В гостях у йети

В гостях у йети.

Александр Пузякин продирался в сумраке сквозь чащу. Низкие кусты, поваленные деревья и пеньки отбрасывали причудливые тени, стремясь напугать бывалого следопыта. Но не так просто было сбить Пузякина с намеченной цели. Охотиться ему доводилось по всей России, иногда в Европе, но там сложнее, особо не побраконьерничаешь. На загородной даче огромный зал был увешан головами редких трофеев, большая часть из которых занесена в Красную книгу. Коллекционировать доступных, разрешенных для охоты зверей Пузякин считал уделом любителей. Деньги и власть позволяли ему уничтожать редчайшие экземпляры, исчезающие с планеты. Двоих егерей, которых не удалось купить или запугать, убили бойцы Пузякина. Во время охоты на уссурийского тигра егерь Зарубин уничтожил трех телохранов и двух деловых партнеров. Сам Пузякин едва ушел. Через четыре дня вернулся с десятком лучших, хотел взять Зарубина живым, для коллекции, но пришлось взорвать его ручной гранатой; в этом бою Пузякин потерял еще двоих. Спустя полгода еще один лесник уперся, его убили на месте, не оставляя за спиной. Теперь его голова находилась в зале трофеев, хотя Пузякин предпочел бы голову героя – Геннадия Зарубина.
И вот он в Вятских лесах. Неделю назад прочел статью о “снежном человеке” – реликтовом гоминоиде, называемом ещё йети, и тут же определил, где будет красоваться чучело – в центре зала, ибо никто еще не мог похвастать таким… Только легенды, намеки на следы, сказки дедов… Никто не был уверен, существуют ли йети.
Пузякин, как обычно, взял с собой двух друзей. Он всегда подстраховывался на случай осечки, хотя ее никогда не бывало. А может, зверь нападет со спины, или попадется еще один Зарубин, да мало ли что еще… Трое телохранителей сопровождали его везде, кроме леса. Шум от этих городских слонов мог спугнуть кого угодно.
Местному охотоведу представились как научная экспедиция, и Тимофеевич охотно рассказывал им где и когда он видел в последний раз следы йети, пока не приметил в машине охотничьих ружей. Начал возмущаться, получил в зубы, был связан и оставлен охране. Пузякин с товарищами рванулись в лес. Всю последнюю неделю он был одержим идеей убить снежного человека. Его спутникам редко удавалось поохотиться – Пузякин всегда убивал сам. Они могли лишь на обратном пути подстрелить обычную дичь. Главное, за что браконьер ценил их и за что неплохо платил – за умение бесшумно следовать за ним, часами сидеть в засаде и надежно прикрывать спину.
Бродили с полудня до вечера, пока нашли описанное Тимофеичем место. Едва заметный след размером с полторы ступни взрослого мужчины первым заметил сам Пузякин. Внимательно его осмотрев, опытные браконьеры оскалились, словно гончие, напавшие на след зверя. Отпечаток был свежим.
- Назад! – властно скомандовал Пузякин. – Я сам.
Своей фамилии он не соответствовал, в пятьдесят два года был достаточно подтянут, вынослив, любил риск, если сзади прикрывали несколько верных стволов. В повседневной жизни тоже был осторожен, справедливо считая самым опасным зверем человека. К окружающим относился с пренебрежением, был нагл и вульгарен. Немногих он считал равными себе, выше не было никого. Неотступно и у всех на виду его сопровождали три шкафа-телохранителя. Их широкие спины не раз задерживали кусочки свинца, на их место нанимались новые, но это было нечасто. Пузякин не давал своим врагам шансов на спасение. Более одного раза один и тот же человек на его жизнь не покушался, а остальные призадумывались. Кроме трех громил бесшумными невидимками драгоценную жизнь берегли пятеро профессионалов.
Следы вывели Пузякина к ручью, здесь гоминоид напился. Долгое время стоял. “Принюхивается к чему-то или думает о высоком” – иронически подумал Александр. Для него снежный человек был просто зверем, очередным редким, даже очень редким трофеем. Вот шаг йети стал шире, почему-то ускорился. “Понял, что ему не уйти. Чуткий, зараза!” – с восхищением подумал Пузякин. Он уже бежал по следу, забыв обо всем. Даже не заметил, что его подстраховка отстала. На их пути откуда-то попадались ямы, завалы, поваленные деревья. Тучи мошкары слепили глаза. Александр летел как на крыльях. Внезапно след оборвался. Только что был, видно как йети протиснулся через кустарник, виден один отпечаток на выходе – и все. Будто взлетел или провалился под дерн. Браконьер даже потопал ногой, земля чуть пружинит – хвойные иглы, болотом и не пахнет. Начал в беспокойстве осматриваться, схватился за сотовый – бесполезно. Связь пропала еще за десять километров от края леса. Кричал товарищам – зов потонул в ветвях, будто был проглочен гигантским невидимым чудовищем. Ладони, сжимающие приклад, вспотели, Пузякин перехватил поудобнее. Он осторожно попятился назад. Шагов через десять краем глаза заметил что-то большое, неторопливо двигающееся. Мгновенно развернувшись всем телом, повел в ту сторону стволом. Никого! Жажда убийства победила благоразумие, не позволив вернуться назад. Пузякин двинулся вперед, туда, где видел силуэт. В лесу потемнело, словно наступила ночь, ветви в вышине сомкнулись, спрятав небо. Часы Пузякина, дорогой и надежный механизм, вели себя очень странно. Секундная стрелка двигалась вперед с трудом, словно продавливая незримую преграду. Если бы Пузякин смотрел на часы дольше, он бы сошел с ума. Временами стрелка замирала и, дрогнув, ползла назад! Стрелка компаса вращалась как пропеллер, стремясь улететь из этого чуждого, непонятного места. Но Александр этого не видел, он шел только вперед, он чувствовал, что впереди кто-то есть, хотя глаза говорили об обратном.
Слева в кустах что-то затрещало, захрустело. Радостно вереща, выскочил детеныш йети. Весь в мягкой шерсти, чуть выше метра, похож на медвежонка. Крепенький, как боровичок, чувствуется сила в неразумном пока тельце. Распахнув наивные детские глазенки, совсем как у обычных детей, остановился в нерешительности. Он еще не умел отводить глаза и не мог исчезнуть от взора чужака, как взрослые “снежные”.
Пузякин не медлил ни секунды. Вскинул ружье, не целясь, выстрелил. Перед глазами промелькнуло что-то большое и темное. Пулю, пущенную в малыша, принял на себя тот, кто все это время незримо находился рядом. Алая кровь мощными толчками выплескивалась из пробитого правого плеча огромного йети. Гоминоид взревел, в лесу поднялся ураган. Тут и там ломались и падали на землю ветви в руку толщиной, могучие ели качались как соломинки. Пузякин вновь поднял ружье, но выстрелить не успел. Земля наклонилась, он чувствовал, что падает назад, и выстрел ушел ввысь. Волосы встали дыбом, когда дуло ружья стало загибаться вверх, вот уже смотрит ему в лицо черным бездонным глазком. Смертельный страх заполнил все внутри. Никогда еще не приходилось Пузякину заглядывать в лицо смерти. Судорожным движением он отшвырнул от себя предательское ружье, словно это была ядовитая змея. Вытащил из ножен огромный нож и двинулся на раненого йети. Тот сидел, привалившись спиной к дереву. Малыш стоял рядом и что-то прикладывал к кровоточащей ране. Пузякин уже занес руку для удара, когда йети открыл глаза. Нож выпал из руки, браконьер испытал неописуемый первобытный ужас. В глазах йети было что-то такое, чего не мог вынести мозг подлого и низкого существа, когда-то бывшего человеком. Александр попятился назад, закрыл руками глаза, слепо побежал. Рассудка в нем уже не оставалось, только инстинкты. Через десяток метров его тело наткнулось на торчащий обломанный сук и Пузякин закончил свой земной путь.
Из полудремы Тимофеича выдернул легкий стук – кто-то снаружи отодвинул щеколду. Веревку на руках он перепилил о серп еще вечером, а ноги ему не связывали – не ждали прыти от семидесятилетнего старика. Он толкнул дверь, светлеющее небо радовало старческие глаза. Начиналось утро. Недалеко от сарая из земли торчали три толстых столба с человеческий рост, вверх тянулись тонкие молодые веточки. Еще два – у края чащи, будто только что из нее вышли, хотя Тимофеич твёрдо помнил, что ещё утром никаких столбов здесь не было.

В предрассветном сумраке среди берез шагал раненый друг Тимофеича – вятский леший, по-прежнему храня от любопытных людских глаз свои тайны.