Что наша жизнь... Тюрьма? (из цикла рассказов "Инспектор")

- Доброе утро, гражданин начальник, - приветствует зэк, ожесточённо ковыряющий лопатой ледяную корку на ступеньках КПП-люди.
- Доброе, - хмуро отзываюсь я, осторожно пробираясь по наледи к следующей калитке.
По пути в дежурку, приходится услышать ещё добрый десяток приветствий от дворников, баландёров, работяг, снующих по своим делам в жилой зоне колонии. Я плохо выспался, и вдобавок едва не опоздал на работу, потому что вместо положенных семи часов утра проснулся без четверти восемь, и то, благодаря Лане. Всё-таки не стоит пить перед сменой столько пива. Во всяком случае, не злоупотреблять. А теперь вот получай расплату за содеянное.
В дежурку, из новой, заступающей смены, я вхожу последний. Торопливо здороваюсь с парнями, для которых весь этот бедлам уже закончился, расписываюсь в необходимых документах, журналах и получаю спецсредства. Палку на бок, наручники в кобуру, газовый баллончик в карман бушлата. У-ф-ф-ффф! Теперь можно не спеша покурить, но успеваю сделать только пару затяжек.
- Евгений, - окликает Саныч, наш оперативный дежурный. – Выйди на плац, наведи порядок.
Он смотрит в окно и недовольно хмурит брови.
- Что-то слишком много их там разбегалось.
Я с сожалением смотрю на свою сигарету. Она почти целая и выкидывать её, конечно, жалко. Но раз дежурный сказал, то надо идти и делать – с майором не поспоришь.
А на плацу, действительно, полная анархия. Осужденные перемещаются во всех мыслимых направлениях, и, поди, знай, кто из них по делу куда пошёл, а кто просто так, чтобы скоротать время до обеда. Останавливаю первого встречного.
- Куда идёшь?
Зэк смотрит куда-то сквозь меня и, кажется, просто пропустил вопрос мимо ушей. Приходится повторять.
- Любезный, ау-у!!! Куда идёшь, спрашиваю?
Дальше начинается обычная в таких случаях игра в дурака.
- Домой иду, - отвечает он и улыбается, обнажая осколки бывших зубов.
Я смотрю на бирку, нашитую на его телогрейку. На ней под фамилией и инициалами значится номер отряда. Этот из шестого, но движется абсолютно в другую сторону.
- Заблудился? – с деланным сочувствием спрашиваю я. – Воротничок-то опусти, а то я тебе его сам сломаю.
Зэк нехотя опускает воротник и застёгивает верхнюю пуговицу. Напоминаю ему:
- Шестой отряд в другой стороне.
- Я теперь в двенадцатом. Только вчера списали, поэтому бирку не успел переделать.
Врёт гад, конечно! Но врёт грамотно, сразу не подкопаешься. Врезать бы ему дубинкой по башке, чтоб маму потерял!
- А где был? – Я пытаюсь загнать его в тупик.
- В санчасть ходил, таблетку от зуба брал, - так же, не моргнув и глазом брешет зэк.
Ладно, этого отпустим. На всякий случай записываю его фамилию в блокнот. В конце концов, свою локалку он покинул без разрешения, а это уже косяк с его стороны, пахнущий вполне ощутимым выговором с занесением в личное дело. И хотя этому тёртому урке по большому счёту плевать на все выговоры, они, в конечном итоге могут существенно повлиять на условно-досрочное или свиданку. Уж это я наверняка знаю. И урке это тоже очень хорошо известно.
- Не записывай, начальник, - угрюмо насупившись, просит он. – Тебе оно надо?
Надо, ещё как надо! И не хмурь, упырь, брови, не сопи паровозом… Меня этим уже не напугаешь. Кладу блокнот обратно во внутренний карман.
- Всё, давай прощаться! – Мой интерес к нему пропадает, но настырный урка продолжает ныть.
- Начальник, давай договоримся?
- Не договоримся, - отрезаю я. – Всё давай домой!
Слышу как он, матюкнувшись, плюёт на плац и уходит.
- Эх, мля… Что наша жизнь? Тюрьма! – доносится до меня его голос.
Не спеша обхожу все локалки и закрываю распахнутые настежь калитки. Дальше снова по плацу. Десятки зэков, десятки отговорок, десятки отметок в блокноте.
- Куда?
- В школу.
- Иди, я проверю зайду. А ты куда?
- В санчасть, начальник. Меня вызывали.
- Давай топай, я смотрю.
- Куда направился?
- В промзону, на работу.
Связываюсь с промкой по рации, уточняю его фамилию. Да, такой действительно работает сварщиком.
- Иди, трудись. Еще раз опоздаешь на развод – пойдёшь на рапорт. Там тебя быстро покрестят…
Через час полчаса на плацу практически ни души. Лишь дворники да пара осужденных из СДП (Секции Дисциплины и Порядка) немного портят внешний вид. Но тут ничего не поделать – дворники должны чистить плац, а СДПэшники пасутся возле штаба в ожидании очередного мелкого поручения от администрации – кого-то найти, куда-то сходить, что-нибудь принести. Планктон по сути, но польза от них ощутимая. Среди остальных уркаганов их называют «красными» и сильно недолюбливают, но всегда найдутся те, кто охотно встанет под знамя СДП, чтобы иметь свои поблажки от дежурной смены и начальства зоны. Мне они всегда напоминают собаку, постоянно ожидающую подачку с хозяйского стола. А раз собака, то будь с ней аккуратнее – может и укусить. СДПэшник тоже зэк. Не верь, не бойся, не проси… Такие дела вот.

***

И всё-таки недосыпание очень отрицательно сказывается на качестве работы. Я хмур и зол. Раздражает абсолютно всё – случайно попавшийся на глаза осужденный, остывший чай, телефон в дежурке, не смолкающий ни на минуту, заедающие кнопки на пульте управления. То, что вчера вызывало улыбку, сегодня вызывает желание кого-нибудь убить. Человеческая психика, равно как и пути Господни, действительно неисповедимы.
В который раз даю себе слово, что утром после смены приеду домой и обязательно лягу отсыпаться. Никакого алкоголя, никакой музыки, никаких книг. Тупо поставлю телефон на беззвучный режим и потеряюсь в лабиринтах сновидений. Мир должен потерять меня хотя бы на несколько часов. А можно уехать к Лане… А что? Принять ванну, попить её фирменного чая с травами и провалиться в глубокий оздоровительный сон. Хотя нет, это не вариант. Лана создание хотя и симпатичное, но крайне избалованное, капризное, эгоистичное и непоседливое. Если ей одной вдруг станет скучно, то пропал мой сон. К тому же завтра выходной, а значит ближе к обеду к ней начнут приходить многочисленные подруги, подружки, подружайки и просто «хорошие» знакомые, которые своим гвалтом могут убить не только сладко спящего инспектора УИС, но и всё живое в радиусе ста метров. Кроме самих себя, конечно.
Сколько раз уже по этому поводу между мной и Ланой вспыхивали ссоры, несущие, как правило, стихийный и мятежный характер. Сколько раз я обещал ей, что больше мы не встретимся… Проходило время, мы созванивались, мирились, договаривались о встрече и снова клялись друг другу в вечной и негасимой, и буквально через неделю взрывали всё заново отстроенное, с присущей событию помпой и фейерверками. Так и жили, воюя с переменным успехом сторон, не в силах расстаться навсегда и не находя тех же сил на то, чтобы остаться навсегда вместе. Соседи за стеной плакали и завидовали.

***

- Сто третий сорок девятому! – проверещала стационарная радиостанция в дежурке, проглотив половину согласных. Я же в реальности эфира услышал только:
- …то ..е.ий орок му!
Но опыт, как и талант, не пропьёшь. Мозг, опираясь на полученные данные, заполнил нужные пробелы, и в результате я всё же понял, что хотел донести эфемерный «сорок девятый» нашему реально существующему «сто третьему». Саныч хватает свою рацию.
- На связи сто третий!
- …ходи ..рез .ять ..нут! (Подходи через пять минут!)
- Понял тебя! – Саныч суёт рацию в карман и смотрит на тех, кто находится в дежурке. – Ну, кто со мной добровольцем этап встречать?
Решаю для себя, что пойду с ним. Встреча этапников занятие долгое и муторное, но всё же лучше, чем сидеть в прокуренной дежурке, безуспешно пытаясь бороться с похмельным, чёрт бы его побрал, синдромом. Поэтому…
- Саныч, я пойду.
- Я верил в тебя, Евген, - улыбается дежурный и начинает собирать документы на этапируемых.
- А то… Могу.

***

Беспечно брошенное « А то…» обернулось для меня часовым ожиданием у ворот КПП. Этапников прибыло ни много ни мало пятнадцать человек. Саныч встречал их у автозака, проверял документы, проводил через КПП и передавал на моё попечение. Я же уводил их по трое в ШИЗО и сдавал там дежурному по изолятору. Почти треть из них оказалась нашими. Так называемые «возвратники». Кто-то лечился в ЛИУ, кто-то был на суде, кто-то просто никому не нужен, вот и футболят его из колонии в колонию по всей области.
Встреча этапа для зэков всегда событие. Вот и сейчас, едва заметив вновь прибывших, из окон отрядов понеслись крики-вопросы.
- Откуда этап? – надрывается чья-то «шестёрка» из третьего.
- Этап откуда? – почти в один голос осведомляются из седьмого и шестого.
В ответ несутся номера колоний, следственных изоляторов, тюрем. Представлена практически вся область. Некоторые, ещё в гражданской, вольной одежде – значит только-только со скамьи подсудимых. Что ж, добро пожаловать…
После того, как все осужденные благополучно перекочевали в ШИЗО, или попросту говоря под «крышу», начинается самое изнуряющее занятие – полный личный обыск. Зэки измотаны дорогой, издёрганы, их нервы взвинчены до предела. И желание у них только одно – чифирнуть, покурить и завалиться на шконку, но порядок есть порядок.
Распределяем, кто и что будет делать. Мне досталась самая халявная обязанность – заполнять карточки по личным изъятым вещам и снимать на видеокамеру. Процедура знакомая… Здоровенный, похожий на медведя Вадим, привёт первую тройку осужденных.
- Раздеваемся до трусов, вещи кладём на стол! – командует Сашка, дежурный по СУОН (помещение Строгих Условий Отбывания Наказания).
- Чё за стриптиз, начальник? Сколько шмонать можно?
Саня тёртый калач, его нахрапом не взять.
- Раздеваемся, я сказал. Или помочь кому-нибудь?
Зэки начинают раздеваться. Вся одежда тщательно просматривается и прощупывается. Каждый сантиметр, каждый шов, каждая складка. Я включаю видеокамеру и подхожу к первому осужденному. Он с интересом смотрит на камеру.
- Чё, кино снимать будешь?
- Ага, - отвечаю в тон ему. – Эротическую картину « Двадцать лет не срок»…
Зэки смеются. Продолжая снимать, начинаю задавать стандартные вопросы:
- Фамилия, имя, отчество?
- …
- Дата и место рождения? Статья? Начало – конец срока?
- …
- Правым боком стань… Левым… Спиной… Лицом. Жалобы к действиям сотрудников администрации имеются? Одевайся!
Так же тщательно досматривается содержимое сумок. Чего только там нет… Просто остров сокровищ какой-то, свалка ненужных вещей. Зэк существо запасливое и хозяйственное, поэтому собирает себе в карманы, тумбочки и сумки абсолютно всё, что, по его мнению, может когда-нибудь пригодиться в суровой лагерной жизни. Он аккуратно свернет и уберёт фантик от конфеты, спрячет подальше от шмона сломанную молнию или кусочек разбитого зеркала, кусок бечевки, колесико от зажигалки и прочую дребедень. Просто так. На чёрный день. А вдруг пригодится? Плюшкины да и только…
Приём этапа длится почти два часа. К концу обыска все измотаны, психованы и голодны. В самом деле, попробуйте отобрать у зэка запрещенную тряпку или особо дорогую ему вещицу. Знаете что получится? А я знаю. Вцепится, чуть ли не зубами, поднимет истерику, запугает жалобными докладными на неправомерные действия, будет давить на жалость, угрожать, но просто так, ни за что не отдаст. Поэтому кровь они умеют сворачивать похлеще любого психопата. А когда их пятнадцать человек?
Закуриваем. Тишина. Покой.
- Большое дело сегодня сделали, - замечает Вадим. – Давненько к нам по столько не привозили.
Неожиданно в дверном проёме возникает приземистая фигура оперативного дежурного. Как по команде поворачиваем головы в его сторону.
- Парни, двое со мной. Ещё десять человек этапа!
У нас почти истерика от внезапно напавшего приступа смеха. Саныч с недоумением смотрит на нас, как на больных, и бочком – бочком выходит обратно в коридор.
- Твою мать, как же я люблю свою работу, - выдыхает из себя вместе с табачным дымом Серега.
- Что-о-о на-а-аш-а-а жи-и-изнь… Тюрьма!!! – громко поёт Вадим.
Где-то я сегодня это уже слышал. Или может, путаю чего?