ПОРОДНИЛИСЬ (часть первая)

Вера, как всегда проснулась рано. Повернула голову к окну – погода обещала быть хорошей. С улыбкой потянулась, снова расслабилась, закрыв глаза; но затем решительно встала – через час нужно будет кормить хозяев. Накинула халатик, по пути в ванную заглянула в спальни к детям. И её Машенька, и сын хозяев Саша спали спокойно. Приняла душ, переоделась и спустилась на кухню. Включила кофе-машину, сделала себе эспрессо и, закурив сигарету, села к столу. В очередной раз подумала: «Как же мне повезло» и снова улыбнулась.

Почти шесть лет уже прошло, как она наперекор родителям уехала из дома в этот большой город. Ни уговоры, ни слёзы матери не остановили её. А как было останавливаться, раз она точно знала, что беременна. В их селе, хоть и большое оно, долго такое не утаишь, и родившая без мужа, считай, до конца дней своих будет прозываться шалавой.

Предупреждали её родители, конечно, предупреждали, чтобы не вздумала водить шашни с тем художником, что прибыл сюда – слово-то, какое чудное – на пленэр. Почитай, всё село припадало к изгородям, когда он направлялся с большим деревянным ящиком куда-нибудь к озеру, или к лесу писать свои картины.

Потом, правда, к художнику привыкли и уже не глазели. Узнали у бабки Авдотьи, в избе которой тот остановился, что зовут его Павел и что пробудет он здесь до холодов.

Как ни старалась Вера избегать Павла, всё-таки случилось познакомиться. Случайно. Ну, и влюбилась сразу и безоглядно. Так ведь разве в такого парня можно было не влюбиться – высокий, волосы чёрные, чуть волнистые, а глазищи синие-синие. Как заглянула в них Вера, аж дух перехватило.

Ну, и стали они тайком встречаться – благо, мест, где можно схорониться от чужого взгляда, предостаточно. И погода способствовала их свиданиям на природе. Вот только время пролетело быстро. С осенними дождями Павел засобирался домой. Но уж очень красивой Вера была, потому твёрдо на прощание сказал, мол, если что, приезжай.

«Если что» случилось, она и приехала. Позвонила. Павел ей обрадовался, она видела это, но в квартиру родителей не повёл, мол, чуть позже познакомлю, и устроил Веру в своей студии. Тут она и жила. Всё бы хорошо, только каким-то не таким дружок её стал после того, как открыла она ему своё положение.

Показывался всё реже, частенько приходил выпивши. Но не обижал. Она сама обижалась и начинала иной раз плакать. Тогда он её успокаивал и говорил, что всё хорошо будет. И всё-таки сказал, что сейчас жениться он никак не может, ну, разве что, через пару лет. А пока пусть Вера едет домой. Там и рожает.

Тут уж она так заголосила – спортил меня, опозорил, дома проклянут, или убьют – что Павел пулей из мастерской вылетел. Вернулся пьянее пьяного и заплетающимся языком сказал, что в роддом её определит, передачи носить будет, но женится только в том случае, если родит мальчика. Выговорился, бухнулся на кушетку и захрапел. Вера и тому пока рада была, мол, ничего, поживём – увидим, как оно сложится.

Не обманул Павел, определил, куда следует, и навещал регулярно. А Вера на всякий случай постоянно молилась, чтобы мальчик получился. Получилась девочка. И Павел пропал. Письмецо только от него передали, что свои условия он выполнил, а она – нет, поэтому, мол, не обессудь.

Снова расстраиваться Вера стала, да так, что заставила обратить на себя внимание женщины, что рожала в один день с ней. Та подошла в коридоре, представилась Эльвирой и позвала в палату, поговорить. Палата у Эли, как разрешила называть себя, была отдельная.

Стала расспрашивать; и, заливаясь слезами, Вера поведала ей всё. И про то, что домой невозможно вернуться, и про то, что в городе никого у неё нет. Эля категорически заявила, что такой дуры набитой давно не встречала – разве можно этим охламонам из бомонда на слово верить, нужно было брать за шиворот, или другое место, да в ЗАГС волочить, а потом уж по кустам шмыгать. Ладно, говорит, не вой, а то молоко пропадёт.

Про «охламонов из бомонда» Вера не поняла, с «дурой безмозглой» согласилась – и мать так не раз говаривала – но про молоко сказала, что его столько, сцеживаться устаёт. Эльвира прямо расцвела довольной улыбкой и попросила часть молока для её Сашеньки отдавать, а то у самой маловато, не хватает дитёнку. Подумав немного, обнадёжила, что за это она постарается Вере помочь, вот только с мужем переговорит.

Назавтра всё и решилось. Подъехали к роддому две машины. Из одной два здоровяка вышли. Один из них подбежал к первой, огромной машине и дверцу открыл. Вот на вылезшего мужчину и показала Эльвира – муж её. Спустилась к нему вниз, а когда вернулась, сообщила, что Константин Николаевич согласен, чтобы Вера жила у них. В качестве кормилицы и домработницы. Платить, естественно, будут. Если та согласится, конечно. Господи, да как не согласиться на такое предложение. Согласилась, да ещё с радостью.

В положенный день приехал Константин Николаевич забирать обеих. К Вериному несказанному удивлению привёз два пакета с приданым для детей. Один пакет голубой, другой – розовый. «Розовый для Машеньки»,— догадалась Вера и прослезилась.

Спустились вниз. Константин Николаевич с ней вежливо поздоровался, жену поцеловал, вручил спустившимся с ними сёстрам и врачу пакеты с подарками и посадил обеих женщин в машину. Первый раз в жизни так доброжелательно обходились с Верой, и она решила в будущем во всём угождать своим благодетелям.

И угождала. Ну, убираться ей не привыкать-стать, а вот кухня с её агрегатами сначала напугала. Привыкла потом, разумеется, освоилась. И к зарплате своей, от величины которой вначале обомлела, привыкла. Тратила разумно, откладывала даже, представляя, как пошлёт накопленное родителям, которые и думать, наверное, про неё забыли.

Однажды и послала, и письмо в ответ получила, в котором говорилось, что простили её, и наказ давали служить добросовестно добрым людям, не шалберничать, как дома, потому как совсем плохо в селе жить стало, так что пусть за место в городе держится. И поплакала и посмеялась Вера над этим письмом. Но и успокоилась – мир в семье дорогого стоит.

С хозяевами ей, нужно прямо сказать, просто повезло. Эльвира не придиралась, поначалу даже помогала управляться по двухэтажному особняку. Только когда Вера совсем освоилась, стала пропадать «по делам», привозя в дом горы различной одежды, для себя и детей. И Вере перепадало. И Константин Николаевич относился к ней по-доброму, подарки мелкие делал, а, главное, не приставал, чего Вера поначалу очень уж боялась, наслушавшись в селе про всяких олигархов. «Хорошие люди»,— заключила в который раз Вера, допивая кофе, и принялась готовить завтрак.

Хозяин – на работу, хозяйка – в магазин, а Вера покормила ребятишек, прибралась на кухне и отправилась с детьми в парк, где им особенно нравилось гулять. Да и аттракционы всякие были. А то ещё лошадей с верблюдами приводили и катали на них детей – на всё это Константин Николаевич специально деньги оставлял. И отчитываться не заставлял за них. Но Вера разве обманывать станет, всегда возвращала, если оставались.

Села Вера на скамейку, Саша и Маша взапуски помчались выбирать себе развлечения. Крепко подружились они. Саша всегда старался девочке во всём угождать. За столом всякие вкусности подсовывал, за руку, словно старший, по садику около дома водил, качели придерживал, пока Машенька на них взбиралась, потом раскачивал их.

Вера с умилением всегда наблюдала такое рыцарское ухаживание, иногда мечтала, не породнится ли она с хозяевами, и даже задумывалась, а можно ли молочным брату с сестрой жениться. На этом себя одёргивала, чтобы, не дай бог, не сглазить. Тогда перед глазами появлялся Виктор, личный шофёр Константина Николаевича, который постоянно провожал её глазами и подмигивал. Вот Вера и думала, а вдруг у неё с Виктором сложится. Сильно, правда, не загадывала, но сердечко ёкало, когда такую возможность обмозговывала.

Ребятишки, смеясь, прибежали. Машенька раскраснелась вся от бега, а Саша наоборот бледненький какой-то стал, губки синеватыми сделались. И запыхался уж очень.
— Сашенька, ты, котёночек, чего отдышаться не можешь? Не заболел ли часом?
— Не, тёть Вер, не заболел.
И правда, через минутку порозовел мальчонка. Домой пошли.

Вечером Вера рассказала хозяевам о своих подозрениях. Решили за Сашей понаблюдать. И точно, как только тот побегает, губки синими становятся, и одышка появляется. Решили к врачу обратиться. Хозяева сами с сыном поехали, а Вера с Машенькой к пруду пошли, что не очень далеко от их особняка был.

Хорошо там. Воздух чистый, травами насыщенный. Кузнечики стрекочут, бабочки со стрекозами с цветка на цветок перепархивают. Машенька за ними бегает, старается панамкой поймать. Не получается. Вера сидит у воды и посматривает, чтобы дочка к дороге, что вдоль пруда проходит, не подбегала. Машины, правда, здесь редко пыль поднимают, но мало ли что.

Только Машенька давно усвоила, что к дороге без взрослых подходить нельзя – машина может задавить, или дядька плохой украдёт и увезёт. Посидели вдвоём у воды, уток хлебом покормили, сами проголодались, и домой пошли. Машенька устала, но терпит, на руки не просится. Пришли, умылись, покушали, и дочку Вера уложила поспать.

Тут и хозяева приехали. Мрачные. Даже Саша необычно смирным казался. Когда и Сашу в спальню отвели, узнала Вера, что у того заподозрили какой-то порок сердца. Нужно обследование. Так что спасибо Вере, что вовремя беду заметила.

Впрочем, уныние длилось недолго – после многочисленных осмотров и обследований врачи заключили, что мальчик это недомогание перерастёт. Успокоились на целый год. А Саше становилось всё хуже. Тогда Константин Николаевич собрал сына и отправился с ним в Германию. Когда вернулись, домочадцы по лицу отца увидели, что не так всё хорошо, как им местные медики говорили. Вере подробностей не сообщали, но она видела, что в доме поселилась тревога. К тому же хозяева её строго-настрого предупредили, что Саше бегать нельзя ни в коем случае. Да он уже и сам не мог.

Предстояли новые обследования. К удивлению Веры Константин Николаевич предложил ей заодно показать врачам и Машеньку – вреда не будет. Подумала и согласилась. Поблагодарила заботливого хозяина. Тревожилась, правда, но оказалось, что дочка была совсем здорова. Ещё большим уважением прониклась Вера к хозяевам.

Стала только замечать, что менее тёплыми стали их взаимоотношения. Объясняла себе, что всё дело в болезни Саши, и не обижалась. Да и показалось ей это, по всей видимости, потому что Эльвира проявила заботу о ней самой, взяв на себя обязанность, гулять с детьми.

Так само собой получилось, что Вера, имея больше свободного времени, чуть ближе познакомилась с Виктором, который этому тоже был искренне рад. Ходили иногда по вечерам к пруду, каждый о своей жизни рассказывал, делились своими впечатлениями о хозяевах. Единодушно решили – всем бы таких.

О будущем не загадывали, оба считали, что нужно пользоваться настоящим. Виктор, невысокий, крепенький, очень подвижный, был рядом с Верой тихим и покладистым. Рукам, как художник, воли не давал и с поцелуями не лез, зато очень нежно рассказывал о своей матери, что одна воспитала его.

Вспоминал без особого удовольствия об армии, о том, что поступал и не поступил в институт, а денег на платное обучение не было. Теперь копит, да только вот возраст уже не тот. Вера с трудом могла представить Виктора с его впаянной в плечи головой и мощными руками студентом. Но ему об этом не говорила.