Савелий Веро - "Громов"

Громов


Канун Нового года. По снегу мчится тройка, оставляя за собой длинный снежный шлейф. Съежившийся кучер еле держит поводья. На темной бороде его, обильно вываливающей из воротника поношенного тулупа, видны уже маленькие сосульки. «Понесло же его в мороз этакой! Эх, лучше бы дома чай с хозяйкой попивали», - ворчит он себе под нос.
И действительно, холод усиливался с каждым днем. Некоторые говорили, что сегодня будет не меньше 30 градусов мороза. На деле же утром были все 35. Еще и ветер бессовестным разбойником то появлялся из ниоткуда, то пропадал.
Но даже погода не смутила Федора Вестимьяновича Громова. Он, уважаемый гражданин города Z**, солидный адвокат, был совсем не в духе. Пару дней назад с треском проиграно дело, связанное с мебельной фабрикой. Громов допустил ошибку то ли при опросе свидетелей, то ли при анализе фактов. В итоге — завод закрыли. Сотня ни в чем неповинных людей осталась без единственного источника дохода.
Теперь адвокат был в очень сложном положении. И не столько пугала его роль козла отпущения в городе. За многие годы работы он уже научился отстраняться от общественного мнения. Что удивительно, чем меньше он слушался его, тем больше оно ему благоволило. Правда не в этот раз. Сейчас же Громов боялся больше себя, свою работу — все те мелочи, которые так или иначе вгрызались в его сознание, оставляя шрамы на том месте, где хранилось воспоминание об обидном поражении. Простить себе — вот чего он не мог. Это и заставило его рано утром поднять кучера и без единых слов уехать 31го декабря. А дома жена Оленька и их семилетний белокурый сорванец Гриша. Все это он оставил. Просто уехал. Но куда? По идее — к товарищу по юридическому факультету, который, правда, еще и не в курсе. На деле же — никуда. Громов рассчитывал избавиться от зудевшей который день боли. Правда необходимого рецепта от болезни не нашел, теперь — играет с самим с собой в прятки. Его мучила бессонница, он совсем потерял аппетит за эти несколько дней, лицо стало почти что каменным.
Лошади мчатся изо всех сил, из их огромных ноздрей, напоминающих воронки, кубометрами идут клубы пара. Поднялся сильный ветер, а не пройдено и половины пути. Животные почти не едут, это мгновенно замечает кучер.

Федор Вестимьянович! Надо бы остановку сделать. - обращается он озабоченно.
Ты в своем уме? Тридцать верст от силы проехали. Так никуда не успеем.
Ой, дело ваше.

Но погода не кучер, отказов не принимает. Спустя лишь только пятнадцать минут тройку настигает настоящая снежная буря. Ветер поднимает небесный пух и превращает его в ужасающее оружие. Лошади вязнут. Громов уже сам не рад, что совершил такую глупость.

Батюшка, а батюшка! Побойтесь бога! Христа ради прошу — давайте остановимся. Себя не жалеете, дак животинку не губите. И куда мы так уедем! - взмолился кучер, указывая околевшей рукой на еле видневшуюся дорогу.
Ладно. Успокойся. До первого домишка дотянешь?
Обижаете. Все для этого сделаем-с.

Кучер, заметно приободрившийся, ведет лошадей по дороге по сути в никуда. На счастье путникам вдали показалась маленькая точка, вблизи представшая полуразвалившейся хижиной. Малюсенький дом кажется готов был обратиться в прах в любую минут, но что-то держало эту крышу, эти стены. Громов, спрятавшись с носом в легкое пальто, видимо, одевался дома особо не раздумывая, энергично стучит в дверь. «Каво это там несет?» - разносится мужской бас изнутри. Дверь открывает высоченный старик в серой рубахе. Слегка смутившись, Громов все-таки спрашивает: «Извините. Мы тут заблудились. Будьте добры, можно переждать у вас непогоду, а то сами видите». На лице известного адвоката, который выкручивался из самых сложных ситуаций, возникает виноватая улыбка. Уж больно внушительного вида был его собеседник.
Старик осматривает путника с ног до головы и наконец произносит: «Ну, проходите».
Громов мигом воспользовался позволением и уже осматривал комнату хозяина. Сказать что было бедно — значит промолчать совсем. Везде валялось непонятное тряпье, сломанные табуретки грудой валялись в углу, в одном месте стояло корытце, так как с крыши медленной струйкой шла вода. Видимо, единственной достояние — печь, и та горела еле-еле, словно испускала последний дух. Адвокат глубоко вздохнул.
«Садитесь там, погрейтесь», - указал старик на единственный целый стул, что у печи. Громов с удовольствием присел. На свету он заметил, что серая рубашка хозяина на деле оказалась белой, но очень и очень грязной. Кучер примостился рядом.

Попотчевать особенно нечем, хоть и праздник. Сами едим крохи. Чаю будете? - спросил хозяин.
Да, пожалуй. - Громову было совестно соглашаться, но холод, таившийся где-то внутри, сам сделал свой выбор.
Откудава заявились-то такие? - не глядя на адвоката, пробасил старик.
Из Z**
Слыхали-слыхали...- начал было хозяин, но так и остановился на полуслове, видимо, особенно и не заинтересованный в разговоре.

Громов молчал и методично похрустывал поочередно каждым пальцем — давняя вредная привычка.

Давно здесь? - попытался заполнить хоть чем-то неудачную паузу адвокат.
Чаво?
Говорю, давно здесь живете.
Давненько, уже и не припомнится. - процедил хозяин, подавая Громову потемневшую уже от времени алюминиевую чашку.

Адвокат медленно отхлебнул горячего напитка, лишь местами напоминающего чай.

Один живете?
Угу, старуха моя слегла года три назад, да так и не встала на ноги. Детишек не послал нам Бог. Виноваты перед ним. Живу теперь один. За хозяйством слежу. Хех. - крякнул хозяин, и лицо его исказила кривая улыбка. - Какое там хозяйство. Нам бы вершки, а на деле — одни корешки.

С этими словами старик улыбнулся так широко, что оголил свои изрядно пожелтевшие зубы. При виде их адвоката слегка помутило.

Это у вас дела дельные, да дороги цельные. - продолжал хозяин свои сочным басом, от которого кажется содрогалась вся хижина. - Нам бы день простоять, и ночь пролежать. Пока есть лишняя минутка, и за то Богу спасибо. - с этими словами перекрестился размашисто старик.
Да. - прозвучал невразумительный ответ.

За окном неистово гудела метель. Внутри же хижина таилась удивительная тишина. Казалось, что плотной невидимой оболочкой здешнее пространство отделилось от всего окружающего. В печи приятно потрескивали угли, кучер тихо сопел, подбоченившись возле печи. Громов и сам чувствовал усталость. Хотелось спать, но он не мог. Мысли не давали покоя. Чтобы отвлечь себя хоть как-то, адвокат решил взбодрить уже потухавший разговор.

—Вот вы говорите дела, дела. А думаете легко все это? Ставить на карту многое, в расчете получить больше. Еще больше. Хотя спрашивается зачем? Куда торопимся, чего ждем.

Старик молча посмотрел на Громова, сложные материи кажется не очень были близки ему. В хитром взгляде, правда, просматривалось то ли сожаление, то ли понимание. Почесав в затылке он все-таки заговорил:

— Дело ваше.- словно не понимая ответил хозяин. - Вот была у нас раньше здесь деревенька в 6 дворов. Жили дружно, весело. Все друг другу были как родственники. Но со временем многое поисчезало. Людей нет. Хранится только легенда, что рассказывали лишь в здешних местах. Обитал, мол в лесах огромный волк. Матерый прематерый. Никто не мог словить его. А сколько скотинушки погубил. Уууу. - старик загудел так сильно, что по началу показалось метель проникла внутрь хижины. - Нашелся лишь один молодец — Ефимка Косой. Не побоялся здорового зверя. Обещал убить и убил. Долго его хвалили, хвалили. Но не сиделось на месте Ефимке. Захотелось ему в лес пойти, в самое логово, чтобы всю стаю перебить. Отговаривали его всей деревней — не послушался. Жена в ноги кланялась, проклинала. Но глаза Ефимки горели, душа желала славы, отваги. Просила большего. Эхххх. - прохрипел старик и сплюнул на дважды на пол. - Ушел парнишка. Да так и не вернулся. Не стали его искать — и так было все ясно. Народ погоревал-погоревал, да и позабыл почти о Ефимке.


Громов внимательно слушал историю, то ли по профессиональной привычке, то ли так. К чему он говорил? Зачем? Адвокат никак не мог понять. Фигура хозяина, его дом, его склад ума — все это говорило Громову о другой стороне жизни, той, которую он не знал и до сих пор не хотел знать. Теперь же, порвав со всем насущным, узрел себя, а точнее какую-то копию, пусть и неудачную. И как же противно было на нее смотреть сейчас — напыщенную, лживую. Пустышку в погоне за неизвестной мечтой. Неужели он такой же как Ефимка. К горлу Громова поднялся неприятный комок, дыхание остановилось. На шершавой, румяной щеке адвоката засияла слеза. Кучер, взглянувший в этот момент на своего барина, виновато отвернулся, словно тоже почувствовал что-то.

Нам пора. - вдруг спохватился Громов.
Уже? - удивленно спросил кучер.
Да-да. А то опоздаем! - перебил адвокат, отирая нервно лицо.

Гости медленно поплелись к выходу. Реакция старика была нулевой. Ну уходят мол, так уходят — я не держу, сами пришли. Кучер вскоре скрылся на улице. Громов, застегиваясь, уже в дверях протягивает хозяину несколько желтеньких словно отглаженных бумажек.

Спасибо большое вам. - обращается адвокат к старику.
Что такое? Нееет, дорогой мой. Имейте совесть. За чай что ли я буду брать это или за тепло насущное. Не возьму — хоть убейте.
Громов пристально взглянул на бедного старика. К своему удивлению он не увидел в глазах того ни капли презрения или смятения. Это была чистейшей воды доброта, пусть и скрепленная с обычной крестьянской непокорностью. Громов понимающе вздохнул и крепко пожал сухую жилистую руку хозяина хижины. «До свидания», - произнес уходя адвокат. Ответом послужило лишь громкой мычание.

Погода улучшалась, хоть окончательно так и не успокоилась. Ветер стихал, но казалось, что как местный хулиган готов был нанести мгновенный удар снова, исподтишка.
Громов садился в упряжку, но внезапно остановившись на полпути, решил взглянуть на хижину. Казалось, что дом так же как и его хозяин держится из последних сил, но все-таки стоит. Да, стоит. Не важно как? Важно зачем. Несмотря на многие невзгоды, проявляет непокорность, самобытность, твердость, которой возможно не хватало и ему самому.
Громов почему-то вдруг представил стариковские зубы, грязную рубаху, ржавый стакан. Все это не пугало его, не отвращало, а скорее удивляло, говорило ему не «почему», а «вопреки».
Адвокат вспомнил и свою жену, и Гришеньку, и что самое удивительное — уже как пару часов его не мучили мысли о работе. Он снова жил, и главное хотел жить. В ощущении праздника он вдруг нашел то тепло, которое ему не подарил даже недавний чай. Счастье своих близких, и радость быть среди них — вот, что проникло в сознание адвоката.
Он уже садился на свое место, как кучер спросил: «Ну что, едем?» «Да, конечно», - словно опомнился от мыслей Громов. И через секунду добавил: «Знаешь что Михалыч. Поворачивай-ка домой». Кучер слегка улыбнулся, услышав ответ барина, и деловито взялся за поводья.
Громов вновь зарылся с носом в свое пальто и закрыл глаза. Его лицо освещала улыбка, уже давно, к слову, не появлявшаяся. Лихая тройка неслась по снежной дороге. Кажется, что теперь лошадям ветер был не помехой. Скоро упряжка скрылась из виду. Всю оставшуюся дорогу Громов сладко спал.