НОВОЕ ЛЕКАРСТВО (часть вторая)

Было бы неверным сказать, что свою бывшую работу Зотов не любил. Но прошло время, когда он, искренне радуясь удачной реанимации, не думал о том, что будет со спасённым человеком дальше. Одно дело, «вытащить» пострадавшего от травмы, имея надежду, что тот в дальнейшем будет жить полноценной жизнью, и совсем другое, когда удаётся вернуть с того света (надолго ли?) больного, умиравшего от какого-то тяжёлого заболевания.

Впервые он задумался над этим, когда хорошая знакомая чуть в ногах не валялась, умоляя всех и вся спасти её Женечку, страдавшего сахарным диабетом и привезённого в больницу в состоянии глубокой комы. Спасли, конечно. Зотов первые сутки почти не отходил от его постели и вздохнул облегчённо, только когда больной открыл глаза и осмысленно посмотрел Андрею Петровичу в лицо.

Дня через три-четыре его перевели в отделение эндокринологии, откуда затем и выписали домой. А потом, через разные промежутки времени, он поступал снова и снова, и так продолжалось три с половиной года, пока не отказали, совсем переставшие функционировать, почки. «А стоило ли его в тот раз спасать,— подумал тогда Зотов,— для чего? Что бы раз за разом продлевать мучения? Сколько после этого он ложился в хирургию – то гнойники вскрывали, то гангренозный палец на ноге ампутировали, а потом и саму ногу выше колена; и конца этому не было видно. И это — лечение? Да что мы вообще умеем? — Ну, это уж ты чересчур, — осаживал сам себя, — Как это, ничего не умеем? Микрохирургия на какой уровень вышла — ампутированные конечности уже приживляем. А пересадки органов? Раньше разве такое было возможно? — Ну да, ну да, — усмехался скептически в ответ – именно так; но в погоне за новыми технологиями мы совсем разучились лечить – чем больше появляется специализированных центров, тем больше становится для них работы. — А ты как хотел? — Я хотел бы, что бы таких операций и таких центров было как можно меньше. — Но ведь уже сейчас туда нескончаемые очереди. А сколько больных умирает, не дождавшись госпитализации. — Вот я и хочу, чтобы таких очередей не было вовсе. — Но тогда люди не должны болеть, а это – нонсенс. — Пока нонсенс».

Такие внутренние диалоги повторялись всё чаще, а Зотов никак не решался принять окончательное решение. До очередного случая.
Обезумевшая от горя женщина металась по их ординаторской и требовала, требовала ещё что-нибудь сделать для спасения единственной дочери. Но что они могли? Пересаженная, казалось так удачно, почка не прижилась, и шестнадцатилетняя девочка умирала. Она ещё надеялась на поступление нового донорского органа и старалась держаться, но уже с трудом переносила сеансы гемодиализа. Появление точечных кровоизлияний на бледной коже и результаты анализов говорили, что развязка приближается неумолимо.

Врачи были бессильны, и это угнетало их ничуть не меньше, чем истерика матери. Когда же с трудом, пришедшую в себя, женщину удалось отправить домой, Зотов — после первой же рюмки коньяка — объявил коллегам о своём уходе.

— Шутишь,— вяло отреагировал Нарбеков – заведующий отделением, сразу разливая дрожащими от пережитого волнения руками, по второй,— кому-кому, а уж тебе давно пора к таким стрессам привыкнуть. Не первый год замужем.
— Неужели есть места, где больше платят?— заинтересовался Умрихин и вопросительно посмотрел на заведующего,— Я в этом что-то очень сомневаюсь. А как вы, Фаиль Юрьевич?
Но заведующий вопрос Умрихина проигнорировал и молча смотрел на Зотова карими, маслянистыми, чуть навыкате глазами.
Зотов сидел на подоконнике и, глубоко затягиваясь, выпускал дым в открытую форточку, неудобно поворачивая голову. Наконец, сплющив фильтр догоревшей сигареты в пепельнице, ответил:
— Так, как мы работаем, работать нельзя.
— А мы-то здесь при чём?— искренне удивился Умрихин, и его остренькое личико ещё больше вытянулось по направлению к носу,— мы, что ли, почку подбирали, да пришивали? Пусть у хирургов душа болит. А мы сделали всё, что нужно.
— Так ты что, действительно из-за этого случая собрался уходить?— с недоумением спросил заведующий и подвинул в сторону Зотова наполненную рюмку.

Кто бы, что бы ни говорил, а небольшая доза алкоголя стресс снимает, и это может подтвердить вам каждый хирург, каждый анестезиолог-реаниматолог, которым переживать такое состояние приходится, хорошо, если не два-три раза за день. Представьте только — где-то в глубине операционной раны слетает с сосуда зажим, и кровь стремительно заполняет этот своеобразный колодец. Что может чувствовать хирург, понимающий, что ещё чуть-чуть и — конец? А она набегает так быстро, что отсос не справляется; ассистент, осушающий операционное поле салфетками и тампонами, не успевает убирать намокшие — кровь тут же быстро прячет пересечённый сосуд. И нужно в долю секунды исхитриться точным движением пережать его, уловив подходящий момент. Но и после этого ничего не заканчивается, ведь вся операция ещё впереди; и лишь выйдя из операционной можно немного вздохнуть свободнее.

А анестезиолог? Что он испытывает, видя, как бледнеет истекающий кровью больной, как, сначала постепенно, а потом всё быстрее падает давление, как начинают расширяться зрачки, говорящие, что уже не хватает мозгу кислорода. И не потому, что недостаточно его подаётся из наркозного аппарата, просто остаётся всё меньше эритроцитов, доставляющих его. А уж если страдает мозг, который вместе с сердцем забирает себе кислород в первую очередь, что можно говорить об остальных органах. Чуть неправильно или недостаточно быстро сработаешь, и откажут — самые чувствительные к кислородному голоданию — почки. Что делать? Правильно — нужно замещать кровь. А если переливать её приходится в большом количестве? Кровь-то от разных доноров, значит, разная, несмотря на то, что одной группы и одного резус-фактора. Чуть недоглядишь, наступит состояние, когда она перестаёт сворачиваться и тогда происходит самое страшное — кровоточат все ткани. И возможность такой ситуации нужно иметь в виду, развитие её своевременно уловить и тут же начинать исправлять, беря всю ответственность на себя, и стараясь в секунду сообразить, когда, где и какую ошибку ты совершил. А ведь описанное — лишь малая толика того, что мгновенно прокручивает в голове анестезиолог.
Главное здесь для обоих специалистов — не поддаться внутренней панике, помнить, что только им, самим, сообща можно избежать непоправимого.

И людей таких профессий вынуждают работать чуть ли не на две ставки — иначе семью не прокормить. Кто-то и не выдерживает нагрузок. Одни зарабатывают инфаркты и инсульты, другие, начиная снимать стресс алкоголем, привыкают использовать его и при бытовых неурядицах, что в конечном итоге делает их неспособными заниматься этой проклятой, но уже въевшейся в кровь работой. Так что, в общем, счастливы те из хирургов и реаниматологов, кто доживает до пенсии.

Умрихин живо поднялся с дивана за своей порцией и, вернувшись на место, благоговейно потянул носом запах армянского коньяка.
Зотов, наклонившись, взял рюмку и задумчиво крутил её в руке.
— Нет, не из-за этого,— наконец ответил он,— просто девочка – это последняя капля. Вам никогда не казалось, что почти всё, что мы делаем, бесполезно?— спросил после небольшой паузы.
— Подожди, подожди...— заведующий даже головой потряс,— что значит «бесполезно»? Такие вещи, как с этой девочкой, случаются не только у нас, но ещё никто не ставил под сомнение необходимость самой нашей работы. Мы же людей спасаем,— закончил он, выделив голосом «спасаем», и даже палец приподнял.
— Да не спасать нужно (хотя и это тоже), а не доводить дело до того, чтобы приходилось органы пересаживать. Почему несчастная девочка попала на операционный стол? А? С банального пиелонефрита началось. А чем закончилось?

— Так это претензии к нефрологам,— отозвался Умрихин,— лечили плохо.
— «Пришили плохо, лечили плохо» — тебе бы только другим претензии предъявлять,— рассердился Зотов,— а сам чем бы лечил? Теми же антибиотиками, благо, их теперь — на любой вкус. Вот только здоровья от этого не прибывает, скорее, наоборот.
— Ну, хорошо, уйдёшь в другую клинику, и что? Ведь и там ты будешь лечить тем же самым,— сказал заведующий.
— Я разве сказал, что в другую больницу ухожу? Я вообще лечебную работу оставлю.
— Ка-ак?— изумлённо протянул Умрихин,— А что ты кроме этого умеешь делать?
— Действительно,— поддержал заведующий,— чем же ты заниматься будешь?
— Пока не знаю. Видно будет,— чуть замявшись, ответил Зотов.

На самом деле он уже тогда знал, чем будет заниматься, так как свои опыты с крысами втайне ото всех проводил давно, правда, ещё слабо представляя, чем это всё закончится. Но, хотя он перетаскал горы шоколада лаборанткам и вконец измучил своего товарища с кафедры фармакологии, дело продвигалось медленно, так как основное время занимала, конечно же, работа.