Озноб

Знаешь, я никогда не чувствовал жизни. Всё время я был и оставалcя одиночкой. Никто не мог пробить этот некий щит, что окружает меня и по сей день. Эти ночные мечты и великолепные сны несбывшихся желаний и надежд — всего лишь та микроскопическая капля росы на рассвете моего внутреннего мира. Все эти странные мысли и мечты. Они заставляют не только увидеть жизнь серой, но и вляпаться в самую что ни наесть кучу дерьма из слёз и желчи, конечно, той, что для защиты. Господа проси, не проси, а сам ты должен делать всё то, что так нужно, то, чего так непременно желаешь. Ты и есть Бог. И ты знаешь, что все знают, мир жесток, но никто не хочет одевать снова и вновь эти розовые очки, возможно, с великолепным принтом из лжи. Нет, нет, не второсортной, а настоящей, искусной лжи. Маленькие девочки в розовых платьицах, мальчики, тринадцати лет, мечтающие перетрахать города отвязных чик и гламурных тёлок. Ах, какие замечательные мечты! Заблевав всё от таких «всё, что мне нужно от моей и без того никчёмной жизни», я могу снова окунуться в мой мир.
Ночь. Белый снег уже почти растаял на самых солнцем согреваемых местах. Смотрю в окно. Там снег. Мусор. Мусор и снег. Горы замёрзшей грязи из снега. Мусора и снега. Мы так любим нашу природу. Да, мы любим. Да, природу. У нас такая любовь к ней. И она, смотри, как любит. Любит нас. Поэтому, совершенно случайно ни раз пытаясь покончить жизнь самоубийством, она плакала, топя японские острова. Это печально? О нет, о чём вы.
Жизнь трудна. Трудна даже для неодушевлённых предметов. Возьмём ту же пепельницу: покурив, сбрасываем пепел в неё, как плюём в душу. Курящие люди гораздо жестоки, ведь они сильнее. Да, они сильнее. Они прощупывают все слабые места, пока мы яростно пытаемся выпутаться из окутавшего нас дыма тех самых сигарет. Каждую клеточку, каждый сантиметр, заговаривая нас ловкими фразами, ударяя нас тяжёлыми моментами жизни по лицу, нащупывают, так нежно и ласково, как гладят кошку зимним леденящим кожу вечером, грея руки о её шелковистую, слегка скомканную, родную шерсть. Заползая всё дальше под кожу, они становятся теми самыми тёплыми домашними кошками, безобидными, но на зависть расточительными беспристрастно. Желанными, как глоток воды в самый жаркий понедельник первого месяца лета — июня. Жадные сучьи морды этих тварей вызывают доверие, что бы ни случилось. Всегда. Изо дня в день, каждую секунду твоей грёбаной жизни. Молись, пока у тебя не кончилась «рыба» в твоём склизком, холодном внутреннем мире, иначе будет больно: их когти вонзятся тебе в глаза, резко подёргиваясь, а зубы, не успеешь ты выдохнуть от дикой боли, окажутся у тебя в горле, резко провёрнутые там несколько раз. Держись. Этот оскал, дикий, больной смех, страх дрожащего шёпота на их голодных губах не уснут никогда, пока не застанут врасплох.