Яма для собаки

Степан раздраженно смотрел в угол полуразвалившегося сарая, где тихо лежала Марта. Марта – собака породы немецкая овчарка, положила морду на лапы и следила своими влажными черными глазами за нервно движущимся перед ней хозяином. Она чувствовала, что была в чем – то виновата, но в чем никак не могла понять. Хозяин в последнее время был не в духе, и часто кричал на нее, ей было невдомек, что лишившись работы пастуха в единственном деревенском стаде, он попал в кризис, по сравнению с которым мировой финансовый кризис – ерунда.
Для Степана, пастушья должность была единственной в его жизни, с тех пор, как он с горем пополам окончил школу, так и не научившись толком ни писать, ни читать. Эта работа его поила, кормила и давала вполне сносный заработок, обеспечивающий его нетребовательные запросы зимой, когда стадо растворялось по дворам, и животные находились в теплых хозяйских стойлах и сараях. В это время Степан завидовал животным. Им было хорошо, а у него дома, если это можно было назвать домом, сыро, холодно, грязно и неуютно.
Лучше всего было летом. Люди каждый день, по очереди, кормили его, да еще и наливали по рюмке другой, отчего трава становилась зеленее, а коровы милее. Спокойная работа, свежий воздух, доброжелательность односельчан вполне устраивали Степана, тем более что ничего другого он делать не умел. И вот тебе на…
Конечно, люди правы: «Лишняя рюмка не помешает, но и до добра не доведет», но когда наливают, кто – же откажется? И Степан не отказывался. Он пил, и в последнее время изрядно. Основательно подзаправившись в обед, пастух гнал стадо по косогору к лесу, подальше от людских огородов и фермерских полей, туда, где можно спокойно улечься на мягкую траву и подремать, пока коровы будут бродить по опушке в поисках травы, и низко растущих веток деревьев. Степан дремал, а временами крепко спал, нисколько не заботясь о пасущихся на воле коровах. Правда, пастуху помогали его верные помощники – несколько собак, отлично понимавших, что надо делать, когда хозяин отдыхает. Наученные заворачивать отбившихся от стада коров, они отлично справлялись со своей работой и без помощи людей.
Но лес, вместе с приятным смолистым запахом хвои и дополнительными запасами еды в виде грибов и ягод, мог приносить и житейские проблемы. Степан это понял со временем, когда на него посыпались мелкие, а за ними, как всегда, более крупные неприятности.
Лето катило к своей середине, и трава основательно выгорела под палящими лучами солнца. Лакомый, вкусный пучок травы можно было найти только в глубине леса, и коровы забредали в чащу, все дальше и дальше. Несколько коров изранили себе вымя о коряги лесного сухостоя, другие заходили так далеко, что приходилось их искать до самого вечера. Люди начали сердиться и ругать нерадивого пастуха. Собаки пробовали сгонять коров, но в лесу это было трудно и даже опасно. Коровы шарахались из стороны в сторону, ветки наносили им раны, а когда одна из коров сломала себе ногу, провалившись в неизвестно откуда взявшуюся яму, терпению односельчан пришел конец. Они наняли другого пастуха, и Степан остался без работы.
Скудных сбережений хватило ненадолго. Степан подрабатывал в огородах, помогал по хозяйству соседям, но ничего толком он делать не умел, да и не хотел. Собаки также остались без работы, а кормить их надо было по-прежнему. Особенно доставала Степана Марта. Мало того что большая собака слишком много ела, она привела еще и щенят, двух кобельков и сучку.
Марта – большая черная овчарка досталась Степану совершенно случайно. Перегоняя как – то стадо через дорогу, он нашел на обочине трехмесячного подростка, выброшенного кем – то прямо из машины, за ненадобностью. Тот перепугано забился под придорожный знак и тихо скулил. Степан решил забрать собаку. Нет, не потому что пожалел ее, к коровам, собакам и прочей живности он относился как к средству, дающему заработок, так плотник относиться к топору, а дворник к метле. Степан понял, что из этого щенка получиться надежный и умный помощник. И он не ошибся. Марта три года исправно служила приютившему ее человеку.
Имя свое она получила за то что оказалась немецкой овчаркой, а Степан из всех уроков немецкого языка запомнил только одно – всех немцев зовут Ото или Фриц, а немок – Марта. Так ли это было на самом деле, он никогда не интересовался. Да, еще он умел считать до трех. Даже такие знания иностранного языка оказались излишними в его жизни, он то и русский знал в сокращенном варианте, чего вполне хватало.
Кормящая щенков сука была постоянно голодной, по крайней мере, так считал Степан, наблюдая, как она ест. Он пробовал ее отдать кому-нибудь, но не смог. Сначала он варил ей кашу в большом закопченном казане, а потом, когда крупа закончилась, решился от нее избавиться.
Дней десять назад, Степан наткнулся на глубокую яму возле вереницы высоковольтных столбов убегающих за горизонт. Стены ямы были отвесными, а дно усеяно мелкими камешками ракушника. Попавшее туда животное или человек никак не могли выбраться самостоятельно. Конечно, жаль было собаку и ее щенят, сколько пользы она приносила раньше, но собравшись с духом, Степан зашел в убого обставленную летнюю кухню, нашел там бутылку с остатками самогона и выпил его, для храбрости и успокоения мук совести. Он хотел закусить краюхой сухого хлеба, лежащим на столе среди крошек и немытой посуды, но подумав немного, положил хлеб в карман грязных широких штанов. Затем в шкафу нашел старую ивовую кошелку, куском проволоки слегка починил ручку, которая отваливалась, и пошел в сарай. Там он положил в нее щенков, привязал Марту к веревке и направился к линии электропередач меняющей свои очертания вдалеке в потоках нагретого воздуха.
К полудню Степан добрался до ямы. Кем была оставлена яма, он не знал, но для его замыслов она вполне подходила. Вокруг ямы в большом количестве были разбросаны сухие ветки деревьев – остатки деятельности нерадивых хозяев выкопавших яму. Жара, неблизкий путь совсем его измотали, к тому же от выпитого самогона мужика так разобрало, что он еле передвигал ноги. Приятный хмель от выпитого превратился в головную боль. Марта, привыкшая к пешим походам, спокойно шла рядом, щенки спали, мирно посапывая в корзинке. По пути Степан все думал, как ему столкнуть большую овчарку в яму, меряться с ней силами он боялся.
Очутившись возле ямы, он подошел к самому краю и посмотрел вниз. Оттуда повеяло приятной прохладой, и Степан, толи от холода толи от замысла своего поежился. Он постучал каблуком по земляной кромке, пробуя ее на прочность. Крутые стенки, немного заросшие травой, крепко держались. Овчарка села рядом и наблюдала за хозяином, не подозревая о ждавшей ее участи. Ее волновали лишь щенки и веревка на шее, раньше хозяин ее никогда не привязывал.
Степан поставил на край ямы кошелку со щенками, и отвязал Марту, но та продолжала сидеть, навострив уши, прислушиваясь к окружающим звукам. Затем продев веревку под ручку, завязал несколько прочных узлов. Он решил аккуратно опустить щенят, что – бы раньше времени не беспокоить собаку. Когда кошелка оказалась внизу, на дне, Степан бросил вслед и веревку. Все это время Марта продолжала сидеть, но в глазах ее появилось беспокойство. Он не понимала, что делает хозяин, но появилась тревога за детенышей, которых она не видела. Степан позвал ее, и она осторожно подошла к краю ямы. Собаки бояться высоты, но когда в опасности их потомство, самки готовы на все. Марта наблюдала как там, в глубине, в кошелке ворочаются проснувшиеся щенки. Они начинали скулить, утыкаясь мордочками в ивовые прутья. Отсутствие матери беспокоило и пугало их. Собака тревожно наклонилась над ямой. Степан не стал медлить, выставив вперед обе руки, он с силой толкнул собаку сзади, и та, потеряв равновесие, упала в глубокую яму, перебирая в воздухе лапами. Она очутилась на дне рядом с кошелкой и та задетая ногами собаки перевернулась. Щенки выпали и, скуля, начали ползать по неровной поверхности дна ямы. Марта сразу встала, отряхнулась и стала облизывать ползающих детенышей, совсем не беспокоясь о себе.
Степан облегченно вздохнул, неприятное дело было окончено, и можно спокойно возвращаться домой. Он последний раз посмотрел на собаку со щенятами и медленно стал спускаться по косогору. Страшно захотелось курить. Необходимо было успокоиться. Он опустил руку в карман, но дрожащие пальцы вместо сигарет наткнулись на черствую краюху. «Вот незадача – подумал он, - хлеб то я взял для собаки, но не оставил».
Остатки совести подсказывали, что таким образом можно частично искупить вину перед животными обреченными на мучительную голодную смерть. От этой мысли становилось легче, и Степан решил возвратиться и оставить хлеб изначально предназначенный собаке. Хорошо, что он недалеко ушел.
Вернувшись, Степан снова заглянул в яму и увидел Марту, лежащую в дальнем углу и согревавшую заснувших щенков теплом своего тела. Голова собаки поднялась, и глаза грустно посмотрели вверх на склонившегося хозяина. Она еще не понимала, что ее ждет голодная смерть, но сырость и холод земли, а также отвесные стены угнетали ее.
Степан вынул хлеб и бросил его вниз, поближе к собаке. Та посмотрела на упавшую краюху и снова подняла голову вверх.
- Ты чего? Ешь. – Сказал Степан, обращаясь к Марте, и махнул рукой, словно хотел отсюда, сверху, пододвинуть упавший хлеб к собаке.
Или движение было излишне резким, а может Степан очень близко стоял к краю ямы, но произошло то, чего он совсем не ожидал – правая нога скользнула по траве и стала проваливаться вниз. Падал он спиной к ближней стенке, и уцепиться руками за край ямы не смог. Через мгновение, еще не осознав нелепости случившегося, Степан упал на дно, очутившись в противоположном углу от лежащей собаки.
Марта, не двигаясь, смотрела на упавшего человека. Все это для нее выглядело странной игрой, которую она не могла понять. Степан поднялся, потер ладонью ребра, шею и затылок, понял, что даже не ушибся. Мягкие земляные стены и дно ямы стали безопасным местом для внезапного приземления. Он поднял вверх руку и похлопал по глинистой стене сплошь покрытой известковыми комочками и отмершими кореньями растений. Да допрыгнуть до края было необычайно сложно. Тем не мене, Степан несколько раз подпрыгнул, что – бы доказать самому себе очевидное. Кромка ямы по-прежнему оставалась недосягаемой. Тогда Степан попробовал вырыть углубления в стенке, что бы по ним подняться наверх. Он поискал глазами палку или другой предмет пригодный для этой работы. Кроме сухих тонких корней и мелких камушков в яме не было ничего подходящего. Посредине ямы в метре от него, лежала наполовину сломанная кошелка, и он решил использовать ее. Степан осторожно ступил вперед и взял ее за ручку, поглядывая искоса на лежащую поодаль собаку. Теперь он ее боялся больше прежнего, и было от чего.
Сухие старые ивовые прутья быстро ломались, больно царапая ладони. Проволока, которой была привязана ручка, оказалась тонкой, и Степан пожалел, что именно ее он использовал для ремонта, а не что – то прочнее. Поковыряв немного на высоте полуметра, он получил углубление, в которое помещался носок ноги. «Лиха беда начало» - подумал Степан, но как оказалось, дальше пошло еще хуже. Внизу грунт был влажный и еще кое – как ковырялся, но выше он становился сухим и твердым как цемент. Через полчаса Степан имел три корявых углубления и сломанный ноготь, неприятно болевший. Свобода оставалась недосягаемой, как и прежде и Степан с тоской смотрел на прямоугольник неба над головой. Там беззаботно летали птицы, весело распевая свои песни. Они были свободны и даже не подозревали о мучениях происходящих там внизу.
- Выбрал яму для собаки на совесть, сам не могу выбраться, - проговорил Степан и услышал сзади возню. Он обернулся и увидел, как Марта отодвинулась дальше к стенке. Внезапная злость к ней, к самому себе, к нелепой случайности, поставившей его в дурацкое положение, выплеснулась наружу и, схватив остатки кошелки, Степан запустил ими в лежащую собаку. Марта отклонила голову и злобно зарычала. Она интуитивно чувствовала озлобленность, страх и неуверенность человека стоящего перед ней, она ощущала опасность исходившую от того с кем так много времени жила вместе. Теперь это был не хозяин, друг, кормивший ее раньше, теперь он стал врагом. Он был опасен для нее и, что важнее, для ее детей.
Марта напряглась, каждый мускул ее тела был готов к действию, она ждала нового нападения или угрозы. Степан понял свою ошибку. Сверкающие клыки собаки, оскаленная пасть и глухое рычание несли нескрываемую угрозу. Здесь, в узком пространстве ямы, у человека не было ни единого шанса в единоборстве с сильным и умным животным. Решив успокоить собаку, человек заговорил с ней и стал подходить ближе что – бы погладить ее как он делал это раньше. Но Марта была слишком напряжена что – бы сразу принять действия Степана за знак примирения, она продолжала расценивать приближение человека потенциально опасным. Сорвавшись на ноги, Марта опустила и вытянула голову вперед, продолжая рычать.
Неожиданное движение собаки напугало человека, он отпрянул назад и инстинктивно поднял руки, защищая лицо. Собака, рыча, сделала еще один выпад вперед, Степан накрыл голову руками и, отступив назад к стенке, согнулся. Всего лишь мгновение он так простоял и вдруг почувствовал, как ссыльные лапы ударили в его верхнюю половину спины. Он еще больше согнулся, закрыл глаза, ожидая укуса, но наступила тишина. Степан постоял немного, затем выпрямился и открыл глаза. В яме был только он и щенки в углу ямы. Собака, используя спину человека, выпрыгнула наружу.
Степан посмотрел вверх. Ему показалось, что птицы перестали петь и летать. Удивительная тишина наступила вокруг. Но это было только в мозгу человека. Жизнь продолжалась по-прежнему, и лишь в голове Степана произошли те непоправимые изменения, которые влекут за собой переоценку окружающего мира. За несколько минут убогий мир пастуха превратился в мир существа потерявшего привычный ход мыслей и вещей, в мир объяснения которому пока нет.
Но даже ум, оперирующий простыми категориями – рационален, он пытается все объяснить с привычной точки зрения, помогая инстинкту самосохранения определять опасность. Все что произошло, было только началом той цепочки событий, в которой падение в яму, удивительное спасение собаки и безвыходное положение человека – явились средними звеньями. Конец событий предвещало небо.
Солнце, палящее с самого утра, скрылось за быстро бегущие тучи. Их становилось все больше и вскоре небо полностью заволокло темными грозовыми тучами несущими долгожданную влагу. Надвигалась летняя гроза. Стали пролетать редкие большие капли – предвестники надвигающего ливня и птицы с беспокойными криками проносились в потемневшем небе. Что – то беспокоило Степана в этих криках. Гроз он видел немало. Десятки раз попадал под ливень вместе со стадом коров, но никогда не беспокоился, так как сейчас. Что же произошло. В чем отличие этой грози от прежних. Объяснение тревоги появилось вместе с барабаном дождевых капель о листья деревьев и травы, о поверхность твердой засохшей земли. Начинался один из тех немногочисленных летних ливней, во время которых люди качают головой и грустно говорят: « Не проси дождя, проси хорошей погоды».
Ливень усиливался, дождевые капли, вначале изредка пролетавшие из небесных кладовых, превратились в сплошной поток воды, обрушивающийся на землю. Степан однажды попал под подобный ливень. Тогда он видел бурные потоки воды, бегущие по ложбинам и оврагам, но совсем их не боялся, что они могли ему сделать в открытом поле, там была свобода. В тот момент пастух опасался больше высоковольтной линии, под которой он прогонял стадо. Ему казалось, что электрический ток пройдет по сплошным ливневым потокам и смертельно поразит его или дну из коров. Но тогда все обошлось. А теперь?
За несколько минут Степан полностью промок. Он услышал, как заскулили щенята и, взяв их на руки, пытался укрыть от дождя. Зачем он это делал сейчас? Ведь совсем недавно он обрекал их вместе с матерью на мучительную смерть. Да кто его знает. Жалея их – маленьких и беззащитных, он жалел себя, свою непутевую жизнь, прошедшую вдруг перед ним словно кадры старого затертого фильма. Как раз было время, и он это чувствовал каждой клеточкой своего промокшего тела.
Быстрые потоки воды не успевали впитываться засохшей землей и ручейки, объединившись во временные реки, заполняли каждую ямку, каждое углубление. Потоки грязной мутной воды ринулись через край ямы, и стали заполнять ее. В мгновение дно ямы покрылось грязной жижей и Степану пришлось встать. Вода прибывала. Вот она поднялась до щиколоток затем до колен. Человек заправил края мокрой рубахи в брюки и положил за пазуху щенков. Они напуганные громом и непривычной для них влагой копошились, но молчали.
Освободив руки, Степан попробовал взобраться по земляной стене наверх. Но если раньше она была твердой и никак не поддавалась, то теперь, раскиснув под потоками воды – осыпалась вниз грязными комками. В руках оставались только корни и куски ракушечника. Уцепиться по-прежнему было не за что. Степан попробовал выкопать углубление в стене, но под сбегавшими ручейками оно сразу превращалось в размытую борозду. Мужчина в отчаянии уперся ладонями в разбухшую землю и стал рассеяно смотреть, как по темным загорелым рукам стекают черные струйки. Это был конец. Ничто и никто не мог ему помочь. Выбраться из ямы он не сможет. Оставалось наблюдать за быстро прибывающей водой, достигшей пояса.
За пазухой беспокойно зашевелились щенки. Они уже наполовину находились в воде и стали громко скулить. Один из них хлебнув воды, громко кашлял. Степан достал первого попавшегося щенка из-за пазухи, посмотрел на его круглую мордочку и, размахнувшись, бросил его вверх. Тот перелетел через край ямы и приземлился где – то там, в недоступном для Степана месте. Он не видел щенка, но, услышав как тот визжит, понял – с ним все в порядке, он в относительной безопасности. Затем он сделал то же с остальными. Последнего пришлось бросать дважды. Намокший щенок выскользнул из рук и до края ямы не долетел. Свалившись назад, он стал барахтаться в яме, высоко высунув голову из воды. Степан выловил его и, размахнувшись, выбросил из ямы.
«Вот и все», - подумал он и опустил руки. Вода покрывала его плечи, а ливень продолжал заполнять яму грязными потоками. Степан посмотрел вверх. Там мелькнула тень, и он увидел Марту, держащую в зубах щенка. Собака переносила своих детенышей в безопасное место.
- Марта, - позвал мужчина, - спаси меня. – Он понимал бессмысленность своей просьбы, но просил о помощи собаку, с которой так жестоко обошелся недавно. Ему казалось, что все это было совсем в другой жизни, с другим человеком. От холодной воды Степан полностью протрезвел, что с ним в последнее время было крайне редко. Поднимаясь на цыпочки, что – бы не хлебнуть грязной воды, он посмотрел вверх, и к капелькам дождя на его лице добавилось несколько слезинок – скупых и соленых. Их было совсем немного, но они стоили тех потоков слез, которые проливал пьяница во время очередной попойки в обществе таких же, как и он забулдыг.
На краю ямы снова появилась собака. Теперь Марта во рту держала конец сухой толстой ветки, и изо всех тянула ее к кромке. Разжав зубы, собака пустила ветку и та, скатившись по скользкому склону, упала толстым концом в яму. Удивляться и раздумывать было некогда. Степан схватился за короткие сучья и подтянулся. Теперь, по крайней мере, он не захлебнется. Он ухватился за обломок ветки повыше. Ноги нашли опору, и подниматься стало легче. Ветка гнулась, но вес мужчины выдержала. Через несколько минут, грязный и мокрый Степан выбрался из ямы. Уставший он лежал у края и чувствовал, что ливень пошел на убыль и потоки воды двинулись дальше, неистово поливая все на своем пути. Гроза уходила вдаль, оставляя после себя бурные потоки воды сбегавшей в долину.
Степан поднялся. Поодаль, возле кустарника шиповника стояла Марта, прикрывая собой щенков. Она смотрела насторожено, но не зло. Дождь смыл не только грунт. Мужчина снял рубашку, подошел к собаке и осторожно положил в нее щенков. Марта спокойно наблюдала за происходящим. Она знала, что ее детенышам ничего не грозит. Степан позвал ее по имени, и они стали спускаться к деревне по влажному и скользкому косогору…
Что еще рассказать? Разве то, что Степан перестал пить. Ну, не то что – бы совсем. Он выпивал изредка. С друзьями, по праздникам. Когда он брал в руки первый налитый стакан, то смотрел в сторону своей собаки и говорил.
- За тебя, Марта! – и лукаво подмигивал ей глазом.
За это, все называли его чудаком, но не удивлялись. Мало ли что взбредет в голову русскому мужику. Никто так и не узнал, что произошло тогда, в грозу. Только двое знали историю о яме для собаки. Но они молчали и старались не вспоминать об этом никогда.