НОВОЕ ЛЕКАРСТВО (часть седьмая)

Прошёл ещё год, и стали проявляться – пока ещё мало ощутимые – сбои в работе фарминдустрии. Эта отлаженная машина доходов начинала потихоньку скрипеть. Правда, её рулевые, как и ничем не примечательный для них Берёзов Семён Семёнович, пока не могли сказать, чем этот скрип обусловлен и насколько опасен. Однако анализировать начали.

Но первым натолкнулся на разгадку своих неурядиц всё-таки Берёзов. Причём, натолкнулся совершенно случайно. Как-то вечером, корпя дома над бумагами, что в последнее время стало правилом, он почувствовал такое сердцебиение, что со стоном грудью навалился на стол. Приступ был недолгим, но успел встревожить Раису Максимовну. И если раньше она лишь презрительно морщилась, глядя на потение и одышливость мужа, тут забеспокоилась.
— Может, скорую вызовем? А, Сём?
— Какую скорую,— взревел супруг,— работать надо. Скоро по миру пойдём,— закончил более спокойно и снова углубился в бумаги.
Раиса Максимовна равнодушно пожала плечами и, полюбовавшись на красивый полипропиленовый флакон, что достала из кармана халата, вытряхнула в ладонь жёлтенькую желатиновую капсулу и с явным удовольствием проглотила её. От Семёна Семёновича это не укрылось.
— Господи, что за дрянь ты опять пьёшь? И так со своими прибамбасами манекен стала напоминать.
— Что,— рассмеялась Раиса Максимовна,— не нравится, что жена на чухонку задрипанную не похожа? Или боишься, что уведут меня?— затем посерьёзнела,— Самому бы не мешало подлечиться, вон, на кого похож стал.
Семён Семёнович немного смутился и поинтересовался:
— И чем таким ты меня лечить вознамерилась? Тем, чем подружки тебя пичкают? Смотри, отравят когда-нибудь,— Дай-ка, посмотрю, что это такое?
— Что, специалистом себя почувствовал? Ты же анальгин один и знаешь.
Но флакончик всё-таки протянула.
— Ге-пар,— по складам прочитал латинское название Семён Семёнович,— да ещё плюс зачем-то. Хорошо, хоть не восклицательный знак. И от чего эта дребедень?— спросил безразлично, вернув флакон жене.
— Ну, Семён, ну, ты меня поражаешь. Уже сколько времени медициной занимаешься, причём, и этой самой «гепар», а не знаешь, что это такое. Перевожу с латыни для необразованных – пе-чень. Дошло теперь?
— А у тебя что, печень болит?— встревожился Семён Семёнович,— так давай, положу к себе – у меня специалисты хорошие.
— Что, за счёт меня хочешь дела свои поправить?— снова засмеялась Раиса Максимовна,— не волнуйся,— сказала уже серьёзно,— но от этих пилюль даже как будто молодеешь. Светка мне посоветовала, а она разбирается.
— Дай-ка мне справочник фармакологический.
Раиса Максимовна подошла к стеллажам.
— Какой нужно?
— Давай все.
Во всех и порылся.
— Ну, есть такой,— правда, без плюса,— почитал аннотацию,— подумаешь, гомеопатический…. Только ты со своими подругами можешь деньги на ветер пускать.
— Не знаешь, и не говори.
— Кто производитель? Не наш хоть?
Раиса Максимовна долго разбирала меленькие буковки и, наконец, удивлённо произнесла:
— И вправду, наш.
— Пенза, Нижний, Москва?
— Да нет же, говорю тебе – наш.
— Ты что такая бестолковая…. Подожди, подожди, что, хочешь сказать…?
— Ну да,— перебила его жена,— именно, наш, местный.
Семён Семёнович вытаращился на жену, надувал, надувал щёки и, не выдержав, расхохотался. Долго не мог успокоиться. Наконец, вытер слёзы и сказал:
— Ну, бабы, ну, дуры. Что вам втюхают в рекламе, то и трескаете без разбору. Ты знаешь хоть, что хозяин медпрепаратов в год по два раза у меня лежит, гепатит свой лечит,— снова рассмеялся.
Раиса Максимовна сначала опешила от такой новости, а потом, подумав, заявила:
— А рекламы-то как раз и не видела я никакой, хоть и смотрю постоянно новости. Говорю же тебе – Светка мне про него сказала. У неё там, на заводе, знакомый какой-то работает. Так вот он и рассказал, что лекарство хорошее очень. Сначала они его в порошках выпускали, теперь вот – в капсулах. А ты говоришь…. Хоть бы раз в аптеку зашёл, посмотрел, какие очереди выстраиваются за этим «Гепаром». После бы и ржал.
Семён Семёнович выслушал эту тираду и задумался. Потом взял мобильный телефон, нашёл нужный номер и позвонил. Ответили быстро.
— Виктор Иванович…? Здравствуйте, не разбудил…? Ну и хорошо. Я чего звоню-то – беспокоюсь, долго у меня не показывались…. Как зачем? Покапаться пора, печёнку почистить, витаминчики поколоть…. Как здоров…? Когда сдавали? Почему я не знаю об этом…? Да, да, конечно, обязательно разберусь…. И кто же вас вылечил…? Мы…? А, ну тогда, пожалуйста…. Да, да…. Только если что – к нам, к нам, не запускайте себя. Всего доброго.
Выключив телефон, Семён Семёнович медленно положил его на стол и зачем-то погладил. Потом задумчиво уставился на жену и, покачивая головой, отрешённым голосом стал говорить:
— Что-то здесь не так. Да, что-то не так. Оказывается, это мы его вылечили. Представляешь? Мы вылечили от того, от чего вылечить практически нельзя. Какой-то там тухлый процент не в счёт. А мы вылечили. Темнит Трутнев, ох, темнит. А ты Раечка, значит, утверждаешь, что даже молодеешь от этих пилюль? Впрочем, это заметно – думал, фитнесом занялась, или диету новую освоила. А это, значит, «Гепар»… Гепар-гепар, что же я о тебе ничего не слышал? Ладно, разберёмся.
— Сёма…? Ау?
— Что?— очнулся Семён Семёнович,— А, это ты?
— Да что с тобой? Ты чего там бубнишь про себя?
— Ничего, ничего… Скоро всё прояснится. Узна-аем, откуда этот Гепард Гепардович взялся.
Семён Семёнович погрозил куда-то пальцем и потом даже кулаком потряс.

Зотов снова навестил реанимацию. Прошлой недоверчивости в глазах Нарбекова уже не было. Напротив, он живо поднялся из-за стола, крепко пожал Андрею Петровичу руку и сразу же с восторгом поведал, что у парализованного больного движения в конечностях появились уже к концу недели. А ведь инсульт у него тяжёлый – думали, не выживет. Зотов надел поданный ему халат, и они прошли по отделению. «Достойного» кандидата на «Гепар +» не нашлось, договорились, что Нарбеков в следующий раз попробует препарат при тяжёлом инфаркте.
— Абы кому не могу назначать – дорого для больницы,— пожаловался он,— но при случае закажу ещё, обязательно.
Зотов в свою очередь пообещал похлопотать об удешевлении лекарства.

Однако события стали развиваться неожиданным образом, так что такой разговор пришлось отложить. Трутнева вызвали в министерство.
— И главное,— собираясь, поведал он Андрею Петровичу,— разговаривали в таком тоне, будто я им задолжал что-то,— вздохнул,— придётся внеочередную «благодарность» везти,— развёл руками и отбыл.
Вернувшись, разыскал по селектору Зотова и попросил срочно зайти.
Выглядел он озадаченным.
— Представляешь,— начал сразу, жестом пригласив Андрея Петровича присесть,— мы, оказывается, подводим к банкротству Берёзова.
— А кто это?
— Ну как же – владелец инфекционной больницы. У него за последний год отделения потеряли треть больных.
— А мы здесь при чём,— сделал удивлённое лицо Зотов, хотя прекрасно понимал причину,— пусть изыскивает внутренние резервы, или что там, не знаю, по удешевлению лечения. Народ и подтянется.
— Это всё так. Мне на его неурядицы наплевать и растереть. Но он почему-то заинтересовался нашим лекарством и требует с ним разобраться. А у него там – ткнул пальцем в потолок – своя рука есть.
— И что? Пусть разбираются – на препарат ни одной жалобы не поступало, ценой только недовольны.
— Не всё так просто. Приедут к нам бумаги проверять – лекарство же не зарегистрировано.
— Так у вас же все документы есть, вплоть до разрешения на применение,— удивился Зотов,— вы же сами мне их показывали. «Вот, не напрасно меня что-то тревожило,— подумал про себя,— не зря мне странным показалось, что так легко разрешили запустить лекарство в производство. Что-то теперь будет…».
— Ну ладно, пока ничего страшного,— тут же откликнулся Трутнев, будто услышал внутренний монолог Андрея Петровича,— Сыграем на опережение. Берёзов здесь интригует, а я в Москву слетаю. Там я тоже не последний человек.

«Нет, нужно что-то предпринимать, причём, срочно, если жить хочется,— размышлял Берёзов, получив из министерства отповедь, чтобы не впадал в подозрительность там, где не следует. Мол, препарат на виду, давно в Москве утверждён, о чём все вскоре получат соответствующие уведомления,— Как же я о таком варианте не подумал,— корил он себя,— теперь выходит, что и своего человека в министерстве подставил и помощи лишился. Всё. Надеяться теперь больше не на кого».
Дома поделился новостями с женой. Долго, бегая из угла в угол, и размахивая руками, выкладывал наболевшее и рисовал приближающийся крах, пока вконец не запыхался. Рухнув в кресло, возопил:
— Нутром ведь чую, что препарат липовый! Доказать не могу.
— Липовый, или нет,— резонно возразила жена,— но ведь помогает людям.
— Что тебе за дело до людей?! О себе подумай! Нам же хана приходит, не людям!
И Раиса Максимовна стала думать. До неё всё-таки дошёл смысл сказанного мужем. И она, наконец, представила довольно мрачные перспективы нынешнего благополучия. Посмотрела на упаковку из-под лекарства и поразмышляла вслух:
— Срок годности два года – нужно затариться. И самим хватит, и спекульнуть можно будет.
— Ты что там бредишь?
— Я о деле думаю, только ещё и наперёд смотрю. Мне лекарство это и нравится и подходит – что я буду делать, когда его запретят? Да и тебе нужно подлечиться, причём, срочно – скоро либо с инфарктом сляжешь, либо удар хватит.
— Ты вообще слышишь, о чём я тебе битый час толкую?!— снова раздражился Семён Семёнович,— Никто его запрещать не собирается!
— Так сделай, чтобы запретили! И хватит на меня орать!
— Что значит «сделай»? Я тебе кто – министр здравоохранения?
— Если хочешь, чтобы что-то перестали покупать, или применять,— наставительно стала втолковывать мужу Раиса Максимовна,— нужно это «что-то» дис-кре-ди-тировать. Вот,— домучила она слово и облегчённо выдохнула,— Понял? Подвергни сомнению (с доводами, разумеется) этот «Гепар +», и его выпуск сначала приостановят, а потом и совсем прикрыть могут, от греха. Только доводы должны быть убийственными, чтобы никаких сомнений не вызывали.
— Так, так, так…,— Семён Семёнович чуточку повеселел,— а это – мысль. Умница, умница…,— даже ладошки потёр,— Только бы ещё придумать, как такое осуществить.
И Берёзовы стали думать.

А Трутнев был весь в планах и мечтах.
— А что, Маришка,— делился он ими с женой,— не пора ли нам на регионы выходить, как думаешь? Правда, и здесь спрос ещё велик – еле поспеваем за аптеками, но нужно думать о перспективе. А перспективы у моего лекарства….— и он блаженно закатил глаза.
— Не советовала бы я тебе, Витя. Будь доволен тем, что есть. Ведь, по сути, твой Зотов прав, когда говорит, что работаете вы не совсем законно.
— А бумаги? Все разрешительные документы теперь имеются, разве этого мало?
— Себя-то, зачем обманывать? Знаешь ведь, как получил их.
— Неважно, как. Важно, что лекарство действенное – ни единого нарекания не поступило на него.
— Сплюнь. Сглазишь.

«Ну что за жизнь,— думал, идущий не торопясь домой, Умрихин,— бьёшься, бьёшься, а всё равно – нищий. Как другие живут? Откуда у них такие деньги? Особняки, машины…. Здесь же даже приторговывание дефицитными лекарствами не помогает – едва хватает на приличные сигареты. А жена пилит и пилит – шуба старая, сапоги уже три года ношу, ремонт давно в квартире нужно сделать. Напиться бы, так ведь только на работе и могу себе позволить. Выгонит из дому, или сама уйдёт. Месяц в прошлый раз не возвращалась и дочку даже к телефону не звала. Что за жизнь?».
С таким мрачным настроением поднимался, едва волоча ноги, на свой пятый этаж.
— Анатолий Викторович! Легки на помине!
Остановился посреди лестничного пролёта, поднял голову. Батюшки, с чего бы это – на площадке, растопырив руки, излучая радость неимоверную, стоит Берёзов. Тот самый, кто не просто не взял к себе на работу, но и процедил при этом сквозь зубы, что у него только крупные специалисты работают. А как хотелось в частную клинику попасть – ведь совсем другие деньги получают.
— Ну что вы стоите? Поднимайтесь. Я уже раза два к вашей жене наведывался. Всё жду и жду.
— Зачем?
— Как зачем? Навёл-таки я о вас справки – стоящий вы реаниматолог. А у меня как раз заведующего отделением сейчас нет,— врал Берёзов,— вот о вас и подумал. Да проходите, проходите в квартиру – поговорим.
И он настежь распахнул дверь. А там уже и жена его, красавица — «Как живёт с таким уродом?»,— из комнаты выглядывает, улыбается приветливо. Ну и ну.
Разделся, разулся. Раиса Максимовна уже с тапочками стоит. В комнату пригласила, а там стол накрытый – аж слюнки потекли. Семён Семёнович от бара семенит, брюхом потряхивая. В ручках пухленьких бутылка пузатенькая.
— Как вы насчёт коньячка?— спросил и, не дожидаясь ответа явно потрясённого Умрихина, по стопочкам разлил,— «Наполеон», с заветных времён берегу.
— Как работается?— спросил, когда Анатолий Викторович закусить успел,— Что нового у вас? Может, правда, ко мне перейдёте? Если условия устроят, разумеется?— и назвал такую цифру, что Умрихин чуть не поперхнулся бутербродом с икрой.
Так потихоньку, понемногу и разузнавал его интересующее Семён Семёнович. Умрихин к середине беседы совсем оттаял от мрачных дум. Вырисовывающаяся перспектива, которой порадует жену, позволила выпить чуть больше требуемого, и он охотно делился с гостеприимным хозяином всем, на что мог ответить. Посетовал и на скудную зарплату и на неблагодарных больных, и даже пооткровенничал на предмет сбыта больным лекарств.
— Ну, а как ещё? – все живут, и мне хочется,— Вот лекарство новое появилось – немного правда – так его заведующий к рукам прибрал. Что, думаете, за просто так избранным назначает? Нашли дурака….
— Это что же за лекарство такое?— проявила живой интерес Раиса Максимовна.
— «Гепар +», его мой бывший коллега якобы придумал.
— Ну, надо же. И что, дефицитное оно, лекарство это, раз только заведующему позволено его назначать?
— По правде сказать, в аптеках оно есть. Только дорогое, да и застать не получается – расхватывают мигом. А так, я бы и сам его прикупил.
В таком ключе и протекала беседа любезных хозяев с порядком захмелевшим Анатолием Викторовичем. Наконец, выпили кофе, и Семён Семёнович аккуратно проводил гостя до двери, сказав напоследок, что у него – связи, и он с радостью достанет и выделит Анатолию Викторовичу несколько упаковок этого лекарства.
— Только вы не забудьте, зайдите ко мне послезавтра,— подытожил он и закрыл за гостем дверь.
— Ну что?— спросил жену, вернувшись в комнату.
— Этот хорёк всё сделает.

Слухи о новом лекарстве ширились, и вот им уже заинтересовалась местная пресса – вначале появились сообщения просто о большей эффективности «Гепар +» в сравнении с другими препаратами этой группы. Но когда журналисты докопались до факта выздоровления человека в терминальной стадии печёночной недостаточности, которого даже в частную (за собственные деньги!) инфекционную больницу не взяли, стало понятно, что событие выходит из разряда рядового. Журналисты атаковали Трутнева. Тот сначала радовался нешуточной популярности, но когда любопытство «журналюг» перешло от эмоций до «покажите нам историю создания препарата: кто изобрёл, в какой лаборатории, где и как опробовали», Виктор Иванович стал испытывать беспокойство. Спасли положение бумаги из Москвы, которые подтверждали законность использования лекарства. «А всё остальное есть коммерческая тайна»— итожил свои интервью Трутнев. Но, чувствовал – пора запасаться более надёжными документами.

И тут на фоне возникшего ажиотажа грянул гром – в больнице умер больной. Нужно сказать, что к смертям в стране привыкли настолько, что даже к большим трагедиям с массой жертв люди сначала проявляли просто любопытство, а уж потом начинали сочувствовать родственникам погибших. Научились свечи зажигать да цветы носить к месту трагедии. А тут, подумаешь, – «больной умер». Кого бы заинтересовало это событие, если бы речь не шла о новом лекарстве, которым многие уже стали пользоваться. Журналистам было, где разгуляться, и вся пресса закишела различными слухами, а потом и зловещим: «как стало известно из компетентного медицинского источника». Газеты пошли нарасхват. Даже рейтинг передач местного телевидения впервые вырос – народ припал к экранам. Все остальные проблемы ушли на задний план, обсуждалось только: «В больнице умер пациент после приёма нового лекарства». На какое-то время население переключало своё внимание на очередные платёжки за квартиру, заставлявшие скрипеть зубами, но всё новые порции информации, как наркотик, требовали вернуться к смерти от «Гепар +». «Следите за новостями. Выпуск лекарства приостановлен. Наш корреспондент тесно сотрудничает со следственными органами». И народ «следил», отвлекаясь от злободневных проблем.


«Хоть бы скорее всё закончилось,— волновался Берёзов, уже проклинающий себя за совершённое,— Но кто же знал, что получится так скверно – ведь такую мизерную дозу зарядил. А что вышло».
Дома давила на психику жена:
— Не мог сделать так, чтобы просто осложнение какое-нибудь случилось? Хоть бы посоветовался со специалистами.
— Ты в своём уме,— справедливо оправдывался Семён Семёнович,— разве можно кого-то в такое дело посвящать? И потом, сама же говорила, что доводы должны быть убийственными.
— Это ты на меня намерен всё свалить?!— Раиса Максимовна даже с кресла стала с угрожающим видом приподниматься.
— Да успокойся ты. Ничего я на тебя сваливать не собирался. Да и сваливать, думаю, будет нечего,— сказал, правда, больше для собственного успокоения,— Кто копаться будет во всём этом?
— А если будут?
— И что они найдут? В каждой упаковке только одна отравленная капсула и была.
— А упаковок-то несколько.
— Они у Умрихина – тьфу, дал же бог фамилию – все дома. Я строго велел ему по одной в день носить.
— Ну, ну…. Будем надеяться, что он тебя послушался.

На заводе ждали следователей. Трутнев нервно расхаживал по кабинету, то и дело выглядывая в окно, и в который уже раз допытывался у Зотова:
— Ну как всё-таки такое могло произойти?
И в который уже раз отвечал Зотов, уставший от этого бессмысленного разговора,— Да не знаю я. Уверен только – не наш препарат в этой смерти виноват. Там что-то другое.
— Дай бог, дай бог…. Ну вот, наверное, это они.
Вконец разволновавшийся Трутнев подбежал к столу и стал нервно передвигать разложенные папки с бумагами.
В кабинет вошли пять человек. Один из них, представившись старшим следователем прокуратуры, показал удостоверение, познакомил со спутниками и жестом остановил Трутнева, принявшегося, было, расстёгивать и развязывать приготовленные папки.
— Не торопитесь. Мои сотрудники останутся здесь и всё, не спеша, посмотрят. А мы с господином Зотовым проедемся в больницу – там мои ребята уже заждались, пожалуй. Вы ведь хотели, чтобы ваш представитель участвовал в установлении причины смерти?
Трутнев с готовностью закивал:
— Да, да, нам это крайне важно, потому что….
— Вот и хорошо. Значит, мы поехали,— подытожил следователь и жестом пригласил Зотова на выход. Уже идя по коридору, спросил:
— Ну как всё-таки такое могло произойти, Андрей Петрович?
Тот в ответ рассмеялся.
— Я сказал что-то смешное?
— Нет, нет, извините. Просто точно в такой же постановке мне этот вопрос сегодня задавал Трутнев, раз десять, не меньше. Но и ответ мой не будет отличаться оригинальностью: Я не знаю. Уверен только, что наш препарат здесь не при чём.
— Это хорошо, что Вы уверены, Андрей Петрович.
Услышав второй раз своё имя, Зотов спохватился – он ведь представлялся только по фамилии. «Впрочем, в деле все данные есть»,— догадался. Но следователь эту догадку не подтвердил.
— А мы ведь с вами знакомы, правда, заочно. Точнее, я с вами знаком,— взглянул на Зотова и улыбнулся.
— Простите?
— Вы мою маму вылечили. Степаниду Петровну. Помните такую? Был у неё недавно – привет передавала, будто знала, что свидимся. И собачка ваша тоже привет шлёт.
— Спасибо,— огорошенный этими сведениями поблагодарил Андрей Петрович и некстати, машинально, спросил,— а Аня?
— Что, Аня? А-а…. Нет, привета она не передавала, хотя вспоминает вас часто.
— Нет, нет, я просто имел в виду, как она там?
— Здесь уже она давно, в городе. Кстати, меня зовут Евгений Васильевич.
— Очень приятно.
Когда сели в машину отвлечённый разговор сам по себе прекратился.

В больнице, расположившиеся в кабинете заведующего лечебной частью, или попросту, начмеда, следователи доложили, что препарат «Гепар +» врачами гастроэнтерологического отделения скончавшемуся больному не назначался, что распространял лекарство врач другого отделения в частном порядке и что под описание этого врача подпадают, по словам начмеда, пожалуй, человек шесть. Приметы перечислили, и Андрей Петрович похолодел. Дальше следовал отчёт о проведенных мероприятиях. В том числе, сообщалось, что все проданные другим больным лекарства в количестве трёх упаковок изъяты, что получены данные вскрытия, и что взятые для анализа фрагменты тканей внутренних органов и содержимого желудка будут исследованы в лаборатории судебно-медицинской экспертизы.
Здесь Евгений Васильевич посмотрел на криминалиста.
— Увы,— понял немой вопрос тот,— похоже на банальное отравление,— вздохнул,— это же все пилюли придётся исследовать.
Сочувствия ни от кого не дождался.
Следователь, от которого не укрылось напряжение Зотова, повернулся к нему:
— Вам кого-то напомнили перечисленные приметы? Думаю, нет нужды говорить, что мы всех опросим, и будет лучше, если на это будет затрачено минимум времени. Вы ведь со своим хозяином тоже в этом заинтересованы?
«Со своим хозяином» Андрея Петровича покоробило – мнилось, что они напарники – но требование следователя показалось ему разумным, и он назвал фамилию Умрихина.
— Вот и хорошо. С него и начнём. Проводите меня в реанимационное отделение.
И там много времени затрачено не было. Старшая сестра показала накладные и требуемое лекарство – всё в наличие. Врачей собрали в ординаторской. Евгений Васильевич попросил всех ознакомить его с содержимым персональных сейфов. Открыли. Все были хоть и заинтригованы, но спокойны. Только бледнел лицом у стены Умрихин – кажется, лафа накрывается, ещё и накажут за спекуляцию.
— Чьё это?— спросил следователь, извлекши из его сейфа несколько упаковок «Гепар +».
— Моё,— откачнулся Умрихин от стены.
— Кто вам его выдал?
— Никто. В аптеке купил.
— В какой?
— Номера не знаю, она расположена…— и Умрихин назвал адрес.
Следователь записал. Умрихин постепенно приобрёл серый цвет лица, потом немного успокоился: «Всех, что ли, посетителей в тех аптеках помнят». Но следующая фраза следователя вновь ввела в уныние:
— Лекарства я изымаю,— что-то написал на листе бумаги и предложил Умрихину расписаться,— вот здесь,— показал пальцем и добавил,— с этой повесткой придёте завтра ко мне в прокуратуру.
Попрощался и, захватив с собой Зотова, вышел.