НекроФОБИЯ

«Некрофобия».
(рассказ)

I.

- Эй-эй, вьюношь, ты чего зеленеешь?.. Возьми-ка там, в шкафу нашатырь, - говорящий скосил глаза на долговязого худосочного парня, - Слушай, давай я тебя хлорофиллом буду называть, а ? «Любящий зелень»...Красивое имя, почти греческое: Эсхил,.. Хлорофилл.
- Меня Антоном зовут, - с трудом сглатывая комок в горле, но, не отводя глаз, сказал парень. Лицо его и впрямь было бледным и от голубого кафеля на стенах отливало зеленью.
-А-а, ..тоже ничего. Меня – Михаилом, можно Мишей,.. – санитар уже заканчивал работу и поливал из шланга мраморный стол и то, что на нем лежало. Брызги прозрачной и холодной воды рассыпались в разные стороны, оседая на клеенчатом фартуке и на кафельном полу.
- Впечатляет? – кивая на лежащий перед ним труп, спросил санитар. – Ничего привыкнешь и поймешь вскорости, что это самое мирное и несуетное место.
-Морг, что ли? – постепенно приходя в себя, спросил Антон.
-А хоть бы и морг, - продолжал санитар, -ни суеты, ни человеческих страстей, ни гордынь, ни разочарований. «Для особы, которая, сэр, была женщиной, ныне же, царствие ей небесное, преставилась.»
Антон все еще боролся с тошнотой, но все же проявил вялый интерес к последней фразе:
- Морг и труп, - это логично. Санитар и Шекспир – нет.
- Ах, Антон! Вы молоды и полны предрассудков и заблуждений. – Миша закрутил кран и начал снимать фартук, который издавал какой-то шаркающий звук. Он неспешно подошел к окну, и яркий уличный свет засветился в его стриженных седых волосах. Длинный мясистый нос и полные губы, прикрываемые короткой черной щетиной, придавали ему сходство с Ринго Старом и карикатурным автопортретом Тулуз-Лотрека.
- Вы по молодости лет еще находитесь в плену стереотипов. – продолжал балагурить санитар, - вы полагаете, что санитар в морге не может знать Гамлета? Напрасно!
Он порывисто, почти театрально вернулся к столу и, склонив голову над телом на мраморном столе, продекламировал:

«Разом поблекла листва
На деревьях сяра в час успенья-
Неотвратимо грядет
Увяданье, сменяя цветение.
Так же недолог был век
Закосневших во зле и гордыне –
Снам быстротечных ночей
Уподобились многие ныне.»

- А? Каково? Все в точку! Японцы определенно знали толк в жизни!
Антон несколько озадаченно наблюдал за санитаром. Потом неуверенно спросил:
-Михаил, а вам не кажется,...что это как-то неудобно...
-Что неудобно? – удивленно переспросил тот. – Работать здесь?
- Да нет, стихи вот декламировать,.. разговаривать громко...
- Вьюношь, - санитар покровительственно приобнял Антона за плечи, - моя жена умерла пять лет назад, дочь с зятем и внучкой уже два года как уехали в землю обетованную. Моя врачебная практика давно закончилась, я – пенсионер. Ни семьи, ни живых друзей! Что может быть лучше для пожилого человека, чтобы достойно провести старость? Взгляни, – он обвел рукой просторный секционный зал, где на столах лежали колоды затвердевших тел, - в их окружении я острее ощущаю жизнь, только с ними я понимаю слова Экклезиаста, только в беседах с ними я спокойно представляю себя «...горстка ветром влекомого праха!»...Не волнуйся, я руки уже помыл.
Последняя фраза относилась к робким попыткам Антона освободится от лежащей на его плече руки санитара.
- Ну ладно, - Миша перешел на деловой тон, - Ты, Антон, вливаешься в могучие ряды тружеников нашего лечучреждения на...На сколько товарищ вливается?
- Да я думаю, на все лето, - Антон наморщил лоб, вспоминая, «откуда же эта цитата?»
- На все лето! Превосходно! Ну пойдем, покажу тебе наши владения, – и Миша по-хозяйски стал водить Антона по залу, показывать подсобки, шкафы с инструментами, холодильники для препаратов.
На стеклянных полках лежали длинные с зеркальным блеском ножи с массивными рукоятями, короткие и увесистые пикоподобные клинки, мелкозубчатые пилы и еще какие-то устрашающие металлические предметы, назначение которых было рассекать, вспарывать, распиливать мертвую плоть...
С легким звоном санитар распахивал перед онемевшим и с расширенными глазами Антоном холодильники, где в круглых широких банках в замутненном растворе угадывалось нечто бесформенное и доводящее до тошноты...
Каждый раз, когда они шли вдоль какого-нибудь мраморного стола, на котором лежало тело со скрещенными и завязанными на запястьях грязным бинтом руками, Антон непроизвольно шел так, чтобы между ним и телом оказывался Михаил. Тот заметил его маневр и ухмыльнулся «Не робей, паря!»
- Ну вот, - он подошел к правой стене зала, к металлической двери лифта – это – надводная часть айсберга. Сейчас мы отправимся вниз.
Открывая громко лязгнувшую дверь, санитар загудел придушенно:

«Земную жизнь, пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины...»

Они вступили на длинную и довольно просторную платформу подъемника. Тусклая лампа в потолке высветила бетонные стены по обе стороны платформы и металлическую с облупившейся серой краской каталку. В изголовье ее была брошена смятая с желтыми пятнами простынь. Лифт дернуло, и стены медленно поползли вверх. Потянуло холодом.
- Чего молчишь? Не бери пример с покойников, они молчат, потому что им это все уже не интересно. Давай рассказывай, чего тебя занесло сюда? Хотя нет! Дай угадаю... Подзаработать хочешь, точно? Угадал? Да?
Антон пожал плечами, мол, ну да. Почему бы и нет?
-И еще! – санитар торжествующе улыбнулся, словно карточный фокусник, готовый продемонстрировать свой коронный номер, - у тебя некрофобия! И ты решил «клин клином вышибить». Угадал? Точно? Да?
Антон, как ни был подавлен экскурсией и предстоящим зрелищем, удивился догадке и в знак подтверждения кивнул.
-Вообще-то я учусь в аспирантуре на археологическом, - он потрогал медленно совсем близко проплывающие шершавые и влажные стены шахты. – у меня в августе «полевая» работа на захоронениях. А я не очень-то привычен к этому...Сами понимаете, не хочется шлепнуться в обморок в шурфе. А там бывают очень даже неприятные... находки.
-Ничего, паря, - Миша похлопал его по плечу, - пообвыкнешь, сроднишься, можно сказать, и будет тебе сам черт не брат!
Лифт резко остановился, гулко ударившись о бетонное покрытие пола.
Михаил завозился с дверью, тихо ругаясь и безуспешно дергая старую ручку вверх-вниз, вверх-вниз. Чертыхнувшись, он со злостью пнул заклинившую дверь.
-Дайте-ка я , - пододвинул его Антон. Он достал из карман скрепку, разогнул ее и стал колдовать над замком. Скрепка издавала царапающие звуки, потом что-то щелкнуло, и дверь, дрогнув, приоткрылась.

Неяркие, отливающие красным, лампы освещали обширный подвал с низким потолком. Все пространство занимали квадратные размером с небольшой бассейн резервуары с выложенными светлым кафелем невысокими бортиками. Всего их было девять, по три вдоль каждой из стен. Между резервуарами и по периметру зала для удобства были проложены деревянные мостки. В каждом таком «бассейне» маслянисто переливалась жирная коричневая жидкость.
-Во-о-от, - удовлетворенно протянул Михаил. – это наши запасники.
-Эт-т...как? – опешил Антон.
-Понимаешь, Антоша,- пошел по мосткам его проводник, - Сюда кого везут? В принципе всех, кто скончался у нас в больнице и на кого родственники дают согласие на вскрытие. Понятно? Плюс везут НЛО, другими словами неопознанных, там - с улицы или из приемного покоя. В таких случаях главный врач или опять же судмедэксперт дает распоряжение на вскрытие.
Он прохаживался между резервуарами как экскурсовод в музее.
-Наверху, где мы сейчас были, туда тащат местных. Там им ставят последний и самый полный в их жизни диагноз и отдают на руки родственникам. Сюда же спускают НЛО и, скажем, случайно скончавшихся в нашем городе иногородних. Ну, ты знаешь, «отстали от поезда, сами не местные...» До того как кто-нибудь из желающих забрать тело не объявится, они хранятся здесь: кто на леднике, кто в формалине.
Михаил внезапно включил рубильник. Ослепительный свет залил помещение, и Антон, не сдержавшись, закричал.
В каждом из огромных чанов под тонким слоем коричневой жидкости плавало, переплетясь руками и ногами, множество тел.

II.
(За пятнадцать дней до этого)

- Антон, почему вы сейчас решили об этом заговорить? – врач, миловидная женщина со спокойными и приветливыми глазами, сидела напротив. Стены кабинета были выкрашены светлой теплой краской. Легкие полупрозрачный кремовые шторы смягчали и рассеивали солнечный свет. За плотно закрытым окном день набирал силу, и солнце забралось довольно высоко, подобравшись к макушкам гигантских тополей. Чуть различимо прихрамывая, тикали часы на рабочем столе, который находился чуть поодаль от них и был завален стопками книг и разноцветными бумажными папками
- Я понял, что мне уже не совладать со этими страхами самому, Майя.- ответил Антон.
-Раньше мне казалось, что я в состоянии контролировать их... –он продолжил и снова запнулся, задумавшись,- раньше это были короткие, совсем короткие периоды...какое-то тревожное беспокойство...мне было трудно сосредоточиться, ужасно портилось настроение...
- Вы связывали это с чем-то: может быть неприятность или усталость?
- Вот-вот, я тоже задавал себе эти вопросы...Знаете, Мая, я считаю себя человек достаточно устойчивым психологически, да и так...по жизни. Во время экспедиций всякие ситуации бывали...Потом я понял, что именно вызывает это состояние!
- Как вы это поняли?
- Похороны!.. Похоронная процессия, которую я увидел в телевизионной программе, - он напрягся, словно еще раз переживал это состояние. – Дальше – больше...Я заметил, что как только я вижу, нет, - я даже мог просто почувствовать, что где-то рядом...или я возможно увижу неживое тело, непременно возникал...страх.
- Вы не пытались ответить себе - «почему?», ведь, как я поняла, раньше с вами такого не случалось?
- Да, раньше не было...Первое время я сдерживался...но уже полгода как это превратилось в приступы страха...
-Антон, давайте вместе попробуем ответить на вопрос – «почему»? Вы согласны? –успокаивающе и вместе с тем настойчиво предложила Майя.
Тот с готовностью кивнул.
Майя откинулась в кресле и, не торопясь, так чтобы ее пациент понял каждое слово, начала:
- Что такое наша память? Если на минуту забыть, о ее функциональном значении, когда мы чему-то учимся, осваиваем какие-то навыки, познаем то, что нас окружает, или как существует наш организм...если обо всем этом забыть, то что мы обнаружим?
Она сделала небольшую паузу:
- Целый космос ощущений, связанных с эмоциями,.. образы,...Такой зыбкий, перетекающий из одного состояния в другой, мир нашей памяти, из которого мы черпаем силы для настоящего...Этот мир рождает музыку, поэзию, живопись,.. которая, конечно же может быть плохой или хорошей... У этого мира свои законы, законы ассоциаций: что-то давно забытое может вдруг нахлынуть на нас ярким зрительным образом в ответ на услышанный звук или запах.
Она снова сделала паузу:
-Есть совсем дальние, засекреченные и закодированные уголки нашей памяти, куда упрятаны страхи.
Память хранит однажды испытанные нами тревоги или испуг.. Нередко - страх перед самим собой. Мы страшимся самих себя, потому что... Бывает, мы совершаем в жизни нечто ужасное и, совершив это, ужасаемся, отшатываемся от самих себя, и бежим прочь в панике и страхе!.. Или мы были свидетелями события, которое нас потрясло или испугало до крайности...Здоровая и устойчивая психика консервирует эти страхи, нейтрализует и отправляет их в дальние уголки сознания, а то и подсознания. И, слава Богу! Этот процесс носит название «вытеснение», это очень правильный механизм нашей психики. Здоровый, потому что иначе человек окончательно сошел бы с ума...Но иногда такой страх выходит из-под контроля, как джин из бутылки, и как селевой поток обрушивается на непрочные строения нашей психики. Чем раньше мы поймем причину страха, тем раньше мы найдем способ его обуздать или, даже, избавиться от него.
Она замолчала, наблюдая за сидящим напротив молодым мужчиной. Худой и высокий он сидел, опираясь на подлокотники и наклонившись вперед. Погрузившись в размышления, Антон глядел перед собой. Тонкие губы были сжаты
- Майя,- спустя несколько минут, начал Антон, - давно...уже 18 лет, как погиб мой брат.. У меня ведь был старший брат.. и мы были очень близки, во многом похожи...Его нашли убитым в заброшенном подвале...он был совсем мальчишкой. Потом говорили, что во время игры со сверстниками он забрался туда...Убийцу так и не нашли..
Он замолчал. Потом, подняв на нее глаза, продолжил:
- Когда я увидел его, ну,.. не его, конечно, а его тело, я потерял сознание. Врачи сказали маме, что это был шок...Потом, позже мне очень часто снилось одно и то же: подвал, где его нашли, низкий потолок, влажные и холодные стены, ровный неяркий свет, глубокие тени, там, где стена изгибалась или был выступ...какой-то незнакомый и необычный запах...Потом металлический звук и шаги.. Гулкие такие шаги!.. Я в панике начинаю метаться по подвалу, чтобы найти выход, убежать! Но выход - только там, откуда приближается незнакомец! Я начинаю искать, где спрятаться, затаиться, нахожу и вжимаюсь в маленькую нишу за выступом стены, сжавшись в комок и закрыв лицо ладонями!..
Антон рассказывал, словно опять все проходило перед его глазами:
- ...шаги рядом, рядом с выступом, где я спрятался...шаги замерли...я боюсь дышать,.. потом я убираю ладони с глаз и вижу темную, бесформенную тень...И тут я всегда просыпался...
Майя слушала, наблюдая за Антоном. Подождав, пока ее пациент немного успокоиться, она улыбнулась:
- Антон, вам не кажется, что причина вашей фобии и, собственно, того, что вы здесь, это - потрясение, которое вы испытали, увидев тело погибшего брата?
Тот как-то понуро, словно был истощен рассказом, согласился:
- Да, возможно.
- Антон, мы близки к разрешению! Ответе себе на вопрос: как, на ваш взгляд, мог повлиять на вас вид тела умершего брата?
- Я думаю,..нет я уверен, что страх, который преследует меня, это страх собственной смерти...
- Что вы думаете о логичности такой мысли: брат умер, значит умер я?
- Она не логична...
- Вам не кажется, что если в этом утверждении нет логики, то нет основания впадать в панику при виде неживого тела?
- Умом я понимаю...Но...у меня не получается контролировать свой страх...
- Это очень важно – понимать! Умение контролировать –это нечто другое.
Майя сделала паузу.
- Давайте поступим таким образом. Давайте...
-Постойте, Майя! – Антон вскинул голову. Глаза его возбужденно заблестели, голос обрел уверенность,- Контролировать! Это то, что необходимо! Не нужно бежать от них! Я сам, понимаете?... я сам пойду им навстречу: спущусь в Ад!
-Господи, Антон! Что вы такое говорите? – она взяла его за руку и попыталась увидеть его глаза, - Так, Антон, спокойно! Говорите, только не волнуйтесь, контролируйте себя...
Антон взглянул на нее, взглянул как-то свысока, покровительственно и усмехнулся:
- Я и не волнуюсь, Майя. Я буду жить среди них, я действительно научусь контролировать свой страх.
Увидев, что та не понимает его, и уже готова запаниковать, он снова усмехнулся и успокоил ее:
- Да не волнуйтесь вы, я просто устроюсь на работу в морг.
Майя запротестовала:
-Нет, Антон, это исключено!..Это невозможно...Послушайте, ведь вы можете не справиться с этим!..Вы себе не представляете,..реальность превратится в кошмар, кошмар станет вашей реальностью! И тогда – невротический срыв, а может психоз, галлюцинации, мания преследования!...
Антон со спокойной усмешкой глядел на врача.
Майя от его взгляда оборвала себя. Потом сказала достаточно жестко:
-Антон, если вы не прислушаетесь к моим советам, то не рассчитывайте на помощь. Мой совет – никаких спусков в Ад, Тартар или Аид! Я не смогу быть для вас ни Хароном, ни тем более Беатриче, а сами вы в одиночку не справитесь!
Антон снова усмехнулся.

III.

За два последующих дня Антон научился делать требуемую от него работу: готовить инструмент, убирать столы после секции, перетаскивать тела с каталки на стол и обратно. Попривык к лязганью этих больничных колесниц, неожиданно въезжающих в зал с очередной скорбной ношей. Притерпелся к стоящему в помещении запаху и гулкости звуков под сводами необитаемого зала. Его уже не колотил озноб, когда он один спускался в подвальное помещение морга. Он заставил себя, борясь с дурнотой, обедать рядом с залом, в подсобке и прислушиваться к Мишиной болтовне.
Миша делился опытом, как он выразился, Научной Организации труда. Чтобы быстрее найти нужное тело там, внизу в подвале, он предварительно специальной, не видимой в естественном освещении краской писал номер на спине и на животе трупа, а потом, придя с ультрафиолетовой лампой, легко находил его по светящимся даже в толще формалина цифрам.
Миша по-прежнему балагурил, показывал фотографии внучки, симпатичной девчушки в кудряшках с доверчивыми темными глазами.
- Эх Антон, вот будут у тебя дети, только тогда ты поймешь, что это за счастье - внуки!
- Миша, а почему ты здесь, а они там?- задавал вопрос Антон.
- Друг мой, посмотри на меня. Я – взрослый, еще не старый мужик и... дед! – он многозначительно поднимал палец, - и я приеду на шею своей дочери и зятю? Чтобы внучка думала, что дед совсем уж ничего не может и ему из сострадания надо дать кров и еду? Не-е-т! У нас, у санитаров своя гордость!.. Вот были б у меня деньги, тогда - другое дело! Я бы приехал, как настоящий глава рода, как Моисей, дал бы девочке образование хоть в Сорбонне, хоть в МГУ, нашел бы ребенку стоящего зятя!.. А так...короче, они- там, а я –здесь...
Антон кивал головой и запивал тошноту, подкатывающую к горлу, холодной с пузырьками минералкой.
В эти дни он познакомился с Валерием Андреевичем, единственным работающим в этот период отпусков патологоанатомом. Тот был приветлив, работу свою делал спокойно и неторопливо. Иногда патологоанатом разговаривали с Мишей, и Антон слышал какие-то непонятные слова на латыне. Михаил вскользь заметил, что «Валера никак не может додолбать свою диссертацию и работает даже вечерами».
Антона передернуло от мысли, что он может когда-то оказаться один поздним вечером в безлюдном морге.
Регина Петровна, старшая сестра отделения, решительно взяла шефство над этим худым, чудаковатым и вечно насупленным парнем: она приносила ему молоко и свежие, пахнущие карамелей, булочки. Следила, чтобы Антон регулярно питался и избавлялся от своей худобы. Антона мутило от сладковатого запаха сдобы, а к молоку он поклялся никогда больше не притрагиваться, но пока покорно сносил заботу о себе.

К концу третьего дня подвалило работы: навезли несколько обугленных тел «бомжей», сгоревших в пожаре заброшенного дома на окраине. Михаил и Антон вкалывали, не поднимая головы. Михаил был необычно сосредоточен, мало говорил и, если Антон обращался к нему с вопросом, отвечал односложно. Опустив последнее тело вниз, на ледник, Михаил переоделся, умылся и, прощаясь с Антоном, предложил:
- А не сходить ли нам в баню, Антоха?
Сговорились, что завтра во второй половине дня Антон заедет за Михаилом на работу (Антон был «выходным») и они «рванут» в реутовские бани с веничком и пивом, «как полагается».
Михаил ушел.
Ближе к вечеру, когда Антон собрался тоже уходить, заявился Валерий Андреевич и спустился вниз. Вскоре он вернулся. Выглядел доктор неважно: лоб - потный, глаза блуждали по сторонам, рукой он держался за грудь.
-Что, что с вами?- засуетился Антон и бросился к нему. Подхватив доктора под руку, он усадил того на стул возле открытого окна.
Валерий Андреевич достал из кармана тюбик с нитроглицерином, бросил несколько таблеток под язык и прислонился к стене, прикрыв глаза. Антон томился рядом, не зная, что предпринять, кому звонить, кого позвать?
Наконец, Валерий Андреевич открыл глаза. Антон зачастил было «ну как вы, Валерий Андреевич?», но тот перебил, не поднимая на него глаз:
- Антон, ты сегодня спускался вниз?
Антон растерянно пожал плечами:
- Нет...
- Нет?- патологоанатом поднял голову и пристально взглянул Антону в глаза. Ничего, кроме растерянности Антона, он в них не увидел. Валерий Андреевич снова обмяк и прикрыл глаза:
-Шестой резервуар течет. Надо бы исправить, а то такие испарения, что...мне вот нехорошо стало... Ладно, иди уж домой...у тебя ведь выходной.

IV.

Промаявшись бесполезным сном в жаркой квартире, Антон на следующий день расслабленно прохаживался по аллеям близкого парка, листал Данте, хмыкал, вспоминая свой первый рабочий день. Он нашел слова Вергилия

«Иди за мной, и в вечные селенья
Из этих мест тебя я приведу,..»

и решил зачитать их напарнику.
Он позвонил Майе и не без злорадства доложил об успехах. Ее сухое поздравление «я рада за вас» развеселило его и улучшило настроение.
Собирая вещи для бани, он стал натужно изобретать, как разыграть балагура Мишу? Не придумав ничего лучшего, как подсунуть напарнику не березовый, а можжевеловый веник, он решил, что продолжение дня, в виде парилки и приятного собеседника, может оказаться вполне жизнерадостным.
Придя на работу и войдя в зал, первого, кого увидел Антон, был Миша.
Миша обнаженный лежал на мраморном столе. Руки, застывшие в полусогнутых локтях топорщились вдоль тела. Внизу у самой поверхности стола уже проступили на его безжизненной выбеленной коже спины и ягодиц грязно- синие пятна. Голова с задранным щетинистым подбородком неудобно запрокинулась на деревянной подставке. Миша уже не был похож ни на Ринго Стара, ни на француза-живописца. Он даже не был похож на самого себя.
- Вот и Миша ушел от нас, - печально проговорила Регина Петровна, неслышно пойдя к Антону. Она выглядела подавленной: глаза ввалились, возле рта прорезались и стали отчетливыми скорбные морщины.
-Как же это.. как?...-горло у Антона перехватило спазмом.
- Сердце, Антоша, сердце...-она всхлипнула.
-Он очень переживал смерть жены...А тут еще дочь увезла любимую внучку. – она снова вздохнула, -одному, Антон, в его возрасте ох, как непросто! Это хуже всякого стресса... Он все хорохорился, стишками сыпал, а сам по лезвию ходил...Я-то все видела, советовала ему... Да тут советуй, не советуй, все уже предопределено. Утром его нашли. Он, видно, рано пришел. Спустился вниз. Наверное, течь решил заделать. Тут ему плохо и стало, наверх уж и не смог подняться...
- Боже мой!..- прошептал Антон, - это же мне говорили! Я должен был заделать эту щель! Получается, что он из-за меня...
Антон прижал ладони к лицу, закрыв глаза. Его начало познабливать.
-Ну из-за тебя, не из-за тебя, но вот как все вышло...- Регина Петровна уткнулась по-бабьи в его острое плечо.
Подошел Валерий Андреевич, помолчал, потом тряхнул головой:
- Ладно! Администрация уже известила дочь. Они через неделю прилетят и заберут Мишу. Давай-ка Антон, поставь ему инжектор с формалином. Видишь, я уже выделил артерию, а вечером опустишь его вниз.

Весь день прошел как в тумане. Антон ходил по залу, забредал в подсобки, в ординаторскую, снова возвращался в зал и все время натыкался на Мишу. Тогда он заботливо поправлял пластиковую трубку, по которой нагнетался формалин, так заботливо, словно это была капельница, и в напарника вливалась какая-то живительная влага.
«Мертвая - живая вода» - колыхалось в мозгу Антона, - «мертвая - живая...»
Спустя несколько часов погасло небо, но высокий небосвод еще оставался светлым. Антон отключил перфузор и покатил Мишу к лифту.
Он не сразу заметил, что лифт, не доехав до подвала, остановился и завис в шахте. Антон какое-то время собирался с мыслями, потом задрал голову, в надежде увидеть причину остановки лифта. Там наверху было тихо и темно.
-Эй! Кто-нибудь!..- позвал Антон и тут же понял, что это бесполезно: он последний, кто оставался в помещении.
«Интересно, - подумал Антон, - что же это мне - до утра здесь торчать?.. Конечно, лучше с Мишей, чем с каким – нибудь незнакомцем, но все же...» - он покосился на напарника и, не сдержавшись, накрыл его тело «ржавой» простынею и, главное!.. Главное - лицо.
«Как это ...
И если я сойду в страну теней,
Боюсь, безумен буду я, не боле.
Ты мудр, ты видишь все ясней...
Вот, Миша, «ты мудр, ты видишь все ясней»...а мы все равно с тобой застряли, не достигнув даже первого круга... И Майя не моя Беатриче..»
Холод постепенно стал пробираться под легкую майку и халат. Бетонные стены тускло освещались лампой под потолком кабины, и мелкие капли влаги в ее свете поблескивали красноватыми крысиными глазками. Антон передернул плечами и еще раз посмотрел наверх.
«Так, спокойно!.. Что можно сделать? Выбраться через люк в потолке наверх, а там?. .А там – будет видно!»
Он разглядел за подслеповатым светом лампы небольшой квадрат люка в сетчатом потолке кабины. Примерившись, он выпрыгнул вверх и что есть силы ударил в намеченное место рукой. Чуть не вскрикнув от боли, он свалился на пол после удара, и расшиб колено о колесо каталки. Люк не поддался. Да так не поддался, словно весь потолок кабины был из цельного куска камня.
«Надгробного камня» - зло подумал Антон. Чертыхаясь, он поднялся на ноги и еще раз поглядел наверх. Потом со злостью пнул ногой дверь лифта. Лифт лязгнул всем своим нескладным организмом; шахта в ответ откликнулось неожиданно пугающим эхом, и платформа с грохотом поползла вниз.
Антон распахнул дверь и выкатил каталку на площадку перед лифтом. Его познабливало, болела ушибленная ладонь, саднило колено. Взглянув на ровную гладь резервуаров, коричневую жирную влагу, он почувствовал, как тошнота подкатывает к горлу, и следом за нею стал неметь затылок, потом пальцы рук...
«Сто, стоп...стоп! Не думать, не думать об этом!...Делом, надо заняться делом!..»- продираясь сквозь нарастающий озноб и расползающиеся мысли, Антон столкнул каталку вниз на бетонный пол и сгрузил носилки со спеленатым телом напарника. Не останавливаясь и стараясь не замечать легкой ряби на почти зеркальной пленке формалина в резервуарах, он обошел шестой бассейн, выглядывая течь или лужу на полу. Антон несколько раз опускался на одно колено, чтобы внимательнее осмотреть стенку бассейна, пока не убедился, что течи нет: либо Миша успел ее заделать, либо ее не было вовсе. В его голове по-прежнему стучало «Делом надо заняться делом,.. делом...занят...елом!...», поэтому он не удивился результату осмотра, а безучастно промычал «Нету-у...» и заспешил к лифту, не оглядываясь и опустив голову.
Вид верхнего зала, освещенного холодным светом длинных ламп под потолком, показался ему верхом земной радости и всего живого. Где-то в подсобке, всеми забытый приемник тихо попискивал неразличимой мелодией. За окном, скрытый плотными и непроницаемыми в вязком летнем вечере кустами, меланхолично продребезжал трамвай, споткнулся пару раз на стыках и, заурчав, понесся, набирая скорость, дальше в темноту.
Антон перевел дыхание. Озноб погромыхал еще какое-то время и мелким горохом ссыпался в плечи и в ладони рук. На лбу выступила испарина.
В это время чудовищно громко затрещал телефон.
Антон осторожно прижал трубку к уху.
- Слушай Антон, - далекий голос, прорывавшийся через треск и шорох, был чем-то знаком,- слушай внимательно! Вчера из третьего отделения привезли кадавер по фамилии Кирьянин. Ты куда его дел?!
Антон все еще не отошедший от похода в подвал, вяло подумал «Как странно: труп по фамилии Кирьянов,.. у трупов ведь нет фамилий...», потом спросил:
- Кто это?
-Антон, не валяй дурака! Ты куда его, в заказник что ли спустил?.. Да отвечай ты, не молчи, Харон несчастный!
У Антона снова начал неметь затылок, и страх тупыми иглами рассыпался по плечам. Страх того, что он сходит с ума - Антон узнал голос:
-Миша, это ты?
Телефон молчал. Где-то в далеком подпространстве с легким шорохом перекатывались галактики.
Голос снова ожил:
- Слушай Антоха, ты не паникуй...Всякое бывает. – голос на том конце провода напрягся, - сосредоточься. Открой журнал, найди за вчера фамилию и посмотри его номер...
Антон осторожно двумя руками положил трубку. Пластик там, где он был прижат к уху, был мокрый от его, Антона пота.
Открыв журнал, он не сразу нашел строчку с нужной фамилией – буквы плясали и расплывались. В конце концов, он нашел «Кирьянов» и для верности прижал фамилию указательным пальцем к листу. В соседней графе был номер, под которым зарегистрировали тело. Должен был быть, но цифры были жирно замазаны черным фломастером. Антон вернулся к телефону.
- Нету номера,.. Миша...его кто-то замазал.
-Да ты...- задохнулись на том конце провода, -да ты...Отвечай, мать твою, куда дел кадавера? Отвечай, а то я тебя там же в формалине утоплю!...
Антон выронил трубку, которая с сухим треском брякнула о кафельный пол и зависла, раскачиваясь на скрученном в кольца блестящем черном шнуре.
«Вон из Москвы! – всплыло и стало медленно в такт движению трубки покачиваться в его мозгу, - сюда я больше не ездок...Вон!.. не ездок...»
-Вон из Москвы,..- бормотал Антон, почти бегом торопясь покинуть это одноэтажное приземистое здание с сошедшим с ума телефоном.

V.

Он шел по темным аллеям больничного парка и пытался ответить себе на вопрос «как Миша мог позвонить снизу, из подвала, когда там нет телефона?!» То, что звонил он, у него сомнений не было,...или...не он?...
Антон остановился, сосредоточенно рассматривая белый гравий у себя под ногами.
«Майя сказала, что может быть срыв, психоз, мания преследования...- он с силой растер лицо, - так, надо позвонить Майе...»
За его спиной раздался шорох. Антон оцепенел и, боясь глядеть, медленно обернулся. Темная волна паники, как болотная жижа поднималась снизу, затопляла живот, сдавливала грудную клетку, и ее тусклая поверхность уже поднялась к самым глазам.
Неширокая дорожка изгибалась влево и пряталась за густым кустом. Гравий был подсвечен неблизким фонарем, и на него ложились колеблющиеся тени деревьев и кустарника. Тени были с острыми краями, все сплошь пронизанные неровными пятнами блеклого света, и раскачивались в такт подрагивания верхушек деревьев под неслышным внизу ночным ветром. Казалось, что это не деревья колышатся, а земля под ногами Антона колеблется из стороны в сторону. У него закружилась голова, и комок снова подкатил к горлу.
В это время раздалось мерное поскрипывание гравия под чьими-то ногами.
Антон не выдержал и побежал. Спотыкаясь, судорожно глотая воздух сдавленной спазмом грудной клеткой, он бежал, не разбирая дороги, продираясь сквозь кусты, цепляясь и ударяясь о попадающиеся на пути камни. Он бежал, вытянув перед собой руки, ослепленный бьющими по лицу и глазам ветками и листвой, оглохший от чудовищного треска раздираемых им зарослей, хрипом надсаженного горла. За этим грохотом ему слышался топот сразу нескольких, невидимых, нагоняющих и бегущих параллельно ему, преследователей.
Вылетев на освещенный участок двора больницы, он замедлил бег, часто, как астматик, глотая воздух перекошенным ртом, и оглянулся.
Там, откуда он выбежал, темнел парк, где-то в глубине которого припало к земле и затаилось, словно перед прыжком, низкорослое зданьице морга.
Краем глаза он заметил недалеко от двери приемного покоя одинокую фигуру припозднившегося посетителя. Впереди, за воротами больницы, на дальней стороне небольшой площади на освещенной остановке несколько темных фигур не спеша, загружались в сверкающий огнями трамвай. Он еще раз оглянулся – никого.
Антон перешел на шаг, отдуваясь и вытирая пот со лба. Потом, спохватившись, бросился к остановке, к трамваю, но этой короткой заминки было достаточно, чтобы он опоздал, и трамвай, утробно взвыв, укатил, дергаясь из стороны в сторону, укатил последним островком спокойствия и безопасности.
Антон остановился. Смолкло приглушенное расстоянием позванивание трамвая, ветер перестал шелестеть, перебирая листву. Больничное здание равнодушно светилось неживым белым светом коридорных окон.
И снова он услышал шаги за спиной. К нему приближался, он уже был на расстоянии десятка шагов, тот некто, из приемного покоя. Антон попятился, и незнакомец тоже прибавил шаг. Антон, готовый закричать, бросился от него за ворота больницы. Оглянувшись, он с ужасом увидел, как его преследователь тоже побежал и быстро сокращает расстояние между ними. Выбежав за ворота, Антон понесся наискосок через площадь. В это время, взревев мотором и ослепляя светом, рванулась со стоянки ему наперерез большая черная машина с тонированными стеклами. Уже не сдерживаясь, Антон истошно заорал, но его крик потонул в визге колес и реве двигателя. Антон резко свернул в сторону, перемахнул через высокое металлическое ограждение и побежал по пружинящему под ногами газону в сторону жилых домов. Он видел, как параллельно его движению помчался автомобиль, дергая светом фар на неровном асфальте. За спиной маячила подотставшая фигура другого преследователя.
Он бежал и лихорадочно соображал, что же делать?
Можно забежать на крышу дома, автомобиль ведь не сможет подняться ни на лифте, ни по лестнице...А от преследователя можно спастись, если разбежаться и полететь. Наверняка тот не умеет летать!.. Только бы успеть добежать, только бы успеть!.. Вот уже и стена дома, еще немного...Но грудь раздирает разламывающая боль, и рот наполняется обильной кислой слюной, и скулы сводит от раскаленного ночного воздуха!...Еще,.. Господи, спаси!... Что за круги перед глазами?...Черт! Это фары черной машины!.. Большая черная...Отдай мое сердце!.. «Я не был мертв,.. и жив я не был тоже»...Нет!.. а есть ли дверь на крышу?.. Что тогда?.. быстрее, быстрей!.. Колено болит,.. коленом об каталку.. Если бы я заделал течь.. если бы Миша был жив...Он жив! Он мне звонил!.. Миша лежит рядом с этим озером формалина...Коцит.. ледяной Коцит и души вмерзшие в лед...Никогда никто со мной не заговаривал...а они должны стенать и жаловаться...все молчат, только Миша заговорил...ноги не слушаются...тяжелые и ватные...вот какая она вата.. скорей...Машина...какая она черная и блестящая,.. как вода Ахерона...Сволочь! Как она быстро едет!.. Скорей, скорей!...
Трава под ногами кончилась, и Антон выбежал на асфальт. Ушибленное колено предательски дрогнуло, и он едва удержался на подкосившихся ногах. Прихрамывая, он засеменил к подъезду ближайшего дома, и в этот момент из глубокой тени навстречу ему выскочил его преследователь. Они налетели друг на друга, и после мгновения растерянности незнакомец вцепился в Антона. Тот взвизгнул и по кошачьи впился ногтями в лицо и глаза нападавшего, потом несколько раз ударил того саднящим коленом в пах, продолжая тащить и рвать кожу лица. Нападавший охнул, присев от ударов, стал заваливаться набок и ослабил хватку. Антон рванулся в сторону, раздирая на плече майку, освободился от захвата и побежал к спасительному подъезду. До двери он добежать не успел: черный автомобиль вылетел из-за соседнего здания и, страшно заскрипев колесами, перескочил бордюр и, вырывая клочья земли с травой, понесся на Антона. Окоченев от ужаса, Антон какое-то мгновение смотрел на приближающийся слепящий свет, потом сделал два шага в сторону и сразу же налетел на что-то твердое и теплое.
Он почувствовал, как взлетает вверх, потом падение, удар, боль до колотья в затылке и, как во сне невозможность ни вдохнуть, ни выдохнуть, еще раз боль, вонзившаяся горящими иглами в грудь, и он покатился куда-то вниз, в темноту. Ему казалось, что его тело, как тряпичная кукла, безвольно размахивая набитыми ватой руками и ногами и мотая раскрашенной головой крутится на месте, то подпрыгивая над бешено вращающейся под ним землей, то глухо ударяясь о нее. Потом вращение замедлилось, кукла окончательно припечаталась к теплому и сырому дерну, потом ее протащило несколько метров еще куда-то, и он ощутил на зубах песок , прохладную землю и вкус травы. В этот момент тело окончательно вернулось к нему.
Из черноты проступили звезды. Cтала различима клубящаяся дымка и сразу после этого - множество мелких и крупных кристалликов в дымке и вдали от нее. Звезды. Живые, пульсирующие. Потом по краям соткалась и отделилась от них черная, глухая с неровными краями тень. Деревья. Непроницаемые кроны деревьев.
Антон лежал навзничь, лицом к ночному небу. Он чувствовал спиной сырой холодок травы, где-то под лопаткой давила то ли ветка, то ли камень. По щеке пробежал, щекоча, муравей. Антон услышал голоса.
Мужские голоса. Они звучали откуда-то сверху, оттуда, где не было звезд, где густилась тень. Там же вскоре вспыхнул луч света и, покачиваясь, стал приближаться.
Антон перевернулся на живот и выплюнул забившую рот траву. Он пополз в сторону от шарящего по траве луча фонарика. В какой-то момент его рука провалилась в пустоту, и он нащупал бетонную стену трубы.

VI.

Майя с досадой посмотрела на часы. Она досадовала на саму себя: это ведь надо, уже восемнадцать минут как она сидит в этом кафе, а его все еще нет! Давно надо было встать и уйти! Что же она совсем конченная и никуда не годная дура, чтобы дожидаться опаздывающего на свидание кавалера?! Ну да, не везет ей со знакомствами, но, в конце концов, кроме мужиков есть и другие ценности в жизни! Уже девятнадцать минут... Та-а-ак! Надо бы с собой разобраться, как это она себя загнала в такую западню? И, главное, с чего бы это? Красивая, очаровательная, можно сказать, чертовски очаровательная!.. А вменяемые и симпатичные мужики все равно обходят ее стороной. Нет, не так! Симпатичные, они, как правило, маловменяемые. Либо помешены на себе, либо - только и, прежде всего на себе!.. Вменяемые настолько несимпатичны, что хочется купить им билет на самый-самый дальнего-следования-поезд, лишь бы больше не встречаться с их тусклым, рыбьим взглядом и не слышать их самовлюбленного занудства. Господи! Как сложно жить красивой и умной! Да еще угораздило заняться психологией!.. Вот ведь показалось, наконец, встретила что-то среднее между своими ожиданиями (надо, подруга, честно признаться, излишне завышенными!) и унылой действительностью. Встретила! Сдержанно, контролируемо обрадовалась и начала вить тонкую нить отношений. Кропотливый, как у сапера труд...Старше! От этого никуда не деться, старше ее, но пусть бросит в меня камень, кто сам никогда не отчаивался!.. Рассудительный, но не рассудочный. Подолгу молчит. Сама знаю, что чаще всего молчат от отсутствия мысли, но все равно понравился!.. Уже двадцать две минуты!..
Майя обвела глазами зал. Столики на двоих вдоль стен. Вечер пятницы, полно народа. Все сидят парами, и только она одна торчит как печная труба на пепелище, без слов всем рассказывая, как у нее «обломился» и провалился весь этот вечер, черт его дери!.. Надо выпить! В конце концов, я взрослая и могу себе позволить: «хочу печенье ем, хочу – халву!»...Что за вкус?!...Кампари с апельсином...Как раз под настроение: горчит, кружит голову и в глазах - томная грусть...Такие вот глаза были у этого парня археолога...Грусть, горечь и кружиться голова...Наглец! Мало того, что меня в грош не ставит, так еще и позвонил, чтобы ткнуть мне в глаза своими успехами! Вот мол, какой вы, Майя Валентиновна, хреновый психолог!.. Да подавись ты своими успехами!.. Глаза хорошие...Вот ведь, что за судьба?! Хороший парень, и тот – пациент!.. А нам с пациентами – ни-ни!.. Господи, уже тридцать минут жду...
На столике между стаканом с остатками коктейля и подсвечником запрыгал и затрещал мобильный телефон.
Сделав строгое и холодно-пренебрежительное лицо, Майя раскрыла «книжку» телефона и отстраненно спросила:
-Да, Валерий?,- в полной уверенности, что звонит не явившийся кавалер.
То был не провинившийся Валерий, а непонятно кто. Надтреснутый голос, дыхание прерывистое.
- Майя,.. нужна ваша помощь..
- Да кто вы?..- пытаясь представить, как номер ее телефона оказался у незнакомого мужчины, спросила Майя.
- Майя Валентиновна, это Антон...Помните, ваш клиент..
-Господи, Антон, что случилось? Вы где? – всполошилась Майя, потому что услышала пугающие затравленные интонации.
- У меня кажется глюки...Я, наверное, сорвался...Я боюсь,.. я очень боюсь!.. Вы не поверите, меня хотят убить...- голос слабел.
- Антон! - почти крикнула Майя. Девушка за соседним столиком осуждающе покачала головой.
Майя решительно поднялась:
- Антон, быстро говорите , где вы? Я сейчас приеду за вами!..-
- Говорите тише!.. чтобы...чтобы они не слышали...посмотрите внимательно, их там нет?
Еле сдержавшись, Майя сказала как можно спокойнее:
-Их здесь нет!
-Торговый центр «Подиум», второй этаж, я к вам сам подойду – прошелестел телефон и умер.

«Подиум» находился на окраине города, в спальном районе. Центр работал допоздна, и сейчас вечером в конце недели люди бродили по ярко освещенным этажам, глазели на витрины, набивали ленивые рты попкорном и наполняли здание неспешным варевом праздной толпы.
Встав на эскалатор и медленно поднимаясь на второй этаж, Майя стала озираться по сторонам, пытаясь выискать среди гуляющих, долговязую фигуру своего пациента.
Внутренняя часть здания представляла собой широкий колодец, вдоль стен которого располагались магазины с множеством полуобнаженных неподвижных манекенов. Их серые, изломанные, словно телесными муками, тела были драпированы яркими лоскутами одежды и кривлялись в бесконечных мельтешащих отражениях витрин.
Свободное, до четвертого этажа пространство «колодца» позволяло рассмотреть людей почти сразу на всех этажах. Антона не было видно нигде.
Она шла вдоль хромированного поручня, отделявшего ее от пропасти проема, и беспокойно озиралась по сторонам.
- Майя!..- услышала она откуда-то сверху. Подняв голову, она увидела Антона, который стоял на противоположной стороне «колодца»этажом выше и показывал ей на эскалатор- «Спускайся!». Через мгновение, когда она снова повернула к нему голову, Антон уже исчез.
Спустившись и беспомощно озираясь по сторонам, она топталась возле магазина «Л’Этуаль». Внезапно кто-то схватил ее сзади за руку и потащил к выходу из центра. Это был Антон.
Стремительно лавируя в толпе, они почти выбежали из здания, и Антон не сбавляя шаг, потащил ее дальше, к освещенной улице.
- Постойте!.. Куда мы несемся?.. Антон!..- она сделала попытку высвободить руку. Ее попутчик только крепче прижал ее к себе, почти приобнял, и Майе пришлось засеменить рядом, мелко и быстро перебирая ногами, чтобы поспевать за его широким шагом.
- Нельзя задерживаться на одном месте, - убежденно и горячо проговорил Антон.
-Куда мы...куда мы несемся?...- нужно было вывести его из несомненно навязчивого состояния и направить его мысли в какое-нибудь рациональное русло.
- Антон, давайте остановимся и все обсудим.
Не сбавляя шаг и волоча ее за собой, Антон ответил, словно все уже давно продумал:
- Мы едем к вам. Они не знают вашего адреса. Мой адрес они наверняка уже узнали и ждут там.
Майя, поразмыслив, решила, что ничего вразумительного на ходу она все равно сказать не сможет, и поэтому лучше уж, действительно, к ней домой, чем...В общем...там будет видно.

Так они зашли в метро: он, крепко прижимая ее к себе, она – покорно семеня рядом. В полупустом вагоне сели рядом – Антон так и не выпустил ее руку. Он заснул мгновенно, словно где-то у него внутри выключили свет. Завалившись в угол и склонив голову на плечо, он спал. На шее были видны комочки земли и возле кадыка прилепилась травинка. Шов майки на левом плече разъехался, сквозь прореху было видно острое плечо с рельефом мышцы. Худые полусогнутые ноги в испачканных землей джинсах перегородили проход вагона. Детские веснушки мелкой пылью усеивали его лицо с заостряющимся книзу подбородком, просыпались на шею и устремлялись звездным водопадом дальше за ворот и еще дальше.
«Господи, о чем я думаю!» – Майя постаралась сосредоточиться.
«Первое – это дать ему выспаться. Потом, попробуем разговорить. В крайнем случае...нет, галоперидол – это себя не уважать! Тогда уж сразу - «скорую»! Нет, крайнего случая не будет!...»
Она снова стала разглядывать его брови, ресницы прикрытых век.
«Кампари с апельсином...Ну что уж и подумать нельзя?...»

Мягко щелкнул замок, и они вошли в темную прихожую. Свет от уличных фонарей ложился вытянутыми прямоугольниками на пол гостиной. Прямо по коридору темнел вход на кухню, и оттуда красным глазом светил таймер плиты.
Антон быстро прошелся по квартире, задергивая шторы и выглядывая перед этим на опустевшие в сумраке улицы. Майя зажгла лампу с низким абажуром над кухонным столом и включила чайник. Вернувшись в затемненную гостиную, она застала Антона стоящего в простенке между шторой и книжным шкафом. Он стоял, ссутулив плечи, опустив голову и закрыв лицо ладонями.
- Тебе страшно? – она дотронулась до его рук.
Антон кивнул, потом с видимым усилием убрал ладони с лица. Они сели на диван. Майя гладила ему руку, ожидая, когда тот заговорит. Антон стал рассказывать, рассказывать с самого начала: про напарника, про Данте, про подвал и липкую тошноту, про работу и так до самой смерти Миши. Дальше рассказ его стал сбивчив, он не мог точно сказать, что было, а что ему примерещилось. Все теперь казалось мороком или наоборот, чудовищной действительностью.
-Помните, Майя, вы сказали: кошмар станет вашей реальностью, а реальность – вашим кошмаром?.. Знаете,... этот кошмар...я ничего не могу понять, я взрослый...хотя это не важно!...Майя,.. мне как в детстве хочется где-то спрятаться, сжаться в комок, чтобы меня никто не видел, не заметил!...И у меня не выходит из головы Миша и... Данте!.. Толпы теней, бредущих к Ахерону,.. бегущих и не находящих спасения от огненного дождя!,.. бесплотные тени, вмерзшие в лед Коцита,.. представляете, сквозь прозрачный лед видны заледеневшие прозрачные тени. Множество тел, сплетенных в одно неподвижное нечто, множество голов, которые жалуются и бранятся у тебя под ногами...И уже нет со мной учителя и заступника в этом царстве мертвых!.. Миша-Вергилий мертв, и я снова виновен в этой смерти!...И нет заступницы Беатриче!...Майя, Майя- Беатриче, дай мне силы!.. И левый рукав Потока образует Лету, а правый - Эвною...Майя,.. омой меня Летой!..
Лихорадочное бормотание пугало Майю, она, чем дальше, тем меньше понимала смысл сказанного, но Антон стал затихать, его тело стало расслабляться, а голова - клониться к подушкам. Наконец он затих.
Майя посидела еще, пригорюнившись, глядя на спящего, потом встала, прошла на кухню и взяла телефон:
- Валерий,.. да не надо извиняться! Тут другое...Приезжай ко мне, пожалуйста...Что? Нет, да нет!.. Тут такое дело...В общем, ты мне можешь помочь? Прямо сейчас! Спасибо...

VII.

Валерий приехал минут через двадцать. Зайдя в квартиру, он озадаченно остановился на пороге гостиной, разглядывая Антона:
-Однако...- протянул он. Потом вопросительно и с явным беспокойством посмотрел на Майю.
-Только ты, пожалуйста, ничего не придумывай! – раздраженно тряхнула светло-русой челкой Майя,- он мой пациент и у него тяжелейший нервный срыв! Не могла же я его оставить на улице?
Она утащила его за рукав на кухню.
- Я хочу дать ему выспаться, а потом провести рациональную терапию. Я думаю, я смогу обойтись без нейролептиков. Но мне кто-то нужен для подстраховки! Ты мне поможешь?
В это время из гостиной послышался какой-то шум, и на пороге кухни возник заспанный, с торчащими на макушке жесткими волосами Антон.
- Валерий Андреевич? – щурясь от яркого света, он разглядывал мужчину, стоящего рядом с Майей.
Это действительно был Валерий Андреевич. Без халата он выглядел более мужественным: ненамного ниже Антона, гордая голова с седеющими темными волнистыми волосами, широкая и мускулистая грудь под канареечного цвета тенниской.
- Добрый вечер Антон, - спокойно глядя на него, ответил тот. Смешинки в его синих глазах собрали кожу на висках в тонкие морщины.
Майя озадаченно смотрела на двух мужчин и невольно сравнивала их друг с другом.
- Вы что, знакомы?- наконец выдавила она из себя.
Валерий Андреевич по-хозяйски сел за стол:
- Мы с Антоном, можно сказать, коллеги. Мы вместе работаем. – улыбнулся он Майе.
-Где работаете? – она все еще не понимала, - ты что, стал археологом?
- Ну, в известной степени я был им всегда. – Валерий Андреевич благодушно рассмеялся.- Нет, лапушка, это Антон переквалифицировался в патологоанатома. Надеюсь, это не роняет его репутацию в твоих глазах ?
Он повернулся к Антону:
- Антон, садитесь, сейчас почаевничаем. Да, Майя?
-Как вы узнали, что я здесь?- Антон настороженно заглядывал ему в глаза, присаживаясь на самый край стула.
- Мы с Майей Валентиновной с некоторых пор добрые друзья. Так, Майя? – продолжая чему – то улыбаться, спросил Валерий Андреевич.- вот она по-дружески и пригласила попить чаю. Так ведь, лапушка?
Майе стало почему-то неловко, словно она сделала что-то неправильное, пока Антон спал.
- Валерий Андреевич,- удовлетворившись объяснением, Антон доверительно наклонился к тому через стол, - я с Мишей по телефону разговаривал. Верите? Нет? Вот и я не могу этого понять!.. Он меня про какого-то Кирьянова спрашивал...Как он мог спрашивать, если я его в подвал сгрузил?!
- Майя, так ты нальешь нам чаю? – снова весело спросил патологоанатом.
Хозяйка зазвенела чашками, достала и поставила перед ними сахарницу. Валерий Андреевич поднялся из-за стола и со словами «Где-то я видел печенье...» вышел в гостиную, откуда тотчас же послышался его голос:
- Майя Валентиновна, не могу без спросу копаться в вашем буфете, подойди, пожалуйста!
Когда Майя в некотором недоумении зашла в гостиную, он прижал ее к буфету и зашептал:
- Ты что, не видишь, в каком он состоянии? Какая психотерапия? Он у тебя сейчас в окно сиганет! Ты о карьере своей подумала? Тебя же лицензии лишат! На улицу его, на улицу, вон! Да подальше от твоего дома! Пускай «психушка» его подбирает и занимается им!
И не давая ей опомниться, стал нашептывать указания:
- У тебя в доме есть транквилизаторы? Есть?.. Уговоришь его выпить хотя бы капсулу!...И убедишь его ехать домой,.. к другу, к любовнице,.. хоть к черту на рога!.. А я вызову такси...Договорились?
Майя шепотом запротестовала:
- Ты с ума сошел! Как в таком состоянии – и на улицу?!
-А ты хочешь, чтобы потом о тебе говорили, что ты среди ночи принимаешь на дому людей в остром психозе?! Да еще и отказываешь им в медикаментозной помощи?! Тебя, если не под суд отдадут, то поганой метлой будут гнать отовсюду! Ты этого хочешь?!
-Нет,.. ну подожди...так нельзя...Ну придумай что-нибудь!
- Я тебе и говорю: сейчас - транквилизатор, а потом – домой, к родственникам, в больницу!
-Нет-нет! В больнице его сразу на галоперидол посадят, он потом полгода будет отходить...Да, ты прав: домой или к родственникам...А завтра...завтра я ему позвоню, и...если нужно, я Свидерского к нему приглашу...
Они вернулись на кухню. Антон, облокотившись о стол, о чем-то напряженно думал. Увидев перед собой усевшегося Валерия Андреевича, он какое-то время смотрел изучающе на его лицо, а потом спросил:
-А почему Миша умер, Валерий Андреевич?
- Сердце, Антон, сердце, -тот горестно вздохнул, - не выдержало! Физические нагрузки в его возрасте бывают очень коварны. Опять же эта течь в бассейне...вроде мелочь, а все ж нагрузка...
- Да не было там никакой течи!.. Я сегодня проверял - заупрямился Антон.
Тут подошла Майя:
- Антон, выпей-ка таблетку, это снимет напряжение...
Антон не отрывая взгляда от собеседника, взял в рот капсулу, запил ее водой, и снова повторил:
- Я ведь проверял!...
-Ты не волнуйся,.. не было, так не было, - примеряющее согласился Валерий Андреевич и тут же предложил, - про Мишу расскажи, что он тебе говорил?
Антон помолчал. Было видно, что ему уже трудно сосредоточиться.
- Кирьянов...из третьего отделения...где, говорит, куда подевал?...А я откуда знаю?.. Миша сам им занимался...потом, номера нет..
Валерий Андреевич, сделав глазами знак Майе, выбрался из-за стола и, шепнув ей, «такси вызову!..» вышел в коридор.
Майя уселась на его место напротив Антона и участливо погладила его руку:
- Антон, вам сейчас нужно отдохнуть. Отправляйтесь домой, выспитесь, а завтра я к вам заеду. Ваш адрес у меня есть. Хорошо? Договорились? Вот и молодец...
Антон помотал головой:
-Что-то я...совсем расклеился...Майя, - он поднял мутные, плывущие глаза, - мне нельзя домой...Майя, пожалуйста, ..разрешите мне...у вас...я вас не стесню...нисколько...я тут, у порога...
У Майи снова сжалось сердце от предчувствия, что она делает что-то не так. Потом она убедила себя, что ей просто жаль Антона, такого несчастного и одинокого!...а в этом случае надо поступать жестко, как и говорит Валера!.. И это нужно сделать во благо, его Антона благо...
- Нет, Антон, нет! Поверьте – так будет лучше! Вам лучше поехать домой!
Вошел Валерий Андреевич и со словами «Вот карета уж у крыльца!» подхватил Антона за подмышки, вытягивая его из-за стола.
Тот, выпрямившись, резко повел плечами, сбрасывая участливые руки:
- Не надо!.. я сам..- и, пошатываясь, направился к выходу.
Майя сделала движение, чтобы пойти за ним, но Валерий остановил ее и молча покачал головой. Потом шепнул на ухо:
- Пусть сам выйдет. Тебя не должны видеть рядом с ним, поняла?
Когда Антон скрылся за дверью, Майя передернула плечами и вернулась на кухню. Валерий тоже вернулся, подошел к окну и выглянул на улицу. Майя закурила. Потом вышла в гостиную и там, в темноте присела на диван. Загасив сигарету, спросила, крикнув из гостиной:
- Слушай, что такое Эвноя?.. Понимаешь, Антон в этом его состоянии все твердил, что его хотят убить, потом стал что-то бормотать про Лету и про...Эв...
Валерий в последний раз взглянув в окно, повернулся:
- Эвноя, Майя, Эвноя. - он зашел и сел рядом с ней в темноте.
- Это из христианской мифологии, Майечка, о Земном Рае. Лета и Эвноя – два рукава одной реки, Потока, которая течет через Земной Рай. Лета смывает память о всех грехах, совершенных людьми, Эвноя - воскрешает в человеке воспоминание о всех добрых делах.
Он обнял ее и почувствовал, как она, судорожно всхлипнув, вздохнула.

Антон спускался по лестнице опустошенный и безучастный. Временами он врезался то плечом, то локтем в ледяную и твердую стену, нога пару раз соскальзывала со ступеньки, и он чуть было не шлепался всей своей нескладной конструкцией из костей и резиновых мышц на цементные ступени, но продолжал спускаться к ожидающему такси. Он с усилием собирал свои мысли вместе, словно разбросанные и тяжелые чугунные болванки, которые перекатываются с места на место синхронно с покачиванием его непослушного тела и больно жалят пальцы при каждой неосторожной попытке сдвинуть их вместе.
-Только не домой...на вокзал...или в медвытрезвитель...или в кино...важнейшее из искусств...
В лицо ему пахнуло свежестью ночи. Он осторожно переступил порог подъезда и поднял голову.
Прямо перед ним, у крыльца стояла большая черная машина с тонированными стеклами.

VIII.

Его везли быстро. Глаза не поспевали за мелькающими неоновыми пятнами улицы. Свернув, автомобиль прошелестела шинами по глухой с высокими каштанами аллее и въехал, не сбавляя скорость, в металлические ворота. Мягко сбросив скорость, машина остановилась.
Антон вглядывался в темноту за окном и отказывался верить. Машина, черный Мерседес стояла перед дверями морга.
Его возница, молодец с исцарапанным маловыразительным лицом, выгреб Антоново тело из машины и незлобиво подтолкнул к дверям. Внутри вспыхнул свет, и они прошли в ординаторскую. «Исцарапанный» указал Антону на стул «Садись!», а сам прошел к рукомойнику в дальнем углу комнаты и помочился в раковину.
Сидели молча и чего-то ждали. Антон придремывал, рискуя свалиться со стула. Наконец , снаружи хлопнула дверь машины, и в комнату вошел Валерий Андреевич. Не останавливаясь, он подошел к Антону и коротким ударом сбоку в челюсть свалил его на пол. Потом присел возле шевелящегося тела, крепко, так, что Антон почувствовал сквозь пелену обморока, как выскакивают из кожи головы пучки волос, схватил его за затылок и несколько раз ударил лицом об пол.
- Эй, Морген, ты не перестарайся! – лениво обеспокоился со своего стула «оцарапанный».
Валерий Андреевич поднялся и вытер руки носовым платком.

Первое, что ощутил Антон, выныривая из забытья, был холод цементного пола прижатого к его лицу. Он сделал попытку подняться, но рука, на которую он оперся, подогнулась, и он завалился куда-то вбок и так и остался лежать. Снизу от пола пространство комнаты казалась перекошенным и мало узнаваемым. Узкая щель под шкафами и тумбочкой была забита пылью, каким-то мусором, и потерянный когда-то колпачок от шариковой ручки лежал прямо перед его лицом. Он снова зашевелился, и, в конце концов, ему удалось сесть, привалившись спиной к ножке стола.
Валерий Андреевич наблюдал, как копошиться на полу Антон. Потом подсел рядом.
- Так, Антон, объясняю. – деловито начал Валерий Андреевич и , встретив мутный взгляд Антона, подбодрил его – Соберись-ка! Давай-давай, прочухивайся! Время не ждет!
Он приобнял Антона за плечи и стал ему втолковывать:
- Понимаешь, Антоха, мы на самом деле никак не можем найти этого Кирьянова. Друг твой Миша сыграл с нами плохую шутку – запрятал его куда-то. Ты же знаешь, Миша сам вел всю эту бухгалтерию: нумерация кадаверов, приход-уход, сам их распределял по бассейнам...так ведь, Антон?
Он тряхнул его за плечи, и голова Антона сама по себе качнулась в знак согласия.
- Ну вот...Миша, чудак-человек, взял да и сыграл с нами в кошки-мышки! Да как-то очень неудачно для себя. Понимаешь, решил сам поплавать в наших бассейнах, да сердце вот не выдержало...И потом, ты может этого и не знаешь, формалин - чертовски вредная и неприятная штука для здоровья: слизистая глаз, легких, глотки так и плавится, так и плавится от этого формалина, особенно, если плавать в нем...Просто ужас какой-то!...А Кирьянов этот нам ох, как нужен! Понимаешь? Так что на тебя одного надежда! Ты уж, того, не подведи!
Антон слышал слова, обращенные к нему, слышал и ничего не понимал. Он только снова согласно кивнул, да так и поник головой.
Валерий Андреевич огорченно вздохнул, поднялся с пола и попросил «оцарапанного»:
- Перетащи-ка его в зал, Костя.
Шатающегося Антона вывели в зал и толчками и пинками заставили взгромоздиться на один из мраморных столов. Валерий Андреевич надел шелестящий клеенчатый фартук и взял в руки шланг.
Тугая струя ледяной воды ударила Антону по глазам, в нос, потом в лоб, заливая уши, прошлась по телу, выбивая дробь на ребрах, больно ударила в пах и снова полоснула по лицу. Антон закашлялся и сел на столе, свесив ноги в мокрых, прилипающих к бедрам джинсах.
-Антон, давай серьезно. – Валерий Андреевич убрал шланг, - если ты не хочешь, чтобы тебя здесь обмывали как кадавер, то ты нам должен помочь...Ну, давай, шевели извилинами! Миша наверняка тебе что-нибудь сказал. Вспоминай, вспоминай!.. Любая подробность, мелкая деталь может оказаться важной!..
-Эт-т-т.. какой-то бред,- Антона бил озноб, и он обхватил себя руками.
-Не буду спорить, может и бред. Но мы вот, очень к этому серьезно относимся!.. Для начала давай согласимся, что ты нам поможешь.
Струя воды снова ударила Антона в грудь, опрокинув его на стол. Он замахал руками, отбиваясь и захлебываясь водой.
- Да, да, да! – крикнул он, кашляя и отплевывая воду.
- Ну, слава Богу, а то я уже стал волноваться...- Валерий Андреевич закрутил кран.
В этот момент «оцарапанный» Костя, стоявший в ленивой позе ожидания в проеме двери, вдруг напрягся и поднял руку «Тихо!» Потом, неслышно ступая, исчез. Валерий Андреевич сделал знак Антону молчать, приложив палец к губам, и осторожно снял с себя фартук.
Костя вернулся так же бесшумно, как и исчез. Приблизившись к Валерию Андреевичу, он зашептал:
- Там твоя бабенка ходит, чего-то высматривает. Что будем делать?
Валерий Андреевич взглянул недобро на Антона, подошел к нему и потрепал по щеке.
- Уж не ты ли ее пригласил сюда, Антоша?
Антон энергично замотал головой.
- Ну ладно...Костя, я займусь ею, а ты – запри этого в подсобке, потом возьмешь машину и жди меня возле ее дома через полчаса. Давай!
Костя брезгливо ткнул Антона в мокрое плечо, показывая на дверь крошечной комнатки, которая обычно была завалена ведрами, какими-то палками и тряпками. Втолкнув Антона внутрь, Костя захлопнул дверь. Щелкнул замок. Спустя минуту погасла неровная щель между дверью и косяком. Все стихло.

IX.

Влажная темнота. Глаза никак не могут приспособиться к ней. Антон пялится в темноту до ломоты в висках, но ничего кроме узкой бархатной черно-синей полосы наверху, где-то под потолком, он не видит. Растопырив руки и поворачиваясь из стороны в сторону, он пытается на ощупь пройти к дверям: гремят пустые ведра, какая-то палка падает ему на спину, больно ударяет его своим концом по затылку. Наконец он натыкается на дверь, шарит и находит ручку, дергает ее вверх-вниз, вверх-вниз. Дверь слегка шевелится в перекошенной раме. Он нащупывает окошко замка, затем , порывшись в карманах джинс, выуживает скрепку. Через минуту замок щелкает, и дверь, скрипнув, отваливает в сторону.
Он стоит какое-то время посреди зала залитого нереальным синим светом бактерицидной лампы, затем присаживается на ближайший стол.
Вот он и свободен. Свободен от морока сегодняшнего дня: никакой шизофрении, все банально – какая-то «уголовка». .. Слава Богу - живые люди, хоть и убийцы. Теперь можно спокойно, не торопясь уйти отсюда. Спасибо Майе –Беатриче... Сесть в поезд и укатить прочь из этого города, и пропасть, затеряться... Или пойти в милицию. Нет, милиция...нет, это прямая дорога в психушку. Отпадает. ..
Уйти? Сбежать?.. От чего? От своей вины перед смертью Миши? От того, что здесь произошло? Это ли решение?.. Нет, этот морок его не отпустит. Так же как и Валерий Сергеевич – этот точно не отстанет...так же как и прошлое, которое сидит в нем и тоже не отпускает... Нет уж, нужно рубить эти узлы!.. Пора…Пора!
Ах, Миша, Миша, что же ты такое сделал, что тебя убили? Спрятал очень нужное этим уродам тело и уничтожил все следы, по которым его можно найти...Зачем, скажи Миша, зачем!.. Теперь только ты знаешь, где оно?.. где ключ?.. Сколько у меня времени? Минут тридцать – сорок!...Ну давай, археолог, сдувай пыль веков со своих мозгов, ты же все разносишь по полочкам, каждый артефакт в отдельную коробочку, каждая коробочка под своим номером,.. каждая - под своим...Номер!
Антон соскакивает с мраморного еще влажного стола и идет в ординаторскую. Он .не включает свет, здесь достаточно светло - из окна льется свет фонаря. Он снова достает журнал, листает, находит нужную страницу и смотрит какое-то время на закрашенные фломастером цифры. Потом с огорчением кидает его назад в стол. Присаживается и начинает рыться в других ящиках.

Валерий Андреевич нашел Майю на аллее недалеко от ворот больницы.
- Майя, что ты тут делаешь? - он придал голосу «взрослые», требовательные интонации – так говорят родители, застав шестнадцатилетнюю дочь, курящую в своей комнате: «И наверняка, это уже не первая твоя сигарета?!».
Майя вздрогнула, но решительно подошла к Валерию Андреевичу:
-Ты уверен, что Антона отвезли домой?.. Я ему звонила – телефон молчит. Я позвонила тебе домой, тебя тоже нет...
Валерий Андреевич нахмурился обеспокоено:
- Конечно, я ни в чем не уверен...Он мог ведь поехать куда угодно...Потом, он мог приехать и заснуть так крепко, что мог и не слышать твоего звонка?
Майя не сводила глаз с его лица, словно заранее отметала все его объяснения:
- А ты что тут делаешь?
Валерий Андреевич опешил от такого вопроса, или сделал вид, что вопрос его застал в врасплох:
- Я работаю, Майя...и, понимаешь, я готовлю материал для диссертации...а времени уже в обрез, вот я и..
И тут он вскинул глаза на нее и ужаснулся:
-Ты мне не веришь?.. Ты что, ревнуешь? Но ведь это смешно!
Потом, спрятав улыбку, он решительно взял ее за руку:
- Пойдем, посмотришь, где я работаю, удостоверишься, что я не устроил там притон! Моя оскорбленная невинность вопиет!..
Майя, не ожидавшая такого поворота, растерялась и, вяло упираясь, заковыляла за ним на разъезжающихся на гравии каблуках.
Они быстро миновали коридор и вошли в зал. Шаги гулко отдавались в просторном помещении. При их звуке Антон метнулся от стола за шкаф и, сдерживая дыхание, выглянул из-за его края.
Валерий Андреевич и Майя стояли посреди зала. Их фигуры, залитые синим светом, казались плоскими, как сгустившиеся тени, и лица были больше похожи на серый загрунтованный картон. И лишь ослепительно неоново- белая блузка Майи светилась в бесплотном синем сумраке.
Валерий Андреевич что-то сказал негромко, наклонившись к Майе, та в ответ отрицательно замотала головой, развернулась и поспешила назад к выходу. Ее спутник постоял еще какое-то время, прислушиваясь, потом повернулся и тоже вышел. Глухо стукнула входная дверь.
Антон обессиленный опустился на пол рядом со шкафом.
«Ах спасительница ты моя, Майя- Беатриче! Вот и сейчас ты помогла - дала ключ к разгадке...Свет, ну конечно свет! Миша помечал все тела светящейся краской!...И в ультрафиолетовом свете номер на теле будет светиться!..- мысли стремительно выстраивались в цепь рассуждений, - Номер состоит из трех цифр: первая – отделение, из которого привезли тело. Для Кирьянова - это три, третье отделение! Вторая цифра – порядковый номер при поступлении и третья – номер резервуара, в которое Миша помещал тело.»
Антон поднялся с пола и снова достал из стола журнал. Лихорадочно перелистывая страницы, он нашел нужную и ткнул пальцем в фамилию «Кирьянов». Предыдущий, неведомый Балбахинд имел номер «07/41/09», а следом за Кирьяновым… номер «01/46/04»… Что за черт?!...Он быстро пробежал глазами колонку с цифрами и обнаружил, что запись велась, вероятно, по завершению аутопсий, а не в момент поступления, и потому порядковые номера были разбросаны по всей странице. Сравнив, даты, Антон прикинул, что Кирьяновский номер должен быть из четвертого десятка. Через пару минут он его определил – 45. Итак, искомый плавает в подвале под номером «03/ 45/ ...» Не доставало только номера резервуара!
Тут его энтузиазм резко пошел на убыль, и волна отчаянья навалилась на него - девять резервуаров! Для того, чтобы найти, ему нужно проверить все девять резервуаров!.. Снова перед глазами колыхнулась жирная гладь под тусклым светом …Нет, нет, нет и еще раз нет!…

Антон вышел из ординаторской, пересек зал, открыл дверь комнаты, где они с Михаилом обычно переодевались, прошел к старенькому шифоньеру, пошарил на пыльном его верху, вытащил лампу в полусфере отражателя и с накрученным на рукоять шнуром удлинителя. Прихватив со стола пару резиновых перчаток и зажав лампу под мышкой, он пошел к лифту.


X.

Лязгнула за спиной дверь лифта.
Холодно. Антон стоял на деревянном настиле, окруженный со всех сторон квадратами резервуаров.
Неяркий свет с низкого потолка скользил по вязкой поверхности, не в силах проникнуть в глубь, и растекался над ней тяжелыми тускло-желтыми округлыми бликами.
Он поискал глазами розетку. Ближняя к лифту стена имела три неглубоких ниши. В ближайшей стояли пару ведер, набитых тряпками, в двух других у самого потолка находились вентиляционные отверстия, забранные решетками. Такие же отверстия располагались на дальней стене. Их тоже загораживали неглубокие кирпичные кладки. Прямо перед Антоном стена имела выступ в нижней своей части, и в эту нишу, как в саркофаг, была вмурована эмалированная ванна, прикрытая деревянной крышкой, обитая цинком . О предназначении этой ванны Миша как-то вскользь заметил, что лучше Антону остаться в неведенье.
Розетку Антон обнаружил на четвертой стене, позади себя, и ему пришлось пройти вдоль пятого и восьмого резервуаров, чтобы подобраться к ней. Пластик розетки был расколот и возле отверстий темнели подтеки ржавчины.
Перед тем, как подсоединить шнур, Антон прижал лампу к животу. Затем с тихим щелчком воткнул вилку и выпрямился. Прошел к центру зала. Прижатая к телу лампа уже исходила теплом, уже под тонкой тканью чувствовалось нарастающее жжение. Но он все медлил. Еще немного, еще чуть-чуть, еще...Еще-е-е-е!!... Нестерпимо обожгло кожу, и он вскинул руку с сияющей лампой вверх и застонал от боли и от увиденного: фиолетовый купол света мгновенно сменился слепящим белым, высветив дальние уголки подвала, обнажив трещины в старой кладке и крошки застывшего раствора между лоснящимися кирпичами, достал до дна бассейнов и, выхватив из прозрачной, почти родниковой толщи жидкости плоские тела, словно впаянные в толщу ледяного озера призрачные тени, кричал о каждом из них светящимися пляшущим электричеством клеймами :

09/32/01!...04/27/05.!..06/56/08!...01/19/03!...07/22/04!...

Рука, обессилив, сама упала вниз, и свет померк. Подвал снова сдвинул сочащиеся влагой стены, обступил со всех сторон кривыми тенями, и безотрадный, немигающий свет сменил наступившую на мгновение темноту.
Антон положил лампу и стал натягивать на плохо слушающиеся руки резиновые перчатки. Он подошел к ближайшему от лифта резервуару под номером 6. Он решил начать именно с него. Просто так, на удачу. Рядом на цементном полу стояли носилки с Михаилом. Стояли так же, как он их и оставил несколько часов назад. Господи! Прошло всего несколько часов!
Под носилками растекалась бесформенная лужа чего-то,.. или это просто причудливая тень, отбрасываемая сцепленными руками, легла на цемент? Антон машинально направил лампу в ту сторону и замер.
Нет, это была просто тень, и пол под носилками был сух.
Но на левой половине груди Михаила с переходом на плечо светился вкривь и вкось написанный номер

«03/45/08»

Номер Кирьянова!...
Миша, зачем, для кого, и когда ты успел написать его? Зачем тебе вообще все это было нужно?.. Ввязаться в какую-то бессмысленную игру с этими...уродами и ради чего? Чтобы сойти в царство теней под чужим номером? Стоило ли это всего того, чем ты жил, что было для тебя жизнью? Зачем?.. Конечно, смерть все равно приходит и , как не крути, всегда внезапно, и какая разница, что я делаю в этот момент, чем занят мой ум, моя душа?! Но объясни, Миша, объясни, зачем ты так умер, если смерть есть продолжение жизни?!.. Зачем ты тянешь меня за собой? Ведь ты писал этот чертов номер, зная, что только я смогу его увидеть!.. Ты ждешь, что я последую за тобой, за непонятной и ненужной мне тайной?.. Чтобы погибнуть, как ты в этом подвале?...Чтобы выжить и отомстить?.. Чтобы сойти с ума?.. Чтобы обрести свободу? Спуститься в Ад своих страхов и грехов, чтобы вернуться к самому себе?..
Антон повернулся и пошел к дальней стене, к восьмому резервуару. Подняв лампу над головой, он заглянул в бассейн. Он насчитал то ли девять, то ли десять тел. Номера светились в толще коричневатой жидкости, но как Антон не вглядывался, он не мог разобрать цифр. Он поморщился: придется подтаскивать каждое тело ближе к краю и таким образом их сортировать. Антон опустился на колени, наклонился вперед, вытягивая руку, и ухватил то, что было поближе. Это была чья-то голень. Раствор был холодный, но когда пальцы нащупали лодыжку, сковывающая стылость впилась в его кисть и ломящей болью стал подниматься по предплечью, пронзая локоть и выкручивая плечо, и лишь близость сердца, выталкивающего горячие волны крови, остановила проникающую боль.
«Коцит, ледяной Коцит!.» - зазвенело в его голове.
Он потащил, но казалось, что он тащит целый айсберг: тела цеплялись друг за друга, тянулись друг за другом, словно сопротивлялись своим многоруким, многоногим, многотельным существом...
Он еле удержал равновесие. Поднатужившись и кряхтя, он подтянул первое тело. Это оказалась женщина.
«Для особы, которая, сэр, была женщиной, ныне же, царствие ей небесное, преставилась.»
Изловчившись, он оттолкнул ее в сторону и, ухватив чью-то руку, потащил следующее тело.

XI.

Расшвыривая колесами мелкий гравий на повороте, черный Мерседес подкатил к двери морга.
Валерий Андреевич и Костя вошли в незапертую дверь. Вспыхнул свет.
Костя пересек зал и скрылся в коридоре, направляясь к подсобке, где они оставили пленника.
- Морген!- почти сразу раздался его голос, и он снова вынырнул в дверях зала, - Морген, он смылся!
Валерий Андреевич ответил ему улыбкой и приложил палец к губам. Он стоял возле шахты подъемника. Поманив Костю, он показал пальцем вниз шахты и, наклонившись к Косте, тихо произнес:
- Мальчиш -Кибальчиш уже там...
И смешинки заиграли в его синих глазах, собирая кожу на висках в лучинки морщин.
- Летят самолеты - салют Мальчишу! Плывут пароходы – салют Кибальчишу! Идут пионеры – салют Мальчишу!..
И он нажал кнопку лифта.

XII.

Кирьянов оказался шестым.
Подтянув его к самому краю бассейна, он попытался вытащить тело, но пальцы скользили, и Кирянов, тихо всхлипывая , соскальзывал назад в раствор, снова погружаясь в темноту бассейна.
Наконец, Антон изловчился и, подхватив его под мышки, вытащил тело на деревянный настил.
Уложив его поровнее, присел рядом на край бассейна.
В этот момент лифт коротко рявкнул металлической утробой, и платформа с натугой потянулась наверх.
Антон вскочил. Сердце заколотилось, бешено ударяясь о грудь, загоняя литры кипящей крови в голову и закладывая уши. Испарина выступила на лбу, и затылок снова начал неметь, и тупые иглы рассыпались по плечам.
Он оглянулся:
"Подвал - подвал, где нашли тело брата. Низкий потолок, влажные и холодные стены, ровный неяркий свет, глубокие тени, там, где стена изгибалась или был выступ...какой-то незнакомый и необычный запах...Гулкий металлический звук над головой и... шаги.."
XIII.

Валерий Андреевич с Костей спускались в лифте, негромко переговариваясь:
- Давай без суеты и мордобоя. - инструктировал Валерий Андреевич напарника. - ему все равно деваться некуда. Если он спустился, значит знает, где искать. Может быть даже, уже нашел. Тогда – забираем и уходим.
- А что с ним?
- Я разве не сказал?
- Не-а.. Только, слышь Морген, давай без этого...один раз сошло, а во второй – можем проколоться...
- Нет-нет...Мы его по-свойски, как коллегу пристроим в юдоль тихой скорби...Острый психоз, галоперидол в течение месяца, шизофрения, и - на веки вечные бесплатные нейролептики! Особенно, когда будут накатывать воспоминания о странностях его работы в нашем морге.
- Ну, а если он обо всем уже догадался?..
- Что ж ты все время о плохом?!..- обозлился Валерий Андреевич и, помолчав, подытожил, - тогда судьба ему - остаться навеки молодым...
Платформа, громыхнув о цементный пол, остановилась.

XIV.

"Шаги...Гулкие такие шаги!.. Я в панике начинаю метаться по подвалу, чтобы найти выход, убежать! Но выход - только там, откуда приближается незнакомец! Я начинаю искать, где спрятаться, затаиться, нахожу и вжимаюсь в маленькую нишу за выступом стены, сжавшись в комок и закрыв лицо ладонями!.."

Они молча вышли из лифта. Костя осторожно, чтобы не греметь, притворил дверь кабины, не закрыв ее до конца. Валерий Андреевич дернул его за рукав и показал пальцем в дальний конец подвала. Там на деревянном настиле у самого бортика резервуара лежало бесформенной тенью тело. Костя кивнул и, спрыгнув с настила, чтобы срезать путь, молча направился в ту сторону. Звук каждого его шага, отскакивая от цементного пола, гулким «Ц-Ц-Ц» взлетал вверх, ударялся о свод подвала и рассыпался, оседая мелкой пылью в колеблющемся от испарений желтом полумраке.
Валерий Андреевич осмотрелся. Подвал казался пустым.
«Раз-два...- пять! Я иду искать! Кто не спрятался, я не виноват!»- усмехнулся он про себя.
Потом, осторожно ступая, он двинулся вдоль ближней, левой стены, из которой шагах в трех - пяти от него торчали кирпичные выступы, скрывающие плоские ниши.

"...шаги рядом, рядом с выступом, где я спрятался...шаги замерли...я боюсь дышать,.."

Осторожно, с бьющимся сердцем Валерий Андреевич вступил в первую нишу и остановился. На полу в углублении стояло пустое ведро, рядом мохнатой горкой были навалены тряпки. Он перевел дыхание и снова усмехнулся: «Прямо, казаки – разбойники!». Оглянувшись, он посмотрел, что там делает Костя? Тот, присев на настил возле дальнего бассейна, склонился над телом.

"...шаги замерли...я боюсь дышать,. .потом я убираю ладони с глаз и вижу темную, бесформенную тень.."

Валерий Андреевич сделал два шага за следующий выступ и не удивился, увидев во второй нише Антона. Тот стоял, опустив голову, и, казалось, смотрел себе под ноги. Валерий Андреевич проследил за его взглядом и увидел у того в руках ведро. В тот же момент Антон плеснул в лицо Валерию Андреевичу столько раствора формалина, сколько успел перед тем, как вжаться в спасительную нишу, зачерпнуть из ближнего резервуара.
Валерий Андреевич охнул, схватившись руками за глаза, и попятился. Антон выскочил из ниши, опрокидывая стонущего патологоанатома в огромный резервуар, и бросился к двери лифта. Он с грохотом захлопнул дверь и несколько раз ударил по кнопке «вверх».

Лифт загудел и глухо завибрировал перед тем как начать движение. Где-то наверху, под металлическим кожухом дрогнуло колесо, натягивая металлический трос...

Костя вскочил, ошарашено глядя то на мечущегося в бассейне «Моргена», то на Антона, вжавшегося в дальний конец платформы. Наконец, до него стало доходить, что поднявшись на лифте, Антон просто захлопнет мышеловку и отрежет им единственный выход из этого подвала! Он бросился к еще неподвижному лифту, выдергивая на ходу из-за спины «Макаров»...

...Старое, видавшее виды колесо повернулось, трос дернулся и медленно потащил вибрирующую платформу вверх...

Костя был уже в нескольких шагах, когда платформа с глухим лязгом двинулась, поползла, поднимаясь, и бледное лицо Антона с расширенными от ужаса глазами за проволочной сеткой шахты тоже стало медленно уплывать наверх.
Тогда Костя в яростном отчаянии выстрелил несколько раз в Антона. Потом, подпрыгнув до уровня поднимающейся платформы, еще и еще и еще!..

Антон видел, как бежал к нему Костя. При первых выстрелах Антон испуганно присел, не удержал равновесия, и его швырнуло в дальний угол платформы. Падая, ему показалось, что он ударился правым плечом о заградительную решетку, и почувствовал, как онемела, стала стыть его правая рука. Встав на четвереньки, он попытался подняться на дрожащий под ногами пол. Голова закружилась, и он снова чуть было не упал. Но все-таки встал и с вялым удивлением обнаружил на полу платформы пятно крови, которое быстро увеличивалось. Когда лифт остановился, правая половина его майки набухла от крови, а перед глазами скакали и дергались радужные шары. Взявшись за ручку двери, ему пришлось навалиться всем своим неимоверно тяжелым телом на левую, единственную слушающуюся руку, чтобы дверь распахнулась.
Он еще смог различить какие-то фигуры в странных комбинезонах и с черными лицами, бездонные зрачки наставленных стволов и далекий высокий голос «все-е-е-е.....а-а-а...о-о-л-л-л!!!...»

XV.
(тридцать два часа спустя и позже)

Антон очнулся и лежал, не размыкая век. Ему представлялось, что он в кровати у окна, то ли бабушкиного дома, где окна выходят в огород, и лето за окном колышется полуденным маревом и жужжанием шмелей, то ли квартиры в индустриальном заснеженном городе его детства, то ли в комнате одного из общежитий, в которых он пожил за последние пять лет... Так или иначе решил Антон, я лежу у окна. А за окном - солнечный день! И капель звенит в диапазоне от края крыши до тающего льда под ногами, и радость от яркого весеннего и потому радостного ослепления сравнима только с замиранием сердца при виде глубины далекого синего неба в окне и дальше, там, за рамой, выкрашенной матерью в прошлом году, расплескавшегося во всю ширь видимого горизонта...
Черт дернул Антона открыть глаза.
Он лежал у окна. Синие сумерки законопатили окно. Вокруг все было тревожно чисто и просторно. Стена напротив выкрашена в светлые, серые тона. Стена была гола и неуютна. Лицо какого-то человека соответствовало стене: обманчиво светлое и вселяющее тревогу. Лицо это оторвалось от чтения газеты и обратило взгляд своего лица, скорее внимание серых, с темною каймой вокруг радужки, глаз на Антона.
- Привет! – думая, что именно это приветствие соответствует обстоятельствам, произнесло лицо.
Звук произнесенной фразы пронзил Антона, и электрическим разрядом ударился в макушку головы, аккурат изнутри черепа. Антон шевельнулся в кровати, почувствовал привычность своего тела, и лишь боль в правом плече окончательно вернула его к реальности происходящего.
- Привет, Антон! – повторил, сидящий рядом с кроватью. – Я - Виталий из городской прокуратуры, следователь. Мне с тобой надо поговорить. Понимаешь ли, ты - у нас , как свидетель. В смысле – свидетель обвинения. Хочешь – сейчас поговорим, не хочешь – поговорим позже. Например, завтра.
А сегодня я тебя введу как бы в курс дела. Ты меня понимаешь? – вдруг засомневался следователь.
Подошел доктор, его призвал Виталий своими тревожными размахиваниями коротких ручек.
Доктор подошел к Антону, близко заглянув ему в глаза, спросил что-то негромко, и после этого, повернувшись к следователю, успокоительно кивнул головой.
- Ну-у-у,.. хорошо! – собираясь с мыслями, произнес Виталий.
- Сотрудники отдела по контролю за оборотом наркотиков уже полгода как засекли канал поставки героина в Москву и другие города европейской части через наш город.
Он замолчал, чувствуя неловкость: фраза была казенной до боли в скулах и требовала более человеческих нот в голосе.
- Правда,- следователь изо всех сил попытался исправиться, - засекли только хвост и голову змеи: откуда поставляют героин, и города, где он появляется уже на улице. Это было схвачено быстро. А вот сам канал, перевалочную базу, способы доставки в города, то есть - тело змеи, никак не могли вычислить. То есть, другими словами, тело и сердце змеи – ускользало.
Потом в поле нашего зрения появился Винчевский Валерий Андреевич, здешний, врач городской больницы. « Не судим, не привлекался, родственников за границей....» и - так далее. Ничего конкретного. Но там, где отирались курьеры, всегда можно было встретить Винчевского.
С весны взяли его в разработку и чуть позже – установили слежку. Потом, когда его уже взяли, а самое главное, взяли его подельника, выяснили следующее.
Схема была на удивление проста. Винчевский, патологоанатом, имел доступ к телам умерших лиц без определенного места жительства, ну вы знаете, что я имею ввиду. Он брал таких на заметку, другими словами забирал их в специальное хранилище и держал до поры до времени. Потом, когда поступала партия героина, ему говорили куда и сколько должно быть отправлено. Он буквально прятал в труп нужное количество героина: после аутопсии освобождалось достаточно место для 300-500 граммов зелья. Тело зашивалось вместе с «ценным грузом», и «контейнер» для отправки был готов. Потом из означенного города поступал сфабрикованный запрос на тело, якобы от родственников, или от какого-нибудь учреждения, имеющего на то полномочия. И оно, это тело благополучно и без затруднений отправлялось в нужный город, и через день-два героин появлялся на улицах.
- Что говорите? – обеспокоено наклонился к Антону рассказчик. А тот хотел всего-то и спросить «Я тут причем?», а получилось только глупое, хриплое «Хр-р-р...». Подошла сестра, приподняла изголовье и дала раненому воды. Тот наконец задал вопрос и с отвращением уставился в потолок.
- Вот-вот!..- оживился следователь, - тут подоспел случай. Уж не знаем когда, сейчас никто и не узнает, но санитар морга, ваш напарник, Соркин Михаил Вениаминович каким-то образом обнаружил в теле некого Кирьянова тайник с героином. Мы знаем, опять же по показаниям подозреваемых, что Соркин решил шантажировать Винчевского. Он спрятал подготовленный «контейнер» в подвале среди десятков других тел и потребовал ни много ни мало сто тысяч американских долларов. Винчевский, по показаниям его подельника, был скор на руку, и безжалостен. Мы не знаем, сразу ли он убил Соркина или пытался выяснить, куда тот спрятал мертвеца, но так или иначе Соркин сам оказался мертв. Я думаю, что он пытал вашего напарника...

Потолок был чист и светел, как приготовленный лист бумаги.
- Интересно,- подумал Антон,- сколько людей вдохновлялось, глядя в больничный потолок? Врубель, например? Или Арман Жан дю Плесси?.. Но как хорошо, как сладко отдаться безумию или физической немощи, раствориться в этом и прекратить всякую борьбу со своим естеством!.. Борьба - вот где безумие!..

- Потом, Антон, - снова выплыл голос рассказчика, - дело дошло и до вас. У Винчевского с подельником родилось подозрение, что вы с Соркиным были в сговоре. Другими словами, они были уверены, что вы должны знать, где находится труп с героином. Они не рискнули сразу взять вас в оборот. Зная о вашей неустойчивой психике, может быть Соркин обмолвился об этом в разговоре с Винчевским, кто знает, но тот решил сыграть на этом: нагнать на вас страху. Он рассчитывал, что, испугавшись, вы обнаружите, где находится тайник. Не получилось.

- Не получилось...-эхом отдалось в мозгу Антона, - не получилось...Побег не удался...Все дальше и дальше вниз, и отстал Вергилий, и Беатриче обманулась, и Майя оказалась права: кошмар памяти стал его реальностью. И так теперь до самого конца...

- Тогда они решили силой заставить вас говорить. – опять встрял голос следователя, - к тому моменту мы уже плотно сидели у них на плечах.. ну, там камеры, прослушка, и все такое... На следующий после смерти Соркина вечер стянули спецназ к зданию морга. Наблюдали за вашим бегством. Потом вы исчезли. Это когда Винчевский вас подцепил бампером своего Мерседеса. Это ж надо, ведь и не боялся и не стеснялся гонять на этакой тачке!.. Потом все стало происходить очень быстро: то вы все вдруг собрались, потом возня какая-то, они то уезжают, то приезжают...Ну, а как пальба началась, тут мы и нагрянули! Вы нам про этот промежуток времени уж поподробнее, пожалуйста, расскажете.
Подошел врач и склонился над Антоном, но тот уже успел прикрыть глаза. Тогда врач зашептал следователю:
- Виталий Петрович, хватит с него на сегодня. Сами понимаете- слаб еще. Потом у меня серьезные опасения в связи с его психическим статусом.
Следователь понимающе закивал головой:
-Да-да...насчет психики и статуса, -это точно, я понимаю. – он оживился и энергично стал рассказывать, - Вы не представляете, что там в подвале-то было! На что уж наши ребята крепки, и то – одного из спецназа вырвало. Лежит этакий мертвяк, брюхо вспорото аж до подбородка, а внутри на позвоночнике пакеты с наркотой! А уж запах там стоит!..
Врач, потянув его за рукав, увлек в коридор от кровати.
- Я пожалуй приглашу специалиста по реабилитации. Антон, конечно еще слаб, но уже в сознании. Я думаю, что хороший собеседник будет для него лучше, чем наши антипсихотики.

-Собеседник...сколько их было? – Антон сморщился от боли в правом плече, - растерял всех...Что-то умерло внутри. Может быть страх?.. Пустота... и ходьба по кругу, от одного воспоминания к другому и снова к нему. И никогда к себе.


На следующий день медсестра усадила его в кресло - каталку, и минуту спустя он оказался в небольшом саду больницы. Антон, разглядывая выкрученные почти горизонтальные ветви - стволы старых яблонь, отметил про себя, что это какая-то другая больница, во всяком случае, не тот ночной парк, по которому он бежал, не разбирая дороги. Во всяком случае, сад очень отличался от того ... и деревья не те...

Он сидел в кресле и жмурился от солнца. Глядел перед собой, на убегающую на холм песчаную дорожку. Он слегка пошевелил пальцами правой раненной руки. Кончики пальцев дрогнули, и ему показалось, что он ощутил тепло, которое медленно растеклось по ладони.
Он увидел, как перед ним неторопливо из колеблющегося марева на холме появился женский силуэт. Женщина медленно приближалась. Ближе и ближе, пока он не различил ее черты – Майя.

Они устроились в густой тени отцветшего куста жасмина. Молчали.
Майя заговорила нерешительно и тихо:
- Антон, прости меня!.. Понимаешь, мне все время кажется, что я предала тебя! Да, предала!.. Ведь ты думал, что я смогу тебя защитить, а я ...испугалась, просто испугалась за себя, за свою карьеру...Господи! Как я проклинаю себя, ту, которой я была в тот вечер!.. Но я и не могла представить, что Валера,. что Винчевский – преступник! Понимаешь?..
Она дотронулась до его пальцев.
Антон молчал, не убирая рук и так же глядя на марево на холме, словно снова ждал кого-то. Потом заговорил:
-Брат был на год меня старше. Мы были с ним похожи и не похожи одновременно. При внешнем сходстве, окружающие не угадывали в нас братьев. Он был старше, сильнее, красивее. Он был отчаянным мальчишкой, азартным и безудержным в своих играх. Я не любил с ним играть. Его игры всегда были какие-то рискованные и часто злые. Во всяком случае, мне так казалось...Мне казалось, что я лучше, потому что добрее,.. может быть потому что я восхищался им, а он мной –никогда,.. не помню...
Однажды мы играли: несколько мальчишек разделились на команды, и одна выслеживал другую. Мы с ним оказались в разных командах. Мы бегали, прятались и крались, выслеживая друг друга на какой-то стройке. До сих пор помню ровный бетонный пол первого этажа и недостроенные стены... Пробегая мимо какого-то люка, я услышал его голос. Брат окликал меня по имени и просил вытащить его оттуда. Он был здорово испуган и кричал, что какой-то мужик гоняется за ним по подвалу. Он был так напуган, что его страх передался и мне. Трясясь, я схватил его протянутую руку и потащил наверх. Но он был такой тяжелый, а руки мокрые от пота и скользкие...В какой-то момент я потерял равновесие и почти упал в проем люка следом за ним! Казалось, я вот-вот опрокинусь в черную тьму подвала, силы мои иссякали, тело уже невозможно было удержать и...я разжал пальцы... Он упал,.. .из темноты не послышалось ни звука, даже шума падения я не услышал...Потом я бежал, кричал, падал, снова бежал... Когда сбежались все, я бился в истерике, плакал, и все кричал, что я не знаю, где он...
Прощенья нет. Страх прошел, а прощенья нет.

Майя сидела, глядя на него расширенными глазами и зажав ладонью рот.
Где-то далеко громыхнул гром. Мимо них заспешили больные, подгоняемые пыльной поземкой. Воздух дрогнул под напором свежего ветра.
- Пойдем, Майя, пойдем...

После выписки из больницы Антон уехал, точнее его перевезли на крохотную дачу. Он снял ее в поселке на краю березового леса и жил там один. Майя приезжала к нему часто. Они разговаривали, точнее она, хлопоча вечерами по хозяйству, рассказывала, говорила. Антон больше молчал и краснел, когда, сидя за чаем, она вдруг замолкала, глядя на него. Минуту спустя, она улыбалась виновато и снова что-нибудь рассказывала. Потом быстро собиралась и уезжала последней электричкой.
Антон сидел, прижавшись спиной к прохладной стене дома. Жара изнуряющего лета спала, пощадив вечерние часы и обещая спокойную ночь, а может даже и спокойный сон.
Перед его глазами растопырил ветви куст смородины с отливающими синим верхними листьями и глубокими тенями в самом низу, тенями зеленого, уходящего в черноту. Старая черешня, обреченная на вырубку по осени, стояла не шелохнувшись, и только один лист вяло трепыхнулся на безветрии, как снулая рыба. Вечер в томлении грозы. Теней нет, и от этого деревья, кусты, ближние дома нереальны, зыбки.
- Сегодня приедет Майя. – подумал Антон, - но мне нечего сказать ей.