Приблуда (рассказ)

Приблуда

Рассказ

Он появился у нас на даче в конце сезона, когда до окончательного переезда в город оставались считанные дни.
Было чудесное субботнее августовское утро, я только что проснулся и, потягиваясь, вышел во двор. Серебристый, давно нечесаный пудель, сидел у ворот и внимательно следил за моими перемещениями.
- Привет! – я подошел к животному, глядевшему на меня
через сетку ворот. – Ты чей, барбос?
- Или барбоска? – пол животного мне не удалось
рассмотреть, но мне почему-то казалось, что это кобель. Собственно, это предположение впоследствии подтвердилось.
Пудель продолжал сидеть неподвижно, словно большая игрушка и смотрел на меня сквозь пряди спутанных волос.
Я открыл ворота и пес, держа левую лапу на весу и недоверчиво поглядывая на меня, прохромал во двор.
- Так, да ты, вероятно, голодный?
Из дачного домика выглянула жена:
- Ты с кем беседуешь?
- Да вот, гости у нас…
- Ах ты мой хорошеньки-и-ий , нечесаны-ы-й – немыты-
ы-й, - тут же засюсюкала - запричитала жена, большая любительница собак.
- Голодный он, у тебя есть, что нибудь?
Жена повернулась и скрылась за дверью. Через мгновенье
она появилась вновь с куском хлеба в руках.
- Да не будет он хлеб есть, - скептически
прокомментировал я. Однако пудель, все еще настороженно,
аккуратно взял хлеб из рук жены и, отойдя в сторонку, лег.
Придерживая лапой кусок, пес аккуратно откусывал кусочки и проглатывал их. Через минуту с хлебом было покончено.
Пудель осмелел, встал и, вытянув переднюю лапу, попытался потянуться. Но больная лапа дала себя знать, и он взвизгнул.
- Что же у тебя там такое? – бывалый собаковод, я
понимал, что надо бы осмотреть собаку, но проводить обследование совершенно незнакомой собаки было небезопас-но. Из домика вышел Павлик, десятилетний сын. Увидев пуделька, он оживился и сразу потянулся к собаке.
- Осторожно! Нужно присмотреться к ней, - я имел уже
опыт общения с незнакомыми собаками. Свою порцию уколов от бешенства я однажды получил, пытаясь погладить бродячую собаку. – Кроме того, у неё больная лапа – не сделай ей больно!
- Ладно, я осторожно.
Сын присел и, протянув безбоязненно руку, погладил пуделя. Тот потянулся к лицу и лизнул сына в нос. Павлик ойкнул и засмеялся. Я успокоился: контакт был установлен.
Тем временем «собачья мать Тереза», как я порой называл
свою супругу за ее сердобольность, вынесла колбасу. Пес
встрепенулся и уже без опаски подбежал, прихрамывая, к жене.
Мигом проглотив кусок, он повеселел и, помахивая обрубком
купированного хвоста, запрыгал на трех ногах вокруг жены.
…Прошел час. Мы занимались каждый своим делом. Пудель
лежал у крыльца, положив голову на здоровую лапу и наблюдал за нами. Внезапно пес забеспокоился, заскулил и
направился к воротам, всем своим видом показывая, что он хочет выйти. «Что ж, ты у нас не пленник,» - подумал я , открывая ворота. Пес шмыгнул наружу и ускакал на трех лапах
прочь.
- Куда это он? – рядом стояла жена и с сожалением
смотрела вслед убежавшему пуделю.
- Думаю, хозяев побежал отыскивать.
…День подходил к концу. Семья после ужина собралась в домике и смотрела телевизор. Сын, погоревав немного из-за ухода пса, кажется, успокоился. Выйдя во двор и закурив, я подошел к воротам. Всматриваясь в темноту, я подумал о пуделе. Мне, почему-то казалось, что хозяев у пса не было - иначе бы он не остался на даче, после того как его накормили. Да и вряд ли бы собака побиралась, если бы рядом где-то были хозяева. Докурив, я бросил окурок и хотел уже уйти, как заметил какое-то шевеление у ворот. Присмотревшись, я
различил собаку, сидевшую у ворот - серая, она была совершенно неразличима в темноте.
- Пришел? Не дождался - бросили тебя хозяева? Ну,
заходи.
Я открыл ворота. Пес, держа одну лапу на весу, резво запрыгал к крыльцу и, улегшись на лежащую подстилку, тяжело вздохнул.
Утром история повторилась: после того как его покормили,
пудель некоторое время побродил по даче, обследуя ее и ставя,
к неудовольствию жены, метки, а затем попросился за ворота и
убежал. Мне стало интересно, куда это он бегает. Взяв с собой
сына, мы направились в ту сторону, куда убежала собака.
Дачный поселок, называвшийся просто «Сады» («Сады –1, 2, 3 и так далее), располагался вдоль левого берега Южного
Буга и тянулся на добрых четыре километра. Берег был обрывистый, с выступающими известняковыми скалами, испещренный осыпями и оврагами, заросших диким терном, маслинами и тростником. По дну некоторых из них бежали ручьи. Мы с сыном любили побродить по побережью, перебираясь со скалы на скалу, постоять с удочкой, выдергивая из воды мелких бычков.
Ширина дачного массива менялась: где пятьсот метров, а где-то доходила до километра. Разношерстные домики, узкие улочки, превращавшиеся кое-где в узкие тропинки, создавали невообразимую путаницу: впервые попавший сюда человек вполне мог заблудиться. Мы, купившие дачу лет пять назад, уже успели освоиться. Зная что в той стороне, куда побежала собака, тупик, мы с сыном не спеша шли по улице поглядывая по сторонам. Дачи в основном были безлюдными. Лишь в некоторых слышалось какое-то шевеление и голоса детей.
Пуделя нигде не было видно. Дойдя до конца улицы, которая уперлась в дорогу, идущую вниз, к берегу, мы остановились.
- Ну, куда теперь?
Сын пожал плечами.
- Пошли к реке?
Он утвердительно кивнул головой. Спустившись к скалистому обрыву, я раскинул руки, подставив лицо южному ветерку. Сын, подражая мне, тоже раскинул руки:
- Вот бы крылья…
Мы присели на краю обрыва, засмотревшись на открывшийся перед нами простор: ширина Южного Буга в этом месте достигала трех километров. На другом берегу, на возвышен-ности, освещенный ярким летним солнцем, раскинулся Николаев. Внизу, словно игрушечные, виднелись сооружения городского яхт – клуба. По акватории Буга, словно разноцвет-ные бабочки,, выпустив красные, синие, полосатые спинакеры*) скользили «Кадеты», «Фины»**)…

_______________________________
*) ------вид паруса (примеч. авт.)
**)-----типы яхт (прим. авт.)

Недалеко от этого места, в пяти-шести километрах выше по течению, в Южный Буг впадала другая река – Ингул. Перед нами собственно была уже не река, а лиман, Ингуло-Бугский лиман (в двадцати километрах ниже по течению к этому водному потоку присоединялся Днепр). Впереди величавая река плавно заворачивала. Окаймленное обрывистым берегом водное пространство, производило впечатление замкнутого громадного озера.
… Мы не стали спускаться вниз. Посидев некоторое время и еще раз оглядев окрестности в поисках собаки, повернули обратно…
Вечером пудель был на месте – молча сидел под воротами, ожидая когда его впустят.
- Заходи гулена. Где пропадал?
Пес прохромал к крыльцу, где ему уже была приготовлена
миска с кашей. Немного поев, пудель свернулся у входной двери и затих…
В понедельник утром я уезжал на работу на своих стареньких «Жигулях». Пудель был на месте. Он приветливо
крутил остатками хвоста, провожая меня, и даже некоторое время бежал за машиной, пока я медленно ехал по нашей узенькой улочке. Но, пробежав пару десятков метров, остановился и побежал обратно, на дачу , видно вспомнив, что он еще не завтракал.

В этот день мне пришлось задержаться на работе и потому
возвращался поздно, в сумерках. Весь день, занятый производ-ственной суетой, я не вспоминал о собаке. Лишь подъезжая к
даче я вспомнил о пуделе. Заворачивая на свою улицу, я ожидал, что в свете фар появится силуэт животного. Но ни кого у ворот не было. Значит, не пришел…
Остановив машину у домика и заглушив мотор я некоторое время не двигался, приходя в себя после напряженного трудового дня. Затем во двор вышла жена и открыла ворота:
- Заезжай, только осторожно: Кузю не задави, - сказала она, подойдя к машине.
- Какого Кузю?
- Пуделя, так его Павлик назвал.
- Почему Кузя?
- Так он ему сегодня сто кличек называл, и вот на Кузю пес отозвался!
Ну, Кузя так Кузя, нам-то все равно.
- Когда же он вернулся?
- Давно, еще до обеда. Сам нашел дорогу на дачу, через соседей: у них дыра в заборе. Павлик его на реку брал, и он от него не на шаг!
Я заехал во двор и вышел из машины. Как будто ожидая этого
момента, ко мне подскочил пес и ткнулся носом в руки.
- Привет, привет! Не нашел хозяев? Бросили они тебя, точно бросили…
Потрепав пуделя по спине, я направился в домик…
…Незаметно пролетела неделя. На субботу был назначен
переезд в город: дачный период закончился. Сразу после завтрака мы начали собираться. Все это время пудель лежал в тени под черешней и невесело наблюдал за нашей суетой – Кузя словно чувствовал, что мы уезжаем. Как будто сговорясь, мы не обсуждали судьбу собаки. Даже сын, помогая нам укладывать вещи в машине, ни словом не обмолвился о Кузе. Первым не выдержал я.
- Что же с собакой…
Жена не дало мне договорить:
- Здесь будет, оставим ему еду. Через два три дня приедешь и покормишь его.
Как всегда, жена решила проблему за мой счет. Перспектива ехать после работы за город и кормить собаку мало привлекала меня, но я не стал спорить: выгнать собаку
мы не сможем, так что это был действительно единственный выход. Может быть, оставшись одна, собака найдет себе хозяев…
Небо, с утра затянутое облаками, к обеду еще больше помрачнело. Судя по всему, собирался хороший дождик.
Мы заторопились: после дождя грунтовая дорога внутри
поселка раскисала и можно было не выехать. Наскоро пообедав, я приготовил собаке буханку, предварительно наломав на куски, налил в миску воды. Все это время пес лежал неподвижно, и лишь бусинки глаз, поблескивающие на косматой морде, говорили, что пес не спит.
Выехав на дорогу и дождавшись пока жена закроет дачу и усядется в машину, я медленно отъехал. Первые капли дождя забарабанили по крыше автомобиля. Мы все напряженно наблюдали за Кузей, который как будто не обращал никакого внимания ни на нас, ни на начинающийся дождь. В тот момент, когда жена гремела воротами, он, отвернув морду, даже не глядел в нашу сторону.
Только лишь оказавшись на асфальте, за пределами поселка, я облегченно вздохнул: мне почему-то казалось, что пес обязательно за нами увяжется. Дождь с каждой минутой становился сильнее, где –то громыхнуло. Жена, угадывая мои мысли, проговорила:
- Под навесом спрячется…
Набирая скорость, я бросил взгляд в зеркало заднего обзора и… тут же убрал ногу с педали акселератора: сзади, иногда на трех, иногда на четырех за нами мчался пудель. Проезжающие машины обдавали его потоками воды, скрывающие его иногда из виду. Жена и сын, почувствовав, что машина замедлила ход, обернувшись, тоже следили за мчащейся за нами собакой. Все молчали. Машина продолжала по инерции катиться, пудель, постепенно отставая, продолжал также мчаться, едва не попадая под колеса обгоняющих его автомобилей. Каждый раз, когда очередная машина закрывала Кузю, у меня сжималось сердце. Машина проезжала, и снова мы видели маленькую фигурку бежавшую по мокрому асфальту…
Первым не выдержал сын:
- Папа, стой, он же под машину попадет!..
- Он уже устает, сейчас повернет обратно, - неуверенно произнесла жена.
- Никуда он не повернет, - с досадой проговорил я,
недовольный тем, что зная в душе, чем все это кончится, ничего не предпринял. - Вот так и будет бежать, пока машина какая-нибудь не собьет…
- Останови! – решительно сказала жена.
Я притормозил. Через некоторое время, мокрый и запыхавшийся, к машине на трех ногах прискакал Кузя.
Жена открыла дверцу, и в салон моей драгоценной машины
вскочил грязный, мокрый и поскуливающий от радости,
клубок шерсти.
- Тише, тише… Лежать! - жена умела управлять
собаками.
– У нас уже лет пять не было собак, отдохнули немного – хватит! – сказала она мне. И повернувшись к сыну, произнесла ключевую фразу:
- Вечером с ним гулять будешь ты!
- Буду, буду, - счастливый сын гладил мокрого пса, а тот в ответ норовил лизнуть его в лицо…

Владимир Круглов Январь 2004 г.