Волк-воспитатель

В этом рассказе есть не литературные выражения.





Волк-воспитатель



Был в наших местах охотник, звали его Степан Максимович. И надо вам сказать, что не смотря на всю свою любовь к охоте, да и опыт немалый (почитай сорок лет с ружьем не расставался), Степан Максимович был этаким барагозой охотничьим. Бумаги всякие презирал, за все свои сорок лет охоты даже бесплатных путёвок на зайчика никогда не получал, да и, честно говоря, никто толком сказать не мог, был ли у него охотничий билет. И с разрешением на оружие сложный был вопрос.

Прежний участковый Пал Палыч его не трогал, а нынешний, молодой и строптивый лейтенант, с хитрой и не нашей фамилией Живогляд, видно, решил порядок навести и нагрянул как-то к Степану Максимовичу в дом с проверкой. Да, видно, не к сроку нагрянул, так как ушёл от старика злым по-собачьи да с пустыми руками.

Лично я думаю, что разрешение у Степана Максимовича все-таки было (как-то ж он покупал порох, дробь, гильзы для своего шестнадчика), только послал он молодого и рьяного лейтенанта куда подальше, такие, видать, дела были.

Ну, как бы там ни было, именно с того дня и началась история, о которой я хочу рассказать.

Степан Максимович в лес ходил чаще всего один, однако никогда не отказывал всем добрым людям в дельных советах. Добывал животных строго по правилам, установленным ещё прадедами, не бил лосиных маток, телков, не стрелял птиц на току и на тяге (хотя это скорее принцип, чем правило). Никогда не стрелял больше, чем нужно, мясо не продавал, но всегда делился, особенно с теми, в чьей семье не было достатка.

Короче, был правильным, но по-нашенским законам один черт – браконьер, вот так иногда бывает – противоречия жизни. Вот то противоречие, видно, и дёрнуло обиженку Живогляда. «Мстю» затеял: отловить Степана Максимовича на незаконной охоте или чё там ещё придумал.

В тот год снег выпал рано, в октябре, ещё до Покрова, ну и ясно, что Степан Максимович утречком – на лыжи и ходу в лес, да и лайку, Белку свою, значит, взял.

Живогляд-то миг тот проспал. Кинулся было в лес догонять по следу, но куда там, позёмка замела следы. Делать нечего, лейтенант надумал вертаться назад и засаду обустроить где-нибудь у деревни, а ещё лучше – у дома охотника.

Но вот беда, следы-то его тоже позёмка замела. Мы с мужиками, когда до этого места в рассказе доходим, всегда удивляемся. Зачем он в лес побег? Это не его вообще работа. Егеря и те за браконьерами по лесу не бегают. Сядут в узком месте и ждут голубчиков с мясом. Но, видно, этому-то очень хотелось за обиду отомстить, вот и ломанулся «в воду, не зная броду».

Ну, суть да дело, а Живогляд заблудился. День был серенький, снежок меленький. Пробежит ветер порывом по лесу, бросит в лицо колючки холодные, не обрадуешься. А места у нас блудливые, вот и ходил лейтенант весь день от ёлки к ёлке, от горки к горке и караул кричал, а что толку, кто услышит? Ведь он же в Матрёнин лог забрался, а там та ещё глушь.

Уж ближе к вечеру на следок он вышел, вроде как – собачий. Ну, думает, повезло, собаки-то завсегда у домов живут, вот пойду по следу, да до жилья и выйду. А оно-то ведь не так, след-то волчий был. В наших местах волка мало, если и есть, то проходящий, шалопутный, вот и этот матерый волчище был не местный и, видно, битый, настрадался от охотников, потому как, почуяв человека, сделал круг, да и лёг на свой след в засаду.

Ну, а лейтенант, тюхтя, в ту засаду и пришёл. Как уж там, чё было, один Бог знает. Живогляд говорит, что сначала волк показался ему, а когда прыгнул, то, дескать, поскользнулся и в броске ошибся. Мужики этому верят, только судачат: «Волк, видать, грамотный был, сначала показался, напугал участкового нашего, потому как без го..на человек вкусней, да видать не знал, что в некоторых ментах га-на стока, что ступить нельзя, чтоб не вляпаться. Вот и поскользнулся».

Однако и проворства у Живогляда оказалось много: пока волк разворачивался, отряхивая лапы, участковый уже на березу успел взобраться. Ну, а то, что было дальше, уже Степан Максимович нам поведал.

– Иду, – говорит, – через Матрёнин лог. Вижу след, человек прошёл, потом смотрю: волчий след свежий. Что-то аж в груди зажгло, думаю, как бы беды не было, ну, я по следу. Белка хвост поджала и ко мне жмётся, понятно дело, напугалась собачка, волк не лось, лаем не остановишь. Уж почти стемнело. Гляжу, что за чудо из чудес: в самом логу, у каменька, такая сухая берёза есть, а на ей, есть как есть, наш участковый восседает, а под берёзой серый скачет, вроде как игра у них. Матёрый прыгнет, зубами клац, участковый в ответ так жалостливо вскрикнет «мама!», и на сухину выше лезет. Вижу, дело совсем плохо, сухина вот-вот сломается. Ружье поднял, нацелился. А тут берёза треснула, и Живогляд со всей дури прям на волка падает. А мне как стрелять? Я в воздух. Серый вскинулся, на меня посмотрел, и в лес припустил. Я бегом к участковому. Тот, как петрушка, на пятой точке сидит, сам бледный, глаза выпучил. Я ему:

– Ляксей, жив ли?

А он мне:

– Я уже на небе? Он меня уже съел?

– Да нет, – говорю, – живой покамест.

Он тут в рёв.

– Ты прости, – говорит, – меня, Степан Максимович, я ведь тебя выслеживать в лес пошёл, а ты меня спас выходит.

– Спас аль не спас – это потом видно будет. Ежели ты в лесу помима дерьма и мозги растряс, то лучше тут с волками оставайся, а если чему тебя серый научил, тогда айда до дому.

Надо сказать, что участковый после того поправился. Лишнего больше никому не навешивал, ко всему старался с разумом подойти. К Степану Максимовичу часто за советом обращался, а перед отъездом в область на новую должность ружьё ему подарил в благодарность за спасение и науку. Говорят, теперь большой начальник, и по справедливости службу правит.

Вот мы с мужиками и кумекаем: кого б из начальства нынешнего в лес к серому в гости сводить, дерьмо лишнее повытрясти, может жить легче простым людям будет?



14.10.2009. Александр Л.