Савелий Веро - "Шепот хрусталя"

Шепот хрусталя


— Мне кажется, или твои взгляды уж слишком меланхоличны? – почти шепотом спросила она однажды.
— Ты так всерьез считаешь? – недоумеваю, заставленный врасплох.
— Просто в жизни столько добра, счастья, радости, возможностей совершить сотни, а то и тысячи несусветных глупостей, но улыбка… Улыбка на твоем лице редкая, как июльский дождь. Редкая и холодная…

Проходит несколько молчаливых секунд.

— Хотя нет – все же слегка теплая. Но это еще хуже.
— Почти как суп, – ухмыляюсь в ответ.
— Вот видишь – именно об этом я и говорю. Не улыбка, а половинка, четверть, восьмушка. Огрызок какой-то. Получается «полуулыбка» что ли…
— Уж прости, как есть.
— Возникает ощущение, будто смотришь 3D фильм на телевизоре «Весна» сорокалетней давности.
— И как себе это представляешь? – озадаченно интересуюсь, еще внимательней устремив на нее взор.
— Интересно по сути, но не оправдывает средств. Очень блекло, пространственно, нечетко.
— Квадратиками, - слегка подшучиваю.
— Да-да. Квадратиками…

В кафе почти никого не было: мы да пара-тройка, что лавирует у бара. Бармен беззаботно полирует стойку, насвистывая незатейливый мотив. День подходил к концу и нехотя передавал свою эстафету Вечеру. Внутри все наполнялось своеобразным ароматом осени, словно кто-то невзначай пролил флакон «September Elixir1». Несмотря на столь раннее время, заведение засыпа′ло и из последних сил не позволяло себе исчезнуть в надвигающейся вечерней мгле.

Пальцами впитывая насквозь пронизывающее тепло чашки с крепким кофе, я пытался невзначай определить барменовскую мелодию – безрезультатно.
Она – слегка сжимала беспомощную металлическую тушку зажигалки. Наконец, решила закурить.

— Может, что-нибудь будешь с этим делать? – спросила, будто в сторону, медленно выдыхая легкий дым.
— Прости, но от сигарет тебя уже, наверно, никто не отучит.
— Дурак, я не про это.
— Ааа. Ты все за старое. Понятия не имею. А надо ли?
— Ты еще спрашиваешь! Конечно, надо. Тебя самого это не напрягает?
— Дело в том, - вздыхаю, слегка пригубив эспрессо. – То, что ты видишь, лишь часть меня. На руках оказываются разные карты. Вот и тасую их, как вздумается. Сегодня – один, завтра – другой, через месяц совсем не знаю.
— И тебе не жалко людей, которые могут довериться отдельному обличию, не воображая даже о существовании иных.
— Ну, ты же как-то справляешься?
— Пожалуй.
— Вот и научи их своим примером. Почувствуй себя хоть разок Прометеем.
— Ага, а что не Зевсом-то?
— Извини, но Зевс тут только один. – отвечаю, слегка прищурившись.
— Ой, ну посмотрите, - в ответ мне кривится совсем по-детски. – Теперь за тобой еще одна маска.
— Да, буду коллекционировать потихоньку, авось пригодится.
— Точно, будешь оптом продавать.
— Вполне возможно.

Она делает паузу, чтобы затушить сигарету. Пользуясь моментом, я совершаю пару глотков. Кофе ведь стынет зазря, а холодным его терпеть просто не могу.
Тепло, что шло на убыль в этом крепком напитке, напоминало отчего-то об уходящем детстве. С каждым годом все больше кадров исчезают за негодностью, фильм монтируется, из эпопеи превращаясь в ничтожную короткометражку. Только тепло, хранящееся в затерянных ангарах души, продолжает тлеть – заставляет дорожить. Глоток кофе в этом смысле – добрая традиция МОЕГО кино, мелкий художественный штришок, еще не ставший условностью.

Я плавно откидываюсь на спинку стула, запрокидываю голову. Декоративная лампа, расположенная прямо над нашим столиком, зверски слепила глаза. На миг возникало ощущение, что ты находишься на допросе – состязании, где я против всего мира с нулем в графе ответы.
Действительно, что она от меня хочет? Я не могу быть кем-то одним – это не психический диагноз, а скорее социальная приспособленность. Где говорят – многозначно молчу, смеются – механически улыбаюсь, рассуждают – понимающе смотрю на них, грустят – пытаюсь утешить. Но они – не я. У меня не получается полностью сливаться с окружением. Хотя, если честно, и не хочу подобного. Во мне видят нечто другое, то, что им непонятно и отсюда неправильно, по сути. Стереотипность, возведенная в культ, если хотите.
Что насчет меня? Мизантропия – нет, затворничество – точно нет, индивидуальность – возможно…

— Я отойду на немного. Хорошо?
— Конечно, - отвечаю, даже не взглянув на нее.

— Попроси счет за одно, - добавляю немного погодя.
Но слова так и не достигли адресата. Каравелла уже ушла по волнам. Я остался один на один с чуть теплым эспрессо на пару глотков.
Допиваю кофе и повторно, уже, будто на автомате, приземляюсь на спинку. Глубоко вздыхаю и закрываю глаза.

***

Лето. Обычное. Даже самое обычное.
Мне 10 лет. Может 12. Дни напролет на улице. Несемся навстречу миру, людям, даже не представляя как это по сути своей абсурдно.

Но ничего. Потом узнаем.

Нет ничего лишнего – только друзья, необъятные просторы, охапка свободного времени. И только родительские запреты хоть как-то удерживают в такой, «не нашей» реальности.

Дыхание учащенное, в глазах огонь, лицо и руки обжигает солнце – все как всегда. Люди прячутся во тьму, медленно, утомленно. И лишь ветер будет им спасением. Но его нет, причем давно. И мир не знает, как скоро он будет.

Описываемая картина, практически сливающаяся с действительностью, все-таки оставляет неприятное «послевкусие». Краски сочные, запахи и окружение идеально соответствуют восприятию. Прямо как антитела вирусам. Но ощущается некая нехватка. Достаточно сильная для тебя и абсолютно невидимая для других.
Первые поиски не привели ровным счетом ни к чему. То же самое и с последующими. Результатов ноль.

Но все приходит со временем. Каково же было мое удивление, когда стало ясно: недостающий элемент – я сам.
Течет время, солнце начинает скрывать за холодный горизонт, дятел оттачивает свое «Морзе», мимо проходят приветливые люди – все это безучастно на самом деле и слишком иллюстративно. Сейчас я – пустое место, ничто, песчинка посреди Гоби2, теннисный мячик в просторах галактики.

Тем временем, пока приходило осознание столь неприятного факта, на панораме непонятно откуда возникла тень. Маленькая, как клякса, но безумно активная.
Следом другая. Потом третья, пятая, восьмая, десятая.
Поочередно сливаясь, они стали представлять собой вскоре огромное пятно, словно после крушения нефтяного танкера в открытых водах.
Мир погружался в желанную всеми тьму. Но разве именно ЭТОГО мы хотели?

Внезапная ночь, уже поглотившая некоторые дома и лужайки, улицы и скверы, стала выдвигаться в сторону людей. По сути слепые на все окружающее, они продолжали заниматься своими делами, вести псевдосветские беседы, сохраняя лживую улыбку, которая окаймляла их и без того изысканные маски.

Пятно же продолжало расти, будто на дрожжах. На десерт проглотило еще парочку кварталов вместе с булочной, парикмахерской, обувным магазином и видеопрокатом. Окружающее бытие, словно по задумке ловкого мага, постепенно скрывалось в его необъятной мантии, пропадая без следа. Теперь до людей совсем немного – небольшой парк и заброшенная фабрика, возвышающаяся подобно старому сторожу. В рваных обносках, с сединой, он устал от окружения, от злой участи, но отчего-то продолжает покорно следовать указаниям – на автомате, не иначе. Прям, как все мы.

Я пытаюсь что-либо сделать. Хочется вырваться, ринуться вперед, закричать, разбудить, наконец, их. Но ноги совсем не слушаются. Ботинки, словно прибиты к земле километровыми гвоздями, к самому ее основанию.
Жестикулирую что есть силы. Кричу, надрывая из последних сил остатки голоса. Но звук лопается как мыльный пузырь и обращается в красноречивое ничто. На меня совсем не обращают внимания – глаза мозолят одни лишь затылки бестолковых голов.

Пятно приближается все быстрее.
Сердце начинает бешено колотиться. Я злюсь на них, на себя, на Него. Но разве поможет это в подобном положении дел? Пожалуй, что нет.
Голову вдруг пронзает резкая боль. Настолько сильная, что я невольно хватаюсь за виски и падаю на колени. Из сомкнутых глаз льются слезы. Такие горячие и искренние.

Тьма все-таки пришла. Теперь-то люди очнулись – поздно. Они бегут кто куда, глаза их наполнены, наконец, неподдельным чувством. Чувством страха, явно нечеловеческим, почти безудержно зверским. Падая, цепляясь из последних сил, друг за друга, они лишь надеются спасти собственную шкуру. Как «мило», согласитесь.
Но шансов нет. А собственно и были ли они?

Я открываю глаза. Невыносимо страшно видеть, как погибает то, что сделал ты, что является Тобой в полной мере. Ничего нельзя сделать – увы. Смирение тут – единственный удел, к которому мы приходим далеко не сразу.
Смотрю на часы – время давно остановилось. Поднимаюсь с колен, обращаю к небу свой взор.
Пятно настигает. Приблизилось уже вплотную. В этой тьме все, что я искал или нашел до этого. Она – частица меня и остается только принять ее.

Принять как самого себя…


***

Внезапно почувствовал прикосновение на своем плече.

— Молодой человек, мы скоро закрываемся.

Открываю глаза. Передо мной официант – парень лет 25 или чуть старше в черной водолазке, отутюженных брюках с намеком на некоторый лоск и с характерной белой тряпицей в руках. Черное и белое – практически Тобэковский вариант3.

— Через 20 минут закрытие, - дублирует свою мысль «шахматист». – Принести вам счет?
— А разве уже 9?

Официант сверяется со своими часами. Видно сразу – не из дешевых. Черт, придется скинуть ему добротные чаевые, иначе не отстанет, как пить дать.

— 9.40, если быть точным, - чуть ли не пропел он, не забыл так же сверкнуть белизной своих тридцати двух.
— Так много, - на самом деле недоумеваю.- Счет? Да, давайте. Сейчас только девушка подойдет.

К**** на удивление не было на месте. Если верить ролексам парня, мы тут без малого три часа. Неужели можно настолько застрять в уборной? Или же она вернулась, увидела меня задремавшим и не решилась побеспокоить. Странно. На нее явно не похоже.

— Девушка? – переспросил скромно официант.
— Да. Мы пришли с ней вместе. Темные волосы, кремовая блузка, джинсы, шикарные каблуки. Разве такую можно пропустить?
— Ваша правда,- улыбнулся парень, слава богу уже менее фальшиво.- Но вы пришли сюда один.
— Как? Погодите,- перебиваю парня вконец ошарашенный.- Вы хотите сказать…
— Я хочу сказать,- забирает официант «словесный должок». Да, с таким не забалуешь. Съест с потрохами и еще добавки попросит, не моргнув глазом. Свое дело знает. Сверкающие часики на правой руке тому подтверждение.- Что вы пришли в М*** пару часов назад. Совершенно один. Сели за самый дальний столик и попросили выпивки. Из еды – только «Цезарь».

Официант слегка прищурился и нервно оправил ворот рубахи.

— Ах да, еще вы заказали чашечку кофе. Немного спустя. Я кстати подходил к вам пару раз, но увидел, что вы устали – не стал тревожить. Но сейчас мы уже сворачиваемся, так что…
— Хорошо, понимаю. Давайте счет,- ответил я.

Парень скрылся из виду. Будто и не было.

Ничего не понимаю. Точно помню – К**** допытывалась до меня о чем-то. Уже, правда, забыл о чем. Потом ушла. И не вернулась…

Так не может быть.

Не может.

Я судорожно набираю ее номер на мобильном. «Телефон абонента временно недоступен» - звучит спустя пару секунд.
Смотрю на стол – вещей нет. Как и нет даже малейшего намека на ее присутствие. Здесь. Со мной.

В голове каша. Настолько тягучая и беспросветная, что может смахивать скорее на смолу.
Наконец, замечаю под сахарницей обрывок салфетки. Не задумываясь, беру его. На небольшом кусочке выведено чем-то черным, кажется тушью – «Esse te. Oblivisci gerens tegmina»4.
Явно латынь. Знанием ее я не мог похвастаться. Однако и без семантики выведенной фразы сразу понятно – это от К****. И дело даже не в том, что она училась на лингвиста, а в самом написании. Буквы, знакомые начертания, глубокий смысл, который, наверняка, вложен в цепочку непонятных мне слов, ощущение ее теплоты, ее духа, частички бесконечного «Я» - все без остатка находилось на этом обрывке.

— Вот ваш счет, – вернулся из неоткуда официант.
— А? Да, само собой.

Я взглянул на совокупность цифр, безразличных, пустых, холодных, и совсем ничего не значащих для меня, в отличие от тех же букв на салфетке. Здесь лишь факт в чистом виде.
Сумма оказалась немаленькой, но вполне ожидаемой. Я вложил несколько тысячных купюр и две сотни сверху.

— Спасибо,- ответил паренек с меньшим энтузиазмом, чем ранее. Кажется, недоволен чаевыми.- Всего доброго.

Но мне было совсем не важно. Я накинул пальто, двинулся к выходу. И главное – был не один. Что бы ни говорили остальные.
Она со мной. Всегда и везде. Ну, скажем, почти.
В моменты счастья или «минуты музыки печальной»5, в омуте тоски и повседневности. ОНА со мной.

Обнимает или тихонько держит за руку. Прямо как я сейчас этот клочок салфетки. Скомканный, маленький, еще и с неизвестной надписью.
Но почему-то...

Такой необходимый.