакала его победительница Аня Жижикина. Петина мама кричала: «Ей подсказывали. Партию надо переиграть!» Гик был в замешательстве. Один Жижикин сохранял спокойствие и добродушно отвергал все обвинения.

– На доске мат, – промямлил Гик. – Черные проиграли.

– Прекрасно! Тогда мы выходим из турнира. Верните взнос. Пойдем, сынок!

Гик поспешно отдал деньги. Когда Петя с мамой ушли, Орлов отвел Гика в комнату, соединявшую оба зала.

– Зачем ты деньги вернул? Турнирные взносы не возвращаются.

– Я свои отдал.

– Еще лучше! Ну ладно. Это мы решим. А что она там о свидетелях говорила? Надо было у них спросить.

– Ну какие свидетели, Сережа? – поморщился Гик. – мы же не следователи… Да я сам видел, что Жижикин подсказывал.

Орлов удивленно посмотрел на него.

– И что же ты сделал?

– Встал возле их столика, как будто партией заинтересовался, и загородил Жижикину.

– И что, так все время и стоял? А почему ему замечание не сделал?

– Да неудобно как-то. Взрослый человек… А потом он ушел, и я решил чай поставить.
Орлов лишь развел руками.

– Где судья? – донесся вдруг капризный голос Хавкина.

– Требую ничью, – нервно заговорил он, когда Орлов вошел в зал. – Белые играют на время. Ходят слоном туда-сюда.

– Не туда-сюда, а перевожу фигуру на лучшую позицию, – возразил Мкртчан. – Не туда-сюда!

У белых оставалось пять минут. У черных – одна. Запись партии уже не велась. Положение на доске было равным. По новому правилу ФИДЕ шахматист мог потребовать ничью, если у него осталось меньше двух минут, а соперник играет на время, то есть делает бесцельные ходы, ожидая паления флажка у противной стороны. Это правило можно трактовать очень широко, поэтому оно сразу стало постоянным источников конфликтов и мукой для судей.

– Продолжайте, – сказал Орлов. – Я посмотрю, потом приму решение.

В зал заглянул толстый мальчик в очках. Это был Гилязетдинов, главный фаворит турнира школьников.

– Сергей Петрович, у меня две минуты осталось, Я хочу ничью, а судьи нет.
Орлов нашел Гика в комнате инструкторов с чашкой чая в одной руке и с коржиком в другой.

– Я только на минуту. Так есть захотелось! – с виноватым видом объяснил Гик. Поесть он любил.

– До конца тура осталось совсем немного. Неужели нельзя было потерпеть? Там тебя Гилязетдинов ищет.

Гик поставил чашку и поспешил в свой зал. Орлов вернулся в свой, подошел к столику, где играли Мкртчан и Хавкин. В соседнем зале загромыхал бас тренера Мальцева:

– Какая еще ничья! – Заскрипели половицы, и в дверном проеме показалась богатырская фигура. Никогда не видел Орлов Мальцева таким сердитым. – Сергей, можно тебя на секунду? – В отсутствие директора Орлов чувствовал себя ответственным за все происходящее в клубе. Он пошел с Мальцевым в другой зал. – У моего пешка лишняя, и времени больше, а он ничью присудил! – гремел тренер. – Мы неделю к этой партии готовились. И вообще. За порядком не следит, книгу все читает. Безобразное судейство. – Они остановились у ленты, разделявшей игроков и зрителей, напротив столика, за которым сидели мальцевский ученик и Гилязетдинов. Рядом стоял растерянный Гик. Мальцев посмотрел ему в глаза и повторил: – Бе-зо-бразное! Или партия продолжается, или я пишу протест.

Лицо Гика стало надменным.

– Ничья, – объявил он безапелляционным тоном. Гик был мягок, уступчив, панически боялся скандалов, но когда он чувствовал себя оскорбленным, в нем просыпался характер гордый и достаточно сильный.

Мальцев повернулся к Орлову, как бы ища поддержки. Тот развел руками.

– Я вмешиваться не могу. Все решает судья.

– Тогда попрошу лист бумаги!

Орлов направился к себе. Хавкин и Мкртчан спорили.

– У черных флажок упал. – Мкртчан показал на циферблат.

– Белые играли на время, – стоял на своем его противник.

Орлов немного подумал.

– Я игры на время не заметил. Белые выиграли.

– Не заметили? – язвительно спросил Хавкин. – А как вы могли заметить? Вас же не было. Я подаю протест!

Орлов покраснел. Он считал протест чем-то позорным для судьи. С ним такое случилось впервые.

– Это ваше право, – буркнул он и отошел к другому столику, где начинался цейтнот.
И в который уже раз за сегодняшний день услышал:

– Судья! Судья! – Возгласы доносились из зала напротив. – У белых часы стоят!

Он пошел туда. Гика не было. Он завел часы, покачал головой (Говорил же: «Заведи!») и отправился его искать. Тот с мрачным видом шагал взад и вперед в конце коридора. И тут Орлов не выдержал.

– Ты что здесь делаешь? – заорал он. – Там у тебя в трех партиях цейтнот обоюдный! Сейчас же иди в зал!

Гик вздрогнул, челюсть его на миг отвисла. Он засеменил, почти побежал, по коридору, изо всех сил стараясь сохранить достоинство.

Вскоре тур закончился. Столкнувшись с Гиком в смежной комнате, Орлов сказал:

– А Мальцев был прав, это игровая позиция. Нельзя в таких случаях ничью присуждать. Я же объяснял.

– Гилязетдинов показывал варианты, – возразил Гик холодно и высокомерно. – Везде ничья.

– Да не должен он был ничего показывать! – Орлов все больше раздражался. – Эти варианты ему надо было во время игры найти. Выходит, ему его же цейтнот помог: если бы он время экономнее расходовал, пришлось бы ему за доской ничьей добиваться. А так осталось две минуты, потребовал ничью и – пожалуйста. Где же логика?

Гик не отвечал. Это был их последний разговор…

В половине одиннадцатого он набрал номер Гика. Тот все еще не появился. Загулять Гик не мог: он был трезвенником и примерным семьянином. Что же произошло?

Гик как-то рассказал Орлову такой случай. Он возвращался вечером из клуба, спустился в подземный переход недалеко от своего дома. Внезапно из темноты выступил молодой парень, приставил к нему нож и потребовал денег. Гик продолжал идти, надвигаясь на него своим массивным телом. Парень растерялся, отошел в сторону. Гик, не ускоряя шаг, продолжил свой путь… А если они опять встретились? Если тот, с ножом, на этот раз не растерялся?

Он позвонил снова, рассказал Регине об этом происшествии. Она сказала, что сын с другом уже спускались в тот переход. Сама она звонила в милицию, во все больницы. Никаких следов.

Он заходил по комнате.

В каком приподнятом настроении появился сегодня в клубе Гик. И в каком ушел! Бестактен был с ним Орлов. А его крик! Ему стало стыдно.

Они познакомились лет тридцать назад в шахматном кружке Дворца пионеров. Яша запомнился ему самолюбивым, обидчивым подростком, немного не от мира сего. Вновь они встретились много лет спустя, случайно, на улице. Страна тогда уже перешла к рыночным отношениям. Гик показался ему каким-то растерянным, потрепанным жизнью. Он рассказал Орлову, что год назад потерял хорошую работу, сейчас получает пособие по безработице, что каждый месяц надо проходить через унижения, чтобы его получить. И охотно согласился работать инструктором.

Он ходил по комнате и думал о Гике.

В прошлом году директор клуба послал Яшу встретить шахматиста из района. Тот не приехал. Яша в мороз ждал его на остановке два часа. И, похоже, ждал бы еще, если бы Орлов не пришел за ним и не привел в клуб. Нет, в халатности и разгильдяйстве Гика обвинить было нельзя.

Когда директор хотел похлопотать в спорткомитете о присвоении Яше первой судейской категории, тот был против, считая (совершенно справедливо, между прочим), что не заслужил это звание.

Вспомнились их разговоры о литературе, философии. Лишь с ним мог Орлов серьезно беседовать на такие темы. Иногда они покупали друг у друга книги, при этом долго и своеобразно торговались: один хотел подороже купить, другой – подешевле продать. Однажды Яша пришел неожиданно в гости с двумя тяжелыми сумками. В одной были книги (лишние, по его словам; подарок Орлову), в другой – всякие яства. Он любил дарить и угощать.

– Какой забавный, – с улыбкой сказала после его ухода жена. – Я дверь открываю, он стоит, с ноги на ногу переминается. Потом представился: «Инструктор шахматного клуба Яков Гик». Это большой ребенок…

Он еще раз позвонил. Яша не вернулся.

Он вспомнил один Яшин звонок. Тогда у Орлова умер брат, жена лежала в больнице. Яша был немногословен: «У тебя есть рассказ Попова "Ленин в Брюсселе"? Прочти его. Когда у меня плохое настроение, я обязательно его читаю».

Личность Ленина всегда интересовала Орлова. Для него одинаково неприемлемым было и обожествление вождя до перестройки, и глумление над ним потом. В Ленине он видел фигуру трагическую. Ему было непонятно, как по вине человека, хорошего по своей натуре и воспитанию, могло совершиться столько зла. Он нашел рассказ. Действие происходит в эмиграции. В гости к автору приходит Ленин, сразу замечает, что тот чем-то расстроен, и своим деликатным участием рассеивает мрачное настроение хозяина. То ли от чтения с теплотой написанного рассказа, то ли от самого звонка, ему в самом деле стало легче.
Сейчас он почему-то представил, как этот рассказ читает Яша. Удобно устроился дома в своем огромном кресле, причмокивает от удовольствия (есть у него такая манера), умиляется ленинской чуткости. Наверное, в такие минуты он вполне счастлив. Это его мир, мир книг, мир высоких мыслей и чувств. Как трудно ему, вероятно, возвращаться в реальность, непонятную, чуждую. В юности и Орлов испытывал дискомфорт от таких возвращений в реальную жизнь. Потом он приспособился – душу приспособил – к среде, к работе, и жить стало удобнее.

Орлов то ложился на диван, то вскакивал и ходил из угла в угол. Как же он до сих пор не замечал, что рядом такой человек. Глубоко порядочный. Непоколебимо честный. Настоящий интеллигент… Настоящий человек! А ведь Яша всегда тянулся к нему, хотел стать ему другом. Может, и считал, что они друзья.

В час ночи раздался звонок. Орлов бросился к телефону. Он узнал хрипловатый голос мастера Тепловицкого.

– Яша пропал! Мне сейчас звонила его жена, спрашивала, не у меня ли он. В клубе сегодня ничего не произошло?

Орлов все рассказал, смягчив, правда, краски.

– Так, так… – Тепловицкий помолчал. – Яша же немного со странностями. Раньше он в престижной фирме работал. Программистом. Как-то шеф (хам, кстати) накричал на него. Яша встал и ушел. И до двух ночи бродил по городу. Его тогда в больницу положили…

Этого Орлов не знал. Он долго ходил по комнате. Больше он не скажет Яше ни одного резкого слова. Они обязательно станут настоящими друзьями! С этой мыслью он прилег на диван и задремал.

Проснулся он на рассвете и тут же позвонил Гикам. Яша не пришел.

Он не нашелся ни через неделю, ни через месяц, ни через год. Он исчез навсегда. И навсегда осталось у Орлова в душе чувство вины.