Захожу в комнату, у меня на плече воображаемое ружье, достаю воображаемые пули, выстрел… Конечно же, он не прогремел… И никто даже не обратил на него внимание… Все сидели и думали, наверное, о пятне на потолке, которое напоминает что-то неприличное…
Воображаемый выстрел по воображаемой цели. Выглядит по-дуратски. Заряжаю ружье - выстрел, целюсь – еще выстрел. Никто даже и не понимает, попадаю я или нет. Я положил ружье себе на колени и будто не знаю, что дальше делать…
День был субботний, много людей в троллейбусе, окна запотели… Запах чеснока, семечек и бабушек. Я еду на занятие по мастерству актера… Через среднюю дверь входит запах свежего пива, на следующей – неприятный запах отрыжки и лука. Троллейбус приближается к комаровскому рынку, тут образуется целый букет городских запахов. Меня вчера тошнило … В троллейбусе я почувствовал, что моя слюна снова становится жидкой… В переднюю дверь вдруг вошел какой-то новый, невыносимый запах.
В троллейбус вошел бродяга, от него воняло мочой и дерьмом. Я слышал крики какой-то бабы:
-…твою мать, да от тебя воняет, падла ты! Что? Что ты пришел сюда? Пешком ходи! Гнида, еще на лучшее место сел! Урод! Таких надо рожей об асфальт! Сука, как от тебя воняет!
Тетка орала и орала, используя все известные ей матерные обороты великого русского языка… Пассажирам это стало интересно и они вместе со своими ужасными запахами двинулись к передней двери. При этом кто-то улыбался, кто-то незатейливо тянул шею, кто-то бросал идиотские реплики… Я бродягу не видел, его мне загородили пассажиры. Я только чувствовал его ужасную вонь, а тетка не переставала на него орать:
-Вчера кондуктор двух таких мужиков к черту высадил! А эта падла тут расселась и сидит! Ты проезд оплатил, сука?
В первый раз я услышал пьяный голос несчастного:
-У меня удостоверение, я инвалид.
-Мне по…й, хоть дева Мария! От тебя воняет хуже, чем от кучи с дерьмом!
Прошла минута, баба по-тиху начала замолкать, она лишь редко бросала озлобленные фразы. Народ рассосался по всему троллейбусу. Я смог увидеть, что баба сама села на сиденье и вякает, как будто оправдываясь. Еще я смог увидеть затылок бродяги. Редкие седые волосы и лысину. На остановке вошла еще партия запахов. Тетка в очередной раз, порядку раде, вякнула какую-то гадость. Только что вошедший мужик резко зажал лицо ладонью от вони и начал о чем-то матюгаться. Баба обрадовалась и завыла как пилорама, мужик потребовал, чтобы бродяга вышел с троллейбуса.
-Нет, мне до Немиги надо!
-Пешком иди, тварь!
-Я не могу!
-Сможешь!
-У меня ноги больные!
-Мне по…й! Сейчас я тебе помогу!
Баба аж захлебывалась от торжественных воплей:
-Давайте хлопцы, кидайте его! Коль он по-хорошему не хочет!
Мужик, расталкивая толпу, ринулся к бродяге. В миг к нему присоединились все те, которые до этого глядели, моргали милыми глазками и бросали реплики. Остальные подзадоривали, кричали «давай!Давай!» Несколько пар рук схватили бомжа, тот держался за сиденье и кричал. Но ничего уже не было слышно…
«прыпынак Гарызонт» - прожужжал голос в троллейбусе. Двери открылись и от туда вылетел человек. Он лежал лицом вниз и беспомощно стонал. Сверху на него упала палка, с которой он, должно быть, ходит. Потом пошли люди, они аккуратно обходили человека и брезгливо фыркали. Шел дождь, по тротуару бежали ручейки.
-Сумку мою отдайте! – Крикнул человек.
Я стоял в отъезжающем автобусе и глядел на человека. У него на ногах лежала сумка, с вывалившимися разбитыми бутылками, человек хотел повернуться на бок, но у него это не получалось. Пассажиры в троллейбусе были на взлете и, казалось, хотели еще кого-нибудь выкинуть… Они как будто принюхивались, но чувствовали только свои собственные запахи. Тетка кричала:
-Ну что сделать, если он по-доброму не хочет!
Мне стало плохо, какая-то ужасная вонь окружала меня. Я чувствовал свой собственный запах, который, наверное, шел откуда-то из нутра. Наконец троллейбус прожужжал «прыпынак камунистычная», я выскочил и меня начало тошнить.
Я сижу с воображаемым ружьем на коленях и тупо гляжу на потолок. Потом я замечаю там воображаемую птицу и, как будто бы недумая, стреляю. Птица падает, я подбегаю к ней и обхватываю ее руками. На глазах у меня накатываются воображаемые слезы, я гляжу на ружье и не понимаю, как это так получилось, что я попал и убил? Я воображал боль. Все в тишине глядели на меня. Никто даже и не догадывался, что это со мной уже было, давно, в детстве… Всем было скучно смотреть на то, как я перебираю перышки воображаемой птички… Но пальцы все еще помнили легкие прикосновения к теплому тельцу.